2. ЦЕПОЧКА НЕНАВИСТИ
-1-
(Несколько раньше)
Десант быстро и привычно слаженно высадился с вертолета. «Вертушка» взревела турбиной и, круто накренившись, ушла, задевая посадочными полозьями верхушки деревьев. В своих бронежилетах, шлемах с приборами ночного видения, штурмовыми винтовками футуристического дизайна солдаты выглядели зловещими полубогами на фоне толпы оборванцев, чье движение на север они прикрывали.
Хотя, трудно было сказать честно и наверняка – прикрывали или прикрывались сами?
Науськиваемые хорошо оплачиваемыми вожаками, гонимые голодом и невежеством, люди шли отбирать земли, которые, как им сказали, по праву принадлежат им – и только им.
Ненавистные иноверцы слишком уж засиделись на чужой земле, строя концлагеря и убивая их братьев. Правда, никто сам этого не видел – но ведь им показывали видеозаписи! Их вожди рвали на себе волосы и обливались слезами, рассказывая о бедствиях братьев за пограничной чертой.
Спасибо сильным и богатым странам – ведь они не могут терпеть чудовищные диктатуры у себя под боком. Они поддержат праведный гнев и помогут восстановить справедливость.
Толпа шла на север.
Там предстояло навести порядок. Забрать свою землю и стереть с ее лица чуждые храмы…
Сержант Сайлос с удовольствием наблюдал, как это, казалось бы, стихийное людское стадо движется в четко продуманном ими направлении.
Вот результат хорошей работы корректоров.
Устранена цепочка провокаторов в Пентагоне – и над Европой, как в давно забытом страшном сне, вновь засвистели боевые самолеты.
А внешне – просто произошла замена ненужных фигур – правильными. И стрелка истории, легко перескочив в другое положение, направила человечество по новому пути…
Впрочем, это слишком высокие материи. Он не может знать, что, как и где делают другие корректоры. Его задача проще: сделать так, чтобы разъяренная толпа снесла вон ту церковь на холме. И вон ту, по соседству. И еще несколько.
Потому, что в каждом «неверном» храме засела очередная корневая точка.
Сайлос не знает, как эти священники работают на ци-бомбу. Человеку просто не дано понять ее сверхсложный механизм. Ему достаточно четко выполнять указания Гида – тот умеет отдавать приказы. А для сержанта приказ – это святое…
Толпа взревела и ускорила свой бег.
Сайлос вскочил в подъехавший «хаммер» и махнул рукой водителю. Машина двинулась по неровному полю на почтительном расстоянии от опасного потока людей.
Показался первый поселок на территории врага. Сайлос взглянул в бинокль.
Поселок жители покинули еще вчера. Отступающая армия противника вывозила всех, кого могла, или же просто предупреждала о сегодняшнем нападении. Правильно, пусть уходят и освобождают район.
Но «корневая точка», конечно же, здесь. Она не могла никуда уйти. Потому что Гид не ошибается…
Толпа высыпала на улицы. Она била стекла, затекала в дома, грабила и разрушала. Но главным раздражителем для нее была маленькая церквушка на небольшой, вымощенной камнем, площади.
Сайлос улыбнулся: вот он, этот провокатор. В ортодоксальной рясе, с бородой и огромным крестом на шее…Вышел на крыльцо, взмахами рук, пытаясь остановить разъяренных людей. Ну уж, нет. Поздно. Тут и самим следует держаться подальше…
Все… Миссия выполнена.
– Взвод, отходим! – скомандовал Сайлос. – Границу не пересекать до специального приказа…
В это утро Славко был сам не свой. Вчера на тренировке он еще держался – не хотел, чтобы его заменили запасным в таком ответственном матче.
Но даже в раздевалке, перед самым началом матча он не мог отбросить все внешнее и полностью сосредоточиться на предстоящей игре.
На этот раз все было не так. Впервые он начинал чемпионат без благословения отца Петра. Перед глазами до сих пор стояла страшная картина разрушенной церкви и растоптанный могильный холмик.
Его ведь так и не отпустили на захваченные территории. Пришлось тайком пробираться сквозь оцепления НАТОвских войск и местной полиции, которая больше смахивала на разрекламированных по всем каналам террористов, чем на представителей законной власти.
Один раз его даже задержал патруль. Хорошо, что это были европейские военные, а у него на руках был французский паспорт. Он отделался только предупреждением и настоятельным пожеланием ехать с ними.
Но Славко должен был убедиться, что после кровавой бойни, о которой кричали все телеканалы, отец Петр уцелел.
Ведь он не мог погибнуть! Он всегда помогал тем, кто нуждался в покровительстве – даже этим мерзавцам, что тогда еще трусливо скрывались от властей, стреляя и взрывая исподтишка.
Славко еще тогда возмущался терпимости отца Петра. Но у того была вера и твердая убежденность в том, что никто не вправе отобрать жизнь у другого.
И за это жизнь отобрали у него самого. И Славко чувствовал, что вместе с отцом Петром ушла куда-то часть его жизненной силы, его удачливости и таланта.
Он не мог начинать игру без благословения…
– Все, ребята, пора на поле, – бодро скомандовал тренер, хлопая футболистов по крепким плечам и подгоняя к выходу. – Пошли, пошли! А ну, покажите-ка сегодня настоящий класс!…
Однако показать класс так и не получилось. И виноват во всем был один только Славко, пропустивший два совершенно позорных мяча. Товарищи по команде бросали на него злые, недоуменные взгляды. Никто не мог понять, что происходит…
…– Ну, что же ты делаешь, олух?! – орал тренер, носясь вдоль поля по беговой дорожке. – Куда ты смотришь, кретин?! На мяч смотри! О, нет!…
…– Что он делает?! – схватился за голову Питер. – Кто поставил на ворота этого идиота? О-о-о… Черт побери, что же за день сегодня!
Он в ярости запустил в телевизор ботинком. Экран, к счастью, выдержал такое обращение. Но Питер был бы только рад разбить телевизор вдребезги.
Настроение сегодня его не радовало, одна надежда была – расслабиться перед телевизором. Но третий гол в ворота любимой команды просто окончательно добил его.
Питер пребывал теперь в отвратительном расположении духа. Мало того, что он попросту не получил заслуженного удовольствия от лицезрения футбола, так еще и проиграл пари на триста евро.
…Теперь он ехал на служебной машине, мрачно поглядывая по сторонам, и ища объект для разрядки.
Такой не преминул объявиться.
Роскошный «ягуар» пронесся мимо, с незначительным превышением скорости. Питер открыл окно и установил на крыше проблесковый маячок.
Догнав «ягуар», он вынудил того прижаться к обочине и остановиться. Из машины вылез солидный господин, который теперь виновато разводил руками и заискивающе улыбался.
– Дорожная полиция. Вы превысили скорость, – сухо сказал Питер.
– Господин офицер, я прошу прощения, готов оплатить штраф. Я очень тороплюсь – опаздываю на самолет. У меня очень важная встреча!
– Я сожалею, – желчно сказал Питер.
Встреча у него! Мало ли у кого какие дела? У всех в жизни случаются мерзкие дни. У него – проигранное футбольное пари, у этого парня – опоздание на самолет.
– Ваши документы, пожалуйста, – сказал Питер.
Мужчина суетливо протянул ему права.
Питер, нарочито не торопясь, разглядывал права. Медленно обошел машину.
– Могу я вас попросить побыстрее отпустить меня?
«Побыстрее! – зло подумал Питер. – Сейчас ты у меня поедешь побыстрее».
Он вернул права мужчине и строго сказал:
– Уважаемый господин Ван Деррик, в связи с подозрением на то, что вы намерены и в дальнейшем превышать скорость, я вынужден буду сопроводить вас до аэропорта. Следуйте за мной.
Господин заволновался:
– Но я…
– Вы хотите сказать, что все равно намерены продолжать нарушать правила? Я буду вынужден составить протокол и направить дело в суд…
– Нет-нет, – понуро согласился мужчина. – Я готов следовать за вами…
Питер, не спеша, сел в машину, поправил зеркала заднего вида, пристегнулся и медленно выехал на крайнюю правую полосу автострады.
Глядя в зеркало на нервничающего господина Ван Деррика, он криво улыбался. Настроение его немного улучшилось.
… Генерал Ван Деррик был в ярости. Он плелся за этим гнусным полицейским и не мог воспользоваться дипломатическим паспортом! Этим он моментально расчистил бы себе дорогу… Но засветил бы свое пребывание в этой стране.
Проклятье! Его репутация стала слишком дорого стоить, чтобы допустить служебное расследование в самый разгар операции. Тем более, что он как раз собирался разыграть свою карту далеко не популярных в Альянсе мер мирного урегулирования. И под него наверняка копали.
Нельзя сказать, что Ван Деррик слыл большим миротворцем и сторонником провосточных настроений. Далеко нет. Просто обстоятельства складывались так, что эта позиция выглядела наиболее выгодной для его карьеры. При максимальном удачном раскладе в перспективе он мог бороться за место генерального секретаря Альянса.
Но о чем говорить, если он сегодня банально опоздает на экстренное совещание!
У него в портфеле достаточно аргументов, чтобы предотвратить подготовленные уже удары по одному из старинных европейских городов. Он не зря встречался здесь с человеком из страны, по которой как раз собирались произвести серию сокрушающих бомбардировок.
Непонятно, кому вообще пришло в голову устраивать мясорубку в центре Европы? Неужели мало полигонов для военных упражнений в Азии и Африке?!
Интуиция подсказывала, что в последнее время на события стали влиять какие-то новые силы. Но что это были за силы?…
Проклятье! Этот отвратительный мелочный полицейский еле плетется! Обогнать его и оторваться? Бессмысленно. Его задержат в аэропорту.
Это просто тупик…
Генерал свободной от руля рукой кинул в рот успокаивающую таблетку. Нервничать не стоило: все равно он не мог в данном случае влиять на события. К чему портить нервы?
…На самолет он все же опоздал. Негодяй-полицейский с довольной миной козырнул ему и куда как более резво умчался в обратном направлении.
По большому везению удалось взять билет на следующий рейс. Ван Деррик прикинул, что почти не опазывает.
Самолет взлетел и взял курс на Брюссель. Ван Деррик закрыл глаза и уже было заснул, однако в его полудрему ворвался взволнованный голос стюардессы:
– Дамы и господа! По техническим причинам через несколько минут самолет приземлится на военно-воздушно базе НАТО. Просьба соблюдать спокойствие, после приземления не вставать с мест до того момента, пока не будут поданы трап и автобусы. Более подробную информацию сообщим вам позже. Просим прощения за доставленные неудобства…
Ван Деррик скрипнул зубами: на совещание все-таки и не попадет.
Бомбардировок теперь не избежать…
Утро выдалось теплое, солнечное и Геннадий Николаевич в прекрасном расположении духа шел на работу. Шел не спеша, будто стараясь оттянуть приятный момент начала рабочего дня.
Геннадий Николаевич любил свою работу. Более того, он был большим мастером своего дела. Можно даже сказать – виртуозом.
Он был шеф-поваром известного ресторана. А потому мог позволить себе немного задержаться, наслаждаясь солнцем и пением птиц. Он шел, напевая себе под нос какую-то придуманную им самим мелодию. Именно так он создавал в своем воображении новые рецепты.
Ему было от чего себя так превосходно чувствовать: в последнее время он неоднократно побеждал на всевозможных конкурсах, создавая невероятные сочетания вкусов из, казалось бы, несовместимых продуктов. Как раз сегодня он собирался удивить публику очередным кулинарным шедевром.
О, это будет весьма дорогое блюдо! Ведь ему с таким трудом удалось раздобыть эту специфическую восточную приправу! Конечно, незачем говорить кому-либо о некоторых ее компонентах. Зачем вмешивать в кулинарные дела наркоконтроль? Но в микроскопических количествах вкусовой эффект получается просто потрясающий! Главное помнить: этого масла можно использовать не больше, чем пару граммов на целое блюдо…
Надо полагать, хозяин заведения неспроста намекал ему, что на этот вечер столик у них заказали ОЧЕНЬ важные люди. И их требуется не просто накормить, но и удивить, доставить изысканное вкусовое удовольствие, искупать в положительных эмоциях. Ничто не должно раздражать их в еде – ведь за этими столиками зачастую ведутся беседы, касающиеся судеб мирового бизнеса и политики…
С такими мыслями он приближался к своему ресторану. Геннадий Николаевич был очень законопослушным гражданином. А потому на пешеходных переходах неизменно терпеливо ждал зеленого света. Так и на этот раз он остановился перед «зеброй», пропуская бешеные потоки машин. Он стоял, тихо улыбаясь, занятый своими профессиональными размышлениями, как вдруг получил сильный толчок в спину.
Удивленно сделав несколько неловких шагов по проезжей части, Геннадий Николаевич хотел обернуться, чтобы возмутиться таким хамским поведением неизвестного прохожего. Но успел увидеть только свирепую решетку радиатора большегрузного тягача и услышать сигнал, напоминающий звук труб Страшного суда.
Больше в своей жизни он уже не видел ничего.
… Андрей, весьма перспективный ученик шеф-повара, должен был подготовить компоненты нового блюда к приходу Геннадия Николаевича. Однако шеф так и не появился на работе. Звонки на домашний и мобильный телефоны ничего не дали. На кухню явился хозяин собственной персоной, и, нервно играя желваками на скулах, долго ходил вдоль рядов кипящих кастрюль и шкворчащих сковородок, пока, наконец, решительно не подошел к Андрею.
– Значит, нет Николаича, – процедил он сквозь зубы. – Видно, что-то случилось. Не похоже это на него. Ну, ладно, с этим мы потом разберемся. А пока вся надежда на тебя. Справишься?
– Постараюсь, – ответил Андрей.
– Если клиентам все понравится – повышу зарплату, – пообещал хозяин.
– Я справлюсь, – очень убедительно заверил Андрей.
Действительно, почему он не должен справиться? Старик очень любит его и с охотой учит всем тонкостям искусства. И задуманное на сегодняшний вечер блюдо он очень даже хорошо себе представляет. Главное, не забыть это самое масло, которое шеф упорно именует приправой и жадно цедит по одной капле.
Андрей достал из закрываемого на ключ шкафчика тостостенную бутыль с драгоценным маслом. Попробовал на язык. Действительно, недурственно.
И неплохо будет, если мясо обжарить непосредственно на этом самом масле… Как говорится – кашу маслом не испортишь… А впечатление произвести ох, как надо…
Под конец готовки то ли от пара, валившего от нового блюда, то ли от усталости, у Андрея начала кружиться голова. Однако, он взял себя в руки и по заведенной традиции лично вынес блюдо посетителям, которые уединились в тихом кабинете. (Здесь хозяин гарантировал звукоизоляцию и невозможность прослушивания).
Те оказались похожими друг на друга седыми крепкими мужчинами лет пятидесяти, скорее всего военными, хоть и в гражданской одежде – выдавала осанка.
Андрей поставил блюдо на стол и, слегка качаясь, отправился на кухню, уловив напоследок несколько обрывистых фраз:
…– вопрос вполне может быть решен, теперь все зависит только от моего доклада…
…– Конечно… Нам как можно быстрее нужны эти рак…
…– Не вслух… Мы все это понимаем, но главком колеблется. Слишком сложная операция, много посредников. Сегодня будет разговор…
Андрей прошелся по кухне, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. И, наконец, медленно осел на пол возле окна.
А через несколько минут в своем кабинете за роскошно сервированным столом, почти одновременно прямо за столом потеряли сознание два солидных посетителя ресторана…
Из-за невысоких гор показалось солнце. Генерал Кириллов, щурясь, любовался пейзажем из окна военного джипа.
Странное дело, думал он, когда смотришь на эти горы, луга и леса, невозможно поверить, что через несколько часов все это превратится в дымный грохочущий ад.
Просто невозможно было представить себе подобное в Европе в конце двадцатого века. И без того многострадальная земля готовилась получить огромную затрещину от компании недружелюбных и сильных соседей.
Только на одну страну могло надеяться это небольшое государство. Так уж сложилось, что братские чувства просыпались у двух народов только в период испытаний. И более сильный всегда готов был помочь слабому.
Однако политика штука тонкая. Открытая поставка зенитно-ракетных комплексов С-300, которые свели бы «на нет» любые поползновения вражеской авиации, могла повлечь крайне нежелательные последствия для создавшей их державы.
Организовать транспортировку этого вооружения мог только один человек в Москве. И вчера он должен был получить на это неофициальное «добро» президента.
В задачи Кириллова, который находился здесь тайно, под чужим именем, входила координация доставки зенитных комплексов и обеспечение секретности. Все должно было выглядеть так, будто бы местные ПВО пользовались ракетами, доставленными из бывших республик СНГ, где были украдены или проданы «коррумпированными чиновниками».
Так или иначе, НАТО следовало остановить в его опасном пути на восток.
Кириллов был интуитивным аналитиком. Он чувствовал, что за новым конфликтом в Европе кроется нечто большее, чем просто устранение неугодного режима. Перспектива представлялась куда более дальней и гораздо более масштабной, чем можно было себе вообразить…
Свои мысли он уже начал формулировать в некоторые обобщения, которые в дальнейшем, возможно, пригодились бы аналитическому отделу службы внешней разведки.
А пока ближайшей задачей было получить условный сигнал, который бы означал «добро» на переброску подготовленных уже комплексов С-300 к назначенным точкам пуска.
По данным разведки налеты должны были начаться сегодня ночью. И сегодня же комплексы весьма неожиданно смогут раз и навсегда прекратить эту безнаказанную вакханалию. Нужен только положительный ответ из Москвы.
Джип остановился на обочине улицы в небольшом городке, рядом с крошечным баром. Водитель остался в машине. Кириллов зашел внутрь и сел за грубый деревянный столик. Заказал пива.
Через минуту в бар вошел плохо одетый небритый человек. Говоря точнее – выглядел он, как и большинство местных жителей.
Он кивнул бармену и сел за столик напротив Кириллова. Отхлебнул принесенного парменом пива из глиняной кружки. Глядя куда-то за окно, сказал:
– Нет подтверждения. Сыча отравили, и встреча сорвалась. Отбой.
Кириллов с трудом удержался от проявления эмоций. Он все понял. Что-то случилось с Сычом – именно он должен был вырвать у президента сакраментальное «да». Если встречи не было – значит, позиция верховного главнокомандующего прежняя: не вмешиваться.
Черт! Именного этого он и боялся.
«Сыча отравили». Вот оно. Это не может быть случайностью. Это часть чьего-то невероятно сложного, непонятного плана. Того грандиозного зловещего замысла, над которым он уже год безрезультатно ломает голову…
Джип двигался по направлению к городу. Кириллов, смирившийся с неприятным поражением на этом участке своей работы, собирался на родину. Главное, не сгинуть здесь под бомбами. Ему ведь предстоит еще много выяснить, сложить в систему…
Кольнуло в сердце. Генерал положил руку на плечо водителя и осмотрелся. Было уже темно, но генерал понял, что они только что въехали на большой мост над невидимой во тьме рекой.
Холодный пот прошиб Кириллова. Инстинкт гнал его назад.
– А ну, быстро остановиться – и задних ход! – приказал он.
Водитель недоуменно взглянул на своего странного пассажира, но послушно притормозил и быстро сдал назад – до самого въезда на первый пролет.
Генерал вышел из машины, чтобы отдышаться и разобраться в собственных предчувствиях, как тут же, в тишине вечера, на фоне тихого шуршания воды раздался резко нарастающий рев, и мост перечеркнула длинная огненная черта.
Кириллов успел упасть на асфальт прежде, чем мост впереди превратился в грохочущий огненный шар. Так он и лежал, слушая, как свистят над ним осколки и обломки.
Когда генерал поднялся, он услышал высоко в небе свист уходящего на боевой разворот самолета.
Того, которого не было бы в этом небе, если бы повара Геннадия Николаевича вчера не сбила машина.
-2-
Антипов смотрел в засаленный листок ориентировки, курил и рассеянно стряхивал пепел мимо старой кофейной банки, что выполняла роль пепельницы. Нельзя сказать, что его так занимало чтение, просто трудно было вникнуть сходу в смысл текста. Недоумение вызывал даже не столько сам смысл, сколько настроение документа.
«Незамедлительно… Найти и изолировать… При малейшем сопротивлении – уничтожить… Особо опасны… Государственная безопасность… Строжайшая секретность… Максимальный приоритет…»
Он напрягал память и не находил случаев, когда группа неких сопляков – пусть даже и особо опасных преступников – навлекала на себя подобную ярость начальства. Даже операции по освобождению заложников проводились куда менее эмоционально и не в пример флегматичнее. Видимо, эти трое парней и девчонка, действительно, встали Бугру поперек горла.
Так или иначе, приказ необходимо было выполнять.
Антипов поднял трубку внутреннего телефона и профессионально бесцветным голосом бросил:
– Михайлова и Князева ко мне.
…Ладные фигуры командиров спецподразделений несколько скрашивали унылую обстановку кабинета. Во всех оперативных документах и в общении с подчиненными оба проходили лишь под оперативными псевдонимами – Ганс и Джокер. С какого перепугу так обозвали этих крепышей с трудно совместимыми навыками лис и тиранозавров– Антипов не знал, да и знать не хотел. С некоторого времени он вообще предпочитал знать поменьше. Всякая лишняя информация имеет неприятное свойство если не убивать прямо, то медленно разрушать изнутри.
– Значит, так, – глядя поверх коротко стриженых голов, Антипов постучал по крышке стола костяшками пальцев. – Отнестись к этой операции нужно со всей серьезностью. Судя по всему, эти ребятишки не так просты, как кажутся на первый взгляд. Мда…
– А что – есть конкретная информация? – поинтересовался Ганс. Он слегка склонил голову на бок, выражая глубочайшее и самое неподдельное внимание.
«Да, видимо, Гансом кличут его неспроста, – подумалось Антипову. – Есть в нем какая-то немецкая методичность…»
Вслух же он сказал:
– То-то и оно, что конкретной информации нет. Могу только добавить, что в руках у меня – письменный приказ. А на словах озвучу пожелание шефа – живыми никого не брать.
Антипов сделал многозначительную паузу, поочереди в упор разглядывая подчиненных: все ли им понятно?
– Пожелание, – кивнул Джокер. – А то как же…
Он все понимал слету.
Ганс продолжал невозмутимо сидеть в той же позе, ожидая новой порции информции.
В организации не было принято задавать руководству лишних вопросов. Однако определенная недосказанность в разговоре осталась. Спецы неспешно поднялись с казенных стульев и отправились выполнять свою работу. Антипов же продолжил затянувшийся перекур наедине с документами.
Если бы эта операция была единственной странностью, разбавившей вдруг рутину трудового процесса работника федеральной службы безопасности! Только вот странностей этих возникло слишком уж много в пределах видимости самого зоркого «ока» страны.
Начать с того, что из сопредельного ведомства – МВД – в каком-то обреченном ужасе стали все чаще доноситься призывы о помощи. Судя по их данным, на страну накатывал какой-то невиданный и чудовищный по проявлениям вал преступности.
И ладно, если б дело касалось очередного передела собственности или высокой политики. В этом тоже приятного мало, но логика таких событий побуждала к вполне адекватному и отработанному годами противодействию (либо молчаливому одобрению, что случалось не в пример чаще).
Но увеличивающееся число совершенно необъяснимых, казалось бы, безосновательных, убийств не могло не вызывать даже у видавших виды профи какого-то иррационального страха.
И еще возникло пока слабое, но все усиливающееся ощущение беспокойства по поводу стабильности собственного существования. Это ощущение было сродни цепной реакции, оно перекидывалось от сотрудника к сотруднику, и корни свои имело где-то наверху, в руководстве. Там, где владеют еще более высоким уровнем информации, а, следовательно, имеют куда больше поводов для уныния.
Поэтому распоряжения, подобные сегодняшним, иначе, как паникой и беспомощностью начальства объяснить было трудно. Так же, как и причину этой паники.
Антипов мрачно размышлял на эти тревожные темы, когда в дверь довольно уверенно постучали. Реакции хозяина кабинета дожидаться не стали, и на пороге возник плотный усатый человек в сером костюме, с кожаной папкой под мышкой. Это был начальник информационного отдела Петрицкий. Под густыми усами Петрицкого скрывалась фирменная кривая усмешка.
Настроение у Антипова испортилось еще больше. Каждый визит усатого коллеги сопровождался отвратительными новостями. Что интересно – чем гадостнее была новость, тем более довольным выглядел Петрицкий. Было в этом что-то патологическое и мерзкое. Вот и сейчас во взгляде незваного гостя сверкал характерный азарт.
– Привет труженикам безопасности, – процедил Петрицкий в свойственной ему манере неохотно расставаться со словами.
– Салют, – отозвался Антипов.
Обменялись рукопожатиями.
– Слышал новость? – начал визитер, и Антипов рефлекторно заерзал в кресле. – Взяли, наконец, того маньяка, что охотился за университетскими преподавателями. И знаешь, что интересно? На следующий день еще два убийства! Прямо в аудиториях! Одно в МГУ, другое в Бауманке!
– С ума сойти! – искренне поразился Антипов. – Это что же получается – действует банда?
– Лучше бы банда, – усмехнулся Петрицкий. – Это объяснить проще, чем появление одновременно трех серийных убийц, охотящихся за профессорами. Кстати, если это чей-то заказ – то заказчики своего уже добились: занятия почти во всех столичных ВУЗах парализованы. Преподаватели просто бояться идти на работу…
– Ну, допустим… И чей же это может быть заказ?
– Кое-какие организации уже взяли ответственность на себя… Но это чистой воды блеф, сам понимаешь – стремление приписать себе чужие успехи…
– Ничего себе – успехи… Наши добрые друзья в Европе да Америке, небось, уже потирают руки от радости? Русские, мол, наконец, получили по заслугам…
– Ха! – Петрицкий сам демонстративно потер руки. – А вот тут самое забавное! Держись: в Париже, Берлине, Вашингтоне… ну и еще кое-где… до странности похожие случаи! Нападения на профессуру, на изветных ученых. Убийства совершенно дикие, непрофессиональные. Будто кто-то сговорился в один день взорвать все высшее образование!
– Мда… Напоминает Аль-Каиду…
– Не они. Уже проверяли. Такие же одиночки, как у нас… Как тебе такой расклад, а?
Антипов сложил руки на груди и, откинувшись в кресле, уставился на довольного произведенным эффектом Петрицкого.
– А ты не секретную информацию мне тут, случаем, выбалтываешь? – поинтересовался он. – У меня и без этого геморроя выше крыши, а тут ты со своими маньяками…
– Да ну, брось…– отмахнулся Петрицкий. – Тоже мне – секрет… Чувствую, такое начинается, что не до этих мелочей нам скоро будет…
– Да? Ты так уверен? – усомнился Антипов. – Глядя на тебя, можно подумать, что это повод для радости…
– Возможно, – загадочно ответил Петрицкий и, заложив руки за спину, подошел к зарешетченому окну. – Я печенью чувствую: что-то будет круто меняться в нашей системе… Не знаю, как ты, а я что-то уж слишком засиделся в отделе информации…
Петрицкий ушел, словно исчез предвестник беды ворон, оставив после себя амосферу тревоги и неуверенности.
Антипов зло сплюнул и с ненавистью уставился на лежащие аккуратной стопочкой «дела». Затем вскочил с кресла и принялся вышагивать по стоптанному коврелену. Президент со стены с усмешкой следил за его метаниями.
«Вот ведь гад! – думал Антипов. – Всегда приходит невовремя, и всегда портит нервы! Непонятно, он что – заряжается так энергией собеседника? Эдакий живчик! Упырь. Сволочь…
И чего приходил только? Неспроста, надо полагать… Видимо, что-то действительно будет меняться, и он прощупывает почву. На будущее. «Чувствует» он. Печенью, понимаешь. Животное…»
Однако что-то в словах Петрицкого заставило Антипова отановиться посреди комнаты и напрячь память.
Одинаковые случаи… Синхронно в разных странах… Что бы это могло значить? Еще одна странность в череде прочих? Есть ли между ними связь? Может, его «объекты», которыми занимаются сейчас Ганс с Джокером, как-то связаны с этими убийствами педагогов? Молодые ребята, может и студенты среди них есть. Проявились-то примерно в одно и то же время… Кто может быть опаснее маньяка-убийцы? Только группа маньяков…
Нет, никаких оснований для такого предположения пока не имеется. Да и к чему раздумывать по поводу происхождения того или иного приказа? Если вспоминать все, что приходилось делать в приказном рабочем порядке, пора собирать вещи и отправляться прямиком в ад. Но ведь рано пока. Пока рано…
Антипов гнал дурные мысли прочь, но выработанная годами привычка аналитика быстро разрешать поставленные задачи, заставляла мозг работать. Проклиная Петрицкого, озадачившего его ненужной проблемой, Антипов уселся за стол и принялся чертить схемы. Так ему было проще рассуждать.
Через некоторое время недостаток информации побудил его повернуться к монитору компьютера. Требовалось войти в базу данных Службы. В случае проверки трудно будет объяснить, зачем ему понадобилась открытая и закрытая статистика МВД, ФБР, Интерпола и так далее – по целому ряду тяжких преступлений. Для рядовой операции по устранению живых объектов, которой он приоритетно и занимался, такая подготовка выглядит почти анекдотично (если кто любит смеяться над подобными вещами).
Схема на бумажных листках все более усложнялась. На одном из листов возник график с резво стремящейся вверх кривой. Рядом расположилась другая кривая, третья…
…Антипов протирал пальцами уставшие и покрасневшие глаза, пытаясь снова и снова вникнуть в смысл полученных результатов собственной «прикидки».
«Прикидка», без ложной скромности, тянула бы на Нобелевскую премию по оперативно-розыскной деятельности, если бы таковая имела место в природе и не грозила обернуться неприятностями, которые обычно следуют за чрезмерной любознательностью и непрошеной инициативой.
Антипов посидел некоторое время неподвижно, закрыв усталые глаза.
Полученные им предварительные данные ошеломляли.
Это не был просто всплеск преступности, нет! Это была система! Система, которая не вписывалась ни в какие традиционные схемы, стандартные следственные версии и традиционную статистику.
И об этом надо было не просто говорить. Надо было кричать.
Потому, что если открытая им система роста преступности верна… Нет, так хотелось бы в этом ошибиться!..
Он, что называется, лез в чужой огород, через плетень компетенции должностных инструкций. Это было глупо, и, по большому счету, бессмысленно.
Антипов будто забыл свой основной прицип – «никакой лишней информации». Теперь его будто прорвало: изголодавшийся мозг требовал все новой и новой пищи для переваривания.
Пальцы ловко колотили клавиатуру, формируя три десятка букв алфавита в логичную и правдоподобную служебную записку.
Принтер выдал несколько листков, заполненных плотным текстом.
Подумав, Антипов сложил листки вчетверо и засунул во внутренний карман пиджака. После чего скинул текст на дискету. Дискету спрятал в тот же карман, а текст удалил с «жесткого диска».
Надо было подумать денек-другой, прежде, чем идти с этим к начальству.
Затрещал внутренний телефон.
– Да, – отозвался Антипов. – Понял, сейчас буду.
…Совещание проходило в кабинете Бугра. Невероятной длины стол, за которым разместились участники – в форме и в штатском – остался в наследство еще от руководителей КГБ. Можно было только догадываться, какие проблемы здесь обсуждались, какие решения принимались, и скольким людям были вынесены приговоры небрежными черновиковыми записями на таких вот совещаниях.
Антипов слушал вполуха. В другое время он бы не смог пропустить мимо ушей озвученные здесь факты.
Факты, действительно, поражали. Создавалось ощущение, что механизм мировой политики, к которому проявляли живой интерес спецслужбы, давал необъяснимый, но весьма существенный сбой. Привычные системы сдержек и противовесов, общепринятые приемы закулисной игры, двойной агентуры и сравнительно джентльменского поведения разведок переставали действовать. Мелькнуло даже выражение «беспредельщики» в отношении какой-то террористической группировки (ведь с другими головорезами вполне можно договориться о том, чтобы террор шел во взаимовыгодных рамках). Об этом не говорили прямо. Но для понимания сути специалисту вполне достаточно было и косвенной информации.
Пертрицкий, сидящий теперь где-то справа в длинном ряду сотрудников, по-видимому, оказался прав в своих догадках. Предстояла крупная кадровая перестановка, изменение методов и приоритетов в работе.
Бугор собственнолично подчеркнул, что особое внимание будет уделено секретности.
Вот он откашлялся, сделал небрежный жест рукой, после которого стихли все звуки.
– Значит, так, – сказал Бугор низким хрипловатым голосом, который свидетельствовал о том, что его обладатель не упускает случая выпить. – Все уже поняли, что ситуация в стране и мире накаляется. Аналитики пока не могут объяснить причины повышения напряженности по ряду направлений. Эта задача по-прежнему стоит перед ними. Работайте в связке с отделом информации – на нем также большая ответственность. Петрицкий, вы меня поняли? Хорошо. Далее. Президент очень обеспокоен. Вы понимаете, его информирует также военная разведка, так что по той линии, видимо, ситуация не лучше. Итак, в кратце – мне нужны внятные ответы на вопросы: почему участились падения самолетов, автокатастрофы, взрывы домов? Что лежит в основе резкого скачка преступности? Почему, наконец, настолько упал рост ВВП?
В зале раздался ропот. Один из офицеров поднял руку.
– Я прошу прощения… Но мне кажется эти вопросы вне нашей компетенции. Как мы будем, например, разбираться с падением ВВП? У нас с этим министры справиться не могут…
Бугор спокойно кивнул и ответил:
– Все верно. Никто не собирается учить вас экономике и логистике. Самолеты, поезда и маньяки – это просто ориентиры.
Наша задача остается прежней: найти врага.
Конечно, рассматриваем все варианты, вплоть до вспышек на солнце и озоновых дыр. Но в данной ситуации, исходим из следующей, наихудшей посылки: кто-то начал серьезную работу по подрыву нашей экономической и политической системы. Еще один, мягко говоря, неприятный вопрос: почему за последнее время в пять раз повысилась смертность наших сотрудников? Откуда эти инфаркты, автокатастрофы, падения с крыш, утопленники в бассейнах? Случайность ли это? Или это кому-то выгодно? Вы прекрасно знаете сами: выгодно это многим нашим «друзьям». Но впервые мы не можем дать четкий и однозначный ответ – чья это работа.
Направление возглавит генерал Кириллов. Он как раз прилетает завтра. Инициатива, кстати, принадлежит ему, но он просил меня озвучить проблему предварительно, чтобы, как он выразился, не терять времени. У него, кстати, есть кое-какие соображения по поводу дальнейших действий… Он их донесет персонально всем здесь собравшимся. Еще вопросы есть?…
…Антипов слушал и внутренне кричал: «Да как же вы не видите?! Это направлено не против нашей страны! Это направлено ПРОТИВ ВСЕГО МИРА! Куда, куда смотрят эти чертовы аналитики?»
Но озвучивать свои мысли ему представлялось преждевременным. Слишком уж смелым было предположение. Слишком страшной – динамика развития ситуации.
Антипову нужна была поддержка. Ему ужасно хотелось обсудить свои предположения хоть с кем-нибудь, кто не примет его за сумасшедшего и не обвинит в некомпетентности. Однако особого доверия никто не заслуживал. Так уж получилось, что на этой работе можно завести много надежных товарищей. Но ни одного верного друга.
И он, как ни странно, решил переговорить с Петрицким.
Не доверяя тому ни на йоту, Антипов, все же был уверен, что Петрицкий информацию воспримет вполне адекватно и поможет, в случае чего, донести ее до руководства. Пусть даже, приписав все лавры первооткрывателя себе.
Когда совещание, ко всеобщему облегчению, закончилось, Антипов подошел к Петрицкому и равнодушно бросил:
– Ну, и как тебе эта болтовня?
– Демогогия, – немедленно согласился Петрицкий. – Одни общие фразы и ничего конкретного. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю, что… Все и так знают, что все в этой стране через одно место. Будто что-то принципиально изменилось. Хотя кое-что интересное Бугор и выдал, безусловно. Про вспышки на солнце – это ново. Лично я больше никак не могу объяснить эту охоту на доцентов…
– Вот-вот, – кивнул Антипов, – и мне так кажется. У нас изначально неверный подход к проблеме.
– М… Да? – прищурился Петрицкий и с интересом искоса взглянул на Антипова. – Ну-ка, ну-ка… Я вижу, у тебя есть мысли по этому поводу…
– Да, кое что родилось. И я хотел бы обсудить это с тобой…
– Ну, так никаких проблем! Заходи ко мне через… м… через час. У меня в отделе летучка намечается. А потом я своих гавриков разгоню – и жду! Хотя… Зачем у меня? Давай внизу, в тире! Дико хочется стресс снять…
– Договорились. В тире. Мне тоже еще надо будет проконтролировать одно дело. Значит, через час…
Антипов вернулся в кабинет. Связался с Гансом и Джокером. Результатов поиска пока не было. Но можно было не сомневаться – эти с заданием справятся.
Он сел на подоконник, взял в руки кипу исчерченных бумажных листов и принялся разглядывать свои схемы.
А если, все-таки, эти его «особо опасные» беглецы, эти безликие «объекты» все-таки связаны с открытой им глобальной системой ХАОСА? Чутье подсказывало, что это предположение близко к истине. Особенно после последнего совещания – не зря ведь Бугор так обеспокоен их судьбой. Интересно было бы пообщаться с ними. До того, как надо будет выполнить «пожелание» руководства.
Антипов подошел к аппарату кодированной связи.
– Ганс? – тихо произнес он в трубку.
– Да, папа, доехали нормально, – отозвался знакомый голос. Судя по звукам, Ганс шел по оживленной улице.
– Слушай меня, и передай Джокеру: «объектов» взять живьем и не уничтожать, пока я с ними не побеседую. Как понял?
– Все понял, папа, – бодро ответил Ганс. – Как затаримся, сразу позвоню.
– До связи.
– И я тебя обнимаю, дорогой!
Антипов снова ходил по кабинету, выстраивая в голове план действий. То, что он нарушил приказ, могло стоить ему карьеры. Хорошо, если не жизни. Но на другой чаше весов лежали тысячи других жизней. За это стоило, пожалуй рискнуть.
Если подумать, за годы работы в органах безопасности его редко посещали мысли о людях, для защиты которых, по идее, и создаются такие организации. В реальности обычно получается так, что подобный монстр, с практичеки неограниченными возможностями в сфере контроля за населением и самим государством, постепенно становится самодостаточным организмом, которого интересует преимущественно проблемы собственного выживания и развития.
Антипов вспоминал, как, влившись в структуру этой машины, он быстро превратился в деталь, хорошо выполняющую возложенную на нее функцию. И не более. О пользе своей работы он мог только догадываться. Сколько пользы обществу принесли многочисленные спецоперации, тайные устранения людей, которых он и знать-то не знал, сказать было трудно. Иногда даже закрадывались крайне неприятные подозрения о бессмысленности его деятельности. Обычно эти мысли удавалось отгонять.
Но сейчас… Сейчас намечалось настоящее! Действительно важное, и как нельзя, более соответствующее задачам его ведомства…
Впрочем, оставив лирику, Антипов принялся упорядычивать свои схемы, с тем, чтобы яснее донести до собеседника суть своих предположений.
Наконец, он проверил, на месте ли дискета и записи и вышел в коридор.
Теперь в его сознании созрело четкое решение. Он обсудит свои выводы с Петрицким, а если тот не поймет его или струсит – сам пойдет к руководству. Вряд ли еще когда мелькнет в этой жизни шанс так проявить себя. И, чем черт не шутит, может и сделать заодно несколько шагов по служебной лестнице.
Неясно пока, правда, в каком направлении – вверх или вниз…
Сейчас же ноги несли его именно вниз – в служебный тир. Обычно сдесь сдавали сомнительной необходимости нормативы по стрельбе кабинетные работники. Но некоторые приходили сюда просто пострелять. Для удовольствия.
Вот, Петрицкий, к примеру, это любил. Он вообще любил все яркое и громкое. Странную же работу он себе выбрал с такими пристрастиями. Шел бы, к примеру, в оперативники – там вдоволь и пострелять, и покричать, и подраться…
Сам Антипов стрелял хорошо. И ему приходилось стрелять в людей. При этом он ни разу не потратил патрона понапрасну. А вот удовольствия от стрельбы он не получал никакого. Да и то вопрос: должен получать удовольствие плотник, колотя молотком по доскам?..
Тем не менее, следовало соблюсти определеннй ритуал. Антипов помахал рукой Петрицкому и надел наушники. Закрылась бронированная дверь, мишени уехали на лебедке вглубь длинного коридора.
Антипов предпочитал «стечкин». Была в этом пистолете какая-то певобытная эстетика – излишняя для близкого боя мощь, чрезмерные размеры… Хотя на знаменитый его автоматический режим Антипов предпочитал не переходить…
Отстрелявшись, он положил отдельно пистолет и магазин на железный стол и снял наушники. Его место занял подошедший незнакомый молодой сотрудник, что тут же принялся снаряжать магазин заново.
Приехали мишени. Петрицкий недовольно покачал головой, изучая свои результаты, и лишь мельком взглянул на Антиповскую мишень. Там было все в порядке. На месте сердца условного человеческого торса было бумажное месиво.
– Мдэ… – пробубнил Петрицкий. – Одно утешает: вряд ли мне когда-нибудь понадобится умение стрелять…
– Разве что застрелиться. Тут уж точно не промажешь, – пошутил Антипов.
Петрицкий рассмеялся жестким жестяным смехом.
– Ну, и шутки у тебя, боцман, – сказал он, и, покачав головой, хмыкнул. – Выкладывай, что за великие идеи созрели в твоем пыльном кабинетишке?…
Антипов на секунду задумался. И решительно заговорил:
– Слушай, после твоего рассказа про этих убитых преподавателей, я серьезно задумался. И, знаешь – пришел к крайне интересным выводам. В это трудно поверить, но статистика и расчеты все подтверждают! Вот послушай…
В это время за спиной раздался мужской голос:
– Прошу прощения. Э-э… Разрешите один вопрос!
Антипов удивился странному обращению и обернулся.
Это был тот самый молодой незнакомец. Наушники висели, обхватив его шею, словно испанское жабо. На лице молодого царила глубокая задумчивость, трудно совместимая с беседой. В опущенной руке был Антиповский «стечкин».
– Я извиняюсь… Полковник Антипов?..
Молодой неуверенно смотрел то на Петрицкого, то на Антипова, словно не зная, к кому конкретно обратиться.
– Ну, я это, я! – недовольный тем, что его прервали, заговорил Антипов. – Чего вы хотите?
Вместо ответа молодой резко вскинул руку с пистолетом и разрядил в грудь Антипова всю обойму.
До последнего патрона.
Воздух наполнился дымным звонким дождем из отстрелянных гильз, громом и молниями смерти…
Стрелял он размеренно, методично, будто по мишени, как это делал обычно сам Антипов, продолжая всаживать пулю за пулей в уже лежащее на дрянном кафеле тело.
Потрясенный Петрицкий сидел на полу, прижавшись к холодной кирпичной стене. Его трясло.
Молодой машинально пару раз еще нажал на спусковой крючок разряженного уже пистолета. После чего поднял взгляд на Петрицкого.
Тот едва не потерял сознание от ужаса. Он понимал, что пистолет убийцы уже не способен нести смерть, но не мог сделать ни единого движения.
Он не был в состоянии даже закричать.
Молодой подошел к Петрицкому и вложил «стечкин» в его потную дрожащую руку. Ладонь незнакомца блекло осветила рукоять оранжевым сиянием.
– Это тебе, – безликим голосом сказал молодой.
И спокойно вышел, закрыв за собой бронированную дверь.
-3-
Смена выдалась тяжелая. Подкачали метеоусловия, и в воздухе кружило больше двух десятков лишних бортов, которые пока не решались заводить на посадку. Небо становилось слишком тесным, вязким, как сгущенное молоко.
Напряжение в диспетчерской росло. Руководитель полетов хмуро прохаживался за спинами диспетчеров, добавляя нервозности в и без того беспокойную атмосферу.
Николай наблюдал, как его сосед невидящими глазами смотрит в монитор радара, моргает, пытаясь сосредоточить взгляд. Обычное дело: точки с символами на мониторе, обозначающие борта, начали сливаться и двоиться. Пора бы передавать работу новой смене…
Это нормально. Обычный аврал у авиадиспетчеров. Обычная смена, что отымет еще по месяцу жизни у этих уникальных специалистов. А что поделаешь? Автоматика пока не в силах заменить человека здесь, где, казалось бы, она нужнее всего…
И именно здесь затаился враг. По существу – пешка в руках огромной сверхразумной машины. Поэтому нельзя испытывать к нему жалости. Надо просто исполнить свой долг.
Но Гид пока еще не решил – кто именно здесь наиболее вероятная «корневая точка». Гид – он все знает. Надо только дать ему время и набраться терпения.
Стоп! Это еще что такое?… Откуда здесь вылезла эта метка? Непорядок…
– Борт двадцать два-восемнадцать, снизьтесь на двести! – глядя на монитор, скомандовал Николай.
– Двадцать два-восемнадцать, понял. Снижаюсь на двести, – хрипло отозвались динамики в аудиогарнитуре. Связь была отвратительная.
Как же все это не вовремя! Почему из-за мифической ошибки каких-то неведомых монстров он вынужден отрываться от своего важного (и, в общем-то, любимого) дела? Ах, да…. Он же подписал договор….
И ведь какая-то сволочь сидит сейчас рядом, ждет случая, чтобы подстроить какую-то мерзость! И в каком месте? В святая святых службы безопасности полетов!
Но кто это, кто?!
Николай постепенно заводился. Двойное напряжение заставляло дрожать пальцы. Он не переставал машинально отдавать команды, и компот из светящихся меток продолжал свое мерное кружение по экрану.
Рядом возникло лицо руководителя полетов. Тот молча посмотрел на монитор Николая и, сдержанно кивнув, продолжил свое мерное шествие.
Тут же на плечо Николая легла чья-то рука. Николай рефлекторно обернулся. Это был мерзавец Микешин – до сих пор должен ему «штуку». Микешин улыбнулся и сделал знак рукой, – мол, не отвлекайся – и поставил на стол перед Николаем чашку кофе. После чего отправился на свое рабочее место.
Вот знает, собака, что другу нужно! И как на такого злиться? Простить ему долг, что ли? Все равно он его бесплатно на работу возит на своей развалюхе. И вообще – нельзя портить отношения между друзьями долговыми обязательствами. Как говорится: хочешь потерять друга – займи ему денег. Только это не про нас…
Николай медленно отхлебнул кофе из огромной глиняной кружки с объемной веселой рожицей на стенке. На душе немного полегчало, в голове прояснились мысли…
И тут проснулся Гид.
– Слушай сюда! – раздалось в мозгу.
– Да! – вслух вскрикнул Николай. На него никто не обратил внимания. Все были слишком погружены в работу.
– Спокойно, – продолжил Гид. – Провокатор найден. Это тот, что у третьего монитора…
– Микешин… – обомлел Николай и вцепился в клавиатуру.
То, что «корневой точкой» окажется его лучший друг, он не мог предположить даже в самом диком кошмаре.
– Как понял меня? Действуй! – Гид командовал так, словно сам был диспетчером, а Николай – зависшим в туманном небе «бортом».
– А ты уверен, что это он? – деревянным голосом спросил Николай. Конечно, ему лишь показалось, что голосом – спросил он мысленно.
– Абсолютно, – отозвался Гид. – Не вздумай затягивать – иначе жди беды… Значит, действуем, как договаривались…
Николай глубоко вздохнул и решительно кивнул.
Он снял гарнитуру. Затем медленно встал со своего кресла и направился в начало коридора, составленного из спин погруженных в работу диспетчеров.
– Николай Семенович! – недовольно и тревожно в дно время воскликнул руководитель полетов. – Почему без предупреждения покинули рабочее место?! Немедленно вернитесь!
– Вперед! – скомандовал Гид.
Николай изо всех сил рванул вперед.
Словно во сне, он видел, как одновременно поворачиваются в его сторону головы коллег. Но он уже не обращал внимания ни на кого в окружающем мире, кроме сидящего перед ним человека.
Того, кто еще минуту назад был его другом. Того, кто еще только что был его коллегой. Того, кто еще мгновение назад имел право называться человеком.
А сейчас был всего лишь «корневой точкой». Сорняком на почве родной планеты. Бомбой с часовым механизмом, готовой разорваться в любую минуту…
Гид знал свое дело. Он умел убеждать, расставлять все по полочкам, отсеивать ненужные сомнения и бесполезные эмоции.
Поэтому, оказавшись за спиной Микешина, Николай, не раздумывая, схватил того за шиворот рубашки и ремень и с нечеловеческой силой швырнул прямо в монитор радара.
Стекло брызнуло во все сторны. Сверкнули разряды. Голова несчастного исчезла в глубине взорвавшейся электронно-лучевой трубки. Тело Микешина забилось в конвульсиях и обмякло.
На Николая кинулась подоспевшая охрана.
Через пару секунд в диспетчерской мелькнул и погас свет. Один за другим отключались радары.
Николай кричал, как безумный, пока охранники избивали его короткими резиновыми дубинками.
Двое диспетчеров тщетно пытались вернуть к жизни извлеченное из тлеющих обломков тело Микешина.
Помещение наполнилось удушливой вонью жженой пластмассы и спаленных волос. Гнусно заквакала пожарная сигнализация.
– Внимание! – кричал, размахивая руками, руководитель полетов, чей силуэт был подсвечен лишь тусклым оконным светом. Всем оставаться на своих местах! Сейчас заработают генераторы!
Однако прошла минута, другая, но свет не думал включаться.
Николай сквозь боль и нахлынувшее отчаяние подумал, что этого техника, отвечающего за генераторы, надо было спрятать получше, а не просто сбросить с моста. Течение наверняка выбросит его тело на берег.
Пусть его схватили, пусть… Но он все же успел сберечь генераторы от врагов. Только вот кто же сейчас их запустит?… Гид, ответь! Что-то здесь не так…
Но Гид молчал. Он сделал свою работу, и теперь отдыхал, пока на ладони Николая медленно тускнел оранжевый символ в виде буквы «Y».
… А в бурном ночном небе, грозя наткнуться друг на друга, словно слепые котята, кружили самолеты.
Генерал Кириллов с тоской смотрел в зияющую черноту иллюминатора. Через что только ему не приходилось пройти за время службы. Он видел столько страха и смерти, что хватило бы на целую роту отъявленных головорезов. Но вот от этой фобии избавиться ему так и не удалось.
Генерал панически боялся летать.
И в десантной молодости, когда каждый прыжок с парашютом он воспринимал не иначе, как смерть и второе рождение. И после, когда доступные по бюджету полеты на солнечные курорты ассоциировались у него с дорогой в ад…
Он уже изрядно выпил, стараясь снять стресс, не обращая внимания на робкие предупреждения охраны: у генерала было больное сердце.
Но даже сквозь густые алкогольные пары до его мозга доходила ясная, как день, правда: аэропорт отказывается их принимать.
Погода была явно нелетная. Самолет трясло и кидало, он отчаянно махал своими дюралевыми крыльями, будто пытался этими взмахами помочь себе набрать высоту. Однако Кириллов слишком хорошо знал, что сейчас делают летчики: они следуют четким указаниям диспетчеров. И самолет будет переть сквозь дождь и черный кисель тумана туда, куда направят его из теплого и безопасного наземного кабинета.
Кириллов мрачно глянул на пляшущие на откидном столике рюмки и миниатюрные бутылочки и зло подумал: «Что же эти чертовы диспетчеры, неужели не могут разобраться? Все равно ведь придется сажать. Уж скорей бы…»
Будто услышав его просьбу, самолет вдруг взревел двигателями и резко накренился влево. Рюмки и бутылочки полетели в проход между креслами.
Пассажиры дружно вскринули. В последний момент Кириллов заметил в иллюминаторе мелькнувшие огни самолета, пронесшегося встречным курсом на невероятно близком расстоянии.
– О боже! – сдавленно произнес генерал и схватился за сердце.
В голове пронеслись беспорядочные мысли, в том числе, и о его важных догадках о системных причинах техногенных катастроф, локадбных войн и преступности, по поводу которых он и летел на совещание в столицу.
Ведь он, наконец, систематезировал свои наблюдения за несколько последних беспокойных лет. И он же не мог не заметить, как близко от смерти он стал ходить с тех пор, как занялся проблемой рукотворной энтропии цивилизации.
Его жизнь кому-то не давала покоя.
Эти мысли не прибавили генералу хорошего самочувствия.
– Уважаемые пассажиры, – радостной скороговоркой затараторила бортпроводница. – Через несколько минут мы совершим посадку в аэропорту Домодедово. Пожалуйста, в целях безопасности пристегнитесь и положите голову на голени, обхватив ее руками…
– О, нет! Неужели это происходит со мной? – застонал генерал. Ему становилось все хуже.
Подчиненные торопливо искали по карманам подходящие лекарства. Генерал глотал таблетки, судорожно запивая их коньяком из маленькой серебряной фляжки.
– Сейчас мы пойдем на снижение, – продолжала проводница. – В случае необходимости пользуйтесь предложенными вам бумажными пакетами. Просим соблюдать спокой… А-а-а!
Бортпроводница не успела закончить фразу, а самолет уже шарахнулся в другую сторону. Его затрясло.
В следующий миг на пассажиров нахлынуло ощущение невесомости: самолет перешел на крутую глиссаду. Пилотам надоело уворачиваться от невидимых без помощи пропавших диспетчеров самолетов. Стиснув зубы, они вели машину к полосе. Так, видимо поступили и пилоты других машин.
Теперь шла игра в «русскую рулетку»: кто успеет сесть и не зацепиться за коллегу-невидимку. Помощи от собственных радаров было мало. Хорошо бы еще найти саму полосу в таком киселе…
…К пассажирам вернулся потерянный на мгновения вес. Самолет безжалостно качало и мотало. Теперь многих рвало. Некоторые в панике кричали, некоторые плакали.
Многие молились.
Генерал Кириллов потерял сознание.
-4-
Телефонный звонок ворвался в сон в обличии тревожной сирены подводной лодки. Мигали аварийные огни, команда в ужасе металась по отсекам. Вода хлестала через распахнутые люки, холод сковывал тело. «Врача! Врача!» – кричали где-то, но судовой врач Аксенов только растерянно озирался, не в силах сделать шаг. Он тупо смотрел на свои руки. Руки были в темной запекшейся крови…
Наконец, звонок сделал свое дело, и Аксенов выбрался на поверхность реальности. Мобильник разрывался. Жена, тем не менее, спала, перетянув все одеяло и укрывшись с головой. Вот, значит, почему так холодно…
– Але, – хрипло сказал в трубку Аксенов.
– Владимир Николаевич! – тревожно заговорил знакомый женский голос. – Срочно приезжайте! К нам Кириллова привезли с сердечным приступом. Прямо из аэропорта. Сенников уже смотел. Говорит, тянуть больше нельзя – нужна срочная операция.
– Да вы что там, ошалели?! – заплетающимся языком заговорил Аксенов. – Я же после дежурства, не соображаю ничего! Трое суток не спал! Что, Сенников сам не может? Есть же там дежурные хирурги?
Ощущение реальности возвращалось к Аксенову медленно. Аллочкин голос, конечно, приятно было слышать и ночью, только не с такими дикими новостями.
– Вы не поняли! – чуть не плакала Аллочка. – Это Кириллов! Вы понимаете, о ком я говорю?
– Постойте… Это который Кириллов? Генерал, что ли?
– Ну, да, да!
– Даже не знаю, что сказать… Я же совсем не в форме сейчас…
– Мне его охрана сказала, что оперировать должен только сам Владимир Николаевич, иначе…
– Ладно, ладно… Я все понял, скоро буду. Подготовьте операционную. Сенников пусть готовится ассистировать. Сейчас такси вызову…
– Не нужно, Володя, – голос Аллочки немного поменял интонацию, и в груди от этого даже потеплело немного. – Они выслали машину. Ждет уже, наверное, у подъезда…
– Ох-хо… Они бы так о нашей медицине заботились, как о собственном здоровье, – проворчал Аксенов, натягивая брюки и прижимая трубку к щеке плечом. – Хотя и о здоровье своем они думают только в самый последний момент… Ладно, я спускаюсь…
– Люблю тебя, – сказала Аллочка и отключилась.
Аксенов был уже в прихожей и с проклятьями искал в темноте ботинки.
– Ну, что там опять? – приподнявшись на локте, сонно спросила жена.
– Из отделения звонили. Кирилова привезли, говорят, надо резать…
– Это того самого Кириллова?…
– Вот именно. Обгадились все. Никто не берет на себя ответственности. Говорят, мол, охрана не дает. Ну, да, можно подумать… Трусы!
– Ох, не нравится мне это, – забеспокоилась жена. – Не люблю я этого Кириллова. Про него такое рассказывают. Ты, все же, поаккуратнее его оперируй, мало ли что…
– Ну да, ты мне еще покаркай, – пробурчал Аксенов из прихожей, натягивая пальто. – Все, я помчался…
Подумав секунду, он прямо в ботинках зашел в спальню и поцеловал жену.
– Все, Верунчик, я пошел. Спи!
Аксенов быстро спускался по лестнице и уже почти вышел на улицу, но в дверном проеме подъезда, будто на стену, наткнулся на зловещую черную тень.
– Пропустите, – несмотря на внезапно вспыхнувший страх, жестко потребовал Аксенов. – Я тороплюсь, меня пациент ждет.
Вместо ответа тень вскинула руки. Без сомнения, них был короткий металлический лом.
– Помогите! – заорал Аксенов. – Бандиты!
Он успел услышать звук распахивающихся автомобильных дверей и топот ног, когда тяжесть лома обрушилась на него. Правую руку пронзила острая боль. Аксенов вскрикнул и схватился за место ушиба.
Тут же раздалось несколько громких хлопков. Вспыхнул яркий свет фонарика.
– Владимир Николаевич, с вами все в порядке? – спросил обеспокоенный мужской голос.
Над ним склонились двое крепышей в костюмах.
Пострадавшего резко подняли и поставили на ноги. Боль в руке от этого стала еще сильнее. Аксенов дикими глазами смотрел на тело нападавшего.
– Вы убили его? – спросил он потрясенно.
– Это не стоит вашего беспокойства, – ответил один из крепышей. – Он нападал, мы защищались. Разберемся. Вы в порядке?
– Не уверен, – ответил Аксенов. – А, черт… Рука… Ладно, поехали там разберемся…
Уже в машине он понял, что дело дрянь. Руки он почти не чувствовал. Острая боль перешла в саднящую тупую. Пальцы не чувствовались, появился отек.. Однозначно – перелом….
Аллочка помогла ему надеть халат. Аксенов хмуро разглядывал свою распухшую и посиневшую правую ладонь. Надо будет снимок сделать.
Это минимум месяц без работы…
Черт возьми! О чем он думает?! А как сейчас браться за скальпель?
– Твою мать! – в сердцах воскликнул Аксенов, с ненавистью глядя на искалеченную руку.
Аллочка тихо погладила его по плечу. Она все всегда прекрасно понимала.
В ординаторскую вошел Сенников – тощий и длинный, уже в халате, перчатках. Он глянул на выставленную вперед руку Аксенова, что тот поддерживал при помощи левой.
Усталая сосредоточенность Сенникова уступила место сначала недоумению, а затем растерянности.
– Владимир Николаевич… Это что же?… – блекло спросил он.
– Что, в мединституте не учился? – хмуро отозвался Аксенов. – Это называется закрытый перелом плеча, лучевой кости и еще черт знает чего…
– И… Как?…
– А никак. Я не левша… В общем, ты все понимаешь, друг мой. Оперировать придется тебе…
– Но как же… – на лбу Сенникова проступили бисеринки пота. Лицо его побледнело.
– Других вариантов нет. Не волнуйся, я буду рядом. Аллочка, пациента на стол!
– Да, Владимир Николаевич. Уже везут…
…Сенников сидел на полу, обхватив руками голову, и тихо раскачивался взад-вперед. Аксенов подумал, что эту мрачную тишину пора бы прервать. Но подходящих слов на ум не приходило. Да и глупо было бы утешать сейчас врача, по чьей вине только что погиб человек. И без всяких утешений на душе было паршиво.
А еще чудовищно хотелось спать.
…А ведь он провел бы эту операцию нормально. Ничего принципиально сложного. Наверняка все было бы в порядке, и Кириллов остался бы жив…
У него не дрожали бы руки, как у Сенникова, и он не совершил той ужасной и нелепой ошибки.
До сих пор на губах Аксенова блуждал будто застывший крик: «Стой! Что же ты делаешь?!» Но исправить ситуацию одними указаниями было уже невозможно.
Для хирурга главное – руки. То, чего лишил его надолго неизвестный злодей с сокрушающей кости железкой… Теперь уже не узнать – в чем же провинился перед ним известный кардиохирург.
Или… не менее известный генерал?…