Книга: Запруда из песка
Назад: 18. Дриопитек
Дальше: 20. Под крылом самолета

19. Колумбийский импакт

Смешались в кучу кони, люди…
Михаил Лермонтов
Наше дерево свалилось. Хорошо, что мы не успели воспользоваться «Рапунцелями», чтобы спуститься вниз, — тогда нас наверняка задавило бы рушащимися лесными великанами. Быть раздавленным древесиной — благодарю покорно! А так мы рухнули вместе с деревом и отделались всего-навсего ушибами. Дерево даже не попыталось утопить нас, стряхнув с себя в воду и накрыв сверху. Хотя и без того ощущения были, мягко говоря, сильные. Такие и десять лет спустя будешь помнить.
По-моему, капрал Дементий растерялся. Его не натаскивали на подобные ситуации. Когда пришла сейсмическая волна, он, кажется, был готов соскользнуть на землю. Там бы его и похоронило. Пусть наблюдаемый феномен здорово смахивал на ядерный взрыв, но проникающего излучения ожидать не приходилось, это надо было понимать и не пластаться ногами к эпицентру. Что до воздушной волны, то я предпочел встретить ее сидя в кроне, а не бегая по пояс в воде от рушащихся деревьев. И правильно сделал, заорав: «Держись крепче!» Ничего не попишешь, пришлось нарушить заданное Терентием распределение ролей.
Мгновенное энерговыделение есть мгновенное энерговыделение независимо от породившей его причины. Была ярчайшая вспышка, которую я не хотел бы встретить на открытой местности без маски сварщика на лице. Спустя три-четыре секунды дерево заходило ходуном, как будто исполинские кроты подкапывали его корни, и по мертвой воде побежала зыбь — до нас дошла сейсмическая волна. Тогда я понял, что у меня еще есть шанс пожить.
Каковы бы ни были подстилающие породы, ударная волна в воздухе должна распространяться минимум раз в десять медленнее, чем в грунте. Время было. Я даже успел объяснить Дементию, что пока еще можно устроиться поудобнее и зафиксироваться на ветке понадежнее, а заодно придумать, чем заткнуть уши. Правда, сам не придумал и ограничился тем, что раззявил рот. С неба на сельву начал падать обломочный материал. На моих глазах глыба размером с холодильник переломила толстенное дерево, как пуля из духовушки перешибает спичку в тире. Глыба поменьше с коротким злым треском пронеслась сквозь крону нашего дерева, осыпав нас ветками, листьями и насекомыми. На расстоянии двух пядей от моего лица пролетела извивающаяся в полете змея. То тут, то там в сельву рушились с неба куда более солидные гостинцы. Нам, можно сказать, повезло: обломки величиною с дом выбрали себе траекторию, не соприкасающуюся с нашим деревом. Но я ждал воздушной волны…
И она пришла, повалив друг на друга уцелевшие после бомбардировки деревья. Она причесала лохмы сельвы, сделав ей парикмахерскую укладку. Каска спасла мою голову, но телу досталось. А! Разве это досталось? Синяки и ссадины, пусть даже основательные — разве такие мелочи адекватны масштабу явления? Нам не просто повезло, а очень повезло.
Следующие несколько часов я могу охарактеризовать одним словом: кошмар. Дементий пытался связаться с кем-то по рации — ответа не было. Мы пробовали куда-то двигаться, преодолевая завалы, — с тем же успехом, с каким заурядный автомобиль может преодолеть противотанковую оборону. А небо над нашими головами — теперь открытое — потемнело, как в Помпеях при извержении Везувия. Колоссальная туча пыли сожрала солнце. Стало еще жарче, чем было. С неба падали капли расплавленной породы, сердито шипя в воде и заставляя злобно шипеть нас при попадании на кожу. Все-таки хорошее обмундирование из огнеупорной ткани — великое благо! Без него мы погибли бы жалкой смертью.
Животные — те, наверное, гибли тысячами. Помню еще живого ягуара с перебитым хребтом, жалобно скулящего и вздрагивающего при каждом попадании огненной капли на шкуру. Помню ошалевшую обезьяну, с пронзительными воплями мечущуюся в буреломе. Помню дохлого каймана, заброшенного в крону покосившегося, но устоявшего дерева. Если кого и приходилось опасаться всерьез, так это мелкой ядовитой живности. Она была повсюду. Змеи, желтые и красные лягушки, пауки устрашающего вида — вся эта рассерженная фауна плавала, карабкалась, только что за шиворот не лезла. Все-таки на свете есть неразрешимые загадки, и вот одна из них: почему ни меня, ни Дементия не покусала ни одна ядовитая тварь?
Не знаю. У них надо спросить.
Спустя какое-то время я выбился из сил. Дементий еще мог двигаться, но куда, спрашивается? Операция очевидным образом была прервана, а связь не действовала. И он без возражений принял мое предложение найти место для отдыха.
— Вон туда… Там вроде островок… Только тихо…
— А что?
— Тихо, говорю…
Когда Натти Бампо говорит «тихо», Давиду Гамуту не стоит ему перечить. Капрал постоял немного, прислушиваясь, и почти бесшумно двинулся к некоему древесному завалу, возможно скрывающему под собой островок. В конце концов, должны быть тут хоть какие-нибудь холмики или нет?! Не в степи же. И не в плоских южноамериканских пампасах. В затопленной сельве такой холмик возвышался бы островком, естественным местом передышки для потерявшихся горе-вояк…
Стараясь не плескать, я все больше отставал от Дементия, а он, земноводный черт, умудрялся не шуметь и притом передвигаться куда быстрее меня, хотя вода порой доходила до подмышек. Одно слово, спец. Когда я зацепился за что-то ногой, погрузился и вынырнул, отплевываясь, Дементий укоризненно посмотрел на меня и ничего не сказал — лишь приложил палец к губам и мотнул головой вперед — понимай, мол, так, что на островке кто-то есть. Свои? Чужие? Пока не проверишь, не узнаешь, вот ведь какая подлость.
Шагах в двадцати от островка у поваленного дерева я совсем остановился. Замер. Какое бы отвращение ни испытывал я к репутации труса, тут и дурак бы понял: на островке я могу лишь помешать Дементию. А он еще раз оглянулся на меня и кивнул с видимой благодарностью.
Бесшумно продвинулся еще немного — и канул в буреломе.
Прошла минута, за ней вторая. Было очень жарко и очень тихо. С неба бесшумно сыпался пепел, а все, что могло упасть с шумом, уже давно упало. Временами мне казалось, что я слышу приглушенный разговор, но с той же вероятностью это могла быть банальная игра воображения. Ни треска сломанной ветки, ни шороха листьев… Чем там занят Дементий? Затаился, что ли, как я?
Негромкий вскрик… Я ждал хотя бы одной автоматной очереди, но ее не последовало. Капрал вскарабкался на поваленный ствол и махнул мне рукой — сюда, мол.
На островке осталось очень мало места, куда воздушная волна не навалила истерзанной древесины. Так, пятачок. И на этом пятачке лежали два трупа. Когда я подошел, Дементий спросил:
— Поможете оттащить, товарищ лейтенант?
Я кивнул. Худо мне было, если честно. Заколотые ножом трупы мне не в новинку, и я не кисейная барышня, но есть же предел человеческих сил. Я просто адски устал, отдал все силы, как каторжник под бдительным присмотром зверя-охранника. Но все же от меня была какая-то польза, когда мы с капралом волокли трупы к воде.
Дементий, конечно, все понял, как заботливая нянька.
— Вот, — протянул он мне какие-то листья, — пожуйте.
— Что это за дрянь? — едва ворочая языком, вымолвил я.
— Кока. Бодрит. Местные то и дело ее жуют.
Мне было уже все равно — кока так кока. В конце концов, не кокаин ведь. А главное — не крапива… За коку Устав не преследует, а в былые времена ее даже в напитки добавляли… Я сунул в рот листья и стал жевать. Вкус был странный — ну и наплевать. На всё. Дошел до ручки Фрол Пяткин.
Вскоре, однако, моя усталось куда-то улетучилась, и в голове прояснилось. Захотелось даже совершить что-нибудь этакое. Что-нибудь вроде марш-броска. Ха-ха! Жизнь не так уж гнусна и бессмысленна!
Фармакологический эффект, что вы хотите. Все организмы ему покорны.
Дементий покачал головой — не шали, мол, — сел на землю и указал мне место рядом.
Разум возобладал. Я подчинился.
— Поглядывайте направо, товарищ лейтенант, — сказал он мне через некоторое время. — А я буду поглядывать налево. Не то кто-нибудь подберется к нам, как я… как мы к этим…
— Это те самые, что плыли в лодке? — спросил я.
— Нет, это другие. Тех я запомнил. Если их деревьями не побило, то, значит, бродят где-то тут.
«Ошалевшие, наверное», — мысленно договорил я за него. И эти двое, что еще пять минут назад были живы и сидели на островке, наверняка ошалели от астероидного удара настолько, что впали в некую прострацию. Будь иначе, Дементий вряд ли сумел бы снять их без стрельбы, хоть он и спец по таким делам…
Почему-то эта мысль грела душу. Ну, по крайней мере, самолюбие.
Радио все еще молчало. Дементий велел мне закатать рукава и обнажить шею. Сказал «так и есть» и полез во внутренний карман.
— Что там?
— Пиявка. Вот такая. Ничего, сейчас она отцепится.
Из кармана он извлек алюминиевый футляр, а из него — наполовину скуренную толстую сигару. Щелкнул зажигалкой, с видимым отвращением раскурил и велел мне отогнуть и придерживать воротник.
— Готово. Отвалилась.
Тварь была длиной в полтора пальца. Дементий без особой брезгливости стряхнул ее в воду.
— Мерзость какая… — Меня передернуло.
— Ага. Особенно если учесть, что они могут переносить всякую тропическую заразу.
Утешил! Теперь у меня появилось занятие: вспоминать, какие бывают тропические болезни, передающиеся через кровь, и какие прививки мне сделаны, а какие нет. Чертовски увлекательное времяпрепровождение!
Дементий затушил окурок и убрал его в футляр, а футляр спрятал в карман. Он не курил, это было ясно, а сигару держал для пиявок. Предусмотрительный…
Так мы и сидели бок о бок. Прошло очень много времени, так много, что кока напрочь перестала действовать. Когда связь наконец заработала, тучу пепла над нами уже порядком растрепал ветер, и я удивился, поняв, что сегодняшнее число еще далеко не собирается стать завтрашним. Пожалуй, это был самый длинный день в моей жизни.
И задолго до вечера нас вывезли вертолетом.
Помню временный лагерь и некое подобие полевого госпиталя, где ждали отправки тяжелораненые, а те, кому повезло больше, матерились по всевозможным адресам. Помню черного от злобы Терентия с перевязанной рукой на косынке. На меня он так глянул, что я понял: он подозревает некую связь между моим появлением в Колумбии и падением астероида.
Я не стал его разубеждать. Если уж кто вобьет себе в голову несусветную дичь, то ее оттуда колом не выколотишь, и чем идея нелепее, тем прочнее она застревает в некоторых головах. Терентий был моим другом, но в том, что касается головы, — только Терентием.
Из разговоров я узнал, что астероид прервал большую, тщательно спланированную операцию по очистке от боевиков обширной территории. Северо-Евразийский батальон участвовал в ней лишь как часть объединенных сил, брошенных на восстановление порядка. Уничтожение боевиками одного «летающего вагона» было лишь комариным укусом, не способным сколько-нибудь серьезно повлиять на ход операции. Повлиял астероид, если сдержанный глагол «повлиял» тут к месту. Импакт просто-напросто вернул положение в первобытный хаос. Где свои — еще можно было понять. Собрать живых, вывезти раненых, похоронить найденных мертвых и помянуть ненайденных… Но где противник, где его базы, какие его силы уцелели, что он собирается делать — темный лес и неизвестность.
А главное, теперь я толком не понимал мою задачу. Собирать материалы? Гм. Какие именно? Обломки и тектиты? Спасибо, скоро понаедут специалисты и справятся с этим лучше меня. Выслушивать людей? Что ж, я выслушивал десантников — уши вяли. Поговорить с местным населением? Оно будет плакаться мне на скверном эсперанто и умолять о немедленной помощи, как будто я в состоянии ее оказать.
Так что же я тут делаю?
Я должен был немного поесть, а затем найти укромное местечко и поспать хотя бы часа три, чтобы ответить на этот вопрос. Возле полевой кухни мне дали миску гречневой каши, я умял ее и только было собрался приступить к поискам места для лежбища, как меня настиг капрал Дементий:
— Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант!
Слово «лейтенант» он выговаривал с некоторым усилием, если не с отвращением. Ну правильно, какой я офицер по сравнению, скажем, с Терентием Содомейко! И еще видно было, что капралу до смерти надоело возиться со мной.
— Слушаю, — вздохнул я.
Оказалось, что я понадобился Сорокину. Он связался с командованием из летящего где-то над Атлантикой самолета, а оно переключило связь на Терентия. Как будто ему и без меня было мало дела.
— Где вы? — скрипуче-настойчиво вопрошал Сорокин сквозь помехи. — Лейтенант Пяткин, отзовитесь! Где вы?
— В каком-то лагере, — отозвался я. — Только не спрашивайте, где он находится, не знаю. Тут шурум-бурум, и спросить не у кого. А навигатор я утопил.
— Живы! — воскликнул он. — Ладно, ждите.
И отключился, оставив меня в большом недоумении. Я был уверен, что он захочет, чтобы я немедленно поперся куда-то и собрал такие-то и сякие-то анализы. Я был готов услышать приказ немедленно действовать, невзирая ни на что. Весь транспорт занят поисками и вывозом раненых? Не беда — лейтенант Пяткин топнет ножкой, сошлется на приказ генерала Марченко и потребует в свое личное пользование вертолет. Ради интересов группы Сорокина, которые, конечно же, важнее всех на свете раненых. Причем скорее всего — получит его. Я приготовился сразу послать Сорокина подальше, а оказалось, что не нужно этого делать. Потрясающе!
Может быть, не так уж он плох, этот Сорокин?
Или случилось маловероятное: я успел хоть чуть-чуть воспитать его?
Я не стал ломать голову над этим не самым важным вопросом — просто нашел плащ-палатку, завернулся в нее и уснул прямо на траве.
Разумеется, полчаса спустя полил ливень. Я и забыл, что импакты — импактами, а муссоны — муссонами. У них свое расписание.
Назад: 18. Дриопитек
Дальше: 20. Под крылом самолета