Брюссель

Отель был старый и грязный – с туристами на чемоданах, громкими уборщицами, вонью дешевых моющих средств и истертыми коврами. Узкая комната окном выходила на крышу офисного здания, утыканную кондиционерами, кровать упиралась в туалетную дверь, служившую еще и зеркалом, отражающим все, что на кровати происходило. На тумбочке жались друг к другу телефон старого образца и Библия в дерматиновом переплете. Шумно работал кондиционер.

В комнату вошли двое. Женщина поморщилась, а ее невысокий спутник достал из сумки бутылку шампанского. Она разделась, брезгливо сбросила с кровати покрывало, забралась под одеяло, вынула из волос шпильки – и по подушке рассыпались рыжие волосы.

Мужчина обернул бутылку полотенцем. Он был похож на испанца, темные волосы падали на глаза, он то и дело вскидывал голову. Полотенце скользило по стеклу, и бутылка норовила упасть на пол.

Только сейчас женщина разглядела, какие у него короткие пальцы и как неуклюже он ими владеет. Он то вытягивал пробку, то пытался ее удержать. Его нерешительность не давала пробке сдвинуться с места, и вся процедура неприятно затянулась. Наконец хлопнуло, пенная жидкость вылилась на полотенце, а с него на кровать. Мужчина чертыхнулся и тут же с извинением посмотрел на женщину:

– Я устаю в последнее время. Не высыпаюсь. Рано встаю. Как же все осточертело.

Раньше они никогда не говорили о его работе, и у нее сложилось впечатление, что работу он любит. Оказалось, что это не так. Мужчина вздохнул. Этот вздох она знала – так вздыхали ее бывший муж, отец, а до него дед.

Мужчина разлил шампанское по бокалам, долго искал им место и наконец втиснул их на тумбочку у кровати, покопался в сумке, достал упаковку презервативов, положил на Библию, передумал и сунул между бокалами. Шампанское в компании с презервативами подешевело. Мужчина аккуратно встряхнул полотенце и сложил. Женщине показалось, что она на приеме у врача-гинеколога, сейчас он достанет латексные перчатки, надует их, натянет на руки, а из-под кровати выдвинет подставки для ног. Она поежилась. Мужчина отнес полотенце в ванную комнату, вернулся и вопросительно посмотрел на женщину.

– Раздевайся, – сказала она, подтянув одеяло к самому подбородку.

Он кивнул, быстро снял пиджак и повесил его на зажатый между стеной и кроватью стул. Аккуратно прошелся руками по пуговицам рубашки, словно сыграл гамму на аккордеоне, стянул ее с себя, хотел было накинуть на пиджак, но передумал, снял пиджак, повесил на спинку стула сначала рубашку, а только потом накрыл ее пиджаком, проверяя, не замялись ли при этом ее рукава. Медленно расстегнул ремень, потянул брюки вниз, сначала за одну штанину, потом за другую. Смешно подергал ногами, высвобождаясь, будто пинал невидимого соперника. Перекинул брюки на руку.

Женщина засмеялась. Он замер и остался стоять, как половой с полотенцем. Она смотрела на его ноги, на широкие щиколотки, объемные икры и короткие носки.

– Что? – Он тоже посмотрел на свои ноги, а потом опять на женщину.

Она залпом выпила шампанское и отрицательно покачала головой.

Он, все еще держа в одной руке брюки, снял носки, встряхнул и выровнял их на стуле. Потом занялся брюками – перевернул их ремнем вниз и сложил по стрелкам. Зажал брючины подбородком и, придерживая руками посередине, согнулся пополам, перехватил руками сложенные брюки, выпрямился и стал пристраивать их на тот же стул.

– Слушай, – у нее от шампанского заблестели глаза, она ладонью зажимала рот, сдерживая приступ смеха. Он взглянул на нее снизу вверх, руками все еще приглаживая упрямую складку – Одевайся! – и хлопнула ладонью по одеялу.

Мужчина сначала не понял. Потом еле заметно кивнул и взял со стула носки. Она прошла в ванную, задев его плечом. Долго не выходила. Через некоторое время он постучал в дверь и спросил, все ли у нее в порядке.

Она вышла уже в одежде, подхватила сумку и попросила ее не провожать.

– Просто не могу опоздать. Извини. Я же тебе говорила про сына.

Он кивнул, а она пошла по длинному коридору к лифтам.

Она болталась по городу, заглядывая в витрины, а часа через два приехала на вокзал. Там, в центральном вестибюле, на специально выстроенном помосте, играло механическое пианино – зубы клавиш проваливались друг за другом в лаковую черноту.

Машина пропустила через себя билет, выплюнула и открыла двери в следующий зал. Там сканировали сумки, проверяли документы, изучали лица. Пассажиры потащились с вещами к поезду: от первого до девятого вагона – налево, от девятого до восемнадцатого – направо. Объявили, что в шестом и тринадцатом можно поесть.

Внутри все долго искали что-то по сумкам, потом раскладывали вещи, кто-то раздевался, и вот, наконец, уселись по местам.

Поезд мягко тронулся, и ей показалось, что это платформа поехала куда-то назад, а вагон остался стоять на месте.

Рядом с ней села семья из трех человек. Напротив – жена с дочерью-подростком, а в соседнем кресле – муж. Мамаша с дочкой хихикали, и их резцы одинаково выпирали вперед. Муж постоянно подтягивал штанины и косился на рыжую. Но та смотрела в окно.

Поля, кусты, поля, кусты. Какое все одинаковое. Кусты, кусты, кусты. Как же она соскучилась по сыну. Где он там? Должен сегодня вернуться. Скорее бы к нему. Зачем она приезжала сюда? Боже, какая все это была глупость.

Спальню освещала фосфорическая луна. Мисс Кабаз закрыла глаза, и луна, поморгав черным пятном, исчезла.

В голове заворошились мысли. Среда, а она забыла вытащить мусор. Завтра придется либо встать до семи, либо ждать до субботы. И то и другое неприемлемо, значит, нужно это сделать сейчас.

Она вздохнула, откинула одеяло и, набросив на плечи халат, спустилась в кухню. Там, не включая света, достала из контейнера пластиковый пакет с мусором, связала его и потащила по коридору на улицу. Одной рукой она придерживала халат на груди, чтобы не распахнулся, другой, стараясь не выронить пакет, долго не могла повернуть дверную ручку.

Снаружи было неожиданно ветрено, будто задуло оттого, что она открыла дверь. Сделав несколько шагов к фонарному столбу, мисс Кабаз прислонила к нему мешок, но тот завалился набок, она вертела его и так и сяк, но он сопротивлялся. Она чертыхнулась, встряхнула его и с силой ткнула к столбу. Мешок наконец осел и замер. Она подождала несколько секунд, убедилась, что он не завалится опять, и развернулась к дому.

Но там, рядом с открытой дверью, в ее тени, кто-то стоял. Бешено застучало сердце.

– Кто это? – сипло спросила она.

– Извините, я совсем не хотел вас пугать. Я просто увидел, как вы вышли.

– Кто вы?

– Я ни за что бы не решился вам позвонить. – Голос был детский.

– Кто вы? – повторила она, потому что не знала, что еще говорить.

Тень зашевелилась, и в свет фонаря шагнул мальчик. Встал, опустив руки вдоль щуплого тела.

– Извините. Я знаю, уже довольно поздно, но у меня не было выбора. – Он виновато улыбнулся.

– Ничего, ничего, – сказала она неискренне, запахивая плотнее халат.

Тянуло сырой прохладой. Мальчик был в шортах, в тоненьком пуловере, с сумкой через плечо, белым кулачком сжимал веревки мешка, лежащего на земле у его ног.

– Вы, должно быть, замерзли?

– Немного. Но если расслабить мышцы – не так страшно.

Она никак не могла понять, сколько ему лет.

– Где ваши родители?

– Значит, вы меня не помните. А я надеялся, что вы меня узнаете. И мне не нужно будет все вам объяснять. У меня довольно заметная внешность.

Она попыталась вспомнить, но у нее ничего не вышло.

– Где ваша мама?

– Моя мама уехала и вовремя не вернулась.

– Что значит – не вернулась?

– Она должна была меня встречать. Но не встретила. Ключей от дома у меня нет, да и все равно я не смог бы жить один – у меня нет денег, и я совершенно не умею готовить.

Он замолчал, сделал еще шаг вперед, чтобы она смогла его рассмотреть, и опять улыбнулся. У него действительно была запоминающаяся внешность. Рыжие кудрявые волосы, бледное лицо и очень светлые глаза.

Тут она поняла, что действительно видела его раньше.

– Я живу с мамой в соседнем доме уже год. Я бы ни за что вас не потревожил, но я видел, как вы вышли из дома.

– А вы пытались позвонить маме? – Она не знала, как разговаривают с детьми его возраста, и потому говорила медленно.

– Нет. У меня разрядился телефон, а зарядку я оставил дома. Я никому не могу позвонить. – Он передернулся, словно по нему пробежал несильный электрический разряд, и, опять извиняясь, улыбнулся.

Мисс Кабаз жестом пригласила его войти.

Рыжеволосой снились гномы. Они гребнями расчесывали ее длинные волосы и пели песенку про поляны, на которых ночуют сумерки. Она наклонила голову, чтобы лучше расслышать их серебряные голоса. Один из гномов дернул ее за волосы, большая прядь осталась в его маленьких ручках, и она проснулась.

За окном вода колотила по серым лужам. Поезд стоял в Лилле.

– Мы что, приехали?

– Нет, мы вот уже час здесь стоим.

Она приподнялась, мужчине рядом пришлось долго и неуклюже выкарабкиваться, выпуская ее, а его женщины опять противно хихикали в кулачки.

В кафетерии было почти пусто, кроме буфетчицы – всего двое. Она и уже пьяный мужчина с синими щеками. Он подмигивал всему, на что падал его взгляд, хватался за столы и стены и всячески старался казаться трезвым. Глядя на него, можно было подумать, что поезд все еще едет.

Она достала деньги и, покосившись на пьяного, заказала себе вина. Буфетчица хотела что-то сказать и даже открыла рот, но к ней подошел начальник, строгий мужчина в серой униформе, и заговорщицки зашептал на ухо. Переварив услышанное, буфетчица объявила рыжеволосой, что в туннеле все серьезнее, чем они раньше думали.

– Не торопитесь. Стоять будем долго, – протянула ей маленькую бутылку и стакан.

– Но мне нужно в Лондон! У меня там маленький сын. Совсем один.

– Что можно поделать, если в туннеле пожар. Будем стоять. Пока не потушат.

– Тогда я успею его догнать. – Женщина кивнула в сторону синещекого.

Буфетчица улыбнулась нервно, на своем веку она насмотрелась на пьющих.

Объявили, что двери открываться не будут – пусть курильщики на это не рассчитывают. Сколько бы ни пришлось стоять в Лилле – никто не сможет выйти на территорию Франции, так как сели на поезд все в Бельгии, а выйти должны в Великобритании.

И тут народ побежал за едой – образовалась чудовищная очередь, все быстро закончилось, но люди не разошлись, а остались терпеливо ждать неизвестно чего. И между ними терся синещекий и спрашивал, откуда они все взялись.

Женщина допила вино и пошла на свое место. По дороге объявили, что поезд, скорее всего, вернется обратно в Брюссель.

– Оставьте ваши вещи здесь. – Мисс Кабаз показала мальчику на стул у стены. – Пойдемте позвоним вашей маме, и сразу все выяснится.

Он пристроил сумку и мешок на гладкой столешнице, потом втащил в прихожую объемный чехол.

– Что это? – Ее брови исчезли под короткой челкой.

– Виолончель.

Поднялись в гостиную на один пролет.

– Но я не помню мамин номер наизусть. Он в телефоне, который разрядился.

Она все равно взяла в руки телефонную трубку, и в тишине запели звуки набора.

– Куда вы звоните?

– Сначала нужно позвонить в полицию. Заявить, что вы потерялись.

– Прошу вас, не звоните туда. Пожалуйста. Мне только шесть лет. Официально родители не имеют права оставлять детей одних, пока им не исполнится четырнадцать, и я боюсь, что полиция может доставить ей много хлопот. Я не хотел бы стать источником ее проблем. Она должна была приехать сегодня, но, видимо, опоздала на поезд.

Это был странный мальчик – он говорил так, будто читал вслух скучную книгу для взрослых. Это никак не вязалось с ее представлением о мальчиках шести лет.

– Ну а если с вашей мамой что-то случилось?

– Нет. С ней ничего не случилось.

– Откуда вы знаете?

– Я ее хорошо чувствую. У нас сильная связь.

– Ну хорошо. Я не буду звонить в полицию. До завтра. Но как она узнает, что вы у меня?

– Я оставлю ей записку. А сейчас можно я пойду вымою руки – я дотрагивался сегодня до всяких поверхностей. Хотя и пользовался антисептическим гелем для рук “Санителль”. Я вам его рекомендую. Часто подобные вещи делают руки сначала липкими, а потом очень сухими, – этот, пожалуй, лучшее средство. С экстрактом алоэ и витамином Е.

Она отвела его в ванную комнату, порылась в шкафу, достала чистое полотенце и села в гостиной у окна, кутаясь в халат. За окном, вокруг фонаря, зачиркали блестки дождя.

В окне мельтешили столбы, деревья, поля и только небо стояло неподвижно. В нем пуговицей торчала луна. Яркая, плоская, холодная. Поезд тащился обратно в Брюссель. А ей нужно в Лондон.

Красное вино увеличивает количество красных телец в крови. Она представила их – несчастные, стоят толпой, держат плащики на груди. При чем здесь плащики? А почему бы нет? Так вот, они мне нужны, эти красные тельца. У меня их недостаток. И оттого все время низкое давление. Поэтому лучше согреваться красным вином.

Девушка, сидящая через ряд, читала книгу, и румянец заливал ее скулы, названия не видно, только часть имени автора – Vladi… Дальше не разглядеть. Кого с таким увлечением и волнением читают? Красное вино – размытое сознание. Вагон качнуло, девушка подняла книгу. Lolita. Что же еще.

Как глупо все вышло в гостинице. Как глупо. О каких мужчинах я могу думать, если у меня есть сын. Мой любимый мальчик. Мой маленький принц.

Странная все-таки картинка за окном: размазанная трава и застывшее небо, сюр, Магритт. Недавно на “Сотбисе” продавали его гуашь – сидящие гробы, два, рядом. Это постоянное влечение человека слиться в пару, и успокоиться, сидеть, а лучше лежать. Найти пару, и лежать, долго, годами, – скучно. Вот я нашла, и уже лежала, и уже сидела, и чего, чего, спрашивается? Еще вина? Хватит.

Как ровно расчерчены поля. Разноцветные прямоугольники, просто как по линейке, с самолета совсем загляденье. А что это мы так низко, а, это не самолет, точно, больше вина не буду, а то забуду, куда еду. Когда-то давно была у стоматолога, выпросила таблетки и газ, а когда вышла на улицу, долго понять не могла, кто я, – может, дом, и стоять нужно прямо? А может, автобус, тогда нужно куда-то двигаться, или, может, совсем никто?

Впереди вскочила женщина с красным лицом и, проводя рукой вокруг себя, закричала, что они всей семьей из Израиля, а в Лондоне их ждет пересадка на самолет в Аргентину, на который они точно не успевают, и кто им вернет огромные деньги за билет, она не знает. Этого, к сожалению, не знал в вагоне никто. А поэтому все молчали и смотрели на ее красное лицо. Женщина постояла еще, а потом села.

Пассажиры отвернулись к окнам, в кулаки захихикали эти, с резцами, люди оборачивались на них с укоризной, те стягивали губы, сдерживались, но ничего не могли поделать, резцы так и лезли наружу. Рыжеволосой хотелось гневно им прокричать, что нет ничего смешного в чужом несчастье и что у нее ребенок шести лет, совсем один, и неизвестно, где он ее ждет, и что телефон у него не отвечает, но мысль о том, что они опять будут смеяться, остановила. Она демонстративно стала смотреть через проход, будто знать не желала своих попутчиков.

Там молодой человек со сложной стрижкой читал книгу Into a dark realm Раймонда Фейста. А слева от него старушка закладывает страницу в журнале запиской: “Дорогая моя Дженни… ”

Все по парам. А она опять одна. И опять в Брюссель. Из Брюсселя в Брюссель. Смешно. Желтое в окне. Какие-то глупые цветочки размазывались в пюре. Мне плохо – нет, мне хорошо – нет. Мне очень плохо – может быть. Отлично! Она уже научилась скрывать кое-что от себя. Манипулировать собой. Скоро научусь обманывать себя и стану счастливой. Где мой любимый сын?

– Почему вы не замужем?

Мисс Кабаз вздрогнула и обернулась. Мальчик пытался сложить большое полотенце.

– Ну. Как-то не случилось.

– У вас, видимо, слишком высокие ожидания от мужчины.

– Почему? Почему вы так думаете?

– Вы не хотите идти на компромисс. И боитесь, что если даже решитесь, то будете пытаться переделать партнера, а из этого ничего хорошего получиться не может. Да наверняка у вас уже был подобный неудачный опыт. А менять ваши ожидания вы тоже не собираетесь. – Он аккуратно, не торопясь, соединял концы полотенца с одной стороны с концами с другой.

– Откуда вы все это знаете?

– Я вижу. Этим страдают многие мамины подруги.

– Да?

– И знаете, в чем ваша ошибка?

– В чем же?

– Вы очень ограничиваете себя в желаниях. Просите малого. Вам дают это малое. А вас оно не устраивает.

Она молча смотрела на него. Он наконец закончил, положил полотенце на стул и поправил загнувшийся ворот рубашки.

– Это ваш отец? – Он показал на фотографию, которая стояла на каминной полке.

– Да.

Мальчик подошел к камину и взял черно-белую фотографию в строгой рамке.

– Он похож на военного.

– Он и был военным.

– Вы скучаете по порядку?

– Что?

– Судя по тому, как вы живете. – Он вернул фотографию на место. – Скорее всего, у вас ОКР либо эпизодического, что вряд ли, либо хронического характера.

– Что?

– Обсессивно-компульсивное расстройство в сочетании с ленью. Вам необходим безупречный порядок, только в нем вы чувствуете себя абсолютно комфортно.

– А с чего это вы решили, что я ленюсь?

– Когда я попросил у вас полотенце, вы вздохнули, вам стало неприятно. Хотя вам очень хочется понравиться людям, а достать полотенце – совсем уж несложная задача. А когда вы положили полотенце на полку около раковины, вам было важно, чтобы оно лежало параллельно краю стола. Вы несколько раз его подвигали, но все же порядок в доме у вас идеальный только на первый взгляд.

– Что вы имеете в виду?

– Когда вы открывали все тот же шкаф для белья, я видел: там было небезупречно. И это значит, что вас больше интересует видимый порядок. А копать в глубину вам вообще-то лень.

Ей стало неприятно.

– Для шестилетнего вы слишком много знаете.

– Да, мне это уже говорили. Хотя я, конечно же, так не считаю, но верю вам. Со сверстниками мне разговаривать совершенно не о чем. – Он вздохнул и опять улыбнулся: – Не обижайтесь. У вас в целом очень уютно. Сколько вам лет?

– Сорок шесть. А что?

– Выглядите вы моложе и относитесь к тому типу, что долго сохраняет привлекательность.

– Спасибо.

– Это не комплимент.

– Хорошо. Может быть, вы хотите есть?

– Я бы выпил перед сном горячего чая с лимоном. Так пьют в России. Моя мать родилась там. Это поможет мне успокоиться и уснуть. Я же останусь у вас до утра?

– Ну да. Пойду поставлю чайник.

– Спасибо.

Рыжеволосая опять стояла на вокзале в Брюсселе. Сейчас ей было уже неважно, о чем ныл рояль, тем более что его завалили чемоданами, сумками и рюкзаками. Люди бегали вокруг этой кучи и хотели хоть что-то понять. Она тоже ходила взад и вперед, пытаясь наткнуться на здравую мысль. В голове стучало только одно: “Мне нужно в Лондон. Мне нужно в Лондон. Мне нужно в Лондон”. Пока ее поезд стоял в Лилле и ехал обратно, пассажиры так и не выехавших по расписанию поездов заполнили собой все.

Наконец из глубины вокзальных недр вышел высокий кудрявый человек и призвал всех к тишине. Толпа долго не могла угомониться, люди одергивали друг друга, но все же гудели. Мужчина начал напористо и звонко, с детским оптимизмом, опять о пожаре, о том, как Eurostar старается справиться со сложной технической задачей, призывал всех не паниковать и остаться на ночь в Брюсселе, обещая компенсировать расходы на гостиницу, а завтра уехать по сегодняшнему билету, как только будет восстановлено движение поездов.

Толпа опять загудела. Мужчина поднял вверх руки, прося тишины.

– Первый поезд завтра отправляется в шесть пятьдесят пять утра!

Часть людей поспешили к выходу, видимо боясь ажиотажа в ближайшей гостинице. Оставшиеся еще какое-то время перекидывались одними и теми же вопросами. Кудрявый поговорил с кем-то по телефону и опять поднял руку – на этот раз воцарилась абсолютная тишина, замолчали даже грудные дети.

– В целях вашего же удобства призываю всех приходить завтра ко второй половине дня – первый поезд не вместит всех желающих.

Толпа заволновалась с новой силой и стала делиться страшными рассказами, но так как часть все же разошлись, общаться стало проще. Кто-то поставленным голосом объявил, что в прошлый пожар поезда не ходили аж две недели. Опять все забегали, и рыжеволосая тоже. “Мне нужно в Лондон. Мне нужно в Лондон. Мне нужно в Лондон!”

Видимо, последнее она прокричала вслух – кудрявый менеджер с пониманием склонился к ее лицу.

– То есть вы не хотите в отель?

– Не хочу!

– Почему? Отдохнете. И поедете завтра. – Он прижался к самому ее уху. – Можете взять четырехзвездочный, – помолчал. – И даже пяти-, но в разумных пределах – не президентский, конечно.

Какой-то парень в грязной майке, стоявший рядом, занервничал:

– Какое несчастье, что у меня нет и не было билета на этот чертов поезд!

Рыжеволосая же подумала, какого черта ты стоишь в этой толпе, если у тебя нет никакого билета, но, посмотрев на синяк на его скуле, вслух обсуждать это не решилась.

– Понимаете, я там все равно не засну! У меня маленький сын в Лондоне один. А потом, завтра здесь будут все сегодняшние и плюс новые люди, и проблема просто отодвинется до утра. Правда же?

– Правда. – Он кивнул.

– Вы же даже не знаете, когда точно возобновится движение по туннелю! Так?

– Так. – Он снизил голос до шепота.

Тип с фингалом тоже потянулся к ним.

– Не факт, что завтра поезда пустят по расписанию. Мы ничего не можем гарантировать.

– Если бы я была, например, вашим близким человеком, что бы вы мне посоветовали?

Менеджер поднял брови, рассмотрел ее внимательнее и сказал шепотом:

– Вы должны поехать в аэропорт. И вылетать ближайшим рейсом. Скоро здесь будет содом.

Рыжеволосая прикрыла рукой рот.

– Я лично не уверен, что поезда пойдут в течение ближайших нескольких дней. – Это он сказал совсем тихо, удивился собственным словам и уставился на носки своих ботинок – рыжей даже пришлось сделать шаг назад, чтобы не загораживать их, – развернулся, помогая себе руками, как веслами, и ушел в охраняемые недра. Она решила заказать билет на самолет в интернете и мчаться в аэропорт, люди из этой толпы уже отправились туда и собирают очереди в кассы. Огромные очереди.

Дозвониться ни до одной авиакомпании не получилось. Попытки подключиться к интернету тоже закончились ничем. Она меняла настройки сети, но все было тщетно – связи не было. Все вокруг померкло, и только рояль играл сам по себе.

Невысокий итальянец, официант из пиццерии, рассказал ей про интернет-кафе “Ultima”.

За стеклами город провалился в темноту, вокзал изменился, – закрылись один за другим магазины, опустились железные ставни в граффити, исчезли стулья и столы – все опустело, и на смену людям дневным стали появляться жители ночные. Пьяные, грязные и злые, они расползались по коридорам и залам, выпрашивали деньги, ковырялись в мусорных пакетах, плевались, изрыгали ругательства, стонали, дрались друг с другом, наводили свои порядки. Мусор перекочевал из урн на пол, кто-то с грохотом опрокинул одну за одной стойки с канатом, охраняющие границы рояля, потянуло холодом – и стало очевидно, что отсюда нужно уходить, и чем быстрее, тем лучше.

Ultima оказался огрызком старого офиса, душной комнатухой с рядом облезлых стульев, телефонными кабинками без дверей и смежным, еще более тесным закутком. Там на грязном столе теснились четыре допотопных компьютера, за ними сидели люди. Освободилось одно место, и рыжая быстро заняла его. Как хорошо, что не послушалась этого двуличного менеджера и не побежала в аэропорт, – на ближайшие три дня все билеты до Лондона были распроданы. Она оставила сыну очередное сообщение на автоответчик – пыталась шутить. Что делать, было непонятно. В кафе стало противнее – оно наполнилось странными личностями. Большинство из них не звонили и не включали компьютеров, а просто сидели. Двое спали. В один из телефонов кричала хрипатая американка с мутным взглядом. В основном здесь были мужчины – и совсем не те, на которых можно положиться.

За столом, задвинутым за дверь, пухлая блондинка шарилась по сайтам в поисках парома от Кале до Дувра. Ей тоже нужно было в Англию. Рыжая обратилась к ней:

– Поедете со мной до Кале на такси?

– Поеду! – ответила та, не думая ни секунды.

– И я, – сказал совсем молодой парень, который только вошел в эту богадельню с вокзала. – Вы с Eurostar?

Рыжая с блондинкой синхронно кивнули.

Парень выглядел вполне мило. Очнулась хрипатая американка:

– Не оставляйте меня здесь. Я Джоан.

У ее ног лежала огромная куча сумок. Девушка была само недоразумение, из ее рук все валилось и падало, она не справлялась с таким количеством вещей, но это ее не волновало. Рыжая помогла ей, подхватив одну из сумок. Американка словно спала наяву. Смотрела на всех близко посаженными молочно-голубыми глазами и, как могла, подчинялась воле команды.

Наконец распланировали маршрут, заплатили за пользование компьютерами шустрому загорелому арабу и двинулись к выходу. Но тут молодой человек обнаружил пропажу своего рюкзака. Чемодан, накрытый пиджаком, стоял, а рюкзака не было. Он исчез, только что. Из комнатки с компьютерами никто не выходил. Три женщины стояли и смотрели в глаза этих странных людей, а те смотрели на них. Будто с вызовом. Или просто казалось. Не упуская из виду собственных сумок, пришлось прочесать всю комнату. Рюкзака не было.

– А в рюкзаке что?

– Все.

– И документы?

– Да.

– Иди в полицию. Меня зовут Лина. Мы последим за чемоданом. Твой рюкзак где-то здесь, придут полицейские и во всем разберутся.

Вошел шустрый хозяин-араб.

– У нас пропал рюкзак!

– Какой рюкзак? – Он высоко поднял брови.

– Наш рюкзак! Обычный рюкзак!

– Какого цвета?

– Обычного цвета!

Он не удивился.

– Сейчас?

– Да, сейчас!

– Наши, – видимо, ей хотелось, чтобы их казалось больше, – уже пошли в полицию!

Он пожал плечами и ушел к себе, они уже победили. Оставалось только дождаться полиции. Посмотреть, как их всех обыщут! Увидеть вора, забрать рюкзак и наконец уехать с этого ненавистного вокзала.

Скоро вернулся молодой человек – один.

– В полиции сказали, что смогут этим заняться завтра с утра. В семь они открывают участок. А до этого делать ничего не собираются.

– И что теперь?

– Я вынужден остаться, попробую договориться, чтобы меня устроили в участке. Я ведь даже гостиницу не могу снять.

– Может, тебе одолжить денег? – проснулась Джоан. Рыжая тут же прониклась к ней уважением. – Сейчас. – Она ушла за угол, к банкомату, но вскоре вернулась. – Не выдают. Я сегодня столько раз снимала деньги – лимит исчерпан.

Карточку рыжей машина тоже выплюнула и извинилась за неудобства.

Сработала только у Лины, ей удалось снять триста евро.

– Мы могли бы одолжить тебе денег, – разумно сказала она молодому человеку, – но я боюсь, что это деньги, которые нам придется отдать за такси до Кале. Так как больше наличных нам не снять.

Они все посмотрели на парня.

– Не волнуйтесь, я попытаюсь договориться в полиции.

Он встал и вышел со своим чемоданом. Женщины осмотрели с презрением все так же бездвижно сидящих людей и двинулись к стоянке такси.

Пропищала микроволновка, мальчик оторвался от рассматривания книг и повернулся в сторону кухни.

– Я отнесу записку для мамы. Только, пожалуйста, сделайте что-нибудь и себе. Мне крайне неловко будет есть одному.

Через несколько минут они уже пили в гостиной чай и хрустели тостами с расплавленным сыром.

– Вы верите в Бога?

– Что? – Мисс Кабаз чуть не поперхнулась.

– У вас там лежат церковные свечи. – Мальчик кивнул в сторону книжного шкафа.

– Это осталось от матери.

– Так вы верите в бога?

– В зависимости от настроения.

– То есть иногда не верите?

– Иногда не верю.

– Удивительно. Вы смогли себе доказать его отсутствие?

– Что?

– Я нахожу это невозможным. Доказать себе, что его нет! Это очень сложно! Я не настолько смел, чтобы не верить в бога. Как вам это удалось?

– У тебя верующая семья?

– Нет.

Она не знала, что ей сейчас нужно сказать, взяла ложку и перемешала чай, в который так и не положила сахар.

– Вот, смотрите опять: вы положили ложку на блюдце; это, кстати, оттого, что некоторая брезгливость не дает вам бросить ее просто на стол, – ну так вот у вас эта ложечка должна лежать безупречно относительно расположения посуды и края столешницы.

Она оставила ложку в покое и подняла на него глаза.

– А можно тебя спросить?

– Конечно.

– Что, я так и останусь одна?

– Будет ровно так, как вы захотите. Ровно так. Сначала поймите, что именно вы хотите. – Он вдруг широко зевнул. – И считайте, что это уже исполнилось.

– Так я знаю.

– Нет. Все так говорят. – Он опять зевнул. – А на самом деле не знают.

– Я постелю тебе здесь, на диване.

Через несколько минут он уже спал. Лицо его даже во сне оставалось серьезным.

Начался дождь, ехали медленно, таксист был сосредоточен, его напряжение передалось и пассажирам, но все-таки они двигались в сторону Соединенного Королевства.

На бельгийско-французской границе таможенники попросили всех выйти из машины. Проверяли документы и вещи – рыжая предъявила голубую сумку Джоан как свою, – офицер заглянул в ее паспорт, затем в глаза и жестом показал, что они свободны. Рыжая опять уселась на кресло рядом с водителем, а Джоан и Лина сзади – Джоан спала с открытым ртом, а Лина смотрела в окно.

У самого порта машина встала в пробке среди огромных грузовиков. Надежд на паром не оставалось – но, рассчитавшись, они побежали к кассам, и им неожиданно повезло. Паром задержали: ждали ценный груз, что не ушел из-за пожара в туннеле, и до отправления еще оставалось десять минут.

– Вы должны поторопиться! – Кассирша с участием посмотрела на сумки.

Через пограничников опять бежали. Рыжая со своей и с голубой сумкой Джоан, а Лина взяла ее зеленую и свой чемодан. Они бросали вещи на рентген, тащили через пограничников с собаками, паспортный контроль, вскочили в автобус и все же успели.

На всем пароме они оказались единственными женщинами. Подавляющее большинство находившихся там мужчин были водителями тех самых грузовиков, что задержали их при въезде в порт.

– Очень ненадежная публика, – прошептала Лина.

– Почему?

– Дикие, неуправляемые. А то, что туристы пропадают, это, ты думаешь, чьих рук дело?

– Думаешь?

– Знаю.

– Будем дежурить поодиночке. Сядем в углу.

Со всем своим скарбом они двинулись мимо игровых автоматов, зон для отдыха, магазинов в самый дальний угол за кафетерием.

В Дувре пришлось ждать. Все водители сели в свои машины и уехали, а их задержали надолго. Человек в каске и ярко-желтом жилете поверх куртки объяснил, что нет специального транспорта, который принимает с парома пеших пассажиров, так как обычно ночью таких нет, и сейчас на пароме пытаются что-то придумать, но последняя машина уже давно отбыла в гараж, и он ничего не знает. Так и заявил: я не знаю!

Сел на краешек скамьи, вытянул тонкую шею, сложил на коленях руки, уставился перед собой и замер. Не шевелился, не дышал, просто замер. Женщины расселись вокруг. Замолк мотор, стало тихо. Он сидел не двигаясь, развернувшись ко всем в профиль, и все тупо уставились на него. Через пятнадцать минут не выдержала Лина, встала и подошла к застывшему человеку в униформе.

– Сколько мы должны еще ждать? Дело в том, что мы очень устали, наше путешествие в связи с пожаром в туннеле затянулось не по нашей воле. Всем пришлось пережить много чего. – Работник в каске никак не реагировал. Лина постояла перед ним еще, потом отошла, свалилась в кресло и закрыла глаза.

Рыжая поняла, что страшно устала и что, если они здесь просидят всю ночь, она не будет против. Главное, чтобы ее не трогали.

В помещение вошли две женщины с ведрами и тряпками. Не обращая внимания ни на кого, буднично принялись мыть все вокруг, тихо переговариваясь между собой на непонятном языке. Казалось, еще немного – и они примутся за людей. Но тут раздался жуткий рев и завибрировал пол. Уборщицы уткнулись в угольные окна. Лишь бы опять не увезли во Францию, подумала рыжая, но даже не встала.

Опять стихло. Послышались щелчки, и у застывшего человека в униформе ожила висящая на груди рация. Там прохрипели – он быстро что-то пробормотал в ответ, встал и молча указал на дверь. Все поднялись, взвалили на себя вещи и замерли у закрытых створок дверей. Наконец двери открыли, и все вразнобой потащились по лестницам вниз, к автобусу, который доставил их на сонную маленькую станцию.

На автостоянке было пустынно. Лина позвонила в диспетчерскую службу такси.

Американка сбросила на асфальт сумки и уселась на самую большую:

– Кто хочет покурить?

Рыжая достала из кармана пачку сигарет.

– Нет, настоящего покурить! – Американка хрипло засмеялась, открыла сумку и достала полиэтиленовый пакет с травой.

Все замолчали.

– Или, может, чего покрепче? – Она подтянула за ремень ярко-голубую сумку, с которой рыжая не так давно шла через пограничников с собаками, и достала из нее пакет с белым порошком.

Лина молча развернулась и пошла навстречу фарам. Машина тут же остановилась, оттуда выскочил молодой человек и подхватил ее чемодан.

Рыжая стояла и смотрела на пакет с кокаином в руках у этой дуры. Пошел дождь, но было уже все равно. Нужно было добраться до Лондона и все-таки не оказаться в полицейском участке.

Джоан свернула наконец джоинт и затянулась, рыжая закурила обычную сигарету. Путешествие подходило к концу. Пришло такси.

– Тебе куда?

– Я не помню, какой у меня отель. – Джоан расстегнула длинный замок на сумке, на которой только что сидела, сунула в месиво из носков, трусов, скомканных маек, тюбиков и коробок руку, пошарила там, достала мятую бумагу и вяло расправила ее на коленке. – Так, сейчас. – Бумага мокла под дождем, Джоан водила по ней пальцем, потом оттуда же извлекла очки, напялила их на нос и прочитала: – “Риц Карлтон”. Знаете такую?

Таксист засмеялся и помог запихнуть вещи в машину. Наконец поехали, Джоан ровно засопела, опрокинув голову на спинку кресла, а рыжая смотрела на нее, на таксиста, на паутину деревьев, на проволоку дождя и на закатывающуюся под колеса дорогу.

В машине пахло лыжной мазью и ментолом.

Утром ровно в двадцать две минуты восьмого она подошла к дверям своего дома. Там над замочной скважиной торчал сложенный лист бумаги.

В тишине утра заорал звонок. Сердце мисс Кабаз прыгнуло куда-то в горло и там заколотилось. Какой же невыносимо громкий звук! Нужно, ей-богу, что-то с ним сделать. Это просто издевательство. Каждый раз шок и панический ужас. Нужно просто вырвать его из стены со всеми этими проводами и выкинуть к чертовой бабушке.

Мисс Кабаз спустила ноги на пол и нашарила тапки. Кружилась голова, стучало сердце. Звонок заорал опять.

– Черт возьми, да иду, господи, иду!

Открыла дверь и сморщилась от табачного запаха.

В дверях стояла худая рыжеволосая женщина в фиолетовом пальто. В одной руке она держала сигарету, соединенную с небом ниткой дыма, а другой придерживала высокий воротник.

Рыжая кивнула, затянулась, и пепел рассыпался по складкам рукава.

– Здравствуйте. Я прочитала записку, – она замолчала, перевела взгляд в глубь дома, глаза ее засияли.

Мисс Кабаз оглянулась.

По лестнице, неуклюже перескакивая через ступеньки, спускался ее вчерашний гость. Держась за поручень, он так нелепо переваливался с боку на бок, высоко выбрасывая вперед ноги, что от вчерашней взрослости не осталось и следа. Он спешил, но боялся упасть, смотрел под ноги, низко наклонив голову и высунув кончик языка. Спрыгнул с последней ступени, обогнул мисс Кабаз, прижался к рыжеволосой всем телом и заревел громко, откидываясь назад, чтобы набрать в легкие воздуха. Она присела и гладила его по спине, отчего сигаретная нить наконец порвалась.

– Мой маленький. Мой любимый. Я больше никогда тебя не оставлю. Все будет хорошо, – повторяла рыжая и целовала его в макушку.

А он плакал долго, безутешно, до икоты.