НЕСНОСНАЯ РЫЖАЯ ДОЧЬ
КОМАНДОРА ТИННОТТА, О.З.И.
I
Некто Энгюс Барр, стюард офицерского состава на борту звездолета «Данайский воин», получил жалованье и отправился в поисках развлечений в сомнительный район мегаполиса Хэнта, известный под наименованием «Джилливилл». Там, по сведениям полиции, он оказался в компании некоего Бодреда Хислдайна, небезызвестного головореза из Северного Заречья. Некоторое время эта парочка забавлялась в Эпидроме, где Барр умудрился выиграть двести долларов с помощью игрового автомата. Затем они прогулялись по Параду и зашли в кафе «Черный опал», где пили пиво с лаймовым соком и безуспешно пытались подцепить двух туристок. Продолжая прогулку по Параду, они пересекли реку Луф по Бонкаслскому мосту и поднялись на дребезжащем старом эскалаторе по Семафорному холму к принадлежащему Хонго трактиру «Голубой фонарь», после чего Энгюса Барра больше никто не видел.
Об исчезновении Барра сообщил в полицию старший стюард звездолета «Данайский воин». По наводке осведомителя следователи Клэчи и Дельмар нашли Бо Хислдайна, с каковым были давно знакомы, и отвели его на допрос в Центральное управление.
Зондирование памяти не позволило получить недвусмысленных свидетельств. Согласно показаниям тэрма, все, что помнил Бо Хислдайн, всего лишь позволяло заключить, что он провел вполне невинный вечер. К сожалению Бо, его память содержала, в частности, отрывочные воспоминания об Эпидроме, Параде и кафе «Черный опал». Две туристки не только смогли дать описание внешности Энгюса Барра, но и положительно установили личность Бо Хислдайна.
Кивнув с мрачным удовлетворением, следователь Дельмар повернулся к Бо: «Ну, что скажешь?»
Бо сгорбился на стуле; на его лице застыло выражение дерзкого упрямства: «Я ж говорю – ничего не знаю! Эти подстилки меня с кем-то спутали. Как вы думаете, я стал бы липнуть к такой парочке? Только взгляните на нее! – Бо указал кивком головы на ближайшую из раздраженных женщин. – Рожа – как блюдо вареных поросячьих ножек! Если вы думаете, что она надела свитер, вас обманывают глаза – это шерсть у нее на руках. А ее косоглазая матушка…»
«Я не прихожусь ей матерью! Мы даже не родственницы!»
«…ничем не лучше – подгибает коленки при ходьбе, будто к кому-то подкрадывается».
Дельмар усмехнулся; Клэчи многозначительно кивнул: «Понятно. Откуда ты знаешь, какая у нее походка? Когда тебя привели, они сидели. Болтливый язык тебя выдал».
«Это всё, уважаемые дамы, – опустил туристок Дельмар. – Спасибо за помощь».
«Рады помочь. Надеюсь, его ждет не дождется Ручей Трепачей» (так прозвали исправительную колонию на Воскресении – далекой, редко посещаемой планете).
«Вполне может быть, что так оно и есть», – отозвался Дельмар. Туристки удалились. Клэчи спросил у Бо: «Так что же? Что ты сделал с Барром?»
«Никогда о нем не слышал».
«Ты позаботился стереть память, – заметил Дельмар. – Но это тебе не поможет. Ручей Трепачей готов оказать тебе гостеприимство».
«Вы ничего не можете мне пришить! – возразил Бо. – Может быть, я выпил лишнего и плохо помню вчерашний вечер – но это еще не значит, что я укокошил Барра».
Клэчи и Дельмар, понимавшие – так же, как и Бо – недостаточность имеющихся улик, тщетно пытались добыть дополнительные свидетельства. В конце концов Бо Хислдайна задержали по обвинению в модификации памяти без разрешения – нешуточное дело для уголовника с длинным послужным списком. Мировой судья оштрафовал Бо на тысячу долларов и освободил его на поруки с условием невыезда и еженедельной явки в полицейский участок. И штраф, и драконовские условия освобождения возмутили страстного Бо Хислдайна до глубины души, причем он возненавидел с первого взгляда приставленного к нему инспектора.
Инспектору Далби, военному космонавту в отставке, Бо тоже не понравился – ни его густые светло-бронзовые кудри, ни его по-своему красивая угрюмая физиономия, единственными недостатками которой, пожалуй, были чрезмерно выступающий подбородок и слишком пухлые и яркие губы, ни изощренный модный костюм Бо, ни его более чем сомнительный образ жизни. Далби подозревал, что на долю каждого известного правонарушения Бо приходился десяток преступлений, ускользнувших от внимания властей. Будучи космонавтом, Далби относился к правонарушениям объективно и требовал от Бо неукоснительного выполнения условий освобождения на поруки. Инспектор скептически, тщательно и подробно изучал еженедельный отчет Бо о состоянии его финансов.
«Откуда взялась эта сумма – сто долларов? Кто-то вернул тебе старый должок?»
«Совершенно верно», – кивнул Джо, напряженно сидевший на краешке стула.
«И кто вернул тебе долг?»
«Генри Смит. Он проиграл мне в карты».
«Приведи его сюда. Я хотел бы получить подтверждение».
Бо Хислдайн разворошил пальцами плотные золотистые кудри: «Не знаю, где его найти. Мы встретились на улице. Он уплатил долг и ушел».
«И это весь твой доход за неделю?»
«Весь».
Гай Далби неприязненно улыбнулся и подхватил кончиками пальцев лежавший на столе листок: «Вот показание, подписанное известной тебе Полиназией Глианте, по профессии проституткой: «На прошлой неделе я заплатила Бодливому Бо Хислдайну сто семьдесят пять долларов – он угрожал отрезать мне уши, если я с ним не рассчитаюсь».
Бо презрительно хмыкнул: «Кому вы верите? Мне или какой-то старой сучке с вихлявым задом, никогда в жизни не получавшей сто семьдесят пять долларов в неделю?»
Далби не удостоил поднадзорного ответом: «Найди работу. Ты обязан зарабатывать на жизнь приемлемым с точки зрения закона способом. Если не найдешь работу сам, я подыщу тебе занятие. В Югурте постоянно не хватает рабочих рук».
Холодные, сухие манеры Далби произвели на Бо должное впечатление. В прошлый раз, когда его отпустили на поруки, за ним наблюдал инспектор-метрополит, инстинктивно сострадавший тем, «у кого неудачно сложилась судьба». Объяснять ему погрешности в финансовых отчетах было очень просто. А воспитанному в прогрессивных традициях надзирателю доставляло удовольствие видеть, что Бо был способен – по меньшей мере на словах – отличать зло от добра. Инспектор Далби, однако, не испытывал ни малейшего сочувствия к житейским трудностям, причинявшим боль чувствительной душе Бо Хислдайна. Ругаясь и плюясь, Бо направился в городское бюро трудоустройства, где ему нашли работу в космических доках компании «Орион» в качестве помощника слесаря, заработок которого составлял смехотворную с точки зрения Бо сумму. Так или иначе, он должен был обвести Далби вокруг пальца! Тем временем Бо вынужден был подчиняться бригадиру не менее бесчувственному, чем инспектор Далби – еще одному бывшему космонавту по имени Эдмунд Саркейн. Саркейн объяснил Хислдайну, что почасовая оплата полагалась только тем, кто трудился на протяжении соответствующего числа часов – каковая концепция, с точки зрения Бо, отличалась неожиданной новизной. Конечно же, Саркейн шутил! Бо пытался всевозможными способами уклоняться от соблюдения жестокого принципа, сформулированного бригадиром, но Саркейну приходилось иметь дело с сотнями таких «помощников», как Бо – тогда как Бо еще не приходилось иметь дело с такими людьми, как Саркейн. Каждый раз, когда Бо устраивался передохнуть в теньке или оставить без внимания ту или иную надоедливую обязанность, в его ушах раздавался резкий голос бригадира; Бо уже начинал размышлять над возможностью неприемлемого смирения с неизбежностью. В конце концов работа сама по себе не слишком его раздражала, а явное презрение со стороны Саркейна почти побуждало Бо доказать бригадиру свое превосходство во всех отношениях – даже если речь шла об обработке металла. Иногда Бо обнаруживал, к своему удивлению и разочарованию, что ему удавалось заставить себя прилежно трудиться.
Космические доки как таковые Бо находил достопримечательными. Так же, как большинство городских жителей, Бо отличался остротой и чувствительностью зрительного восприятия; он не мог не замечать мрачноватые сочетания цветов – черных конструкций, охряного грунта, серого бетона, красных, синих и оливковых знаков и символов – причем все это оживляли сполохи сварочных аппаратов, вспышки пламени, струи пара и постоянные перемещения рабочих с сосредоточенными суровыми лицами. В небо устремлялись корпуса звездолетов, вызывавшие у Бо особое ощущение неприязни, смешанной с опасливым почтением; звездолеты символизировали далекие миры, а убежденный метрополит Бо не испытывал ни малейшего стремления когда-либо их посетить даже в качестве туриста. Зачем вообще видеть труднодоступные уголки Галактики своими глазами? Ландшафты, запахи и прочие ощущения любой планеты можно было испытать с помощью персонального тэрма, и ни в одном из далеких миров никто ничего не делал лучше, чем это делалось в Хэнте.
Если бы только у него были деньги. Деньги! Каким волшебством заряжено это слово! Обрабатывая металл шлифовальным аппаратом, Бо видел на юге Поднебесную Гавань, безмятежно парящую в золотистых полуденных лучах. Там он хотел бы жить – и обещал себе, что так оно и будет, медленно бормоча себе под нос изобретательные ругательства. Деньги – вот что ему нужно!
Резкий окрик Саркейна пробудил его от сна наяву: «Установи шпиндельную головку №5 и отнеси аппарат к „орлиным гнездам“. Не волочи ноги – сегодня предстоит спешная работа». Бригадир сопроводил эти слова повелительным жестом, с точки зрения Бо совершенно излишним.
Бо пристегнул к аппарату плечевой ремень, взгромоздил инструмент на спину и последовал за Саркейном; при этом он вынужден был семенить на полусогнутых ногах – походкой рабочего, несущего тяжелый груз. Бо понимал, как выглядела его походка со стороны; сосредоточенность в себе и постоянная самооценка – неотъемлемые свойства прирожденного метрополита. Бо Хислдайн остро, с яростным возмущением ощущал свое унижение – он, Бодливый Бо, Белокурая Бестия, гроза картежников и шлюх, горбатится, как обычный работяга! Ему хотелось закричать в спину бригадиру: «Эй! Не торопись, старая перечница! Кто я такой, по-твоему – верблюд? Возьми и сам тащи свой чертов аппарат – не то огрею тебя по башке этой чугунной дрянью!» Но он только едва слышно бормотал нечто в этом роде и припрыжку поспевал за Саркейном – мимо оглушительно звенящих прессов штамповочного цеха, по обширному двору для складирования двигательных гондол, где над головой угрожающе нависли огромные корпуса звездолетов, по мосткам, лесенкам и эстакадам – к трем соединенным площадкам на южном краю двора. На одной из площадок покоилось сооружение с прозрачным куполом – так называемое «орлиное гнездо», почетный отдельный жилой отсек командора Ордена Земной Империи, предназначенный исключительно для таких высокопоставленных персон.
Саркейн подозвал Бо взмахом руки и указал на нижнюю поверхность периферийного фланца: «Отполируй этот металл начисто, удали все заусенцы, все следы ржавчины, чтобы кристаллизатор мог нанести ровное покрытие. Они скоро прилетят, все должно быть готово».
«Кто – они?»
«Пассажиры с Рампольда – командор О. З. И. с семьей. Засучи рукава – времени мало!»
Саркейн ушел. Бо разглядывал «орлиное гнездо». Рампольд? Бо когда-то слышал, как в разговоре упомянули эту планету – далекий полудикий мир, где человек боролся со стихиями и враждебными туземцами, чтобы создать новые обитаемые зоны. Если им так нравилось жить среди дикарей, почему они там не остались? Нет, они всегда чванливо возвращались на Землю со своими титулами и прерогативами – и теперь он, Бо Хислдайн, должен был полировать для них металл.
Вскочив на палубу «гнезда», Бо заглянул внутрь. Он увидел приятную, но совсем не роскошную гостиную с белыми стенами, открытым камином и пунцовым ковром с синими узорами. Посреди комнаты кто-то сложил штабелем несколько ящиков. Бо сумел прочесть трафаретную маркировку на ящиках: «Командор М. Р. Тиннотт, С.К.Р.» – сокращением «С.К.Р.» обозначалась Служба космической разведки.
За спиной прозвенел голос Саркейна: «Эй! Хислдайн! Сейчас же спускайся! Что ты там делаешь? Нечего тебе там делать!»
«Просто хотел посмотреть, – объяснил Бо. – Незачем устраивать скандал по этому поводу». Он спрыгнул на площадку: «Ничего особенного там нет, в любом случае. У них даже телевизора нет, не говоря уже о тэрме. Тем не менее, если бы мне подарили такое „гнездо“, я не отказался бы».
«В ближайшее время тебе это не грозит, – в голосе бригадира прозвучала нотка язвительного юмора. – Отработай сначала двадцать или тридцать лет на неосвоенной планете – тогда, может быть, и тебе предоставят орлиное гнездо».
«Ноги моей не будет на неосвоенных планетах – это не для меня».
«Так я и думал. А теперь отшлифуй этот фланец, и без сучка без задоринки!»
Пока Бо налаживал аппарат, Саркейн бродил взад и вперед, проверяя качество ремонта нижних поверхностей «орлиного гнезда», ожидая прибытия бригады кристаллизаторов и следя за тем, чтобы Бо не отлынивал.
Работа оказалась утомительной; Бо пришлось горбатиться в исключительно неудобном положении, удерживая тяжелый аппарат над головой. Его стремление к прилежанию, каковым он никогда особенно не отличался, вскоре начало истощаться. Как только Саркейн скрывался за углом, Бо распрямлялся и отдыхал. Командор Тиннотт и его семья могли подождать часок-другой – или даже два-три дня – даже если их прибытие вообще сколько-нибудь беспокоило Бо Хислдайна. С точки зрения Бо, космополиты были слишком высокомерной и самодовольной расой. Они вели себя так, словно простой процесс перемещения в космическом пространстве каким-то образом придавал им превосходство над метрополитами, предпочитавшими оставаться в родных местах.
Во время одного из частых «перекуров» Бо заметил приземлившееся неподалеку аэротакси. Из кабины вышла и направилась к «орлиному гнезду» девушка, немедленно привлекшая пристальное внимание Бо Хислдайна. Таких девушек он еще не видел. Она была значительно моложе его и отличалась идеальным телосложением – стройным, но в то же время скорее гибким, нежели хрупким: драгоценное, достойное восхищения создание! Она приближалась легкой упругой походкой – так, как если бы с детства привыкла много и далеко ходить, поднимаясь в холмы и спускаясь в долины, блуждая по лесным тропам и восходя на горные хребты – ходила и ходила, куда глаза глядят… Ее блестящие медно-рыжие волосы свободно распускались чуть ниже подбородка; по-видимому, она еще ничего не знала о сложных прическах, модных в последнее время в Хэнте – или намеренно игнорировала моду. Ее одежда была так же проста, как прическа: синевато-серое платье до колен, белые сандалии – и никаких украшений. Вообще никаких! Девушка остановилась рядом с «орлиным гнездом», и Бо смог рассмотреть ее лицо. У нее были темно-синие глаза, глубокие, как горные озера, чуть впалые щеки и широкий подвижный рот, склонный постоянно кривиться, что придавало ей слегка насмешливое и лукавое выражение. У нее была чистая, чуть загоревшая кожа – трудно было представить себе более изысканное существо. Девушка обратилась к Бо, глядя в сторону: «Где тут заходят внутрь, хотела бы я знать?»
Бо тут же проникся галантностью и сделал шаг навстречу: «Давайте я вас подсажу!» Прикоснуться к ней, хотя бы на мгновение прижаться рукой к одной из этих грациозных молодых ног было бы истинным наслаждением! Девушка, казалось, его не услышала – взявшись за поручень, она без труда подтянулась и перескочила через него.
Подошел Саркейн. Раздраженным жестом приказав Бо вернуться к работе, он спросил у девушки: «Надо полагать, вы из семьи владельца – его зовут Тиннотт, насколько я помню?»
«Мой отец – командор Тиннотт. Я думала, родители уже прибыли. Вот-вот должны прилететь». Девушка говорила просто и беспечно – так же, как одевалась – и говорила с убеленным сединами Саркейну на равных, словно они были знакомы уже много лет.
«Вы – не городской бездельник. Где закалились?» – девушка имела в виду не поддающееся определению свойство, благодаря которому космополиты сразу узнавали друг друга.
«Там, сям, в самых разных местах, – ответил Саркейн. – Дольше всего работал на Слэйда в Зумбервальтах».
Девушка взглянула на бригадира с явным восхищением: «Значит, вы знали Воуда Скерри, Райбольта Тройла и остальных?»
«Да, мадемуазель, мы были хорошо знакомы».
«А теперь вы живете в Хэнте? – в голосе девушки прозвучало недоверчивое удивление. Губы Бо Хислдайна покривились. «Почему бы человеку не жить в Хэнте? – думал он. – Что в этом такого?»
«Я тут устроился ненадолго, – объяснил Саркейн. – В следующем году собираюсь на Тинкталу. Мой сын выращивает там новую станцию».
Девушка понимающе кивнула и повернулась, чтобы еще раз взглянуть на «орлиное гнездо»: «Я так волнуюсь! Мне никогда еще не приходилось жить в такой роскоши».
Саркейн снисходительно улыбнулся: «Там не так уж роскошно, мадемуазель – по меньшей мере не так роскошно, как привыкли жить снобы, – он махнул рукой в сторону Поднебесной Гавани. – Тем не менее поговаривают, что они завидуют обитателям „орлиных гнезд“».
«Значит, „орлиных гнезд“ не так уж много?»
«Их не может быть больше двух тысяч – таков закон. В противном случае они заполонили бы все небо, как медузы на мелководье. Каждый пошляк, каждый политик-плутократ захотел бы жить в „гнезде“. Нет, мадемуазель, „гнезда“ зарезервированы за кавалерами О. З. И. – так и должно быть. А вы здесь долго пробудете?»
«Не очень. У отца дела в Управлении, а я – пока мы здесь – займусь кое-какими исследованиями».
«А, так вы занимаетесь в Академии? Интересное учреждение. Я слышал, что они там на переднем краю всего на свете».
«Не сомневаюсь! Кстати, завтра я хочу навестить Исторический музей». Она указала на спускающееся аэротакси: «Вот они, наконец!»
Бо краем уха прислушивался к разговору, но продолжал работать и не опускал аппарат, пока Саркейн не направился навстречу выходившим из такси Тинноттам. Продвинувшись вдоль фланца вместе с шлифовальным аппаратом поближе к тому месту, где стояла девушка с медно-рыжими волосами, облокотившаяся на поручень, Бо покосился на нее и успел заметить пару гладких, стройных загорелых ног, а также обнажившуюся на мгновение часть бедра. Девушка не придавала значения его присутствию. Бо выпрямился во весь рост и придал лицу гипнотизирующее выражение мужественной отваги, не раз сослужившее ему добрую службу. Но девушка даже не заметила его; она прошла несколько шагов по палубе и позвала родителей: «Я здесь, но не знаю, как попасть внутрь!»
Бо задрожал от ярости. Вот как! Она не удостоила его взглядом! Значит, она принимала его за тупого работягу! Неужели она не видела, что он – не кто иной, как знаменитый Бодливый Бо Хислдайн, которого знал каждый встречный и поперечный на всем Северном Берегу, от высот Дипшоу до Сворлинг-парка?
Он сделал несколько шагов вдоль поручня, остановился рядом с девушкой и притворился, что нечаянно уронил ей на ногу разводной ключ. Она ойкнула от боли и удивления.
«Прошу прощения! – сказал Бо, не в силах сдержать ухмылку. – Вам очень больно?»
«Нет, не очень», – она взглянула на мазок грязной смазки, запачкавшей белую сандалию, после чего отвернулась и поспешила навстречу родителям, заходившим в «орлиное гнездо».
«Знаешь ли? – недоуменно сообщила она отцу. – Кажется, этот рабочий нарочно уронил мне на ногу какой-то инструмент».
Немного помолчав, Тиннотт заметил: «Надо полагать, он просто хотел привлечь твое внимание».
«Ему следовало бы придумать какой-нибудь другой способ… У меня все еще болит палец на ноге».
* * *
Через два часа, когда солнце уже опускалось к западному горизонту, Тиннотт поднял свое «гнездо» в воздух. Космические доки стремительно уменьшались внизу – черные корпуса, скелетообразные фермы звездолетов, эстакады, верфи, мостки и подъемные краны стали миниатюрными, как игрушки на столе. Луф петлял по ландшафту ленивыми излучинами горчично-серебристого оттенка, пересеченными сотнями мостов. На западе темнели высоты Дипшоу с их ступенчатыми террасами белых зданий, а дальше, к северу, простирались жилые пригороды, беспорядочно разделенные парками и озелененными бульварами. На востоке торчали ветхие небоскребы Старого Города, а на юге в неразберихе кучевых облаков проглядывало золотистое сияние – там парила, как сказочный замок фей, Поднебесная Гавань.
«Орлиное гнездо» медленно плыло по воздуху, озаренное закатными лучами. Супруги Тиннотты, Мервин и Джейда, вместе с дочерью Алисой смотрели вниз на город, облокотившись на поручень палубы.
«Ну вот, ты увидела древний Хэнт, – сказал Мервин Тиннотт. – Или по меньшей мере можешь получить о нем представление. Как он тебе нравится?»
«Дикий хаос! – отозвалась Алиса. – В любом случае, так кажется сверху. Здесь столько несогласованных элементов: Поднебесная Гавань, Старый Город, трущобы рабочего класса…»
«Не говоря уже о Джилливилле – он прямо под нами, – заметила Джейда. – А еще тут есть Университетская Станция и Квартал Инопланетян».
«А также высоты Дипшоу, Гошен и Речной Луг, Эльмхерст и долина Джубы».
«Вот именно, – сказала Алиса. – Лучше не пытаться оценить все это вместе с первого взгляда».
«Правильно! – похвалил ее Мервин Тиннотт. – Так или иначе, обобщениями занимается наше подсознание – весьма эффективный интегрирующий аппарат».
Алисе эта мысль показалась любопытной: «Как ты отличаешь обобщения от эмоций?»
«Никогда не задумывался над этим».
Алиса рассмеялась – ее позабавил капризный ответ отца: «Я пользуюсь подсознанием по мере возможности, но я ему не доверяю. Например, мое подсознание настаивает на том, что сегодня рабочий нарочно, тщательно прицелившись, уронил мне на ногу гаечный ключ. Мой здравый смысл отказывается этому верить».
«Здравый смысл встречается не так уж часто, – заметил Мервин Тиннотт. – Все очень просто. Он в тебя влюбился и хотел, чтобы ты об этом узнала».
Наполовину польщенная, наполовину смущенная, Алиса покачала головой: «Смехотворно! Мы с ним только что встретились!»
«Некоторые люди спешат с выводами. Кстати, вчера вечером ты вела себя необычно дружелюбно в компании Уолдо Вальберга».
«Ты преувеличиваешь, – беззаботно отозвалась Алиса. – Конечно, Уолдо – приятный собеседник, но ни у него, ни у меня нет никаких романтических намерений. Прежде всего, у меня на это нет времени. Во-вторых, у меня с ним нет ничего общего».
«Так оно и есть, разумеется, – кивнула Джейда. – Мы просто тебя дразним, потому что ты хорошенькая и всем вокруг вскружила голову, но притворяешься, что этого не замечаешь».
«Наверное, мне придется себя изуродовать, – размышляла вслух Алиса. – Есть один трюк, которому меня научил Шикабай».
«Какой именно? Он тебя многому научил».
«Это довольно-таки отвратительный трюк – но, по его словам, работает безотказно».
Джейда хмыкнула: «Хотела бы я знать, откуда ему это известно. Старый мерзкий шарлатан! И похотливый развратник к тому же».
«В связи с чем, – вмешался Мервин Тиннотт, – хотел бы предупредить тебя: будь очень осторожна в этом древнем городе. Здешние жители – неисправимые метрополиты. Хэнт кишит субъективностью».
«Хорошо – хотя я уверена, что сумею о себе позаботиться. Если бы это было не так, Шикабай опозорился бы… Кто-то звонит», – она ушла внутрь, чтобы ответить на вызов. На экране появилось лицо Уолдо: привлекательное, с горбатым носом и суровым взглядом, с опущенными уголками рта, свидетельствовавшими о чувствительности – или об обаянии – или о самодовольстве – или о нетерпении – или обо всем этом вместе – или ни о чем, в зависимости от обстоятельств и точки зрения. В соответствии с последней модой, волосы Уолдо были тщательно подстрижены и уложены так, чтобы образовалась сложная поверхность из впадин и выступов, то криволинейных, то угловатых. Зубы Уолдо были покрыты черной эмалью, он красил губы серебристой помадой, а его уши были косметически уплощены, причем в мочке правого уха болталась золотая серьга. Будучи изощрен в тонкостях снобизма, Уолдо одевался так, чтобы в нем сразу можно было распознать представителя высшего класса, а его привычки и манеры были свойственны исключительно жителям Поднебесной Гавани.
«Привет, Уолдо! – сказала Алиса. – Пойду, позову отца».
«Нет-нет, подожди! Я хотел поговорить именно с тобой».
«Неужели? О чем?»
Уолдо облизал губы и впился в нее напряженным взглядом: «Я не ошибся».
«В чем?»
«Ты – самое восхитительное, самое обворожительное, самое опьяняющее создание из всех, кого я когда-либо встречал в Хэнте, под Хэнтом или над Хэнтом».
«Не говори глупости, – отозвалась Алиса. – Я – это я, ничего больше».
«Ты свежее бутона, ты – лепесток оранжевого ноготка, танцующий на ветру».
«Перестань дурачиться, Уолдо. Надо полагать, ты позвонил по поводу книги, „Города древности“?»
«Нет, я позвонил по поводу городов современности – в частности, по поводу Хэнта. Так как ты пробудешь здесь недолго, почему бы нам не осмотреть эту почтенную метрополию вместе?»
«А мы как раз этим занимались, – сказала Алиса. – Отсюда видно весь город до самого Эльмхерста на юге, до Птичьей Слободы на севере, до Старого Города на востоке – и до заката на западе».
Уолдо продолжал гипнотизировать ее с экрана. Как следовало рассматривать ее поведение? Как легкомыслие? Как простоватый юмор? Как откровенную глупость или невероятную наивность? Уолдо никак не мог решить. Он вежливо произнес: «Я имел в виду, что мы могли бы взглянуть на одну из новейших презентаций – ведь у вас на Рампольде ничего такого, наверное, нет. Например, почему бы не сходить на концерт? Может быть, тебя заинтересует какая-нибудь выставка или перцепт?… Что ты делаешь?»
«Мне пришла в голову одна мысль – я ее записываю, чтобы не забыть».
Выразительные брови Уолдо взметнулись: «А потом мы могли бы разделить где-нибудь легкий ужин и познакомиться поближе. Я нашел одно особенно колоритное место, „Старое логово“ – думаю, тебе там понравится».
«Уолдо, я не хочу покидать „орлиное гнездо“, честное слово! Здесь так тихо и мирно, и я наконец могу спокойно поговорить с родителями».
«С родителями?» – Уолдо был искренне потрясен.
«Здесь больше никого нет».
«Но когда ты успеешь познакомиться с Хэнтом? У тебя не останется времени».
«Я знаю… Поэтому мне не следует тратить время зря. Развлечься я смогу как-нибудь потом».
Голос Уолдо стал заметно напряженным: «Но я хочу, чтобы ты развлеклась сегодня вечером!»
«А! Ну ладно. Но я не смогу задерживаться допоздна. Завтра утром мне нужно явиться в Академию».
«Все будет зависеть от обстоятельств. Я навещу вас примерно через час. Тебе хватит часа, чтобы привести себя в порядок?»
«Если хочешь, прилетай раньше. Я буду готова через десять минут».
