Они дошли до ближайшего угла, повернули еще раз и оказались у входа в келлер. Зара держалась на шаг впереди, и он не пытался приблизиться к ней. Она выудила из недр платья большой ключ, спустилась к входу, отперла дверь, вошла внутрь темного помещения, вынула из канделябра одну из двух освещающих вход свечей и молча поманила Вальтера за собой. Они прошли через зал в самый маленький из альковов, нырнули в уже известный ему проход за тяжелой шкурой и вскоре оказались в комнате, в которой совсем недавно он надевал на ее шею янтарное ожерелье. При свете единственной свечи помещение больше не выглядело праздничным или уютным. Зара взялась за край пустого на этот раз стола и кивнула Вальтеру.

– Помоги мне.

Вдвоем они отодвинули массивное сооружение в сторону. Зара откинула на освободившейся стене очередную шкуру, и под ней проступила маленькая, почти не отличающаяся от стены дверь. На хорошо смазанных петлях она открылась бесшумно. На Вальтера пахнуло сыростью.

– Что там? – почему-то вдруг пересохшими губами прошептал он, словно в этом пустынном подземелье их мог кто-то подслушать, и Зара ответила таким же шепотом.

– Ты увидишь. Только не шуми. И пригни голову.

Почва под ногами была влажной, а стены сырыми, но поддерживающие невысокие своды балки выглядели прочными. Они прошли до конца прохода и остановились.

– Что теперь? – едва не касаясь ее уха, спросил он, но Зара лишь поднесла палец к губам, отодвинула на боковой стене очередную, не замеченную им шкуру и двинулась в новый проход. Теперь под ногами ощущался небольшой подъем, пол и стены были сухими. Впереди высветилась лестница. Они поднялись по каменным ступеням. Дальнейший путь над головой перекрывал люк, из-за которого отчетливо доносились женские голоса.

– Решай свои проблемы сама, милочка, – гортанно выговаривала кому-то одна из женщин. – И не впутывай меня в твои истории.

– Но он обещал жениться на мне! – неуверенно возражала другая. Голос ее звучал мягче, и слова разбирались с трудом. – Он сказал, что на все готов ради меня.

– Тогда пусть заплатит! Ты знаешь правила. Они все готовы на все, особенно после кружки хорошего эля, пока ты не раздвинешь перед ним ноги…

Щеки Вальтера налились кровью. Подобные разговоры он слышал не в первый раз. Маркитанки в обозе Крестового похода или красотки в мрачных келлерах на задворках городов Германо-Римской империи выражались и похлеще. Но тогда вокруг него были уличные музыканты, городское отребье, бродяги, пьяные подмастерья и прочий подобный люд, который и изъясняться по-другому не умел. А сейчас рядом с ним стояла женщина, которую он боготворил… еще недавно боготворил. В ее присутствии каждое непотребное слово втыкалось в душу острым шипом. Он поспешно спустился с лестницы, Зара последовала за ним. Они молча вернулись в комнату, в которой начались их любовные приключения, задвинули на место стол и только тогда Зара заговорила.

– Мне не надо тебе объяснять, где мы только что побывали?

– Твой келлер соединен с Женским домом.

– Этот проход построил мой отец, – сказала она.

– Ему нравилось ходить в этот дом незамеченным? – не скрывая сарказма, предположил Вальтер.

– Ему… – Зара разочарованно покачала головой. – Я была уверена, что ты особенный. Не похожий на других. С нежной и чувствительной душой. Еще сегодня утром ты говорил мне слова, каких я не слышала за всю свою жизнь. А сейчас ты рассуждаешь, как один из тех выпивох, от которых я каждый день слышу сальности только потому, что они заплатили ломаный пфенниг за кружку эля и думают, что по этой причине у них есть право…

Голос Зары дрогнул, на ее глазах навернулись слезы.

– Ты, ты не должен…

– Но я подумал… – душа Вальтера разрывалась от отчаяния. Он шагнул к Заре и обхватил ее вздрагивающие от рыданий плечи. Как он мог, как он посмел плохо подумать о женщине, которую он воспринимал как свою музу, как свою богиню! Разве простой смертный смеет усомниться в богине?

– Прости меня. Просто эти женщины, этот дом, в который меня даже не пустили, – я не знал, что подумать. У меня голова кругом. Но ты права. Прости меня, если можешь. Нельзя верить и подвергать сомнению. Нельзя любить и не доверять любимому. А для меня нет человека важней и дороже, чем ты. Я готов для тебя на все. Только прикажи…

Зара промокнула слезы рукавом платья.

– Я хочу быть твердой. Но ты говоришь так, что от твоих слов я таю, как льдинка под солнечным лучом. И я доверяю тебе. Даже ничего не зная о тебе самом. Уже доверила одну из самых моих больших тайн. И хочу рассказать…

– Ты можешь ничего больше не говорить.

– Но я хочу… Ничего не должно стоять между нами. Ничего тайного. Разве не так?

– Между нами есть любовь – и этого достаточно.

– Нет. Ты должен выслушать мою историю, – твердо сказала она. Не отпуская его руки, она села на скамью, и он опустился рядом так, что их плечи и колени плотно касались друг друга, и он с внезапным страхом подумал, что сейчас может услышать такое, после чего уже нельзя будет повернуть назад.

– Мой отец приехал сюда в числе первых. Он был из состоятельной семьи, но женился без одобрения отца на девушке без приданого, на красавице итальянке, и все наследство досталось его братьям. Он был веселым и общительным человеком. Куда бы он ни пришел, вокруг него звучал смех. Я была подростком, когда епископ Альберт позвал его в Ливонию. Отец считал, что нам нечего терять в Германии. Когда корабль с переселенцами пришел сюда, стены крепости только начинали строить. Это было опасное время. В любой момент могли напасть язычники. Люди, стоило им выйти за пределы крепости, исчезали, как призраки. Но корабли с купцами приходили один за другим, отец вел с ними дела и сдружился с одним из них. Они вместе быстро сколотили состояние, и купец перевез в Ригу свою семью. У него была дочь Матильда. Наши дома стояли на разных улицах, но соединялись между собой задними дворами. Отец сделал в заборе неприметный проход, мы с Матильдой бегали через него друг к другу в гости и стали близкими подругами. Мы вместе ходили в церковь на причастие, сплетничали. Я была у нее, когда на город напали язычники. Много людей погибло в тот день. Мы были в доме одни и спрятались в подвале, в котором хранилось вино. Нападавшие разграбили дом, но не заметили скрытого входа, и беда миновала нас. То есть это мы думали, что миновала. В схватке с язычниками отца Матильды ранили в ногу, он стал калекой и уже не мог ездить с другими купцами за новым товаром. Но самое страшное случилось с нашей семьей. Когда язычников отбили и отец вернулся, наш дом был охвачен огнем. Моя мать и младшие братья тоже прятались в подвале, но их это не спасло.

Зара замолчала. Ее глаза были устремлены в непроницаемую темноту дальнего конца комнаты, словно именно там можно было разглядеть мрачные картины прошлого, глаза вновь набухли слезами, и она быстрым движением смахнула покатившуюся по щеке каплю.

– После этого уже ничего не было, как прежде. Отец постарел в один день. Его волосы побелели, я больше никогда не слышала его смеха. Он выстроил новый дом с большим каменным подвалом, который не возьмет никакой огонь. Подземный ход между нашим домом и домом Матильды он прорыл на случай, если с городом случится новая беда. И она была не за горами. Отец Матильды до конца так и не оправился после ранения. Он начал пить, залез в долги, дела его приходили в упадок. Нам тоже пришлось нелегко. Чтобы выжить, отец устроил в подвале келлер. Я помогала ему во всем. Мы придумывали для богатых людей особые развлечения, обустроили тайную комнату для игры в кости. Тогда мы поняли, что запретное притягивает людей, как мед мух. Мы взяли в помощь двух молодых беженок, и число наших посетителей удвоилось. К беженкам проявляли особое внимание. Ну ты понимаешь?

Вальтер кивнул. Вместе со своим приемным отцом он целый месяц путешествовал в шлейфе обоза Крестового похода среди музыкантов, поваров, шулеров, маркитанток, веселых девиц. Жизнь была такой, какой была.

– Все это не нравилось местным клирикам. Городской совет не хотел спорить с ними. Они придумали, когда келлер может открывать двери, а когда обязан закрыть. Они придумали подати за каждого посетителя. Но больше всего клирики обрушились на наших беженок. Священники с амвона обвинили нас в потворстве разврату. В любой момент в келлер могла заявиться стража во главе с монахом из епископского подворья. Конечно, нашим посетителям такое было не по нраву. Подземный ход и тайные комнаты оказались очень кстати. Поначалу мы даже не заметили, как наши беженки стали оставаться в доме-убежище все чаще и чаще. Потом умер отец Матильды, и ее дом продали за долги.

– Постой, – остановил ее Вальтер. – Разве ты не назвала Матильду хозяйкой?

– В какой-то мере так оно и есть. Дом выкупил его преосвященство. Он оказался добр к моей подруге и оставил ее управлять Женским домом.

– Сам епископ? – изумился Вальтер. – А как же…

– Под контролем церкви это уже не считается развратом, потому что доход идет на благое дело. Ее девицы теперь под защитой самого правителя Ливонии. Вот почему для твоих невест там самое безопасное место. И мы в любой момент можем перевести их сюда, если ты думаешь, что в подвале им будет лучше, чем в комнате у Матильды. Хотя ты так и не рассказал, для чего это надо делать.

– Значит, – переспросил он, – если произойдет что-нибудь ужасное, у тебя, то есть у вас двоих, у тебя и у Матильды, всегда найдется место, где это ужасное событие можно переждать?

– У меня даже есть небольшое хранилище, где мы держим вяленое мясо и напитки. Но мне почему-то кажется, что за твоим вопросом стоит нечто большее.