Глава 8
Конец

Первым делом нужно было выбрать мишень и не ошибиться в выборе. После недолгих колебаний мы остановились на Филиппе Че. Не в последнюю очередь потому, что Филипп сейчас, как показывал Универсум, находился в пяти километрах от нас. Это была, конечно, ставка на случайное число. Выбор, сделанный пальцем в Небо. Если Филипп не относится к Сопротивлению… Если он ответит на звонок Вебера… Если Меланья его не предупредила… Если такую жертву нам засчитают за входной билет… Слишком много «если». С такими плохими шансами мы бы не стали рисковать, будь у нас еще хоть какой-то вариант.

– А тебе это все зачем? – еще раз спросил меня Вебер перед выходом. – Подставляешься же.

– Ну твою группу ведь все равно обнулят, – ответила я. – Сам же говорил…

– Ну, это я преувеличил. Не обнулят. Жалко, денег и времени столько потратили на ваше обучение, переведут к другому куратору.

– А они донос на тебя написали…

– Тем лучше – в гору, значит, пойдут. Вернись к ним, сейчас они тебя еще примут. Ты сможешь с ними остаться.

– Чтобы что? – спросила я. – Трястись над каждым баллом и каждым криптом? И ненавидеть жизнь, которой я живу?

Вебер внимательно рассматривал мое лицо. Он поспал несколько часов, принял душ, побрился и снова напоминал прежнего, уверенного в себе человека, шагнувшего в мир прямо с экрана «Икс-Ви». С одной разницей. Никакой ненависти к нему я больше не чувствовала. Наоборот.

– Ладно, – сказал он наконец. – Тогда план такой. Если все пройдет успешно, и мы верно рассчитали, они позвонят. Надеюсь, что они тянуть не будут и позвонят быстро. Скорее всего, на мой номер. Если я уже буду мертв, постарайся первые минуты не отходить от тела – чтобы перехватить звонок.

Вебер объяснил, как это сделать.

– Ну а что будет дальше, известно лишь Небесам, – он подмигнул. – Я исхожу из того, что у штаба Сопротивления должна быть база. Зона, свободная от Системы. Нас обоих или того, кто выживет, они теоретически могут туда забрать. Если нам повезет…

– А эти наши с тобой разговоры не поломают нам все планы? Может, лучше?..

Я показала глазами на левый карман. Вебер отрицательно мотнул головой.

– Я поставил фильтр, этот разговор при всех усилиях декодируют не ранее чем через сутки. Ну а там уже будет все равно, я думаю…

Вебер набрал Координатора смерти по правительственной связи. Шли длинные гудки. Филипп, как и многие, из друзей Макса, конечно, давно удалился, но, в отличие от большинства, заблокировать его не позаботился. Может быть, просто поленился. Первая наша удача.

– Ммм… – зазвучал слегка удивленно знакомый ленивый голос (я все слышала, Вебер подключил меня к своему бионаушнику). – Макс?.. Какой сюрприз… Чем обязан?

Я едва слышно перевела дух.

– Я нашел штаб Сопротивления, – сказал Вебер уверенно.

– О как? – заинтересовался Филипп. – И как он выглядит?

– Это кое-кто из наших, Фил, – продолжал Вебер, не теряя своей привычной насмешливой интонации. – Но есть одна проблема. Прежде чем я отнесу их Тео, надо встретиться…

– Зачем?

– Эти люди имеют отношение к тебе, Фил.

Пауза.

– Ты про Катрин? – в голосе Координатора смерти звякнули железные нотки. – Если ты вздумал шантажировать меня…

– Пфф!.. – перебил его Вебер весело. – Что же нервные все такие сегодня утром?

На часах было шесть утра, я следила за Вебером с восхищением.

– Я тебя ни в коем случае не шантажирую, брат. И ни в чем не виню твою красавицу-дочь. Я и сам, знаешь ли, не без греха, хе-хе. Но есть вещи, которые Тео могут не понравиться. Прежде чем он задаст мне эти вопросы, я хочу знать, что мне на них отвечать.

Пауза.

– Ладно, – сказал, наконец, Филипп. – Я сейчас приеду.

Конечно, это было аферой и самоубийством. Что произойдет после того, как Филипп Че тушей свалится к ногам Вебера, не знали мы оба.

Ну в общем, вранье эта инструкция. В реальной жизни все оказалось совершенно не так. И ничего не упал он на Вебера. Просто остался сидеть неподвижно за столиком кафе, где они с Максом разговаривали. Я следила за ними из окна кара, припаркованного напротив.

Вебер вышел и неторопливой уверенной походкой пересек улицу. Узнал кого-то на переходе. Остановился, чтобы поздороваться и пожать этому человеку руку. Перед тем как сесть в кар, обернулся и внимательно осмотрелся. Потом сел рядом со мной, взглянул на меня и улыбнулся.

У нас было от силы две-три минуты – до того момента, когда станет известно о смерти Филиппа Че. И еще минут пять – пока за нами летят беспилотники.

Минута прошла. Никто не звонил.

Мы молчали. Я взяла Вебера за руку. Он не сопротивлялся. Я подумала о том, что так или иначе половина моей жизни прошла в мыслях об этом человеке – самом необычном и странном из всех, кого я знала.

В кафе кто-то вскрикнул, подбежал к Филиппу – второй человек, третий, четвертый… Вебер сжал мою руку в своей, коротко взглянул на биочасы.

– Начинается, – сказал он негромко.

И тут раздался сигнал видеовызова. На кар-мониторе возникло хмурое лицо Тео…

– У меня секунд тридцать, – сказал Вебер. – Давай так, я отвечу и постараюсь заговорить ему зубы. Ты пока дуй как можно дальше отсюда – может, повезет… Ну а если что, то, как говорят Системники, мы же больше не умираем. Встретимся в цифровой версии. Иди.

Он подмигнул мне.

– Иди, говорю.

Я сидела.

– Иди, я сказал!!..

Я нехотя открыла дверцу.

– Да, Тео, доброго тебе утречка, друг, – это Вебер принял вызов. – Как дела? Ничего не болит? Геморрой не беспокоит? Рейтинг в порядке?

Тео побагровел и набрал воздуха в грудь, и тут раздался сигнал вызова. На моих биочасах. Я посмотрела – звонили с неизвестного номера, Единый идентификационный код объекта не высвечивался, это было большой редкостью, закрывать код могли только кадровые сотрудники ГССБ самого высокого ранга.

– Да, – сказала я в бионаушник.

– Ну, здравствуй, Лара, – сказал в ответ голос, ни разу до этого не называвший меня по имени. – А я уж думал, вы никогда не решитесь. Давно пора было. Скажи Максу, что мы будем через минуту, пусть продержится.

Он давал инструкции, в мониторе орал Тео, я смотрела в глаза Веберу, и по моему лицу текли слезы. Спасены.

– Да, Андрей, – сказала я Киму, вытирая глаза. – Давно пора было. Тут ты прав.

– Да, – сказал Вебер, – я всегда чувствовал в вас подвох, но такого, признаться, никак не ожидал… Кто вы такой, вы мне, конечно, не скажете?

Ким лукаво улыбался и помешивал ложечкой чай в тончайшей фарфоровой кружке. Огромный авиакар уносил нас куда-то в Индийский океан – великолепная машина, на таких я еще не бывала, летающий отель, а не транспортное средство. Здесь был даже бассейн, и мы успели окунуться прежде, чем Ким позвал нас пить чай.

– Почему же, я отвечу, – сказал Андрей. – Чтобы что-то спрятать, нужно положить на самое видное место. Я заговорщик, это вы знаете, я и не очень тщательно это скрывал. И знал, что вы оставите меня в живых… Я же для вас был чем-то вроде липучки для мух в старину – приманивать потенциальных врагов Системы. Чтобы, так сказать, липли ко мне, хе-хе… Ну и лакмусовой бумажкой одновременно. Так ведь?

– Так-то оно так, – сказал Вебер, бросив на Кима быстрый взгляд, – а откуда вы знаете про липучки для мух и лакмусовые бумажки? Сколько вам лет?

Ким довольно засмеялся.

– Вы мне всегда нравились, Макс, – сказал он, – вы человек умный и во многих смыслах выдающийся. Конечно, моя цифровая личность в Системе – подделана. Мне не тридцать пять, а восемьдесят семь, зовут меня не Андрей, фамилия моя не Ким, внешность моя изменена при помощи пластической операции. А вот если бы я не менял внешность, то Лара, – он указал подбородком на меня, – скорее всего, меня бы сразу узнала…

Я подняла глаза на Кима. Он ласково смотрел на меня и улыбался.

– Совсем не припоминаешь меня, девочка? – спросил он. – Ну да, по одним глазам, конечно, трудно… Да и тебе пять или шесть лет, кажется, тогда было… Когито, эрго сум, девочка. Мыслю, следовательно, существую. Помнишь? Я учил тебя латыни.

– Дядя Леня?.. – ошеломленно пробормотала я, покрываясь потом. – Вы?!

Ким медленно кивнул.

Вебер недоуменно смотрел на меня.

– Это напарник отца, – сказала я тихо. – Леонид Фельдман. Бывший Координатор первой межгосударственной программы по контролю над агрессией…

Вебер весело хлопнул ладонью по столу.

– Фельдман?! Гениальный программист?! Программа Фельдмана – Смирнова, как же, помню!! Первый автор ментальных скринингов! Стойте, так вы же умерли? Уж лет тридцать как?!

– Ну, как умер, так и воскрес, не мне вам рассказывать, – подмигнул Веберу дядя Леня. – Для того и умер, чтобы смог родиться Андрей Ким.

– Вы нас точно выдернули? Или нас по прилете встретит Системная полиция?

– Я очень многое могу в Системе, – сказал дядя Леня. – Не забывайте, я сам ее создавал. Это, например, авиакар-невидимка, Система его не видит и не слышит. Диспетчеры видят, а Система нет, оцените. Вы оба тоже для Системы временно исчезли, но, признаться, действовали мы грубовато, потому что торопились, – надо будет подменить ваши личности и тщательно замести цифровые следы…

Вебер восхищался и задавал Фельдману технические вопросы один за другим, а я думала о другом.

– Дядя Леня, почему вы не забрали моего отца с собой, в Сопротивление? – перебила я их в разгар беседы. – Он же был вашим другом. Он бы не спился. И многое могло бы пойти по-другому…

Фельдман вздохнул, встал на ноги и медленно пошел по салону сначала в одну, потом в другую сторону. Непривычно было смотреть на Кима, понимая, что это не Ким.

– Я знал, что ты спросишь, – сказал он, останавливаясь у иллюминатора и глядя поверх облаков. – Мы здорово напороли тогда, в самом начале. Я ошибался. Он пытался меня остановить и был прав… Но пойми и меня: решение было как на ладони, оно выглядело идеальным: и с технической, и с математической, и с программной точки зрения! Универсальный способ раз и навсегда решить проблему детского терроризма! Это же был переворот! Я и подумать тогда не мог, что своими руками вколачиваю гвоздь в крышку нашего общего гроба!.. Все, о чем говорил Федор, казалось мне интеллигентским бредом… Я был сильнее, чем он, передавил его, настоял на своем. А когда понял, что неправ – было поздно…

Я молчала.

– Но я многое сделал для памяти твоего отца, Лара. Сопротивление не просто существует, оно сильнее, чем ты думаешь. Мы поломаем Систему. Ты нашла штаб, госпожа, – он подмигнул и улыбнулся привычной широкой Кимовской улыбкой, – теперь все будет хорошо.

Дядя Леня с Вебером еще с час обсуждали какие-то технические детали, потом мы разошлись по каютам. Я вытянулась на постели. Мысли кружились в моей голове в дикой пляске. Сопротивление существует. Его возглавляет бывший друг моего покойного отца. А я выжила в мясорубке, сквозь которую пройти не удавалось никому…

Я вдруг впервые в жизни ощутила потребность молиться. Плакать и благодарить. Но мне не хотелось обращаться к политкорректному Небу, свободной коммуникации с которым нас всю жизнь учили Системники. Мне почему-то хотелось молиться Великому Господину, о Котором мне рассказывала тетушка Мириам. Который первым сотворил мужчину… И Который хотел, чтобы все было правильно… «Спасибо, – прошептала я, опускаясь на колени. – Спасибо Тебе…»

Я повалилась на пол каюты, разрыдалась и только сейчас поняла, что оставляю за спиной гигантское напряжение, в котором жила все эти годы. Теперь у меня есть шанс начать жить. У меня есть шанс поломать Систему. У меня есть надежда. У меня есть Вебер… И почему, скребь его побери, он мне так важен?.. Мысли путались.

«Спасибо, – продолжала я шептать, прижимаясь лбом к холодной ножке кровати. – Благодарю Тебя!..»

Потом меня отпустило, и я села пить чай. Когда в дверь постучали, я не удивилась. Я знала, что он придет. В этом новом мире мы оба оказались внезапно и были очень нужны друг другу.

– Ну что, по бокальчику? – нарочито бодро сказал Вебер, сгибаясь, чтобы войти в каюту. В руке он нес графин с каким-то бордовым смузи.

– Ты включил «Телемед»? – игриво спросила я. – И снова соблюдаешь правила программы продления жизни? Признайся, тот твой ночной загул с виски сколько лет жизни стоил? Два года? Десять лет?

Вебер усмехнулся и разлил ягодный смузи по бокалам.

– Я не включал «Телемед», – сказал он, поднимая бокал, – твое здоровье! У твоего дяди Лени такие возможности по части нелегального подключения к Системе, что глупо себя ограничивать. Впервые за многие годы я пью не то, что полезно, а то, что вкусно. На кухне нашел, – он с удовольствием отпил из бокала и поставил его на стол.

Я поймала себя на мысли, что находиться рядом с Вебером физически приятно. Сейчас он был как запах озона после знойного душного дня. Наверное, он был таким и раньше, но видеть и чувствовать все это мне мешала ненависть. От которой, как известно, один шаг…

Вебер молча и внимательно меня разглядывал.

– Ты похожа и не похожа на мать, – сказал он наконец.

Я покраснела.

– Она сложная, а я простая, – поторопилась я сказать, – я помню, ты говорил.

– Не в этом дело. Она была слабой, извини. Ты сильная. Она была симпатичной. Ты красивая.

Я покраснела еще больше.

– Ты не любил ее?

– Нет.

– А зачем морочил ей голову?..

– Я не морочил. Она действительно тогда была нужна мне по работе. Потом, да, я увлекся ею на какое-то время, но, пойми правильно, у меня и в мыслях не было ее обидеть… Я ведь к ней и не прикоснулся. Она не изменяла твоему отцу, ты можешь быть спокойна.

Клубок моих эмоций был сейчас слишком запутан, и я не понимала, чего в моих чувствах больше… Облегчения? Обиды за мать? Новой злости на Вебера?

– Ты вообще любил когда-то? – спросила я неожиданно.

– А ты?

– Я первая спросила…

– И первая ответишь.

Хам. Я задумалась.

– Любила, наверное, – сказала я неуверенно. – Тима. Сначала. Уже и не помню теперь.

– А я помню хорошо, – уверенно ответил Вебер. – Я любил. Один раз. Мне было девятнадцать лет. Она была очень красивой. Да, скребь ее побери, она была идеальной. Я женился и был уверен, что это навсегда. А она оказалась маленькой дрянью, которая сорила моими деньгами, втайне от меня сделала аборт и в день первой годовщины нашей свадьбы изменила мне с соседским биоби-мастером. Больше я никого и никогда не любил.

Он помолчал. Я отпила это бордовое смузи. Да, действительно вкусно. Я была уверена, что тема любви исчерпана, но Вебер неожиданно продолжил:

– В юности я мечтал о женщине, которая была бы готова ради меня пожертвовать собой. Перебрал их десятки. Устраивал разные ситуации. Моделировал кризисные условия – ограбили меня, например, лишили рейтинга и статуса – и смотрел, как реагируют. Сбегали все до единой. Потом меня стало это забавлять. Я понял, что в молодости был наивен и преданных женщин, да и вообще преданных людей, – не существует. До конца с нами остаются только родители – и то не все и не всегда. А женщины, друзья и деловые партнеры разбегаются при первых же серьезных проблемах. Так я думал до вчерашней ночи…

– А что случилось вчера ночью?

– Вчера ночью в мой дом вломилась ты, вломила моему дракею и, рискуя собственной жизнью, спасла меня от смерти. Лара, я повержен.

И он низко склонил передо мной свою черную непокорную башку. Из красной я стала, по-моему, бордовой – ровно как смузи в графине.

– Ну справедливости ради, – проблеяла я, – я же не ради одного тебя жизнью рисковала…

– А ради кого? Ты могла остаться с Ником и остальными…

– Не кого, а чего… Ради идеи, наверное…

– Значит, я и есть идея.

Он покрывал медленными поцелуями мою руку, а мне казалось, что совсем рядом, в углу каюты, стоит Великий Господин тетушки Мириам и одобрительно кивает…

Авиакар опустился точнехонько на взлетно-посадочную полосу – я подумала о том, как хорошо, что люди больше не водят самолеты, человек бы так приземлиться не смог. Взлетная полоса была слишком узкой для гигантского лайнера, справа и слева плескался океан. Мы приземлились на искусственном острове в районе Малайзийского архипелага.

– Добро пожаловать в рай, – сказал дядя Леня, улыбаясь. – Это зона, невидимая для Системы и свободная от нее. Та самая зона F, о которой ходит столько сплетен. Она перед вами и, вопреки слухам, подчиняется не покойному Координатору смерти, который и собственную-то смерть не смог скоординировать, – Фельдман усмехнулся, – а нам, штабу Сопротивления. Давайте.

– Что давать?

– Биочасы. Здесь они не нужны.

Я посмотрела на небесно-голубой экран. Цифры и символы как будто взбесились, дрожали и сбоили, по экрану мелькали молнии помех. У Вебера было то же самое.

– Да, часы тут, похоже, не нужны, – весело сказала я, – но как вы их… ммм… из нас извлечете?

– О, это нетрудно.

В руках Фельдмана мелькнул маленький медицинский саквояж, он открыл его, достал пинцет и зажим.

– Это не больно, – улыбнулся он в ответ на мой тревожный взгляд, – смотри, я сначала себе…

Он пристроил пинцет к одному ему видимому отверстию в мониторе, аккуратно подцепил и поднял его. На руке осталась глубокая розовая выемка размером с экран биочасов.

– Хорошо, – я протянула руку.

– Не может быть, – Вебер ошеломленно копался в своих часах, – как вы это делаете? В полете же все работало?..

– Ну не до конца… – улыбнулся Фельдман. – В полете все уже было надежно экранировано.

– Нет, оно работало в полном объеме!..

– Тогда бы нас выследили… Не верите? Ну идите проверьте, авиакар вон стоит, а зона помех начинается только здесь…

Вебер пошел проверять, а дядя Леня снял с меня биочасы.

Меня охватило новое, ни разу не испытанное чувство. Да, с меня уже сдирали биочасы в зоне Е, но тут же выдали взамен пейджер, и я была тогда на волосок от смерти… А сейчас было совершенно иное. Система не видела и не контролировала меня. Это чувство опьяняло.

Дядя Леня наблюдал за мной с интересом:

– Что, нравится быть свободной?..

Я кивнула, невольно расплываясь в широкой улыбке.

Из авиакара вышел все так же удивленный Вебер.

– Вы правы, – сказал он, протягивая руку Фельдману. – В авиакаре часы работают, но не так, как я думал…

Крохотный гольфкар по перешейку доставил нас на остров. По тропинке среди буйной тропической растительности навстречу нам шли двое. Координатора Мвагу Тамогу я узнала сразу. Рядом с ним шла высокая полная девушка с едва уловимыми африканскими чертами. Я как-то сразу поняла, что это и есть Лу Гринн.

Фельдман подошел к ним, пожал руку Мвагу и поцеловал Лу в губы.

– Любимая, – сказал он ей, – познакомься с Ларой и Максом. Я о них рассказывал.

– Зачем ты меня сдал? – спросила Лу низким грудным голосом. – Про наше первое свидание рассказал… Забываешь, что я тут же все узнаю, змей эдакий…

Фельдман улыбался.

Вебер протянул руку Мвагу.

– Все-таки это вы, Координатор… – сказал он задумчиво.

Мвагу хохотнул.

– Неплохо придумано, правда? – спросил он. – Это все Фельдман. Я сначала был против. Но он убедил меня, что ни вы, ни Тео не поверите в такой подозрительный скрининг. Как говорится, если хочешь что-то спрятать, положи на самое видное место… Ну что же, прошу, так сказать, к нашему шалашу…

Наверняка на наречии племени сиу, на котором говорил Координатор Мвагу, это звучало по-другому, но переводчик в бионаушнике перевел это именно как «прошу к шалашу», и я оценила уровень технической подготовки зоны F.

Нас привели в уютное модное бунгало, как раз из тех, что стремятся выглядеть шалашом, а на деле представляют собой ультрасовременный гениальный дом, выполненный в стиле «нэйчер», где под каждым листом скрывается либо водопроводный кран, либо полезный гаджет.

В просторном зале собственными персонами сидели Индира Бхупада и Мурат Исинбердыев. Координаторы зон С и D. Я остолбенела.

– Так-так-так, – сказал Вебер. – И вы здесь?

Он обнялся с Индирой, пожал руку Мурату.

– Но как же ваши скрининги… А, впрочем, – Вебер усмехнулся и ткнул пальцем в Фельдмана, – вы же их просто подделали, да?.. Лучший программист Системы, которого Система считает покойником, резвится и делает все, что хочет…

– Так и есть, – дядя Леня сел в кресло и взмахом руки велел дракею разносить напитки.

– Джонсон, Усама, Пик, конечно, не с нами? Оберегают покой первых семей земного шара? А у нас заговор бедных против богатых? – уточнил Вебер, удобно располагаясь в мягком кресле.

– Ну а как, – ответила Индира, лукаво взглянув на Вебера, – они полностью захватили власть и все ключи к Системе. Система не нравится никому, кроме хозяев земного шара. Которые, замечу, находятся в абсолютном меньшинстве. В наших зонах народу-то больше… Должна восторжествовать эта… Как ее?.. Как это называлось во времена вашей далекой юности, господин Вебер? Демократия, кажется?

Вебер засмеялся.

– Позвольте представить вам Лару, – сказал дядя Леня, показывая на меня. – Я много о ней рассказывал. Дочь Федора Смирнова, моя строгая биоби-хозяйка.

Они снова рассмеялись. Я поймала себя на мысли, что давно не слышала, чтобы люди так много и беззаботно смеялись. Может быть, это происходило потому, что ни у кого из нас сейчас не было биочасов…

Это был лучший вечер в моей жизни. Мы ужинали на открытой веранде рыбой и картофелем, брали руками свежевымытые овощи и листья салата, пили чистую воду; я понятия не имела, какого уровня тот или иной продукт, просто ела, было вкусно, и от этого я была счастлива. Сладостно молчал «Телемед». И не нужно было думать о статусе человека, сидящего рядом.

Дядя Леня рассказывал о моем отце и первых днях Системы. Я вдруг почувствовала, что горжусь батей. Он был единственным, кто понял опасность, и пока первые программисты Системы в эйфории ковали себе наручники, батя с маниакальным упорством Кассандры пытался охладить их пыл. Но школьные расстрелы его доконали, и Ленин подход с контролем над мыслями взял верх. Отцу пришлось отступить – слишком уж грозной была проблема и слишком очевидным казалось решение.

Дядя Леня вспоминал о том, как все понял. Как начал сколачивать Сопротивление. Как строил планы, собирал первых недовольных, обучал их обманывать Систему и Системную полицию, благо сам написал добрую половину обеспечивающих безопасность программ. Как организовал собственную цифровую смерть и вселился в сотворенного им же Андрея Кима. Как познакомился с Лу и через нее – с Мвагу. Как обрадовался, когда случайно наткнулся в Сети на ничего не подозревающую меня. И подловил меня на крючок. И как он рад, что Вебер теперь с нами.

– Мы с тобой – последнее поколение, – говорил дядя Леня, увлеченно тыча в Вебера вилкой с наколотым на нее куском рыбы, – которое еще что-то может изменить!.. Мы Систему породили, мы ее и убьем.

Индира и Мурат по очереди рассказали, как примкнули к Сопротивлению. Совершенно, кстати, по-разному: Мурат работал на дядю Леню уже десять лет, его удалось протащить в Координаторы, и это было большой удачей. А Индира присоединилась совсем недавно, но операция с Махатмой уже была проведена через нее…

Они делились планами, и планы эти звучали фантастически. У них практически все было готово.

– Еще буквально полгода, – громко говорила Лу, – и мы получим доступ к центральным серверам Системы! Осталось недолго, готовьтесь!..

Обсуждали и то, что делать дальше.

– Надо признать, – говорил Фельдман, – что Система – это универсальное средство управления. Что мы можем предложить взамен? Социалистическую утопию? Демократический бред? Мы же не знаем, что делать потом, давайте честно!

Спорили жарко, и тут сильно горячился Вебер.

– Так нельзя! – кричал он. – Это ответственность перед миллиардами людей! Мы не можем просто взять и обрушить Систему. Ну снимем мы со всех биочасы, дальше-то что? Что будет с экономикой, вы об этом думали?

Конечно, они думали и разворачивали перед носом Вебера голограмму со столбиками цифр, и не убеждала его эта голограмма, и он продолжал горячиться и спорить. С ним соглашались, начинали менять что-то в голограмме, сбивались, спорили, восхищались его интеллектом, тогда он подскакивал и начинал чертить в голограмме сам…

Я смотрела в зеленые глаза Вебера и не узнавала их. Из них исчезла жесткость. Черты лица разгладились, он был очевидно увлечен и явно находился на своем месте. Он поймал мой взгляд, тепло улыбнулся и (мы сидели рядом) нащупал и сжал под столом мою руку.

Я почувствовала, что счастлива. Впервые за всю свою жизнь – по-настоящему. Пока они спорили о каком-то коэффициенте прироста экономики, я копалась в памяти и вспоминала, как выходила замуж за Тима, как увидела двойку на пейджере в зоне Е… Нет, еще никогда я не чувствовала себя такой счастливой. Меня грела надежда, уверенность в завтрашнем дне и зеленые глаза человека, сидевшего по правую руку.

Мы засиделись глубоко за полночь. Когда пошел отлив, шумный спор начал стихать, и Индира зевнула и предложила идти спать, а Мвагу вспомнил, что ему накануне привезли прекрасное южноафриканское вино. Сопровождаемый шуточками о том, из какого мусора оно изготовлено, он попросил всех подождать и вперевалку отправился в сторону своего бунгало, крикнув, что дракею эликсир доверять нельзя.

Вебер коротко взглянул на меня и улыбнулся. Мне захотелось, чтобы он меня обнял.

Мвагу вернулся с бочонком и сам разлил вино по бокалам.

– Ну что, – сказал дядя Леня, – сегодня нашего полку прибыло. Я рад, что все сложилось именно так.

Вебер поднялся с бокалом в руке и постучал по нему вилкой, прося внимания.

– Я очень долго ждал этого дня, – сказал он. – Может быть, я ждал его всю жизнь. Ведь сегодня я обрел три самые важные в жизни вещи.

Он сделал эффектную паузу.

– Может быть, это прозвучит высокопарно… Тогда простите меня за это. Но поверьте, я искренен, и других слов подбирать не буду. Я обрел смысл жизни. Настоящих друзей. И женщину, которой верю.

Он посмотрел в мои глаза, и я поняла, что готова на все ради поцелуя этого человека…

– Будете спать в моем бунгало, – сказал нам дядя Леня, когда бочонок Мвагу опустел. – Засиделись мы сегодня и вправду…

Члены штаба Сопротивления желали друг другу спокойной ночи и расходились, дракеи убирали со стола, а мы шли по тропинке под луной к уютному двухэтажному коттеджу.

– Ваши спальни на втором этаже, – сказал Фельдман, – их там три, выбирайте любые. Если что, я внизу. Спокойной ночи.

Пока мы поднимались по лестнице на второй этаж, Вебер обнял меня за плечи, и от этого прикосновения я покрылась мурашками.

Три верхние спальни были нарочито разными: спокойно-бежевая с мягкой мебелью, черная в китайском стиле и ультрасовременная со встроенной мебелью. Я сказала, что выбираю бежевую. Вебер сказал, что это отличный выбор, но ему больше по душе китайская. Я улыбнулась. Он меня обнял и крепко прижал к себе.

– Знаешь что, – сказал он, гладя меня по волосам, – ты умница. И поэтому все будет хорошо, поняла? Спокойной ночи.

Он ушел, а я повалилась на бежевый диван, разбросала в стороны руки и ноги, чувствуя, как все мое тело наполняется радостной уверенностью. Он вернется. Он же сказал, что все будет хорошо… Он сейчас вернется. Откуда-то я точно это знала…

Я приняла душ, растерла тело махровым полотенцем и, чувствуя усталость и возбуждение одновременно, влезла в шелковую пижаму и нырнула под тонкое одеяло. Он сейчас придет… Я и не подозревала, сколько, оказывается, за годы этого ада скопилось во мне потребности любить…

В доме было очень тихо, я лежала и думала о том, что он там делает. Сейчас он, наверное, принял душ… Переодевается… Еще немного, на этаже откроется дверь, и я услышу знакомые шаги. Радостная уверенность грела мне душу, и под мысли о Вебере я незаметно задремала.

Сквозь дрему я услышала звук. Он доносился из коридора. Звонкое бамм… Глухой бряк. Это он! Я подскочила с кровати и бросилась к двери. Баммм… бряк! Звук нарастал, и я вдруг поняла, что он странный. И это не один звук, а несколько разных шумов. Похожих на топот тяжелых башмаков. И еще что-то металлическое. Как передергивание затвора…

Я рванула на себя дверь. На втором этаже – ничего, звук доносился снизу. Не чуя под собой ног, я скатилась с лестницы и остановилась как громом пораженная.

Весь первый этаж был ярко освещен и заполнен людьми в масках и форме цвета хаки. Дядя Леня неподвижно лежал на ковре лицом вниз, его руки были скованы сзади наручниками. Рядом, не шевелясь, лежала Лу Гринн, ее, по всей видимости, уже обнулили… В широком кресле в центре гостиной сидел Вебер.

– О, Ларочка, наш ценнейший сотрудник, – сказал он ровным голосом. – Официально выношу благодарность, рядовой первого ранга. Без вас операция бы не удалась.

Дядя Леня зашевелился и повернул ко мне лицо. Оно было посиневшим, опухшим, с кровоподтеками и узкими щелками глаз, и я бы не узнала его, если бы на нем не была надета та самая куртка с драконом на спине, в которой он просидел сегодня весь вечер. Андрей Ким, он же дядя Леня Фельдман, смотрел на меня в упор длинным тяжелым взглядом, и я поняла, что до смерти этого человека уже не успею ему объяснить, что я его не предавала…

Раздалось пиликанье биочасов, в воздухе развернулась голограмма связи, и я увидела довольное лицо Тео.

– Докладываю, босс, – сказал Вебер, – можете видеть сами. Предатели найдены и обезврежены. Руководил Ким, он же Фельдман, он арестован. Лу Гринн и Индира Бхупада мертвы. Остальные арестованы и ожидают вашего приказа. Рядовому Смирновой вынесена благодарность за отличное несение службы.

– О’кей, верните ей биочасы, – сказал Тео. – Экранирование нелегальной зоны сняли?

– Конечно, – ответил Вебер.

Один из Системных полицейских оказался рядом, и уже через секунду биочасы заняли свое место на моей правой руке.

– Отлично! – сказал Тео. – Повысьте ей баллы, заслужила. Конец связи.

Я поместила ЕИК Вебера, дорогой для меня ряд цифр, в центр квадрата. Подождала три секунды. Рейтинг Вебера, составлявший сейчас двадцать восемь баллов, медленно, но верно пополз вниз…

На цифре десять он вздрогнул, поднял глаза и посмотрел на меня в упор.

– Прекрати.

Девять.

– Рядовой, прекратить немедленно.

Восемь. Вокруг меня собрались люди в камуфляже. Смотрели на Вебера. Ждали его команды.

– Ларочка, эти люди – романтики, – он говорил со мной терпеливо и ласково, как с больным ребенком. – Они мне тоже нравятся, но пойми, ломать Систему – безответственно. У них ничего не выйдет. Это утопия. Систему нельзя изменить, это нереально! Тео – реальность, а они нет. Ты же слышала, они сами признают, что не знают, что делать дальше! Это будет крах, кризис, который погребет под собой всю нашу цивилизацию!..

Пять.

– Ларочка, милая, не надо. – Он изо всех сил старался говорить спокойно. – Останови это. Просто верни мои цифры на место. Я обещаю, что тебя никто пальцем не тронет.

Три.

– Мы будем вместе. Я всегда буду с тобой и буду защищать тебя. Слышишь?

Он сделал шаг навстречу, улыбнулся этой теплой своей неподражаемой улыбкой, доверчиво протянул мне руку. Манжета рубашки задралась, я видела его рейтинг. Два.

– Лара, пожалуйста.

Он включал, снова включал свое это дурацкое обаяние, перед которым я была бессильна. А что, если он любит меня? И наскребь все, лишь бы он был рядом? Но как наскребь, ведь он погубил Сопротивление – а это вообще было самым главным!.. Вебер же подлец. Но смысл любви не в том ли, чтобы принимать человека любым, даже подлым? Да и смысл его обнулять? Как только Вебер свалится на пол рядом с Лу Гринн, они же на меня набросятся. Что они сделают со мной? Немедленно обнулят? Сошлют снова на опыты?

– Лара!..

Один. Сердце человека, которого я любила, билось беззащитной птицей в моих руках. Сейчас я могла сделать с ним все что угодно. Я стояла, смотрела в его глаза и не знала, как поступить…

А что бы вы сделали на моем месте?