Фозерингей постучал аккуратно подстриженным, лакированным ногтем по аккуратно выглаженной фланели, покрывавшей его колено, и тихо сказал: «Я – Лионель Эйберкромби».

«Вы можете это подтвердить?»

Он перебросил к ней паспорт. Она поймала его, раскрыла и бросила обратно: «Ладно. Теперь вот что. У вас есть двадцать тысяч. Этого не хватит. Мне нужны два миллиона… Если у вас нет двух миллионов, значит, у вас их нет. Я не предъявляю неразумных требований. Я всего лишь хочу убедиться в том, что получу обещанное, когда у вас будут эти деньги… Так что подпишите акт или закладную – какой-нибудь юридический документ, передающий мне право собственности на часть Станции Эйберкромби. И впоследствии я соглашусь продать вам это право за два миллиона долларов».

Фозерингей покачал головой: «Такого рода соглашение будет накладывать обязательства на меня, но не на тебя. Ты – несовершеннолетняя».

Джина сказала: «Чем скорее я избавлюсь от Станции Эйберкромби, тем лучше. Я не жадная. Вы получите свой миллиард. А мне нужны всего лишь два миллиона… Кстати, почему вы оцениваете свое состояние в миллиард долларов? По словам Веббарда, вся станция стóит примерно сто миллионов».

Губы Лионеля растянулись в ледяной улыбке: «Веббард не принимает во внимание владения гостей Станции Эйберкромби. Некоторые богачи – очень толстые люди. И чем они толще, тем меньше им нравится жизнь на Земле».

«Они всегда могут переехать на другую курортную станцию».

Лионель покачал головой: «Там нет такой атмосферы. Станция Эйберкромби – мир толстяков. Единственный маленький приют во всей Вселенной, где толстяк может гордиться своим весом». В голосе Лионеля прозвучала горестная нотка.

Джина тихо сказала: «И вы сами тоскуете по вашей станции».

Лионель мрачно усмехнулся: «Разве это странно?»

Джина устроилась в кресле поудобнее: «Теперь мы пойдем к адвокату. Я знаю хорошего адвоката, его зовут Ричард Майкрофт. Я хочу, чтобы в подписанном вами акте не было никаких подвохов. Может быть, мне придется найти себе опекуна, какое-нибудь доверенное лицо».

«Тебе не нужен опекун».

Джина спокойно улыбнулась: «По сути дела – нет, не нужен».

«Но ты все еще не объяснила, в чем заключается твой план».

«Об этом я расскажу, когда вы подпишете акт. Вы ничего не потеряете, обязываясь передать мне часть собственности, которой еще не владеете. И только после того, как вы возьмете на себя такое обязательство, в моих интересах будет помочь вам приобрести эту собственность».

Лионель поднялся на ноги: «Надеюсь, что твой план – не пустая затея».

«Он вполне осуществим».

В комнату зашла толстая женщина – очевидно выросшая на Земле, озадаченная и восхищенная вниманием, которое ей оказывал Лионель. Когда она смотрела на Джину, ее лицо темнело от ревности.

Когда они вышли в коридор отеля, Джина многозначительно заметила: «Если вы привезете ее на Станцию Эйберкромби, она вас бросит ради какого-нибудь жирного бездельника».

«Заткнись!» – отрезал Лионель голосом хлестким, как скрежет лезвия по точильному камню.

«Мне все это не нравится», – угрюмо ворчал пилот грузовой баржи.

Лионель тихо спросил: «Вам нравится ваша работа?»

Пилот продолжал ворчать, но больше не возражал. Лионель пристегнулся к сиденью рядом с пилотом. В трюме разместились Джина, охранник с лошадиной физиономией по имени Хаммонд и два пожилых субъекта с неловкими манерами, но профессиональной внешности.

Корабль поднялся над причалом, преодолел земную атмосферу и поравнялся с орбитой Станции Эйберкромби.

Баржа постепенно приблизилась к блестевшей в солнечных лучах станции и опустилась на наружную палубу; грузчики в скафандрах подтянули ее к швартовочному гнезду, люк со вздохом открылся.

«Пойдемте! – сказал Лионель. – Спешите! Не затягивайте это дело». Он постучал пальцем по плечу Джины: «Ты первая».

Она показала новоприбывшим дорогу вдоль центрального туннеля. Жирные гости проплывали навстречу, невесомые и округлые, как мыльные пузыри; их брови поднимались – они изумлялись невиданному количеству костлявых незнакомцев.

Они повернули из центрального туннеля цилиндрической части станции в боковое ответвление, ведущее к частному сферическому отсеку семьи Эйберкромби. Они миновали Плезонс, где Джина заметила госпожу Клару, раздувшуюся, как протухшая ливерная колбаса, в обществе вездесущего Веббарда.

Они пролетели мимо госпожи Блэйскелл. «Боже мой, господин Лионель! – ахнула та. – Никогда, никогда бы не подумала!»

Лионель протиснулся мимо нее. Обернувшись через плечо, Джина посмотрела ему в лицо и почувствовала укол тревоги. Что-то темное горело у него в глазах. Торжество, злоба, мстительность, жестокость. Что-то не совсем человеческое. Будучи во всех отношениях человеческим существом, Джина всегда ощущала некоторое беспокойство в присутствии представителей инопланетных рас… В обществе Лионеля она ощущала беспокойство.

«Спешите! – говорил Лионель. – Спешите!»

Пролетев мимо апартаментов госпожи Клары, они приблизились к двери, ведущей в спальню Эрла. Джина нажала кнопку – дверь отодвинулась в сторону.

Эрл стоял перед зеркалом, поправляя на бычьей шее красную с синей каймой шелковую перевязь. На нем был жемчужно-серый габардиновый костюм особого, очень свободного покроя, с толстыми подкладками, придававшими его фигуре мягкую округлость. Он увидел в зеркале Джину, а за ней – безжалостное лицо своего брата Лионеля. Эрл вихрем развернулся, что заставило его потерять опору на магнитных подошвах – он стал беспомощно кружиться в воздухе.

Лионель рассмеялся: «Схвати его, Хаммонд. Ему с нами по пути».

Эрл возмущенно кричал, угрожал, вырывался. Он был здесь хозяином! Всем надлежало немедленно убраться из его спальни! Он прикажет всех связать и выбросить в космос! Он убьет их своими руками…

Хаммонд обыскал его в поисках оружия, а два субъекта профессиональной наружности неловко висели в воздухе поодаль и вполголоса обменивались неразборчивыми фразами.

Один из них решился, наконец, обратиться к Лионелю: «Послушайте, господин Эйберкромби! Мы не можем участвовать в насилии…»

«Заткнитесь! – сказал Лионель. – Вы присутствуете в качестве понятых с целью проведения судебно-медицинской экспертизы. Вам платят за то, чтобы вы наблюдали за происходящим, больше ни за что. Если вам не нравится то, что вы видите, тем хуже для вас». Он подал знак Джине: «Пошли!»

Оттолкнувшись от стены, Джина подлетела к двери кабинета. Эрл пронзительно закричал: «Прочь, прочь, не суйся туда! Это частная собственность, мой личный кабинет!»

Джина поджала губы. Невозможно было не испытывать жалость к неказистому, несчастному Эрлу. Тем не менее… она вспомнила о его «зоологической коллекции», решительно закрыла ладонью фотоэлектрический датчик и нажала кнопку. Дверь раздвинулась настежь, открыв глазам присутствующих славное величие круглого витражного окна, пламенеющего в лучах не затуманенного атмосферой Солнца.

Джина пролетела по кабинету ко входу в кладовую, где стояло двуногое мохнатое чучело. Там она подождала остальных.

Эрл сопротивлялся, не желая пролезать в дверной проем. Взяв его за локти, Хаммонд заломил ему руки за спину; Эрл испустил хриплый вопль и бросился головой вперед, тяжело дыша, как изнемогающая курица.

Лионель предупредил его: «Не шути с Хаммондом, Эрл. Ему нравится причинять боль».

Двое понятых возмущенно ворчали. Лионель заставил их молчать одним взглядом.

Хаммонд схватил Эрла за штаны на заднице, поднял над головой и понес по проходам между витринами кабинета, стуча по палубе ботинками с магнитными подошвами. Эрл размахивал руками и ногами, тщетно пытаясь за что-нибудь схватиться.

Джина просунула руку за узорчатое резное украшение на панели двери, ведущей в паноптикум. Эрл завопил: «Не суй туда свои руки! О, ты дорого за это заплатишь, вы все дорого за это заплатите! Как вы пожалеете об этом!» Он охрип и начал всхлипывать.

Хаммонд встряхнул его, как терьер встряхивает крысу.

Эрл зарыдал еще громче.

Его истерика раздражала Джину. Она нахмурилась, нащупала кнопку, нажала ее. Панель быстро отодвинулась.

Все они ввалились в озаренный солнцем «зоологический зал». Эрл полностью сломался – он всхлипывал и жалобно умолял отпустить его.

«Вот он!» – показала пальцем Джина.

Лионель обвел взором коллекцию уродов – инопланетных чудищ, драконов, василисков, грифонов, бронированных гигантских насекомых, пучеглазых змеев, клубков переплетенных мышц, свернувшихся тугими кольцами тварей, словно состоявших только из клыков, мозга и хряща. А рядом с ними в стеклянных шкафах красовались не менее ужасные человеческие существа. Глаза Лионеля остановились, сосредоточившись на невероятном толстяке.

Лионель взглянул на Эрла; тот замолчал и даже перестал всхлипывать.

«Бедняга Хьюго! – сказал Лионель. – Тебе должно быть стыдно, Эрл».

Эрл порывисто вздохнул.

Лионель продолжал: «Но старина Хьюго умер… Он так же мертв, как все эти другие… твари. Не правда ли, Эрл? – Лионель взглянул на Джину. – Не так ли?»

«Похоже на то», – неприязненно ответила Джина. Мучения Эрла не доставляли ей удовольствия.

«Конечно, он мертв», – выдохнул Эрл.

Джина подошла к маленькому переключателю, контролировавшему магнитные поля.

Эрл взвизгнул: «Ведьма! Ты – ведьма!»

Джина повернула переключатель. Послышалось мелодичное гудение, затем шипение; повеяло озоном. Прошло несколько секунд. Всасывая воздух, застекленный шкаф со вздохом открылся. Из него выплыл Хьюго.

Судорожно сгибая и разгибая руки, Хьюго чем-то подавился, закашлялся; его вырвало; он издал пискливый плачущий звук.

Лионель повернулся к двум понятым: «Этот человек жив?»

Те возбужденно забормотали: «Да, да!»

Лионель обратился к Хьюго: «Скажи им, как тебя зовут».

Хьюго что-то беззвучно прошептал, прижал локти к телу, поджал атрофированные ножки и попытался свернуться калачиком.

Лионель спросил понятых: «Этот человек в своем уме?»

Свидетели встревожились: «На такой вопрос, разумеется, невозможно ответить сразу». Они еще побормотали немного – что-то по поводу обследований, энцефалографа, рефлексов.

Лионель подождал. Хьюго булькал и плакал, как младенец.

«Так что же – этот человек в своем уме или нет?»

Медицинские эксперты ответили: «Он находится в состоянии глубокого шока. Мгновенное замораживание, как правило, приводит к нарушению синаптических связей…»

Лионель саркастически переспросил: «Так он в своем уме или нет?»

«Э… нет».

Лионель кивнул: «В таком случае я – новый владелец Станции Эйберкромби».

Эрл стал протестовать: «Ничего у тебя не получится, Лионель! Хьюго спятил давным-давно, а тебя на станции не было!»

Лионель по-волчьи оскалился: «Ты хочешь, чтобы это дело рассматривал Адмиралтейский суд в Метрóполе?»

Эрл замолчал. Лионель взглянул на понятых; те оживленно о чем-то спорили вполголоса.

«Поговорите с ним, – предложил Лионель. – Проверьте, сошел он с ума или нет».

Эксперты послушно обратились к Хьюго; тот только мяукал в ответ. Понятым пришлось неохотно сделать окончательный вывод: «Этот человек неспособен принимать самостоятельные решения».

Эрл капризно вырывался из хватки Хаммонда: «Отпустите меня!»

«Будь осторожен! – снова предупредил его Лионель. – Кажется, ты не понравился Хаммонду».

«А Хаммонд не понравился мне! – злобно выпалил Эрл. – Мне никто из вас не нравится!» Его голос понизился: «Я даже сам себе не нравлюсь». Он стоял, неподвижно глядя на опустевший стеклянный шкаф, в котором был заперт Хьюго.

Джина чувствовала, что Эрл собирался сделать что-то безрассудное. Она открыла рот, чтобы предупредить Лионеля.

Но Эрл уже сорвался с места.

Время остановилось. Казалось, Эрл двигался невероятно медленно, но остальные застыли, как замороженные в студне.

Джина снова осознала течение времени. «Спасайтесь!» – ахнула она, прекрасно понимая, чтó собирался натворить наполовину обезумевший Эрл.

Эрл бежал вдоль вереницы стеклянных шкафов с чудовищами, шлепая по палубе магнитными подошвами. На бегу он поворачивал переключатели. Закончив, он остановился в дальнем конце помещения. Тем временем твари начинали оживать.

Хаммонд собрался с мыслями и бросился наружу вслед за Джиной. Черная рука, инстинктивно стремившаяся что-нибудь схватить, поймала его за ногу. Послышался глухой треск. Хаммонд взвыл от ужаса.

Джина добралась до выхода из паноптикума – и с визгом отшатнулась. Прямо перед ней возникла почти трехметровая горилла с мордой стриженого пуделя. Где-то внутри помещения Эрл успел повернуть переключатель, освобождавший эту тварь от магнитной каталепсии. Ее черные глаза горели, из пасти капала слюна, когтистые пальцы сжимались и разжимались. Джина отступила назад.

Позади раздавались ужасные звуки. Она слышала, как Эрл ахнул от ужаса. Но Джина не могла оторвать глаза от гориллы с мордой пуделя. Чудовище забралось в выставочный зал. Черные собачьи глазки проницательно заглянули в глаза Джины. Она не могла пошевелиться! Огромная черная рука, бессмысленно нащупывая воздух, протянулась над плечом Джины и прикоснулась к пуделю-горилле.

Два монстра тут же схватились, с безумным визгом и ревом. Джина прижалась спиной к стене. Зеленое, хлопающее крыльями существо, пролетело в кабинет, то свертываясь клубком, то распрямляясь, как пружина, и принялось крушить стеллажи, экраны, витрины, разбрасывая во все стороны книги, минералы, бумаги, механизмы, ящики и шкафчики, ударявшиеся о стены, отскакивавшие и соударявшиеся друг с другом. Пудель-горилла последовала за зеленой тварью – одна из ее рук, вывернутая из плечевого сустава, висела, как хлыст. За ней перед глазами Джины промелькнул целый шквал перепончатых лап, чешуйчатых тел и мускулистых хвостов; последовало также плывущее в воздухе неподвижное тело Хаммонда в когтях грифона с планеты, метко поименованной Заразоной.

Джина бросилась к открытой двери, надеясь спрятаться в кладовой с грузовым шлюзом. Снаружи, на палубе, она видела космическую яхту Эрла. Оттолкнувшись от притолоки, она нырнула в шлюз.

Вслед за ней, лихорадочно перебирая руками и ногами, спешил один из медицинских экспертов, приглашенных Лионелем.

Джина позвала его: «Сюда! Скорее!»

Эксперт нырнул головой вперед в пришвартованную к шлюзу космическую яхту.

Джина присела на корточки у люка, готовая закрыть его при появлении любой опасной твари… Она вздохнула. Все ее надежды и планы на будущее провалились. Ее ждали только смерть, разрушение, катастрофа…

Продолжая наблюдать за кладовой, Джина спросила понятого: «Где ваш партнер?»

«Погиб! О боже, боже мой, что нам делать?»

Джина обернулась к нему, ее губы презрительно покривились. Но теперь она увидела его в новом, более привлекательном свете. Перед ней был беспристрастный свидетель, а это подавало надежду на получение денег. Эксперт мог засвидетельствовать, что на протяжении по меньшей мере тридцати секунд Лионель был владельцем Станции Эйберкромби. Тридцати секунд было достаточно, чтобы акт о передаче права собственности вступил в силу. Способность Хьюго самостоятельно принимать решения при этом не имела значения, так как Хьюго умер за тридцать секунд до того, как блестящая, как металл, жаба с клювом, напоминавшим заостренные ножницы, схватила Лионеля за шею.

Лучше всего было убедиться в возможности такого поворота событий. «Послушайте! – сказала Джина. – Это может быть важно. Допустим, вас попросят выступить с показаниями в суде. Кто умер первым, Хьюго или Лионель?»

Помолчав пару секунд, эксперт сказал: «Как же, сначала умер Хьюго! Я видел, как что-то сломало ему шею, когда Лионель все еще был жив».

«Вы уверены?»

«О да! – понятой пытался взять себя в руки. – Мы должны что-то предпринять».

«Ладно, – согласилась Джина. – Что мы можем предпринять?»

«Не знаю».

Из кабинета послышались булькающие звуки, и сразу после этого – женский визг.

«Бог ты мой! – воскликнула Джина. – Твари забрались в спальню… Что они сделают со всей станцией!» Она не выдержала и отвернулась – ее вырвало.

Из-за угла выглянула длинная бурая морда пуделя-гориллы, покрытая пятнами крови. Чудовище стало потихоньку приближаться к открытому люку яхты.

Как загипнотизированная, Джина следила за приближением монстра. Его вывихнутая рука уже полностью оторвалась. Гигантский пудель бросился вперед. Джина отскочила и захлопнула люк. Тяжелая туша с глухим стуком навалилась на металл.

Они остались вдвоем в космической яхте Эрла. Судебный эксперт потерял сознание от испуга.

«Подождите умирать! – говорила ему Джина. – Ваша жизнь дорого стóит…»

Сквозь металлическую оболочку яхты доносился приглушенный шум – какой-то треск, какие-то удары. Затем послышался другой характерный звук: тихое прерывистое шипение протонных лучеметов.

Залпы лучеметов монотонно повторялись: «Спаттт… спаттт… спаттт… спаттт…»

Наступила тишина.

Джина осторожно приоткрыла люк. В грузовом алькове никого не было – не считая плававших в воздухе кусков туши пуделя-гориллы.

Джина решилась вынырнуть в кладовую и заглянуть в кабинет. Метрах в десяти, широко расставив ноги, как капитан на мостике корабля в бушующем море, стоял стюард Веббард. Его жирное лицо побелело и бугрилось, словно набитое ватой; глубокие складки-морщины протянулись от носа к уголкам почти невидимого рта. Веббард держал в руках два больших протонных лучемета, дула которых все еще были раскалены добела.

Стюард заметил Джину; в его глазах зажглись искорки: «Эй, ты! Все это из-за тебя, вечно суешь свой нос, куда не следует!»

Он рывком приподнял оба лучемета.

«Нет! – закричала Джина. – Я ни в чем не виновата!»

Послышался слабый голос Лионеля: «Опустите оружие, Веббард!» Прижимая ладонь к шее, из паноптикума в кабинет выплыл старший брат Эрла. «Перед вами новый владелец станции, – язвительно прохрипел Лионель. – Вы же не хотите расстрелять своего начальника, я надеюсь?»

Веббард изумленно моргнул: «Господин Лионель!»

«Он самый, – кивнул Лионель. – Вернулся домой… Нам предстоит заняться капитальной уборкой, Веббард…»

Джина не сводила глаз с чековой книжки. Цифры, выдавленные в пластике, едва помещались под полоской с магнитным кодом: «$2 000 000.00».

Попыхивая трубкой, Майкрофт смотрел в окно. «Следует учитывать одно обстоятельство, – говорил он. – Способ вложения денег. Вы не можете вкладывать их сами – другие стороны будут настаивать на заключении сделок с юридически ответственным инвестором, то есть с доверенным лицом или опекуном».

«Я плохо разбираюсь в таких вещах, – призналась Джина. – Мне казалось… я рассчитывала на то, что вы как-нибудь позаботитесь об этом».

Майкрофт наклонился к пепельнице и выбил из трубки остатки пепла и табака.

«Вы не хотите этим заниматься?» – спросила Джина.

«Я хотел бы этим заняться… – сдержанно, отстраненно улыбнувшись, ответил Майкрофт. – Я не прочь распоряжаться состоянием в два миллиона долларов. По существу, я стану вашим законным опекуном – до наступления вашего совершеннолетия. Мы оформим судебный приказ, назначающий меня опекуном. В результате вы не сможете контролировать свое состояние, хотя приказ будет предусматривать, разумеется, предоставление вам всего дохода от вложения капитала. Допускаю, что вы хотели бы именно этого. Вы получали бы таким образом… ну, скажем, пятьдесят тысяч в год после вычета налогов».

«Это меня устраивает, – безразлично отозвалась Джина. – В данный момент я ничем особенным не интересуюсь… Все это почему-то скорее огорчает меня, а не радует».

Майкрофт кивнул: «Могу понять, почему вы так себя чувствуете».

Джина сказала: «У меня есть деньги. Я всегда хотела их иметь, теперь они у меня есть. Но теперь… – она развела руками и подняла брови. – Это всего лишь цифры в чековой книжке… Завтра утром я проснусь и спрошу себя: «Что я буду сегодня делать? Куплю дом? Закажу нарядов на тысячу долларов? Отправлюсь в двухлетний тур по сектору Арго? И отвечу: к черту все это! Зачем все это нужно?»

«Вам нужны несколько подруг – добропорядочных девушек вашего возраста», – предположил Майкрофт.

Джина усмехнулась – довольно-таки болезненно: «Боюсь, что у нас было бы мало общего… Удачная мысль, но – это не получится». Она бессильно откинулась на спинку кресла, уголки ее рта опустились.

Майкрофт заметил, что, когда Джина не беспокоилась, у нее был улыбчивый, чувственный рот.

Она тихо произнесла: «Не могу избавиться от мысли о том, что где-то в этой Вселенной у меня есть мать, у меня есть отец…»

Майкрофт погладил подбородок: «О людях, бросивших ребенка в трактире, лучше не вспоминать, Джина».

«Я знаю, – с отчаянием отозвалась она. – О, господин Майкрофт! Я так чертовски одинока…» – Джина плакала, погрузив лицо в ладони.

Майкрофт нерешительно протянул руку и неуклюже похлопал ее по плечу.

Через несколько секунд она сказала: «Вы, наверное, думаете, что я – ужасная дура».

«Нет, – ворчливо ответил Майкрофт. – Ничего такого я не думаю. Хотел бы я, чтобы…» Он не закончил.

Джина взяла себя в руки, встала: «Ладно, хватит ныть…» Подняв голову, она поцеловала Майкрофта в подбородок: «Вы на самом деле хороший человек, господин Майкрофт… Но я не нуждаюсь в сочувствии. Ненавижу, когда меня жалеют. Привыкла сама о себе заботиться».

Майкрофт вернулся к столу, сел и принялся набивать трубку, чтобы чем-то занять руки. Джина подобрала свою маленькую сумочку: «Я назначила время приема модельеру по имени Андре. Он оденет меня по всем правилам. А потом я собираюсь… – она прервалась. – Лучше вам об этом не говорить. Вы испугаетесь и огорчитесь».

Майкрофт прокашлялся: «Надо полагать».

Джина весело кивнула: «Тогда до скорого!» Она вышла из кабинета.

Майкрофт снова прокашлялся, подтянул брюки, поправил пиджак и вернулся к работе… Почему-то теперь работа казалась ему невыносимо однообразной, унылой, скучной. У него болела голова.

«Мне хочется уйти отсюда и напиться», – сказал он себе.

Через десять минут дверь приоткрылась – заглянула Джина: «Привет, господин Майкрофт!»

«Привет, Джина».

«Я передумала. Наверное, будет лучше всего, если мы вместе поужинаем, а потом сходим в театр… Вы не против?»

«Это как раз то, что мне нужно», – ответил Майкрофт.