Джейм старательно опоздал на двадцать минут и подошел все той же развязной походкой к Джине, читавшей журнал. На нем был кричащий костюм из рыжевато-коричневого плиона с медным кантом; Джина надела скромную темно-синюю юбку и белую блузу.

Моралес отвел ее к модному небольшому аэроглиссеру четырех- или пятилетней давности. Джину позабавило то обстоятельство, что это был тот самый «Маршалл-лунатик», который она так хотела приобрести. Черт возьми, вернувшись на Землю, она первым делом купит себе блестящий новый глиссер!

«Залезай, подружка! – подсадил ее Джейм. – Улетим ввысь над горами, потом понесемся над самой рекой – в нашем распоряжении полпланеты, а ночь на Кодироне длится всего четырнадцать часов».

Глиссер взревел и рванулся с места так, что Джину прижало к подбитому пеноматериалом сиденью. Прямо над головой висела единственная луна Кодирона, небольшой яркий Садирон. Под ними проплывали черные останцы, пустынные горы и тундры, припорошенные грязно-оливковыми кочками медвежьих грибов. Вскоре они промчались над унылым маленьким поселком, отмеченным вереницей желтых фонарей, а через несколько минут на юге появилось бледное зарево – там находилась Дельта, крупнейший город Кодирона.

«Джейм! – нарушила молчание Джина. – Ты родился здесь, в Ангельске?»

Моралес возмущенно фыркнул: «Я? Здесь? Боже упаси! Конечно, нет. Я родом из Брэкстелла на Пятой планете Альнитака».

«И как ты сюда попал?»

Джейм пренебрежительно повел плечами: «У меня возникли кое-какие неприятности. Одному типчику показалось, что я не могу постоять за себя. Он ошибся».

«О!»

Он обнял ее за плечи. Джина сказала: «Джейм, мне нужна помощь».

«О чем разговор? Я тебе помогу. Но не сейчас. Давай поговорим о нас».

«Нет, Джейм. Это важно».

Он осторожно полюбопытствовал: «Какого рода помощь тебе нужна? Что я мог бы для тебя сделать?»

Джина поведала ему историю достаточно сомнительную в глазах закона, чтобы возбудить в нем интерес. По ее словам, бывшему владельцу таверны «Ацтек», Джо Парльé, принадлежали облигации, которые, по его мнению, ничего не стоили. На самом деле, однако, они могли принести большой доход и, скорее всего, остались среди его вещей. Джина хотела бы, по возможности, взглянуть на бумаги покойного пьяницы.

Джейму Моралесу не понравилось, что он находился в обществе Джины не только потому, что ее обворожили его внешность и характер. Он капризно повернул «Лунатика» рывком вниз, к вершине высокой горы, перемигивающейся синими, зелеными и красными огнями.

«Гавань Проказников! – объявил он. – Здесь можно развлечься – на Кодироне таких мест раз-два и обчелся. Те, кто еще не превратился в ходячих мертвецов, слетаются сюда со всей планеты».

Действительно, Гавань Проказников выглядела как веселое и популярное место. Шестиугольный пилон вздымался метров на двадцать в воздух, переливаясь всеми цветами радуги – гигантский символ искрящихся звукосветовых кристаллов, которыми славился Кодирон. Отблески ослепительных разноцветных вспышек отражались от корпусов, фар и обтекаемых прозрачных кабин аэроглиссеров, запаркованных у здания.

Джейм схватил Джину за руку и решительно направился ко входу по наружной террасе, гордо приподняв голову, чтобы демонстрировать орлиный профиль. Джина семенила рядом, наполовину забавляясь, наполовину злясь на своего спутника.

Они прошли внутрь под аркой, устроенной в высокой стене медвежьих грибов, испускавшей приятный едковатый аромат. Человек в черном костюме поклонился с преувеличенной любезностью и провел их в маленький круглый альков. Как только они сели, альков медленно поплыл без малейшей вибрации, как по шелку, описывая эксцентрическую кривую вокруг зала.

На самоходных роликах подъехала официантка в полупрозрачном черном платье. Джейм заказал коктейль: «Особый горняцкий!» Джина заказала газированный лимонад.

Джейм поднял брови: «Бог ты мой! Выпей что-нибудь покрепче! Мы для этого сюда и прилетели!»

«Мне не нравится спиртное».

«Вот еще!» – Моралес презрительно фыркнул.

Джина пожала плечами. Джейм очевидно принимал ее за старомодную недотрогу… Если бы он ей нравился, было бы забавно позволить Моралесу обнаружить всю глубину его заблуждения. Но он был невыносимым, наглым, неоперившимся юнцом.

Подъехал служитель, предлагавший в аренду самоходные ролики. Джейм с вызовом посмотрел на Джину. Она покачала головой: «Я слишком неловкая – упаду и расквашу себе нос».

«Это очень легко! – возразил Моралес. – Взгляни на этих двоих… – он указал на танцующую парочку, стремительно кружившуюся неподалеку, не прилагая ни малейших усилий. – Ты быстро научишься. Это просто. Достаточно повернуть носки туда, куда ты хочешь ехать, чуть-чуть поджать пальцы ног – вот и все! Чем крепче сжимаешь пальцы, тем быстрее едешь. А чтобы остановиться, нужно опереться на пятки».

Джина отказалась: «Лучше просто посидеть и поговорить».

«Про облигации?»

Она кивнула: «Если ты мне поможешь, я отдам тебе треть».

Моралес поджал губы, прищурился. Джина прекрасно понимала, что он размышляет о возможности прибрать к рукам три трети, а не одну.

«У Джо Парльé хранилась куча всякой рухляди, – как бы между прочим заметила Джина. – Кое-какие облигации у него украли – у того, кто их предъявит к оплате, будут крупные неприятности. А я знаю, за какие облигации можно безопасно получить хорошие деньги».

«Ммфф!» – Джейм Моралес прихлебывал «Особый горняцкий».

«Не знаю, кому теперь принадлежит „Ацтек“, – продолжала Джина. – Вполне может быть, что все вещи и бумаги Джо уже сожгли».

«Могу тебя заверить, что это не так, – задумчиво произнес Джейм. – Чердак все еще забит старым барахлом, и Годфри говорит, что оно осталось от Парльé. Хозяин собирается разобрать этот хлам, но у него все руки не доходят».

Джина попробовала газированный лимонад, чтобы скрыть волнение: «Когда открывается таверна?»

«Я открываю в десять, когда начинается дневная смена».

«Завтра, – сказала Джина, – я приду в девять утра».

«Мы придем туда вместе, – отозвался Моралес, наклонившись над столом, и многозначительно взял ее за руки. – Ты слишком хорошо выглядишь, за тобой нужен глаз да глаз…» Послышались жужжание и скрип подъезжающих самоходных роликов. Хриплый голос рявкнул: «Не тронь мою девчонку!» В альков угрожающе заглянуло грубое круглое лицо. Джина заметила шапку черных кудрей и плечистую, коренастую фигуру.

Джейм Моралес на мгновение остолбенел от удивления и ярости, но тут же вскочил: «Кто ты такой, чтобы тут распоряжаться?»

Черноволосый юноша повернулся к Джине с обвиняющим, укоризненным выражением: «Раз так, Джейда, можешь идти к чертовой матери!»

Он развернулся и уехал на роликах.

Моралес сидел неподвижно, как статуя. Джина заметила, что он любопытным образом изменился. Джейм полностью забыл о ней, он напряженно смотрел вслед черноволосому нахалу. Его губы растянулись в невеселой усмешке, но веки не опустились – напротив, он широко открыл словно остекленевшие глаза. Он медленно поднялся на ноги.

«Не веди себя, как ребенок! – безразлично обронила Джина. – Садись, успокойся».

Моралес будто не слышал ее. Джина отодвинулась подальше – Джейм становился опасен. «Сядь!» – резко приказала она.

Усмешка Моралеса превратилась в гримасу. Он перескочил через поручень ограждения алькова и украдкой последовал за черноволосым юнцом.

Джина раздраженно ожидала развития событий, поигрывая бокалом. Пусть дерутся… Бычки, кабанчики! Она надеялась, что кудрявый коренастый субъект покажет Моралесу, где раки зимуют. Конечно, субъект сам напросился на неприятности. Но что он имел в виду, когда назвал ее «Джейдой»? Она никогда в жизни с ним не встречалась. Следует ли предположить, что он принял ее за небезызвестную Марту Чолвелл? Похоже было, что на Кодироне Джину всюду принимали за эту непоседливую особу. Джина пригляделась к присутствующим в зале с новым интересом.

Джейм вернулся к столу через пятнадцать минут. Приступ ярости прошел – физиономия Моралеса покрылась синяками, его костюм порвался и запачкался, но он очевидно вышел победителем из схватки. В этом невозможно было сомневаться, судя по его горделивой походке, по наклону его красивой шоколадной головы… «Безмозглый молокосос!» – безразлично подумала Джина.

Джейм снова перескочил через ограждение и уселся – как заметила Джина, с болезненной гримасой.

«В ближайшее время он не будет к тебе приставать», – любезно сообщил он.

Слово «катарсис» не входило в повседневный лексикон Джины. Она подумала: «Он выместил злобу на черноволосом юнце и чувствует себя лучше. Надо полагать, теперь он постарается вести себя прилично – хотя бы пару часов».

Действительно, Джейм Моралес притих и на протяжении оставшегося вечера даже, казалось, стеснялся. В полночь он предложил покинуть заведение.

Джина не возражала. Вокруг не было никаких признаков присутствия кудрявого брюнета или кого-либо, кого можно было бы принять за племянницу Чолвелла.

В кабине глиссера Джейм притянул ее к себе и страстно поцеловал. В первое мгновение Джина сопротивлялась, но затем расслабилась. «Почему нет?» – думала она. Так было проще, чем отбиваться. Хотя, в каком-то смысле, было бы полезно не слишком поощрять его самовлюбленность…