Клан Баллантов рассеялся, оплот Баллантов разграбили дочиста. Лорд Фэйд и его бойцы мрачно пировали в большом зале крепости; им молча подносили блюда и бокалы местные служители.

Величественными масштабами оплот Баллантов не уступал оплоту Фэйдов. Стены большого зала – тридцатиметровой длины, пятнадцать метров в ширину и пятнадцать в высоту – были обшиты панелями бледного туземного твердого дерева, отполированного и навощенного до насыщенного медового оттенка. Потолок поддерживали огромные черные перекладины; с них свисали люстры – сложные конструкции из зеленого, лилового и синего стекла, перевязанного старинными, но все еще яркими «светлячками». На стене в дальнем конце зала висели портреты всех лордов оплота Баллантов – сто пять серьезных лиц в различных костюмах. Ниже генеалогическое древо изображало все подробности происхождения Баллантов и их связи с другими благородными кланами. Теперь в зале ощущалась пустота отчаяния – сто пять мертвых лиц выглядели бессмысленными и бессильными.

Лорд Фэйд ужинал безрадостно, искоса бросая недовольные взгляды на слишком откровенно веселящихся родственников. Он думал, что лорд Баллант повел себя не хуже, чем он сам вел бы себя в сходных обстоятельствах; откровенное торжество по поводу победы казалось ему вульгарным – почти проявлением неуважения к нему самому, лорду Фэйду. Соратники скоро угадали настроение лорда, и пиршество продолжалось в более сдержанном духе.

Чародеи ужинали отдельно, в боковом помещении. Андерсон Граймз, бывший главный чародей Баллантов, сидел рядом с Хейном Хуссом, стараясь изображать присутствие духа несмотря на поражение. В конце концов, все присутствующие доблестно боролись с достойными противниками, и ни у кого из них не было причин беспокоиться об ослаблении своей «маны». Пятеро чародеев обсуждали битву, а их шаманы и заклинатели почтительно прислушивались к разговору. Самое пристальное внимание собеседников привлекало поведение одержимых бесами воинов. Андерсон Граймз с готовностью признавал, что его концепция Эверида внушала безусловно грубую, слепую ярость, ужасавшую неистощимой энергией. Другие чародеи соглашались с тем, что ему несомненно удалось придать бойцам упомянутые качества; тем не менее, Хейн Хусс указал на тот факт, что Кейрил Исака Командора, жестокостью и энергией не уступавший Эвериду, в какой-то степени отличался также коварной злобой, что делало одержимого воина более эффективным оружием.

Андерсон Граймз допустил, что такое наблюдение могло соответствовать действительности, и что он уже рассматривал возможность подобного усовершенствования характеристик Эверида.

«На мой взгляд, – рассуждал Хусс, – самый эффективный демон должен быть достаточно проворным, чтобы избегать ударов, нанесенных по наущению звериных инстинктов, таких, какие внушаются Эверидом и Кейрилом. В качестве примера хотел бы привести своего Данта. Одержимый Дантом воин может легко уничтожить отряд Кейрила или Эверида именно благодаря проворству. В конфликте такого рода бойцы Кейрила и Эверида через некоторое время теряют способность ужасать, и тем самым их производительность снижается наполовину».

Исак Командор пронзил Хусса пламенным взором красновато-карих глаз: «Ты высказываешь допущения так, как если бы они были непреложной истиной. Я вложил в Кейрила хитрость, достаточную для противодействия любому, даже исключительному проворству. Совершенно убежден в том, что Кейрил – самый устрашающий из демонов».

«Вполне может быть», – задумчиво проворчал Хейн Хусс. Он подал знак стюарду и дал ему указания. Стюард слегка уменьшил яркость освещения. «Узрите! Перед вами Дант! – объявил Хусс. – Он присоединится к нашему пиршеству». В темном углу помещения вырос полосатый, как тигр, Дант – существо из упругого металла с четырьмя устрашающими руками и плоской черной головой, состоявшей, казалось, из одной зияющей пасти.

«Узрите! – произнес хрипловатый голос Исака Командора. – Перед вами Кейрил!» Вооруженный саблей Кейрил отличался несколько более человекообразными формами. Дант заметил Кейрила. Разинув пасть еще шире, он бросился в нападение.

Началась кошмарная битва; два демона, издающих беззвучные вопли и брызжущих слюной, катались по полу, извивались, кусались, рвали друг друга. Внезапно Дант отскочил в сторону и стал кружить около Кейрила с ошеломительной скоростью – все быстрее и быстрее; он превратился в смутно мелькающие, беспорядочные радужные сполохи, казалось, испускавшие высокие воющие звуки. Звуки становились все выше и выше. Кейрил безжалостно рубил воздух саблей, но, судя по всему, постепенно ослабевал и бледнел. Пелена света, в которую превратился Дант, наоборот, становилась ослепительно яркой и взорвалась психическим воплем, отразившимся в умах всех наблюдателей. Кейрил исчез; Исак Командор стонал, опустив голову на стол.

Хейн Хусс глубоко вздохнул, вытер вспотевший лоб и посмотрел вокруг с самодовольной улыбкой. Все присутствующие сидели неподвижно, уставившись в пространство, как каменные статуи – за исключением ученика Сэма Салазара, встретившего взгляд Хусса веселой улыбкой.

«Сэм! – прорычал Хусс, все еще тяжело дыша после схватки. – Надо полагать, ты считаешь себя способным превзойти любые иллюзии – сидишь и презрительно насмехаешься над отчаянными усилиями старого Хейна Хусса?»

«Нет-нет! – воскликнул Сэм Салазар. – Я не хотел проявить неуважение! Но я хочу научиться, и поэтому наблюдал главным образом за вами, а не за демонами. Чему меня могут научить демоны? Ничему!»

«А! – Хейн Хусс был заметно умиротворен. – И чему же ты научился?»

«Опять же ничему, – признался Сэм. – По меньшей мере, однако, я не сижу, обмякнув, как дохлая рыба».

Прозвучал тихий, срывающийся от гнева голос Командора: «По-твоему, я похож на дохлую рыбу?»

«Конечно же я не имел в виду вас, чародей Командор», – уточнил Сэм.

«Будь так добр, сходи к моему шкафу, ученик Салазар, и принеси свой манекен. Стюард притащит кадку с водой, и мы займемся полезным упражнением. Учитывая твое близкое знакомство с рыбами, надеюсь, ты сумеешь дышать под водой. Если нет, ты можешь задохнуться».

«Я предпочел бы не рисковать, чародей Командор, – возразил Сэм Салазар. – По сути дела, с вашего разрешения, я сию минуту отказываюсь от ученичества».

Командор подал знак одному из шаманов: «Принеси манекен Салазара. Так как он больше не входит в число моих учеников, более чем вероятно, что он задохнется под водой».

«Послушайте, Командор, не мучайте парня! – ворчливо пожурил коллегу Хейн Хусс. – Он ни в чем не виноват, просто немного помешался. Пусть сегодняшний ужин будет мирным и спокойным».

«Разумеется, Хейн Хусс, – уступил Командор. – Почему нет? Я успею наказать этого выскочку в любое другое время».

«Чародей Хусс! – воскликнул Сэм Салазар. – Так как я теперь освобожден от обязанностей ученика чародея Командора, может быть, вы возьмете меня на службу?»

Хейн Хусс фыркнул с бесконечным отвращением: «Я не несу за тебя никакой ответственности».

«Будущих много, Хейн Хусс, – напомнил Сэм. – Вы сами любите так говорить».

Хейн Хусс взглянул на Сэма прозрачными, как вода, глазами: «Да, будущих много. И я думаю, что сегодня вечером возможности чародейства были продемонстрированы во всей их полноте… Думаю, что больше никогда такая „мана“ и такие навыки не сосредоточатся за одним столом. Мы все умрем один за другим, и некому будет занять наше место… Ладно, Сэм Салазар. Я беру тебя в ученики. Исак Командор, ты слышишь? Этот юнец теперь в моей свите».

«Мне причитается возмещение», – прорычал Командор.

«Ты хотел заполучить манекен Тарона Фэйда – других таких нет. Он твой».

«Ага! – воскликнул Исак Командор, вскакивая на ноги. – Хейн Хусс, отдаю тебе честь! Ты поистине щедр! Благодарю тебя и принимаю твой дар!»

Хейн Хусс подозвал Сэма: «Перенеси свои пожитки в мой фургон. И сегодня больше не показывайся мне на глаза».

Сэм Салазар с достоинством поклонился и покинул пиршественный зал.

Тем временем праздничный ужин продолжался, но в довольно-таки угнетенной атмосфере. Через некоторое время к чародеям явился посыльный лорда Фэйда, чтобы предупредить о необходимости приготовиться к выступлению в обратный путь к оплоту Фэйдов с первыми лучами рассвета.