Хрипло крича, Эйл Фарр падал в темноту, дрыгая ногами и хватаясь руками за воздух. Он шаркнул головой по стене шахты, затем ударился плечом, потом бедром и, наконец, проехался по шахте спиной – падение превратилось в скольжение, трубчатая полость изогнулась. Ноги ударились о мембрану – та разорвалась или разошлась, пропуская его. За первой мембраной последовала другая, третья. Через несколько мгновений он столкнулся с упругой стеной. Удар оглушил его. Он неподвижно лежал, пытаясь собраться с мыслями.

Фарр пошевелился и ощупал голову. На черепе кровоточила болезненная царапина. Послышался характерный шум – что-то скользило вниз по шахте, время от времени шаркая по стенам. Фарр поспешно отполз в сторону. Что-то тяжелое и твердое толкнуло его в ребра, глухо ударилось и застонало. Наступило молчание – доносилось лишь слабое дыхание.

Фарр осторожно спросил: «Кто там?»

Ответа не было.

Фарр повторил вопрос на всех известных ему языках и диалектах. Ответ все равно не последовал. Фарр тревожно присел на корточки. Его окружал кромешный мрак, никаких средств разведения огня у него не было.

Дыхание соседа становилось хриплым, затрудненным. Протянув руку в темноте, Фарр нащупал скрюченное тело. Приподнявшись на колени, он положил соседа на спину, расправил ему руки и ноги. Дыхание стало более равномерным.

Фарр сел, прислонившись к стене, и стал ждать. Прошло пять минут. Стены подземной камеры внезапно содрогнулись – Фарр услышал глубокий, далекий звук: где-то что-то взорвалось. Минуты через две камера снова содрогнулась, раздался такой же звук. «Подземная битва», – подумал Фарр. Шершень сражался с кротом – под землей, насмерть.

Волна давления и звука заставила сидевшего Фарра пошатнуться; стены камеры вогнулись и распрямились. Чувствовалось, что последний, мощный взрыв был окончательным. В темноте сосед вздохнул и закашлялся.

«Кто там?» – снова позвал Фарр.

Ему в лицо блеснул яркий луч света. Фарр поморщился и отвернулся. Свет продолжал слепить его.

«Поверните в сторону эту дрянь!» – прорычал Фарр.

Луч света прошелся по телу Фарра, задержался на полосатой блузе посетителя планеты. В отраженном зареве Фарр узнал коричневого налетчика – грязного, покрытого кровоподтеками, изможденного. Свет исходил из застежки на плече туники соседа.

Коричневый антропоид заговорил – протяжно и хрипло, на языке, незнакомом Фарру. Фарр покачал головой, выражая непонимание. Коричневый антропоид внимательно, с очевидным сомнением рассмотрел Фарра еще раз. Затем, болезненно кряхтя, он поднялся на ноги и тщательно изучил стены, пол и потолок камеры, игнорируя Фарра. Сверху, на недоступной высоте, находилось отверстие, через которое они оба выпали. Сбоку можно было заметить плотно скрученную сучковатую диафрагму. Фарр сидел, угрюмый и возмущенный; у него болела царапина на голове. Деятельность коричневого субъекта раздражала его. Было совершенно ясно, что из камеры невозможно было легко сбежать. В Сзекре умели позаботиться о таких вещах.

Наблюдая за коричневым соседом, Фарр в конце концов пришел к заключению, что тот был тордом – представителем самой человекообразной из трех рас системы Арктура. По поводу тордов ходили неприятные слухи, и Фарра немало беспокоил тот факт, что его соседом по камере – особенно в темноте – оказался торд.

Закончив изучение стен, торд снова обратил внимание на Фарра. Его глаза чуть светились – глубокие, холодные и желтые, как кристаллы топаза. Он снова заговорил, прерывисто и хрипло: «Это не настоящая тюрьма».

Фарр удивился. В сложившихся обстоятельствах такое замечание показалось ему очень странным: «Почему вы так думаете?»

Прежде чем ответить, торд снова изучил внешность Фарра, потратив на это не меньше десяти секунд: «Наверху большое волнение. Исзики сбросили нас сюда временно, чтобы мы не мешали. Скоро нас отведут в другое место. Здесь нет глазков, нет рецепторов, передающих звук. Это камера хранения».

Фарр с сомнением поглядывал на стены. Торд издал низкий протяжный стон, опять вызвавший у Фарра удивление – пока он не понял, что торд выражал таким неземным способом нечто вроде насмешки.

«Ты хочешь знать, почему я так уверен в том, что говорю, – сказал торд. – Я способен ощущать бремя твоего внимания».

Фарр вежливо кивнул. Пытливый взгляд торда становился слишком назойливым. Фарр наполовину отвернулся. Торд начал что-то бормотать себе под нос: монотонно, нараспев. Жаловался на судьбу? Декламировал погребальные молитвы? Свет на плече торда почти померк, но его мрачное мурлыкание продолжалось. В конце концов веки Фарра устало смежились; он заснул – беспокойным, тяжелым сном. Царапина на голове продолжала вызывать жгучую боль. Он слышал доверительно обращавшиеся к нему голоса и хриплые выкрики; он был дома, на Земле, ему нужно было кого-то увидеть, с кем-то встретиться. С другом. С кем? Фарр ворочался и бормотал во сне. Он знал, что спит, он хотел проснуться.

Гулкие голоса, шаги… беспокойные видения исчезли. Фарр забылся глубоким сном.

Свет хлынул через овальное отверстие, на фоне которого стояли два исзика. Фарр проснулся – и слегка удивился тому, что торда поблизости не было. По сути дела, все помещение казалось другим. Он больше не лежал в полости между корнями сучковатого черного дерева.

Фарр с трудом приподнялся и сел. У него слезились глаза, все казалось расплывчатым, мутным, трудно было собраться с мыслями. Мыслям не за что было зацепиться. Ум словно распался на части, и каждая часть падала по отдельности в воздушную бездну.

«Саинх Эйл Фарр! – позвал его один из исзиков. – Не затруднитесь ли вы сопровождать нас?» На исзиках были желтые и зеленые ленты. Агенты Сзекра.

Фарр с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, выбрался через овальный выход. Один агент шел впереди, другой – за спиной; они брели по длинному извилистому коридору. Идущий впереди агент отодвинул панель – и Фарр снова очутился в арочной галерее, откуда он наблюдал за набегом тордов.

Из галереи они спустились под открытое ночное небо. Мерцали звезды. В нескольких градусах под звездой, в которой Фарр узнал Бету Возничего, он заметил родное Солнце. При этом он не почувствовал никакой тоски, никакого стремления вернуться домой. Он не испытывал никаких эмоций. Он просто смотрел, но даже не обращал особого внимания на то, что видел. Он чувствовал себя легко, беззаботно, расслабленно.

Обогнув груду сучьев и листвы, оставшуюся от упавшего дерева, они приблизились к берегу лагуны. Впереди на ковре мягкого мха высился огромный ствол.

«Дом саинха Жде Патасза, – объявил один из агентов Сзекра. – Вы – его гость. Он держит свое слово».

Дверь сдвинулась в сторону, и Фарр, не чувствуя под собой ног, вступил внутрь ствола. Дверь беззвучно закрылась у него за спиной. Фарр стоял один в высоком круглом фойе. Он схватился рукой за стену, чтобы не упасть – его слегка раздражала неустойчивость, неопределенность восприятия. Пришлось сделать усилие: ощущения и мысли постепенно начинали сходиться, сливаться воедино.

К нему вышла молодая туземка. Она носила черные и белые ленты, а также черный тюрбан. Ее кожа в промежутках между лентами отливала розовато-фиолетовым оттенком. Черная линия вокруг головы подчеркивала горизонтальное разделение секторов ее глаз. Фарр внезапно осознал, насколько взъерошенным, грязным, небритым он выглядел.

«Саинх Фарр, – произнесла туземка. – Я буду очень рада, если вы соблаговолите меня сопровождать».

Она провела его в шахту лифта. Диск поднял их метров на тридцать; от этого движения у Фарра закружилась голова. Он почувствовал, как его взяли за руку прохладные пальцы туземки: «Сюда, пожалуйста, саинх Фарр».

Фарр сделал шаг вперед, остановился и прислонился к стене. Постепенно головокружение прошло.

Туземка терпеливо ждала.

У него прояснилось в глазах. Он стоял в полости огромной ветви; туземка поддерживала его, обняв за талию. Он заглянул в ее бледные сегментированные глаза. Она безразлично смотрела на него.

«Меня… одурманили каким-то зельем», – пробормотал Фарр.

«Сюда, пожалуйста, саинх Фарр».

Она направилась вперед по коридору волнообразной походкой, благодаря которой казалось, что верхняя часть ее тела плывет по воздуху. Фарр медленно следовал за ней. Его ноги окрепли, он чувствовал себя немного лучше.

Туземка остановилась у конечной диафрагмы, повернулась и сделала широкий церемониальный жест обеими руками: «Вот ваши апартаменты. Вам принесут все, чего вы пожелаете. Для Жде Патасза дендрология – открытая книга. Его рощи удовлетворяют любые потребности. Заходите и наслаждайтесь изысканным жилищем Жде Патасза».

Фарр зашел в комнату – одно из четырех соединенных отделений самого сложно устроенного стручка из всех, какие он видел до сих пор. Первое помещение служило трапезной. Из пола росло внушительное, уплощенное с обоих концов ребро, образующее стол, способный поддерживать дюжину блюд.

Следующее помещение, увешанное волокнистыми синими драпировками, по всей видимости было предназначено для отдыха. За ним была комната, заполненная почти до колен бледно-зеленым нектаром. Фарр внезапно обнаружил у себя за спиной льстиво вздыхающего небольшого исзика в белых и розовых лентах домашней прислуги. Служитель ловко удалил грязную одежду Фарра. Фарр вступил в ванную, и служитель постучал по стене. Из небольших отверстий брызнула пахнущая свежестью жидкость, прохладно покалывающая кожу. Служитель набрал ковш бледно-зеленого нектара и вылил его на голову Фарра, мгновенно покрывшуюся при этом щекочущей пузырящейся пеной, через некоторое время растворившейся и оставившей кожу Фарра чистой и мягкой.

Служитель приблизился со скорлупой в руках, заполненной почти бесцветной пастой. Пользуясь маленькой губкой, он тщательно натер этой пастой лицо Фарра, и его щетина исчезла.

Прямо над головой Фарра формировался наполненный жидкостью пузырь из тонкой пленки. Пузырь увеличивался, дрожал и колыхался. Служитель протянул вверх руку, вооруженную острым шипом. Пузырь прорвался, окатив Фарра с головы до ног мягкой ароматической жидкостью, пахнущей гвоздикой – жидкость быстро испарилась. Фарр вышел в четвертую комнату, где служитель обернул его свежими лентами и прикрепил к его ноге сбоку черную розетку. Фарр уже немного разбирался в обычаях исзиков и в какой-то степени удивился. Наличие этой розетки, личной эмблемы Жде Патасза, было весьма многозначительно. Фарр тем самым признавался почетным гостем Жде Патасза и, следовательно, находился под защитой от любых и всех врагов. Теперь Фарр мог свободно пользоваться любыми помещениями жилища и дюжиной прерогатив, обычно предоставляемых только домовладельцу. Фарр мог манипулировать любыми нервными волокнами, рефлексами, стимулирующими приспособлениями и проходами жилища. Он мог беспрепятственно распоряжаться любыми редкостями и драгоценностями Жде Патасза и, в целом, становился чем-то вроде двойника самого Патасза. Подобную честь не оказывали часто, а в отношении землянина это был, пожалуй, единственный в своем роде случай. Фарр недоумевал: чтó он сделал для того, чтобы заслужить столь исключительное обращение? Возможно, это была своего рода компенсация за бесцеремонную грубость, которой Фарра подвергли во время набега тордов. «Да! – подумал Фарр. – Этим, надо полагать, все объясняется». Оставалось только надеяться, что Жде Патасз сумеет смотреть сквозь пальцы на незнание Фарром сложнейших ритуалов, принятых в «воспитанном» обществе высших исзикских каст.

Снова появилась туземка, которая раньше провела Фарра в его апартаменты. Она приветствовала его какой-то изощренной жестикуляцией. Фарр недостаточно разбирался в тонкостях исзикских манер, чтобы понять, содержался ли в этой жестикуляции налет иронии, и решил воздержаться от окончательных выводов. Внезапное повышение его статуса казалось весьма достопримечательным. Своего рода насмешка? Вряд ли. У исзиков не было чувства юмора.

«Саинх Эйл Фарр! – объявила туземка. – Теперь, когда вы освежились, не желаете ли вы присоединиться к оказывающему вам гостеприимство Жде Патасзу?»

Фарр слегка усмехнулся: «Готов побеседовать с ним в любое время».

«Тогда позвольте показать вам дорогу. Я проведу вас в частные апартаменты саинха Жде Патасза – он с нетерпением ожидает вас».

Фарр последовал за ней вверх по наклонному коридору внутри ветви до лифта в центральном стволе, поднявшего их на другой уровень, где их ожидал еще один проход. У входной диафрагмы туземка остановилась, поклонилась и широко провела по воздуху обеими руками: «Жде Патасз ожидает вас».

Диафрагма раскрылась, и Фарр боязливо вступил во внутреннее помещение. Жде Патасза нигде не было видно. Фарр медленно продвигался вперед, глядя то направо, то налево. Стручок десятиметровой длины позволял выйти на балкон, огражденный доходившей до пояса балюстрадой. Стены и куполообразный потолок помещения были выложены пучками-трилистниками из шелковистых зеленых волокон, пол был покрыт толстым слоем мха сливового оттенка. Из стены росли причудливые фонари. Посередине пола стояла высокая прозрачная цилиндрическая ваза, наполненная водой; в воде плавали какие-то растения и плескались черные угри. На стенах висели картины древних земных мастеров – в этом странном мире они выглядели колоритно и причудливо.

Жде Патасз вошел в стручок с балкона: «Саинх Фарр! Надеюсь, вы чувствуете себя неплохо?»

«Достаточно хорошо», – опасливо ответил Фарр.

«Не желаете ли присесть?»

«Как вам будет угодно». Фарр опустился на один из хрупких малиновых пузырей. Гладкая кожица пузыря податливо растянулась, принимая форму его тела.

Владелец жилища лениво пристроился неподалеку. На несколько секунд наступило молчание – каждый из них изучал другого. Жде Патасз носил синие ленты своей касты, причем сегодня его впалые бледные щеки были украшены блестящими красными дисками. Фарр сознавал, что эти украшения не случайны. Каждый аспект внешности исзика имел, в той или иной степени, то или иное значение. Сегодня Патасз не надел свой обычный свободный берет. Шишковатые, ребристые выпуклости его черепа образовывали почти сплошной гребень, что свидетельствовало о тысячелетнем аристократическом происхождении.

«Как вам нравится у нас на Исзме?» – спросил наконец Жде Патасз.

Поразмышляв несколько секунд, Фарр решил ответить столь же церемонно: «Меня здесь многое интересует. Кроме того, меня подвергли грубому обращению – которое, надеюсь, не нанесло мне необратимого ущерба, – Фарр осторожно пощупал царапину на голове. – Только ваше великодушное гостеприимство служит возмещением нанесенному мне оскорблению».

«Мне очень жаль об этом слышать, – отозвался Жде Патасз. – Кто несет ответственность за такое обращение? Назовите их имена, и я прикажу их утопить».

Фарру пришлось признаться, что он не позаботился поинтересоваться тем, как звали офицера Сзекра, столкнувшего его в темницу. «Так или иначе, агенты были возбуждены набегом, и я не ставлю им в вину некоторую поспешность. Впоследствии, однако, меня одурманили наркотиком, что уже невозможно считать позволительным обращением».

«Ваши замечания приняты во внимание, – самым невыразительным тоном ответил Жде Патасз. – Как правило, агенты Сзекра усыпляют тордов гипнотическим газом. Судя по всему, была допущена неоправданная ошибка, и вас поместили в одну камеру с тордом – в связи с чем вы и подверглись незаслуженной обработке газом. Не сомневаюсь, что лица, допустившие эту оплошность, в данный момент вне себя от сожаления».

Фарр попытался выразить возмущение: «Попраны мои права. Нарушен „Договор о доступе“».

«Надеюсь, вы нас простите, – сказал Патасз. – Вы понимаете, разумеется, что мы обязаны защищать наши поля».

«Я не имею никакого отношения к набегу».

«Да. Нам это известно».

Фарр горько усмехнулся: «Пока я находился под действием гипнотического газа, вы выведали все, что можно было от меня узнать».

Волокно, разделявшее сегменты глаз Жде Патасза, достопримечательным образом сузилось – Фарр уже знал к тому времени, что таким образом исзики выражали нечто вроде усмешки: «Так случилось, что меня проинформировали об этом нежелательном инциденте».

«Инциденте? Это возмутительно!»

Жде Патасз откликнулся успокоительным жестом: «Естественно, агенты Сзекра применяют гипнотическую атмосферу, чтобы подчинить себе тордов. Этой расе свойственны выдающиеся способности, как физические, так и психические. Кроме того, для тордов характерны существенные нравственные недостатки, каковые, судя по всему, и послужили причиной их вербовки в качестве исполнителей набега».

Фарр недоумевал: «То есть вы считаете, что торды не действовали самостоятельно?»

«Думаю, что нет. Набег был организован и спланирован слишком аккуратно. Торды – нетерпеливая раса. Возможно, конечно, что авторами замысла экспедиции были торды, но мы склоняемся к другому мнению. Нам очень хотелось бы установить, кто именно стоѝт за этой попыткой хищения саженцев».

«Так что вы допрашивали меня под гипнозом, тем самым нарушая „Договор о доступе“!»

«Допускаю, что допрос ограничивался исключительно фактами, относящимися к набегу, – Патасз явно старался умиротворить Фарра. – Возможно, агенты Сзекра проявили излишнюю старательность, но в их глазах вы выглядели как один из заговорщиков. Вы должны это понимать».

«Боюсь, что я этого не понимаю».

«Нет? – казалось, Жде Патасз был удивлен. – Вы прибыли в Тжиере в день набега. Вы пытались ускользнуть от эскорта на причале. Во время интервью вы предприняли несколько бесполезных попыток контролировать свои реакции. Простите меня за то, что я указываю на ваши ошибки».

«Нет-нет, продолжайте, прошу вас».

«В смотровой галерее вы снова опередили эскорт и вырвались на поле, очевидно проявляя желание принять участие в набеге».

«Какая чепуха!» – отозвался Фарр.

«Мы удовлетворены полученными свидетельствами того, что это не так, – сказал Жде Патасз. – Набег закончился катастрофой для тордов. Мы уничтожили крота на глубине трехсот тридцати метров. За исключением субъекта, с которым вы делили камеру, никто из налетчиков не выжил».

«Что будет с моим соседом по камере?»

Жде Патасз не спешил с ответом. Фарру показалось даже, что он заметил в голосе исзика некоторую неуверенность: «В обычных обстоятельствах он стал бы наименее удачливым из всех участников набега». Патасз прервался, чтобы точнее сформулировать свои мысли: «Мы верим в упреждающее воздействие наказаний. Его заключили бы в Сумасшедшее Жилище».

«Но что с ним случилось?»

«Он покончил с собой в камере».

Фарр ощутил внезапное замешательство – будто не ожидал такого развития событий. Коричневый торд был чем-то ему обязан, что-то было потеряно…

Жде Патасз произнес самым успокоительным тоном: «Надо полагать, вы шокированы, саинх Фарр».

«Не знаю, почему бы ваше сообщение меня шокировало».

«Вы устали, ослабели?»

«В последнее время я уже чувствую себя лучше».

Вошла туземка с подносом закусок – пряных орехов и вяленой рыбы; на подносе стояли также пиалы-скорлупки с горячей ароматной настойкой.

Фарр поел с удовольствием – он проголодался. Жде Патасз с любопытством наблюдал за ним: «Странно! Мы родились в разных мирах, происходим от разных предков – и, тем не менее, нам свойственны общие стремления, сходные опасения и желания. Все мы защищаем свою собственность – вещи, обеспечивающие наше благополучие».

Фарр пощупал шрам на голове. Царапина еще болела и пульсировала. Он задумчиво кивнул.

Патасз встал, подошел к стеклянному цилиндру, взглянул сверху на танцующих угрей: «Иногда мы проявляем чрезмерную бдительность, конечно, и опасения заставляют нас выходить за рамки предусмотрительности». Он обернулся. Они долго разглядывали друг друга – Фарр, полупогруженный в пузырь сиденья, и высокий, сильный исзик с большими раздвоенными глазами на продолговатой голове с горбатым носом.

«Так или иначе, – продолжал Жде Патасз, – надеюсь, вы простите наше заблуждение. Ответственность несут торды и наставники или спонсоры тордов. Если бы не они, нежелательная ситуация не возникла бы. Пожалуйста, учитывайте, насколько серьезно мы обеспокоены возникшей угрозой. Набег был запланирован с размахом и чуть не увенчался успехом. Кто задумал, кто спланировал настолько сложную, дорогостоящую операцию? Мы обязаны это выяснить. Торды действовали необычно дисциплинированно. Они захватили семена и саженцы на конкретных участках, очевидно заранее отмеченных на карте шпионом, притворявшимся таким же туристом, как вы». Патасз мрачновато взглянул на гостя.

Фарр коротко рассмеялся: «Таким туристом, как я. Не хотел бы, чтобы меня связывали с этим делом даже косвенными намеками».

Жде Патасз вежливо поклонился: «Достойный уважения подход. Но я уверен, что вы достаточно великодушны, чтобы понимать наше возбуждение. Мы обязаны защищать средства, вложенные в нашу продукцию – мы торговцы, а не благотворители».

«Не слишком успешные торговцы», – заметил Фарр.

«Любопытное наблюдение. Почему вы так думаете?»

«Вы располагаете превосходным товаром, – пояснил Фарр, – но недостаточно прибыльно организуете сбыт. Объем продаж ограничен, а наценка слишком высока».

Жде Патасз вынул лорнет и покровительственно помахал им в воздухе: «На этот счет существует множество теорий».

«Я просмотрел результаты нескольких аналитических исследований, посвященных торговле жилищами, – возразил Фарр. – Отчеты отличаются только деталями».

«И каково общепринятое заключение?»

«Оно состоит в том, что ваши методы неэффективны. На каждой планете сбыт контролируется единственным дилером-монополистом. Такая система выгодна только дилеру. К. Пенче нажил сотни миллионов, его ненавидят на Земле больше, чем кого-либо».

Лорнет Патасза задумчиво наклонился: «В ближайшее время К. Пенче будет обеспокоен не только ненавистью землян».

«Почему?»

«Набег уничтожил существенную часть его квоты».

«Он не получит жилища?»

«Получит, но не того типа, какой заказывал».

«Что ж, – пожал плечами Фарр, – для него это не составит особой разницы. Он продаст все, что вы ему отправите, так или иначе».

Жде Патасз проявил признаки некоторого нетерпения: «Он – землянин, меркантилист. Мы – исзики, выращивание жилищ у нас в крови, это наш врожденный инстинкт. Двести тысяч лет тому назад клану плантаторов положил начало первобытный антрофиб Диун, вылезший на берег из океана. Соленая вода еще стекала с его жабр, когда он нашел укрытие в стручке. Он – мой предок. Мы овладели мастерством выращивания жилищ. Мы не растеряем накопленный опыт. Не позволим себя грабить».

«Рано или поздно ваши познания станут всеобщим достоянием, – возразил Фарр, – хотите вы этого или нет. Во Вселенной слишком много бездомных разумных существ».

«Нет! – Жде Патасз хлопнул лорнетом по бедру. – Наше искусство невозможно имитировать рационально – в нем все еще есть элемент волшебства».

«Волшебства?»

«Не в буквальном смысле слова. Но признаки чародейства присутствуют. Например, мы распеваем заклинания, когда прорастают семена. Семена прорастают благополучно. Если семена прорастают в тишине, побеги вянут. Почему? Кто знает? Никто на Исзме не знает. На каждом этапе выращивания, обучения и тренировки жилища особые обряды определяют разницу между пригодным для обитания домом и бесполезной высохшей лозой».

«На Земле. – сказал Фарр, – мы начали бы с исходного дерева-родоначальника. Прорастили бы миллион семян, изучили бы миллион различных первичных направлений селекции».

«Через тысячу лет, – возразил исзик, – может быть, вы научились бы контролировать число стручков». Патасз подошел к стене и погладил зеленое волокно трилистника: «Возьмите хотя бы этот пушистый шелк… Мы впрыскиваем жидкость в орган начинающего почковаться стручка. Жидкость эта содержит такие ингредиенты, как порошковый препарат нервов аммонитов, пепел пережженного кустарника-фрунза, ацетат изохромила натрия, измельченный в пыль материал метеорита Фанодано… Жидкость как таковая подвергается шести незаменимым процедурам, причем впрыскивается только через хоботок морской лимпиды. Скажите мне, – он взглянул на Фарра через линзу лорнета, – сколько времени уйдет у земных селекционеров прежде, чем они смогут выращивать в стручках зеленый пушистый шелк?»

«Возможно, мы никогда не станем даже пытаться. Нас вполне удовлетворят пяти- или шестистручковые жилища, а меблировать их владельцы смогут по своему усмотрению».

Глаза Жде Патасза сверкнули: «Но это вульгарно, примитивно! Неужели вы не понимаете? Жилище должно быть единым целым: стены, канализация, выращенный внутри интерьер! Иначе чего стóит наш огромный опыт, двести тысяч лет непрерывных усилий? Любой невежда может наклеить зеленый шелк, но только исзики умеют его вырастить!»

«Да, – согласился Фарр, – не сомневаюсь».

Патасз продолжал, возбужденно помахивая лорнетом: «Даже если вам удастся украсть фертильное дерево и вырастить пятистручковый дом, это только начало. В дом нужно войти, его нужно подчинить себе, натренировать. Необходимо удалить внутренние сетчатые пленки, найти и парализовать семяизвергающие нервы. Диафрагмы должны открываться и закрываться при одном прикосновении. Искусство обучения жилищ почти так же важно, как искусство их выращивания. Недостаточно натренированный дом непригоден для обитания, не поддается контролю, опасен».

«К. Пенче не тренирует дома, которые вы поставляете на Землю».

«Ба! Пенче торгует покорными, бездушными жилищами. Они неинтересны. В них нет красоты, изящества, – Патасз прервался. – Не знаю, как об этом сказать. В вашем языке нет слов, позволяющих выразить то, что исзик ощущает в своем жилище. Исзик выращивает дом и сам врастает в него. Когда исзик умирает, жилище питается его прахом. Исзик пьет соки своего жилища, дышит его дыханием. Жилище охраняет его, придает окраску его мыслям. Одушевленный дом отторгает чужаков. Травмированный дом убивает. А Сумасшедшее Жилище? Не зря мы отправляем туда преступников!»

Фарр слушал, как завороженный: «Все это прекрасно и замечательно – для исзиков. Землянин не ценит такие детали – по меньшей мере землянин с небольшим доходом. Или, как выразились бы исзики, землянин низкой касты. Ему просто нужен дом – какое-то жилье».

«Вы можете покупать любые жилища, – отозвался Жде Патасз. – Мы будем рады поставлять их. Но только при посредстве аккредитованного оптового торговца».

«То есть К. Пенче?»

«Да. Он представляет наши интересы».

«Думаю, мне пора выспаться, – сказал Фарр. – Я устал, у меня болит голова».

«Жаль. Желаю вам хорошо отдохнуть, однако. Завтра, если вы не против, мы осмотрим мою плантацию. Тем временем, мой дом – ваш дом».

Молодая туземка в черном тюрбане провела Фарра в его апартаменты. Она исполнила ритуал омовения его лица, ладоней и ступней, а затем надушила воздух ароматическим составом.

Фарр забылся беспокойным сном. Ему снился торд. Он видел скуластое коричневое лицо, слышал напряженный голос. Царапина на голове жгла, как огонь – Фарр дергался и ворочался.

Коричневое лицо исчезло – так, словно кто-то погасил свет. Фарр заснул спокойно.