На следующий день Фарр проснулся под вздыхающие, шепчущие звуки исзикской музыки. Рядом, под рукой, висел свежий костюм. Он оделся и вышел на балкон. Перед ним открылась величественная перспектива, полная причудливой красоты. Солнце – Хи Возничего – еще не взошло. Ярко-голубое небо простиралось над зеркально-спокойным морем сливового оттенка, становившегося тускло-черным ближе к горизонту. Справа и слева возвышались громадные, сложно устроенные жилища аристократов Тжиере; силуэты их листвы темнели на фоне неба, а на стручках уже проявлялись следы приглушенной окраски – темно-синей, каштановой, глубокой зеленой, напоминающей старый бархат. По каналу тихо плыли десятки гондол. Дальше расположился городской базар, где товары и утварь, произведенные промышленными системами Южного континента, а также некоторые инопланетные изделия, обменивали очевидно привычными, но не совсем понятными Фарру способами.

Из апартаментов донесся звук, похожий на звон струны, задетой медиатором. Обернувшись, Фарр увидел двух служителей, несущих высокий буфет со множеством отделений, заполненных всевозможными яствами. Фарр закусил облатками, фруктами, морскими корнеплодами и паштетами; тем временем пылающий горб Хи Возничего начал высовываться из-за горизонта.

Когда Фарр покончил с завтраком, служители снова появились – с расторопностью, вызвавшей у Фарра легкую ироническую усмешку. Они удалили буфет, после чего зашла туземка, приветствовавшая Фарра вечером предыдущего дня. Сегодня к своему обычному костюму из черных лент она прибавила изощренную куафюру из таких же черных лент, прикрывавшую шишковатые гребни ее черепа и придававшую ей неожиданную привлекательность. Исполнив обряд церемониальной жестикуляции, она объявила, что Жде Патасз готов ждать, пока Фарр не удостоит его своим визитом.

Фарр проследовал за ней к вестибюлю в основании огромного ствола. Здесь его встретил Жде Патасз в компании другого исзика, какового он представил как Омона Божда, торгового представителя кооператива жилищеводов. Омон Божд был повыше Патасза, его лицо было чуть шире и не отличалось такой проницательностью, а его манерам – почти незаметно – были присущи бóльшие деловитость и прямота. Он носил синие и черные ленты, а также черные щечные диски, что, насколько понимал Фарр, свидетельствовало о его принадлежности к одной из высших каст. Обращение Патасза с Бождом – опять же, в той мере, в какой об этом мог судить Фарр – представляло собой странную смесь покровительственного снисхождения и почтения. Фарр объяснил себе этот диссонанс противоречием между кастой Омона Божда и бледной белизной его кожи, выдававшей уроженца одного из южных архипелагов или даже Южного континента; в его внешности отсутствовал бледно-голубой оттенок, характерный для плантаторов-аристократов Феадха. Фарр, приведенный в достаточное замешательство необычайным вниманием, которое ему оказывали, не стал придавать особого значения таким деталям.

Жде Патасз провел гостей к шарабану с покрытыми мягким материалом скамьями. Экипаж этот поддерживался сотней почти бесшумных воздушных вихрей. Здесь не было узоров или украшений – бледная оболочка цельно выращенной конструкции с загнутыми, укрепленными ребрами жесткости перилами, вогнутыми арочными сиденьями скамей и болтающейся бахромой темно-коричневых волокон сама по себе производила ошеломляющее впечатление. Служитель в красных и коричневых лентах уселся на выступавший спереди рог экипажа и стал манипулировать какими-то устройствами управления. На отдельной низкой кормовой скамье сели еще два служителя, державшие различные инструменты, эмблемы и снаряжение Патасза – Фарр не мог догадаться, в каких целях они все это взяли с собой.

В последнюю минуту к экскурсантам присоединился четвертый участник, исзик в синих и серых лентах, которого Жде Патасз представил как Юдера Че, «главного архитектора».

«Фактический исзикский термин, – пояснил Жде Патасз, – имеет, конечно, иное значение; он объединяет в себе множество других смыслов и ассоциаций: „биохимик“, „инструктор“, „поэт“, „предтеча“, „любовно заботливый жилищевод“ и многое другое. В конечном счете, однако, это слово описывает того, кто создает жилища нового типа».

Сзади на небольшой отдельной платформе, разумеется, ехали три вездесущих агента Сзекра. Фарру показалось, что в одном из них он распознал офицера, сопровождавшего его во время набега тордов – то есть исзика, ответственного за различные унижения, которым Сзекр подверг его как подозреваемого инопланетянина. Фарр подумывал уже о том, чтобы указать на этого агента Жде Патасзу, обещавшему утопить виновного в дурном обращении с гостем. Тем не менее Фарр сдержался – Патасз мог, того и гляди, выполнить свое обещание.

Экипаж проскользнул по воздуху под массивными древесными жилищами центра города и направился по дороге, ведущей к нескольким небольшим полям. Здесь росли серо-зеленые побеги – насколько понимал Фарр, будущие жилища в нежном возрасте. «Дома классов AAA и AAБР для бригадиров Южного континента, – довольно-таки снисходительным тоном объяснял Жде Патасз. – Четырех- и пятистручковые деревья поодаль предназначены для ремесленников. Каждый регион предъявляет особые требования, описанием которых я не буду вас обременять. Наши экспортные сорта, конечно, не имеют такого большого значения, потому что мы отправляем на другие планеты лишь несколько стандартных, легко выращиваемых конструкций».

Фарр нахмурился. Покровительственные манеры Жде Патасза, казалось, проявлялись все отчетливее. «Вы могли бы намного увеличить объем экспорта, если бы поставляли более разнообразный ассортимент продукции», – заметил ботаник.

В глазах Жде Патасза и Омона Божда появились признаки насмешки: «Мы продаем на другие планеты столько деревьев, сколько пожелаем. Зачем увеличивать сбыт? Кто оценит уникальные, исключительные свойства наших жилищ? Вы же сами говорите, что земляне рассматривают дом, по сути дела, как нору или пещеру, позволяющую укрыться от непогоды».

«Вы меня неправильно поняли – или может быть, я неудачно выразился. Но даже если бы то, что вы говорите, было справедливо – а это, конечно, не так – на Земле, а также на других планетах, куда вы поставляете дома, все равно существовала бы потребность в самом разнообразном ассортименте жилищ».

Омон Божд вмешался в разговор: «Если я могу позволить себе использовать этот термин в наименее оскорбительном смысле, по сути дела вы мыслите нерационально, саинх Фарр. Позвольте мне объяснить. Вы утверждаете, что на Земле существует потребность в жилищах. На той же Земле существует, однако, избыток богатств – настолько существенный, что благодаря порожденной им энергии осуществляются гигантские проекты. Эти богатства позволили бы решить проблему дефицита жилья во мгновение ока – если бы того пожелали те, кто контролирует финансовые средства. Вы понимаете, что такое развитие событий маловероятно и поэтому сосредоточиваете помыслы на нас, относительно бедных исзиках, надеясь, что мы окажемся не такими упрямыми и скупыми, как богачи вашей планеты. Но когда оказывается, что мы поглощены нашими собственными интересами, вы возмущаетесь. Таким образом, основа вашей позиции нерациональна».

Фарр рассмеялся: «Ваше представление о действительности искажено. Верно, у нас есть деньги. Почему? Потому что мы постоянно стараемся максимально увеличивать объем производства и сводить к минимуму затраты усилий. Использование исзикских жилищ – один из способов минимизации усилий».

«Любопытно!» – пробормотал Жде Патасз. Омон Божд многозначительно кивнул. Экипаж на воздушной подушке повернул и полетел над зарослями шиповатого серого кустарника, усеянного черными шарами. Дальше, за полосой пляжа, начинался спокойный синий мировой океан – Феадх. Экипаж опустился носом к прибою и стал скользить над водой к небольшому прибрежному островку.

Жде Патасз торжественно произнес почти загробным тоном: «Теперь вы увидите то, что дозволяется видеть очень немногим: экспериментальную станцию, где мы проектируем и разрабатываем новые жилища».

Фарр пытался ответить подобающим образом, выражая заинтересованность и благодарность, но Патасз явно сосредоточил внимание на чем-то другом, и Фарр замолчал.

Экипаж летел над водой, заметно покачиваясь – воздушные вихри поднимали белую пену за кормой. Лучи Хи Возничего блестели на синих волнах, и Фарр подумал, что такую же сцену он мог увидеть и на Земле – если не учитывать, конечно, необычную форму экипажа, высокие молочно-белые фигуры исзиков, закутанные в ленты, и странные силуэты деревьев на острове впереди. Ближайшие, самые заметные, не походили на деревья, которые Фарр видел раньше: массивные, приземистые, они были окружены плотной завесой матовых черных ветвей с мясистыми полосами коричневой листвы – казалось, листва эта находилась в постоянном движении.

Экипаж на воздушной подушке стал постепенно замедляться, перемещаясь по инерции, и остановился метрах в семи от берега. Юдер Че, архитектор, спрыгнул в доходившую до колен воду и осторожно направился к берегу с черной коробочкой в руках. Деревья отреагировали на его присутствие – сначала наклонились к нему, потом отпрянули, размахивая ветвями. Через некоторое время среди них образовался проем, достаточный для того, чтобы экипаж пролетел между стволами. Экипаж двинулся вперед, пересек пляж и углубился в проем между деревьями. Юдер Че последовал за экипажем и взобрался на него, после чего ветви деревьев снова переплелись, образуя непроходимые заросли.

Жде Патасз пояснил: «Эти деревья убьют каждого, кто попытается пройти и при этом не передаст пароль с помощью коробки-передатчика. В прошлом плантаторы нередко совершали набеги друг на друга – такие конфликты больше не наблюдаются, конечно, и необходимость в охранных деревьях, строго говоря, отпала. Но мы – консервативная раса и предпочитаем придерживаться традиций».

Фарр смотрел по сторонам с нескрываемым интересом, а Патасз наблюдал за ним с терпеливой насмешкой.

«Когда я прибыл на Исзм, – сказал наконец Фарр, – я надеялся, что у меня будет такая возможность, но никогда на самом деле не ожидал, что мне ее предоставят. Должен признаться, я в некотором замешательстве. Почему вы решили показать мне эту плантацию?» Он безуспешно пытался определить выражение на бледном, ребристом лице исзика.

Жде Патасз ответил не сразу: «Вероятно, вы требуете назвать причины, не существующие за пределами доброжелательного отношения к почетному гостю».

«Вполне возможно, – признал Фарр, вежливо улыбнувшись. – Но могут существовать и другие причины, не правда ли?»

«Могут. Набег тордов причинил нам большое беспокойство, и нам не терпится получить дополнительные сведения. Но сегодня давайте не будем тратить время на обсуждение этих вопросов. Полагаю, что вас, как ботаника, заинтересуют мои изобретения и достижения Юдера Че».

«О, разумеется!»

На протяжении следующих двух часов Фарр осматривал усиленные контрфорсами жилища, предназначенные для миров с большой силой притяжения – таких, как Клео-8 и Форт-Мартинон, а также просторные жилища сложной конструкции с напоминающими воздушные шары стручками – для планеты Феи, где притяжение не составляло и половины наблюдавшегося на Исзме. Он видел деревья, состоявшие из центрального колонного ствола и четырех огромных листьев, опускавшихся подобно аркам к самой земле и формировавших куполообразные залы, озаренные бледно-зеленым проникающим сквозь листья светом. На плантации было дерево с жестким стволом, поддерживающим башенный стручок, с копьевидной листвой, торчащей вокруг основания – дозорная башня для враждующих племен системы Эты Скорпиона. В обнесенном стеной загоне содержали деревья, в той или иной степени отличавшиеся подвижностью и сознательным восприятием.

«Новая и довольно-таки рискованная область исследований, – заметил по их поводу Жде Патасз. – Мы экспериментируем с идеей селекции деревьев, выполняющих конкретные функции – охраняющих собственность, заботящихся о фруктовых садах и декоративных посадках, добывающих полезные ископаемые и даже выполняющих простой ремонт механизмов. Как я уже упомянул, в настоящее время мы скорее развлекаемся в этом направлении, нежели предпринимаем серьезные усилия. Насколько мне известно, владелец плантаций на атолле Дьюрок создал дерево, сначала выращивающее цветные волокна, а затем плетущее из них ковры с характерными орнаментами. Нам самим удались некоторые причудливые достижения. Например, под этим куполом мы смогли вырастить гибрид, который мог бы показаться невозможным без понимания основ адаптации».

Фарр вежливо выражал надлежащие удивление и восхищение. Он заметил, что Омон Божд и Юдер Че относились к словам плантатора с очевидным почтительным вниманием – так, как если бы он предсказывал какие-то знаменательные явления или события. Фарр внезапно понял: каковы бы ни были подспудные причины гостеприимства Жде Патасза, скоро они должны были быть раскрыты.

Патасз продолжал разъяснения на четком и суховатом аристократическом диалекте исзикского языка: «Механизм гибридизации – если это можно так назвать – в принципе достаточно прост. Организм животного нуждается в пище и кислороде, а также в нескольких добавочных веществах. Растительная система, само собой, способна удовлетворять эти потребности, а также перерабатывать отходы жизнедеятельности животного. Возникает искушение попытаться создать замкнутую систему, потребляющую извне лишь энергию как таковую. Несмотря на то, что вы, скорее всего, найдете наши достижения впечатляющими, им все еще не хватает элегантности. Настоящее сопряжение тканей почти не имеет места: все взаимодействия осуществляются при посредстве полупроницаемых мембран, разделяющих флюиды растительного и животного происхождения. Тем не менее, мы положили начало такой гибридизации». Пока он говорил, Патасз направился к бледной желто-зеленой полусфере, над которой трепетали и колебались длинные желтые листья. Патасз вежливым жестом пригласил всех зайти внутрь через арочный проход. Омон Божд и Юдер Че скромно держались позади. Фарр с сомнением покосился на них.

Жде Патасз снова поклонился и повторил: «Уверен, что на вас, как ботаника, наше достижение произведет большое впечатление».

Фарр рассматривал проход, пытаясь оценить последствия ознакомления с очередным экспонатом. Внутри очевидно находилось нечто, что исзики хотели ему показать – нечто, способное произвести на него желательное с их точки зрения воздействие… Опасность? Зачем было исзикам его обманывать? Он в любом случае находился у них в руках. Кроме того, общепринятые законы гостеприимства обязывали Жде Патасза не меньше, чем шейха бедуинов. Никакой опасности не должно было быть. Фарр сделал пару шагов вперед и зашел под купол.

В центре слегка возвышался слой чернозема, а на нем покоился большой пузырь или мешок из желтоватой мембраны. Поверхность мембраны пронизывали блестящие белые прожилки и трубчатые сосуды; соединяясь сверху, эти прожилки и трубки образовывали бледно-серый ствол, в свою очередь поддерживавший симметричную крону ветвей с широкими сердцевидными черно-зелеными листьями. По меньшей мере таково было первое впечатление, хотя уже в следующую секунду внимание Фарра сосредоточилось на том, что содержалось внутри мембранной капсулы – на обнаженном теле торда. Ступни торда погрузились в темно-желтый осадок на дне пузыря, голова находилась под самым стволом, а руки, распятые на уровне плеч, заканчивались не ладонями, а клубками серых волокон, оплетенных веревчатыми жилами, поднимавшимися в ствол. Верхнюю часть черепа торда удалили, обнажив массу оранжевых сферических выпуклостей, составлявших мозг. Над обнаженным мозгом нависло нечто вроде нимба, который по ближайшем рассмотрении оказался сеткой почти невидимых нитей, также сливавшихся сверху в жилу, исчезавшую в стволе. Глаза торда были закрыты створками темно-коричневой пленки, служившими торду веками.

Фарр глубоко вздохнул, стараясь сдерживать чрезвычайное отвращение, смешанное с жалостью и необычным ощущением настойчивой необходимости… необходимости чего? Он не мог определить. Фарр чувствовал, что исзики внимательно следят за происходящим, и резко обернулся. Двухсегментные взоры всех трех были неподвижно прикованы к нему.

По мере возможности Фарр контролировал эмоции. Какой бы реакции ни ожидали от него исзики, он твердо решил их разочаровать: «Надо полагать, это тот самый торд, с которым я оказался в одной камере?»

Жде Патасз медленно шагнул вперед, то поджимая, то выпячивая губы: «Вы его узнали?»

Фарр покачал головой: «В темноте я не мог хорошо его разглядеть. Он – представитель инопланетной расы. На мой взгляд все торды выглядят примерно одинаково». Фарр еще раз внимательно пригляделся к янтарному пузырю и его содержимому: «Он жив?»

«В какой-то мере».

«Зачем вы меня сюда привели?»

Патасз был очевидно раздражен – даже, пожалуй, разгневан. Фарр пытался представить себе: какой хитроумный замысел исзиков провалился по его вине? Тем временем он сосредоточился на пузыре. Торд шевелился? Или ему показалось? Омон Божд, стоявший слева от Фарра, по-видимому тоже заметил едва уловимое сокращение мышц, сделал шаг вперед и заметил: «Торды обладают огромными психическими ресурсами».

Фарр повернулся к Патасзу: «Насколько я понимаю, он умер?»

«В практическом смысле слова это так, – отозвался Жде Патасз. – Когда-то это был Чайен, четырнадцатый из рода Тенте, барон зáмка Биниористи. Его личность исчезла, теперь он превратился в орган, в физиологический узел, сопряженный с деревом».

Фарр снова взглянул на торда. Глаза несчастного открылись, на его лице появилось странное выражение. Фарру казалось, что торд слышал произнесенные слова и понимал их. В стоявшем рядом Божде почувствовалось напряжение замешательства. Быстро посмотрев по сторонам, Фарр заметил такое же напряжение и в Патасзе, и в Юдере Че. Все они с изумлением уставились на торда. Юдер Че внезапно разразился стрекочущей фразой на исзикском жаргоне, указывая на ствол дерева. Взглянув наверх, Фарр увидел, что листва трепетала. Под куполом не было никакого ветра, никакого движения воздуха. Снова обратив внимание на торда, Фарр понял, что тот смотрит прямо ему в глаза. Лицо торда исказилось, мышцы вокруг его рта выпучились. Фарр не мог оторвать от него глаз. Теперь уголки рта торда опустились, губы задрожали. Над его головой похрустывали и стонали тяжелые ветви.

«Невозможно! – прохрипел Омон Божд. – Такая реакция не предусмотрена!»

Дерево размахивало ветвями, ствол подергивался. Раздался оглушительный треск; шумящая масса листвы обвалилась на Патасза и Божда. Дерево мучительно застонало; ствол расщепился – дерево покачнулось и обрушилось. Мембранный мешок разорвался – торд распластался над полом, все еще подвешенный в воздухе волокнистыми клубками на концах рук. Откинув голову назад, он жутко оскалился.

«Я не дерево! – прохрипел он гортанным, булькающим голосом. – Я – Чайен из рода Тенте!» Струйки желтой лимфы сочились у него изо рта. Он судорожно закашлялся и сосредоточил взгляд на Фарре: «Прочь отсюда! Прочь! Беги от проклятых жилищеводов! Иди, выполняй свой долг!»

Омон Божд подскочил к Патасзу, чтобы помочь тому выбраться из-под упавшего дерева. Фарр неуверенно обернулся к ним. Торд опустил голову. «Теперь я умру, – произнес он гортанным полушепотом. – Умру не деревом Исзма, а тордом. Я – Чайен из рода Тенте…»

Фарр отвернулся, чтобы помочь Патасзу и Божду, пытавшимся вытащить Юдера Че из-под листвы. Тщетно! Сломанная ветвь пронзила шею архитектора. Жде Патасз отчаянно выкрикнул: «Мертвая тварь нанесла больше вреда, чем живая! Убит лучший из наших архитекторов!» Патасз развернулся и вышел из-под купола. Божд и Фарр последовали за ним.

Они возвращались в Тжиере в мрачном молчании. Теперь Патасз едва заставлял себя проявлять по отношению к Фарру элементарную вежливость. Когда экипаж на воздушной подушке выскользнул на центральный проспект, Фарр сказал: «Саинх Жде Патасз, сегодняшние события глубоко вас огорчили. Думаю, мне не следует больше злоупотреблять вашим гостеприимством».

«Саинх Фарр может действовать по своему усмотрению», – сухо ответил Патасз.

«Пребывание на атолле Тжиере произвело на меня незабываемое впечатление, – самым льстивым тоном прибавил Фарр. – Вы позволили мне познакомиться с некоторыми из проблем, которые приходится решать исзикским плантаторам, и за это я очень вам благодарен».

Патасз поклонился: «Саинх Фарр может быть уверен в том, что мы тоже никогда его не забудем».

Экипаж остановился на площади, где росли три гостиницы, и Фарр спустился за землю. Поколебавшись, Омон Божд последовал его примеру. Фарр и Патасз снова обменялись формальными благодарностями и не менее формальными заявлениями о взаимном освобождении от дальнейшей ответственности, после чего экипаж полетел своей дорогой.

Божд подошел к Фарру. «Каковы теперь ваши планы?» – чопорно спросил он.

«Я сниму номер в гостинице», – сказал Фарр.

Божд кивнул – так, как если бы Фарр сообщил нечто многозначительное: «А затем?»

«Мое судно все еще арендовано», – ответил Фарр и нахмурился. У него пропало всякое желание изучать плантации на других атоллах: «Скорее всего я вернусь в Джеспиано. А после этого…»

«После этого – что?»

Фарр тревожно повел плечами: «Не могу сказать с уверенностью».

«Так или иначе, разрешите пожелать вам счастливого пути».

«Благодарю вас».

Фарр пересек площадь и зарегистрировался в крупнейшей из гостиниц. Его провели в стручковые апартаменты, похожие на те, которые он занимал в жилище Жде Патасза.

Когда он спустился в ресторан, чтобы поужинать, агенты Сзекра были тут как тут, и Фарр снова почувствовал себя в западне. Покончив с ужином – типичным для исзиков сочетанием паштетов из даров моря и растительных продуктов – Фарр прогулялся по проспекту к пристани, где приказал приготовить «Лхаис» к немедленному отплытию. Капитан отсутствовал; боцман заявил, что раньше рассвета следующего дня команда никак не успеет подготовиться к выходу в море, и Фарру пришлось этим удовольствоваться. Для того, чтобы как-то провести вечер, он прогулялся по берегу. Прибой, теплый ветер и песок были почти такими же, как на Земле, но силуэты инопланетных деревьев и два агента Сзекра, шлепавшие поодаль за спиной, придавали всему чуждый оттенок. Фарр испытал приступ ностальгии. Он путешествовал достаточно долго. Пора было возвращаться на Землю.