Лунная Моль
Жилую яхту строили согласно высшим стандартам сиренезского мастерства – другими словами, настолько близко к совершенству, насколько мог оценить человеческий глаз. В обшивке из навощенного темного дерева не было заметных стыков, платиновые заклепки отполировали заподлицо. Как этого требовали местные представления о стиле, массивная плоскодонная яхта не уступала остойчивостью суше и в то же время не выглядела грузной или проседающей. Нос выпячивался, как лебединая грудь, корма высоко поднималась, а затем загибалась вперед, чтобы поддерживать чугунный фонарь. Двери вырезали из горбылей крапчатого черновато-зеленого дерева, ажурные оконные переплеты застеклили квадратными кусочками слюды, окрашенными в розовый, голубой, бледно-зеленый и фиолетовый цвета. Носовую часть отвели для подсобных помещений и рабов, а посередине судна находились пара спальных кают, трапезный салон и гостиная с выходом на смотровую палубу кормы.
Такова была яхта Эдвера Тисселя, но она не вызывала у него ни удовлетворения, ни гордости. Яхта обветшала. Ковры протерлись и потеряли ворс, резные ширмы покрылись щербинками, носовой чугунный фонарь проржавел. Семьдесят лет тому назад первый владелец, принимая яхту, оказал тем самым честь ее изготовителю и самому себе; сделка (процесс гораздо более многогранный, нежели просто вручение и получение) повысил престиж обеих сторон. Но то были дела давно минувших дней; теперь яхта не придавала никакого престижа. Эдвер Тиссель, проживший на Сирене всего лишь три месяца, сознавал ущерб, нанесенный его репутации, но никак не мог его возместить: ничего лучше этой старой яхты ему не предложили. Он сидел на корме, практикуясь в игре на ганге – напоминающем цитру инструменте чуть больше ладони длиной. В ста метрах поодаль спокойный прибой плескался у белого пляжа; дальше, на фоне темнеющей в небе зазубренной гряды холмов, начинались джунгли. В зените сиял дымчатый, словно прикрытый паутиной белый диск Мирейи; поверхность океана отливала обширными пятнами жемчужного блеска. Тиссель привык к этому пейзажу, но он ему не так наскучил, как ганга, струны которой он перебирал уже два часа, наигрывая сиренезские гаммы и аккорды, пробуя составлять простые гармонические последовательности. Наконец он отложил гангу и взял в руки зачинко – небольшой резонатор со множеством клавиш для пальцев правой руки. Нажатие клавиш пропускало воздух через щели с язычками, проделанные в самих клавишах, производя примерно такие же звуки, как у гармоники. Тиссель сыграл несколько быстрых гамм, не допуская почти никаких ошибок. Из шести инструментов, которыми стремился овладеть Тиссель, зачинко оказывал наименьшее сопротивление (за исключением, разумеется, химеркина – щелкающего, хлопающего, стучащего устройства из дерева и камня, применявшегося исключительно при общении с рабами).
Тиссель попрактиковался еще минут десять и опустил зачинко на скамью. С тех пор, как он прибыл на Сирену, Тиссель, когда не спал, посвящал каждую минуту обучению игре на инструментах – химеркине, ганге, зачинко, киве, страпане и гомапарде. Он уже умел исполнять гаммы из девятнадцати тонов в четырех ладах, бесчисленные аккорды, интервалы, невообразимые на околоземных планетах, трели, арпеджио, глиссандо, щелчковые форшлаги, приглушающие и усиливающие обертоны, вибрато и «волчьи подвывания», четвертитоновые понижения и повышения. Он упражнялся с упорным, беспощадным к себе прилежанием, и в этих занятиях первоначальное представление о музыке как об источнике удовольствия давно забылось. Глядя на шесть инструментов, Тиссель с трудом сдерживал желание вышвырнуть их в воды Титанического океана.
Поднявшись на ноги, он прошел через гостиную, через трапезный салон и по коридору мимо камбуза на носовую палубу. Нагнувшись над поручнем, он заглянул вниз – туда, где в подводной клети рабы, Тоби и Рекс, запрягали тягловых рыб; предстояла еженедельная поездка в Веер, находившийся в тринадцати километрах на севере. Рыба помоложе, побуждаемая игривостью или капризом, ныряла и увертывалась из рук. Когда ее черная морда вынырнула, расплескивая потоки воды, Тиссель взглянул прямо ей в глаза и почувствовал странное беспокойство: рыба не носила маску!
Тиссель растерянно рассмеялся, нащупав пальцами свою маску Лунной Моли. Без сомнения, он начинал приспосабливаться к Сирене! Если даже обнаженная рыбья морда вызвала у него шок, значит, ему удалось достигнуть существенного прогресса!
Рыбу наконец запрягли; Тоби и Рекс взобрались на палубу, их влажные красноватые тела блестели, промокшие черные матерчатые маски прилипли к лицам. Игнорируя присутствие Тисселя, они вытащили из воды и сложили секции клети, после чего подняли якорь. Тягловые рыбы напряглись, упряжь натянулась, жилая яхта поплыла на север.
Вернувшись на корму, Тиссель взял страпан – круглый резонатор диаметром сантиметров двадцать. От центрального колка к ободу тянулись сорок шесть струн; каждая заканчивалась колокольчиком или звонкой металлической пластинкой. Когда пальцы пощипывали отдельные струны, колокольчики звенели, пластинки мелодично позвякивали. Когда по струнам бренчали, быстро проводя по ним рукой, инструмент издавал дребезжащий звон. Опытный исполнитель умел извлекать из страпана приятно раздражающие слух выразительные диссонансы. Новичок, однако, редко добивался такого успеха, и результаты его стараний мало отличались от случайного шума. Из шести инструментов страпан оказался самым трудным для Тисселя, и он сосредоточенно занимался, перебирая струны на всем пути до Веера.
В свое время яхта приблизилась к плавучему городу. Тягловых рыб пристегнули, яхта причалила. Стоявшие вдоль пристани зеваки взвешивали и оценивали все характеристики яхты, рабов и самого Тисселя, как это было принято среди сиренезов. Тиссель, еще не привыкший к такому пристальному вниманию, чувствовал себя неловко, подвергаясь навязчивому любопытству туземцев – тем более, что неподвижность масок не позволяла определить их реакцию. Смущенно поправив свою маску Лунной Моли, он взобрался по лесенке на причал.
Сидевший на корточках раб поднялся, прикоснулся костяшками пальцев к черной ткани на лбу и пропел состоявшую из трех тонов вопросительную фразу: «Возможно ли, что представшая передо мной Лунная Моль изъявляет личность мессера Эдвера Тисселя?»
Тиссель постучал по висевшему на поясе химеркину и спел: «Я – мессер Тиссель».
«Мне доверили почетную обязанность, – продолжил пение раб. – Три дня я ждал здесь, на причале, с рассвета до заката. Три ночи, от заката до рассвета, я просидел под этим же причалом на плоту, прислушиваясь к поступи ночных гостей. И наконец я вижу маску мессера Тисселя!»
Тиссель произвел с помощью химеркина нетерпеливый шум: «Какую обязанность тебе доверили?»
«Я принес адресованное вам послание, мессер Тиссель».
Тиссель протянул левую руку, постукивая правой по химеркину: «Передай мне послание».
«Сию минуту, мессер Тиссель!»
На конверте, содержавшем послание, крупными буквами было написано:
«СВЕРХСРОЧНОЕ СООБЩЕНИЕ!»
Тиссель вскрыл конверт. Он сразу заметил, что космическую телеграмму подписал лично Кастель Кромартен, главный исполнительный директор Совета по вопросам межпланетного взаимодействия; помимо стандартного приветствия, сообщение заключалось в следующем:
«ДОСТАВИТЬ БЕЗОТЛАГАТЕЛЬНО!
РАСПОРЯЖЕНИЕ, ПОДЛЕЖАЩЕЕ ОБЯЗАТЕЛЬНОМУ ИСПОЛНЕНИЮ!
НА БОРТУ ЧЕЛНОКА ЗВЕЗДОЛЕТА «КАРИНА КРУЗЕЙРО», ПРИБЫВАЮЩЕГО В ВЕЕР 10 ЯНВАРЯ ПО УНИВЕРСАЛЬНОМУ КАЛЕНДАРЮ, НАХОДИТСЯ ИЗВЕСТНЫЙ УБИЙЦА, ХАКСО АНГМАРК. НЕОБХОДИМО ВСТРЕТИТЬ ЕГО НА КОСМОДРОМЕ, ЗАРУЧИВШИСЬ СОДЕЙСТВИЕМ КОМПЕТЕНТНЫХ ОРГАНОВ ВЛАСТИ, ОБЕСПЕЧИВ ЗАДЕРЖАНИЕ И ТЮРЕМНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЭТОГО ПРЕСТУПНИКА. УСПЕШНОЕ ВЫПОЛНЕНИЕ ЭТОГО РАСПОРЯЖЕНИЯ СОВЕРШЕННО НЕОБХОДИМО. НЕВЫПОЛНЕНИЕ НЕДОПУСТИМО.
ВНИМАНИЕ! АНГМАРК ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ОПАСЕН! ЗАМЕТИВ ЛЮБЫЕ ПРИЗНАКИ СОПРОТИВЛЕНИЯ, УБЕЙТЕ ЕГО БЕЗ ПРОМЕДЛЕНИЯ».
Телеграмма повергла Тисселя в отчаяние и ужас. Когда его назначили представителем консульства в Веере, он не ожидал ничего подобного. У него не было ни прирожденных способностей, ни опыта, достаточных, чтобы иметь дело с опасными убийцами. Он задумчиво почесал пушистую серую щеку своей маски. Ситуация была не совсем безнадежной: директор космопорта, Эстебан Рольвер, несомненно согласился бы помочь – и, возможно, предоставил бы в распоряжение Тисселя отряд вооруженных рабов.
Исполнившись некоторой надеждой, Тиссель перечитал сообщение. Десятого января? Тисселю пришлось свериться со сравнительной таблицей в справочнике. Сегодня было сороковое число Сезона Горького Нектара – то есть… Тиссель провел пальцем вниз по столбцу – десятое января. Сегодня.
Его внимание привлек далекий рокот. Из сияющей дымки неба спускался смутный силуэт: челнок находившегося на орбите звездолета «Карина Крузейро».
Тиссель прочитал послание в третий раз и поднял глаза, наблюдая за приземлением космического челнока. На борту челнока находился Хаксо Ангмарк. Через пять минут Ангмарк сойдет по трапу на поверхность Сирены. Иммиграционные и таможенные формальности займут, возможно, минут двадцать. Посадочное поле находилось в двух с половиной километрах от причала – космопорт соединяла с городом извилистая тропа, пересекавшая гряду холмов.
Тиссель повернулся к рабу: «Когда прибыло сообщение?»
Раб чуть наклонился вперед – он не понял ни слова. Тиссель повторил вопрос, распевая под перестук химеркина: «Как долго тебе выпала честь хранить при себе это сообщение?»
Раб пропел в ответ: «Несколько долгих дней я ждал на пристани, спускаясь на плот лишь с наступлением сумерек. Отныне мое терпеливое бдение вознаграждено: передо мной явился мессер Тиссель».
Тиссель отвернулся и в ярости поспешил по причалу к набережной. Неповоротливые, изворотливые сиренезы! Почему послание не доставили к нему на яхту? Оставалось двадцать пять минут – теперь уже двадцать две…
На набережной Тиссель остановился и посмотрел по сторонам, надеясь на чудо – вдруг появится какой-нибудь летательный аппарат, способный быстро доставить его в космопорт, где, с помощью Рольвера, он все еще успел бы задержать Хаксо Ангмарка? Или, что еще лучше, вдруг он получит другое распоряжение, отменяющее первое? Что-нибудь, что угодно… Но на Сирене не было аэромобилей, и никто не вручил ему второе сообщение.
Вдоль набережной выстроились несколько унылых наземных сооружений с глухими стенами из камня и чугуна, защищавшими от посещений ночных гостей. В одной из этих построек находился трактир со стойлами – Тиссель заметил, как оттуда выехал, верхом на гигантской сиренезской ящерице, человек в роскошной маске из серебра и жемчуга.
Тиссель бросился вперед. Еще оставалось время. Если повезет, он все еще мог перехватить Ангмарка. Тиссель бежал по набережной.
Перед стойлами прохаживался их владелец, заботливо проверявший самочувствие ящеров – то начищая запылившуюся чешуйку, то смахивая назойливое насекомое. Он предлагал в аренду пять животных в превосходном состоянии: каждое высотой по плечо человеку среднего роста, с толстыми ногами, мощными торсами, массивными клиновидными головами. На их передних клыках, искусственно удлиненных и загнутых так, чтобы их концы почти смыкались с деснами, висели золоченые кольца. Их чешуя была выкрашена наподобие узорчатого полотна в лиловый и зеленый, оранжевый и черный, красный и синий, коричневый и розовый, желтый и серебристый цвета.
Задыхаясь, Тиссель остановился перед трактирщиком и взялся было за висящий на поясе кив, но усомнился в правильности такого выбора. Следовало ли рассматривать такую встречу как неофициальное личное знакомство? Может быть, лучше было использовать зачинко? Но для изложения потребностей Тисселя вряд ли требовался церемониальный подход. В конце концов, лучше применить кив. Он исполнил аккорд, но случайно провел пальцами по струнам ганги, а не кива. Тиссель смущенно улыбнулся под маской: его взаимоотношения с владельцем ящеров никак нельзя было назвать интимными. Тиссель надеялся, что трактирщик находился в благожелательном расположении духа. Как бы то ни было, в сложившейся ситуации не было времени на размышления о безошибочном выборе инструмента. Он набрал второй аккорд и, аккомпанируя себе настолько хорошо, насколько позволяли волнение, одышка и отсутствие навыков, пропел свою просьбу: «Мессер трактирщик, я срочно нуждаюсь в быстром передвижении. Позвольте мне выбрать одного из ваших ящеров».
Владелец животных носил сложно устроенную маску из лощеной коричневой ткани и гофрированной серой кожи, символизм которой Тиссель не понимал; высоко на лбу маски блестели шары из мельчайших зеленых и алых сегментов, напоминавшие фасетчатые глаза насекомого. Некоторое время трактирщик молча разглядывал Тисселя, после чего демонстративно выбрал на поясе стимик и виртуозно исполнил последовательность трелей и мордентов – Тиссель не успел уловить ее значение. Трактирщик пропел: «Мессер Лунная Моль! Боюсь, мои ящеры не подобают человеку вашего высокого ранга».
Тиссель сосредоточенно перебирал струны ганги: «Нет-нет, уверяю вас! Они меня вполне устраивают. Я очень спешу и с радостью воспользуюсь любым из ящеров».
Трактирщик отозвался суховатым арпеджирующим крешендо: «Мессер Лунная Моль! Ящеры устали, они в грязи и в пыли. Мне льстит тот факт, что вы считаете их пригодными для ваших целей, но не могу взять на себя предлагаемую вами заслугу. Кроме того, – трактирщик ловко заменил стимик безразлично позвякивающим кродачем, – почему-то я не могу распознать закадычного друга и делового партнера, приветствующего меня с такой фамильярностью, бренча на ганге».
Яснее выразиться он не мог: Тисселю не следовало надеяться на получение ящера. Повернувшись, Тиссель побежал к космодрому. У него за спиной послышались хлопки химеркина, адресованные рабам трактирщика или ему самому – Тиссель не стал задерживаться, чтобы выяснить этот вопрос.
* * *
Предыдущего представителя консульства околоземных планет на Сирене убили в Зундаре. Будучи в маске Пьяного Головореза, он обратился к девушке, украшенной лентами перед празднованием Равноденственных Расположений – нарушение приличий, в связи с которым его немедленно обезглавили Пунцовый Демиург, Призрак Солнца и Волшебный Шершень. Недавний выпускник Института, Эдвер Тиссель был назначен его преемником, причем ему дали три дня на подготовку. Человек как правило вдумчивый, даже осторожный, Тиссель рассматривал это назначение как вызов. Он выучил сиренезский язык методом подсознательного гипноза – язык оказался не слишком сложным – после чего прочел в журнале «Универсальная антропология» следующее описание:
«Обитатели побережья Титанического океана отличаются ревностным индивидуализмом – возможно потому, что их окружает изобилие, не вознаграждающее коллективную деятельность. Сиренезский язык, отражающий характер населения, позволяет прежде всего выражать настроение индивидуума и его эмоциональное отношение к возникшей ситуации. При этом фактическая информация рассматривается как вторичное сопутствующее дополнение. Более того, любая фраза на сиренезском языке распевается под аккомпанемент небольшого музыкального инструмента. Таким образом, получить фактические сведения от уроженца Веера или запретного города Зундара бывает очень трудно. Слух чужеземца, пытающегося получить ответ на свой вопрос, услаждают изящными ариями и демонстрациями поразительно виртуозного владения техникой игры на том или ином из многочисленных инструментов. Таким образом, посетитель этой любопытнейшей планеты, если он не хочет, чтобы к нему относились с бесконечным презрением, должен научиться выражать свои мысли и пожелания общепринятым способом – так, как это делают туземцы».
Тиссель отметил в записной книжке: «Приобрести небольшой музыкальный инструмент и руководство по его применению», после чего продолжал чтение:
«На Сирене повсюду и постоянно наблюдаются изобилие, если не излишество, пищевых продуктов, а также мягкий, благоприятный климат. Туземцы, унаследовавшие свойственную человечеству энергию, но располагающие избытком свободного времени, сосредоточили внимание и усилия на тонкостях и деталях того, что их окружает – как в том, что касается искусного изготовления ремесленных изделий, таких, как резные деревянные панели, украшающие их жилые яхты, так и в том, что относится к изощренному символизму масок, которые носят все сиренезы, к тонкости выражений полумузыкального языка, неподражаемо приспособленного к описанию всевозможных оттенков настроений и эмоций, а также, превыше всего, к фантастической деликатности личных взаимоотношений. Престиж, „сохранение лица“, „мана“, репутация, слава – все эти понятия сочетаются в сиренезском слове „стракх“. Каждому человеку свойствен его характерный „стракх“, от которого зависит, например, если ему потребуется жилая яхта, предложат ли ему плавучий дворец, богато украшенный драгоценными камнями, алебастровыми фонарями, расписанным „павлиньими глазами“ фаянсом и резьбой по дереву – или же ему неохотно разрешат пользоваться заброшенным сараем на плоту. На Сирене нет никаких платежных средств; единственной и незаменимой валютой является „стракх“…»
Нервно поглаживая подбородок, Тиссель стал читать дальше:
«Все сиренезы постоянно носят маски – на основании того принципа, что человека нельзя принуждать появляться в том обличии, которое возникло в результате воздействия факторов, от него не зависящих, что человек должен быть свободен выбирать ту внешность, которая лучше всего соответствует его „стракху“. В цивилизованных районах Сирены – то есть на побережье Титанического океана – человек буквально никогда не показывает другим свое лицо, это его величайшая тайна. По той же причине на Сирене неизвестны азартные игры – приобретение преимущества над другим человеком благодаря чему-либо, кроме „стракха“, стало бы катастрофой для сиренеза. В сиренезском языке нет эквивалента слову „удача“».
Тиссель сделал еще одну пометку: «Запастись маской. В музее? В театральной гильдии?»
Закончив чтение статьи, он поспешил сделать все необходимое для подготовки и на следующий день вылетел на борту звездолета «Роберт Астрогард», совершавшего рейс до первого пункта пересадки на далеком пути к Сирене.
* * *
Космический челнок приземлился в космопорте Сирены – топазовый диск, выглядевший одиноко и необычно среди черных, зеленых и пурпурных холмов. По трапу челнока спустился Эдвер Тиссель. Его встретил Эстебан Рольвер, местный агент консорциума космических транспортных компаний. Размахивая руками, Рольвер отступил на пару шагов: «Ваша маска! – хрипло воскликнул он. – Где ваша маска?»
Тиссель, державший ее в руке, смущенно приподнял маску: «Я не был уверен…»
«Наденьте ее!» – отвернувшись, сказал Рольвер. Сам он носил изделие из тускло-зеленой чешуи и покрытого голубым лаком дерева. Из щек его маски торчали черные перья, а под подбородком болтался помпон в черную и белую клетку – такой образ создавал общее впечатление язвительной, но готовой приспосабливаться к обстоятельствам личности.
Тиссель надел маску, не совсем понимая, следовало ли ему отшутиться по поводу возникшей ситуации или сохранять сдержанное достоинство, приличествующее консульской должности.
«Вы в маске?» – спросил через плечо Рольвер.
Тиссель дал утвердительный ответ, и Рольвер повернулся к нему. Маска скрывала выражение лица агента, но его пальцы бессознательно пробежались по клавишам инструмента, привязанного к бедру. Инструмент произвел трель, выражавшую шок и вежливое негодование. «Вам нельзя носить эту маску! – пропел Рольвер. – По сути дела – где и каким образом вы ее достали?»
«Это копия маски, принадлежащей музею на Полиполисе, – обиженно сообщил Тиссель. – Уверен, что у них хранятся только подлинники».
Рольвер кивнул – его собственная маска выглядела язвительнее, чем когда-либо: «Музейная редкость, бесспорно. Это вариант прототипа, известного под наименованием „Победитель Морского Дракона“, такую маску носят в ходе торжественных церемоний только люди, обладающие огромным престижем – принцы, герои, лучшие мастера-ремесленники, выдающиеся музыканты».
«Я не знал…»
Рольвер отмахнулся, выражая снисходительное понимание: «В свое время вы всему научитесь. Обратите внимание на мою маску. Сегодня я ношу образ Горноозерной Птицы. Люди, заслужившие лишь минимальный престиж – такие, как вы, я и любой другой инопланетянин – носят маски такого рода».
«Странно! – заметил Тиссель, сопровождая агента по посадочному полю к приземистому бетонному блокгаузу. – Я допускал, что здесь каждый может носить любую маску по своему усмотрению».
«Так оно и есть, – кивнул Рольвер. – Носите любую маску, какую хотите – если сумеете доказать, что она вам по плечу, как говорится. Например, маску Горноозерной Птицы я ношу, чтобы показать, что не имею никаких особенных претензий. Я не претендую на мудрость, безудержную отвагу, владение множеством ремесел, музыкальную виртуозность, бесшабашную дерзость или какую-либо другую из сиренезских добродетелей».
«Предположим, чисто теоретически, – сказал Тиссель, – что я прошелся бы в этой маске по улицам Зундара. Каковы были бы последствия?»
Рольвер рассмеялся – маска приглушала смех: «Если бы вы прошлись по причалам Зундара – там нет улиц – в какой бы то ни было маске, вас прикончили бы на протяжении часа. Что и случилось с Бенко, вашим предшественником. Он не умел себя вести. Никто из нас, уроженцев других миров, не знает, как себя вести на Сирене. В Веере нас терпят – постольку, поскольку мы знаем свое место. Но даже в Веере вы не смогли бы безнаказанно разгуливать в царственном обличии, которое вы на себя напялили. Кто-нибудь в маске Огненной Змеи или Громового Гоблина преградил бы вам путь и сыграл бы вам пару фраз на кродаче. И, если бы вы не сумели ответить на вызов, играя на скаранье – дьявольски трудный инструмент, между прочим! – он принялся бы стучать на химеркине так, как это делают, обращаясь к рабам. Таким образом выражается бесконечное презрение. Или же он ударил бы в дуэльный гонг и отрубил бы вам голову, не сходя с места».
«Мне не приходило в голову, что местные жители настолько раздражительны», – испуганно понизив голос, отозвался Тиссель.
Рольвер пожал плечами и распахнул тяжелую стальную дверь, ведущую в его контору: «Есть поступки, вызывающие неодобрение даже на Центральном проспекте Полиполиса».
«Вы правы, конечно», – согласился Тиссель. Посмотрев по сторонам, он поинтересовался: «Почему вы так охраняете свою контору? Бетон, сталь…»
«Защита от дикарей, – объяснил Рольвер. – По ночам они спускаются с гор, тащат все, что плохо лежит, и убивают всех, кто попадается под руку». Торговый агент открыл стенной шкаф и вынул из него маску: «Вот, возьмите эту Лунную Моль, из-за нее у вас не будет неприятностей».
Тиссель без энтузиазма рассмотрел маску, изготовленную из шерсти мышиного оттенка; с обеих сторон ротового отверстия торчали пучки волос, на лбу покачивались похожие на перья усики-антенны. Вдоль висков болтались белые кружевные ленточки, а под глазами были устроены красные складки, создававшие одновременно траурный и комический эффект.
«Придает ли эта маска какой-нибудь престиж?» – спросил Тиссель.
«Почти никакого».
«В конце концов, я – представитель консульства, – возразил Тиссель. – Я представляю околоземные планеты, сто миллиардов человек…»
«Если на околоземных планетах хотели, чтобы их представитель носил маску Победителя Морского Дракона, они должны были прислать человека подобающего ранга».
«Понятно, – смирился Тиссель. – Ладно, если уж на то пошло…»
Рольвер вежливо отводил глаза в сторону, пока Тиссель снимал маску Победителя Морского Дракона и надевал на голову скромную маску Лунной Моли. «Надо полагать, я смогу найти что-нибудь поприличнее в местных лавках, – сказал Тиссель. – Я слышал, что на Сирене можно просто зайти в лавку и взять то, что тебе нужно. Это действительно так?»
Рольвер смерил Тисселя критическим взглядом: «Лунная Моль вам вполне подойдет – по меньшей мере, на первое время. Важно ничего не брать в лавке, пока вам не будет известно количество „стракха“, присущее товару, который вы желаете взять. Если посетитель низкого ранга присвоит одно из лучших изделий владельца, тот потеряет престиж».
Тиссель раздраженно покачал головой: «Мне никто ничего такого не объяснял! Я читал о масках, конечно, и о тщательной добросовестности ремесленников, но эта одержимость престижем – „стракхом“ – как бы его ни называли…»
«Все это не так уж важно, – заверил его Рольвер. – Через пару лет вы начнете разбираться в происходящем. Надеюсь, вы говорите по-сиренезски?»
«О да, разумеется».
«И на каких инструментах вы играете?»
«Как вам сказать… Мне дали понять, что достаточно любого небольшого инструмента – или что я просто могу напевать то, что говорю».
«Вас ввели в заблуждение. Только рабы поют без аккомпанемента. Рекомендую как можно скорее научиться играть на следующих инструментах: на химеркине, чтобы общаться с вашими рабами. На ганге, чтобы разговаривать с ближайшими друзьями или с теми, чей „стракх“ несколько меньше вашего. На киве – он необходим для того, чтобы вести непринужденную вежливую беседу. На зачинко – для переговоров более официального характера. На страпане или кродаче для обращения к людям, еще не достигшим вашего социального статуса – в вашем случае, скорее, для того, чтобы вы могли оскорбить кого-нибудь. На гомапарде или на двойном камантиле, чтобы участвовать в церемониях». Рольвер поразмышлял несколько секунд: «Водяная лютня, кребарин и слобо тоже чрезвычайно полезны – но, пожалуй, сначала вам следует овладеть другими инструментами. По меньшей мере, они позволят вам как-то объясняться с окружающими».
«Вы не шутите? – недоуменно спросил Тиссель. – Не преувеличиваете?»
Рольвер язвительно рассмеялся: «Ни в малейшей степени! Но прежде всего вам понадобится жилая яхта. С рабами, разумеется».
* * *
Рольвер отвел Тисселя из космопорта к причалам Веера – приятная прогулка по тропе под огромными деревьями, обремененными плодами, зерновыми стручками и мешочками сахарного сока, заняла примерно полтора часа.
«В настоящее время, – говорил Рольвер, – в Веере, считая вас, находятся только четыре инопланетянина. Я познакомлю вас с Велибусом, нашим коммерческим посредником. Возможно, у него найдется для вас какая-нибудь старая жилая яхта».
Корнелий Велибус прожил в Веере уже пятнадцать лет и приобрел достаточный «стракх», чтобы с уверенностью носить маску Южного Ветра – синий диск, инкрустированный неограненными кусочками бирюзы и окруженный ореолом отливающей перламутром змеиной кожи. Человек более добросердечный и благожелательный, нежели Рольвер, Велибус предоставил Тисселю не только жилую яхту, но и несколько различных музыкальных инструментов, а также пару рабов.
Смущенный такой щедростью, Тиссель пробормотал что-то по поводу оплаты, но Велибус прервал его великодушным жестом: «Дорогой мой, вы на Сирене. Здесь такие мелочи ничего не стóят».
«Но целая яхта…»
Велибус исполнил на киве короткий вежливый мордент: «Откровенно говоря, мессер Тиссель, я передаю вам старую, порядком подержанную яхту. Мне уже нельзя ей пользоваться – от этого пострадает мой статус». Его слова сопровождались изящной мелодией: «Вам еще рано беспокоиться о статусе. Все, что вам нужно – крыша над головой, основные удобства и защита от ночных гостей».
«От ночных гостей?»
«От каннибалов, которые рыщут по побережью после наступления темноты».
«Ах да! Мессер Рольвер упомянул о них».
«Ужасные твари. Их у нас не любят обсуждать». Велибус исполнил на киве быструю трепещущую трель: «Теперь по поводу рабов». Велибус задумчиво постучал пальцем по синему диску своей маски: «Рекс и Тоби вполне вам подойдут». Повысив голос, он извлек из химеркина торопливую дробь: «Аван эскс тробу!»
Появилась рабыня, облаченная в дюжину плотно облегающих тело розовых лент, в изящной черной маске, мерцающей перламутровыми блестками.
«Фаску этц Рекс эй Тоби».
Пришли Рекс и Тоби, в свободных черных матерчатых масках и рыжевато-коричневых куртках. Велибус обратился к рабам, звучно похлопывая по химеркину, и сообщил, что им предстояло служить новому хозяину – под страхом возвращения на родные острова. Они простерлись на полу и пропели тихими хриплыми голосами клятву поступающих в услужение. Нервно рассмеявшись, Тиссель попытался произнести по-сиренезски фразу «Пойдите к яхте, хорошо приберите там и принесите туда еду».
Тоби и Рекс непонимающе уставились на Тисселя сквозь отверстия в масках. Велибус повторил приказ, аккомпанируя на химеркине. Рабы поклонились и ушли.
Тиссель испуганно разглядывал музыкальные инструменты: «У меня нет ни малейшего представления о том, как играть на этих штуках».
Велибус повернулся к Рольверу: «Как насчет Кершауля? Вы не могли бы уговорить его дать мессеру Тисселю несколько начальных уроков?»
Рольвер сдержанно кивнул: «Кершауль мог бы этим заняться».
«Кто такой Кершауль?» – спросил Тиссель.
«Четвертый из нашей небольшой группы иностранцев, – пояснил Велибус. – Антрополог. Вам знакомы его труды? „Великолепный Зундар“? „Ритуалы Сирены“? Нет? Жаль. Превосходные работы. Кершауль пользуется здесь большим престижем и, насколько мне известно, время от времени посещает Зундар. Он носит маску Пещерного Филина, а иногда – Звездного Странника или даже Мудрого Арбитра».
«В последнее время он предпочитает Экваториального Змея, – сказал Рольвер. – Вариант с золочеными клыками».
«Неужели? – подивился Велибус. – Что ж, должен признаться, он это заслужил. Замечательный, выдающийся человек». И коммерческий посредник задумчиво побренчал по струнам зачинко.
* * *
Прошло три месяца. Под руководством Мэтью Кершауля Тиссель практиковался в игре на химеркине, ганге, страпане, киве, гомапарде и зачинко. Кершауль считал, что с другими инструментами можно было подождать, пока Тиссель не овладеет важнейшими шестью. Тиссель позаимствовал у антрополога звукозаписи бесед выдающихся сиренезов, выражавших различные настроения под аккомпанемент различных инструментов и в различных ладах – с тем, чтобы познакомиться с модными в настоящее время мелодическими условностями и упражняться, подражая многочисленным тонкостям интонации, разнообразным ритмам, контрапунктическим сочетаниям ритмов, подразумеваемым и подспудным ритмам. Кершауль считал, что изучение сиренезской музыки – интереснейшее занятие, и Тисселю оставалось только признать, что эта дисциплина представлялась практически неисчерпаемой. Четвертитоновая настройка инструментов позволяла использовать двадцать четыре основные тональности, которые, в сочетании с пятью общераспространенными ладами, образовывали сто двадцать различных гамм. Кершауль, однако, рекомендовал Тисселю сосредоточиться главным образом на изучении основных тональных характеристик каждого из инструментов и поначалу применять только два лада.
Так как, за исключением еженедельных занятий с Кершаулем, ничто не удерживало Тисселя в Веере, он заякорил свою яхту у скалистого мыса более чем в двенадцати километрах к югу от города. Там, если не считать непрерывное обучение игре на инструментах, Тиссель вел безмятежно идиллическое существование. Море всегда оставалось спокойным и хрустально прозрачным; пляж, окаймленный серой, зеленой и пурпурной лесной чащей, был достаточно близко для того, чтобы Тиссель мог в любой момент пойти размять ноги.
Тоби и Рекс занимали пару каморок в носовой части судна. В распоряжении Тисселя были все каюты и помещения посередине яхты и палуба на корме. Время от времени он подумывал о том, не следовало ли ему завести молодую рабыню, чтобы придать очарование и оживление однообразной жизни на борту, но Кершауль посоветовал ему повременить с этим – развлечения такого рода только отвлекали бы его от прилежных занятий. Тисселю пришлось согласиться с ним и полностью посвятить себя изучению техники игры на шести инструментах.
Дни быстро проходили один за другим. Тиссель не уставал восхищаться роскошью восходов и закатов, белоснежными облаками и синевой моря в полдень, ночным небом, пылающим двадцатью девятью звездами скопления SI 1—715. Еженедельная поездка в Веер нарушала однообразие – Тоби и Рекс добывали еду, а Тиссель посещал роскошную яхту Мэтью Кершауля, получая от него инструкции и советы. А затем, через три месяца после приезда, Тиссель получил сообщение, заставившее его забыть о заведенном порядке вещей: Хаксо Ангмарк, убийца и провокатор, изобретательный и безжалостный преступник, прибыл на Сирену. «Обеспечить задержание и тюремное заключение этого преступника! – гласил приказ. – Внимание! Ангмарк исключительно опасен! Заметив любые признаки сопротивления, убейте его немедленно!»
* * *
Тиссель был не в лучшей форме. Пробежав метров пятьдесят, он стал задыхаться, после чего перешел на шаг. Он спешил между пологими холмами, увенчанными зарослями белого бамбука и черного древовидного папоротника, по желтым лугам, поросшим ореховой травой, через фруктовые сады и дикие виноградники. Прошло двадцать, а потом и двадцать пять минут – двадцать пять минут! Тиссель упал духом – он опоздал. Хаксо Ангмарк приземлился и мог уже идти навстречу в Веер, по той же тропе. Но по пути Тиссель встретил только четверых человек: подростка в карикатурно озлобленной маске Алкского Островитянина, двух молодых женщин в масках Красной Птицы и Зеленой Птицы, а также мужчину в маске Лесного Гоблина. Приближаясь к последнему, Тиссель остановился: не Ангмарк ли этот Гоблин?
Тиссель попробовал схитрить. Он смело подошел к Гоблину и взглянул прямо в глазницы его кошмарной маски. «Ангмарк! – объявил Тиссель на языке околоземных планет. – Вы арестованы!»
Лесной Гоблин недоуменно уставился на него, после чего продолжил путь по тропе.
Тиссель преградил ему дорогу и взялся было за гангу, но, вспомнив реакцию трактирщика, сыграл аккорд на зачинко. «Ты идешь по дороге из космопорта, – пропел Тиссель. – Кого ты там видел?»
Лесной Гоблин схватил ручной рожок – инструмент, позволявший насмехаться над противником в бою, подзывать домашних животных, а также, изредка, бросать оскорбительный, дерзкий вызов: «Откуда я иду и что я там видел – не твое дело! Отойди, или я наступлю на твое лицо!» Гоблин промаршировал вперед и, если бы Тиссель не отскочил в сторону, вполне мог осуществить свою угрозу.
Добравшись до космопорта, Тиссель сразу направился к конторе. Тяжелая дверь была открыта. Как только Тиссель приблизился, в проеме двери появился человек в маске из тускло-зеленой чешуи, слюдяных пластинок, покрытого голубым лаком дерева и черных перьев – в образе Горноозерной Птицы.
«Мессер Рольвер! – тревожно позвал его Тиссель. – Кто сегодня спустился на челноке „Карины Крузейро“?»
Несколько секунд Рольвер разглядывал запыхавшегося Тисселя: «Почему вы спрашиваете?»
«Почему я спрашиваю? – переспросил Тиссель. – Разве вы не видели срочное сообщение, которое мне передал по космической связи Кастель Кромартен?»
«Ах да! – вспомнил Рольвер. – Конечно. Разумеется».
«Телеграмму доставили только полчаса тому назад, – пожаловался Тиссель. – Я бежал со всех ног. Где Ангмарк?»
«В Веере, надо полагать», – ответил Рольвер.
Тиссель тихо выругался: «Почему вы его не задержали?»
Рольвер пожал плечами: «Я не уполномочен арестовывать преступников. Кроме того, у меня не было ни желания, ни возможности его остановить».
Тиссель подавил раздражение и произнес тщательно сдержанным тоном: «По пути я встретил человека в довольно-таки пугающей маске – с глазами величиной с блюдца и с красными бородками, как у индюка».
«Лесной Гоблин! – сказал Рольвер. – Ангмарк привез с собой эту маску».
«Но этот человек подал сигнал ручным рожком! – возразил Тиссель. – Как мог Ангмарк…»
«Он хорошо знаком с сиренезскими обычаями. Ангмарк прожил в Веере пять лет».
Тиссель раздраженно хмыкнул: «Кромартен об этом не предупредил».
«Но это общеизвестно, – пожал плечами Рольвер. – Ангмарк был здешним коммерческим посредником перед тем, как эту должность занял Велибус».
«Они были знакомы? Велибус и Ангмарк?»
Рольвер отозвался коротким смешком: «Естественно! Но не подозревайте беднягу Велибуса ни в каких преступлениях, кроме тривиальной подтасовки финансовых отчетов – уверяю вас, роль сообщника убийцы ему не подходит».
«Кстати, об убийцах, – сказал Тиссель. – У вас нет какого-нибудь оружия, которое я мог бы позаимствовать?»
Рольвер с удивлением взглянул на собеседника: «Вы прибежали арестовывать Ангмарка и не запаслись оружием?»
«У меня не было выбора, – объяснил Тиссель. – Рассылая приказы, Кромартен ожидает их безотлагательного исполнения. Так или иначе, вы были здесь, и у вас есть рабы».
«Не рассчитывайте на мою помощь, – брезгливо произнес Рольвер. – Я ношу маску Горноозерной Птицы и не претендую на доблесть. Но я могу одолжить вам лучевой пистолет. В последнее время я им не пользовался, так что не могу гарантировать, что он заряжен».
Рольвер зашел в контору и вскоре вернулся с пистолетом: «Что вы теперь намерены делать?»
Тиссель устало покачал головой: «Попробую найти Ангмарка в Веере. Или, может быть, он направился в Зундар?»
Рольвер задумался: «Ангмарк мог бы выжить в Зундаре, конечно. Но для этого ему потребовалось бы восстановить навыки игры на местных инструментах. Думаю, что он задержится в Веере по меньшей мере на несколько дней».
«Но как его найти? И где его искать?»
«На этот счет ничего не могу сказать, – ответил Рольвер. – Для вас безопаснее было бы не искать его. Ангмарк – опасный человек».
Тиссель направился обратно в Веер тем путем, которым пришел.
Там, где тропа начинала спускаться с холмов к набережной, находилось сооружение с толстыми глинобитными стенами. Дверь была вырезана из сплошного куска черного дерева, окна защищены лиственным орнаментом из чугунных полос. Здесь устроил контору Корнелий Велибус, коммерческий посредник, импортер и экспортер. Велибус отдыхал на веранде, выложенной кафельной плиткой; на нем была маска Вальдемара в скромном варианте.
Тиссель подошел к крыльцу: «Доброе утро, мессер Велибус».
Велибус рассеянно кивнул и безразлично ответил, пощипывая струны кродача: «Доброе утро».
Тиссель был порядком озадачен. Кродач вряд ли можно было назвать инструментом, подходящим для того, чтобы приветствовать друга и коллегу-инопланетянина, даже если он носил маску Лунной Моли.
Тиссель холодно спросил: «Могу ли я поинтересоваться, как давно вы тут сидите?»
Велибус размышлял над этим вопросом полминуты, после чего ответил, аккомпанируя себе на более дружественном кребарине. Но воспоминание о неприязненно звякнувшем аккорде кродача еще звучало в памяти Тисселя.
«Я нахожусь здесь уже пятнадцать или двадцать минут. Почему вы спрашиваете?»
«Я хотел бы знать, не проходил ли мимо вас Лесной Гоблин?»
Велибус кивнул: «Он спустился к набережной – и, насколько я помню, зашел в ближайшую лавку, предлагающую маски».
Тиссель зашипел от досады. Конечно, это было первое, что любой сделал бы на месте Ангмарка. «Я никогда его не найду, если он поменяет маску», – пробормотал Тиссель.
«Кто этот Лесной Гоблин?» – с не более чем мимолетным интересом спросил Велибус.
Тиссель не видел причины, по которой ему следовало бы скрывать выполняемое им поручение: «Это известный преступник, Хаксо Ангмарк».
«Хаксо Ангмарк! – хрипло воскликнул Велибус, откинувшись на спинку кресла. – Вы уверены, что он здесь?»
«Практически уверен».
Велибус потирал дрожащие руки: «Плохие новости! Очень плохие новости! Этот мерзавец не остановится ни перед чем».
«Вы хорошо его знали?»
«Не хуже любого другого, – теперь Велибус аккомпанировал себе на киве. – Он был коммерческим посредником перед тем, как я занял эту должность. Я прибыл в качестве инспектора и обнаружил, что Ангмарк похищал примерно четыре тысячи кредитных единиц в месяц. Вряд ли он мне за это благодарен». Велибус тревожно взглянул в сторону набережной: «Надеюсь, вы его поймаете».
«Я делаю все, что могу. Так вы говорите, что он зашел в лавку изготовителя масок?»
«Совершенно уверен в этом».
Тиссель отвернулся. Пока он спускался по тропе, у него за спиной захлопнулась черная доска двери.
Тиссель прошел по набережной к лавке изготовителя масок и задержался снаружи, притворяясь, что любуется выставкой произведений владельца. Здесь демонстрировались десятки миниатюрных масок, вырезанных из редких пород дерева и минералов, украшенных изумрудными блестками, шелком из паутины, осиными крыльями, окаменевшими рыбьими чешуйками и другими подобными материалами. В лавке никого не было, кроме ее владельца, сгорбленного щуплого субъекта в желтом халате и в обманчиво неприхотливой маске Универсального Эксперта, изготовленной из более чем двух тысяч сочлененных кусочков дерева.
Тиссель заранее подумал о том, какие выражения ему лучше всего было бы использовать и как ему следовало аккомпанировать себе, после чего зашел внутрь. Заметив маску Лунной Моли и скромные манеры посетителя, изготовитель масок продолжал работать.
Тиссель выбрал простейший для него инструмент, страпан – возможно, это был не самый удачный выбор, так как применение страпана свидетельствовало о некотором снисхождении к собеседнику. Тиссель попытался компенсировать этот недостаток теплыми, почти экспансивными интонациями голоса, а когда он по ошибке задевал не ту струну, Тиссель шутливо встряхивал инструмент, словно наказывая его: «С чужеземцем интересно иметь дело, его привычки необычны, он вызывает любопытство. Не прошло и двадцати минут, как в эту великолепную лавку зашел чужеземец, чтобы обменять его потрепанную маску Лесного Гоблина на одно из достопримечательных и поистине изобретательных изделий, коллекция которых радует мой взор».
Изготовитель масок покосился на Тисселя и, не говоря ни слова, сыграл последовательность аккордов на инструменте, который Тиссель еще никогда не видел: исполнитель сжимал в руке мягкий мешочек, в то время как у него между пальцами торчали три короткие трубки. Когда пальцы почти полностью пережимали трубку, воздух, проталкиваемый через образовавшуюся в трубке щель, производил звук, гнусавым тембром напоминавший гобой. Слух Тисселя был уже достаточно развит для того, чтобы понять две вещи: изготовитель масок мастерски владел этим инструментом и выражал полное отсутствие заинтересованности в разговоре.
Тиссель предпринял еще одну попытку, прилежно перебирая струны страпана. Он пропел: «Для того, кто прибыл с другой планеты, голос соотечественника подобен воде, поливающей засыхающее растение. Тот, кто поспособствует встрече двух таких инопланетян, мог бы почерпнуть удовлетворение, совершив акт милосердия».
Небрежно пощипывая струны своего собственного страпана, изготовитель масок исполнил несколько виртуозных пассажей – за движениями его пальцев невозможно было уследить – и церемонно пропел: «Художник высоко ценит моменты сосредоточения, его не интересует возможность тратить время, обмениваясь банальными фразами с собеседниками не более чем среднего престижа». Тиссель попытался возразить контрапунктической мелодией, но масочных дел мастер заглушил ее несколькими сложными аккордами, значение которых ускользнуло от понимания Тисселя, после чего продолжил: «В лавку заходит некто, явно впервые взявший в руки инструмент несравненной сложности, так как его музыкальные навыки достойны безжалостной критики. Он поет о тоске по родному миру и по общению к себе подобными. Под маской Лунной Моли он притворяется, что обладает непомерным „стракхом“, так как играет на страпане, обращаясь к мастеру-ремесленнику, и распевает презрительно-насмешливым тоном. Утонченный творец художественных произведений игнорирует его провокацию. Он вежливо выбирает ответный инструмент, он не берет на себя никаких обязательств и надеется на то, что незнакомец устанет от своих нелепых притязаний и удалится».
Тиссель взял кив: «Благородный изготовитель масок совершенно неправильно понимает мои…»
Мастер-ремесленник прервал его пение быстрым стаккато, постукивая по резонатору страпана: «Теперь незнакомец позволяет себе высмеивать способность художника понимать ситуацию».
Тиссель принялся раздраженно бренчать на страпане: «Для того, чтобы не перегреться на жаре, я захожу в небольшую, скромную лавку, предлагающую маски. Ремесленник, все еще ошеломленный новизной непривычных для него орудий, подает надежды на дальнейшее развитие навыков. Он прилежно трудится, оттачивая эти навыки – настолько прилежно, что отказывается разговаривать с посетителями, независимо от их потребностей».
Изготовитель масок осторожно отложил стамеску, поднялся на ноги, прошел за ширму и вскоре вернулся в маске из золота и чугуна с украшениями, имитирующими языки пламени над головой. В одной руке у него была скаранья, в другой – ятаган. Блестяще исполнив несколько диких арпеджио, он запел: «Даже художник, достигший высшего мастерства, может приобрести дополнительный „стракх“, убивая морских чудовищ, ночных гостей и наглых бездельников. В данный момент у меня есть такая возможность. Художник согласен отложить нападение не более, чем на десять секунд, потому что наглец носит маску Лунной Моли». Ятаган вихрем закружился в руке владельца лавки.
Тиссель отчаянно ударил по струнам страпана: «Заходил ли в вашу лавку Лесной Гоблин? Ушел ли он в новой маске?»
«Прошло пять секунд!» – пропел изготовитель масок, подчеркивая угрозу маршеобразным пунктирным ритмом.
Тиссель удалился, не находя слов от ярости. Он прошел по площади и остановился на набережной, глядя по сторонам. Сотни мужчин и женщин ходили вдоль причалов или стояли на палубах жилых яхт – на всех были маски, выражавшие их настроение, престиж и особые наклонности, всюду раздавались щебетание струн и звон колокольчиков.
Тиссель не знал, чтó ему делать. Лесной Гоблин исчез. Хаксо Ангмарк безнаказанно разгуливал по Вееру – Тиссель не смог выполнить строжайшие указания Кастеля Кромартена.
У него за спиной послышалось небрежное позвякивание кива: «Мессер Тиссель, Лунная Моль, вы о чем-то глубоко задумались».
Тиссель обернулся – рядом стоял Пещерный Филин в плаще сдержанной черной и серой расцветки. Тиссель узнал эту маску, символизировавшую эрудицию и терпеливое изучение абстрактных идей: Мэтью Кершауль время от времени надевал ее, когда Тиссель приходил к нему брать уроки.
«Доброе утро, мессер Кершауль», – пробормотал Тиссель.
«Как продвигаются ваши занятия? Удалось ли вам одолеть до-четверть-диез-минорные арпеджио на гомапарде? Насколько я помню, вас затрудняли их обращенные интервалы».
«Я практиковался в их исполнении, – мрачно отозвался Тиссель. – Тем не менее все это, скорее всего, бессмысленная потеря времени, так как меня отзовут в Полиполис».
«Даже так? Что случилось?»
Тиссель объяснил ситуацию, возникшую в связи с прибытием Хаксо Ангмарка. Кершауль серьезно кивнул: «Я помню Ангмарка. Его никак нельзя назвать благородным человеком. Тем не менее, он – превосходный музыкант, безупречно справляющийся со сложной аппликатурой и способный быстро учиться игре на новых инструментах». Кершауль задумчиво покручивал козлиную бородку маски Пещерного Филина: «Каковы ваши планы?»
«У меня нет никаких планов, – признался Тиссель, исполнив скорбную музыкальную фразу на киве. – Ничто не позволяет мне узнать, какие маски будет носить Ангмарк – я даже не знаю, как он выглядит без маски. Как я его найду?»
Кершауль продолжал подергивать бородку маски: «Когда-то он предпочитал экзокамбийский цикл – если мне не изменяет память, Ангмарк собрал целую коллекциею масок Обитателей Иного Мира. Конечно, с тех пор его вкусы могли измениться».
«Вот именно! – пожаловался Тиссель. – Ангмарк может пройти в пяти шагах от нас, и я об этом не догадаюсь». Тиссель угрюмо оглянулся в сторону лавки изготовителя масок: «Никто не желает ничего сообщить. Сомневаюсь, что кого-нибудь из местных жителей беспокоит тот факт, что среди них по причалам разгуливает убийца».
«Совершенно верно, – согласился Кершауль. – Сиренезские понятия отличаются от наших».
«У них нет никакого чувства ответственности! – заявил Тиссель. – Они не позаботятся бросить спасательный круг утопающему».
«Вы правы, сиренезы недолюбливают вмешательство, – снова согласился антрополог. – Здесь выше всего ценятся самостоятельность и самодостаточность».
«Все это очень любопытно, – сказал Тиссель, – но я понятия не имею, чтó мне делать по поводу Ангмарка».
Кершауль сосредоточил внимательный взгляд на маске Лунной Моли: «Если вам удастся найти Ангмарка, чтó вы намерены предпринять?»
«Я обязан выполнять приказы начальства», – упрямо заявил Тиссель.
«Ангмарк – опасный человек, – подчеркнул Кершауль. – Причем по сравнению с вами он располагает рядом преимуществ».
«Меня это не может остановить. Я обязан задержать его и привезти в Полиполис. Скорее всего, однако, он в полной безопасности, так как у меня нет ни малейшего представления, каким образом его можно было бы распознать».
Кершауль размышлял: «Инопланетянин не может скрываться под маской – по меньшей мере, не от сиренезов. Здесь, в Веере, нас было четверо – Рольвер, Велибус, вы и я. Если еще один инопланетянин попытается получить жилую яхту, вести об этом быстро распространятся».
«Что, если он отправится в Зундар?»
Кершауль пожал плечами: «Сомневаюсь, что он на это осмелится. С другой стороны…» Кершауль замолчал, заметив внезапное отсутствие внимания со стороны Тисселя, и повернулся лицом туда, куда смотрел собеседник.
К ним вперевалку приближался по набережной человек в маске Лесного Гоблина. Кершауль попытался удержать Тисселя, положив ему руку на плечо, но Тиссель, с пистолетом наготове, преградил путь Лесному Гоблину.
«Хаксо Ангмарк! – закричал Тиссель. – Не двигайтесь, или я вас убью. Вы арестованы!»
«Вы уверены, что это Ангмарк?» – тревожно спросил Кершауль.
«Сейчас мы это узнáем, – откликнулся Тиссель. – Ангмарк, повернитесь ко мне спиной и поднимите руки над головой».
Лесной Гоблин оцепенел от удивления и замешательства. Протянув руку к зачинко, он сыграл вопросительное арпеджио и пропел: «Почему вы на меня напали, мессер Лунная Моль?»
Кершауль сделал шаг вперед, исполняя извиняющиеся фразы на слобо: «Боюсь, что возникла ошибка, мессер Лунная Моль обознался. Он ищет инопланетянина в маске Лесного Гоблина».
Аккомпанемент Лесного Гоблина стал раздраженным; он внезапно сменил зачинко на стимик: «Он смеет утверждать, что я – инопланетянин? Пусть он это докажет – или ему придется иметь дело с местью чистокровного сиренеза!»
Кершауль смущенно поглядывал на начинавшую собираться вокруг толпу и снова сыграл мелодию в умоляющем ладу: «Я уверен в том, что мессер Лунная Моль…»
Лесной Гоблин прервал его целой фанфарой гудков скараньи: «Пусть подтвердит свои подозрения доказательствами – или кровь прольется рекой!»
«Хорошо! – сказал Тиссель. – Я докажу свою правоту». Подскочив к подозреваемому, он схватил край его маски: «Взглянем на твое настоящее лицо – и удостоверим таким образом твою личность!»
Лесной Гоблин в изумлении отпрянул. Собравшиеся зеваки ахнули, послышались угрожающие переборы струн и звон пластинок различных инструментов.
Лесной Гоблин протянул одну руку к затылку, дернув шнурок дуэльного гонга, и в то же время выхватил ятаган другой рукой.
Кершауль выступил вперед, лихорадочно играя на слобо. Тиссель смутился и отошел в сторону, испуганный агрессивной реакцией толпы на его поведение.
Кершауль распевал извинения и объяснения; Лесной Гоблин возражал ему. Обернувшись через плечо, Кершауль сказал Тисселю: «Бегите, или вас убьют! Скорее!»
Тиссель колебался. Лесной Гоблин протянул руку, чтобы оттолкнуть Кершауля. Кершауль закричал: «Бегите! Запритесь в конторе Велибуса!»
Тиссель пустился наутек. Лесной Гоблин преследовал его на протяжении нескольких секунд, после чего остановился, топнул ногой и протрубил ему вслед несколько оскорбительных сигналов ручного рожка, в то время как толпа аккомпанировала ему презрительным стуком химеркинов.
Преследование прекратилось. Вместо того, чтобы искать убежища в конторе импортно-экспортного посредника, однако, Тиссель повернул в сторону и, после осторожной разведки, направился к тому причалу, где была пришвартована его жилая яхта.
Когда он, наконец, вернулся к себе, уже сгущались сумерки. Тоби и Рекс сидели на корточках на носовой палубе, окруженные принесенной ими провизией: тростниковыми корзинами с фруктами и зерном, синими стеклянными кувшинами с вином, растительным маслом и ароматным древесным соком; тут же стоял плетеный короб, содержавший трех поросят. Рабы щелкали орехи зубами, выплевывая шелуху за борт. Взглянув на Тисселя, они поднялись на ноги – казалось, с некоторой небрежностью, раньше отсутствовавшей. Тоби что-то пробормотал себе под нос; Рекс едва сдержал усмешку.
Тиссель гневно постучал по химеркину и пропел: «Мы отплывем от причала, но сегодня ночью останемся неподалеку от Веера».
Оставшись один в каюте, он снял маску Лунной Моли и рассмотрел в зеркале свои почти незнакомые уже черты, после чего приподнял маску, изучая ее отвратительные контуры: покрытую серой шерстью кожу, голубые шипы, смехотворные кружевные ленточки. Такая маска вряд ли согласовалась с достоинством консула околоземных планет – если он все еще будет занимать эту должность, когда Кромартен узнает, что Ангмарк вырвался на свободу!
Тиссель устало опустился на стул и угрюмо уставился в пространство. Сегодня его преследовали неудачи, но он еще не сдался – о нет, ни в коем случае! Завтра он навестит Мэтью Кершауля, и они обсудят наилучший способ обнаружения Ангмарка. Как упомянул, Кершауль, появление в Веере еще одного инопланетянина не могло остаться незамеченным; личность Хаксо Ангмарка скоро должна была стать очевидной. Кроме того, завтра Тисселю нужно было добыть другую маску. Ничего чрезмерного или тщеславного – просто маску, в какой-то мере отражавшую достоинство и самоуважение.
В этот момент один из рабов постучал по дверной панели, и Тиссель поспешно натянул на голову ненавистное изображение Лунной Моли.
На следующий день, рано утром, еще перед тем, как рассеялась рассветная заря, рабы пришвартовали яхту к отведенной для инопланетян части причала. Ни Рольвер, ни Велибус, ни Кершауль еще не прибыли; Тиссель с нетерпением ждал Кершауля. Примерно через час причалила яхта Велибуса. Не желая говорить с коммерческим посредником, Тиссель остался в каюте.
Уже через несколько секунд подплыла и яхта Рольвера. Тиссель видел в окно, как Рольвер, в своей обычной маске Горноозерной Птицы, взобрался на причал, где его встретил человек в окаймленной желтыми пучками маске Песчаного Тигра. Человек этот передал Рольверу какое-то сообщение под церемонный аккомпанемент гомапарда.
Судя по всему, Рольвер был удивлен и встревожен. Немного помолчав, он тоже воспользовался гомапардом и пропел несколько фраз, указывая на жилую яхту Тисселя. Затем, откланявшись, транспортный агент ушел по своим делам.
Человек в маске Песчаного Тигра спустился, двигаясь с чопорной медлительностью, на поплавок у причала и постучал по корпусу яхты Тисселя.
Тиссель вышел на палубу. Сиренезский этикет не требовал, чтобы он приглашал случайных посетителей подняться на борт, в связи с чем Тиссель всего лишь исполнил вопросительное арпеджио на зачинко.
Песчаный Тигр заиграл на гомапарде и пропел: «Как правило, рассвет над заливом Веера – великолепное зрелище; в белом небе распускается желтая и зеленая заря, а после восхода Мирейи туманы полыхают огненными вихрями. Поющему это сообщение утренний пейзаж доставил бы гораздо больше удовольствия, если бы безмятежность морских вод не нарушалась плавающим в этих водах трупом инопланетянина».
Зачинко Тисселя испустило, словно само по себе, еще один, настойчивый вопросительный аккорд. Песчаный Тигр с достоинством поклонился: «Поющий это сообщение не знает равных в том, что касается устойчивости характера. Тем не менее, он не хотел бы, чтобы рядом с ним проказничал не находящий успокоения призрак. Поэтому он приказал рабам привязать длинный кожаный ремень к щиколотке трупа, другой конец которого, пока мы беседуем, уже привязывают к корме вашей яхты. Отправление любых обрядов, предусмотренных в таких случаях на вашей планете, теперь зависит от вас. Позвольте поющему сообщение пожелать вам доброго утра и удалиться».
Тиссель поспешил на корму. Под кормой, полуобнаженное и лишенное маски, плавало тело пожилого человека; оно держалось на воде благодаря пузырю воздуха, задержавшегося в панталонах.
Тиссель изучал лицо мертвеца, казавшееся бесхарактерным и бессодержательным – по-видимому, в связи с многолетней привычкой выражать эмоции маской и звуками. На первый взгляд погибшему, среднего роста и веса, было лет сорок пять или пятьдесят. Волосы у него были бледно-каштанового оттенка, лицо успело распухнуть в воде. Не было никаких признаков, позволявших определить, каким образом умер этот человек.
«Скорее всего, это Хаксо Ангмарк», – подумал Тиссель. Но его тут же одолели тяжкие сомнения: «Кем еще он может быть? Мэтью Кершаулем? Почему нет?» Рольвер и Велибус уже поднялись на причал и ушли по своим делам. Взглянув на залив, чтобы найти яхту Кершауля, он обнаружил, что она уже подплывала. У него на глазах Кершауль, в обычной маске Пещерного Филина, вспрыгнул на причал.
Судя по всему, антрополог находился в рассеянном расположении духа, так как прошел мимо Тисселя, не отрывая глаз от дощатого настила пристани.
Тиссель снова взглянул на труп: значит, без всякого сомнения, это был Ангмарк. Разве Тиссель не видел, как три человека – Рольвер, Велибус и Кершауль – покинули свои яхты в характерных для них масках? Следовательно, у него под кормой плавало тело Ангмарка… Тем не менее, этот очевидный, казалось бы, вывод почему-то не устраивал Тисселя. Кершауль указал на тот факт, что присутствие в Веере еще одного инопланетянина вскоре обнаружится. Каким образом Ангмарк мог бы сохранить инкогнито? Возможно, он… Тиссель отверг эту мысль. Конечно же, мертвецом был Ангмарк. И все же…
Тиссель подозвал рабов и приказал им принести на палубу подходящую емкость, в которую можно было бы поместить тело, чтобы затем перенести его в надлежащее место захоронения. У рабов это поручение не вызвало никакого энтузиазма, в связи с чем Тисселю пришлось настойчиво, если не слишком умело, подчеркнуть необходимость выполнения своего распоряжения с помощью химеркина.
Тиссель прошел по причалу, повернул на набережную, поднялся мимо конторы Корнелия Велибуса и направился по приятно вьющейся тропе к космодрому.
В космопорте Тиссель обнаружил, что Рольвер еще туда не пришел. Главный раб транспортного агента, о статусе которого свидетельствовала желтая розетка на черной матерчатой маске, спросил, как он мог бы услужить посетителю. Тиссель ответил, что хотел бы отправить сообщение в Полиполис.
Раб заверил его, что в этом отношении не должно было возникнуть никаких трудностей. Тисселю следовало только записать сообщение четкими печатными буквами, и его могли отправить незамедлительно.
Тиссель составил сообщение:
«ИНОПЛАНЕТЯНИН НАЙДЕН МЕРТВЫМ
ВОЗМОЖНО, ЭТО АНГМАРК.
ВОЗРАСТ: ПРИМЕРНО 48 ЛЕТ, СРЕДНЕГО РОСТА И ВЕСА, ВОЛОСЫ КАШТАНОВЫЕ.
ДРУГИХ ОТЛИЧИТЕЛЬНЫХ ПРИЗНАКОВ НЕТ.
ОЖИДАЮ ПОДТВЕРЖДЕНИЯ И (ИЛИ) ДАЛЬНЕЙШИХ ИНСТРУКЦИЙ».
Он адресовал сообщение Кастелю Кромартену в Полиполисе и передал его главному рабу. Через несколько секунд послышалось характерное прерывистое шипение передатчика космической связи.
Прошел час. Рольвер все еще не появлялся. Тиссель беспокойно прохаживался взад и вперед перед зданием конторы. Никто не мог сказать, как долго ему пришлось бы ждать – продолжительность космической передачи сообщений варьировала непредсказуемо. Иногда сообщение прибывало за долю секунды; иногда оно часами блуждало в неизвестных лабиринтах пространства. В нескольких достоверно подтвержденных случаях сообщения доставлялись прежде, чем они были переданы.
Прошло еще полчаса, и Рольвер наконец прибыл в обычной маске Горноозерной Птицы. Как раз в это время Тиссель услышал шипение, сопровождавшее прием ответного сообщения.
Рольвер, казалось, удивился, увидев у себя в конторе Тисселя: «Что вас сюда привело в такую рань?»
Тиссель объяснил: «Сегодня утром вы направили ко мне человека, который нашел тело инопланетянина. Я сообщаю об этом начальству».
Рольвер приподнял голову и прислушался к шипению аппарата связи: «По-видимому, вы уже получили ответ. Я его принесу».
«Зачем вы беспокоитесь? – спросил Тиссель. – Ваш раб хорошо выполняет такие обязанности».
«Это моя обязанность! – возразил Рольвер. – Я несу ответственность за безошибочные передачу и прием всех космических телеграмм».
«Я пойду с вами, – заявил Тиссель. – Мне всегда хотелось посмотреть на то, как работает такое оборудование».
«Боюсь, это не допускается правилами», – отрезал Рольвер. Он подошел к двери, ведущей во внутренней помещение: «Вы получите свою телеграмму сию минуту».
Тиссель протестовал, но Рольвер игнорировал его и зашел в аппаратную.
Через пять минут он вернулся с небольшим желтым конвертом. «Не слишком приятные новости», – прокомментировал он неубедительно сочувствующим тоном.
Тиссель угрюмо вскрыл конверт. Он содержал следующий текст:
«НАЙДЕННОЕ ТЕЛО – НЕ АНГМАРК
У АНГМАРКА ЧЕРНЫЕ ВОЛОСЫ.
ПОЧЕМУ ЕГО НЕ ВСТРЕТИЛИ ПО ПРИБЫТИИ?
ЭТО СЕРЬЕЗНОЕ НАРУШЕНИЕ.
В ВЫСШЕЙ СТЕПЕНИ НЕУДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНЫЙ РЕЗУЛЬТАТ.
ВЕРНИТЕСЬ В ПОЛИПОЛИС ПРИ ПЕРВОЙ ВОЗМОЖНОСТИ.
КАСТЕЛЬ КРОМАРТЕН».
Тиссель положил телеграмму в карман: «Кстати, какого цвета ваши волосы?»
Рольвер сыграл на киве удивленную трель: «Я всегда был блондином. Почему вы спрашиваете?»
«Просто из любопытства».
Рольвер исполнил еще один пассаж на киве: «Ага, теперь я понимаю! Дорогой мой, вы слишком подозрительны! Смотрите!» Транспортный агент повернулся спиной к Тисселю и похлопал ладонью по складкам своей маски под затылком. Тиссель увидел, что у Рольвера действительно были светлые волосы.
«Вы убедились в том, что я не убийца?» – шутливо спросил Рольвер.
«О да, вполне! – кивнул Тиссель. – Между прочим, не могли бы вы одолжить мне другую маску? Мне страшно надоела Лунная Моль».
«Боюсь, что не могу, – ответил Рольвер. – Но вам подберут другую маску в лавке».
«Да-да, конечно», – Тиссель попрощался с Рольвером и вернулся по тропе в Веер. Проходя мимо конторы Велибуса, он несколько секунд колебался, но все же зашел туда. Сегодня лицо Велибуса скрывалось под ошеломительным изделием из зеленых стеклянных призм и серебряных бусин – Тиссель еще никогда не видел такую маску.
Велибус осторожно приветствовал Тисселя под аккомпанемент кива: «Доброе утро, мессер Лунная Моль».
«Я не займу у вас слишком много времени, – сказал Тиссель, – но хотел бы задать вам вопрос довольно-таки личного характера. Какого цвета ваши волосы?»
На какую-то долю секунды Велибус замер, но тут же повернулся к Тисселю спиной и приподнял тыльный край маски. Тиссель заметил густые черные кудри. «Я ответил на ваш вопрос?» – поинтересовался Велибус.
«Да, других вопросов у меня нет», – сказал Тиссель. Спустившись на набережную, он направился по причалу к жилой яхте Кершауля. Антрополог приветствовал его не слишком гостеприимно, но пригласил взойти на борт сдержанным жестом руки.
«Хотел бы задать вам вопрос, – сказал ему Тиссель. – Какого цвета ваши волосы?»
Кершауль невесело рассмеялся: «Те, что еще остались, черного цвета. Почему вы спрашиваете?»
«Из любопытства».
«Не принимайте меня за дурака, – с необычной для него прямотой отозвался Кершауль. – В чем дело? Объясните».
Тисселю нужен был совет знающего человека, и он не стал это скрывать: «Ситуация такова. Сегодня утром в гавани нашли труп инопланетянина. У него каштановые волосы. Я не совсем уверен в достоверности полученных сведений но… скажем так, вероятность того, что у Ангмарка черные волосы, равна 66 процентам».
Кершауль дернул козлиную бородку маски Пещерного Филина: «Каким образом вы рассчитали эту вероятность?»
«Я получил из рук Рольвера сообщение с указанием цвета волос Ангмарка. Рольвер – блондин. Если Ангмарк притворяется Рольвером, он, конечно же, изменил бы текст телеграммы так, чтобы его нельзя было опознать по цвету волос. А у вас и у Велибуса черные волосы».
«Гм! – Кершауль задумался. – Позвольте мне убедиться в том, что я правильно вас понимаю. Вы считаете, что Хаксо Ангмарк убил Рольвера, Велибуса или меня и притворяется тем человеком, которого он убил. Не так ли?»
Тиссель с удивлением взглянул на антрополога: «Вы сами подчеркнули тот факт, что Ангмарк не мог бы обосноваться в Веере незаметно, так как присутствие нового инопланетянина неизбежно раскрылось бы, и очень скоро. Разве вы не помните?»
«Помню, конечно. Но продолжим. Рольвер передал вам сообщение, в котором говорится, что у Ангмарка были темные волосы, и при этом заявил, что он сам – блондин».
«Да. Вы можете это подтвердить? То есть, вы достаточно давно знаете Рольвера и, может быть, вам известно, каким был цвет его волос до прибытия Ангмарка?»
«Нет, – печально ответил Кершауль. – Я никогда не видел ни Рольвера, ни Велибуса без масок».
«Если Рольвер – не Ангмарк, – рассуждал сам с собой Тиссель, – и если у Ангмарка действительно черные волосы, то подозревать можно вас и Велибуса».
«Очень любопытно! – Кершауль смерил Тисселя тревожным взглядом с головы до ног. – На тех же основаниях можно заявить, что вы сами – Ангмарк и только притворяетесь Тисселем. Какого цвета у вас волосы?»
«Каштановые», – сухо ответил Тиссель. В подтверждение он приподнял над затылком серый мех Лунной Моли.
«Но вы можете меня обманывать по поводу содержания полученного сообщения», – напомнил Кершауль.
«Я никого не обманываю, – устало возразил Тиссель. – Если у вас есть сомнения, поговорите с Рольвером».
Кершауль покачал головой: «В этом нет необходимости. Я вам верю. Но возникает другой вопрос: как насчет голоса? Все мы говорили с вами и до прибытия Ангмарка, и после него. Вы не уловили никакой разницы?»
«Нет. Точнее, я настолько бдительно слежу за любыми признаками изменений, что все ваши голоса кажутся мне другими. Кроме того, голоса приглушаются масками».
Кершауль подергивал бородку Пещерного Филина: «Не вижу никакого простого и очевидного решения вашей проблемы». Антрополог усмехнулся: «Как бы то ни было, необходимо ли ее решать? До прибытия Ангмарка на Сирене находились Рольвер, Велибус, Кершауль и Тиссель. А теперь – во всех практически существенных отношениях – на Сирене все еще находятся те же Рольвер, Велибус, Кершауль и Тиссель. Кто может утверждать, что замена одного из нас не приведет к улучшениям?»
«Любопытное рассуждение, – согласился Тиссель. – Тем не менее, так уж случилось, что я лично заинтересован в удостоверении личности Ангмарка. От этого зависит моя дальнейшая карьера».
«Понятно… – пробормотал Кершауль. – Таким образом, удостоверение личности Ангмарка – исключительно ваша обязанность».
«И вы мне не поможете?»
«Я не стану прилагать никаких особенных усилий для того, чтобы вам помочь. Видите ли, я успел проникнуться сиренезскими индивидуалистическими представлениями. Думаю, что вы столкнетесь с тем же препятствием, если обратитесь за помощью к Рольверу или к Велибусу, – антрополог вздохнул. – Мы все провели здесь слишком много времени».
Тиссель стоял, глубоко задумавшись. Кершауль терпеливо ждал, но в конце концов нарушил молчание: «У вас больше нет никаких вопросов?»
«Нет, – сказал Тиссель. – Но я хотел бы попросить вас об одолжении».
«Если смогу, я окажу вам такое одолжение», – вежливо отозвался антрополог.
«Предоставьте мне, на неделю или две, услуги одного из ваших рабов».
Кершауль исполнил на ганге насмешливое восклицание: «Я не люблю расставаться со своими рабами, они хорошо меня знают и предугадывают мои желания…»
«Как только я поймаю Ангмарка, я верну вашего раба».
«Так и быть!» – согласился Кершауль. Он выбил дробь на резонаторе химеркина; появился раб. «Антоний! – пропел Кершауль. – Тебе надлежит сопровождать мессера Тисселя и служить ему на протяжении непродолжительного времени».
Раб поклонился; поручение явно не обрадовало его.
Тиссель отвел Антония к себе на яхту и долго задавал ему вопросы, отмечая ответы в таблице, после чего обязал Антония хранить молчание по поводу их разговора и поручил Тоби и Рексу временно позаботиться о третьем рабе. Кроме того, он приказал рабам отплыть от причала и никого не пускать на борт до тех пор, пока он не вернется.
Тиссель снова направился по извилистой тропе через холмы к космодрому. Он нашел Рольвера в конторе – тот закусывал маринованной рыбой с нашинкованной корой салатного дерева и туземной смородиной. Рольвер отстучал приказ на химеркине, и раб подал Тисселю столовый прибор: «Как продвигается ваше расследование?»
«Пока что не могу похвалиться успехами, – отозвался Тиссель. – Допускаю, что я могу положиться на ваше содействие?»
Рольвер отозвался смешком: «По мере возможности».
«По сути дела, – продолжал Тиссель, – я хотел бы позаимствовать у вас раба. Временно, конечно».
Рольвер перестал жевать: «Зачем?»
«В данный момент я не хотел бы пускаться в разъяснения, – уклонился Тиссель, – но вы можете быть уверены в том, что это не пустячная просьба».
Не пытаясь притворяться, что он делает это охотно, Рольвер позвал раба и поручил ему обслуживать Тисселя.
Возвращаясь к своей яхте, Тиссель зашел в контору Велибуса. Коммерческий посредник, погруженный в рассмотрение каких-то бумаг, поднял голову: «Добрый вечер, мессер Тиссель».
Тиссель перешел прямо к делу: «Мессер Велибус, не одолжите ли вы мне раба на несколько дней?»
Велибус ответил не сразу, но в конце концов пожал плечами: «Почему нет?» Он похлопал по химеркину; явился раб. «Он вам подойдет? Или вы предпочитаете молодую рабыню?» – Велибус усмехнулся, что, на взгляд Тисселя, попахивало оскорблением.
«Да, мне он вполне подойдет. Я верну его на следующей неделе».
«Спешить некуда», – Велибус беззаботно махнул рукой и вернулся к своим занятиям.
Тиссель провел двух дополнительных рабов к себе на яхту и по отдельности допросил каждого из них, снова делая пометки в таблице.
Мягкие сумерки спустились на Титанический океан. Тоби и Рекс взялись за весла, и яхта стала отплывать от причала по шелковистым безмятежным водам. Тиссель сидел на палубе, прислушиваясь к отдаленным голосам, к переборам струн и позвякиванию музыкальных инструментов. Горели желтые и розовато-красные, как мякоть арбуза, фонари жилых яхт. На берегу стало темно; скоро ночные гости должны были спуститься с холмов, чтобы рыться в кучах мусора и с тоскливой жадностью поглядывать на яхты, бросившие якоря в заливе.
Через девять дней на Сирену должен был прибыть по расписанию челнок звездолета «Бонавентура»; Тисселю приказали вернуться в Полиполис на этом корабле. Сможет ли он найти Хаксо Ангмарка за девять дней? Тиссель решил, что времени оставалось мало, но, вероятно, все-таки достаточно.
Прошло два дня, а потом и три, и четыре, и пять дней. Каждый день Тиссель выходил на берег и наносил по меньшей мере один визит каждому из других инопланетян – Рольверу, Велибусу и Кершаулю.
Каждый из них по-разному реагировал на его присутствие. Рольвер не скрывал язвительную раздражительность. Велибус вел себя церемонно и, по меньшей мере, старался не выходить за рамки приличий. Кершауль общался с Тисселем мягко и обходительно, но в то же время демонстративно безучастно, даже отчужденно.
Со своей стороны, Тиссель с одинаковым равнодушием реагировал на мрачноватые колкости Рольвера, на пошловатые шутки Велибуса и на отстраненность Кершауля. И каждый день, возвращаясь к себе на жилую яхту, он делал пометки в таблице.
Наступили и прошли шестой, седьмой и восьмой дни. Рольвер, с присущей ему бездушной откровенностью, осведомился, намеревался ли Тиссель резервировать место на «Бонавентуре». Поразмыслив, Тиссель ответил: «Да, будет лучше, если вы зарезервируете место для одного пассажира».
«Обратно, в мир обнаженных лиц! – Рольвер содрогнулся. – Лица! Всюду лица – бледные, с выпученными, как у рыб, глазами. Слюнявые рты, прыщавые ноздреватые носы, плоские, дряблые физиономии. Не думаю, что я когда-нибудь смогу снова обосноваться на другой планете после того, как провел здесь полжизни. Вам повезло – вы еще не успели стать настоящим сиренезом».
«Но я не собираюсь возвращаться», – возразил Тиссель.
«Я так понял, что вы хотите зарезервировать место на звездолете?»
«Хочу. Для Хаксо Ангмарка. Он вернется в Полиполис. В корабельном карцере».
«Так-так, – кивнул Рольвер. – Значит, вы его вычислили».
«Конечно! – удивился Тиссель. – А вы разве не догадались, ктó он?»
Рольвер пожал плечами: «Я знаю только то, что Ангмарк притворяется либо Велибусом, либо Кершаулем. Ни в чем другом не могу быть уверен. Постольку, поскольку он носит маску и называет себя Велибусом или Кершаулем, для меня все это не имеет никакого значения».
«Для меня это имеет большое значение, – возразил Тиссель. – Когда завтра вылетит челнок?»
«В одиннадцать часов двадцать две минуты утра, не раньше и не позже. Если Ангмарк летит на „Бонавентуре“, позаботьтесь о том, чтобы он не опоздал».
«Он не опоздает», – заверил транспортного агента Тиссель.
Тиссель в последний раз навестил Велибуса и Кершауля, после чего вернулся к себе на яхту и внес в таблицу три последние отметки.
Доказательства были налицо, простые и убедительные. Их нельзя было назвать абсолютно неопровержимыми, но они служили достаточным основанием для безотлагательных мер. Тиссель проверил состояние лучевого пистолета. Завтра наступал решающий день. Он не мог позволить себе никаких ошибок.
Разгорелась ярко-белая утренняя заря, небо напоминало внутреннюю поверхность устричной раковины; Мирейя всходила в облачении радужных туманов. Работая веслами, Тоби и Рекс подвели яхту к причалу. Яхты остальных трех инопланетян сонно покачивались на медленных волнах.
Тиссель внимательно следил за одной их этих яхт, владельца которой Хаксо Ангмарк убил и сбросил в море. Она уже приближалась к берегу, и на ее передней палубе стоял Хаксо Ангмарк собственной персоной, в маске, которую Тиссель еще никогда раньше не видел, изготовленной из алых перьев, черного стекла и шиповатого зеленого меха.
Тиссель не мог не позавидовать присутствию духа преступника. Его изобретательный план был расчетливо приведен в исполнение – но в нем оказался один неустранимый изъян.
Ангмарк зашел во внутренний салон своей яхты. Она прикоснулась к причалу. Рабы набросили швартовы на тумбы и спустили трап. Положив пистолет во внутренний карман длинного сиренезского халата, Тиссель прошел по причалу к трапу яхты Ангмарка, поднялся по нему и распахнул дверь, ведущую в салон. Человек, сидевший за столом, удивленно поднял голову в черной маске с алыми перьями и зелеными шипами.
Тиссель произнес: «Ангмарк, будьте добры, не спорьте и не пытайтесь…»
Что-то твердое и тяжелое ударило Тисселя по затылку; он свалился на пол. Кто-то обыскал его, сразу нашел и забрал пистолет.
Над ним застучал химеркин, чей-то голос пропел: «Свяжи руки этому идиоту!»
Человек, сидевший за столом, поднялся на ноги и снял роскошную черную маску с алыми перьями – под ней оказалась черная матерчатая маска раба. Тисселю удалось повернуть голову: над ним стоял Хаксо Ангмарк в известной Тисселю маске Укротителя Драконов, изготовленной из черного металла, с лезвием ножа вместо носа, с подвижными, поднимающимися в прорези искусственными веками и тремя параллельными зубчатыми гребнями от лба до затылка. Выражение маски не поддавалось истолкованию, но голос Ангмарка торжествовал: «Ты легко попался в западню».
«Увы!» – отозвался Тиссель. Раб связал ему руки за спиной, после чего отошел в сторону. Постукивая по химеркину, Ангмарк приказал рабу удалиться.
«Вставай! – сказал Тисселю Хаксо Ангмарк. – И садись на стул».
«Чего вы ждете?» – спросил Тиссель.
«Два твоих приятеля еще не пришвартовались. Пусть уходят в город. Для того, что я задумал, их присутствие не потребуется».
«Что вы задумали?»
«Узнаешь в свое время, – обронил Ангмарк. – У нас есть еще час или около того».
Тиссель проверил прочность своих пут. Сомневаться в их надежности не приходилось.
Ангмарк уселся: «Как ты меня вычислил? Должен признаться, меня разбирает любопытство… Не скромничай! – пожурил он хранившего молчание Тисселя. – Разве ты не понимаешь, что я нанес тебе поражение? На твоем месте я не стал бы причинять себе лишние неприятности».
Тиссель пожал плечами: «Я исходил из очень простого принципа. Человек может спрятать под маской лицо, но он не может спрятать свою личность».
«Ага! – отозвался Ангмарк. – Интересно! Продолжай».
«Я позаимствовал рабов у вас и у каждого из двух других инопланетян, после чего тщательно допросил каждого раба. В частности, я спрашивал их о том, какие маски носили их хозяева на протяжении месяца до вашего прибытия на Сирену. Я подготовил таблицу и отмечал в ней ответы рабов. Рольвер носил маску Горноозерной Птицы на протяжении восьмидесяти процентов этого срока, а в остальное время надевал маски Абстрактного Софиста и Черного Затейника. Велибус предпочитал маски персонажей из эпического цикла легенд о Кан-Дачане. Бóльшую часть времени, шесть дней из восьми, он носил маски Шалекуна, Бесстрашного Принца и Моряка-Бахвала. По другим дням он надевал маску Южного Ветра или Веселого Компаньона. Кершауль, человек более консервативного склада, предпочитал образы Пещерного Филина и Звездного Странника, а также, время от времени две или три другие маски.
Как я уже упомянул, я получил информацию из надежных – вероятно, самых надежных источников – а именно от рабов. Следующий шаг заключался в том, чтобы вести наблюдение за тремя подозреваемыми. Каждый день я отмечал маски, которые вы носили, и сравнивал их с содержанием моей таблицы. На протяжении восьми дней Рольвер носил маску Горноозерной Птицы шесть раз, и два раза – маску Черного Затейника. Кершауль надевал маску Пещерного Филина пять раз и по одному разу – маски Звездного Странника, Идеала Совершенства и Квинкункса. Велибус дважды носил маску Изумрудной Горы, три раза – маску Тройного Феникса, два раза – маску Акульего Бога и только однажды – маску Бесстрашного Принца».
Ангмарк задумчиво кивнул: «Понятно. Я допустил ошибку, выбирая маски из коллекции Велибуса, но по своему вкусу – и, как ты заметил, в результате обнаружил себя. Но только перед тобой, – убийца поднялся на ноги и подошел к окну. – Кершауль и Рольвер скоро сойдут на берег. Они пройдут мимо, их ждут дела – хотя я сомневаюсь в том, что кто-либо из них решил бы за тебя вступиться. Они оба успели стать добропорядочными сиренезами».
Тиссель молчал. Прошло десять минут. Ангмарк протянул руку, достал с полки нож и взглянул на Тисселя: «Вставай!»
Тиссель медленно поднялся на ноги. Ангмарк подошел к Тисселю сбоку и снял с его головы маску Лунной Моли. Тиссель ахнул и тщетно попробовал схватить маску связанными за спиной руками. Он опоздал: его лицо было безнадежно обнажено.
Ангмарк отвернулся и заменил маску Укротителя Драконов маской Лунной Моли, после чего постучал по химеркину. Вошли два раба – и замерли в шоке, увидев Тисселя.
Ангмарк выбил быструю дробь на химеркине и пропел: «Отведите этого человека на причал!»
«Ангмарк! – взмолился Тиссель. – Я без маски!»
Рабы схватили его и, несмотря на отчаянные попытки сопротивления, вытащили на палубу и провели по трапу на причал.
Ангмарк накинул на шею Тисселя веревочную петлю и сказал: «Теперь ты – Хаксо Ангмарк, а я – Эдвер Тиссель. Велибус мертв, ты тоже скоро умрешь. Я могу с легкостью выполнять консульские обязанности. Буду играть на музыкальных инструментах, как пьяный ночной гость, и петь, как хриплая ворона. Буду носить маску Лунной Моли, пока она не рассыплется в прах, а потом найду себе другую. В Полиполис поступит отчет о том, что Хаксо Ангмарк умер, пытаясь оказать сопротивление при аресте. И дело будет в шляпе».
Тиссель почти не слышал то, что говорил убийца. «Так нельзя! – шептал он. – Моя маска, мое лицо…» По причалу шла толстая женщина в маске из голубых и розовых цветов. Увидев Тисселя, она издала оглушительный визг и бросилась лицом вниз на дощатый настил.
«Пошли, пошли!» – радостно произнес Ангмарк, дернул за веревку и потащил Тисселя по причалу. Мужчина в маске Капитана Пиратов, поднимавшийся на причал со своей яхты, оцепенел от изумления.
Ангмарк играл на зачинко и пел: «Смотрите все на знаменитого преступника, Хаксо Ангмарка! Одно его имя вызывает ужас и отвращение на всех внешних планетах. Но теперь он задержан и обречен на позорную смерть. Смотрите все на Хаксо Ангмарка!»
Они повернули на набережную. Ребенок в ужасе завопил; мужчина хрипло закричал в испуге. Тиссель спотыкался, слезы катились у него из глаз – он ничего не видел, кроме каких-то разрозненных форм и цветных пятен. Ангмарк звучно распевал: «Смотрите все! Знаменитый убийца из внешних миров, Хаксо Ангмарк! Подходите, чтобы увидеть его казнь!»
Тиссель закричал дрожащим голосом: «Я не Ангмарк, я – Эдвер Тиссель. Он – Ангмарк!» Никто его не слушал. Раздавались только возгласы ужаса, шока и отвращения при виде обнаженного лица. Тиссель стал умолять Ангмарка: «Дайте мне какую-нибудь маску, хотя бы рабскую…»
Ангмарк торжествующе пел: «При жизни он покрыл себя позором – покрытый позором, без маски он умрет!»
К Ангмарку подошел Лесной Гоблин: «Вот мы и встретились снова, Лунная Моль!»
Ангмарк пропел: «Отойди, друг Гоблин, я должен казнить преступника. При жизни он покрыл себя позором – покрытый позором, он умрет!
Вокруг собралась толпа; люди в масках глазели на Тисселя – обнаженное лицо вызывало у них нездоровое любопытство, болезненно щекотало нервы.
Лесной Гоблин вырвал веревку из рук Ангмарка и швырнул ее на землю. Толпа взревела. Раздались крики: «Никаких дуэлей! Казните чудовище!»
Тисселю на голову набросили мешок. Он ждал последнего удара наточенного лезвия. Вместо этого кто-то разрéзал его путы. Тиссель поспешно натянул старый мешок поплотнее на голову, выглядывая через прорехи.
Хаксо Ангмарка схватили четыре человека. Лесной Гоблин приблизился к нему почти вплотную, играя на скаранье: «На прошлой неделе ты пытался сорвать мою маску. Теперь ты сорвал ее с другого и достиг своей извращенной цели!»
«Но он – преступник! – кричал Ангмарк. – Знаменитый преступник, его давно разыскивают!»
«В чем состоят его преступления?» – пропел Лесной Гоблин.
«Он убивал, он предавал, брал на абордаж космические корабли, пытал пленных, занимался шантажом, грабил, продавал детей в рабство, он…»
Лесной Гоблин прервал его: «Ваши религиозные предрассудки не имеют значения. Но все мы можем засвидетельствовать твои преступления, совершенные на сиренезской земле!»
Из толпы выступил яростно поющий трактирщик: «Девять дней тому назад этот наглец, Лунная Моль, пытался присвоить моего лучшего ящера!»
Еще один человек, в маске Универсального Эксперта, сделал шаг вперед и пропел: «Я – мастер-ремесленник, изготовитель масок. Я узнал этого инопланетянина, Лунную Моль! Недавно он зашел ко мне в лавку, чтобы насмеяться над моим мастерством. Он заслуживает смерти!»
«Смерть инопланетному чудовищу!» – кричали в толпе. К Ангмарку ринулась человеческая волна. Кривые стальные лезвия поднимались и опускались; Ангмарка изрубили на куски.
Тиссель смотрел, не в силах пошевелиться. Лесной Гоблин подошел к нему, играя на стимике, и строго пропел: «Над тобой мы сжалимся, но мы тебя презираем. Никто не должен позволять другому подвергать себя такому унижению!»
Тиссель глубоко вздохнул. Нащупав на поясе зачинко, он пропел: «Друг мой, ты возводишь на меня напраслину! Разве ты не понимаешь, какое мужество я проявил? Чтó предпочел бы ты сам – умереть в бою или пройти без маски по набережной?»
Лесной Гоблин пропел: «Может быть только один ответ. Я предпочел бы умереть. Я не смог бы вынести такой позор».
Тиссель пел: «У меня был выбор. Я мог драться со связанными за спиной руками и умереть – или вытерпеть позор и таким образом победить врага. Ты сам признаёшь, что тебе не хватило бы „стракха“, чтобы решиться на такой подвиг. Но я доказал свою отвагу, я – герой! Кто из вас посмел бы сделать то, что сделал я?»
«Ты говоришь об отваге? – вызывающе спросил Лесной Гоблин. – Я ничего не боюсь. Не боюсь даже смерти от рук ночных гостей!»
«Тогда отвечай на мой вопрос!»
Лесной Гоблин отступил и заиграл на двойном камантиле: «Да, ты проявил настоящую отвагу, если руководствовался такими побуждениями».
Трактирщик исполнил несколько приглушенных аккордов на гомапарде и пропел: «Ни один из нас не посмел бы сделать то, что сделал этот человек без маски».
В толпе послышалось одобрительное бормотание.
Мастер-изготовитель масок приблизился к Тисселю, униженно перебирая струны двойного камантиля: «Молю тебя, достопочтенный герой, окажи честь моей лавке, замени этот вонючий мешок на маску, подобающую твоему рангу!»
Другой изготовитель масок вмешался: «Прежде, чем ты сделаешь свой выбор, достопочтенный герой, оцени мои великолепные творения!»
К Тисселю почтительно обратился человек в маске Ярконебесной Птицы: «Я только что закончил строительство роскошной жилой яхты – на ее изготовление ушло семнадцать лет. Ниспошли мне такую удачу и прими это великолепное судно в свое пользование. На борту ждут возможности услужить тебе проворные рабы и приятнейшие рабыни, в погребе много вина, а палубы устланы мягкими шелковыми коврами».
«Благодарю вас! – сказал Тиссель, бодро и уверенно перебирая струны зачинко. – С радостью принимаю ваше предложение. Но прежде всего мне нужна маска».
Изготовитель масок исполнил на гомапарде вопросительную трель: «Считает ли достопочтенный герой образ Победителя Морского Дракона ниже своего достоинства?»
«Ни в коем случае! – отозвался Тиссель. – Мне такая маска вполне подойдет. Пойдемте, взглянем на нее».
