Исследователи вышли на безжизненную поверхность равнины и направились к потерпевшим крушение звездолетам. Ближе всех был черно-белый корабль «Морж D» – измятый, разломанный, окруженный россыпью бледных трупов. Металлурги прикасались анализаторами к различным участкам корпуса и компонентам оборудования, определяя состав сплавов; биологи осматривали тела инопланетян, физики и технологи заглядывали в двигательные отсеки, поражаясь незнакомым принципам и конструкциям, применявшимся неземной расой. Проходя рядом с корпусом звездолета, Генч заметил волокнистую белую полоску, покрытую рядами причудливых пятнышек. Как только он поднял полоску, хрупкую от многотысячелетнего воздействия холода и космических лучей, она рассыпалась в прах.

Заметивший это Козмин неодобрительно покачал головой. «Именно таким образом не следует обращаться с артефактами! – пожурил он Генча. – Теперь ценная информация потеряна навсегда».

Зубы Генча слегка обнажились: «Это очевидно. Так как я несу всю ответственность за допущенный промах, вам незачем беспокоиться, выражая сомнения или упреки».

Козмин проигнорировал замечание Генча так, как если бы тот ничего не сказал: «В дальнейшем, будьте добры, не перемещайте и не берите в руки важные находки, не проконсультировавшись предварительно со мной».

Генч смерил коллегу уничтожающе презрительным взглядом: «Насколько я понимаю, ваша задача заключается в сравнении языков после того, как я их расшифрую. Таким образом, пока что вы можете беззаботно удовлетворять любопытство, не выполняя никаких существенных обязанностей».

Козмин не позаботился опровергнуть утверждение Генча: «Пожалуйста, больше не уничтожайте никакие данные. Ваша небрежность привела к разрушению артефакта. Советуйтесь со мной прежде, чем вы прикоснетесь к чему-нибудь еще». С этими словами Козмин направился по равнине к «Большому пурпурному» звездолету.

Шипя сквозь зубы, Генч поколебался несколько секунд, после чего поспешил вслед за коллегой. Оставленный без присмотра, Козмин мог наломать дров. «В эту игру могут играть двое!» – говорил себе Генч.

Многие исследователи уже окружили огромный, почти неповрежденный «Большой пурпурный» корабль, монументально возвышавшийся над Равниной Салвена. Корпус звездолета состоял из шершавого сиреневого вещества; его горизонтально опоясывали четыре полосы корродировавшего металла, по всей видимости относившиеся к приводной системе. О древности корабля свидетельствовали только слегка припорошенные пылью и кристаллами замерзшего газа поверхности.

Исследователи прохаживались вокруг звездолета – его люки были герметично закрыты. Судя по всему, проникнуть внутрь можно было только через пробоину в носовой части. Металлург нашел наружную лестницу, приваренную к корпусу, и проверил прочность ее ступенек – они показались вполне надежными. Все наблюдали за тем, как он поднимался по этой лестнице к разрыву в обшивке корабля; добравшись до него, он весело махнул рукой собравшимся внизу и скрылся в пробоине.

Генч исподтишка косился на Козмина, неприязненно разглядывавшего металлические поручни. Генч промаршировал к лестнице и стал подниматься. Козмин вздрогнул так, словно его ужалила оса. Поморщившись, он тоже сделал шаг вперед и поставил ступню на первую ступеньку.

Директор Дрю поспешил призвать его к осторожности: «Лучше не рисковать, профессор Козмин – кто знает, что может случиться? Я поручу техникам открыть люк, и все мы сможем безопасно пройти внутрь. Мы же никуда не спешим, не правда ли?»

«Конечно, вы никуда не спешите! – думал Козмин. – А пока вы бродите вокруг да около, это лингвистическое насекомое будет копошиться внутри, приписывая все лучшие находки себе в заслугу!»

Действительно, таково было намерение Генча. Включив фонарь на шлеме скафандра и пробравшись внутрь через разрыв в корпусе, он оказался в чудесном окружении форм и цветов, которые можно было бы назвать «причудливыми», хотя это слово недостаточно отражало сущность возникавшего впечатления. Некоторые функциональные детали напоминали устройство земных кораблей, но они были странно искажены и, по ближайшем рассмотрении, отличались неожиданными пропорциональными соотношениями. «Естественно, этого следовало ожидать, – говорил себе Генч. – Мы приспосабливаем окружающую среду к нашим потребностям – к длине человеческого шага и протянутой руки, к чувствительности сетчатки наших глаз и ко многим другим характеристикам. Неземные расы, конечно, применяют те же принципы на свой лад… Исключительно любопытно! Подозреваю, что длительное пребывание человека внутри этого звездолета способно привести к серьезным психическим расстройствам, если не к безумию». Генч с огромным интересом рассматривал иссиня-черные тела «шершней», разбросанные по коридорам корабля – там, где на них не осаждалась пыль, их хитиновые поверхности все еще блестели. «Как долго эти трупы могли бы оставаться в целости и сохранности? – спрашивал себя Генч. – Вечно? Почему нет? При температуре в 100 градусов по шкале Кельвина и в атмосфере инертного газа трудно было представить себе какие-либо изменения, за исключением вызванных воздействием космических лучей… Но пора было приступать к работе. Для гипотетических размышлений не было времени! Он опередил нерешительного Козмина и теперь намеревался максимально использовать это преимущество.

Одно обстоятельство внушало оптимизм: в корабле «шершней» наблюдалось изобилие образцов письменности. Всюду были знаки, таблички и надписи с зазубренными пересекающимися кривыми, на расшифровку которых, с первого взгляда, не было никакой надежды. Генча это скорее радовало, нежели огорчало. Предстояло решить трудную задачу – но определение с помощью компьютеров, распознающих закономерности, ключевых терминов и корреляций в процессе анализа контекста использования символов (каковой анализ и являлся основным вкладом расшифровщика) позволяло мало-помалу осмысливать незнакомый язык. Кроме того, в звездолете такого объема вполне могли содержаться не только библиотека, но и различные ведомости, перечни инвентаря и руководства по техническому обслуживанию тех или иных механизмов – неисчерпаемое богатство материалов! Генч предвидел, что его основной проблемой будет не расшифровка неземных языков, а вмешательство профессора Козмина.

Генч раздраженно покачал головой. Чертовски неприятная ситуация! Нужно было поговорить об этом с директором Дрю. Возможно, Козмину можно поручить какую-нибудь другую работу – составление переписи материалов, подлежавших отправке на Землю, или что-нибудь в этом роде.

Генч бродил по коридорам звездолета на разных уровнях, пытаясь найти основное хранилище письменных материалов или, на худой конец, центр управления. Но в архитектуре корабля «шершней» трудно было разобраться, и поначалу Генч не добился успеха. Расхаживая взад и вперед, в конце концов он оказался в чем-то вроде трюма, содержавшего штабели ящиков и коробок, после чего спустился по наклонной эстакаде на нижний уровень корабля, в вестибюль перед входным люком. Люк к тому времени уже вскрыли; ученые и техники входили и выходили. Генч с отвращением остановился и вернулся тем путем, которым пришел – через трюм, по коридорам, вверх и вниз по наклонным переходам. Ему стали встречаться другие члены комиссии, и он ускорил шаги – настолько, что коллеги оборачивались, удивленно провожая глазами его торопливо шагающую фигуру. Наконец Генч зашел в помещение, служившее центром управления, хотя оно ни в малейшей степени не напоминало рубку управления земного корабля – по сути дела, Генч уже заглядывал сюда раньше, но сперва не распознал функцию отсека.

Профессор Козмин был тут как тут; покосившись на Генча, он продолжил осмотр предмета, выглядевшего, как увесистая книга.

Генч возмущенно подошел к коллеге: «Профессор Козмин, я предпочел бы, чтобы вы не брали в руки и не перемещали источники информации, так как контекст, в котором они найдены, может иметь существенное значение».

Козмин невозмутимо взглянул на Генча и возобновил изучение книги.

«Пожалуйста, будьте исключительно осторожны! – не успокаивался Генч. – Если небрежное обращение приведет к повреждению каких-либо материалов… Вы же понимаете, что они незаменимы». Генч приблизился еще на шаг. Козмин слегка подвинулся – и при этом умудрился занять такое положение, что его обширный зад почти уперся в Генча и загородил проход.

Генч уставился в спину коллеги, после чего развернулся и вышел, с трудом сдерживая ярость.

Он нашел директора Дрю: «Директор, могу ли я с вами поговорить?»

«Разумеется».

«Боюсь, что моим исследованиям – и успеху всей программы перевода неземных языков в целом – препятствует поведение профессора Козмина. Он настойчиво вмешивается в мою работу, не относящуюся к его специальности. Сожалею, что мне приходится беспокоить вас такими жалобами, но я считаю, что решительные действия с вашей стороны во многом способствовали бы успешной расшифровке текстов».

Директор Дрю вздохнул: «Профессор Козмин предъявил мне сходные претензии. Придется что-нибудь сделать. Где он сейчас?»

«В рубке управления – перелистывает страницы важнейшего объекта исследований так, как будто это выброшенный старый журнал».

Дрю и Генч направились к центру управления. По пути Генч говорил: «Предлагаю поручить профессору Козмину какие-нибудь административные обязанности: регистрацию данных, составление указателей, компиляцию материалов – что-нибудь в таком роде – пока программа перевода не продвинется настолько, что он сможет применить свои профессиональные навыки. А в данный момент – ха-ха! – еще нет языков, которые он мог бы сравнивать!»

Дрю не высказывал никаких замечаний. В центре управления они нашли Козмина, все еще погруженного в просмотр книги.

«Что у вас в руках?» – спросил Дрю.

«Гмм. Умф… Исключительно важная находка. По всей видимости – возможно, я проявляю чрезмерный оптимизм – это словарь или разговорник: справочник, устанавливающий соответствие между языками двух рас».

«В таком случае, – заявил Генч, – я должен немедленно получить его в свое распоряжение!»

Дрю глубоко вздохнул: «Господа, по меньшей временно придется разделить ваши обязанности таким образом, чтобы ни вам, профессор Козмин, ни вам, профессор Генч, ничто не мешало работать. Мы изучаем две расы. Профессор Козмин, какая из них вызывает у вас наибольший интерес?»

«Трудно сказать, – проворчал Козмин. – Я еще не знаком ни с одной из них в достаточной степени».

«Как насчет вас, профессор Генч?»

Не сводя глаз с книги в руках Козмина, Генч ответил: «Прежде всего я хотел бы уделить внимание записям, содержащимся в этом звездолете – хотя, естественно, когда область исследований расширится и я выберу помощников, я намерен посвятить не меньше внимания текстам, найденным в других кораблях».

«Еще чего! – воскликнул Козмин с выразительностью, которую он редко себе позволял. – Прежде всего я буду работать на этом корабле. Это удобнее. С другой стороны, я хотел бы проследить за тем, чтобы с материалами, обнаруженными в других звездолетах, обращались компетентно. Я уже сообщил о потере одной незаменимой записи».

Дрю кивнул: «Возникает впечатление, что достижение соглашения в данном случае невозможно, а о сотрудничестве и речи не может быть. Очень хорошо! – он поднял с пола небольшой металлический диск. – Допустим, что это монета. Назовем сторону с двумя засечками „орлом“, а другую сторону – „решкой“. Профессор Генч, будьте добры, выберите „орла“ или „решку“, когда я подброшу диск. Если вы сделаете правильный выбор, вы сможете сосредоточить исследования в двух больших кораблях».

Он подбросил диск.

«Орел!» – объявил Генч.

«Диск упал „решкой“ вверх, – сказал Дрю. – Профессор Генч, вы займетесь изучением пяти черно-белых звездолетов. Профессор Козмин, вы несете ответственность за обследование двух больших кораблей. Таким образом ваши обязанности будут справедливо распределены, и ни один из вас не будет мешать другому».

Козмин издал неопределенный гортанный звук. Генч нахмурился и прикусил губу. Ни тот, ни другой не были удовлетворены принятым решением. Если бы каждый из них изучал только половину обнаруженных материалов, мог потребоваться третий специалист, наблюдающий за работой двух профессоров и координирующий ее.

Дрю напомнил: «Вам обоим следует иметь в виду, что мы участвуем в предварительной, обзорной экспедиции. От вас требуются рекомендации, относящиеся к тому, как следует проводить дальнейшие исследования, но не исследования как таковые».

Козмин вернулся к изучению найденного им справочника. Генч воздел руки к потолку и возмущенно удалился.