Глава 12
Дар Найи
Когда солнце зашло и все погрузилось в непроглядную тьму, наверху вновь раздались шаги. Заскрипела, поднимаясь, решетка. Внутрь ямы упала веревка с узлами.
— Жрец, вылезай! Твой черед!
Дремавшие в обнимку Хаста и Марга в один миг оказались на ногах.
— Не ходи, — быстро зашептала накхини. — Пусть попробуют спуститься и достать тебя отсюда, тогда я…
Хаста мотнул головой:
— Не станут они спускаться, бросят копье… Не беспокойся, я попытаюсь отболтаться. Надеюсь, Данхар — человек не самого тонкого ума…
— Тонкий ум ему не нужен, чтобы тебя прикончить. Он опасен, берегись его…
— А то я не вижу! Может, все же скажешь, почему он тебя сюда бросил?
— Не скажу, — упрямо ответила Марга. — О таком не говорят с чужаками. Это касается чести семьи…
Хаста закатил глаза:
— Ты меня погубишь! — Он ухватился за веревку. — Я готов, тяните!
* * *
Данхар обратил угрюмый взгляд на вошедшего в его покои тощего рыжего жреца в потрепанной бурой одежде. От вечерней трапезы на столе остались одни объедки, а от благодушного настроения маханвира — одно воспоминание. Отослав Анила, Страж Севера долго обдумывал предполагаемое вероломство Аршалая, и сговор наместника с Северным храмом и накхами Ширама казался ему все более вероятным.
"Аршалай уже получил предписание разоружить меня и заковать в цепи — сам рассказал. Конечно, ему это не по силам… Пока у него не было других накхов! А теперь есть — и я ему, значит, больше не нужен! — думал он, злясь все сильнее. — Почему бы не выдать меня блюстителю престола, как псу бросают кость? Конечно, я мог бы многое порассказать в столице о дорогом друге — особенно о том, как он дорвался до власти в Бьярме, — но кто будет меня слушать? Киран, люто ненавидящий детей Змея?"
— Как тебя звать? — бросил он, как только закрылась дверь за стражем.
— За свою жизнь я носил столько имен, что не упомню, какое было первым, — вздохнул Хаста. — И уж подавно не знаю, какое станет последним. Называй меня просто "жрец".
— Я желаю знать твое имя! — с угрозой в голосе проговорил накх.
— Имя — пустой звук. Если хочешь, можешь называть меня Столп Законности. Нет, лучше Сосуд Добродетели. Всегда мечтал быть Сосудом Добродетели, да как-то не складывалось…
— Издеваться вздумал, гаденыш? — взревел Данхар.
— О да! Именно для этого я засунул себя в сырую холодную яму, а тебе — исключительно чтобы поиздеваться — дал вкусного мяса.
— Ты чересчур языкастый жрец… — Страж Севера обошел стол и шагнул в сторону Хасты. — Я ведь могу и укоротить твой язык.
— Тогда наш разговор не удастся вовсе.
— А это не разговор, это допрос! Смотри, не будешь говорить то, что я желаю услышать, — скоро заплачешь кровавыми слезами…
— Возможно, тебе будет интересно узнать, — хладнокровно отвечал Хаста, — что в теле человека пять видов влаг и господь Исварха иссушит их все, если ты поднимешь руку на жреца!
— Ты мне угрожаешь? — изумился Данхар.
— Невозможно угрожать рассветом или закатом. Если кто-то ткнет тебе в живот ножом, из раны хлынет кровь, а не вино. Разве я сказал что-то, о чем ты прежде не знал?
Тяжелая оплеуха сбила Хасту с ног.
— Ты разозлил меня!
Отлетевший к двери жрец потер ушибленное место, подвигал нижней челюстью и кивнул:
— Этого можно было и не говорить. Сомневаюсь, что у накхов принято таким образом выражать радость от встречи…
— Ладно, — выдохнул Данхар, отходя к столу. — Не хочешь называть свое имя — не называй. Плевать мне на него.
Хаста вновь потер щеку — на этот раз чтобы скрыть улыбку. Пока допрос шел неплохо.
— Что ты делал в обществе юнца по имени Анил?
— Анил… — Жрец сделал вид, что задумался. — Приближенный блюстителя престола. Киран прислал его в Бьярму с неким тайным предписанием, о котором я, разумеется, не имею понятия… Впрочем, ты ведь не об этом спрашивал. Ты хотел узнать, что я делал в обществе Анила. Шел по дороге, ел, беседовал… Пересказать наши разговоры?
— Валяй.
— Я рассказывал ему о путях Исвархи. Ты и сам, конечно, замечал, что Господь Солнце покидает свой дом всякий раз в ином месте. Можно подумать, врата миров блуждают! Ведь не может быть, чтобы Исварха перелезал через стену собственного Небесного града, как вор через ограду…
— Замолчи! — рявкнул Данхар, ударив ладонью по столу.
— Но ведь это очень интересно! Послушай!
— Нет, это ты послушай. Тебя и этого юношу схватили, когда вы выдавали себя за царевича Аюра и сопутствующего ему жреца…
"Накх назвал его юношей, — подумал Хаста. — Не вонючим самозванцем, не лживым недоноском… Похоже, Анил как-то вывернулся!"
Хаста и сам удивился тому, как его порадовала эта догадка.
"И кажется, он не выдал меня. Иначе разговор шел бы совсем иначе и в другом месте… Почему? Да потому, что Анил не хочет рассказывать этому упырю, что им, посланцем Кирана, все это время крутили, как тряпичной куклой. Мальчишка — гордец и в таком ни за что не признается…"
— Я не мог выдавать себя за жреца! — вслух возмутился Хаста. — Ибо я и есть жрец! Я прибыл в Бьярму прямиком из главного храма столицы и могу поклясться в этом господом Исвархой и его священным неугасимым огнем. Что же касается моего спутника, я слишком ничтожен, чтобы вмешиваться в дела великих мира сего. Откуда мне знать, чего хотел блюститель престола, присылая сюда этого благородного юношу? Почему ему было приказано изображать царевича? Я не могу поверить, чтобы Киран умышлял что-то дурное! Во всяком случае, когда ясноликий призвал меня к себе несколько седмиц тому назад, он велел мне лишь помогать Анилу и, уж конечно, молить Исварху о даровании нам успеха…
— А почему за вами явилась сестра саарсана и назвала вас "своими людьми"?
Хаста развел руками:
— Понятия не имею, что эта достойная госпожа имела в виду! По правде сказать, тебе лучше спросить ее саму…
Данхар по-бычьи наклонил голову. Наглый жрец выкручивался и лгал, в этом не было никакого сомнения. Но даже если напыщенный мальчишка Анил в самом деле прислан Кираном, что это меняет? Да ничего! Понятно, юнец ничего не знает и не решает. Спрашивать надо не его, а Аршалая…
"Проклятие, — подумал накх, — и зачем я только послал людей в святилище под Яргарой! Вот же не было печали… Хотя нет — теперь у меня открылись глаза. И я не позволю врагам закрыть их раньше срока!"
— Так, говоришь, вы — люди Кирана? Стало быть, мои парни погорячились, — буркнул он, бросив на Хасту тяжелый взгляд. — Завтра тебя и твоего приятеля отправят к наместнику. Если бы вы заранее сообщили Аршалаю о ваших скоморошествах, мне бы не пришлось хватать вас как самозванцев.
— У каждой пары ушей обычно имеется язык, — заметил Хаста. — И порой чрезвычайно длинный.
— Это уже меня не касается, — отмахнулся накх. — Тебя накормят и положат спать в тепле. Завтра утром вы отправитесь в путь.
Хаста взглянул на него недоверчиво. С чего бы такая внезапная перемена?
— "Вы" — это я и Анил?
— Кто ж еще? Моя родственница останется здесь.
* * *
Как только Хасту подняли наверх, Марга вернулась на свое насиженное место у стенки и задумалась. До того она не спала, лишь делала вид. Дерзкий жрец, навязанный ей братом в попутчики, что-то едва слышно напевал, обнимая ее за плечи, — то ли песню, то ли гимн Исвархе, — и Марге было хорошо, как никогда. Мысли накхини то и дело возвращались к тому, как Хаста лечил ее ссадину, как ладони жреца скользили по ее коже… Новые, прежде небывалые ощущения — сладкий озноб пробегал по телу при одном воспоминании. Никогда еще руки мужчины не касались ее так нежно.
Как могло случиться, что его прикосновения были столь приятны? Хаста, несомненно, умен и хитер, но разве можно сравнить его с настоящими мужчинами? Любой накх, даже старый или увечный, в одно мгновение смог бы убить его…
"У него, верно, такие мягкие ладони, потому что он не держал в них ничего тяжелее камышинки для письма, — размышляла она. — Впрочем, это не важно. Свое дело он знает, боль в самом деле утихла. Надо будет приказать ему повторить, когда меня ранят в следующий раз… Если он будет, этот раз…"
Марга вспомнила свой разговор с Данхаром и нахмурилась.
Это в самом деле было семейное дело — давнее, нехорошее, очень темное дело.
Но до нынешнего разговора с дядюшкой она даже не представляла насколько…
Накхини закрыла глаза, вспоминая, как нынче днем она, не ожидая никакого подвоха, вместе с дозорными въехала в ворота лесной крепости…
…Данхар встречал гостью, стоя на пороге своей накхской башни.
— Вот неожиданная встреча! — широко улыбнулся он. — Здравствуй, племянница!
Однако Марга не заметила теплоты в этой улыбке.
— Уж и не думал, что мы когда-то свидимся. В последний раз, когда я имел счастье видеть тебя, ты едва начинала ходить, агукала и пускала пузыри…
— Все мы когда-то агукали и пускали пузыри. Я приветствую тебя, Данхар.
Марга спешилась и подошла к родичу.
— Что привело тебя в эти леса? — спросил маханвир.
— Дело.
— Что ж… О делах не стоит разговаривать во дворе. — Страж Севера гостеприимно распахнул дверь башни. — Пройдем в мои покои, отдохни с дороги…
Они поднялись по крутым тесаным ступеням и вошли в небольшую светлицу. Сквозь узкие бойницы едва пробивались блеклые лучи скупого бьярского солнца. В покоях Данхара почти ничего не было — только очаг, деревянный стол, скамьи, укрытые волчьими шкурами, да поставец в углу.
— Я тебя слушаю, Марга, — сказал Данхар, оборачиваясь к родственнице. — Если ты устала, садись, вон лавка…
— Я не устала, — мотнула головой Марга, оставаясь на месте. — Твои воины сегодня захватили двух моих людей. Отпусти их.
— Зачем?
— Они мне нужны.
— Хм… Я знаю еще людей, которым они нужны. Почему я должен считать тебя важнее их?
Взгляд накхини стал холодным.
— Потому что моими устами сейчас говорит Ширам. А значит, мои слова — это его воля.
Услышав это имя, пожилой накх скривился.
— Быть может, ты не заметила, дорогая племянница, — здесь не Накхаран.
— Какая разница? — подняла брови Марга. — Воля саарсана — закон для всех накхов. Род Хурз тоже признал власть моего брата и поднес ему священный боевой пояс у белого камня.
— Да-да, — задумчиво кивнул Данхар. — Род Хурз всегда был из ближних роду Афайя. Много раз саары обоих семей выдавали замуж своих дочерей и тем роднились между собой. Вот и мою сестру Ашью так выдали. Помнишь мою сестру?
— Когда она умерла, я была еще совсем мала.
— Это правда, — вновь кивнул Данхар.
— Я слышала, она была славной воительницей. Кажется, она умерла от раны.
— Да, от ужасной раны. Эта рана в клочья разорвала ее сердце.
— У нас не говорят об этом, — сухо ответила Марга.
— И в это я верю. — Данхар повернулся к двери. — Прикажу-ка подать обед…
Он взмахнул рукой, будто собираясь позвать кого-то с лестницы, и тут Марга заметила, как в его ладони сверкнуло лезвие ножа. Она вскинула руку, чтобы выбить его, но Данхар стремительно шагнул ей навстречу…
Потом, уже сидя в яме, Марга пыталась понять, что он сделал, — но, к своему стыду, так и не сумела восстановить в памяти весь бой. Миг — и ее правая рука оказалась вывернута самым мучительным образом. Еще миг — и резкий тычок под левую ключицу рукоятью из оленьего рога заставил враз онеметь всю левую половину ее тела. В голове затуманилось, свободная рука повисла плетью, ноги накхини подогнулись. Она бы упала, если бы дядюшка не продолжал удерживать ее в живом капкане.
— Теперь слушай! Твой отец обвинил мою сестру в супружеской измене. Причем, чтобы унизить мою семью, заявил, будто она спуталась с каким-то грязным рабом. Сестра пыталась в бою отстоять свою честь, но Гауранг сбросил ее в пропасть.
— Все было совсем не так… — прохрипела Марга, пытаясь пошевелить онемевшими пальцами.
— Молчи и не дергайся, или я сломаю тебе руку! Твой отец был в своем праве, и мы не могли мстить. Тогда я вымолил у старейшин дозволение отправиться на север, чтобы самому восстановить справедливость… Я прибыл в Бьярму, поссорился с Гаурангом из-за какого-то пустяка и вызвал его на бой. Увы, я был чересчур самонадеян! Твой отец легко одолел меня. Однако убивать не пожелал. Издевательски смеясь, оставил мне жизнь — лишь располосовал лицо. Видишь этот верхний шрам? Его работа! Второй я получил в ту ночь, когда Ашья в одиночку уничтожила вендских вождей и открыла ворота нашему войску. Как же я гордился тогда ее победой! Ни одна женщина Накхарана не превзошла ее в доблести. И она любила твоего отца — но чем он ей ответил? Оклеветал и убил! Ты слышишь меня, дочь Гауранга?
Пальцы Данхара сжались, будто челюсти, и чуть повернули запястье девушки. Марга чуть не потеряла сознание от боли.
— Едва оправившись от раны, я вновь пришел за ним. Но было уже поздно. Великий Змей решил поглумиться надо мной. За пару дней до того море взяло Гауранга к себе…
Марга едва не падала, неустойчиво изогнувшись. От малейшего движения темнело в глазах, левая рука по-прежнему не слушалась, но онемение сменялось быстро нарастающим жжением…
— С той поры не было дня, чтобы я не проклинал богов за эту гнусность. И вот теперь являешься ты… — Данхар обратил лицо к закопченному потолку. — Исварха, я ничтожный червь! Я не верил в твою мудрость! Благодарю тебя за этот дар! Теперь ответь, дорогая племянница, — почему я должен повиноваться тебе и твоему старшему брату?
Марга вдруг распрямилась, как нападающая змея, качнулась, сбила в сторону руку. Попыталась было взять на излом плечо родича, но не успела на самое крошечное мгновение. Старый воин скорее угадал, чем ощутил начало ее движения. Острый выступ на костяной рукояти ножа ударил Маргу справа под ребра. Накхини скорчилась, хватая воздух, и в тот же миг твердое, как полено, предплечье Данхара с размаху опустилось ей на затылок…
Девушка пришла в себя, когда двое накхов с серыми лентами в косах тащили ее через двор. Руки были крепко стянуты за спиной. Живот раздирала боль, рубашку пропитала липкая кровь. Воины подтащили Маргу к накрытой решеткой яме посреди двора.
— Эй, открывайте!
— Рехнулись? — изумился охранник. — Она же сестра саарсана!
— Делай, что тебе говорят. Это приказ маханвира!
"Тот, который встретил меня в лесу, был из Бунгар, — лихорадочно вспоминала Марга, пока ее перекидывали через край ямы. — Есть ли тут накхи из рода Афайя? Надо это узнать как можно скорее!"
* * *
Сумрачное небо стало беспросветно-черным. Снег сыпал все сильнее — вот уже дно ямы начало смутно белеть в темноте, будто на него накинули легкий пуховый покров. Теперь рядом с лесной крепостью можно было пройти вплотную, не заметив ее, — зажигать огни накхам вовсе не было нужды. Всех их с детства учили видеть в темноте.
Марга, обхватив колени, сидела в яме, время от времени стряхивая с себя снег. Здесь было холодно и промозгло — куда холоднее, чем наверху. Влажные земляные стены будто высасывали последнее тепло из тела. Полученная в потасовке с Данхаром рана снова начала противно саднить. В другое время накхини, может, даже внимания бы не обратила на эту мелочь. Но сейчас, когда она осталась в одиночестве, ничтожная ссадина немало досаждала ей. Однако еще больше воительницу донимал холод. Он проникал сквозь одежду и пробирал до костей.
— Марга, дочь Гауранга! — раздался тихий оклик сверху.
Девушка подняла голову — над ямой склонились двое.
— Прошу, не держи на меня зла, что говорю с тобой через решетку, — заговорил первый. — Я Ставир из рода Зериг, а это мой младший брат.
— Вы из рода моей матери! — с невольной радостью воскликнула она.
— Говори потише! Да, так и есть.
— Когда я вернулся из дозора, мне сказали, что Данхар велел кинуть сестру саарсана в подземелье, — взволнованно зашептал младший накх. — Мы смотрим своими глазами — и все же не можем поверить, что это наяву…
— Можете поверить глазам, — ответила Марга, расправляя плечи и поднимая к ним лицо. — Это такая же правда, как и то, что Накхаран теперь — вольное царство. Мой брат саарсан прислал меня сюда с этой вестью. Данхар же бросил меня в яму, а значит — он изменник! Его приказы стоят не больше чем завывания ветра. Лишь я имею право здесь распоряжаться.
Накхи над решеткой молчали, осмысливая услышанное.
— Сколько в крепости наших родичей? Есть ли воины рода Афайя?
— Афайя всего двое, а наших много… Они сейчас в лесу, стерегут тропу.
— Когда сменятся, присылай их сюда. И передайте всем, кроме воинов рода Хурз, то, что я сказала…
Воины замолчали и отошли от решетки. Марга глубоко вдохнула и улыбнулась занемевшими губами. Разговор с родичами обнадежил ее. Однако холод брал свое, и мыслей о Хасте было уже недостаточно, чтобы с ним совладать. "Вот и хватит думать о пустяках", — приказала она себе и резко выдохнула, отгоняя досужие мысли. Когда вернутся воины рода Зериг? Вернутся ли вообще, кто знает? Самое важное сейчас — согреться. Дядюшка Данхар будет очень рад, найдя ее поутру окоченевшей и едва живой. К чему доставлять ему такую радость?
Марга уселась поудобнее, выпрямила спину, чуть прикрыла глаза — совсем закрывать их было нельзя: уснешь — замерзнешь — и едва слышно запела:
— Найя-Праматерь себя сотворила из вод
В мире пустом, где лишь волны бились о скалы.
Сущее все проницало
Первосознание Найи в черед:
Волны на глади рождало,
Придавало величье утесам — и вот
Камень безжизненный сделало костью живой,
Влагу же плотью воля Найи сгустила.
Эта священная сила
Скальную крепость нам дарит порой,
Пара летучего пылом
Обжигает — и холод приносит покой…
Марга сидела, вслушиваясь в свое тело. В каждую самую маленькую капельку воды, из которой Мать Найя некогда сотворила человеческую плоть. Сейчас важно было перестать управлять ею, слиться воедино с вечным сознанием Найи, чтобы несгибаемый огненный дух переполнил ее, вошел в бесконечное множество слитых воедино капель.
— Тот, кому в тягость великие Найи дары,
Ропщет на бремя косной и слабой плоти,
Век свой бредет, как в болоте,
Тащит вериги до смертной поры.
Мы же, в усердной работе
Познавая себя, постигаем миры…
Она сидела и чувствовала, как кипящая страсть — та самая, которая подвигает кинуться в схватку, — сейчас разогревает ее.
Над одеждой Марги начал понемногу клубиться пар.
— Холод и жар в нашей сути, в основе основ.
Их обращать на пользу себе без страха —
Благословение накха.
Милостью Найи согреется кровь,
Сырость исторгнет рубаха,
Не смущается дух, плоть не знает оков!
Долго ли она так просидела, Марга не знала, да ей было не до того. Клокочущий пламень в крови вознес ее дух так высоко, что Марга наблюдала за миром из-за облаков. Снизу простерлись темные просторы Бьярмы, над ними раскинулись поля колючих звезд, а она парила между небом и землей, вознесенная пылающим дыханием Матери мира, впитывая ее вечную созидающую силу. Накхини купалась в этой силе, чувствуя, как тело крепнет и досаждавшая боль уходит, будто ее и не бывало.
И в этот миг она увидела, как из-за окоема появляется слепящий край светила… Или светил?
Марга не поверила своим глазам. Их было два! Одно начинало свой дневной путь на востоке, как делало это обычно. Путь Исвархи предопределен до скончания времен.
Другое же всходило на севере!
Марга устремила взгляд прямо в нестерпимое сияние. Оно было иным, нежели свет Исвархи, и чем-то напоминало…
На краткий миг дочери Гауранга удалось разглядеть его источник. Вернее, лицо — совсем мальчишеское, преисполненное еще не осознаваемой силы. Это лицо было ей знакомо. Стройный большеглазый юноша с длинными волосами темного золота стоял на высокой скале над лесом, в середине огромной сияющей ладони, и смотрел на восток, где вставало солнце…
— Аюр? — с удивлением произнесла Марга, возвращаясь сознанием в яму.
В последний миг ей показалось, что мальчишка услышал и повернул голову. Затем видение исчезло. Все вновь погрузилось во тьму.
— Славнейшая Марга! — послышался голос сверху. — Отважная дочь Гауранга!
Она дернула головой и открыла глаза. Небо уже посветлело. В яме царил пронизывающий холод, стены исчертили стрелки инея. Деревянная решетка была убрана.
— Данхар уехал на заре, с ним люди его рода, — склонившись над ямой, сообщил накх с черно-рыжей лентой рода Зериг в косе. — Он увез с собой жреца и молодого ария. Доблестная Марга, поднимайся. Воины ждут твоего слова.
Глава 13
Тропинка через луг
Каморка, в которую на ночь поместили Хасту, вряд ли предназначалась для приема гостей. В ней хранились потрепанные седла, конская сбруя. Окон, как быстро выяснил жрец, не было вовсе, а единственная дверь была крепко заперта снаружи и выходила во внутренний двор, полный стражи.
Хаста вытащил из кучи хлама пару ветхих попон, расстелил их на дощатом полу, устроился как мог, закрыл глаза и задумался.
"Завтра ублюдок Данхар желает нас с Анилом куда-то отвезти… Выбор невелик. Будь Данхар в самом деле тем непримиримым поборником законности, каким себя выставляет, он отвез бы нас к Каргаю. Но скорее солнечный диск укатится с неба, чем накх пойдет извиняться перед полукровкой… Сам он говорил, что хочет доставить нас к наместнику. Это было бы неплохо… Даже слишком хорошо, чтобы быть правдой…"
Хаста и сам не очень осознавал, отчего ему настолько тревожно. То ли перед ним зловещей тенью стоял главарь накхов с его волчьей улыбкой, то ли потому, что он до сих пор не встретил Анила. На просьбу же поселить их вместе или хотя бы показать, где разместили юнца, накхов сразу одолевала глухота.
"Анил — человек Кирана. Если его отпустить, он тут же начнет строчить послания в столицу, жалуясь, что его схватили накхи. Зачем Данхару так себе вредить? То ли дело, если мы, к примеру, бесследно исчезнем! И вот третий жребий — до ближайшего укромного оврага… А Данхар потом скажет наместнику — дескать, на дорогу вывели, куда идти, указали. "Не наша вина, что они с пути сбились! Ничего, мы тебе еще самозванцев наловим!" Ну а если Аршалай с ним заодно, так и подавно спросит, зачем к нему чужаков притащил, не порешил на месте… Никогда не думал, что такое скажу, но себе, так и быть, можно: Марга с ее девочками сейчас бы очень не помешали…"
Ему припомнилась сестра Ширама, прижавшаяся к нему там, в яме. В тот миг она была совсем не похожа на ту грозную воительницу, с которой они впервые встретились в Нахкаране. "Надо же, как все оборачивается… Не о том думаешь, — предостерег он себя. — Интересно, хорошо ли ее обыскали родичи перед тем, как кинуть в яму? Или что-то все же упустили? Впрочем, если кто и способен отыскать все припрятанное в одежде змеиной дочери, так это другой накх…"
Хасте очень захотелось, чтобы, обыскивая Маргу, недруги пропустили ножик-другой. Или хотя бы неприметную заколку для волос… Ему живо представилось, что вот сейчас Марга откроет дверь и спросит: "Чего расселся? Уходить пора!"
Время шло, дверь не открывалась. Хаста усмехнулся. Да что там, глупо ждать чудесного спасения. Лучше самому позаботиться о том, чтобы соорудить Марге что-то напоминающее оружие. Дальше она сама придумает, как им воспользоваться.
Жрец обвел взглядом кучу седел, подпруг, рваных уздечек. Что, если попробовать сплести из кожаных ремешков нечто вроде накхского хаташа? Он поднял с пола длинный обрывок, подергал… "К утру вполне управлюсь. На рассвете начну стучать, скажу, что прихватило живот. Если получится, заболтаю стражника. Пройдем мимо ямы — глядишь, получится скинуть туда хаташ… Может, не особо хорошая мысль, но лучше-то нет… Интересно, чем сейчас заняты девчонки? Ждут в лесу или уже что-то предприняли?"
И Хаста принялся разгребать кучу седел в поисках подходящих ремешков.
* * *
Стучаться на рассвете не пришлось. Хасту разбудил звук отодвигаемого засова. Со двора послышался короткий окрик:
— Жрец, выходи!
— Мне бы в нужник, — изображая на лице страдание, попросил Хаста.
— В лесу найдешь, — оборвал его стражник.
— Но вдруг…
— Иди, не разговаривай!
Накх вытолкнул жреца из каморки, пихнул к воротам крепостицы. Хаста видел, что там уже седлают коней. Дюжина накхов — и все как один из рода Хурз… Когда жрец осознал это, живот стиснуло будто холодной рукой.
"Почему только они? Что задумал Данхар?"
Наконец во дворе появился и сам Страж Севера с любезной улыбкой, а рядом с ним заспанный Анил. Сегодня накх лучился благодушием. Хасте он почему-то напомнил весеннюю черную гадюку, вылезшую погреться на теплый камень.
— Я огорчен, что твой ночлег был не слишком удобен, — говорил юному арию Данхар. — Однако здесь, увы, совсем не дворец…
— Я расскажу отцу обо всем, что тут происходило. И упомяну, что ты принял меня не так плохо, как сперва показалось, — милостиво ответил Анил.
— Да-да, конечно, — кивнул накх. — Как только увидишь его, передай, сколь глубока моя печаль… А вот и твой спутник. Жаль, что вы шли пешим ходом. У меня здесь нет лишних коней. Но часть пути мы вас подвезем. А вскоре я и сам догоню вас, лишь расставлю людей…
Данхар повернулся к воинам:
— В седло!
— Вы же не будет настаивать, — он вновь повернулся к Анилу и Хасте, — чтобы вас вывозили так же, как привезли?
— В смысле, в мешке, перекинутом через спину коня? — уточнил Хаста.
— Вот именно, — широко улыбнулся Данхар.
— Вот еще! — возмутился Анил.
— Я почему-то так и подумал, — склонил голову Страж Севера. — В таком случае можете не беспокоиться. Мешки на голову вам надевать не станут.
"Вот это совсем скверно", — подумал Хаста.
Ехали через лес они шагом, довольно долго, по едва заметной тропе. Если в этих местах и имелась дорога, то накхи явно держались в стороне от нее. Наконец посветлело и они выехали на опушку леса. Данхар сделал знак своим людям остановиться.
— Дальше пойдете сами, — сказал он. — Вон через тот луг. Сразу за ним рощица, а за ней проходит большая дорога на Майхор. Я послал гонца еще ночью, так что, скорее всего, дальше у заставы вас будут ждать свежие кони.
— Ты разве нас не проводишь? — удивился Анил.
— У меня слишком много дел и слишком мало людей, чтобы идти к вам в провожатые. Но здесь совсем рядом. Видите горку? — Он ткнул пальцем в сторону мшистой скалы, одиноко торчащей среди кочковатого, покрытого увядшей травой пространства. — С нее наверняка уже видно заставу.
Хаста смотрел на луг не отрываясь. Редкие корявые деревья, торчавшие там и сям из рыжеющей травы, кусты с пожухлой листвой… Сказать, что этот лужок ему не нравился, значило ничего не сказать.
"Так вот что он затевает…" — кивая в лад словам Данхара и весьма правдоподобно изображая улыбку, думал рыжий жрец. Он с невольным содроганием глядел на заросли приметной травы, ковром раскинувшиеся в обе стороны от них, докуда видел глаз. У нее были необычные соцветия, похожие на легкий белый пух, так что издалека казалось, будто луг чуть припорошило снегом. Бьяры ее так и звали — пушица. Хоть стебли уже пожелтели и высохли, гроздья белых подсохших пушинок еще держались на них, колыхаясь под легким ветерком. Детские годы Хаста провел в Бьярме, а здесь мало кто не слышал о пушице и не знал, что как огня надо бояться мест, где она растет.
"Никакой это не луг. Это трясина. Когда бы мне прежде не доводилось жить в этих местах, может, и поверил бы. А так всякий бьяр, хоть среди ночи разбуди, скажет — где пушица, там в здравом уме лучше не ходить… Что же придумать?! Закричать, что идти нельзя, тут топь? А то Данхар этого не знает! Накхи мигом прикончат нас. А затем в это болото и побросают…"
Хаста бросил быстрый взгляд на конников. Они с любопытством глядели на них, удобно устроившись в седлах, и, похоже, предвкушали увлекательное зрелище. Улучив миг, когда на него никто не смотрел, жрец быстро смотал с пояса и сунул в рукав приготовленный для Марги самодельный хаташ.
— Ну, ступайте, — нетерпеливо приказал Данхар.
Анил, сидевший за спиной одного из накхов, спрыгнул наземь и обернулся к жрецу:
— Пошли?
Он сделал шаг, другой, и Хаста, не выдержав, схватил его за руку:
— Стой, не ходи туда! Это болото!
Позади он услышал легкий звенящий шорох, с которым выходит меч из ножен. Хаста резко отскочил и оглянулся. В руках Данхара блестел один из его парных кривых мечей.
— Ты испортил мне потеху, рыжий червяк! — с досадой произнес накх. — Впрочем, что это меняет? Вы все равно сдохнете.
— Да как ты смеешь?! — бледнея, закричал Анил. — Ты что, забыл, кто я и кто мой отец?
— Ты — корм для пиявок, — отозвался Данхар. — К вечеру они уже высосут всю вашу кровь и станут такими толстыми, что их можно будет поджарить на огне и славно отобедать.
Анил попятился, но вспомнил, где находится, и застыл на месте:
— Ты не осмелишься поднять руку на ария, чернокосый дикарь!
Данхар молча тронул пятками коня и двинулся на юношу.
— Постой, постой! — закричал Хаста, бросаясь наперерез. — Говоришь, я испортил потеху? Если ты так любишь игры — я предлагаю другую игру взамен!
— Что ты можешь предложить, замухрышка? — удивился Данхар. — Ты уже мертвец!
— Ты ведь хотел, чтобы мы тут потонули, верно?
— Ты весьма догадлив.
— Благодарю на добром слове. Значит, за той скалой дорога?
— Накхи не лгут.
— Я помню. Давай так: если мы доберемся напрямик через болото до скалы — получим свободу. А если не дойдем, — Хаста развел руками, — то и обсуждать нечего.
Данхар скривился, подумал, затем махнул рукой:
— Пусть так. На той стороне болота вы будете свободны. Можете выломать себе по шесту. Так еще забавнее… — Данхар оглянулся на своих накхов. — Поглядим, как они станут барахтаться, стараясь продлить свои никчемные жизни!
Воины ответили дружным смехом и отвели коней чуть подальше от края трясины, давая Хасте и Анилу выломать себе подходящие шесты среди росших у края топи тощих сосенок.
— Ты знаешь, как пройти через это болото? — с надеждой спросил Анил.
— Представления не имею! Но выбора у нас нет. Слушай! Постарайся найти жердь высотой с себя, а то и выше. Один край обломай, чтобы был острым. Если удастся найти лесину с веткой-крюком на конце, будет совсем хорошо. Когда будешь идти, тыкай острым концом перед собой. Если провалишься — не дергайся, сразу ложись плашмя и замирай, как бы ни было страшно. Старайся зацепиться крюком и выползай. И моли Исварху, чтобы этого оказалось достаточно. Одно скажу, — Хаста покосился на белеющие заросли пушицы, — такое болото почти непроходимо. Почти…
— Пошевеливайтесь там! — недовольно прикрикнул Данхар. — Не тяните время. У меня и без вас забот хватает.
— Вот и проваливал бы, — тихо буркнул Хаста, поднимая с земли обломанную бурей сосенку. — Никто не держит…
— Ты что там квакнул?
— Молю Исварху, чтобы наши дни были не короче ваших!
Рыжий жрец обломал со ствола несколько сухих веток и направился к краю болота.
— Я иду первым, — сказал он спутнику. — Ты за мной след в след. Не приближайся, но и не отставай. Держись так, чтобы можно было достать жердью.
Анил молча кивнул, бросив полный ненависти взор на довольного Данхара. Хаста видел, что мальчишка изо всех сил пытается не показывать страх. Но бледность и бегающий взгляд выдавали его.
— Видишь ту кривую сосну? — Хаста указал на одинокое дерево, что росло на полпути к торчащей среди пожухлой травы скале. — Сейчас идем к ней. Там передохнем и посмотрим, что делать дальше.
Шепча молитву Исвархе, Хаста шагнул в сырую поросль. Шаг, другой, третий… Почва, хлюпнув, просела под ногами, следы тут же заполнились грязной водой. "Это еще самый край, — стучало в висках Хасты. — Тут моховину держат корни. Дальше будет хуже…"
Он пошел медленно, ощупывая землю обломанной вершиной сосенки. Всякий раз, как палка утыкалась во что-то твердое, он нажимал, чтобы убедиться, не притопленная ли это коряга, которая, лишь наступи на нее, провернется под ногой. Пока шест, прорывая многолетние мхи, уходил неглубоко, чуть выше колена. Над болотными просторами тянуло холодной сыростью.
Хаста не обращал на это внимания. У него не было времени даже утереть вспотевший лоб. Шаг, еще шаг… Шест снова и снова уходил в обманчиво травянистую землю, пробивая ее и с каждым разом погружаясь все глубже. Унылая мошка, привлеченная движением, легкими тучками кружила над ними. "Слава Солнцу, уже осень! — думал Хаста, стискивая зубы, когда его шею и руки время от времени обжигали укусы. — Вот-вот начнутся первые заморозки, и эти твари окончательно исчезнут, да и сейчас они уже вялые и полусонные. Только это нас и спасает. Исварха, избавь и защити!"
Островок с кривой сосной был уже довольно близко, когда позади раздался вскрик. "Нет! — мелькнуло в голове жреца. — Только не это!"
Но солнечный бог на сей раз остался безучастен к его молению. За спиной послышался жирный чавкающий всплеск. С берега донесся слитный хохот. Хаста резко развернулся. Анил быстро погружался в болотную жижу, держа над головой свой шест и глядя на жреца безумными глазами. Прежде чем Хаста успел остановить его, Анил рванулся вперед и попытался опереться рукой о "землю", чтобы выпрыгнуть из западни, но только ушел в трясину еще глубже.
— Замри! — взмолился Хаста. — Слушай меня! Положи шест перед собой и ложись на него грудью. Да, вот так… Раскинь руки…
Он вытащил из рукава самодельный хаташ, быстро размотал его, превратив снова в веревку, размахнулся и метнул ее конец с грузиком в росшую неподалеку сосну так, чтобы тот обвился вокруг ствола. Подергал — ремни вроде бы держали.
— Теперь хватайся. — Он еще раз промерил дно перед собой и протянул Анилу свой посох.
Тянуть было тяжело — трясина вовсе не желала отдавать свою жертву. Хасте пришлось лечь в сырой мох самому и ползком выбираться к дереву, вытягивая за собой перепуганного юнца. Наконец оба оказались на крошечном твердом островке у корней сосны.
— Какие дивы понесли тебя с пути в сторону? — привалившись спиной к дереву и тяжело дыша, прохрипел Хаста.
— Мошка ужалила меня прямо в глаз! — жалобно отозвался перемазанный в грязи Анил, стуча зубами от холода и пережитого страха. — Я оступился и…
Хаста, скривившись, спросил:
— Может, хоть теперь ты расскажешь, почему Данхар решил нас утопить? Что ты сказал ему такого, чего не говорил мне?
— Да почти ничего! Только то, что наместник Аршалай — мой отец.
Хаста удивленно поглядел на юного ария:
— Наместник Аршалай — твой отец?
— Да. Он бросил нас с матерью в столице много лет назад, когда уехал в Бьярму. Мой высокородный дед Рашна проклял его и запретил мне носить имя предателя.
— Смешно… — Рыжий жрец криво ухмыльнулся. — Как бы то ни было, надо думать, как отсюда выбираться… — Он отмахнулся от примороженной мошки. — Мы прошли не более трети пути. Вот там, — Хаста показал на рощицу, темневшую позади замшелой скалы, — уже твердая почва…
Он задумался.
— Смотри-ка. — Хаста ткнул пальцем влево. — Видишь, вроде как лужи среди травы?
— Вижу, — кивнул Анил.
— Это самые гиблые места. Их там много. А теперь посмотри направо.
— Смотрю, и что?
— Здесь луж вовсе нет. Понимаешь, что это значит?
— Да, надо идти правее, но…
— Погоди, я о другом. Здесь когда-то было озеро, потом оно заросло. Но одна часть — куда быстрее, чем другая.
— Справа было мельче? — предположил Анил.
— И это тоже. Но еще я думаю, в этом озере имелся длинный мысок, деливший его на две части. И вон та скала, которая торчит перед нами, — оконечность того мыска…
— Может, и так, но что это нам дает?
— Если все получится, то очень многое. Возможно, даже жизнь. Бери шест, пошли.
— Куда?!
— Если я прав, то скоро поймем.
Хаста обошел дерево и двинулся вперед, прощупывая дно. Искать пришлось недолго. Как раз там, где можно было кратчайшим путем пройти до вожделенной скалы, шест уходил в мох едва на ладонь, упираясь в твердое дно.
Хаста сделал несколько шагов, повернулся и громко крикнул стоявшему возле сосны Анилу:
— Эге, дальше настелена гать!
Он небрежно закинул посох на плечо и зашагал по болоту, будто по столичной улице.
— Меня подожди! — заорал Анил, бросаясь следом.
Но, догнав, услышал тихое:
— Умерь прыть. Никакой гати тут нет. Видишь, до самой скалы ничего из мха не выпирает…
— Тогда зачем ты кричал? — нахмурился Анил.
— А вот зачем.
Он повернулся и указал на берег. Накхи, внимательно следившие за происходящим на болоте, дружно разворачивали коней. Повинуясь приказам Данхара, всадники сорвались с места и поскакали вдоль края трясины.
— А теперь обратно, как можно быстрее, — приказал Хаста, как только всадники скрылись в лесу. — Наши следы еще не затянуло. Старайся точно наступать в них. И помни, дерева рядом не будет. Если опять оступишься — мы пропали.
— Я же не хотел!
— Давай быстрее! Сейчас накхи умчались, чтобы перехватить нас с той стороны. Когда поймут, что я их провел, — вернутся. У нас совсем немного времени, чтобы попытаться дойти до берега и скрыться в лесу.
— Скрыться от накхов? — горько повторил Анил.
— Мне самому это не нравится. Но что ты предлагаешь?
— Если бы у меня было оружие, я бы принял бой!
— У тебя есть нож и палка — достаточно, чтобы принять смерть. Поторапливайся!
То и дело оглядываясь, они осторожно двинулись обратно к лесу. "Что же придумать? — напряженно размышлял Хаста. — Справиться с накхами нам не удастся. Как бы перехитрить их?"
Край болота был все ближе. Еще несколько шагов, и Хаста остановился, с наслаждением ощущая под ногами твердую землю.
— Они скачут обратно! — послышался за спиной встревоженный крик Анила.
— Быстрее в лес!
Хаста метнулся в сторону опушки. Но только он оказался под сенью раскидистой сосны, прямо над его головой раздалось шипение.
"Гадюка? Нет, змеи уже спят…" И тут ликование переполнило Хасту. "Ага, этих гадюк я знаю!"
— Поднимите руки, задержите дыхание, — послышался сверху тихий шепот.
— Анил! — заорал жрец. — Бегом сюда!
Юный царедворец подбежал к нему:
— Что такое?
— Прислонись к дереву и подними руки.
— Ну нет! Я буду драться!
Анил поудобнее перехватил жердину, не отрывая взгляда от всадников.
— Я сказал, прислонись к дереву!
Хаста поднял руки и, глядя на приближающихся накхов, нараспев возгласил:
— Исварха Всесветлый, отец и хранитель верных своих, защити и укрой нас от взора Змеевых отродий! Яви свою силу и спаси нас!
Четыре раскрашенные тыквы-горлянки ударились о землю почти у его ног. Раздался хлопок, повалили искры, опушку начало заволакивать густым дымом. В этот же миг Хаста ощутил, как его обвивают чьи-то руки и ноги и он птицей взлетает на дерево. Затем рядом, вытаращив глаза от изумления и хватая ртом воздух, возник Анил. Позади него красовалась довольная Яндха.
— А теперь помоги вытащить противовес, — приказала она.
В это время Вирья не отрываясь следила за дорогой. Делать это было непросто — мешали клочья дыма, — но все же в разрывах временами проглядывал берег.
— Есть! — быстро прошептала она. — Изменник и его люди остановились.
— Девочки мои! Как вы сюда попали?!
Хаста порывисто обнял каждую из накхини. Яндха фыркнула и отстранилась, Вирья расплылась в хитрой улыбке.
— Потом расскажу, — пообещала она. — Сейчас эти сюда не сунутся, но времени терять нельзя…
— Почему не сунутся?
— По берегу рассыпаны бронзовые колючки. Кони повредят копыта и захромают. Людям изменника придется спешиться и идти медленно, всякий миг ожидая нападения из засады. Нужно поскорее уйти. За мысом ждет лодка. Нас отвезут в безопасное место…
— Кто отвезет? — с подозрением спросил Хаста.
— Накхи, кто же еще! — радостно ответила Вирья.
— Погоди-погоди! Какие накхи?
— Накхи рода Афайя!
— Хватит болтать, уходим, — перебила ее Яндха.
— Спускаемся?
— Вот еще! Между деревьями перекинуты веревки. Следы на земле изменники сразу заметят.
Глава 14
Торжество справедливости
Данхар горячил коня. Он был в дикой ярости и, когда бы мог, отвел бы душу, растерзав проклятого жреца собственными руками. Да, убивать служителей Исвархи, а уж тем более пытать их считалось делом предосудительным. Но ведь сперва он и не собирался делать ничего такого. Эх, как хорошо все было придумано с трясиной! И гнев божий ни на кого не падет — ведь жрец потонет сам, — и ребята повеселятся. А если вдруг Аршалай потом спросит, куда девался его сын, можно будет с чистой совестью поклясться пред ликом Исвархи, что никто из накхов и пальцем его не тронул… Но это рыжий выродок, этот мелкий короед превратил его чудесные замыслы в труху!
Всадники рода Хурз следовали за своим маханвиром. Лишь двое отстали — их кони захромали, поранив копыта о бронзовый "репейник", раскиданный по берегу. Данхар нашел в траве несколько подметных шипастых колючек, очень хорошо ему знакомых. Злая накхская вещица извела немало коней, да и людей тоже. Порою незадолго до боя, перед тем как разбросать, их вдобавок совали в навоз. Наступишь, и конец ноге — почернеет, вздуется, а вскоре яд и до сердца дойдет.
Невзирая на все эти выходки с молением и воздеванием рук, Страж Севера ни мгновения не сомневался, что именно накхам жрец и сын Аршалая обязаны "чудесным спасением". Врагов возле болота было немного — он лично проверил следы. Но сколько всего людей привела с собой Марга? Вряд ли Ширам отпустил сестру в чужие земли без войска… Сколько тут Афайя? Сотня, полторы? "Если делают вид, что совсем мало, — стало быть, заманивают, — размышлял Данхар. — Хотят, чтобы я с дюжиной бойцов полез в западню… Ну нет! Надо поднять весь отряд и прочесать лес частым гребнем. А перед этим — побеседовать с Маргой…"
Данхар с досадой поморщился. Ему ли не знать: если милая родственница не пожелает говорить сама, то и выспрашивать у нее бесполезно. Накха пытать — что на волке пахать: и сам притомишься, и пользы никакой. Скорее Марга откусит себе язык, чем скажет хоть полслова…
Крепость была уже совсем близко. Частокол и бревенчатые стены показались из-за елей. Со стороны она казалась вымершей. Никто не торопился открыть ворота, никто не приветствовал маханвира. Тот встревоженно вскинул руку, подавая всадникам знак остановиться, и приблизился к воротам:
— Открывайте!
Собранные из бревен тяжелые створки даже не скрипнули в ответ. На площадке над воротами, где обычно стояла стража, появилась Марга. Она была во всеоружии, с лунной косой в руках, полностью готовая к бою.
— Данхар! — звонко закричала она. — Это моя крепость! Она подчиняется лишь приказам саарсана! А ты изменник и должен быть убит! Если ты и твои люди сложите оружие, я поклянусь не расправляться с тобой и с ними прямо сейчас. Вас отвезут в Накхаран на справедливый суд двенадцати сааров. Если нет — я найду и истреблю каждого из вас!
"Как хорошо, что среди них нет Аршалаева сынка, — промелькнула мысль у Данхара. — Этот бы сразу схватился за лук…"
Он развернул коня, не собираясь отвечать племяннице, — но ее следующие слова заставили его снова натянуть поводья.
— Где мои люди, Данхар? Где жрец?
Страж Севера поднял голову и по-волчьи ощерился:
— Твой жрец отправился прогуляться по болоту. Ума не приложу, с чего бы их с мальчишкой понесло в самую топь?
У Марги кровь отхлынула от лица. Данхар заметил это и улыбнулся еще шире и зубастее.
— Ступай налови пиявок, может, они расскажут тебе об их судьбе!
Увидев, что на воротах один за другим появляются воины, он оборвал глумливые речи и крикнул своим спутникам:
— Уходим!
— Бойцы рода Хурз! — опомнившись, закричала Марга вслед удаляющимся всадникам. — Если доставите мне Данхара живым или мертвым, будете помилованы!
— Не доставят, — заметил стоящий за плечом накхини Ставир, когда всадники исчезли за деревьями.
— Верно, не доставят, — сквозь зубы ответила Марга. — Но пусть Данхар думает: а вдруг?..
— Пускать людей вдогон?
— Нет. Только пару разведчиков — глянуть, куда направятся. У нас будет дело поважнее…
— Поважнее?
Накх озадаченно взглянул на сестру саарсана. С ней явно было что-то неладно.
— Да. Погоди…
Марге казалось, будто ее снова ударили под дых, причем так сильно и болезненно, что и не вздохнуть. "Да что со мной такое?" — думала она, изо всех сил стараясь мыслить спокойно и здраво.
— Я не верю, что Данхар убил Хасту. — Повернувшись, она в упор поглядела на собеседника. — Если бы просто хотел убить, то зарезал бы его прямо тут или в ближайшем перелеске… Но он завел его в болото, чтобы не пачкать рук кровью жреца. Боги мстительны и не любят, когда убивают их служителей…
Ставир слушал ее с удивлением, не понимая волнения сестры саарсана по поводу участи каких-то иноплеменников.
— Вероятно, так и было, — кивнул он. — Но неужто маханвир уехал бы оттуда, не убедившись в их смерти?
— Ты не знаешь того жреца, — через силу усмехаясь, ответила Марга. — Его очень непросто убить. Ты не представляешь, из каких передряг он умудрялся спастись… Что за болото упоминал Данхар?
— Тут неподалеку есть одно скверное место…
— Едем туда немедленно! Прикажи седлать коней.
Она хотела еще что-то добавить, но замерла и начала всматриваться в тропинку, шедшую по-над крепостью. Вдалеке, один за другим выходя из леса, ведя коней в поводу, по ней двигались несколько человек. Сестра Ширама подалась вперед, пытаясь рассмотреть идущих. Внезапно ее лицо просияло.
— Я вижу Хасту! — воскликнула она. — Да восславится Отец-Змей, да возрадуется Мать Найя! Рядом с ним Анил и мои девочки. А остальные, должно быть, ваши?
— Да, те, что ведут коней, из Афайя. Они были в дозоре. А эти, чьи кони хромают, — они из рода Хурз, те, что утром уехали с Данхаром.
— Что ж, поговорим и с ними. Вели открывать ворота!
* * *
Данхар спрыгнул с коня, обернулся к своим воинам и приказал:
— Ждите здесь!
Ярость переполняла его и требовала выхода. Не разбирая дороги, он зашагал в лес, кусая губы от злости. День начался неплохо, но продолжился хуже некуда, а уж окончание его и вовсе грозило гибелью.
"Как же я так оплошал?! Привык, что накхи слушаются беспрекословно… И утратил бдительность! Дочь Гауранга хитра, нельзя было оставлять ее с моими воинами…"
Маханвир представил утраченную крепостицу, и ему захотелось завыть с тоски. Но куда еще было девать проклятую Маргу? Она пришла сама, и все видели это. "Она сестра саарсана — прирезать ее прямо в воротах было невозможно…"
Трухлявый древесный ствол, укрытый густым плащом белесого мха, подвернулся ему под ноги, заставив споткнуться. У Данхара потемнело в глазах от ненависти. Сейчас он видел перед собой не обломок поваленной бурей сосны, а усмехающееся лицо накхини.
— Вот тебе! — прошипел он, с размаху опуская плеть. — Вот, получай! Вот так! Что, не нравится?!
Он бил и бил, покуда не устала рука. Когда остановился, тяжело дыша, от ствола осталась лишь куча сырых щепок.
"Все, все! Пора взять себя в руки. Что сделано, то сделано. Теперь надо решать, как поступить дальше. Погони, скорее всего, ждать не стоит. Невесть что соединяет Маргу с этим жрецом, но сейчас она ринется обыскивать болото. Иначе с чего бы девчонке спрашивать, где он? Здесь какая-то хитрая игра… Почему сын Аршалая вдруг решил изображать царевича? Неужели его и впрямь с этим сюда послали? Почему Аршалай не предупредил меня?!"
Данхара вновь начала душить злоба, и он поудобнее ухватил плеть.
"Но теперь сынок остался жив. Куда он сперва пойдет — к Марге в крепость или сразу побежит к отцу, жаловаться на злых накхов? Скорее всего, побежит сразу — ведь о захвате крепости он не знает. А значит, его нужно перехватить. Он не должен встретиться с отцом… Но что дальше?"
Данхар скривился. Ему вспомнился румяный, веселый Аршалай, который всегда так радовался его приездам и старался сделать их приятнее. Аршалай с его вечной шутливой болтовней, скрывающей изощренный холодный ум и сердце, не ведающее сострадания. Жена наместника в доверительной беседе как-то сказала Данхару, что ее муж никого на свете не любит. О нет, одного человека дорогой друг просто обожал — себя. И ради этой единственной любви был готов на все…
"Как бы теперь не пришлось избавляться и от самого наместника!"
Маханвир задумался, чувствуя, как темная ярость отступает, сменяясь ледяной готовностью. Так бывало всякий раз, когда он находил источник бед, который предстояло выкорчевать.
"В любом случае первое, что следует сделать, — поймать Аршалаево отродье и расправиться с ним. Перехватить его на подъезде к Майхору… А там поедем к Аршалаю — и поглядим…"
* * *
Марга встретила Хасту и его спутников в распахнутых воротах.
— Я знала, Данхару не удастся тебя утопить! — торжествующе воскликнула она, обнимая жреца за плечи и стискивая его так, что бедолага ощутил себя бочкой, на которую надели обруч. — Давай рассказывай, как тебе удалось выбраться из трясины.
— Мне б помыться, — прохрипел Хаста.
— Я прикажу, тебе сейчас нагреют воды, — кивнула накхини. — Я знаю, ты не любишь холодные омовения.
— Благодарю тебя, доблестная Марга…
— Ерунда.
Лицо девушки вдруг стало задумчивым.
— Я хочу поговорить с тобой о важном деле, — сказала она, отводя жреца в сторону.
Хаста насторожился:
— Что еще за дело?
— Ничего такого, с чем бы ты не мог легко справиться. Думаю, пока ты будешь купаться, ты с ним уже покончишь.
— Я не понимаю тебя.
— Что тут непонятного? Ты должен будешь сочинить песнь.
— Песнь?!
— Ну да. Воспевающую мои подвиги, а также славные деяния моих девчонок. Последнее особенно важно. Сегодня у них великий день. После заката я устраиваю праздник Заплетания воинской косы… — Она чуть помедлила. — По крайней мере для одной из них.
— Ах вот оно что…
— Так что, сам понимаешь, нужна будет достойная песнь. Мы прошли боевой путь от границ Накхарана до этой лесной крепости, отвоеванной у изменника. А я чувствую себя словно бьярка, которая все это время сидела дома и крутила прялку!
— Крутят не прялку, а веретено…
— Не придирайся. Ты понял, что я имела в виду. Если никто не воспевает мои подвиги, значит их все равно что не было!
Хаста вздохнул:
— Но я не умею сочинять хвалебные песни…
— Как так? — искренне удивилась Марга. — Вы, жрецы, только и делаете, что распеваете в своих храмах. Значит, и ты умеешь. Просто не хочешь. Это нечестно! Ведь богами так заведено в мире: простолюдины кормят воинов, а жрецы воспевают их подвиги, чтобы слава смелых оставалась в веках!
— Гм… А я-то, неразумный, всегда полагал, что высшее предначертание жрецов — петь хвалу богам, землепашцев — кормить, а воинов — охранять…
— Оставь жреческие мечтания и подумай лучше о той песни, которую нынче сочинишь. Тем более это ведь и твоя слава. Кому, как не тебе, найти верные слова? Стало быть, я жду.
Марга повернулась и собралась было уходить, оставив застывшего столбом Хасту посреди двора.
— И вот еще… — Она вдруг повернулась и устремила на жреца настолько проникновенный взгляд, что тому стало и вовсе не по себе. — Я начинаю думать, что мой брат все же был прав.
— Ты о чем? — с возрастающим подозрением спросил Хаста.
Но Марга уже повернулась и уходила прочь, направляясь к накхам своего рода.
— О чем ты?!
— Сам знаешь, — не оборачиваясь, ответила накхини. — Воду сейчас подогреют. К закату песнь должна быть готова.
Глава 15
Праздник Заплетания косы
Солнце уже ушло за лес, лишь над черными зубчатыми верхушками алела быстро угасающая полоса, бросая слабый отсвет на облака. В лесной крепости, однако, никто и не думал спать. Внутри было светло как днем от разведенных во дворе больших костров. В воздухе расплывался аромат жарящейся на огне оленины. Во дворе крепости толпились воины, о чем-то разговаривая. Все были снаряжены как в поход, с нарисованными на лицах клыкастыми змеиными мордами. От костров доносились смех и пение.
Хаста поймал себя на том, что тоже улыбается. Он чувствовал себя спокойно и безмятежно, чего давно уже с ним не бывало. Не нужно бежать, прятаться, придумывать хитрые уловки, искать выход из смертельной ловушки… И где — в логове накхов! "Змеевы дети нынче прямо-таки на себя не похожи, — думал рыжий жрец. — Неужто их так радует воинское посвящение наших девчонок? Ах да — мы избавили их от Данхара. Это ли не повод для праздника? Наверно, теперь думают, что их служба окончена, готовятся возвращаться домой…"
Если б еще не песнь, которую надо сочинить прямо сейчас! Вот не было печали…
Откуда-то слышалось мелодичное треньканье струн, будто кто-то подтягивал их и пробовал лады. Похоже, кто-то из накхов привез с собой на север читру. Здесь, в Бьярме, чаще встречались еловые гусли-самоделки с глуховато гудящими жильными струнами. Читра, под которую накхи пели свои героические песни, с их бесчисленными именами и кровавыми подробностями, была не так проста и более требовательна. Звук ее струн напоминал чистый холодный звон "горного льда"… "Надеюсь, Марга не захочет, чтобы я еще и сыграл! Или она считает, что раз жрецы поют в храмах, значит они должны уметь играть на накхской читре, бьярских гуслях и боевом барабане вендской стражи?"
Мысли о Марге снова заставили Хасту нахмуриться.
"Будь она неладна со своей песнью! И что она имела в виду под словами "мой брат был прав"? Надеюсь, не то, о чем я думаю…"
— Что тут творится? — раздался голос Анила.
Жрец оглянулся и не смог удержаться от смеха. В просторных, но слишком коротких для него черных одеяниях, выданных вместо перепачканной в болоте одежды, благородный арий выглядел сущим пугалом. Широкие штаны, которые накхи от колена до щиколотки туго обматывали полосками ткани, едва доходили ему до середины голеней, а рубаха казалась отобранной у младшего брата.
— Что ощерился? На себя посмотри! — буркнул Анил. — Рыжий накх! В твою рубаху влезет еще два-три тощих жреца!
— Накхи любят свободную одежду, — объяснил Хаста. — Она помогает скрывать движения. Но ты прав — мы оба выглядим нелепо.
— Так и есть! Что они затевают? Ты только погляди на нее!
Анил указал на Яндху. Та неподвижно восседала на колоде для колки дров, а накх с белой лентой в косе, склонившись, вырисовывал ей на лице змеиную морду. Рядом, опираясь на лунную косу, стояла уже снаряженная и раскрашенная Вирья и что-то оживленно им рассказывала.
"По крайней мере для одной из них", — вспомнил Хаста слова Марги, и ему почему-то стало тревожно.
— Нынче этим девицам предстоит пройти воинское посвящение, — сказал он Анилу. — Понятия не имею, в чем оно будет заключаться. Должно быть, их ждет некое испытание. Если они его выдержат, им заплетут косы, как прочим взрослым накхам.
Анил внимательно поглядел на девушек.
— Вон та, зеленоглазая, очень привлекательна, — неожиданно сказал он. — Зря они разрисовывают ей лицо. Клыки ее не красят.
Хаста хмыкнул.
— Лучше бы тебе держаться от нее подальше, — от души посоветовал он.
— Я вообще не желаю иметь с ними дела. Я их хорошо помню. Они купались голышом в озере, изображая оборотней-бобрих. В озере, где были убиты мои люди! А ты заманил нас туда!
— Вовсе нет! Вспомни, я изо всех сил отговаривал вас туда лезть, — возразил Хаста. — Я предупреждал о гневе Тарэн, но ты отказался слушать…
Анил досадливо махнул рукой, оглядывая крепость. Он понимал, что положение у него крайне двусмысленное. Он был среди бунтовщиков-накхов, и пусть никто вроде бы не обращал на него внимания, но юный придворный прекрасно понимал — покинуть крепость ему не позволят. Возможно, он не сидит сейчас в яме лишь благодаря заступничеству хитрого жреца, этого фальшивого звездочета… Юноша стиснул зубы. Он то и дело напоминал себе, что находится среди врагов и Хаста — первейший из них, однако не чувствовал к нему ненависти. Если честно, он испытывал к жрецу лишь огромную благодарность за то, что тот, рискуя собой, спас его от страшной и позорной смерти в болоте…
— Скажи своей накхини, мне надо встретиться с наместником, — тихо попросил Анил. — Я должен открыть ему глаза на Данхара! Этот змеев выродок узнал, что я сын Аршалая, и тут же решил убить меня! Его следует покарать…
— Погоди. Во-первых, один ты точно не доедешь. Зачем Данхару свидетель его поражения?
— Тогда я поеду к Каргаю.
— Каргай ловит самозванца, тратя время впустую. Послушай, разве ты не хочешь найти Аюра? Держись с нами, и как знать — встретишь царевича намного раньше, чем ожидал…
— Теперь-то я тебе зачем? — фыркнул Анил. — Заложник?
— Может, я просто не хочу, чтобы тебя убили.
— Неожиданно!
— Сам удивляюсь… — Хаста чуть подумал и добавил: — Многие здесь поклоняются Аюру как богу, но вот соратников у него, подозреваю, маловато. Скоро ему понадобятся смелые и верные люди — такие, как ты. Мне представляется, ты ему очень пригодишься…
Алая полоса над лесом погасла, и окончательно стемнело. Как только в небе показалась луна, где-то в глубине крепости раздались гулкие звуки барабана. Во дворе начали собираться увешанные оружием накхи в обличье готовых к бою змей. Как будто зная свое место, они молча выстраивались, образуя в середине двора широкий круг.
— Начинается! — прошептал Хаста, обращаясь к Анилу. — Послушайся доброго совета — уйди отсюда потихоньку.
— Не хочу, — заупрямился Анил. — Я собираюсь посмотреть!
— Тогда, по крайней мере, веди себя тихо, что бы ни…
В тот же миг чья-то тяжелая рука толкнула жреца в спину и выпихнула в озаренный кострами круг.
— Пой, — раздался сзади приказ Марги.
Хаста окинул взглядом ощетинившийся острым железом круг накхов, который вновь показался ему донельзя зловещим и жаждущим его крови. Набрал побольше воздуха — "Ну, помогай Исварха!" — и затянул во все горло:
— Взяли крепость мы,
Эх, у переправы!
Покатились головы
Да в густые травы!
Сзади враг прокрался,
Чаял, что нежданно,
Но Ширам смеялся —
Пусть идут болваны!
Копья просят крови,
Руки просят боя!
Марга наготове —
С лунною косою.
Как сошлись вплотную,
Бились в лютом раже,
Чтоб украсить сбрую
Бородою вражьей…
Не будь Хасте так страшно, ему было бы стыдно. Он голосил первое, что приходило в голову, и всякий раз, оканчивая припевку, не знал, какие строки спрыгнут с его языка в следующий раз. Сказав Марге, что не умеет складывать песни, Хаста лукавил лишь отчасти. Да, слова порой сами приходили к нему, но он никогда не относился к этому иначе как к забаве.
Вдобавок он знал, что способен впопыхах насочинять такого, что потом как бы успеть сбежать от возмущенных слушателей. Но пока все вроде шло неплохо. Накхи молчали и внимательно слушали. Никто вроде даже не был против, что он поет хвалу воинам на языке их врагов.
— За реку ходила
Марга ратью малой,
Храбро разгромила
Дворик постоялый.
В песнях будет живо,
Как мы погостили:
Растекалось пиво,
Лопались бутыли!
Сломим об колено,
Продырявим шкуру!
Саарсан велел нам
Отыскать Аюра!
Закончив насмешливый перепев крайне сомнительного побоища на постоялом дворе, Хаста выдохнул и невольно напрягся, готовясь к худшему. "Сейчас закидают грязью… Да лучше уж грязь, чем метательные ножи…" Однако вместо этого он вдруг услышал рядом звон читры — кто-то потихоньку ему подыгрывал.
"Ну чем я не сказитель!" — взбодрился Хаста и перешел к описанию главного подвига Марги и девчонок. Тут, по крайней мере, было что воспеть. Пусть захватить Кирана и не удалось, однако накхини пробрались в самое сердце Лазурного дворца, вышибли дух из блюстителя престола, напугали его до икоты и утащили мешок важных донесений.
— После до столицы
Пробирались тихо:
Зря предатель тщился
Нам устроить лихо!
Полонили накхи
Самого Кирана:
Никакого знака
Не дала охрана…
Воспев Маргину военную хитрость с копьями, Хаста принялся обстоятельно живописать расправу над блюстителем престола, уделив внимание тому, кто, кого, сколько раз и куда пнул, — описания, особенно ценимые накхами в их воинственных песнях. По всему выходило, что Киран спасся исключительно милостью Исвархи, хотя совершенно непонятно, зачем Господу понадобился такой жалкий трус. В конце песни Киран с грохотом проваливался под землю — по всей видимости, от стыда.
— Пусть удрал, но все же
Мы не прогадали,
Исписали рожу,
Грамоты забрали!
Толку с жезлоносцев
Как руна с теленка!
Заплетем же косы
Доблестным девчонкам!
Хаста умолк и закрыл глаза.
Круг молчал. Было слышно, как ветер качает сосны в лесу и те издевательски скрипят, будто вторя уже утихшей песне.
"Сейчас они порвут меня голыми руками, чтобы не марать свое любимое оружие… — затаил дыхание Хаста. — Вот сейчас…"
И точно — стоящие вокруг него грозные воины взревели в один голос так, что над горой с испуганным карканьем взмыла стая разбуженных ворон. Марга выскочила из толпы, подбежала к опешившему жрецу и порывисто обняла его:
— Вот это да! Я и не знала, что ты так можешь!
— Да я и сам не знал, — безуспешно пытаясь высвободиться, отозвался Хаста.
— Да, брат был прав, и я скажу ему о том при встрече в Накхаране! — с жаром проговорила Марга, под восторженные возгласы уводя певца из круга. — Только на обратном пути тебе непременно надо будет кого-нибудь убить.
— Зачем?!
— Не беспокойся, я все устрою. Тебе даже не надо будет выслеживать врага, мы тебе его подведем…
— Марга, послушай…
— У нас без этого нельзя! Какой ты мужчина, если никого не убил?
— Я ведь жрец, — безнадежно возразил Хаста.
— Это не помеха. Я попрошу Ширама, и мы оставим в наших владениях один храм Исвархи нарочно для тебя.
Хаста мысленно выругался, красочно помянув Первородного Змея, всех его родственников и потомков. Похоже, Марга вовсе не шутила. Он подумал, а не рассказать ли ей о клятве и ждущей его на севере мохначке, но прикусил язык, опасаясь навлечь на себя немедленную и свирепую грозу. В памяти возникла давняя беседа с Ширамом, когда тот намекнул, что желает выдать за него одну из своих сестер. Теперь намеки начинали приобретать чересчур устрашающие очертания.
"Но почему именно Маргу? Почему не какую-нибудь другую сестрицу, чья конская сбруя не украшена связками отрезанных вражьих бород? Да и вообще зачем мне его сестры?!" Хасте очень захотелось, воспользовавшись праздничной суматохой, прямо сейчас выскользнуть из крепости и затеряться в здешних чащобах. С голоду он не помрет — в осеннем лесу это невозможно, — а там, глядишь, выйдет к жилью… Но он вспомнил святейшего Тулума, подумал о скрывающемся невесть где царевиче и со вздохом отринул заманчивые мечты.
"Что бы там ни придумала себе Марга, спорить с ней все равно бесполезно, — решил он. — У нас общее дело, которое нужно выполнить. А там… До Накхарана путь неблизкий. Кто знает, что нам уготовила дорога?"
Между тем сестра Ширама ослабила железную хватку и кивнула ему:
— Ладно, ступай отдохни. Скоро мы начинаем обряд. Заплетание воинской косы — величайший день в жизни Вирьи и Яндхи. Сегодня они рождаются для взрослой жизни. Ты — первый из инородцев, кто его увидит…
— А как же Анил?
Хаста завертел головой. Может, стоит его отсюда увести, пока не поздно?
— О долговязом не беспокойся, — хмыкнула девушка. — Ему налили доброго вина. Все, что он сможет увидеть, будет во сне…
Марга оценивающе поглядела на буйные рыжие волосы Хасты и, недолго думая, запустила пальцы в его непослушные космы.
— Когда ты убьешь своего первого врага, я думаю, Ширам не будет против, если мы заплетем косу и тебе… Ух ты! Клянусь Змеем, здесь будет славная косища!
— Оставь! — взмолился Хаста, ошалевший от такого натиска. — На нас смотрят, а ты должна позаботиться о девочках…
— Ты прав, — кивнула накхини, с явной неохотой выпуская осчастливленного ею жреца. Она снова вышла в круг и подняла руку, призывая к тишине. — Родичи и соратники! Нынче мы приветствуем среди доблестных воинов Вирью из рода Зериг! Она прошла со мной путь от гор Накхарана до бьярской чащобы. Она была со мной в сердце Аратты, как пел о том мудрейший Хаста. Своей рукой она поражала врагов и у берегов Ратхи, и в стенах столицы. Покажи!
Девушка тут же достала из поясной сумы два клока волос и подняла их для всеобщего обозрения.
— Сегодня у болота Вирья из рода Зериг вновь доказала свою храбрость и ловкость. Она больше не дитя, а взрослая женщина. Она с честью войдет в наш круг. Я призываю Отца-Змея и Мать Найю в свидетели, что отныне Вирья — воин среди воинов! Дайте мне ленту!
Старший из воинов вышел в круг и с поклоном вручил Марге черно-рыжую ленту. Девушка склонила перед ним колени, и накх, не особо церемонясь, начал развязывать ее собранные в детский пучок волосы. Хасте было видно, что порой он делает Вирье больно, но, вероятно, так и задумывалось. Во всяком случае, юная накхини не проронила ни звука. Наконец, когда ее пышные черные волосы разбежались по плечам и спине до самого пояса, накх отступил и запел. Хаста, вслушавшись, удивился: песнь звучала как-то не по-накхски, будто две трети слов были искажены. Прочие накхи один за другим подхватили его пение. Лишь Марга сосредоточенно вплетала ленту в косу зардевшейся от гордости девушки.
Рев голосов стоял над крепостью все то время, пока Марга заплетала длинные волосы своей воспитанницы. Затем старший воин отцовского рода Вирьи протянул Марге серебряное граненое острие. Та вплела его в окончание косы и с силой хлопнула девушку по плечу, давая знак подняться. Из толпы в круг начали выходить старшие воины каждого из родов, а за ними все прочие. Они поочередно обнимали Вирью, поздравляя ее со вступлением в их ряды.
Хаста отвернулся, полагая, что обряд близится к концу. Дарение оружия и приветственные речи его мало интересовали. Да и неприятно ему было слушать добрые напутствия вроде пожеланий вспороть как можно больше животов при помощи этого ножа или вырезать столько вражеских сердец, чтобы ими можно было по кругу обложить башню мужа. Он отошел в сторону и вдруг заметил Яндху. Девчонка стояла неподалеку и с глубокой сосредоточенностью взирала на происходящее в круге. Она показалась жрецу очень бледной. Ее взгляд скользнул по жрецу, но, похоже, она даже не увидела его.
— Ты куда ушел? — послышался за спиной Хасты голос сестры Ширама. — Что, не по себе? Это, должно быть, потому, что здесь незримо присутствуют Отец-Змей и Мать Найя. Ты не можешь их видеть, но наверняка чувствуешь. Они явились среди нас, чтобы благословить свою меньшую дочь…
— Я не понимаю, зачем обкладывать сердцами чьи-то башни. Мне это кажется… — Хаста сдержался, чтобы не назвать накхские пожелания так, как ему действительно хотелось, — пустым делом.
— Как это "пустым"? — возмутилась Марга. — Ты сам подумай: душа человека там, где его сердце. Они будут вечно отпугивать наших врагов, крича им о боли и смерти! Это же понятно!
— Насколько я помню, накхи переходят из жизни в жизнь…
— Да, но разве речь о накхах? Все прочие не перерождаются. Они становятся гнилым мясом, а потом голыми костями. Только их души устремляются к своим богам, ожидая, когда жрецы откроют им врата небес… Но сестры Найи обладают полной властью над душами убитых врагов. Они могут заставить их служить накхам вечно.
От такого заявления у Хасты пробежали мурашки по коже. О чем другом он мог бы поспорить с Маргой, однако здесь речь явно касалась темного колдовства — своего рода незримого оружия. "Похоже, я еще очень многого не знаю о Матери Найе и ее детях", — подумал воспитанник Тулума.
— Как скажешь, — негромко буркнул он и указал в сторону Яндхи. — А с ней что творится? На ней лица нет!
— Как ты не понимаешь, — вздохнула Марга. — За весь поход Яндха никого не убила — по твоей, кстати, милости.
— Ну и что? Разве она показала мало ловкости и отваги?
— Нет. Ты правильно слагал о ней хвалебные строки. Яндха была хороша. И возможно, она тоже сумеет нынче обрести право заплетать воинскую косу.
— Что значит "возможно"?
— Обычай велит устроить ей испытание. Если она его выдержит, то получит заветное право на косу. Ну а когда убьет первого врага, сможет найти себе мужа — если захочет.
Хаста с невольным состраданием глянул на девушку. Едва ли продолжение праздника сулило Яндхе что-то приятное.
В этот миг голоса смолкли. Краем глаза Хаста увидел счастливую Вирью, покидающую освещенное кострами пространство в сопровождении воинов своего рода. Яндха встрепенулась, поглядела на сестру Ширама, та кивнула, и вторая накхини направилась в круг. Марга вышла вслед за ней, вытащила из-за пояса несколько тонких лучин и, развернув веером, протянула своей воспитаннице. Та не глядя вытянула одну из них. Марга спрятала остальные, зажгла выбранную лучину от ближайшего костра и, держа ее в руке, отступила в сторону.
"Что бы это значило?" — успел подумать Хаста.
Вдруг из толпы выскочил один из воинов и стремительно ударил Яндху в лицо. Девушка отшатнулась, нырнула под удар. Тут же с другой стороны возник новый противник. Он хлестнул ее ладонью по лицу, целя в глаза, и в тот же миг ударил кулаком под ребра. Накхини сумела отвести второй удар, но пощечина достигла цели. Хаста увидел, как ее щека окрасилась кровью.
Между тем сзади появился третий накх и что есть силы пнул девушку ногой в спину. Вернее, попытался пнуть. Будто почувствовав, как уплотняется воздух, она извернулась и вытянутой рукой, как палицей, ударила нападающего по затылку. Тот покачнулся, едва не упав. Яндха попыталась сбить его наземь, но сбоку явился четвертый воин, стараясь подсечь ноги девушки. Та отскочила… А противники все нападали, не давая роздыху. Они появлялись из круга, били и снова исчезали; на их месте возникали новые.
Легкость и стремительность, с которыми Яндха вступила в бой, быстро исчезли. Она оступалась и пропускала удары, но продолжала уворачиваться, а временами пыталась нападать сама. Кровь струйками стекала по ее лицу и рукам, пропитывая одежду. Хаста наконец заметил, что пальцы многих противников украшены боевыми шипастыми кольцами. Так вот в чем дело! Такие перстни накхи часто использовали для поединков и лазанья по деревьям. Каждый меткий удар "украшением" оставлял глубокие царапины. Разодранная одежда Яндхи уже свисала лохмотьями, она шаталась, но все еще была на ногах. Хаста кинул взгляд на Маргу. Почему она не остановит избиение?
Сестра Ширама стояла как ни в чем не бывало, держа в пальцах горящую лучину. Пламя уже почти доело ее, но все еще не облизывало пальцы.
Из толпы, обступившей круг, послышались громкие крики одобрения. Жрец перевел взгляд туда, где все еще продолжался бой. Яндха лежала на земле в луже крови, тщетно пытаясь приподняться на локтях. Над ней стоял молодой воин, с довольной улыбкой подняв унизанную шипастыми перстнями руку.
"Ну вот и конец…"
Хаста скривился, понимая, что его негодование здесь не понятно ни одной живой душе. Зачем все это? Зачем ее забили?! Марга все так же продолжала держать горящую лучину. Огонь уже спустился почти до самых пальцев. В кругу воинов послышались разочарованные возгласы. Но в этот миг распластавшаяся на земле девушка будто ожила и резко ударила противника ногой в колено. Не ожидавший такой прыти накх взмахнул руками и рухнул наземь. А Яндха, закричав от боли и ярости, рывком приподнялась, пытаясь встать.
— Атай! — крикнула Марга, отбрасывая догоревшую лучину. — Она на ногах! Ее колени не касаются земли! Она победила!
Не успели грянуть приветственные вопли, как Хаста бросился в круг, расталкивая толпу.
— Что ты делаешь? — вслед ему возмутилась Марга.
— Если не хочешь, чтобы ее раны начали загнивать и она умерла в муках, их сейчас же нужно промыть и смазать!
При этих словах едва державшаяся на ногах Яндха рухнула без сознания.
— А косу ей вы заплетете завтра! — рявкнул Хаста. — Теперь расходитесь. Представление закончено.
Среди накхов раздалось недовольное ворчание.
— Слышали? Расходитесь, — раздался властный голос Марги. — Это вам сказал ближний советник саарсана и мой нареченный! Приказываю повиноваться!
Она подошла к Хасте и положила руку ему на плечо:
— Все так плохо?
— Она молодая и крепкая, — нехотя ответил Хаста. Его трясло от несвойственной ему злости. — Она долго продержалась.
— Да, она из лучших, — вскинув голову, произнесла сестра Ширама. — Моя ученица. Я горжусь ею так, будто она моя дочь! Видел, как она в конце свалила того парня?
— Я вижу, что сейчас она лежит и еле дышит. У вас никогда не убивают подростков на испытаниях?
— Бывает. Но таков обычай. Он предначертан Матерью Найей и Отцом-Змеем. Мы не вправе что-либо менять. Сделай все, чтобы она выжила.
— Можешь не сомневаться.
— Но в следующий раз, прежде чем кричать на воинов, лучше спроси меня.
— Угу. Непременно. — Хаста поднял глаза на собеседницу. — Скажи, зачем ты назвала меня своим нареченным?
— Я все обдумала и решила, что ты достоин быть моим мужем. Что тут непонятного?
"Значит, не показалось", — тоскливо подумал жрец.
* * *
Со двора крепости доносились поднадоевший уже звон читры и протяжное пение, которому могли позавидовать окрестные волки. Хаста зевнул — время шло к утру. Жрец глядел на лицо лежавшей на лавке Яндхи — распухшее, покрытое множеством царапин и порезов. От ее утонченной красоты и следа не осталось. Конечно, раны заживут, но шрамы останутся надолго, если не навсегда…
Вода в котле уже покрылась мелкими пузырьками — значит совсем скоро можно будет заливать травы. У накхов, к счастью, нашлось все необходимое для изготовления целебного отвара. Хаста принялся растирать в плошке высушенные листья терпкой холоднянки и незамысловатой, но очень полезной бабьей травки. За его спиной приоткрылась дверь. На пороге появилась Марга.
— Как она? — мельком поглядев на израненную девушку, спросила сестра Ширама.
— Сейчас уснула. Переломов нет.
— Конечно нет. Ее же не пытались искалечить!
— Что ж, надеюсь, ее это порадует.
Марга удивленно взглянула на него:
— Ты мудр, но порой несешь сущую ерунду! Яндха прекрасно знала, на что идет. Мы могли подождать, пока она убьет первого врага. Ей оказали высокую честь, допустив к испытанию.
— Погоди… — Хаста осторожно снял котелок с огня и поставил на камень возле очага. — Этот отвар очистит раны, убьет заразу и поможет ей быстрее встать на ноги. — Он взял ковшик, зачерпнул воды и залил растертую смесь трав кипятком. — Пусть настоится, чуть остынет, тогда можно омывать.
— Я гляжу на тебя и удивляюсь. Так много знаешь и умеешь — но порой не понимаешь самых простых вещей…
— Так и есть, — согласился Хаста. — И я не хочу, чтобы эти вещи стали мне близки и понятны.
— Опять несешь чушь! Ладно, ни к чему ссориться, — примирительно продолжала накхини, садясь рядом на лавку. — Я пришла посоветоваться, что нам следует делать дальше. Я говорила с накхами. Они готовы хоть завтра покинуть крепость и отправиться домой, в Накхаран.
— Они полагают, что дойдут?
— Ха! Если уж мы добрались сюда вчетвером, то четыре десятка воинов смогут пройти через всю Аратту, как стрела сквозь платок. Смысла удерживать эту тайную крепостицу нет. Но выступать надо будет как можно быстрее — вот-вот ляжет снег. Если не успеем до сильных морозов, придется тут зимовать. И Данхар наверняка скоро вернется с подмогой…
— Мы прошли сюда через полстраны, чтобы найти царевича, — заметил Хаста. — Разве мы нашли его? Если ты решила вести накхов домой — твоя воля. Я продолжу поиски.
— Да я вовсе не собираюсь вести накхов домой! Завтра прикажу им начинать искать Аюра. Но все же хорошо бы объяснить родовым старшинам, что и для чего я делаю.
Хаста кивнул, помешивая остро пахнущий отвар.
— Данхар вернется… А что, если мы разделимся и направимся в разные стороны? Хватит ли у твоего родича войска, чтобы отыскать все следы? Думаю, он будет сбит с толку, а в условном месте мы вновь соберемся и двинемся дальше. Я полагаю, в Белазору. Это последнее место, где точно видели Аюра…
— Нет, — качнула головой Марга. — Аюр не там.
Хаста удивленно взглянул на нее:
— Ты что-то узнала?
— Думаю, да. Прошлой ночью в яме Мать Найя послала мне видение. Аюр стоял на вершине скалы, и я могла разглядеть каждую его ресницу.
— Гм… А скалу, на которой он стоял, ты разглядела?
— Да. Приметная скала. Она торчала из густого леса, будто разрубленная на две части, а на ее вершине пылала золотая рука…
Хаста недоверчиво слушал накхини. Вот уж от кого он не ожидал пророческих видений, так это от нее! Но странное дело — описанное ею место в самом деле существовало…
— Скала над лесом, с расколотой вершиной? — повторил он. — Это место зовут Замаровой падью. Когда я был маленький, меня пугали, что под той скалой стоит изба самой Калмы. Ее отец, огнедышащий змей Замара, летает над бьярскими землями. Увидев неслухов, без дозволения бабушки убежавших в лес по ягоды, он хватает их, уносит в свое логовище и съедает…
Марга оскалилась:
— Что ж, это место мне уже нравится! Знаешь туда путь?
— Я не был там. Но думаю, смогу его найти.
— Что ж, отлично. Пойду скажу парням, да уже пора и спать — солнце вот-вот взойдет…
Накхини встала, шагнула было к двери, но остановилась.
— Послушай, Хаста, — проговорила она, ласково взяв его за руку. — Когда нынче я объявила, что согласна видеть тебя своим мужем…
Он тайком вздохнул, что не укрылось от девушки.
— Ну вот опять! Ты как будто совсем не рад! Скажи, мне ведь почудилось? Ты, верно, просто устал?
— О Исварха… Любой мужчина был бы счастлив назвать тебя женой.
— Конечно, — без тени сомнения кивнула она. — Если бы ты знал, сколько почетных предложений замужества я отвергла!
— Тем более! А я — чужеземец, вдобавок жрец, не воин. Я никого не убивал и, скажу прямо, не собираюсь делать этого и впредь… Я недостоин тебя. Право же, это плохой выбор для такой знатной накхини. Ты и сама скоро так будешь думать, когда пройдет эта твоя прихоть…
Девушка пристально глядела на него, мрачнея на глазах.
— Мать Найя, мне не показалось! Ты в самом деле не хочешь… Как удивительно! Но почему? Я тебе не нравлюсь?
— Я бы солгал, если бы так сказал.
Сестра Ширама зарумянилась:
— Вот и мне казалось, я тебе по душе. Так в чем же дело? Только в том, что ты жрец?
— Нет. Дело вовсе не в этом.
Марга молча ждала, глядя на него пылающим взглядом.
— Ты, наверно, заметила, что я не провожу все время в отведенном мне храме, как большинство жрецов Исвархи? — медленно заговорил Хаста, подбирая слова. — И вообще редко провожу два дня под одной крышей? Марга, я живу так всю жизнь, сколько себя помню. У меня нет ни родины, ни племени, и я не нуждаюсь в них. Мой дом — вся Аратта, моя семья — я сам. Святейший Тулум никогда меня ни к чему не принуждал, и поэтому я служу ему — по своей воле. Ты решила взять меня в мужья — мне сложно этому препятствовать. Но боюсь, ничего доброго из этого не выйдет…
— Ясно, — резко ответила она. — Тогда забудь мои слова. Я не стану тебя принуждать.
Хаста искоса поглядел на нее.
— Не веришь? И зря! На что мне мужчина, которого нужно тащить в постель силком? Делай что хочешь!
Марга фыркнула, отпустила его руку и повернулась к двери. Хаста хотел было поблагодарить ее за понимание, но, сам того не ожидая, взял за запястье и притянул к себе. И через миг они уже сжимали друг друга в объятиях, как влюбленные после долгой разлуки.
