Глава 7
Сопротивление

Мои отношения с Вебером изменились. Я думала, что после истории на берегу он возненавидит меня за то, что я стала свидетельницей его позора. Но нет, Вебер не стал мне за это мстить. Теперь при мне он был скучным и простым. Не был больше надменен и груб. Не поучал. Не хвастался. Он вел себя как неизлечимо больной при враче, который знает про пациента все и поэтому ни в одной из масок нет смысла. С гигантским удивлением я поймала себя на мысли, что Вебер нравится мне таким. Потому что под этой скучной простотой стало видно другое содержание.

Трое суток, которые дал нам Тео, начались.

На следующее утро после происшествия на берегу меня разбудил какой-то странный звук. Я открыла глаза и долго не могла понять, что происходит. Потом, наконец, поняла. Точнее, не сама поняла, а Универсум подсказал, – мне позвонили в дверь. «К вам пришли», – повисло сообщение под изображением, выведенным на биочасы с камеры наружного наблюдения. Знакомая сухопарая фигура в коричневом пиджаке стояла у меня под дверью и нетерпеливо нажимала на кнопку. Очень странно, дверным звонком на моей памяти никто никогда не пользовался, а уж этот человек – тем более.

Одной рукой накидывая халат, а второй приглаживая всклокоченные со сна волосы, я побежала открывать дверь. Вебер был хмур, скучен и деловит.

– Собери мне срочно всю нашу рабочую группу, – велел он, пересекая порог и, как обычно, не здороваясь.

– В А-плюсе?

– Да.

– А с Ником что делать? Ему же рейтинг не позволит.

– Ну, значит, добавь ему баллов.

Вебер открыл агентскую программу и показал, как это сделать при моем уровне доступа.

«Хорошо, – подумала я, – Ник попадет в «плюс» и, может, хоть ненадолго перестанет злиться».

– Это не все, – сказал Вебер.

– Я тоже так думаю, – невольно парировала я.

– Что ты думаешь?

– Что это не все. Иначе вы не приехали бы ко мне лично, а ограничились бы обычным заданием по спецсвязи.

Вебер вздохнул и посмотрел в сторону кухни.

– Ты можешь сварить кофе? – спросил он вдруг.

Он был весь какой-то помятый и будничный, сидел, положив на стол локти, и я вдруг удивилась тому, какие у него руки. Крупные, с длинными пальцами, при этом ладонь и запястье широкие, сильные, за такую руку хотелось держаться.

– Руки у вас красивые, шеф, – сказала я зачем-то вслух то, о чем подумала.

– Что? – рассеянно спросил он. – А, да, спасибо, так как насчет кофе?

От этой просьбы тянуло чем-то простым и домашним, чего давно не было в моей жизни, я обрадовалась, но уже через секунду мираж рассеялся.

– Только не в турке, – скомандовал Вебер. – Строго в кофемашине. Их у тебя три. Выбери самую громкую. Поставь самый длинный режим, обязательно с помолкой зерен, потом подойди, сядь рядом и вынь наушник.

Я повиновалась. Вебер вынул свой бионаушник и положил в карман. Пока грохотал кофейный автомат, он наклонился к самому моему уху и сказал быстрым шепотом:

– На совещание рабочей группы привези мне Кима и Меланью.

– Что? – громко поразилась я.

Вебер прервал меня и показал на свое ухо.

– Этих-то простаков зачем? – зашептала я, нагибаясь к нему и вдыхая запах его дорогих духов.

– А без вопросов можно?

– Нельзя, – зашептала я, – иначе вряд ли я их грамотно организую.

Вебер вздохнул и нехотя пояснил:

– Ну оба эти простака просты только на первый взгляд…

В этом перешептывании что-то было. Мы вторгались в личные пространства друг друга так, как будто были обычными нормальными людьми.

– Зачем, по-твоему, я разрешаю тебе с ними общаться?

– Меланья – просто моя подруга…

– Это тебе так только кажется. Пойми, в твоем положении никаких «просто друзей» у тебя нет и быть не может. Твоя лицемерка Мелли – родственница одного из Координаторов.

– Почему лицемерка-то?!

– Скоро сама увидишь.

Я удивленно посмотрела Веберу в лицо: он сидел совсем близко, сантиметрах, наверное, в двадцати от меня, – и вдруг почувствовала, что попала в поток. От Вебера что-то исходило. Мириады тоненьких иголочек, какая-то почти физически ощутимая энергия. Я смутилась, отвела глаза и снова спросила его на ухо:

– Ну а Ким? Мы же про него все знаем. Безобидный городской сумасшедший.

Кофеварка закончила с зернами и забулькала тоном ниже. Вебер наклонился еще ближе ко мне.

– Мне не нравится его история.

Он нечаянно коснулся губами моего уха, и от этого прикосновения спина у меня почему-то покрылась мурашками.

– Почему?

– Слишком красивая. Ошибся – обиделся – депрессивные скрининги – стал революционером. Прямо сериал для Икс-Ви. В Киме есть что-то еще… Пока не могу ни понять, ни сформулировать. Назови это интуицией, если хочешь.

Я задумалась. Что такого может быть в Киме? Открытый, простой, понятный человек. Ну знает, пожалуй, многовато для биоби-мастера, но это не так уж редко встречается, он же любит читать и вообще самообразование – его хобби…

Кофеварка добулькала. «Ваш кофе готов», – сообщил голос известного актера, которым по умолчанию разговаривало приложение «Гениальный дом» в А-плюсе.

Я машинально снова потянулась было к Веберову уху, но он отрицательно покачал головой и надел бионаушник.

– А что мне им сказать? – спросила я вслух.

– Что хочешь.

Он ушел, не притронувшись к кофе, оставив меня в глубоких раздумьях о том, что могут скрывать единственные два человека, которым я доверяю… Конечно, я могла спросить их прямо. Но что-то меня остановило.

Пригласить Меланью на совещание оказалось несложно. Я знала, что она не станет вникать в мутно сформулированную мной тему встречи, если я скажу, что Вебер хочет с ней познакомиться поближе. Так и вышло.

А Кима я тупо вызвала в А-плюс как своего личного биоби-мастера. Вопросы у меня к нему действительно накопились: эти скребаные «Умные волосы» росли не там, не туда и вообще вели себя совершенно не так, как обещала реклама. Скорее всего, я просто что-то делала неправильно, но повод вызвать Кима был отличным. Андрей молча выслушал новость о том, что ему вернули прежний рейтинг и он может выехать в А-плюс, вопросов задавать не стал и пошел паковать вещи. Умница.

Совещание состоялось вечером на первом этаже апартаментов Вебера.

Первым прибыл Граммофон, предоставив мне возможность наконец-то увидеть его воочию. До сих пор я имела представление только о его виртуальной ипостаси: сначала по чату на потолке моей палаты в Институте проблем, а потом по его коротким сообщениям в деловой переписке группы. Вместе мы не работали, чем именно он занимается, я не знала.

Граммофон оказался краснолицым неразговорчивым неряшливым толстяком неопределенного возраста, он поздоровался за руку с Вебером, неочевидно кивнул мне и завалился в кресло в углу зала, отгородившись от окружающего мира голограммой.

Второй пришла раскрасневшаяся от любопытства Меланья. К ее огромному удовольствию, Вебер поцеловал ей руку и усадил пить кофе.

Клара, Ник и Ким прибыли почти одновременно. Мы обнялись и расцеловались.

Я уверена была, что с Мелли и Кимом Вебер захочет сначала поговорить отдельно – но нет, он как ни в чем не бывало рассадил всех нас вокруг стола для совещаний. Меланья с любопытством вертела головой. Ким пытался поймать мой взгляд.

– Дамы и господа, – сказал Макс, – с вашего позволения, сразу перейду к делу. Потому что времени совершенно нет. Среди нас два новичка, которые ничего не знают о том, куда попали. Андрей и Меланья, вы присутствуете на совещании группы внешнего реагирования Управления Z Генеральной службы Системной безопасности. Нам нужна ваша помощь.

Меланья открыла рот. Ким сощурился.

– Все, что будет сказано на этом совещании, – сугубо конфиденциально и не должно выноситься за пределы этой комнаты, – продолжал Вебер. – Если вы нарушите это условие, будьте готовы к самым печальным для вас последствиям, вплоть до полной утраты баллов рейтинга. Вы можете уйти, если хотите, но сделать это надо прямо сейчас.

Я посмотрела на Кима. Он теперь отсюда никуда не уйдет даже за миллиард криптов, это было очевидно. А вот насчет Меланьи я не была уверена: сейчас начнет задавать дурацкие вопросы, испугается и, возможно, откажется участвовать… Но я ошиблась. Тихоня Мелли молча и с интересом смотрела на Вебера и явно ждала продолжения. Ну ладно.

Вебер выждал паузу и продолжил.

– Хорошо. Дамы и господа! Впервые за все время существования Системы мы столкнулись с фундаментальной опасностью для всего Общества абсолютной Свободы. Наш долг – ее предотвратить.

Тут он встал, откашлялся и произнес громко, отчеканивая каждое слово:

– Мы располагаем достоверной информацией о том, что среди высшей элиты зоны А-плюс есть несколько предателей, занимающихся преступной деятельностью, которую они называют Сопротивлением. Эти люди нелегально обнуляют других чиновников, равных им по статусу. Помимо того, что они устраняют политических конкурентов, их главная цель – разрушить Систему в целом.

Меланья побледнела и раскрыла рот. Ким сиял как медный чайник. «Съешь лимон», – не удержавшись, бросила я ему эсэмэс.

– Предателей надо немедленно найти, – снова заговорил Вебер, – у нас осталось на это два дня, и вы все должны мне помочь. Если мы не найдем их за два дня, меня обнулят.

Последовала пауза, которую прервал неуверенный смех Меланьи.

– Это же такая шутка? – спросила она. – Вы так шутите?

Ей никто не ответил.

– Шеф, ближе к делу, – сказал Граммофон деловито, разворачивая над столом большой пустой проект голограммы. – Методология поиска? Кого вы подозреваете?

– Координаторов – всех до единого.

Вебер бросил в развернутую Граммофоном голограмму хорошо знакомые всем фотографии. По кругу расположились семь знаменитых лиц – и семь профилей.

– И что, как с этим работать? – подал голос Ник. – У нас же нет их ментальных скринингов…

– С чего ты взял? – спросил Вебер.

Ого.

– Тогда в чем проблема? – обрадовался Ник. – Давайте передадим их скрининги фьючерсам, те просчитают вероятность их действий…

Мы с Вебером перебили его почти одновременно.

– Обалдел? – спросила я. – Скрининги Координаторов отдавать рядовым сотрудникам фьючерсного отдела?

– Нет-нет, дружок, – сказал Вебер, – это же не типичный случай. И фьючерсное гадание на кофейной гуще тут не подойдет. Люди из Сопротивления – умны и прекрасно оснащены технически. Они контролируют все свои шаги в Системе. Имеют доступ к большинству наших баз. Их скрининги, я уверен, выглядят идеально. Следов из подсознания там нет. Это скрининги святых. Так что искать будем между строк. Я предлагаю три простых критерия.

Уверенным движением Вебер добавил к Граммофоновой голограмме цифру «один».

– Первый критерий. Состояние нервной системы каждого Координатора за два часа до, во время и два часа после обнуления Махатмы Дзонга. Меня интересует все: давление, пульс, работа желудочно-кишечного тракта, половая активность, все мельчайшие признаки стресса. Разберите каждую его секунду. Что ел, писал, делал, думал и говорил Координатор в этот период. И его кожно-гальваническая реакция на имя Махатмы Дзонга, а также на слова «правда», «система», «опасность», «борьба», «жизнь», «смерть», – если он их слышал или употреблял в этот период.

Вебер быстро закидывал голограмму терминами.

– Второе. То же самое – на период обнуления помощницы Пик Ван Кхонг, ее зовут Ирбис.

– И третье. Предателям из так называемого Сопротивления нужно на кого-то опираться и с кем-то работать. Не в безвоздушном же пространстве они живут. Мне нужно, чтобы вы нашли как минимум одного подозрительного человека в ближайшем окружении каждого Координатора.

Мы молча рассматривали голограмму.

– Внимательно анализируем скрининги, вглядываемся в каждый символ и каждый байт. Не пренебрегаем сетевыми слухами. Сопоставляем, анализируем. Я хочу, чтобы через сутки вы принесли мне Координаторов, у которых сойдутся все три критерия.

– Босс, – Клара подняла руку, – разрешите спросить.

– Спрашивай.

– Это гигантская работа. А нас слишком мало. Боюсь, что за сутки ее проделать невозможно.

– Боюсь, у нас нет другого выхода, – сказал Вебер. – Я понимаю, что моя смерть никого из вас особенно не огорчит, а кого-то, может, и обрадует. Но проблема в том, что когда не станет меня, весь отдел тоже обнулят. За ненадобностью.

Я посмотрела на Мелли. Она была гораздо белее той бумаги, на которой Ким писал свои записки.

– Ясно, – сказал Ник. – Давайте делить работу, времени и правда нет. Беру себе красотку Пик, пока никто не занял. И больше никого мне не суйте, она болтливая, у нее скрининги невскребеж какие длинные небось…

Мы разобрали работу. Граммофон забрал себе Дэвида Джонсона и Мвагу Тамогу. Я взяла Исинбердыева и Бхупаду.

– О, красавчик Филипп мне достанется? – игриво спросила Клара. – И, видимо, бин Халиви…

– Нет, – неожиданно сказал Вебер. – Халиви и Че достанутся ей. – И показал пальцем на Мелли.

– Ч-что? – запнулась она.

– Вы поможете нам проанализировать скрининги Координаторов Усамы бин Халиви и Филиппа Че.

– Но почему я?

– Потому что один из них ваш родственник, а второй – любовник.

– Ч-что? – это вырвалось уже у меня.

Меланья из белой стала ярко-пунцовой. Вот так тихоня Мелли! Вот так стоны насчет нерадивого Майка, который не хочет платить в ресторанах. Вот чем объяснялся ее холодный тон в разговоре с Филиппом. Почему она мне не сказала?.. Мне было неприятно. Я верила в Меланьину искренность. Вебер бросил на меня короткий ироничный взгляд.

– Клара, ты проследишь за мисс Мелли. Она плохо знакома с нашими технологиями. Помоги ей, пожалуйста, выполнить эту общественную работу качественно.

– Есть.

– Я не буду этого делать, – прошептала Меланья.

– Тогда мы вас обнулим. Вопросы есть?

– Да, – сказал Ким. – У меня вопрос. Я-то вам зачем? Вы же все про меня знаете, насколько я понимаю…

– Да, знаем, – ответил Вебер, – потому и вызвали. Вы первым произнесли слово «Сопротивление» в том контексте, в каком оно употребляется сейчас. Из ваших уст оно вылетело впервые – около пяти лет назад. Вы должны ответить, как это вышло.

Вебер сегодня вытаскивал козыри из рукава один за другим. Ким ошарашенно пожал плечами.

– Понятия не имею.

– Я думаю, что имеете. Вы должны вспомнить, сообразить и сообщить вашей хозяйке, – он подбородком указал на меня.

– Если все понятно, все свободны. Встречаемся здесь же через сутки. С результатами.

Мне страшно хотелось поговорить с Мелли и не хотелось с Кимом, но вышло, конечно, наоборот. Мелли почти выбежала из комнаты, стараясь не смотреть мне в глаза, за ней быстро последовала Клара. А Ким, как ни в чем не бывало, пошел к моему беспилотнику.

– Поговорим? – спросил он, когда мы взяли курс на мои апартаменты, и показал глазами на свой левый карман, где хранил карандаш.

Я покачала головой, давая понять, что откровенными мы сейчас быть не можем.

– Надо работать, Андрюш, – ответила я устало. – Господин Вебер поставил нам задачу, ее необходимо выполнить. Откуда в твоей голове взялось это скребаное слово?

– Да не знаю я, – он развел руками.

Я посмотрела ему в глаза и поняла, что он говорит правду. Ладно.

– Я сейчас выдам тебе твои скрининги пятилетней давности. Ищи сам.

Он тяжело вздохнул.

Я передала Киму его скрининги и взялась за Исинбердыева с Бхупадой. Работенка мне предстояла муторная, тяжелая, но не сложная. Я уверена была, что оба Координатора чисты как капля тринадцатибалльной минералки, так оно и оказалось. В период обнуления Махатмы и Ирбис состояние обоих чиновников было самым обычным. Никакой погрешности. Никаких статистических сбоев. Чистое алиби. На всякий случай я проверила момент, когда впервые прозвучала новость о падении Махатмы. Реакцией обоих были удивление и испуг. Сделала выборку на трое суток до и трое суток после. Ничего необычного.

Оба ни при чем. Даже если они подчищали свои скрининги, все равно должны были бы остаться хоть какие-то ошметки. Следы чистки. Система работала как идеальный детектор лжи, убрать все было невозможно. Потому что невозможно притворяться каждую секунду двадцать четыре часа в сутки на протяжении шести дней. Индира и Мурат не входили в Сопротивление. А жаль.

С Кимом вышло куда интереснее. Я закончила работу, свернула все голограммы и пошла в Кимову комнату. Точнее, в ту комнату, которую выделила ему, пока он у меня живет. Ким сидел в полутьме, уставясь в монитор, обхватив голову руками, на его небритом лице застыло выражение страдания.

– Ну-ну, Андрюш, – сказала я, включая мягкий свет. – Ты чего такой? Есть хочешь?

– Хочу. Не хочу. Не знаю. Ну не могу я вспомнить!.. – простонал он. – Хоть убейте.

Я развернула монитор к себе. М-да… Глубоко он закопался.

Пять лет назад в голове у Кима было чисто, уютно и красиво, как в семизвездочном отеле Буклийе. Он работал в А-плюсе, прекрасно зарабатывал, влюблен был, кстати, в одну девицу, подумывал о женитьбе, был доволен жизнью, собой, Системой и ни о каких революциях и Сопротивлениях даже и не помышлял. Если бы тогда ему сказали, что пять лет спустя он будет бороться с действующим государственным устройством, он бы рассмеялся этому человеку в лицо. Но при этом слово «Сопротивление» он действительно произнес первым. Связано это было опять-таки с девицей.

Я посмотрела на ее фото. Ничем не примечательная мулатка. Подбородок чуть выдается вперед. Губы очень полные. Что-то африканское во внешности, особенно в профиль. Звали ее Лу, она была ровесницей Кима и тоже работала топовым биоби-мастером.

Я бегло проглядела отчеты об их связях. Ничего такого необычного, все довольно банально: Лу была скромницей, ее нужно было уговаривать, Кима это заводило. Во время одной из таких встреч и прозвучало то самое слово.

Они валялись на кровати и болтали. Все было, как обычно. Ким рассказывал какие-то веселые глупости, Лу смеялась, а потом спросила:

– Ты меня любишь?

– Ненавижу, – ответил Ким.

Лу бросилась на него с кулаками, они боролись и целовались.

– Любишь меня? – настаивала Лу.

– Говорю же: ненавижу.

– Негодяй! Кого же ты любишь?

– Никого! Я всех ненавижу.

– А себя?

– Себя сильнее остальных, я мерзок.

– А Систему? – спросила вдруг Лу лукаво.

Ким запнулся.

– Систему я люблю, – ответил он серьезно, помедлив.

– Всю или частично? – не унималась Лу.

– Всю.

– Воооот!.. – закричала Лу. – Вот ты и попался! Я же – часть Системы, значит, ты меня тоже любишь!

– А тебя нет! – заорал Ким, набрасываясь на нее. – Тебя ненавижу!

– Как это может быть?

– Да запросто! Я, может, из этого… как его… из Сопротивления!

– Ха-ха-ха-ха-ха! Тогда сопротивляйся!..

Дальше они уже не разговаривали, а занялись делом.

Вот он, тот самый момент. Я перечитала стенограмму еще раз. Пересмотрела видео – благо, все моменты нашей жизни теперь остаются в памяти Системы навсегда и извлечь оттуда можно почти все. Видеоряд, кстати, был так себе. Кровать, на которой болтали Ким и Лу, стояла далековато от ближайшей стационарной камеры. А дополнительное видео, которое фиксировали их биочасы в режиме регистратора, показывало, как и положено в этих случаях, болтанку из стен и потолка. Ну хоть аудио приличное. Я переслушала запись еще раз. «Я, может, из этого… как его… из Сопротивления!» Было в этой фразе что-то, что меня смущало. Фраза как будто имела второе дно.

– Госпожа, – подал голос Ким. – Может, ну его? Это ж бесполезно. Я реально не знаю, почему тогда так сказал. Ну сказал и сказал.

– Помолчи.

«…из этого… как его… из Сопротивления». «…из этого… как его…» До меня вдруг дошло. «Как его». Так говорят, когда уже слышали слово раньше и пытаются его вспомнить.

– Кимушка, милый, – сказала я. – Сейчас сосредоточься и подумай очень хорошо. Вспомни-ка. А не слышал ли ты это слово раньше?

– Ну говорят же, что я сказал его первым…

– Говорят, что кур доят. Вспомни-ка.

Ким снова застонал и обхватил голову руками, а я потянулась к профилю этой самой Лу Гринн, открыла вкладку «вокабуляр» и набила в поисковой строке искомое слово – «Сопротивление». Ух, елки-палки. 1 386 553 раза. Я отсекла глагольные формы и сократила результат вдвое. Убрала образовательный контекст. 799 852 раза, тоже много…

– Я вспомнил, – сказал вдруг Ким ясным голосом. – Это она первой сказала. В самом начале знакомства… Мы встретились первый или второй раз, она была очень красивой, я страшно нервничал… Мы сидели в кафе на веранде и говорили о Системном устройстве. Мы же тогда учились на одном курсе. Она, наверное, хотела казаться умной… – он тепло улыбался, вспоминая Лу.

– Что она сказала?

– Мы говорили о том, что Система, к счастью, неуязвима. Поэтому человеческое общество оставило далеко за спиной всякие бунты и революции. А она сказала, что если бы кто-то всерьез решил бороться с Системой, это назвали бы Сопротивлением… Как раньше.

– Ты уверен?!

– Уверен.

Но сколько я ни рылась в вокабуляре и во всем профиле Лу Гринн, эти ее слова, да и вообще вся их встреча там отсутствовала.

– О чем еще вы говорили?

– Кажется, мы хотели слетать в марсианский парк, выбирали программу… Потом я сказал, что она красивая, а она меня перебила… Обсуждали учебу, преподавателей общих… Потом она ушла и на прощание поцеловала меня в щеку. Это я точно помню.

Нет, не было этой встречи в истории Лу. В истории Кима – тоже. Либо она стерта, либо Ким лжет. Я позвонила Веберу.

– Как, ты говоришь, ее зовут? – осведомился Макс, с хрустом жуя что-то органическое. – Перезвоню.

Я уже засыпала, когда он перезвонил мне по спецканалу, защищенному тройным кодом шифрования.

– Знаешь, кто это? – спросил Вебер оживленно.

– Нет, – ответила я, подавляя зевок.

– Лу Гринн – это внебрачная дочь Мвагу Тамогу. У нас есть зацепка.

На совещание сутки спустя мы собрались в том же составе, только выглядели хуже – у всех был помятый вид и красные глаза, сказалась бессонная ночь. Мелли выглядела лучше остальных, она была холодна и спокойна. За сутки она ни разу не позвонила и не написала, да и сейчас старалась не встречаться со мной глазами.

– Почему ты мне не сказала о Филиппе? – спросила я, подойдя к ней вплотную.

– А ты о себе? – ответила она иронически.

В общем, чтобы дружить, не нужно знать о человеке слишком много. Знание вредит дружбе. Потому у людей моей профессии и нет друзей.

Самым бодрым среди нас был Граммофон, он и открыл собрание радостным и коротким восклицанием:

– Джонсон мимо, Мвагу – есть.

– Докладывай, – Вебер налил себе кофе.

– Да что тут докладывать, все и так видно, – Граммофон разворачивал голограмму, – смотрите сами: совпадение по всем трем критериям. Яркие однозначные физиологические всплески по временным периодам один и два.

Мы внимательно изучали голограмму. Да, тут двух мнений быть не могло, корреляция была совершенно четкой. Нервничал, ох как нервничал Координатор Мвагу во время обнулений Махатмы и Ирбис. Просто места себе не находил. И давление повышалось. Все как полагается. Он и в принципе в последнее время много нервничал, что, кстати, тоже являлось косвенным доказательством его причастности. Как на ладони все.

– Вот же сволочь, – сказал Никита удивленно, – а мне он нравился…

– А мне как, – сухо парировал Вебер. – Что еще?

– Слушайте, – спросила я вдруг, – а вам не кажется подозрительным, что он слишком подозрительный?

– Как?

– Ну как-то уж больно все явно. Мвагу же не идиот. И если он входит в Сопротивление, то должен был подумать об элементарной безопасности и почистить скрининги… Я бы скорее поверила не такому изобилию эмоций, а двум-трем всплескам… Или косвенным данным. А тут он только что вслух не сказал: «Друзья, это я обнулил Махатму и Ирбис, больше никого не ищите!»

Вебер хмыкнул и посмотрел на меня одобрительно.

– Да, – сказал он, – нам как будто его подсовывают. Я тоже так думаю. Третий-то критерий как? – обратился он к Граммофону.

– Лу Гринн.

Ким и бровью не повел, молоток.

– А, – сказал Вебер Граммофону, – раскопал, молодец. И что она?

Тот пожал плечами.

– Да ничего особенного. Кроме того, что Координатор упорно скрывает это родство. Зачем, казалось бы? Ничего ужасного в Лу нет. Катрин Че – вот это действительно позор семьи, и тоже внебрачная, и ничего ж, Филипп ее не прячет. А Мвагу тщательно дистанцируется от дочери – приличной умной девочки. На биоби-мастера зачем-то ее выучил, а это же самая шпионская профессия… Ненависти между ними нет, это видно по скринингам. Напротив, есть привязанность… Они встречаются, кстати, в среднем раз в месяц, но старательно скрывают это. Так что напрашивается один вывод: она у него для особых поручений.

– Да, – сказал Вебер, – и именно она подкинула идею Сопротивления в голову господина Кима… Но я вынужден тебя огорчить, Грамм, ниточка хорошая, но никуда не ведет. Я тоже собрал информацию по Лу Гринн и вынужден признать: ноль. Чистая она. Почему скрывают родство? А скребь их знает, может старинные традиционалистские суеверия у их семейки… А насчет излишней подозрительности скрининга Мвагу Лара совершенно права… Перепрошитый скрининг, похоже. Нас на него наводят. Хотя я рад был бы, окажись это он, – скрывать не буду. У кого что еще есть?

– Пик тоже чистая, – сказал Ник огорченно. – Нудная и чистая. Правда, – добавил он, оживляясь, – при всем занудстве у нее интереснейшая сексуальная жизнь. Но это, наверное, неуместно рассказывать?

– Неуместно, – отрезал Вебер. – Лара?

– Мимо, – коротко ответила я.

– Ясно. Девочки? Клара? Каков результат работы с мисс Мелли?

– Усама бин Халиви чист, – сказала Клара. – Сильный физиологический всплеск есть только один, в эпизоде с Ирбис, но, думаю, только потому, что они были близко знакомы… А так – обычный для всех страх, они же понимают, что это может коснуться каждого…

– Ясно. Филипп?..

– У Координатора Че тоже все чисто. По формальному признаку, – добавила Клара.

– А по неформальному?

– Слушайте, может хватит комедию ломать? – Мелли встала, потянулась и сама пошла за кофе: дракеев Вебер сегодня выставил за дверь всех до единого – боялся шпионов.

Мелли молча наливала себе кофе, мужчины мерили ее фигуру глазами – там и правда было на что посмотреть, – а я разглядывала ее тонкие кисти с длинными пальцами и думала о том, почему они дрожат… Лишь эта дрожь выдавала Меллино волнение – говорила она совершенно спокойно и даже лениво.

– Мы же все прекрасно знаем, что это Филипп, – произнесла Меланья. – Его дочь Катрин пачками обнуляет людей забавы ради, снимает эмоушенс-ролики и выкладывает их в своем закрытом профиле, вы же все это знаете. Откуда у нее программа технического обнуления, вы как думаете? Сама написала?

– Одно дело, – сказал Вебер, – обнулять бомжей в зоне Е. И совсем другое – обнулить высшего чиновника.

– Ой, я вас умоляю, – Мелли отхлебнула ко-фе. – Программа-то небось одна и та же, просто коды доступа разные. Вы все, тут сидящие, все до единого, понимаете, что это Филипп, больше просто некому. Но вы боитесь об этом сказать, потому что он – родственник Тео. И я вам нужна для того, чтобы получить прямые доказательства. Потому что, если вы придете к Тео с поклепом на его друга и родственника и не предъявите железобетонных доказательств, он сожрет вас с потрохами. Поэтому вам нужна я.

– Мелли, вы умная женщина, – сказал Вебер, улыбаясь.

Я вдруг, непонятно почему, ощутила укол ревности.

– Дайте же нам доказательства, Меланья, – продолжил Вебер бархатным голосом.

– Извольте, я готова. Но мне нужно понимать, что я получу взамен.

– Жизнь, – сказал Вебер.

– Пфф… – Мелли фыркнула. – Вот только, пожалуйста, не надо шантажа и угроз. Вы хотите, чтобы я сдала вам любовника, близкого человека, оказывающего мне покровительство, – за просто так?!

– Ну, во-первых, – сказал Вебер, – насколько мне известно, особого покровительства он вам не оказывает. Таких, как вы, у него сейчас, насколько я знаю, – пять или шесть. Встречи ваши носят спонтанный характер, и, как правило, их инициируете вы сами.

«Ну что, получила по зубам?» – наверняка эта мысль читалась на моем лице, но мне было все равно.

– И тем не менее, – продолжал Вебер, – ваше беспокойство, Мелли, мне понятно. Говорите, чего вы хотите.

– Два миллиона криптов и гарантии безопасности.

– Ого. Хотите утроить личное состояние? Что ж, запрос понятен. Будем обсуждать это с Тео…

– Крипты вперед. Я ни слова не скажу, пока мои условия не будут выполнены.

– Хорошо, – сказал вдруг Вебер, – а давайте зайдем с другого конца. Вы тут сейчас сказали, что все мы знаем, что это Филипп. Допустим. Но ведь так же хорошо мы знаем, что никаких доказательств у вас нет.

– Есть, – сказала Мелли слишком быстро.

– Ложь. Нет и быть не может. И торгуетесь вы сейчас из-за визита к Тео. В ходе которого вы за два миллиона криптов готовы сказать, что это Филипп обнулил Махатму и Ирбис. Возможно, вы солжете, придумаете что-то… Но если Система не подтвердит ваши слова – грош цена будет этим доказательствам, а не два миллиона криптов. А потом преданный любовник вместе с влиятельным родственником спустят на вас всех своих цифровых собак… Вы не подумали об этом? Мне нужны доказательства, Мелли. За доказательства я готов платить любую цену. Но не за вымыслы и браваду.

Мелли сникла и вернулась в кресло.

– На самом деле, – сказала она устало, – я не знаю. Я действительно думаю, что это он, но делает он это не нарочно. Вряд ли он входит в какое-то Сопротивление, он слишком ленивый и циничный для этого. Скорее всего, он просто так развлекается… Если это он, – добавила она совсем тихо.

– Вот это уже похоже на правду, – сказал Вебер одобрительно. – Ну что? У кого-то что-то еще есть? Господин Ким? Не хотите нам помочь?

Ким молча покачал головой.

– Ну что ж, – весело сказал Вебер, – остались одни сутки. Я хочу, чтобы вы учетверили усилия и искали дальше. Переберите заново всех Координаторов. Возьмите следующий круг – их первых приближенных. Мне нужны до-ка-за-тель-ства! – произнося каждый слог, он ударял ладонью по столу.

Но как ни старались мы все последующие сутки, новых доказательств найти не удалось.

«Он его обнулит, – написал Никита поздно вечером в нашем общем чате, защищенном тройным кодом шифрования. – Нам-то что дальше делать?»

Мы все знали, кто «он» и кого «его».

«Вторая сеть тоже ничего не нашла».

Второй сетью называлась огромная, состоящая почти из ста человек группа аналитиков Вебера, на которую все мы, честно говоря, очень рассчитывали. Результат их работы совпадал с нашим. Косвенные подозрения относительно Мвагу, и никаких других следов. Сопротивление наносило удары ниоткуда и проваливалось в никуда. Единственное, чем помогла Вторая сеть, это статистикой. Случаев, подобных случаю Махатмы и Ирбис, оказывается, были десятки – похожих по почерку. До Махатмы Сопротивление тренировалось на людях попроще: садовниках, биоби-мастерах, дворецких – слугах элиты. До первых лиц Системы Сопротивление дотянулось только что. Мы понимали, что на этом они не остановятся. А я и не хотела, чтобы они останавливались…

«Ну пусть предъявит африканца», – ответил Граммофон.

«А толку? – написала Клара. – Мы все знаем, что Лара права, и африканца нам суют. Слишком подозрителен скрининг, чтобы быть правдой. Макс же это сам сказал».

«А Лу?» – написала я.

«Лу суют вместе со скринингом, – ответила Клара. – Ты видела эту Лу живьем? Ты вообще уверена, что она существует?»

«Ким уверен…»

«Ах, Ким. А если это ложное воспоминание? И фейковый аккаунт в Системе? А Киму ее подсунули в память?..»

«Ну это, пожалуй, перебор, – подумав, написал Граммофон. – Программа ложных воспоминаний пока слабая, вы же видели, как она работает… Что она дает? Максимум какую-то муть из детства: кошку определенного цвета или белку… Но подсадить в память свежее воспоминание о живой женщине, с сексом?.. Это тебе не кошка с белкой, техника ихняя до такого покамест не дошла…»

«А вдруг дошла? – не унималась Клара. – Только секретно все пока. Живые эмодзи они же разработали и выводят на рынок…»

«Да ну, то эмодзи, а то память…»

«Так, – подогнал всех Ник, – хватит балаболить, надо что-то решать. Завтра Вебер поедет к Тео, и это плохо закончится. Нам-то что делать?»

Мы все помолчали.

«А что тут сделаешь? – философски написал Граммофон. – Ничего не сделаешь. Я вам еще тогда писал, что поэкспериментируют на нас, и в печку…»

«Ну уж нет, я в печку не хочу. Подождите, включу видео, надоело писать…»

Ник включил видеоканал.

– После того, как его обнулят, наше положение не будет стоить и полкрипта. Структура, где мы трудимся, закрытая. Никого, кроме Вебера и парочки фьючерсов, мы тут не знаем. Нас как таковых в Системе вообще не существует. Они могут сделать с нами все что угодно. Нам нужен козырь. Чтобы мы пригодились Тео или кому-то еще после того, как драгоценного шефа отправят в утиль…

– Какой козырь? – спросила Клара. – Единственный козырь, который примет Тео, – голова предателя. Она у тебя есть?

– Нет. У меня есть идея.

Ник предложил написать на Вебера донос. В «Своде Системных прав и законов» было такое положение: если рейтинг начальника обваливался, Система запрашивала все сигналы от подчиненных. И если находила заранее отправленный донос, поднимала баллы тому, кто его написал.

– Скребь знает, как оно в нашем случае сработает, – продолжал Ник. – ГССБ – не обычная контора, и наши рейтинги от Системы вроде как не особо и зависят. Но хуже точно не будет, а может, будет лучше. Грех не попытаться, зная, что его завтра обнулят. А от нас уже – оп-па – и коллективное донесение лежит. Может, нас вернут в нормальную жизнь, переведут на легальное положение, дадут обычный рейтинг и оставят в покое?

– А что напишем-то? – спросила я.

– Ну как… Плохо искал Сопротивление… Не, не так! Втайне сочувствовал!.. Да ну, Ларчик, не найдем что написать, что ли? Тут каждый втайне сочувствует чему-либо запрещенному… Анализ накидаем какой-нибудь его речи. Вокабуляр, то се. Он же грубый, материала много…

– А если он выплывет? – спросила Клара. – Он же нас всех тогда…

– Ничего он не выплывет, – сказал Ник. – А если и выплывет, то про нас не узнает. Мы завяжем донесение на событие и на имя. На обнуление Вебера и на имя Мвагу.

Граммофон одобрительно крякнул.

– Голова варит у тебя, Никитос.

В «Своде Системных прав» Ник действительно разобрался хорошо. Донос можно было сохранить в облачном сервисе, завязав на событие и имя. Это работало как два ключа от ячейки с наличностью в старину. Вскрыть сообщение мог только определенный человек и только по наступлении указанного отправителем события. Так оформлялось наследство, например: событие – смерть родителя, имя – имя ребенка. Но так же можно было оформить что угодно.

– Жопы нам реально пора прикрывать… – размышлял Граммофон вслух. – Тот, на чье имя завяжемся, может, нас потом и подберет… И лучше Мвагу тут, пожалуй, и не найдешь, они ж с нашим как кошка с собакой… Давайте писать, я за. И поторапливайтесь, у нас только эта ночь и осталась.

– Да, – сказала Клара. – Погнали. Давайте сейчас и напишем.

– Ларчик, чего молчишь? – спросил Ник. – Что писать-то? Ты ж его лучше всех нас знаешь… Приближенная, кхе-кхе…

– Ничего не писать, – ответила я резко. – Дурацкая твоя идея. Я не буду участвовать и вам не советую. Во-первых, это подло…

– Что?!

– Что слышал.

Они удивленно замолчали.

– Ой-ей-ей… – сказал Ник, улыбаясь одними губами. – Правдорубка наша… Ты на его сторону давно ли перешла?

– Я не на его стороне…

– Ой ли?.. А что, я понимаю, – продолжал он. – Апартаменты в А-плюсе, баллов сколько хочешь, Тео, доступ к телу… Красота. Тут и о покойной мамаше забыть можно.

Кровь бросилась мне в голову.

– Только вот что, подружка, – добавил Ник, – ты уж определись: с ним ты или с нами…

– Да не с ним и не с вами! – заорала я. – Нам надо найти штаб Сопротивления! Нам самим позарез это надо!..

– Зачем? – не понял Граммофон.

– Ух, – неискренне засмеялся Ник, – это ты говори за себя. Я вот не трудоголик.

– Какое Сопротивление? – спросила Клара. – Ларчик, при всем уважении, ты в это веришь? Сними розовые очки. Никто не ищет Сопротивление. Его, скорее всего, и не существует как такового… Просто дурацкое стечение обстоятельств, ситуация для Вебера сложилась патовая. Ну вышло так, не повезло ему. Попался Тео под горячую руку. Но нам-то зачем греметь вместе с Вебером? Он нам кто?

– Они правильно говорят, – подключился Граммофон, – надо использовать шанс. Мвагу Вебера ненавидит. Завтра Вебер понесет головы Мвагу и его дочери Тео – больше-то нести некого, – только не выйдет ничего, как мы понимаем. Но об этой попытке Мвагу узнает. А мы его как бы предупредим заранее… И не будет у Координатора Мвагу Тамогу друзей лучше нас. А, Лар? Будешь королевой всех свалок планеты, карьеру хоть наконец сделаешь!

– Зачем мы ее уговариваем, – сказал Ник. – Давай решай, с ним ты или с нами…

– Дальше-то что?! – я сделала последнюю попытку их убедить. – Ну переберетесь вы от Вебера к Мвагу, что это принципиально для вас изменит?!

– А ты что предлагаешь, умная какая?

– Искать Сопротивление…

Ник с Граммофоном почти одновременно покрутили пальцем у виска, Клара смотрела на меня с жалостью.

Я показала им всем средний палец и отключилась. А потом сидела и смотрела, как они удаляются из моих друзей в Универсуме. Я даже загадала: «Если Клара удалится последней – все будет хорошо». Так и вышло. Первым удалился, конечно, Ник, вторым Граммофон. Меланьи в моих друзьях не было уже сутки… Вебер оставался последней нитью, связывавшей меня со смыслом. Ну и Ким с Субботой, конечно, но они, сдается мне, находились еще дальше от моей цели, чем Вебер…

Ах да, как он там, интересно.

Я зашла в его профиль и полазила там какое-то время. У Вебера я была во внутреннем круге друзей, мне было доступно гораздо больше информации, чем посетителям публичного профиля. Но и на моем уровне новостей особо не было. Всего одна новая фотография, опубликованная вчера. Великолепный Макс в обнимку с тремя эффектными блондинками-близняшками на благотворительном вечере семьи Мор-Ганн. Где-то я их видела… Актрисы, что ли? Или ведущие Икс-Ви? На фотографии Вебер смеялся, ему очень шел ярко-синий смокинг, он выглядел на миллиард криптов, и никто в целом свете не заподозрил бы и на секунду, что блистательный Макс сейчас изо всех сил цепляется за жизнь…

Я разглядывала профиль Вебера, и что-то меня раздражало. Сначала я не могла понять, что именно, потом дошло. Мигала, привлекая внимание, иконка «Телемеда». И было, почему. Пульс вел себя странно. 110. 117. 122. 138. 121. 130. Я проверила местоположение – он был у себя. Гантели, что ли, тягает? Ночью?

119. 125. 137. Или так сильно нервничает? Что с ним происходит вообще?

«Шеф?» – написала я ему эсэмэс.

Прочитано. Тишина. Пульс 135. Минуту спустя пришел ответ: «В чем дело?»

«У вас все хорошо?»

«Да. Что тебе нужно?»

…Что мне нужно? Елки-палки, а что мне нужно?..

«Во сколько мне явиться завтра?»

«В смысле? Я тебя не вызывал».

«Завтра в полдень нас ждет Тео с отчетом. Во сколько мне прибыть?»

«Тео ждет меня одного. Спокойной ночи».

Пульс 139.

Я подождала еще полчаса и не вытерпела.

Раритетные механические часы на фасаде стилизованного под старину особняка били полночь, когда я вылезала из кара. Я подошла к двери, над которой висела табличка «Dr M.Weber». Face ID меня пропустил, несмотря на ночное время. Дверь распахнулась.

– Шеф? – позвала я.

Апартаменты у Вебера были огромными, двухэтажными, метров, наверное, в пятьсот общей площади, пустыми и холодными. На первом этаже он работал и принимал посетителей. На втором было его личное пространство, там я никогда не была. Навстречу мне выкатился дракей.

– Где хозяин? – спросила я.

Робот не ответил. Я повторила вопрос. Он застыл, мигая светодиодными глазами, я знала эту их манеру, дроны-лакеи так ведут себя, когда у них не хватает информации, чтобы сгенерировать решение. С этим выражением на морде они уведомляют хозяина об изменениях и ждут ответного сообщения. Вебер явно уже знал, что я здесь.

– Хозяин примет вас в личном кабинете через десять минут, – сообщила мне наконец эта железка. – Следуйте за мной.

Я перевела дух: не выгнал, и то хлеб, – пошла за дракеем, и только когда мы подошли к лифту, поняла, что идем мы на второй этаж. В личное пространство доктора Вебера, куда он никого из подчиненных не пускал. Это было удивительно.

Дракей привел меня в комнату: огромный прозрачный стол, цифровые панели, много встроенной электроники. Кабинет функционировал в ночном режиме, здесь царил приятный, легкий полумрак; все, что могло светиться, ласково светилось изнутри мягким голубым фосфором. По центру красовалась модная инсталляция: из прозрачного, наполненного светящимся дымом куба изгибался вверх кривой металлический дрын метра в полтора высотой. Он был серебристо-серым, и на нем как будто застыли багровые подтеки. Произведение современного искусства, видимо, отсылало зрителя к той давно ушедшей эпохе, когда в вазы ставили живые цветы, что являлось, конечно, актом убийства живой природы, о чем услужливо напоминали кровоподтеки на центральном сегменте инсталляции.

Вокруг стояли кресла. Пока я все это рассматривала, одно из кресел само выдвинулось мне навстречу и медленно очертилось уютным кругом света.

– Ожидайте, – сказал дракей и выкатился. Мог бы, конечно, хоть стакан воды предложить, скотина. Ему программу вежливости забыли закачать? В горле у меня совсем пересохло, но я из принципа не хотела ничего просить у этой железяки. Знаю, что это дремучий антропоморфизм, но…

Вебер появился совсем не с той стороны, откуда я его ждала. В кабинете, оказывается, было две двери, одна из них, по всей видимости, вела в спальню, оттуда он и вышел. Он возник в дверном проеме, небритый, с воспаленными красными глазами, в туго завязанном на поясе и плотно запахнутом халате. Одной рукой он придерживал у горла халат, второй держался за косяк. Я как-то сразу поняла, что он сильно пьян.

– Что вам нужно, рядовой первого ранга? – спросил он несвойственным ему высоким неприятным голосом.

Я молчала. Он повторил вопрос громче. Я выкатила глаза подальше и ответила тоже громко, по-казенному, в тон ему:

– Прибыла уведомить о том, что намерена сопровождать вас завтра во время визита к господину Тео!

– Я уже сообщил вам в п-п-ппписьменной ф-форме, что приказа такого не отт-тдавал и отдавать не намерен. Вы Свободны, рядовой.

Я осталась на месте.

– Я сказал, вы Свободны, рядовой!

Я продолжала молча сидеть.

Вебер иронически поднял брови.

– Мне позвать охрану?

– Зовите.

– Что-о?.. Да скребь с тобой, сиди тут, сколько влезет…

Последние слова он пробормотал, повернулся, чтобы выйти, споткнулся в дверях, покачнулся, чуть не упал, но в итоге все же удалился.

Я осталась сидеть в кабинете, совершенно не понимая, что теперь делать. Рядом неторопливо нарисовался дракей.

– Пожалуйста, покиньте территорию, – загнусавил он. – Гражданка Общества абсолютной Свободы, вам предписывается сейчас же освободить данное помещение. В противном случае собственник будет вынужден сообщить в эмиссариат о нарушении границ его Свободы, что может повлечь за собой…

Я встала и, не слушая весь этот бред, пошла в спальню Вебера. Дракей катился за мной. Я приоткрыла дверь, за которой только что скрылся Вебер. Дракей нырнул вперед и захлопнул дверь прямо перед моим носом. Тогда я вернулась в кабинет, подошла к модной инсталляции, левой рукой выдернула из нее кровавый дрын, а правой – героически преодолевая брезгливость – впервые в жизни прикоснулась к железной кукле и остановила ее.

– Слушай, ты, – сказала я дракею, удерживая его за то место, которое у человека называлось бы плечом, – скребаная консервная банка. Если ты сделаешь еще шаг или ползок, или как это у тебя называется, я проломлю тебе башку этим произведением искусства.

Я показала роботу дрын.

– Ты меня понял?

Ручаюсь, что тест Тьюринга он не прошел так быстро, как мой.

Дракей откатился на безопасное расстояние, в сторону, строго противоположную двери в спальню, и оттуда заныл какой-то типовой текст про нарушение прав искусственного интеллекта. Ныл он вежливым тоном и строго на три децибела ниже, чем следовало, так что я была уверена – он меня правильно понял.

Продолжая сжимать дрын в левой руке, я пошла к двери в спальню Вебера. Открыла ее. Внутри было очень тихо и еще темнее, чем в кабинете. Я пошарила по стене. Но, конечно, такой архаикой, как выключатели, Вебер не пользовался. Свет наверняка включался командой голосового управления, но я не знала, какой, и попробовала наобум.

– Свет! – сказала я негромко.

Безрезультатно.

Постепенно мои глаза привыкли к темноте, и я увидела силуэт Вебера.

Он сидел на кровати, скорчившись и совершенно неподвижно. Рядом на подносе угадывались очертания бутылки. В спальне дышать было нечем.

Я подошла и села рядом с ним на кровать. Он даже не пошевелился, продолжал сидеть и смотреть в одну точку. Он не снял этот странный халат, в котором выходил ко мне, и даже не расстегнулся, несмотря на духоту.

Я набрала воздуху в грудь и сказала деревянным тоном:

– Да ну и ладно, скормим ему эту Лу Гринн, авось прокатит.

Он молчал.

– Что ты скажешь ему завтра? – спросила я, неожиданно для самой себя переходя с ним на ты.

Вебер медленно повернул голову.

– Ничего, – сказал он хрипло. – Я не пойду. Смысл.

– Тогда беги.

– Куда? – спросил Вебер. – Это невозможно. Ты же знаешь.

– К Филиппу… Он может помочь?

– Нет. Меня уже никто не прикроет. На мне же черная метка…

– Ну подожди еще… – пробормотала я, чтобы хоть что-то сказать.

Вебер усмехнулся и закатал рукав, обнажив биочасы. Я посмотрела. Ого.

– Массовый исход, – сказал Вебер и предпринял неудачную попытку засмеяться. – У меня было 7000 тысяч друзей в профиле, осталась тысяча, и видишь, цифра падает… Как же быстро распространяются слухи! Ну и скребь бы с ними, но ведь и реальные друзья уходят. Близких-то у меня, оказывается, и не было, – он цокнул, хлебнул из горлышка и мутно посмотрел на меня в упор.

– Ты – единственная, кто пришел, – сказал он. – И вот вопрос: зачем? Проломить мне, наконец, голову? – Он снова усмехнулся и указал глазами на дрын, который я, оказывается, все еще сжимала в левой руке. – Отомстить за мать? Слушай, я теперь, может, и не против, все лучше, чем… О!.. – воскликнул он вдруг. – Придумал!.. Убери эту палку.

Я вздрогнула и бросила дрын на кровать.

– Держи. – Вебер нагнулся ко мне, уверенным движением взял за руку, закатал рукав моей блузы, нащупал мои биочасы, включил их и начал в них копаться.

Я сидела неподвижно и чувствовала сквозь запах и сильный хмель этого человека все ту же неподотчетную феноменальную его силу, обреченную сейчас на уничтожение.

– Вот и все, – сказал он, убирая руки. – Я поставил тебе эту скребаную программу. Давай.

– Что давай?..

– Обнуляй меня, твою мать. Лучше ты, чем Тео.

– Прекрати, – сказала я, встала с кровати и отошла к окну.

Какими голосовыми командами у него тут все включается? Хоть бы шторы раздвинуть…

– Забавно, да? – сказал он глухо. – Столько лет я играл в эту игру, чтобы вот так теперь проигрывать на ровном месте… Слушай, но я ведь и правда не знаю, кто из них реально…

Он не договорил, хлопнул ладонью по постели, взял бутылку, отхлебнул из горлышка, протянул мне.

– А «Телемед»? – спросила я. – Сейчас же развоняется.

– Да выключи ты его к скребаной матери до завтра.

– Завтра может не настать…

Вебер посмотрел на меня сквозь бутылочное горлышко.

– Ну, завтра всегда настает, – сказал он веско. – С нами или без нас – второй вопрос.

Я выключила «Телемед» и отхлебнула прямо из бутылки. Виски обожгло мне гортань, потекло куда-то в живот, и там стало тепло. Давно забытое запретное чувство.

– Знаешь, чем ты мне всегда нравилась? – спросил Вебер.

– Я – тебе? Нравилась? Чем же?

– Ты простая, – ответил он.

– Что?

– В том смысле, в каком прост круг. Все точки на одинаковом расстоянии от центра образуют круг. Это очень просто. И гениально. И красиво. Ты – круг.

Он все-таки был сильно пьян.

– Твоя мать была другой. Сложной. Это ее и погубило. А ты – круг. Ты можешь выжить.

Он протянул руку, забрал у меня бутылку и озабоченно покачал ею.

– Надо дракея позвать, спиртное на исходе.

– Он не придет, он меня боится. Давай я схожу.

Минут, наверное, пятнадцать я плутала по второму этажу апартаментов Вебера, прежде чем набрела на бар. Это было неприятно, дракей неслышно скользил параллельным курсом, и хоть я и знала, что он не может напасть на меня, все-таки прихватила с собой трофейный дрын. Пока я бродила по дому в поисках выпивки, в голове созрел план. Это был шанс, правда очень слабый. Один даже не из миллиона, наверное, а из гугола.

– Твоя программа может обнулять первых лиц? – спросила я, возвращаясь и присаживаясь на смятую постель с двумя бутылками виски в руках. – Технически ты слабее или сильнее Сопротивления? Или на равных? Хоть кто-то еще у тебя остался или реально только я?

Вебер смотрел на меня недоуменно.

– Что?

– Попробуем тебя вытащить.

Даже сквозь сильное опьянение было видно, как он удивился.

– Слушай, ты брось, это все невозможно, – сказал он наконец. – И знаешь что, детка, вали-ка ты отсюда. Спасибо, конечно, мне приятно и все такое, но рядом со мной сейчас реально опасно. А ты еще, может, и выплывешь…

– Кангал у тебя есть?

– Что?

Я повторила.

– Есть. Зачем тебе?

– Затем. Замерзла.

Мы вышли из душной спальни, и Вебер отвел меня в каминный зал.

– Я в идеальной л-ловушке, – сказал он, со второй попытки садясь в кресло у живого огня – самой дорогой игрушки, которую может позволить себе домовладелец по нынешним временам. – Это идеальная западня, она и п-придумана такой. Я не могу снять биочасы. Я не могу выйти из Системы. И ты не можешь. И никто не может.

– Сопротивление может, – сказала я.

Вебер поднял на меня опухшие красные глаза.

– Сопротивление тоже не может выйти из Системы. Сопротивление пытается Систему п-п-поломать…

И тут я достала из левого кармана предназначенный для одного только Кима блокнот и карандаш и написала: «ТАК ДАВАЙ ИМ ПОМОЖЕМ». Это был большой риск, пока Вебер мутными глазами читал записку, кровь стучала у меня в голове. Я понимала, что он сию же секунду может сдать меня Тео и хоть как-то поправить свое положение. Вебер смотрел на записку и молчал. Минуты шли. Мое сердце билось. Потом он зашевелился и потянулся за моим карандашом.

«НО МЫ ЖЕ НЕ МОЖЕМ ИХ НАЙТИ», – написал он.

«И НЕ НАДО, – ответила я, – ДАВАЙ ИМ ПОМОЖЕМ, И ОНИ САМИ НАС НАЙДУТ».

Темно-зеленые глаза Вебера смотрели на меня в упор. Я видела, что выиграла этот раунд.

Старинные часы в каминном зале пробили полночь. У нас оставалось ровно двенадцать часов.