Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Важно точно представлять себе расстановку сил, сложившуюся на момент смерти Тутмоса II. С одной стороны, на власть претендовал царевич Тутмос, сын женщины нецарского происхождения, которому тогда было не более 16 или 17 лет. Несмотря на все это, Тутмос II при поддержке жрецов Амона избрал его своим преемником. Юноша, судя по всему, крайне трепетно относился к своему отцу и, чтя его память, соответственно недолюбливал Хатшепсут, пытавшуюся пренебречь им.
С другой стороны, на трон стремилась сесть сама царица, дочь Тутмоса I, заявившая, что ее отец хотел, чтобы именно она заняла его место, которой тогда исполнилось около 35 лет. Ее уже не устраивало положение вдовствующей царицы – она жаждала стать фараоном. Ее поддерживали некоторые вельможи, всегда стремившиеся помогать ей в ее попытках низвести Тутмоса II до роли второстепенного персонажа и теперь желавшие назвать ее своей владычицей. Она чтила память своего отца Тутмоса I, но не Тутмоса II и была настроена враждебно по отношению к Тутмосу III, которого ее супруг провозгласил своим преемником. Она родила двух дочерей, младшая из которых была еще совсем маленькой, а старшей, царевне Нефруре, было около 19 лет. При этом Хатшепсут твердо решила не позволить царевичу Тутмосу жениться на Нефруре. Если бы это произошло, никто бы больше не сомневался в его праве занимать трон, а сама царица была бы вынуждена отойти от дел. Однако ни она, ни ее сторонники не обладали силами, достаточными для того, чтобы помешать коронации царевича Тутмоса.
Архитектор Инени, биография которого была процитирована выше, приводит косвенный намек на то, каким образом ситуация развивалась в дальнейшем. Рассказав, как к власти после смерти Тутмоса I пришел Тутмос II, он продолжает:
«Я наполнял сердце царя, где бы он ни находился, и велико было сделанное им для меня, больше, чем для предков. Я достиг старости достойных, будучи в милости у царя постоянно. Я питался от царского стола, (получая) хлеб из приношений уст (?) царя, пиво, мясо, жир, овощи, различные фрукты, мед, печение, вино, оливковое масло. Мои потребности удовлетворялись во здравие и в жизнь, согласно тому, как распорядился сам царь из любви ко мне. Он взошел на небо, соединился с богами. Сын его стал на его место, как царь обеих земель; он воцарился на престоле своего родителя, а сестра его, супруга бога, Хатшепсут была правительницей. Обе земли были под ее водительством и работал для нее Египет, склонив голову. (Она) семя – бога, вышедшее пред ним, передний канат Юга, якорь южных областей, превосходный задний канат Севера, владычица повелений, мысли которой превосходны, слова которой удовлетворяют оба берега. Ее величество благоволила ко мне, она любила меня, она знала мои достоинства во дворце, она наделила меня имуществом, она возвеличила меня, она наполнила мое жилище серебром, золотом, всякими прекрасными тканями из царского дома. Нечего и говорить – я возрос (?) превыше всего.
Я говорю вам, люди: «слушайте!» Делайте хорошее, что я делал, поступайте подобно мне. Я провел время жизни в мире, не испытав беды; лета мои (прошли) в радости… Я был первым из первых, не испытал ущерба, был изряден для сердца своего господина, чужд нерадения. Я слушал то, что говорил начальник, не был строптив по отношению к вельможам, находящимся во дворце».
Изучив этот текст, мы понимаем, что, хотя царевич Тутмос воссел на престол, основная власть была сосредоточена в руках царицы Хатшепсут, которую, однако, не считали царем и не наделяли царскими титулами, а продолжали называть божественной супругой, другими словами – супругой и вдовой покойного царя.
Заняв трон, новый царь принял следующие имена, которые, как он утверждал впоследствии, для него избрал сам Амон-Ра (Breasted, Records, II, § 143). Его «хоровым» именем стало Канахт-Хаемуас, «Могучий бык, восходящий (или коронованный) в Фивах» (последнее слово «Уас» иногда заменялось на «маат», «истина»). Другими его «хоровыми» именами были: Канахт-Хаеммаат, «Могучий бык, радующийся в истине»; Канахт-Мерира, «Могучий бык, возлюбленный богом солнца»; Хеджка-Мерира, «Белая корона, возвышенная и возлюбленная богом солнца». В качестве имени небти чаще всего употреблялось Уахнесу-Меремпет, «Продолжающийся в царствовании, подобно богу солнца на небе». Однако за этим титулом следовали и другие имена: Сехемаат-Меритауи, «Заставляющий истину сиять, возлюбленный Обеими Землями», и Аашефет-Эмтаунебу, «Великий силой во всех странах». Его «золотыми хоровыми» именами были: Сехемпехети-Джесерхау, «Могучий силой, величественный восхождениями», и Аахепеш-Хупеджтиупе-сидж, «Великий отвагой, убивающий Девять Луков». Его тронным именем стало Менхеперра, «Устанавливающий существование (или становление) бога солнца». В клинописных текстах это имя превратилось в Манхебириу, а Манефон сократил его до «Мефре(с)», или «Мисафри(с)»: «ме» (или «ми») – все, что осталось от слова «мен», а «сафри» – это искаженное «хепер». К его личному имени «Тутмос», стоявшему после титула «сын Ра», добавлялись такие эпитеты, как Неферхеперу, «Прекрасный творений»; Неферхау, «Прекрасный восхождений»; Хикмаат, «Правитель истины»; Хикуас, «Правитель Фив»; Хикиуну, «Правитель Иуну», и т. д.
На протяжении первых восьми лет после коронации юному царю удавалось противостоять Хатшепсут. В текстах, составленных в этот период, она не названа правителем, хотя, судя по ним, вполне понятно, что власть в основном была сосредоточена в ее руках. Например, в Нубии, в Семне, найдена надпись (Lepsius, Denkmaler, III, 47), датированная «годом вторым, седьмым днем второго месяца третьего сезона», то есть 20 мая 1492 г. до н. э. Тогда прошло уже чуть более 13 месяцев с момента восшествия Тутмоса III на престол. В ней приведена его полная титулатура и сказано, что он приказал построить храм и восстановить подношения богам, установленные Сенусертом III, царем XII династии. При этом царица Хатшепсут в тексте не упоминается. Тутмос III сообщает, что здесь, в Семне, на месте храма, сложенного из белого камня и посвященного покровителю Нубии Дедуну и духу его основателя Сенусерта III, он построил другой, из кирпича-сырца.
Он утверждает, что должен быть увековечен установленный этим фараоном праздник «Поражение племен», который отмечался на 21-й день четвертого месяца второго сезона. Как мы помним, в 1983 г. до н. э., когда был учрежден праздник, этот день совпал с 29 июня, а также с торжеством в честь восхода Сириуса. Но теперь, примерно через 500 лет, он пришелся на 3 апреля. Затем Тутмос III пишет о другом празднестве, которое следовало проводить в «первом (месяце?) третьего сезона». Очевидно, речь шла о торжестве в честь годовщины восшествия царя на престол. Кроме того, он упоминает третий праздник, известный как «Связывание варваров» и учрежденный Сенусертом III в честь его супруги Мерсегер, но дата его проведения не упоминается.
В Турине хранится папирус (№ 1), в котором писец по имени Усерамон сообщает о том, что он служил царям на протяжении 30 лет. Документ датирован пятым годом правления Тутмоса III. При этом Хатшепсут в нем также не упоминается. Следовательно, и через пять лет после того, как Тутмос занял трон, она не считалась правительницей страны. Изучив следующий текст, мы можем предположить, когда царица взяла власть в свои руки. Он вырезан на основании в настоящее время утерянной статуи верховного жреца Осириса, которого звали Небуауи (Recueil, XIX, 97; Zeitschrift, XXXVI, 71), ив нем сказано следующее: «(Эта статуя) была подарена в знак благосклонности царя Менхеперры (Тутмоса III), живущего вечно, верховному жрецу
Осириса, Небуауи, который говорит: «Я был слугой, полезным своему господину, усердно следовавшему по пути того, кто поддерживал его. Я занимал первую должность в храме моего отца Осириса (в Абидосе) и был сделан главным… в храме. Мне пришел царский приказ, согласно которому каждый день (я должен)… Это (происходило) вплоть до третьего года (царствования). Мой господин, царь Менхеперра, поблагодарил меня за это (то есть за мою службу). (Затем) я был назначен верховным жрецом моего отца Осириса, и каждая служба этого храма была помещена под власть слуги царя (то есть Небуауи). В другой раз мне было приказано нести в процессии (доcл.: заставить появиться) (статую) его отца Харендота в храме бога Мина, владыки Хенети-Мену (современного Ахмима, Панополя греков, располагавшегося примерно в 20 милях к северу от Абидоса), на всех его празднествах в Хенети-Мену, я был там в качестве главы жрецов и всех служивших в храме. Это было (в период) вплоть до шестого года… Величество моего господина снова поблагодарил меня. (Затем) я был назначен главным в (храме) его отца (то есть предка) царя Небпехетиры (Яхмоса), и его сокровищницы были на моих печатях (то есть под моим контролем). Я выступил в этой должности (то есть занимал ее) успешно и благополучно (на протяжении периода) вплоть до девятого года. (Затем) я руководил работой над священной ладьей (Осириса) и (на протяжении этого времени) я подавлял того, кто выступал против ее величества».
Неожиданное появление в тексте местоимения женского рода «ее» могло быть связано с ошибкой современного переписчика (Breasted, Records, II, § 183, note b), а упоминание о подавлении повстанцев – с мистериями, проводившимися в Абидосе. Но более вероятно, что местоимение женского рода в тексте употреблено намеренно и речь в данном случае идет о царице Хатшепсут. Если это действительно так, то мы должны сделать вывод, согласно которому именно тогда она сумела добиться власти и отодвинуть Тутмоса III и его сторонников на второй план.
Девятый год правления Тутмоса III начался в день нового года, 9 августа 1485 г. до н. э. Через некоторое время после этого царица Хатшепсут стала полноправной правительницей страны, сохраняя в своих руках власть вплоть до своей смерти в 1472 г. до н. э. Все это время Тутмос III вынужден был находиться в тени мачехи. Я полагаю, что между ними произошла серьезная ссора, хотя в источниках о ней ничего не сказано. В конце концов им удалось достичь компромисса, проявившегося в совместном правлении. Подобные прецеденты, когда трон занимали сразу два царя, характерны для времени царствования XII династии и других периодов истории Египта; не было новшеством и то, что руководство государством взяла на себя царица. Таким образом, судя по всему, ничто не мешало сторонам прийти к взаимному согласию, не развязав при этом гражданскую войну. Однако компромисс привел к тому, что, как говорилось выше, несчастный Тутмос III был отстранен от власти более чем на 13 лет. Вспомнив, что этот период длился примерно с 25-го или 26-го по 38—39-й год его жизни и что затем, заняв трон, он стал одним из величайших правителей Египта, мы, несомненно, придем к следующему выводу: Тутмос III был озлобленным человеком, трагической фигурой; на протяжении долгих лет, о которых сейчас пойдет речь, ему приходилось скрываться в тени царицы, наслаждавшейся всей полнотой власти.
Хатшепсут, которой тогда исполнилось 45 лет, теперь стала обладательницей полной царской титулатуры. Ее «хоровым» именем было Усеркау, «Могучая духами»; именами небти – Уджетренепету, «Процветающая годами», и Джет-таунебу, «Связывающая все земли»; «золотыми хоровыми» именами – Нечеретхау, «Божественная восхождениями», и Сенхибу, «Оживляющая сердца»; тронным – Мааткара, «Истина духа бога солнца», а личным, следовавшим за титулом «дочь бога солнца», – Хатшепсут вкупе с именем Аменменес, точное значение которого неизвестно, хотя слово «менее» можно перевести как божественный эликсир или напиток жизни. Именно оно породило греческое имя Амессе(с), или Амесси(с), упомянутое в списках Манефона. Египтологи, как правило, читали слово «менее» как «хенем», но оно писалось по-другому – с алфавитным знаком «м» (изображением совы) на конце, который в имени царицы отсутствует.
Говоря об имени Хатшепсут, следует отметить, что первый его слог звучит как «Хат», или «Хет», а второй некоторые египтологи читают как «шопситу» или «шопсуит». При этом ранее он читался как «асу», в результате чего царицу называли Хатасу.
Читатель должен отчетливо понимать, что, если моя интерпретация событий верна, царицу Хатшепсут не звали Мааткара и не считали фараоном вплоть до девятого года правления Тутмоса III. До того времени она была просто «божественной супругой Хатшепсут». Однако данной точки зрения почти никто, кроме меня, не придерживается.
Чтобы доказать свое право занимать престол, Хатшепсут сочинила легенду о том, что на самом деле ее отцом является бог Амон. Позднее царица приказала записать ее на стенах заупокойного храма в Дейр-эль-Бахри, сопроводив текст соответствующими изображениями. На первом из них представлен совет богов, возглавляемый Амоном, на котором выносится решение о создании Хатшепсут. Во время этого собрания бог Тот напоминает Амону о существовании прекрасной Яхмос, супруги царевича Тутмоса, которому впоследствии предстоит стать Тутмосом I, и предлагает ему, воспользовавшись отсутствием мужа дамы и приняв его облик, проникнуть в ее покои. Амон превратился в Тутмоса I, и «обнаружил он ее в отдохновении ее, в покоях (букв.: в красотах) дворца. Проснулась она от благовония бога, рассмеялась она перед величеством его. Тогда подошел он к ней тотчас, ощутил он желание к ней, обратил он сердце свое к ней. Дал он, чтобы узрела она его в образе его бога, после того как вошел он к ней. Радостна она, когда видит красоту его; любовь его, проникает она тело ее, наполненное благовонием бога, ароматом (тела) его всяким в качестве [запаха] Пунта…великая… любовью (и) очарованием. Делал величество бога этого с нею все, что желал он. Сделала она, что ликовал он из-за этого. Облобызала она его… Произнесение слов, воистину, царской женой (и) царской матерью Яхмес перед величеством бога этого великолепного, Амона, владыки престолов Обеих Земель: «Господин мой, сколь велика сила твоя! Великолепно это – узреть тело твое. Соединил ты величество мое с благодатью твоей. Влага твоя – в члене моем каждом». После этого делал величество бога этого все, что желал он, вместе с нею.
Произнесение слов Амоном, владыкой престолов Обеих Земель, перед ней: «Хнумит-Амон Хатшепсут, воистину, – имя дочери это, которое дал я [ей] во чреве твоем, изречение это слов, вышедшее из уст твоих. Будет она исполнять обязанность эту благодетельную в земле этой до пределов ее. Сила моя – у нее, мощь моя – у нее, почести (воздаваемые) мне (букв.: мои) – у нее, венец мой – у нее. Будет царствовать, будет править она в Обеих Землях, будет предводительствовать она живущими всеми… вплоть до (пределов) круга неба… к… владыка сияния (?)… из-за нее в (пределах) круга (неба). Соединил я для нее Обе Земли в именах ее всех на престоле Хора живущих. Буду я защищать достаток ее каждый день вместе с богом, находящимся во времени его (7)».
Затем Амон обратился к помощи Хнума, попросив его создать прекрасного ребенка. Когда приблизилось время родов, боги снова собрались, и богини-повитухи помогли девочке появиться на свет. Когда она родилась, богиня Хат-хор отдала ее Амону, который благословил ее и показал другим богам, сказав: «Вот моя дочь Хатшепсут, возлюбите ее». После этого «ее величество выросла, и взгляд на нее был прекраснее чего-либо… Она стала прекрасной девушкой, цветущей (подобно) богине Уаджет в ее время».
Можно предположить, что вряд ли Хатшепсут осмелилась бы распространять эту историю, пока была жива ее мать, царица Яхмос Хент-Темеху, так как это могло бы обидеть пожилую даму и оскорбить память ее супруга, царя Тутмоса I, даже несмотря на то, что воображаемым любовником царицы был сам бог Амон. С уверенностью можно утверждать: когда была составлена легенда, вдовствующей царицы уже не было в живых. Изучив мумию царицы Яхмос, хранящуюся в Каирском музее под № 61061, профессор Эллиот Смит (Cat. Cairo Mus. Royal Mummies, p. 19) пришел к выводу о том, что на момент смерти она была пожилой женщиной, которой исполнилось около 70 лет. Однако она появилась на свет около 1553 г. до н. э., в конце правления царя Яхмоса. Следовательно, Хатшепсут в 1528 г. до н. э. она родила в возрасте 25 лет. В таком случае в 1486 г. до н. э., на восьмом году царствования Тутмоса III, ей должно было исполниться 67–68 лет. Таким образом, умерла она до наступления памятного девятого года его правления, когда Хатшепсут провозгласила себя правительницей страны, а ее соправитель Тутмос III был вынужден отойти на второй план.
Правильность этого предположения подтверждается надписью на маленьком сосуде (Mariette, Monuments divers, 48), хранящемся в Каирском музее и, очевидно, являвшемся погребальным даром, преподнесенным царицей матери. В тексте сказано: «Божественная супруга и великая жена царя, Хатшепсут, сделала это для своей матери, великой супруги царя, Яхмос, покойной». Можно предположить, что царица Яхмос умерла, когда ее дочь Хатшепсут считалась только вдовой Тутмоса II и еще не стала полновластной правительницей, то есть до девятого года царствования Тутмоса III. Кроме того, Хатшепсут, наоборот, до этого времени еще не упела взять власть в свои руки, так как, когда умерла ее мать, она носила титул «божественной супруги». Это событие, судя по мумии Яхмос, а также предположительной дате ее появления на свет и возрасту, в котором она родила Хатшепсут, вряд ли могло произойти до 1486 г. до н. э.
На бинтах этой мумии, № 61061, написано: «Дочь царя, сестра царя и супруга царя, Хент-Темеху». Вспомним, что царица Яхмос Хент-Темеху была дочерью царя Яхмоса, а также сестрой и женой царя Тутмоса I. Она была красивой пожилой дамой, рост которой составлял около пяти футов, с широким овальным лицом и низким лбом. Ее волосы, которые к старости стали довольно редкими, были выкрашены в рыжий цвет, возможно при помощи хны, и переплетены с черными накладными прядями. В результате получилось странное, но довольно красивое сочетание двух цветов. Следует упомянуть, что в конце жизни царица, очевидно, страдала от зубной боли, так как один из ее зубов почти полностью сгнил, а у корня другого видны следы гнойника.
Необходимо помнить, что ее имя, Хент-Темеху, можно перевести как «Владычица ливийцев» и что она была дочерью дамы по имени Инхапи, которая вполне могла быть ливийской царевной. Вероятно, ливийские женщины традиционно одевались так же, как мужчины. Интересно отметить, что царица Хатшепсут предпочитала носить мужское платье. Данный факт вполне можно объяснить ее ливийским происхождением. Также примечательно, что царица уподобляется богине Уаджет, покровительнице Буто, изначально являвшегося ливийским центром, откуда египтяне позаимствовали венец с изображением кобры. В продолжении рассказа о ее чудесном рождении сказано, что, будучи ребенком, она посещала Нижний Египет, где, вероятно, выросла, возможно, в расположенных в Западной дельте владениях, унаследованных ее матерью от Инхапи. Данных, подтверждающих это предположение, конечно, слишком мало для того, чтобы делать какие-либо определенные выводы, но сложно избавиться от впечатления, что причину ее стремления походить на мужчину следует искать в детстве, проведенном среди ливийцев.
Распространив легенду о своем божественном происхождении, Хатшепсут заявила, что ее земной отец, царь Тутмос I, всегда хотел, чтобы именно она заняла египетский трон. По прошествии нескольких лет она приказала записать рассказ об этом на стенах храма в Дейр-эль-Бахри, сопроводив его соответствующими иллюстрациями-рельефами (Naville, Deir el Bahari, III, 60–63). Согласно этой надписи, Тутмос I послал за Хатшепсут, когда она была еще ребенком, и сказал ей: «Подойди, восхитительная, я привел (тебя) к себе, чтобы ты могла… принять свой царский сан… У тебя будет власть над Обеими Землями, ты низвергнешь мятежников, ты появишься во дворце, твой лоб будет украшен двойной короной (Верхнего и Нижнего Египта), которая может покоиться (только) на голове наследницы сокола, которую я породил – (моей) дочери Белой короны (Верхнего Египта), возлюбленной Буто (богиней Нижнего Египта). Эти короны (теперь) отданы тебе тем, кто председательствует на тронах богов. Мое величество повелел, чтобы к нему были призваны военачальники царя, вельможи, друзья царя, чиновники дворца и предводители людей, чтобы они могли засвидетельствовать свое почтение (тебе) и могли поместить величество дочери этого царя-сокола перед ним в его дворце». Затем Хатшепсут сообщает нам о том, что «в зале для аудиенций сидел сам царь… Пока все эти люди простирались ниц во дворце, и его величество обратился к ним: «Это моя дочь Аменменес-Хатшепсут. Я назначил ее… она будет моей преемницей на моем троне; она, несомненно, та, кто воссядет на мой прославленный трон; она будет приказывать (все) вещи людям в каждой службе дворца; она – та, кто поведет вас; она издаст свой приказ, и вы объединитесь (выполняя) ее повеление. Тот, кто станет оказывать ей почтение, будет жить; тот, кто будет говорить зло, не считаясь с ее величеством, умрет. Любой, кто произнесет имя ее величества, немедленно войдет в царскую резиденцию, как (сейчас) делается (властью) имени этого царя-сокола (то есть меня)…» (Затем) люди услышали этот приказ… и они целовали землю у его ног, когда слово царя упало среди них, и они поблагодарили всех богов за царя Аахеперкару (Тутмоса I), живущего вечно. Они вышли вперед, их уста в радости, и огласили это объявление (которое он сделал) им. Все люди из всех служб дворца слышали его и пришли, их уста в радости, и провозгласили его далеко и широко. Служба говорила его службе от его (царя) имени; солдат выкрикивал его солдату. Они прыгали и танцевали от двойной радости своих сердец. Они провозглашали и провозглашали имя ее величества как (их) будущего правителя, даже когда ее величество была ребенком… Все люди были объединены из-за избрания этой его дочери в качестве их правителя, и, пока ее величество была ребенком, сердце его величества склонялось к ней очень сильно».
Все это вполне могло случиться на самом деле, но в связи с тем, что перед нами рассказ о событиях, которые происходили примерно за 35 лет до составления текста, у царицы было достаточно времени для того, чтобы незаметно «отредактировать» его. У нас есть все основания полагать, что Тутмос I просто пожелал, чтобы дочь стала его преемницей. Несомненно, не было и речи о том, чтобы сделать Хатшепсут его соправительницей, хотя многие придерживались именно этой точки зрения. Он прямо говорит о том, что она будет его наследницей, используя при этом слово, которое имело только одно значение. Хатшепсут далее сообщает, что позднее ее отец «признал благоприятность ее вступления в день Нового года» (Breasted, Records, II, § 239, 240), и утверждала, что в тот день боги признали ее. Следует вспомнить, что Тутмос I, вероятно, скончался в день Нового года. Хатшепсут, возможно, посчитала, что это событие является проявлением божественной воли: получалось, будто он намеренно передал ей свою корону в начале года, а Тутмос II, на самом деле занявший тогда престол, присвоил себе право, принадлежавшее ей. Таким образом, его сын Тутмос III, которого она считала всего лишь юным «коллегой» по царствованию, не был законным правителем и получил возможность делить с царицей трон только благодаря ее снисхождению.
Этот рассказ, придав ему несколько иную форму, она повторила в Карнакском храме, в надписи, вырезанной на пилоне (Lepsius, Denkmaler, III, 18; Breasted, Records, II, § 243). В ней Тутмос I обращается к Амону со следующими словами: «Я прихожу к тебе, владыка богов, я целую землю перед тобой за то, что ты поместил Черную землю (то есть поля) и Красную землю (то есть пустыню) под власть моей дочери… как ты (прежде) поместил ее под мое величество… Сердце моего величества радо из-за нее… Сделай ее процветающей в качестве правителя».
Очевидно, царица, несмотря на свое стремление к тому, чтобы к ней относились как к фараону, не носила мужское платье. Но, как бы то ни было, она, несомненно, приказывала, чтобы ее изображали в нем на памятниках. В итоге нет никакой разницы между ее изображениями и изображениями правителей-мужчин. Более того, ее начали называть «царем», а не «царицей», и в надписях возникла путаница в родах – в одном и том же предложении могли появиться местоимения «она» и «он», «ее» и «его». Сложно утверждать, что данный факт является подтверждением мужеподобия Хатшепсут. Более вероятно, по моему мнению, то, что царица пыталась играть роль мужчины и во время торжественных событий появлялась в мужской одежде. Возможно, к ней добавлялась легкая накидка, похожая на ту, в которой она изображена на стеле, найденной на Синае.
Необходимо вспомнить, что на 16-м году царствования Тутмоса II в Карнак были привезены два огромных обелиска, предназначавшиеся для празднования юбилея Хатшепсут, торжества, совпавшего с провалом ее первой попытки сделаться единоличной правительницей страны. Тогда эти обелиски не были покрыты текстами, потому что слишком многие, очевидно, были настроены против ее претензий на празднование юбилея. Но теперь, 13 лет спустя, у Хатшепсут появилась возможность завершить начатую работу. Она приказала покрыть все четыре грани этих памятников текстами, в которых указаны ее титулы и сказано, что они были установлены в честь ее первого юбилея, а также в честь ее отца Тутмоса I и бога Амона (Lepsius, Denkmaler, III, 22^ 24). На основании одного из обелисков царица приказала вырезать интересную надпись, начинающуюся с панегирика в ее честь, а затем продолжающуюся словами о том, что эти два памятника были сделаны из лучшего гранита юга, а их верхушки, которые видно с обоих берегов Нила, когда они блестят в лучах восходящего солнца, – из Электра. Она сообщает, что не могла уснуть ночью, думая об этом храме Амона, ибо поняла, что Карнак – дом бога, место, к которому он сердечно привязан, сияющее от его красоты. Сидя однажды во дворце, она вспомнила, что именно Амон создал ее и что она изготовила для него эти обелиски. «Люди, – продолжает она, – которые увидят (эти) мои памятники в будущем, вы, кто будет говорить о том, что я сделала, берегитесь, чтобы не сказать: «Я не знаю, я не знаю, почему это было сделано»… будто это была (обычная) вещь, которая произошла, ибо я клянусь, как бог солнца любит меня, как мой отец Амон поддерживает меня, как мои ноздри наполнены умиротворяющей жизнью, как я ношу Белую корону (Верхнего Египта), как я появляюсь в Красной короне (Нижнего Египта), как боги Хор и Сет объединили во мне свои две части (Египта), как я правлю этой землей, подобно (Хору) сыну Исиды, как я становлюсь могучей, подобно (Осирису) сыну небес, как бог солнца заходит в ладье вечером, как он поднимается в ладье утром, как он соединяет (Исиду и Нефтиду), его двух матерей в священной ладье, как существуют небеса, как то, что сделал бог солнца, продолжается, как я принадлежу вечности, подобно неистребимым звездам, как я сойду в холмы запада, подобно Атуму (садящемуся солнцу), (я клянусь, что) эти два великих обелиска, которые мое величество украсил электром, принадлежат моему отцу Амону, чтобы мое имя могло сохраниться, существуя в его храме вечно вековечно. (Я клянусь, что) они (сделаны) из единого блока прочного гранита без шва и стыка, что мое величество приказал (начать) работу над ними (которая длилась) с года 15-го, первого дня второго месяца второго сезона, до года 16-го, последнего дня четвертого месяца третьего сезона и что работа в (самих) каменоломнях заняла семь месяцев».
Эта суровая клятва, записанная царицей, несомненно, не была бы нужна, если бы ей нужно было сказать только о том, что обелиски были вытесаны из единых блоков камня и работа по их изготовлению заняла семь месяцев. Согласно расчетам (Engelbach, Problem of the Obelisks, 48), их извлечение из каменоломни могло быть с легкостью завершено в этот срок. Клятва была нужна, чтобы доказать, что, во-первых, обелиски были не присвоены Хатшепсут, а сделаны по ее приказу, а во-вторых, в указанное в тексте время она уже занимала положение, достаточное для того, чтобы отдавать подобные приказы и праздновать юбилей, в честь которого они должны были устанавливаться, подтверждая таким образом свое право называться преемницей Тутмоса I. Как я полагаю, мне удалось аргументировать гипотезу о том, что обелиски были установлены, когда царица еще была супругой Тутмоса II, но они не были покрыты текстами до тех пор, пока она примерно на девятом году номинального царствования Тутмоса III не стала единоличной правительницей страны.
Так как между созданием обелисков и украшением их текстами прошло около 13 лет, было необходимо поклясться, что они были изготовлены по приказу самой царицы, а не Тутмоса II. Приведенные в надписи даты стали поводом возникновения довольно интересного вопроса. Обычно последнее предложение текста читали следующим образом: «…с года 15-го, первого дня второго месяца второго сезона, до года 16-го, последнего дня четвертого месяца третьего сезона, (всего) семь месяцев работы в каменоломне». В любом календаре начало второго месяца второго сезона и конец четвертого месяца третьего сезона отделяют друг от друга ровно семь месяцев. Поэтому, согласно общепринятой гипотезе, речь в тексте идет о событиях, произошедших на протяжении одного календарного года, но эти семь месяцев относятся к разным годам правления – последним месяцам 15-го года и первым месяцам 16-го. Следовательно, получалось, что царица отсчитывала свои годы правления от какого-то момента между указанными календарными датами. Другими словами, смена годов царствования, по мнению сторонников этой версии, произошла между вторым месяцем второго сезона и четвертым месяцем третьего сезона. Но мы располагаем достаточными доказательствами того, что годы правления царей совпадали с календарными, то есть новый год царствования всегда начинался в день календарного нового года. В случае с Хатшепсут это предположение верно вдвойне, потому что ее отец скончался в день Нового года и она отсчитывала годы своего царствования именно с данного момента. Таким образом, с первого дня второго месяца второго сезона 15-го года до последнего дня четвертого месяца третьего сезона 16-го года должно было пройти 19, а не семь месяцев. В результате «семь месяцев работы в каменоломнях» – это не весь срок изготовления обелисков, а его часть, проводившаяся в самих копях. Следовательно, в течение 12 месяцев блоки перетаскивали от каменоломен к реке, переносили на огромные баржи или суда, сплавляли вниз по течению Нила в Карнак, перевозили на место установки, осуществляли трудную работу по их возведению и, наконец, отесывали камень и покрывали верхушки электром.
Царица продолжает: «Слушайте (люди)! Я предоставила для этих обелисков лучший электр, и я мерила его хекат (примерно пять литров), будто это были мешки (с зерном). Мое величество определил величину более, чем Обе Земли видели (когда-либо прежде). Пусть те, кто не знает, узнает об этом (сейчас), как те, кто обладает знанием (этого). Пусть тот, кто услышит это, не будет говорить, что это ложь – то, что я сказала, но пусть он (лучше) произнесет: «Как похоже на нее это! Она правдива пред лицом своего отца Амона»… Он приказал, чтобы я правила Черной землей и Красной землей в качестве награды за это». Это предложение является доказательством того, что Хатшепсут заняла трон после того, как были установлены обелиски. Она считала это выражением благодарности Амона за все сделанное ею для него. «У меня нет врага в любой земле. Все страны подчинены мне. Он установил мои границы в крайних точках неба, и (сам) круговорот солнца трудился для меня. Это он дал (мне) единственной с ним, ибо он знал, что я отдам это ему (обратно). Воистину я его дочь, восхваляющая его… Он создал мое царство, и Черная земля и Красная земля объединены под моими ногами. Моя южная граница – у страны Пунт; моя восточная граница – у болот Азии, и азиаты в моих владениях. Моя западная граница – у гор Ману; моя северная граница… Моя слава – среди всех бедуинов».
В том же девятом году царица Хатшепсут, ставшая единоличной правительницей, начала строительство огромного заупокойного храма, известного в настоящее время как Дейр-эль-Бахри, где после ее смерти должны были совершаться подношения и произноситься молитвы за ее дух. Согласно общепринятой точке зрения, работа по возведению этого здания началась гораздо раньше. Но, будучи всего лишь супругой и вдовой Тутмоса II, она вряд ли могла рассчитывать на подобный храм. Она не являлась полновластной правительницей вплоть до девятого года царствования Тутмоса III. Следовательно, можно предположить, что она сумела приступить к строительству комплекса только после этого. Так как в то время календарный год начинался в августе, а она, очевидно, была провозглашена «царем» в начале года, к сооружению храма, вероятно, приступили осенью.
Здесь, в Дейр-эль-Бахри, холмы Западной пустыни изгибаются, образуя широкую равнину, похожую на огромную арену или амфитеатр, к которой сзади примыкают возвышающиеся над ней холмы, а сверху простирается темносиний небесный свод. С востока она открыта. Стоя в тени обрывов, посетитель может, посмотрев в этом направлении, увидеть пустынную равнину, за ней – поля и Нил, а на другом его берегу – место, где в древности находились Фивы. Расположенные с северной стороны менее обрывистые холмы испещрены скальными гробницами вельмож XI династии, которым во время правления Хатшепсут было уже около 700 лет. С южной стороны стоит отдельный холм, известный в настоящее время как Шейх-Абд-эль-Курна и представляющий собой боковую часть арены. Там расположено множество скальных гробниц периода правления XII династии. На западе возвышались громадные утесы, образующие гигантскую стену, за которой находилась спрятанная долина, где были расположены гробницы Тутмоса I и Тутмоса II. Возможно, именно там Тутмос III уже начал сооружать свою (илл. 24, 25).
В юго-западном углу этой арены стоял пирамидальный храм представителя XI династии Небхапетры Ментухотепа, белые стены которого ярко блестели на фоне нежно-желтых холмов. Перед этим зданием располагался огромный двор с рощами из сикомора, посаженного в ямы, выдолбленные в скальной породе, образующей поверхность пустыни, и заполненные землей. Дорога, ведущая в храм, на протяжении почти целой мили простиралась на восток, к полям. Пирамидальный храм и его сад занимали только южную часть арены. Ее северная часть, за которой возвышались утесы, оставалась нетронутой. Именно там Хатшепсут решила построить свой храм, состоявший из террас, сложенных из сверкающего известняка и возвышающихся у подножия холма, на откосе. Поднявшись по наклонному пандусу, фланкированному крытыми колоннадами, посетитель попадал в святилище, вырубленное в самом утесе. К террасному храму вела широкая дорога, по обеим сторонам которой были посажены деревья. В восточной, ближайшей, части долины, за стеной из утесов, в холме была вырублена гробница царицы, от входа в которую длинная шахта, проходившая под утесами, должна была вести в погребальную камеру, расположенную в глубине скалы, прямо под храмом. Прежняя гробница, которую она строила в пустыне, теперь была заброшена.
Работой руководил выдающийся сановник Сенмут, один из важнейших сторонников Хатшепсут, которые помогли ей стать царем. За четырнадцать лет до этого он отвечал за изготовление в каменоломнях Асуана двух огромных обелисков. Тогда он служил управляющим хозяйством царевны Нефруры. Теперь он получил повышение и занимал должность управляющего обширными владениями жречества Амона и теми, что принадлежали царице. Вскоре, как мы увидим ниже, из-за своих амбиций он поднялся на головокружительную высоту, с которой в конце концов был низвергнут. Другим вельможей, имевшим отношение к строительству храма, был визирь Хапусенеб, назначение которого на пост верховного жреца Амона, возможно, стало основным шагом, сделанным Хатшепсут на пути к единоличной власти. Во всяком случае, он сообщает, что отвечал за сооружение гробницы царицы.
После того как началось строительство храма (это произошло, вероятно, осенью девятого года царствования Тутмоса III, то есть в 1485 г. до н. э.), Хатшепсут отправила экспедицию в далекую страну Пунт, возможно находившуюся на побережье Сомали, чтобы привезти в Египет ладанное дерево, которыми она славилась. Очевидно, автором этого предприятия был верховный жрец Хапусенеб, так как в источниках сказано, что его осуществление было начато по совету оракула бога Амона, который, несомненно, изъявлял волю своего верховного жреца (илл. 26, 27). Позднее описание этой экспедиции, сопровождающееся соответствующими росписями, было вырезано на стенах нового храма (Naville, Deir el-Bahari, III, pis. 69–86; Breasted, Records, II, § 246 ff.). В нем царица следующим образом говорит о предсказании оракула: «Величество двора делал подношения у подножия (алтаря) владыки богов (Амона-Ра), и приказ был услышан с великого трона, оракул самого бога, (сказавшего:) «Пути страны Пунт будут исследованы; дороги благовонных плоскогорий будут изучены. Я поведу экспедицию по воде и земле, чтобы она привезла чудесные вещи из (этой) божественной страны для этого божества (Хатшепсут) и для (меня) создателя ее красоты».
В эту далекую страну, которую египтяне считали прародиной некоторых своих предков и из-за этого нередко называли «божественной страной» или «страной бога», прежде уже предпринимались походы. Но, насколько нам известно, последняя подобная экспедиция была организована в период правления царей XII династии. Следовательно, с тех пор как ее обитатели в последний раз видели египтян, прошло около четырех или пяти столетий. Основным продуктом, вывозившимся из Пунта, была камедь или смола дерева Boswellia Thurifera или Boswellia Carteri, которую египтяне использовали в качестве благовония, а иногда и как лекарство (папирус Эберса). Основная цель экспедиции, отправленной туда Хатшепсут, заключалась в том, чтобы привезти в Египет несколько деревьев для того, чтобы их можно было посадить перед новым храмом. По крайней мере, в вырезанном по ее повелению тексте сказано: «Я возвещу вам то, что было приказано мною, [когда] я услышала от отца моего… что приказал он мне устроить ему Пунт в его доме, посадить деревья «Земли бога» по обе стороны его храма в его саду, согласно тому, как он приказал…»
Руководил отрядом главный казначей Нехеси (это имя можно перевести как «негр»). Египтяне отправились в страну Пунт на пяти больших парусных судах, которые в случае необходимости могли передвигаться при помощи весел. Так как на подробных рельефах, покрывающих стены храма, корабли, плававшие по Нилу и по морю, изображены одинаковыми и мы не располагаем сведениями о том, что экипажи пересаживались с одного судна на другое, можно предположить: египтяне сначала плыли вниз по течению Нила, затем – по каналу, пересекавшему Вади-Тумилат и впадавшему в Горькие озера, и, наконец, оказались в Красном море. В древности подобные походы обычно начинались в Гебету (Коптосе), расположенном на берегу Нила, потом продолжались броском через пустыню по славившейся своими каменоломнями Вади-Хаммамат в Дуат (Коссейр), располагавшийся на побережье Красного моря. Там египтяне строили корабли, на которых затем плыли в Пунт. Но этот канал, «предок» Суэцкого, несомненно, появился лишь через несколько столетий. Вероятно, во времена Хатшепсут он уже функционировал.
Добравшись до Суэца, расположенного на морском побережье, путешественники приносили искупительную жертву богине Хатхор, которую называли покровительницей Пунта, в надежде, что она пошлет попутный ветер. После этого небольшой флот плыл на юг, держась правым бортом как можно ближе к пустынному побережью. Можно предположить, что египтяне причаливали в Вади-Гасусе, примерно в 300 милях южнее, где можно было пополнить запасы воды, набрав ее из колодцев. Возможно, они высаживались также в Коссейре, где опять же были колодцы. Там их могли встретить вестники, прошедшие 100 миль по пустыне, отделявшей этот красноморский порт от располагавшегося на Ниле Коптоса. В Рас-Бенасе, Беренике греков, находившемся на том же уровне, что и Асуан и третий порог Нила, и в Суаки-не или рядом с ним, примерно в 900 милях от Суэца, также, вероятно, можно было достать воду. Однако маршрут, начинающийся в этой точке, мог быть опасным, так как капитану, очевидно, приходилось прокладывать путь, основываясь на древних текстах, оставленных его предшественниками, плававшими в Пунт за несколько столетий до него. Кроме того, пополнение запасов воды могло стать довольно серьезной проблемой, так как было связано с высадкой на неизвестное враждебное побережье.
Наконец корабли достигали страны Пунт, и, хотя мы не знаем, где находился порт, в котором причалили египтяне, судя по изображениям на стенах храма царицы, деревья доставляли к кромке воды, а значит, данные события происходили недалеко от устья реки, чуть выше его по течению. Возможно, имеется в виду река Олифанте, протекающая между Рас-эль-Филем и мысом Гвардафуи. Хижины местных жителей, стоявшие в тени деревьев, обладали куполообразными или похожими на улей крышами. Каждая из них была установлена на высокой платформе или подмостках, которые, в свою очередь, опирались на вкопанные в землю столбы. К низкому сводчатому дверному проему можно было попасть, поднявшись по лестнице.
Население Пунта, судя по изображениям, принадлежало по крайней мере к трем различным народам, два из которых были негроидными, а представители третьего, которых египтяне считали своими сородичами, изображены такими же, как и они. Последние носили под подбородками маленькие бородки цилиндрической формы, напоминающие те, с которыми изображали египетских богов, но при этом их лица были чисто выбриты. Они носили прически, напоминающие египетские, а единственной их одеждой были короткие набедренные повязки, также знакомые обитателям долины Нила.
В тени деревьев изображены стада скота. Ослы в Пунте, судя по рельефам, являлись вьючными животными, а белые собаки с висячими ушами охраняли жилища своих хозяев. По ветвям деревьев, на которых сидело множество птиц, карабкались обезьяны и бабуины. На изображениях также видны пантеры, гиппопотамы, жирафы и другие африканские животные. Возможно, именно из-за них жители Пунта строили свои хижины высоко над поверхностью земли.
Когда путешественники прибыли в страну Пунт, руководитель экспедиции Нехеси сошел на берег без оружия, но в сопровождении небольшого отряда солдат, вооруженных копьями, боевыми топорами, луками со стрелами и щитами. Затем с кораблей принесли дары и положили их на низкий стол. Среди них были нити бус, браслеты, кинжалы, топоры и деревянные сундуки. К египтянам подошел сам предводитель жителей Пунта, рядом с изображением которого на стене храма в Дейр-эль-Бахри помещена надпись: «Великий Пунта, Пареху». Но это слово могла значить всего лишь «представитель племени», следовательно, оно не обязательно было его именем (хотя именно так считают многие исследователи). За ним шла его жена, пожилая женщина, одетая в желтое «платье». Прежде она была настолько полной, что теперь, судя по изображению, ее кожа в некоторых местах стала свисать складками. Ее ножки и живот, изображенные египетскими художниками, кажутся преувеличенно толстыми. Рядом с ее изображением написано: «Его супруга Ити». Однако и это слово могло значить всего лишь «предводительница». Следовательно, вряд ли правы те ученые, которые считают, что оно было ее именем. За ней следуют два ее сына и дочь, которая, судя по рельефам, была такой же полной, как и мать. Позади них – трое слуг, ведущие оседланного осла, над которым египетский художник поместил следующую надпись: «Осел, который привез его (вождя) жену».
Над этой сценой, на которой изображена встреча путешественников и местных жителей, написано: «1) Прибытие царского посланника в страну бога вместе с войсками, которые поддерживали его, и его встреча с владыками Пунта; 2) Пришествие владык Пунта, выражающих почтение со склоненной головой, чтобы встретить эти войска (египетского) царя. Они восхваляют владыку богов Амона-Ра… и, моля о мире, они говорят: «Зачем вы прибыли сюда, в эту страну, которую люди (Египта) не знают? Спустились ли вы с путей неба, или вы приплыли по воде, по этому морю, принадлежащему стране бога? (Или) вы ступали по (тропе) бога солнца? Что касается царя Египта, разве нет пути к его величеству, по которому мы можем (прийти к нему и) жить дыханием, которое он дает?»
Были установлены дружественные отношения, предводитель египтян поставил свою палатку, где устроил пиршество для хозяев. В тексте сказано: «Палатка царского посланника и его войск была установлена в благовонных рощах Пунта, рядом с берегом моря, чтобы принимать владык этой страны. Там им были поданы хлеб, пиво, вино, мясо, фрукты и все, что можно найти в Египте, согласно распоряжениям, которые были даны при дворе». Владыки Пунта принесли с собой золотые кольца, бумеранги и большое количество благовонной камеди, которую так ценили египтяне.
Затем описывается погрузка на корабли различных произведенных в этой стране вещей: слоновой кости, эбенового и другого дерева, шкур пантер, золота, благовоний, обезьян и бабуинов, а также ладанных деревьев, корни которых были помещены в крепкие корзины и горшки. В подписи к этому изображению говорится: «Погрузка кораблей великой чудесами страны Пунт: всяким прекрасным благовонным деревом «Земли бога», кучами мирры, зеленеющими мирровыми деревьями, эбеновым деревом, чистой слоновой костью, необработанным золотом Азии, деревом шепсет, деревом хесит, благовонием ихмут, ладаном, мазью для глаз, павианами, обезьянами, охотничьими собаками, шкурами леопардов, людьми и их детьми. Никогда не было привезено подобного этому ни для какого царя, который был издревле».
После этого египтяне отправились домой. На изображениях мы видим нагруженные корабли: мешки с благовониями уложены на палубе, ладанные деревья стоят в горшках, обезьяны и бабуины лазают по корабельным снастям и т. д. В сопровождающем изображение тексте сказано: «Плавание (домой) и прибытие в мире. Путешествие в Фивы (было осуществлено) со счастливым сердцем войсками владыки Обеих Земель с вождями этой страны (Пунта) позади них. Они привезли такие вещи, какие не были привезены прежде ни одним царем…» Далее изображены правители ирим, или илим, и вожди немау, двух неизвестных племен, живших в Пунте, за которыми следуют их подданные. Все они стоят на коленях перед Хатшепсут и преподносят ей подарки. Изучив эту роспись, мы можем лучше оценить все разнообразие товаров и животных, привезенных в Египет. Среди них две разновидности быков; две пантеры, одна из которых, очевидно, была ручной, так как на ней надет ошейник с поводком; жирафы; бабуины и обезьяны; огромное количество шкур пантер; страусиные перья и яйца; ладанные деревья; ценная древесина (эбеновое дерево); слоновая кость; сурьма, которая использовалась в качестве косметического средства для глаз; мешки с благовониями; золото; серебро; электр; ляпис-лазурь; малахит; раковины; бумеранги и т. д.
Затем все эти предметы были подарены Хатшепсут Амону. В тексте сказано, что она лично наблюдала за взвешиванием камеди и драгоценных металлов. После этого «ее величество сама положила своими собственными руками лучшие благовония на свои конечности, (так что) ее аромат стал подобен божественному дыханию, и ее запах был смешан с (ароматом) страны Пунт. Ее тело было покрыто электром, сияя, подобно звездам на небосводе, на виду всей земли…» В ответ на это Амон обратился к ней со следующими словами: «Добро пожаловать, моя милая дочь, моя любимица… которая делает мои прекрасные памятники и очищает трон великой эннеады богов для моего жилища в качестве памятника ее любви!.. Ты умиротворяешь мое сердце постоянно! Я дал тебе всю жизнь и мир (в качестве подарка) от меня, всю устойчивость от меня, все здоровье от меня, все счастье от меня. Я дал тебе все страны и все земли, чтобы твое сердце могло радоваться там, (ибо) я давно предназначил их тебе, и вечность будет созерцать их до тех миллионов лет (твоей) полезности, которые, как я задуман, проводятся. Я дал тебе всю страну Пунт, до пределов территорий богов страны бога. Никто не ходил по благовонным рощам, и люди не знали их: о них слышали (только) из уст в уста по слухам (со времени) предков. Прекрасные вещи, привезенные оттуда твоими отцами, царями Нижнего Египта, передавались от одного другому. И со времени предков царей Верхнего Египта, которые были в прежние времена, они были (получены только) за большую плату, ни один не достиг тех рощ, кроме твоих посланников. Но я прикажу, чтобы твои войска прошли по ним, (ибо) я привел их по морю и по земле, чтобы исследовать воды недоступных каналов, и (я повелел, чтобы они) достигли благовонных рощ. Прославлена территория страны бога: это воистину мое место наслаждения. Я сделал его для себя, чтобы развлечь свое сердце… Они (твои солдаты) собрали благовония, как они хотели. Они нагрузили свои корабли до удовлетворения их сердца ладанными деревьями в цвету и каждой красивой вещью этой страны. Люди Пунта, которых люди (Египта) не знали, эти южане страны бога, я умиротворил их любовью, чтобы они могли восхвалять тебя, потому что ты божество и потому что ты известна во (всех) странах… Они (твои войска) привезли все прекрасные вещи, каждую красивую вещь страны бога, за которой твое величество посылала их: кучи благовонной камеди, и прочные деревья со свежими благовониями поставлены в зале для празднеств, чтобы быть увиденными владыкой богов. Пусть твое величество прикажет им расти (в садах?) моего храма, чтобы я мог радовать свое сердце среди них… (Таким образом), небо и земля будут наполнены благовониями, и будет благоухание в великом доме».
В нашем распоряжении имеется текст, в котором говорится о том, как царица, возможно, в конце девятого года царствования (члены экспедиции покинули Египет предыдущей осенью) принимала участие в заседании и рассказывала вельможам о достигнутых успехах. В нем говорится: «На году девятом состоялось собрание в зале для приемов, на котором появилась правительница, (увенчанная) короной-атеф, на великом троне из Электра посреди блеска ее дворца. Вельможи пришли, чтобы услышать речь, которая должна была быть сделана, обращение царицы к ее сановникам… (в котором она сказала:) «Я взошла навеки пред вашими лицами в соответствии с тем, чего желал мой отец. Воистину это было мое желание сделать так, чтобы я могла возвеличить того, кто породил меня, и чтобы в знак признания своему отцу я могла сделать для него роскошными все его подношения. То, чего мои отцы, (царские) предки, не знали, я совершаю, подобно тому, что Великая (Исида) сделала для Владыки вечности (Осириса). И я умножаю то, что было сделано прежде. Я прикажу, чтобы было сказано потомкам: «Как прекрасна та, из-за которой это произошло!» Ибо я поступила очень хорошо с ним, и глубины моего сердца были полны (мыслью о) том, что причитается ему… Мое величество повелела, (чтобы мои люди) были посланы в благовонные рощи (Пунта), чтобы исследовать их пути, чтобы выяснить их размер, чтобы открыть их дороги, согласно приказу моего отца Амона… Деревья были выкопаны в стране бога и посажены в почву (Египта)… Мое величество сказала: «Я повелю, чтобы вы знали, кто приказал мне, (ибо) я повиновалась моему отцу (и услышала) то, что он постановил, (а именно что необходимо) установить для него страну Пунт в его храме, посадить деревья страны бога рядом с его храмом, в его саду, согласно тому, что он приказал. (Теперь) это было сделано… Я сделала для него страну Пунт в его саду, точно в соответствии с тем, что он повелел мне, в Фивах. Это обширный (сад) для него, и он отправится за границу в нем…» Конец этой надписи утерян, но, вероятно, далее в ней при помощи часто встречающихся фраз говорилось о том, как радовались придворные царицы и как восхваляли ее за благие деяния.
На протяжении нескольких следующих лет было возобновлено строительство заупокойного храма Хатшепсут в Дейр-эль-Бахри, стены которого были покрыты изображениями основных событий, связанных с экспедицией в страну Пунт. Были посажены ладанные деревья. Для этого, очевидно, в скальной поверхности перед храмом выкапывались ямы, наполнявшиеся затем землей. Возможно, по его террасам были расставлены кадки с ними. Современные археологи обнаружили подобные ямы во дворе перед зданием, причем в некоторых из них были обнаружены остатки стволов деревьев. Однако в ходе ряда исследований было доказано, что там росли персей (Zeitschrift, XXXVII, 52). Перед примыкающим храмом XIX династии были посажены сикоморы. Можно представить себе это множество деревьев, которые росли в залитом солнцем пустынном амфитеатре, перед сложенными из белого камня террасами храма. Это был целый небольшой зеленый лес, тень которого, должно быть, напоминала голубые водоемы, расположенные с обеих сторон белоснежного пандуса, возвышавшегося над далекими полями.
В то же время продолжалась работа по сооружению гробницы Хатшепсут. Как уже говорилось выше, позади храма, под холмами копали длинный туннель. Вход в него находился в Долине царей, а выход – в зале, который должен был располагаться глубоко в скале, прямо под святилищем храма. Именно в нем следовало похоронить царицу, чтобы заупокойные службы для ее духа совершались прямо над ее мумией, лежащей в расположенной ниже тайной погребальной камере. Каждый день ее дух должен был подниматься через толщу скалы, чтобы приветствовать на террасах храма восход. Длина туннеля составила около 700 футов, а максимальная глубина – 300 футов. Однако он по той или иной причине отклонился направо. Возможно, рабочие, трудясь в тусклом свете ламп, перепутали направление или им пришлось повернуть из-за того, что скала оказалась непрочной.
В погребальную камеру, грубо обтесанные стены которой были облицованы известняковыми плитами, покрытыми религиозными текстами, царица поместила прекрасный саркофаг из кварцитовидного песчаника. Позднее, захваченная новой идеей, Хатшепсут поставила туда еще один саркофаг, предназначавшийся для мумии ее отца, Тутмоса I. Я уверен, что она извлекла его тело из принадлежавшей ему гробницы, располагавшейся в Долине царей, и перезахоронила его в своей. По крайней мере, в ней современные археологи обнаружили фрагменты погребального инвентаря (Davis, Tomb of Hatshopsitu, 106). По моему мнению, изначально они находились в гробнице Тутмоса I, потому что среди них была большая алебастровая чаша, на которой написано имя царицы, причем в этом тексте она названа только божественной супругой Хатшепсут. Подобный титул она носила, будучи супругой Тутмоса II, то есть тогда, когда хоронили Тутмоса I. Но позднее, когда началось сооружение ее гробницы, Хатшепсут уже отказалась от него и приняла царскую титулатуру. Кроме того, в ее гробнице был найден сосуд с написанными на нем именами Тутмоса I и супруги его отца, царицы Яхмос-Нефертари. Другой сосуд украшали имена Тутмоса I и Тутмоса II, даровавшего ее отцу. Вряд ли все они были частями погребального инвентаря, принадлежавшего царице.
Это растущее преклонение перед отцом, очевидно ставшее причиной беспрецедентного перезахоронения его тела в гробнице, принадлежавшей Хатшепсут, должно быть, сильно раздражало Тутмоса III, который мог расценивать данный шаг как еще одно оскорбление, нанесенное ему царицей. Получалось, будто его отец Тутмос II был узурпатором престола. Хатшепсут всеми силами старалась пренебрегать его памятью, подчеркивая преемственность своего правления с царствованием Тутмоса I и объединяя службы, которые после ее смерти должны будут проводиться во благо их духов. Более того, царица, решив разделить свою гробницу с отцом, пристроила к заупокойному храму в Дейр-эль-Бахри часовню, посвященную духам Тутмоса I и его матери и ее бабушки, Сенисенеб. При этом часовни Тутмоса II в храме, естественно, не было, и его имя почти не упоминалось в надписях, покрывавших стены этого здания, хотя имя Тутмоса III периодически встречалось в них.
Вероятно, Хатшепсут даже поместила на стенах храма изображения Тутмоса I и написала на них его имя, рассчитывая на то, что все поймут: между ними существует тесная духовная связь. Другими словами, она приказала, чтобы ее изображения там, где, по ее мнению, их можно убрать, были заменены изображениями ее отца. Сделать это было несложно, так как на рельефах она представала в мужском одеянии, присущем фараону, и каждое изображение сопровождалось царской титулатурой (таким образом, заменить нужно было только сами имена). Эта замена одного имени другим, мое объяснение которой кажется вполне убедительным, привела многих ученых к мысли о том, что Тутмос I дожил до того времени и сам приказал вырезать свои имена поверх принадлежавших его дочери (Breasted, History, р. 270). Однако эта теория, впервые предложенная Зете, слишком фантастична для того, чтобы рассматривать ее всерьез.
Как было сказано выше, визирем в то время являлся выдающийся сановник Хапусенеб, который, став жрецом Амона, ради царицы объединил церковь и государство. Он назначил верховным жрецом одного из своих сыновей, а другого, согласно надписи в святилище обожествленного Тутмоса I в Гебель-Сильсиле, – его хемнечером (Weigall, Guide, 367). Они, вероятно, отправляли ритуалы и читали молитвы в Дейр-эль-Бахри. Кроме того, в храме появился особый верховный жрец Амона-в-Джесер-джесеру (название Дейр-эль-Бахри). Им был некий Сену, которому, согласно тексту, хранящемуся в Лувре (Breasted, Records, II, § 679, note d), подчинялись жрецы первого, второго, третьего и четвертого рангов.
Я полагаю, что строительство храма продолжалось на протяжении нескольких лет, и прежде, чем оно завершилось, царица отпраздновала еще один юбилей. По крайней мере, на стенах нижней террасы помещены изображения, сообщающие об установке в Карнакском храме еще двух обелисков. Следует помнить, что первые два были доставлены в Карнак на 16-м году правления Тутмоса II, в 1498 г. до н. э., готовые для торжества в честь юбилея Хатшепсут, которое должно было состояться на 17-м году царствования ее супруга (1497 до н. э.), по прошествии 30 лет с момента ее рождения. Однако, очевидно, многие были недовольны ее решением праздновать юбилей, и обелиски были покрыты текстами лишь на девятом году правления Тутмоса III, когда, сумев взять власть в свои руки, царица завершила работу и вырезала на них свои царские имена и титулы. Мы точно не знаем, сколько времени должно было пройти между торжествами в честь первого, второго и последующих юбилеев, и не располагаем данными, которые помогли бы нам определить, когда именно Хатшепсут приказала изготовить новые обелиски. Но, возможно, юбилей, для празднования которого они предназначались, должен был состояться на 17-м году царствования Тутмоса 111 (1477 до н. э.), то есть через 20 лет после первого подобного торжества, ибо Тутмос III праздновал юбилеи через 10 и 20 лет после первого.
Надписи, касающиеся этих обелисков, начинаются с упоминания имен и титулов Хатшепсут. Далее сказано, что она «прославленная часть своего отца Амона-Ра, владыки неба, которая не была перемещена далеко от отца всех богов; сверкающая в блеске, подобно богу горизонта; богиня солнца, дающая свет, подобно солнцу, оживляющая сердца людей; та, которая (настолько) возвышена именем, (что) оно достигло неба…». От следующих затем фраз остались лишь несколько фрагментов, в которых сказано о «работе по строительству очень больших судов» для перевозки обелисков из каменоломен в Асуане в Карнакский храм; о сборе целой армии людей, «чтобы погрузить два обелиска в Абу (Элефантине)», и «созыве юношей со всех Обеих Земель».
На рельефах изображены сами обелиски, лежащие на кораблях, которые буксируют вниз по течению 27 барж, приводимых в движение при помощи весел. Они движутся тремя рядами, причем во главе каждого плывет лоцманское судно. На других ладьях, сопровождающих монолиты, плывут жрецы, читающие молитвы и возжигающие благовония, прося о том, чтобы это предприятие завершилось успешно. В тексте, сопровождающем это изображение, говорится о «плавании вниз по течению в радости сердца» и упоминается юбилей царицы.
Затем в надписи сказано об «успешной выгрузке в победоносных Фивах, (когда) небеса радуются и земля в празднике». На берегу, в Карнаке, солдаты в честь этого торжественного события несли ветви деревьев. Помимо них на рельефах изображен отряд лучников, возглавляемый «трубачом». Жрецы и мясники готовят жертвы, а солдаты и чиновники снуют туда-сюда. В размещенном здесь тексте говорится: «Радость царских гребцов корабл(ей) правителя. Они кричат: «Слушай приветствия! Небо в празднике, земля радуется, (ибо) Амон увеличил годы его дочери, которая сделала (эти) его памятники, (чтобы она могла сидеть) на троне сокола живущих, подобно богу солнца, вечно!» Крики новобранцев Юга и Севера, юноши Фив и юноши Хенедженне-фер (Нубии), за жизнь, процветание и здоровье правителя Верхнего и Нижнего Египта Мааткары (Хатшепсут) и правителя Верхнего и Нижнего Египта Менхеперры (Тутмоса III), чтобы их сердца могли быть довольны, подобно богу солнца, вечно». Над жертвами написано: «Подношение твоему духу, о владыка богов, чтобы ты дал здоровье Мааткаре на этом праздновании юбилея «миллионов лет».
Следует отметить, что народ выкрикивает имя не только Хатшепсут, но и Тутмоса III. Становится понятно: несмотря на то что в то время царица обладала всей полнотой власти, она должна была для проформы называть его своим соправителем. Например, на стеле, которая в настоящее время находится в Ватикане (Piehl, Recueil, II, 129), вырезано сообщение о восстановлении крепости, располагавшейся на территории фиванского некрополя. В тексте перечисляются имена и титулы Хатшепсут и говорится о том, как она осуществляла эту работу ради своей любви к Амону. Однако при этом царица позволила изобразить наверху стелы Тутмоса III, скромно стоящего позади нее. В самой же посвятительной надписи его имя даже не упоминается. Он также изображен на стенах храма в Дейр-эль-Бахри, но и там он стоит за ней.
Вероятно, Тутмосу III лишь с огромным трудом удавалось подавить гнев и ненависть, питаемые им к Хатшепсут, а также к Сенмуту, Хапусенебу и другим поддерживавшим ее вельможам. Как мы увидим ниже, позднее, когда он все-таки пришел к власти, он отомстил этим людям, полностью сокрушив их. Но царь был слишком умен и, находясь в тени своей мачехи, старался сохранять с ними мир. Возможно, тогда он постепенно становился все более популярным в армейских кругах, так как на упомянутом выше изображении, иллюстрирующем перевозку обелисков, солдаты приветствуют именно его. К тому же на Синае, в Вади-Магара (Lepsius, Denkmaler, III, 28), найдена наскальная надпись, в которой описывается прибытие туда некоего военачальника и его армии. Текст датируется 16-м годом правления Мааткары (Хатшепсут) и Менхеперра (Тутмоса III). Немаловажно, что здесь их имена упомянуты вместе.
Необходимо вспомнить, что царица родила двух дочерей, которых звали Нефрура и Хатшепсут-Меритра. Отцом обеих был покойный царь Тутмос II. Царевна Нефрура, как уже говорилось, вероятно, появилась на свет в один из дней первого года царствования Тутмоса II). Следовательно, ей было 11, когда на 15-м году правления в Асуане проводилась работа по добыче первых двух обелисков ее матери. По крайней мере, вельможа Сенмут, руководивший ею и оставивший там надпись, сообщает о том, что тогда он занимал пост главного управляющего владений царевны Нефруры. Египетские девушки вступали в брачный возраст примерно в 12 или 13 лет, и то, что у Нефруры были собственные владения, неудивительно. Но тогда ее называли просто «царевной», а значит, она к тому времени еще не успела выйти замуж. При этом она, будучи дочерью Хатшепсут и Тутмоса II, являлась наследницей трона. Как я уже писал выше, можно предположить, что после смерти Тутмоса II Хатшепсут противилась браку дочери с Тутмосом III, ибо в таком случае его право на престол стало бы бесспорным и Хатшепсут пришлось бы отказаться от своих претензий.
Имя Нефруры встречается и в текстах, украшающих стены храма в Дейр-эль-Бахри, строившегося сразу после завершения девятого года царствования Тутмоса III. Кроме того, на них присутствуют ее изображения. Однако и там она названа только «царевной». Вероятно, тогда она еще была незамужней девушкой, хотя ей уже должно было исполниться 24–26 лет. Данный факт, по моему мнению, свидетельствует о том, что Хатшепсут все еще опасалась брака Нефруры и Тутмоса III, из-за которого она могла лишиться власти. Очевидно, она запрещала этот союз, предпочитая, чтобы ее дочь оставалась старой девой, чем становилась женой Тутмоса III, дав ему таким образом шанс заявить о своих правах на престол. Однако, когда Хатшепсут укрепилась на троне, она, вероятно, перестала предаваться этим страхам, ибо стала считать, что ее положение непоколебимо. Благодаря этому царица наконец позволила многострадальному Тутмосу III жениться на ее дочери. Бракосочетание, очевидно, состоялось зимой 11-го года его правления (1483 до н. э.), то есть примерно через два года после того, как Хатшепсут сумела стать фараоном. На Синае была найдена датированная «годом 11» стела (Gardiner, Peet, Sinai), в которой упомянуты управляющий владениями богини Мут по имени Сен… (но не Сенмут) и «божественная супруга Нефрура». Судя по этому титулу, Нефрура к тому времени уже была царицей, на основании чего можно прийти к выводу: она все-таки вышла замуж за Тутмоса III.
В течение нескольких последующих лет Хатшепсут удавалось сохранять власть в своих руках, а ее соправитель Тутмос III, превозмогая ненависть, до самой ее смерти оставался в тени. Следует упомянуть, что на протяжении всего правления царицы Египет не принимал участия в войнах. Как мы увидим ниже, сразу после ее смерти Тутмос III отправил египетскую армию в Азию, где она одержала ряд впечатляющих побед. Таким образом, с одной стороны, следует вменить Хатшепсут в заслугу ее стремление к миру, а с другой, становится понятым, как был разражен Тутмос III, которому приходилось всеми силами сдерживать свое стремление к завоеваниям. Сложно сказать кого: саму Хатшепсут или небольшую группу поддерживавших ее сановников, в особенности Сенмута, – следовало благодарить египтянам за мир, богатство и процветание страны, а также мудрое и правильно организованное управление. Но создается такое впечатление, что Египтом в действительности правил именно Сенмут.
История его жизни крайне интересна. Его отца звали Рамос, а мать – Хатнефрет. В текстах не упоминаются их титулы, но у нас есть все основания полагать, что они происходили из хороших семей. Действительно, имя Рамос может свидетельствовать о принадлежности его обладателя к высокопоставленному семейству, так как при первых представителях династии жил царевич, которого звали Рамос. Сенмут сообщает, что он служил Хатшепсут со смерти Тутмоса I, и мы уже видели, что к 15-му году правления Тутмоса II он сумел дослужиться до должности управляющего владениями царевны Нефруры, а Хатшепсут доверила ему руководить работой по добыче двух ее обелисков в каменоломнях Асуана. Позднее он стал главным управляющим обширными владениями Амона и главным управляющим владениями самой царицы. Кроме того, Сенмут был начальником всех строительных работ, садов Амона, скота бога и его зернохранилищ, был руководителем жрецов Монту в Иуну-Юга (Гермонтисе, Арменте). На его статуе, найденной в храме Мут (богини-матери, супруги Амона) в Карнаке (Benson, Gourlay, Temple of Mut, 299), вырезана надпись, в которой сказано, что она была подарена царицей и должна стоять вечно в храме Мут, чтобы дух Сенмута мог получать часть подношений богини и таким образом «увеличить время своей жизни до вечности, будучи в памяти людей, которые станут жить в будущем». О Сенмуте сказано, что он «тот, кто проводил все работы правителя в Ипете (Карнаке), в Иуну-Юга (Арменте), в Джесер-джесеру (Дейр-эль-Бахри), в храме Мут в Ишеру (часть Карнака), в южном Ипете (Луксоре) и сохранял памятники владыки Обеих Земель, увеличивая и восстанавливая эти работы без глухоты (то есть невнимания) касательно всего, что было приказано при дворе… Он был верным слугой своего правителя, не было никого, кто владел бы его качествами, сильный сердцем, никогда не нерадивый касательно памятников владыки богов (Амона)». «Я был величайшим из великих во всей земле, – заявляет он, – тем, кто слышал то, что было услышано лишь на тайном совете. Я был истинным любимцем правителя, являясь тем, кого владыка восхвалял ежедневно. Я был тем, кто поступал в соответствии с истиной, не был несправедлив и был тем, чьими приказами был удовлетворен владыка Обеих Земель. Я был тем, кто входил (во дворец) в любви и выходил в благосклонности, радуя сердце его правителя каждый день… Я был главным из главных, превосходнейшим из великих, начальником всех работ в сокровищнице, руководителем каждого ремесла. Я был тем, кому сообщались дела Обеих Земель, и то, что помогало Югу и Северу, было моей заботой, труд всех стран был под моим руководством… Я был сановником, которого слушали; более того, я имел доступ ко всем архивам жрецов, и не было ничего, что я не знал бы из (того), что случилось с начала (истории)… Я был господином всех людей, главой всей земли… чтимым великим богом».
Перечисляя оказанные ему почести и свои добродетели, Сенмут руководствовался египетским обычаем, согласно которому человек должен был впечатлить потомков своим величием, чтобы они не забывали молиться о благополучии его души. В надписи он напоминает читателю, что подобные молитвы – это «вещь, по отношению к которой нельзя быть небрежным». «О вы, живущие на земле, – пишет он, – которые увидят эту мою статую, которую я сделал как (свой) портрет, чтобы меня помнили в загробном мире, пусть ваша великая богиня (Мут) будет благодарна вам за произнесение молитвы за… дух Сенмута, который передает слова владыки вельмож, кто полезен правителю, верен своему богу, без позора перед людьми! (Молите) Амона сделать так, чтобы я вышел отсюда в качестве живой души, чтобы я мог вдыхать сладкий северный ветер, чтобы я мог отведать жертвенный хлеб с алтаря Амона во время каждого праздника на небе и на земле… (Молитесь), пусть он выйдет отсюда в качестве живой души, пусть он следует за владыкой богов… пусть его имя не исчезнет вовеки!.. Пусть Мут отдаст часть своих подношений Сенмуту, величайшему из великих, благороднейшему из благородных! Пусть Мут даст из всего, что оказывается на ее алтаре в Карнаке и в храмах богов Юга и Севера, духу Сенмута, владельца секретов храма! Пусть Мут даст из ее подношений хлеба, пива, быков и гусей! Пусть она сделает так, чтобы он пил воду в живой реке!»
Влияние Сенмута возросло настолько, что на изображениях и в текстах, помещенных на одном из порталов Дейр-эль-Бахри, ведущем в святилище Тутмоса I, он изображен и назван наряду с богами и царями. Там он обращается к Амону с молитвой за благополучие души царя. В храме он также изображен молящимся богине Хатхор за душу царицы. Но апогеем карьеры Сенмута стала его гробница в Гебель-Сильсиле. Там он изображен в объятиях богов (прежде такой чести удостаивались только цари). На стенах гробниц, расположенных в том же священном месте и принадлежащих другим вельможам, их владельцы изображены в окружении своих семей. Но Сенмут изображен с богами; более того, он уподобляется им (Weigall, Guide, 367).
Не следует удивляться, что после смерти царицы Сенмут пал. Предвосхищая события, я могу сказать, что в конце концов его имя и изображения были стерты. В Фивах он построил себе прекрасную гробницу, но мстительный Тутмос III разрушил и ее. Сенмут, очевидно, знал, что после смерти Хатшепсут ему не придется ждать снисхождения от ее преемника. По крайней мере, он предпринял довольно интересные меры для того, чтобы помешать уничтожению своего имени и следовавшему за этим истреблению его духа в загробном мире. В разоренной гробнице (Weigall, Guide, 148) до сих пор можно прочесть его имя, вырезанное на поверхности скалы под штукатуркой. Таким образом, даже после уничтожения росписей оно сохранилось, сокрытое от врагов, и было видно духам.
В Берлине хранится крайне интересная статуя с вырезанной на ней надписью, на которой царедворец изображен кормящим маленькую царевну Нефруру (Lepsius, Denkmaler, III, 25). Она была изготовлена в период правления Хатшепсут и восстановлена во время царствования последних представителей XVIII династии. Понять это можно, рассмотрев лицо вельможи (Weigall, Ancient Egyptian Works of Art, 173). В тексте сказано: «(Это статуя) Сенмута, покойного, (чье имя) не встречается в (официальных) анналах предков, (но кто является) великим кормильцем дочери царя, владыки Обеих Земель, божественной супруги Нефруры (покойной), которую я сделал в соответствии с мыслью своего сердца» (то есть некий неизвестный доброжелатель, живший позднее, решил восстановить статую, выразив таким образом уважение к Сенмуту). Затем следует молитва, представляющая собой фрагмент изначального текста, после которой Сенмут говорит: «Я был вельможей, возлюбленным своим правителем, которому нравились прекрасные планы владычицы Обеих Земель (то есть Хатшепсут). Она возвысила меня перед Обеими Землями и назначила меня управляющим ее владениями по всей стране. Я был лучшим из лучших, начальником начальников (всех) работ. Я служил ей в этой стране со времен смерти ее предшественника (Тутмоса I). На протяжении (всей моей) жизни я служил владычице Обеих Земель, правительнице Верхнего и Нижнего Египта Мааткаре (Хатшепсут), живущей вечно». Несомненно, причиной, по которой о нем ничего не сказано в официальных текстах, составленных предками, было не скромное происхождение его родителей (как считают многие египтологи), а то, что по приказу Тутмоса III его имя было стерто. Сенмут заплатил высокую цену за свое возвышение и умер в бесчестье. Однако мы можем утешаться мыслью о том, что его добрая слава была восстановлена, а его дух получал подношения, пока не были забыты древние боги и покинуты алтари храмов.
Я уже упоминал имя еще одного выдающегося сторонника Хатшепсут, визиря и верховного жреца Амона Хапусенеба. В конце концов он тоже впал в немилость. Его заупокойная часовня в Фивах (№ 67) была разрушена; пострадала и его гробница в Гебель-Сильсиле. Его статуя была обнаружена в храме Мут в Карнаке (Benson, Gourlay, Temple of Mut, 312), а другая – в основном храме (Cairo Mus., № 39393). Судя по надписи на конусе, найденном в его гробнице (Annales, III, 119), он также занимал пост «начальника всех работ правителя» и «начальника жрецов Юга и Севера». Третья его статуя сейчас находится в Лувре (Proceedings Soc. Bibl. Arch., XXII, 31). В вырезанной на ней надписи говорится, что он руководил работой по сооружению гробницы царицы, и о том, что он сделал для Амона «алтари из золота, серебра и ляпис-лазури, сосуды, ожерелья (для статуй богов), две двери из цельного листа меди, святилище из прекрасного известняка» и многое другое. В Болонье хранится еще одна статуя Хапусенеба, но сопровождавшая ее надпись была стесана по приказу Тутмоса III.
Также следует упомянуть Нехеси, военачальника, руководившего экспедицией в Пунт. Его гробница также располагалась в Гебель-Сильсиле (Weigall, Guide, 366). Его имя, упоминавшееся в одной из надписей на стенах храма в Дейр-эль-Бахри, было стерто, а значит, он тоже стал жертвой гнева Тутмоса III. Кроме того, нам известно о существовании Сенмена, брата Сенмута. Его заупокойной часовне в Фивах был присвоен номер 252. В найденной в ней надписи говорится, что он занимал пост «управляющего» и «кормильца» неназванной «божественной супруги», возможно, царевны Хатшепсут-Меритра, ставшей женой Тутмоса III. Во времена Хатшепсут жил также главный управляющий Эманх, сын архитектора Инени. Его гробница также находилась в Гебель-Сильсиле (Weigall, Guide, 368), но и в ней его имя было стерто, хотя его до сих пор можно прочесть. Как и его коллеги, он, очевидно, оказался в немилости после смерти Хатшепсут. Возможно, именно Эманху принадлежала фиванская заупокойная часовня № 73. В надписях на ее стенах упоминается «главный управляющий», имя которого стерто. Но он также являлся начальником строителей и участвовал в изготовлении двух обелисков царицы.
Наконец, следует упомянуть еще одного выдающегося сторонника Хатшепсут – казначея Чути, заупокойная часовня которого (№ 11) также находится в Фивах. Занимая этот пост, он отвечал за все артефакты, сделанные для царицы из драгоценных металлов, камней и ценных пород дерева. Но в конце концов он также оказался в опале, и его имя стерто со стен храма в Дейр-эль-Бахри. На его погребальной стеле (Recueil, XXII, 115) содержится следующая надпись: «Я действовал как начальник, давая указания, и руководил рабочими в строительстве великой ладьи (для праздника) Начала разлива, названной «Могуче присутствие Амона». Она была отделана золотом из лучших (рудников) пустыни, и она освещала Обе Земли своим блеском.
(Я руководил работой по строительству) святилища для горизонта бога и его великого трона из Электра… (Я руководил работами в) Джесер-джесеру (Дейр-эль-Бахри), храме миллионов лет, над его великими дверями, сделанными из черной меди со вставкой изображений из Электра; и (в храме, названном) «Сияющий на горизонте», великое сиденье Амона (которое) его горизонт на западе, все его двери из настоящего кедра, отделанного бронзой; и (в) храме Амона (который является) его устойчивым горизонтом вечности, пол выложен золотом и серебром, (так что) его красота подобна горизонту неба. (Я руководил работой в) великом святилище из нубийского эбенового дерева, лестница под ним, высокая и широкая, из чистого алебастра из Хетнуба; и в киоске бога, отделанном золотом и серебром, (так что) оно освещало лица (зрителей) своим блеском. (Я руководил работой по изготовлению) великих дверей, высоких и широких, в храме Карнака, отделанных медью и бронзой с изображениями из Электра; (над) великолепными ожерельями и большими амулетами (для статуй богов) из Электра и любого ценного камня; (над) двумя великими обелисками, высотой в 108 локтей (вероятно, высота каждого из них составляла 54 локтя), отделанными везде электром, которые наполняли Обе Земли своим сиянием; (над) величественными вратами «Ужас Амона», сделанными из цельного листа меди, а также над их копией; (над) многими алтарями Амона в Карнаке, сделанными из большого количества Электра и из каждого драгоценного камня; (над) великолепными сундуками, отделанными медью и электром… (и над) великим троном и святилищем из гранита, долговечность которого подобна столбам неба и работа над которым – вещь вечности. Все чудеса всех податей всех земель и лучшие из чудесных вещей страны Пунт были дарованы Амону, владыке Карнака… и я был тем, кто составлял их список, потому что я был превосходен, по мнению моего правителя. Она ценила меня как того, кто делает то, что она говорит, (вдобавок) молчит о делах ее дворца. Она назначила меня главой во дворце, зная, что я был обучен своей работе. Ее величество приказала, чтобы я сделал (измерение?) электра из лучших (рудников) пустыни посреди зала для торжеств, и я измерил его при помощи хекат для Амона в присутствии всей земли, его было 88,5 хекат (114/5 бушеля… Все эти вещи произошли на самом деле, и это не ложь. Я был бдителен, и мое сердце было превосходно, по мнению моего правителя, чтобы я мог покоиться (после смерти) в большой пустыне, принадлежащей благословенным, которые в некрополе, чтобы моя память могла пребывать на земле, чтобы моя душа могла жить с (Осирисом), владыкой вечности, чтобы она не была прогнана стражами, стерегущими ворота загробного мира, чтобы она могла выйти (услышав) заклинание тех, кто кладет подношения в моей гробнице на некрополе, чтобы она имела в изобилии пищу, чтобы она могла есть с избытком и пить живую воду реки».
Окруженная этими великими людьми, судьба которых зависела от нее, Хатшепсут провела оставшееся время в зените славы, и великолепие ее двора значительно превосходило все, что было в Египте прежде. Ее слава, очевидно, распространилась по всему цивилизованному миру. Судя по одному из немногочисленных сохранившихся фрагментов росписей в гробнице Сенмута, в страну прибывали посланники даже с далекого Крита, которые привезли с собой роскошные дары для царицы.
Она осуществляла деятельность почти по всей стране. На Синае, в Серабит эль-Хадим, царица снова открыла рудники. Там были найдены фрагменты фаянсовых сосудов, на которых написано ее имя. Вскользь следует заметить, что автор одной из обнаруженных там надписей был сбит с толку совместным правлением Тутмоса III и Хатшепсут и написал их имена, Мааткара и Тутмос, так, что кажется, будто они принадлежали одному и тому же человеку (Gardiner, Peet, Sinai). В Вади-Магаре найдена стела, датированная «годом 16», на которой изображены и Хатшепсут, и Тутмос III, причем на первой из них поверх мужского наряда надета своего рода накидка. В расположенном в дельте Буто обнаружена печать храма Амона с вырезанным на ней именем царицы. Из Абидоса происходят сосуды, являвшиеся частью храмовой утвари (Mariette, Abydos, № 1468); свидетельства ее деятельности сохранились в Мединет-Абу (Lepsius, Denkmaler, III, 27). В Карнаке также найдены артефакты, созданные в период царствования Хатшепсут. В Эль-Кабе найдена сделанная по ее приказу надпись (Rosellini, Mons. Storici, III, i, 130). В Ком-Омбо ее имя вырезано на портале (Lepsius, Denkmaler, III, 28), а в Бухене (Вади-Хальфе) она возвела грандиозный храм (Maclver, Woolley, Buhen, 10). Ей принадлежит несколько стел и статуй, хранящихся в различных музеях.
Возможно, в последние годы своей жизни она приказала вырубить в Бени-Хасане скальный храм (Recueil, VI, 20; Breasted, Records, II, § 296), посвященный богине-кошке Пехет, или Пахт, отождествленной греками с Артемидой. В результате эллины стали называть этот храм Спеос Артемид ос, «Пещера Артемиды». (Современные египтяне называют это место Истабль-Антар.) На поверхности скалы, над портиком с колоннами, помещена длинная, слегка поврежденная надпись (Recueil, VI, 20). В ней царица перечисляет некоторые работы по строительству и восстановлению храмов, произведенные по ее приказу, и рассказывает о том, как она реставрировала те из них, которые оставались в руинах со времен гиксосских захватчиков. «Алтари (теперь) освящены (снова), – пишет она. – И святилища были расширены в избранных местах всех богов, (так что) каждый из них (снова) во владении жилищем, которое он любил, и его дух покоится на его троне (там)… Тело каждой (священной) статуи покрыто электром Амему. Их празднества происходят в (правильное) время; праздничная жертва сделана в ее (подходящий) день, согласно силе приказа моего создателя, и законы бога (?), которые он предписал для этого (отдельного храма?), увековечены. Мой божественный ум изучал (эти вещи) ради будущего, и мое сердце (поняло?) то, чего оно никогда не знало прежде, при помощи приказа, который сокрытая персея (древо знания), владыка миллионов лет, передала мне. Я сделала понятной истину, которую он (бог) любил, (ибо) я знаю, что он живет этим: это мой хлеб, и я питаюсь от его сияния, я (та), кто (сделан в) подобии его членов, я та, что с ним, он породил меня, чтобы сделать могущественной его силу на этой земле… Я выполнила то, что бог солнца требовал в начале (мира), ибо все страны под моей властью, и Черная земля, и Красная земля, подчинены мне. Моя слава заставляет великих народов склоняться (передо мной), в то время как (царская) кобра на моем лбу покоряет все земли. Страна Решу и страна Иу не могут скрыться от моего величества. Страна Пунт моя, и ее поля сикоморов приносят свежие благовония; (также) ее пути, которые были закрыты в обоих направлениях, (ибо), так как я была коронована как правитель, мои солдаты низвергли тех, которые не платили мне дань (?). (Теперь что касается) храма (Хатхор), владычицы Киса (Кус), который был разрушен, земля (то есть скопления мусора) поглотила его почитаемую святыню, так что дети играли над святилищем, его (священный) змей не порождал страх, и бедные считали свое (зерно?) на его крыше, и ни одна религиозная процессия не прошла мимо (чтобы остановить их). Но я воздвигла его, построила его заново, и я сделала его (священную) статую из золота, чтобы она охраняла свой город… Что касается великой богини Пахт, которая пересекает долины посреди Восточной пустыни, пути которой – в бурях… Я сделала ей (этот) храм из материала, который принадлежал ее циклу богов, двери из акации, отделанной бронзой. (Я установила ее празднества?) в их надлежащие сезоны и (повелела), чтобы ее жрецы знали этот (календарь)… Алтарь был отделан серебром и золотом; и там сундуки полотна и каждый священный сосуд, который должен принадлежать (подобному) месту».
Далее Хатшепсут сообщает о строительстве другого храма, название которого утеряно. Он был построен из известняка и алебастра, а его двери, на которых был изображен Мин, – из меди и электра. Затем она пишет: «Послушайте меня, все люди!.. Я сделала это согласно плану в моем разуме и без успокоения до тех пор, пока не выполнила свою цель. Я восстановила то, что было в руинах, и я построила то, что было оставлено с тех пор, как азиаты были в Хутуарет (Аварисе) на Севере, и иноземные варвары были (здесь) среди вас, низвергая то, что было сделано, и правя в незнании Ра (бога солнца). Ничего не было сделано в соответствии с приказом бога до тех пор, пока мое величество не заняла трон бога солнца и не была наделена властью; (другими словами), до тех пор, пока не (прошли) два периода в 60 лет. Тогда я пришла, подобно Хоруатету (божество-сокол), пылая (от негодования) из-за моих врагов, и я устранила это оскорбление, (нанесенное) великому богу».
Прежде считалось, что словосочетание «два 60-летних периода» употребляется в тексте в переносном значении. Но я полагаю, что его следует воспринимать буквально: несмотря на то что с момента ухода азиатов из Египта прошло 120 лет, никто не попытался восстановить храмы. Таким образом, уход гиксосов из этой части Египта должен был состояться примерно в 1595 г. до н. э. В том году они вполне могли покинуть Мемфис и Нижний Египет.
Теперь следует обратиться к последним годам жизни царицы, умершей в 1472 г. до н. э., когда ей было не более 57–58 лет. За несколько месяцев до смерти она, очевидно, заболела или по какой-то другой причине упустила бразды правления, ибо, как нам известно, Тутмос III, которому тогда было уже 37 или 38 лет, сам возглавил армию и собирался вести ее в Сирию. Впоследствии он приказал вырезать на стенах одного из храмов в Карнаке анналы, повествующие о его походах. Чтобы лучше разобраться в сложившейся тогда ситуации, необходимо привести и проанализировать начало этого текста. «В году 22-м, на 25-й день четвертого месяца второго сезона, пребывая в Чару (последнем египетском аванпосте на северо-восточной границе) с целью (начать) первый большой поход, чтобы расширить силой границы Египта…» Далее следует пропуск, после которого в тексте говорится: «…ибо это было время несогласия, когда каждый восстал против своего (соседа)». После следующей лакуны говорится: «Случилось так, что кочевники…» Здесь еще один пропуск, после которого сказано: «…люди, которые были в городе Шарухене (на границе с Сирией), и вот из Еразы (в северо-западной Иудее) до топей земли (то есть за Евфратом) началось восстание против моего величества. В год 23-й, в первый месяц лета, в четвертый день, в день коронования царя [прибыл он] к городу «Владенье владыки», Гаджату (имя его сирийское). В год 23-й, в первый месяц лета, в пятый день отбытия из этого места в могуществе, [в силе], в мощи, в победе, чтобы повергнуть того презренного врага, чтобы расширить границы Египта, как приказал отец его Амон-Ра…» Затем следует рассказ о самом походе, к которому мы обратимся в следующей главе.
Как я уже упоминал, годы правления всегда совпадали с календарными. Другими словами, день Нового года был первым днем не только календарного, но также и года царствования фараона. В этот раз он совпал с 11 августа, а значит, именно тогда завершился 22-й год правления Тутмоса III и начался 23-й. Весной 22-го года царь находился в Чару, ожидая начала похода, когда на 25-й день четвертого месяца второго сезона (примерно 3 апреля) произошло нечто, заставившее Тутмоса отказаться от этого предприятия. Далее «каждый восстал против своего соседа». Очевидно, это случилось в Египте, а не в Сирии. По крайней мере, далее в Анналах сказано, что сирийские народы тогда объединились. Воспользовавшись сложной ситуацией в Египте, жители Сирии восстали, и когда через год, на четвертый день первого месяца третьего сезона (примерно 12 апреля) 23-го года царствования Тутмоса, поход все-таки начался, в Азии царь столкнулся с масштабным бунтом.
По моему мнению, причиной бедственного положения в Египте стала кончина Хатшепсут. Манефон сообщает, что царица правила 21 год и девять месяцев, а значит, умерла она на 22-м году царствования, в конце девятого или в самом начале десятого месяца. Признав, что событием, зафиксированным в Анналах и произошедшим на 25-й день четвертого месяца второго сезона (то есть на 25-й день девятого месяца), является ее смерть, мы не опровергнем правильность сведений, содержащихся в труде Манефона: царствование Хатшепсут вполне могло длиться 21 год и девять месяцев. Эта продолжительность всего на пять дней короче приведенной выше цифры, но причиной этого вполне могло быть то, что историк округлил приводимые им данные. Тутмос III не упоминает ее имя и не сообщает о конце ее царствования. Когда составлялись Анналы, он уничтожил все упоминания о ней в официальных текстах. Поэтому мы вполне можем предположить, что «годами несогласия» названо именно ее правление. Если это так, то начало Анналов можно прочитать следующим образом: «В году 22-м, 3 апреля, пребывая в Чару с целью (начать) первый большой поход, чтобы расширить силой границы Египта, (его величество узнал новость, заставившую его отложить кампанию), из это было время, годы несогласия, когда каждый восстал против своего соседа (и эту междоусобицу следовало прекратить). Случилось так, что кочевники (сообщили о ситуации в Египте) людям, которые были в городе Шару-хене, и вскоре от Иудеи до Евфрата началось восстание против его величества. Затем, в году 23-м, 12 апреля, которое совпало с годовщиной восшествия царя на престол (если вести отсчет от смерти Тутмоса II), он был в Газе, в городе, которым завладел (восставший) правитель-хик (возможно, азиатский царевич из Шарухена); и 13 апреля он выступил из этого места…» и т. д.
К интерпретации начала Анналов следует отнестись с особым вниманием, так как египтологи всегда полагали, будто годы правления фараона отсчитывались от момента его вступления на престол и не имеют ничего общего с календарными годами. На основании этого постулата они делали вывод о том, что 23-й год царствования Тутмоса III должен был начаться в четвертый день первого месяца третьего сезона (12 апреля). Отталкиваясь от этой гипотезы, они предположили, что царь находился в Чару за девять дней до входа в Газу, которая находится на расстоянии более 160 миль от крепости. При этом первое событие, по их мнению, прошло в конце 22-го года его царствования, а второе – в первый день 23-го года. Однако я полагаю, что годы правления совпадали с календарными и, следовательно, 23-й год царствования Тутмоса III начался в августе. Таким образом, между этими двумя событиями произошло не девять дней, а год и девять дней, а начало похода было отложено из-за смерти Хатшепсут и разразившейся вследствие этого в Египте гражданской войны.
Можно представить себе Тутмоса III, находившегося весной 22-го года своего царствования (1472 до н. э.) вместе со своей армией в пограничной крепости Чару, когда внезапно поступило донесение о кончине Хатшепсут, которая умерла 3 апреля. Радость царя, очевидно, была безмерна, ибо пришел конец его страданиям из-за необходимости находиться в тени царицы и теперь он мог править единолично. На протяжении целых 13 лет ему приходилось терпеть многочисленные оскорбления. Но теперь с ним было его войско, а значит, у него появилась возможность отомстить.
Могущественные вельможи, помогавшие Хатшепсут: главный управляющий Сенмут, его брат Сенмен, верховный жрец Амона и визирь Хапусенеб, главный управляющий Эманх, военачальник Нехеси, казначей Чути и многие другие – вероятно, понимали, что им не следует надеяться на снисхождение. Конечно, они не ждали, что царица проживет еще долгие годы, но теперь, когда над их головами сгустились тучи, они, очевидно, решили, что единственным их спасением является гражданская война. Тутмоса III нужно было уничтожить: если бы он умер, единственными претендентами на трон стали бы дочери Хатшепсут: Нефрура и Хатшепсут-Меритра. У Тутмоса были дети, но их матерями являлись женщины нецарского происхождения. Более того, они могли быть слишком маленькими для того, чтобы представлять опасность. Амбиции Сенмута, вероятно, были настолько огромны, что он запланировал государственный переворот, в ходе которого собирался избавиться от царя, жениться на Нефруре и захватить трон.
Однако последовавшая за этим война закончилась довольно быстро. Судя по Анналам, в следующем году, на 21-й день первого месяца третьего сезона (примерно 29 апреля), царь уже праздновал годовщину своего вступления на престол или коронации. Но из трех или четырех других источников нам известно, что годовщина его вступления на престол, если это событие отсчитывать с момента смерти Тутмоса II, приходилась на четвертый день месяца (12 апреля). Следовательно, позднее он был коронован второй раз, уже после того, как победил своих врагов. Возможно, дело обстояло так. Услышав 10 апреля новость о смерти царицы, скончавшейся 3-го числа того же месяца, Тутмос III, находившийся тогда в Чару, тотчас же в сопровождении подвижного отряда отправился в Фивы, куда он добрался, очевидно, примерно 28 апреля. В городе царил хаос, и сторонники Сен-мута и его приближенных сражались с теми, кто был верен царю. Возможно, когда Тутмос приблизился к Фивам, их гарнизон перешел на его сторону, Сенмут и другие заговорщики бежали, и 29 апреля царь был снова коронован в Карнаке. Как бы то ни было, имена и изображения сторонников Хатшепсут были стерты. Кроме того, как уже говорилось, имя Сенмута, некогда изображенного на памятниках в объятиях богов, не встречается в анналах.
Позднее Тутмос III также повелел уничтожить имя Хатшепсут, вырезанное на многих возведенных ею памятниках, или заменить его именем Тутмоса II, превращая таким образом ее изображения (вспомним, что на них царица, как правило, представала в мужском одеянии) в изображения ее супруга, которого она презирала. (Тутмос III всегда с уважением и любовью относился к памяти отца.) При этом тогда он с почтением отнесся к праху покойной царицы и, возможно, даже руководил ее похоронами. Она была погребена в своей гробнице в Долине царей, располагавшейся позади ее заупокойного храма в Дейр-эль-Бахри. По крайней мере, помимо других находок, в гробнице был обнаружен фрагмент сосуда с написанным на нем ее именем, за которым следовали слова, свидетельствующие о том, что на момент написания текста царица была уже мертва (Davis, Tomb of Hatshopsitu, p. 109, 5). Несколько лет назад недалеко от входа был найден ряд артефактов, очевидно входивших в состав погребального инвентаря Хатшепсут или ее отца Тутмоса I (вспомним, что она приказала перезахоронить его в своей гробнице). Эти предметы, несомненно, были спрятаны там ворами. Среди них была рама трона царицы, а также игральная доска и набор шашек, хранящиеся в настоящее время в Британском музее. В Каирском музее находится шашка из другого комплекта, а еще одна доска хранится в Лувре. В тайнике царских мумий в Дейр-эль-Бахри обнаружены принадлежавший ей ларец (Maspero, Momies de Deir el Bahari, 584) и фигурка-ушебти, которая сейчас находится в Гааге (Proceedings Soc. Bib. Arch., 1885, 183). Однако никто не знает, что случилось с мумией царицы.
Уважение, проявленное Тутмосом III по отношению к телу покойной, вероятно, было всего лишь попыткой завоевать расположение общественности. Более того, оно позволяло царю еще раз подчеркнуть, что именно он является ее преемником и что сама Хатшепсут не одобрила бы то, как поступили с ним Сенмут и его соратники. Многие любили царицу, и Тутмос III, очевидно, не был настолько уверен в своих силах, чтобы не проявить к ее памяти почтение.
В Карнаке были обнаружены остатки заупокойной часовни, построенной в честь Хатшепсут (Legrain, Naville in Annales du Musee Guimet, XXX). На стенах этого сооружения изображено погребение царицы. Возможно, оно было возведено еще при ее жизни, когда она стала ощущать приближение кончины. Отметим, что в гробницах сановников, сооруженных еще тогда, когда их владельцы были живы, часто изображались их похороны. Часовня могла быть построена, когда царица праздновала свой второй юбилей, ибо связанному с ним ритуалу был свойствен осирический характер. Царица изображена в облике Осириса, а также дарящей Амону два обелиска, что, как нам известно, произошло во время ее юбилея. В любом случае на рельефах, украшавших стены часовни, Тутмос III изображен руководящим погребением Хатшепсут. Именно он на них провожает царицу, предстающую в облике Осириса, на противоположный, западный берег Нила, к некрополю (возможно, перед нами опять символическое изображение ее похорон). Вполне вероятно, что здание было построено уже после ее смерти.
Впоследствии Тутмос III, очевидно, приказал разрушить часовню, так как каменные блоки, из которых она была сложена, были использованы вторично для строительства пилона, возведенного по приказу одного из его преемников. Создается такое ощущение, будто до этого блоки были разбросаны по округе. Этот факт вполне согласуется с известными нам событиями, потому что, как я уже говорил, вскоре царь отказался от стремления почитать ее память и, мстя за многочисленные оскорбления, нанесенные ему царицей, повелел стереть ее имя из официальной истории страны.
Войти с помощью соц. сетей: