Доктор Чолвелл смерил ее укоризненным взглядом: «Не забегай вперед раньше времени… Вместо одной яйцеклетки теперь у меня было восемь. Восемь яйцеклеток, восемь тождественных будущих личностей. Я позволил им развиваться нормально, хотя мог бы продолжать клонирование сколь угодно долго… Через несколько дней, когда развитие эмбрионов стабилизировалось, я привел в диспансер восемь здоровых женщин, заключенных в пансионате. Усыпил их гипнотическим средством и сделал им инъекции надлежащих гормонов, после чего имплантировал зиготу в утробу каждой из пациенток».

Чолвелл устроился в кресле поудобнее и рассмеялся: «Восемь беременностей! Никогда не видел настолько удивленных женщин! Одну из них, Молли Саломон, освободили, и она покинула пансионат прежде, чем родился ее ребенок. Точнее говоря, мой ребенок! Молли фактически не имела никакого отношения к нему. Ряд неприятностей привел к тому, что я потерял Молли – и, вместе с ней, моего восьмого ребенка, – он с сожалением покачал головой. – Возник нежелательный пробел в результатах эксперимента, но, в конце концов, у меня оставались еще семеро… А теперь, через семнадцать лет, я захожу в кабинет адвоката в Метрóполе, на Земле, и кого я вижу? Тебя! Я сразу понял, что меня привела туда сама судьба».

Джина облизала губы: «Если моя мать – не Молли, кто она?»

Чолвелл деловито отмахнулся: «Это не имеет значения. Лучше всего забыть о кровных генетических связях».

Джина спросила, скрывая волнение: «Так в чем же заключается цель эксперимента? Вы доказали на практике, что клонирование возможно. Зачем вы держите несчастных девушек взаперти на Кодироне?»

Чолвелл лукаво подмигнул ей: «Эксперимент еще не закончен, дорогуша».

«Не закончен?»

«Нет. Первый этап завершился блестящим успехом. Теперь мы должны воспроизвести процесс еще раз. На этот раз я намерен клонировать свое собственное семя. Хочу, чтобы родились и выросли восемь великолепных сыновей. Восемь замечательных сыновей Чолвелла!»

Джина испуганно выдавила: «Вы спятили!»

Чолвелл снова подмигнул и несколько раз моргнул: «Ни в коем случае. Один из самых мощных человеческих инстинктов – инстинкт размножения».

«Как правило, люди удовлетворяют этот инстинкт другим способом… Кроме того, у вас ничего не получится».

«Не получится? Почему бы у меня что-нибудь не получилось?»

«У вас больше нет прежнего доступа к суррогатным матерям. У вас нет…» – Джина прикусила язык.

«Очевидно, что отца искать не придется – я здесь. И к моим услугам – восемь здоровых девушек в расцвете юности».

«И кто из них станет настоящей матерью?»

«Любая из восьми. Дороти, Джейда, Берниция, Фелиция, Санни, Черри, Марта – или Джина. Любая из вас».

Джина поежилась: «Я не хочу забеременеть. Ни естественным, ни каким-либо другим путем».

Чолвелл понимающе кивал: «Нельзя не признать, что это обременительная обязанность».

«Ну что же! – сказала Джина. – Каковы бы ни были ваши планы, обо мне вы можете забыть. Потому что я не намерена участвовать в вашем проекте – не помогут никакие доводы, никакие угрозы».

Чолвелл опустил голову, его щеки слегка порозовели: «Дорогуша моя…»

«Я не ваша и не дорогуша!»

Прозвучал зуммер телеэкрана. Чолвелл вздохнул и прикоснулся к кнопке.

На экране появилось лицо Джины – испуганное, отчаянное. У девушки за спиной, в помещении со строгим официальным интерьером, стояли почти навытяжку два человека в униформах.

«Это, конечно же, Черри», – подумала Джина.

Увидев Чолвелла, Черри возбужденно выпалила: «Из-за вас я влипла в эту историю, доктор Чолвелл – теперь вы должны меня вызволить!»

Чолвелл непонимающе моргнул.

Оживленное овальное лицо Черри пылало гневом и возмущением: «Сделайте что-нибудь! Скажите что-нибудь!»

«Но… по какому поводу? Что происходит?» – спросил Чолвелл.

«Меня арестовали! Говорят, что я кого-то убила!»

«А!» – Джина усмехнулась.

Чолвелл резко наклонился вперед: «Кого ты убила?»

«Это просто чепуха! – кричала Черри. – Я никого не убивала! Я даже не знаю этого человека – но меня не отпускают!»

Один из стоявших за ней полицейских ворчливо произнес: «Ты теряешь время – свое и наше, сестрица. Тебя поймали с поличным, и теперь ты не отвертишься».

«Доктор Чолвелл! Они говорят, что меня могут казнить – убить меня за то, чего я не делала!»

Чолвелл осторожно сказал: «Они не могут доказать, что ты кого-то убила, если это не так».

«Тогда почему меня не отпускают?»

Чолвелл погладил подбородок: «Когда имело место это убийство?»

«Кажется, сегодня утром».

«В таком случае это действительно чепуха, – Чолвелл облегченно вздохнул. – Сегодня утром ты была здесь, я могу за это поручиться».

Стоявший за девушкой полицейский хрипло рассмеялся. Черри воскликнула: «Но они говорят, что нашли мои отпечатки пальцев! Шериф говорит, что в этом нет никаких сомнений!»

«Смехотворно!» – яростным высоким голоском заявил Чолвелл.

Один из полицейских наклонился вперед: «Можно считать, что дело закрыто, Чолвелл. В противном случае мы не позволили бы этой девице говорить с вами. Мне никогда не приходилось видеть настолько убедительных доказательств – готов побиться об заклад, что ей вынесут приговор».

«Меня убьют! – рыдала Черри. – Они только об этом и говорят!»

«Варварство! – возмущался Чолвелл. – Свирепые дикари! И они смеют рассуждать о какой-то цивилизации на Кодироне!»

«Мы достаточно цивилизованны для того, чтобы ловить убийц, – невозмутимо заметил шериф. – И умеем позаботиться о том, чтобы они больше никого не убивали».

«Вы когда-нибудь слышали о деаберрации?» – язвительно спросил Чолвелл.

Шериф пожал плечами: «Бесполезно заводить об этом речь, Чолвелл. У нас все еще уважают традиционные законы. Когда мы ловим убийцу, мы делаем все необходимое для того, чтобы преступник больше никогда никого не беспокоил. Мы не делаем поблажек извращенцам, у нас нет роскошных больниц для коррекции мышления уголовников. Мы люди простые».

Чолвелл старался выбирать слова: «Вы намерены пришить дело об убийстве – этой девочке?»

«Есть свидетели, – безмятежно отозвался шериф. – Два человека уверенно опознали ее. Она заходила в таверну, где был убит Джейм Моралес. Еще полдюжины других видели ее в Райском переулке примерно в то время, когда было совершено убийство. Ее личность безошибочно установлена; вчера она завтракала в кафе „Нью-Йорк“. И решающим доказательством служат отпечатки ее пальцев на месте убийства… Говорю вам, Чолвелл, дело закрыто!»

Черри отчаянно воскликнула: «Доктор Чолвелл! Что мне делать? Они не позволяют мне… Я никак не могу им объяснить…»

Лицо Чолвелла побелело, как гипсовая маска. Он напряженно произнес: «Я скоро позвоню тебе».

Он выключил экран – искаженное ужасом лицо девушки исчезло.

Джина судорожно вздохнула. Положение, в котором оказалась Черри, огорчало ее больше, чем если бы такая беда случилась с ней самой. Она словно наблюдала за собой в зеркало – и не могла пошевелить пальцем, чтобы себе помочь; так в кошмаре ноги отказывают человеку, оцепеневшему от ужаса.

Чолвелл задумался, наблюдая за Джиной глазами, внезапно показавшимися ей отвратительными глазами хищной рептилии. Он произнес со злобным присвистом: «Ты убила человека, чертовка!»

Широкий подвижный рот Джины растянулся в улыбке: «Что, если это так?»

«Ты нарушила все мои планы!»

Джина пожала плечами: «Вы сами меня сюда привезли. Вы сами послали Черри в Ангельск, чтобы она улетела на Землю – украсть для вас мои деньги. Ей было поручено притворяться мной. Вы сами этого хотели. Замечательно! Превосходно! – Джина переливчато рассмеялась. – Нет, это действительно забавно, Чолвелл!»

Чолвеллу пришла в голову новая мысль. Он устроился в кресле поглубже: «Ничего забавного в этом нет… Это ужасно. Распался мой октет. Если варвары в Ангельске признáют Черри виновной и казнят ее, симметрия будет нарушена, и на этот раз безвозвратно!»

«Ага! – злорадно воскликнула Джина. – То, что Черри умрет, беспокоит вас только потому, что это нарушит симметрию вашей маленькой садистической шалости?»

«Ты не понимаешь! – возмутился Чолвелл тонким, сдавленным голоском. – Столько лет я стремился к этой цели… Я уже почти ее достиг и… пшш! – горестно взмахнув рукой, он поднял брови. – Все пропало!»

«Мне не было бы до этого никакого дела, – размышляла вслух Джина, – если бы Черри не была так похожа на меня. Меня тошнит от того, что она в опасности. За вашу жизнь я не дала бы ломаного гроша».

Чолвелл угрожающе нахмурился.

Джина продолжала: «Но… ее очень просто вызволить».

«Только если ты сдашься властям, – мрачно заметил Чолвелл. – А это выставит мое предприятие на всеобщее обозрение, чего еще нельзя допустить. Я не смогу довести до конца…»

Джина смотрела на него так, словно видела его впервые: «Вы всерьез намерены провернуть всю эту затею?»

«Всерьез? Конечно, как иначе? – Чолвелл гневно уставился на нее. – Не понимаю даже, почему ты спрашиваешь».

«Если бы я была на самом деле жестокой, – сказала Джина, – я бы сидела тут и хохотала до упаду. Все это невероятно забавно! И безжалостно… И все-таки я, наверное, не такая бессердечная, как мне казалось. Или я сочувствую Черри только потому, что она – это я… – Чолвелл сверлил Джину ненавидящим взглядом. – Не поймите меня неправильно. Я не собираюсь спешить со всех ног в город, рвать на себе рубашку и кричать: „Я – убийца!“. Нет. Но существует очень простой способ вызволить Черри».

«Даже так?» – шелковым тоном отозвался Чолвелл.

«Я не слишком разбираюсь в законах – только в той мере, в какой это позволяет мне не попадаться в лапы блюстителей закона. Но – предположим, все мы, семеро, завалимся в зал суда. Что смогут сделать местные власти? Они же не могут всех нас арестовать! И свалить вину на Черри тоже не смогут. Нас восемь, мы выглядим одинаково, у нас даже одинаковые отпечатки пальцев. Это очень огорчит суд. Все их обвинение держится на установлении личности по отпечаткам пальцев, и они уверены в том, что отпечатки пальцев уникальны, указывают только на одного человека. А если их доказательство будет одинаково применимо к восьми подозреваемым, они смогут только развести руками и сказать: „Ну пожалуйста! Пусть та из вас, которая убила Моралеса, больше ничего такого не делает!“ И нас отпустят домой».