В то самое время, когда крестьяне Кемптского монастыря поднялись против своих господ, одна эльзасская революционная партия задумывала общее восстание городского и сельского пролетариата.
Приглядываясь к союзам князей и крупных помещиков, рыцарей, крестьяне поняли, что следует соединиться в толпы, составить собственный союзный договор и иметь свое собственное знамя, по которому можно было бы узнать, какого звания эти люди и чего они желают добиться своим объединением. Поэтому они и избрали своим знаменем лапоть, обувь бедного крестьянства.
Во главе заговора находился бургомистр Шлетштадта Ганс Ульман, прекрасный, но фанатичный человек, не умевший справляться со своими страстями, некоторыми своими чертами он напоминает несчастного аграрного реформатора Тиберия Гракха. Вскоре союз насчитывал уже членов из Шлетштадта, Дамбаха, Зульца, Андлау, Кестенгольца и других местностей.
Заговорщики окружили себя глубокой тайной. Как говорится в сообщениях современников, они узнавали друг друга по тайным знакам и обычаям. В чем они, однако, заключались, мы не знаем. Все новые члены, вступавшие в союз, должны были приносить клятву; прием сопровождался любопытными обрядами и угрозами ужаснейших наказаний возможным предателям. Глубокой ночью по непроторенным путям члены союза пробирались к горному пункту, дикому Унгерсбергу, расположенному в наводящем страх пустынном месте, и здесь обсуждали союзный устав.
В последнем было предусмотрено прощение всех долгов и уничтожение всех податей, за исключением очень низкого налога; далее предполагались отмена духовных и императорских судов, в которых заседали ученые юристы, захват церковных имуществ, ограбление и истребление злосчастных евреев. «Также следовало упразднить тайную исповедь, главную опору духовенства в его господстве над людьми». Это были уже не требования старых прав и преимуществ, на их место стали уже общие положения религиозного, политического и социального характера – ясный признак того, что в аграрном движении участвовали и более глубокие умственные силы.
Чтобы приобрести прочную операционную базу, предполагалось захватить врасплох укрепленный Шлетштадт, а оттуда уже организовать крестьянство и обратиться за содействием к швейцарским единомышленникам. Моментом действия, когда должно было развернуться знамя с лаптем, как символ мятежа и свободы, была назначена Страстная неделя 1493 г. В начале ее должен был произойти захват Шлетштадта. Однако в последний момент заговор был выдан и открыт.
Все заговорщики, которых удалось схватить, подверглись жестокой казни, изгнанию и изувечению рук и пальцев. Однако самые ужасные мучения и кары, которыми доброе старое время любило упиваться, не в силах были вытравить из сердец раз запавшее в них недовольство. Когда Ульман вступил на плаху, он, как рассказывают, воскликнул: «Рано или поздно, но лапоть возродится!» – пророческое слово, которому было суждено сбыться.
Казалось, что революционное движение окончательно подав-лено, и на протяжении нескольких лет спокойствие ничем не нарушалось. Однако настроение в Южной Германии было далеко не веселое. В воздухе чувствовалась нависшая гроза, в нем было что-то давившее души и державшее их в тревожном напряжении. И действительно, уже с начала нового столетия стало возрастать число страшных предвестников предстоящей громадной революции, взрыв ее заговорщики назначили на 1502 г.
За последние годы перед этим в возбужденных, недовольных массах вполне установилась традиция, которая выставила своим главным лозунгом «Божия справедливость» или «Божественное право». Иначе говоря, в народе обнаружилась тенденция к безусловному отрицанию исторического права, потребность применять ко всем существующим отношениям свободно избранный идеальный масштаб.
Этим лозунгом, заимствованным, вероятно, из знакомой нам «реформации», воспользовался один крупный крестьянский союз, который и запечатлел его на своем синем с белым знамени; кроме того, на нем красовались с одной стороны – рядом с изображением распятого Христа – лапоть, с другой – коленопреклоненный крестьянин с поднятыми кверху руками.
Центральным пунктом заговора, лучи которого расходились по всем соседним рейнским, майнским и неккарским округам, была шпейерская деревня Унтергрумбах в Брухрайне близ Брухзаля. В близлежащем лесу в темную ночь происходили тайные собрания, на которых обсуждались положения союза и совершался прием новых членов.
Этот прием происходил при соблюдении религиозных обрядов: поступающий должен был, стоя на коленях, произнести пять раз подряд «Отче наш» и Ave Maria; он обязан был делать это ежедневно и после того, как становился полноправным членом союза. По всей вероятности, по этому признаку, который не мог броситься в глаза непосвященного и не мог навлечь подозрений на члена союза, заговорщики узнавали друг друга. Каждый посвященный должен был поклясться: по мере своих сил оказывать всяческое содействие союзу и старательно оберегать как самый союз, так и поставленные им задачи и цели от вмешательства непосвященного; свято хранить лозунг союза, в котором слышатся отклики злобной песни процессии паломников времен Никласгаузена. Лозунг состоял из вопроса «Скажите, что это за жизнь теперь?» и ответа: «Мы не желаем знать попов и дворян», причем отвечающий должен был подать спрашивающему правую руку.
Если уже самый лозунг подчеркивал враждебное отношение союза к духовенству, то в статьях его эта тенденция выступала без всяких прикрас. В них были прямо выставлены требования конфискации всех монастырских и церковных имуществ, отмены податей священникам и светским барам, уничтожение пошлин и десятины, упразднение всех отношений подданства; только римский король был признаваем единственным верховным главой. Наряду с этим и здесь заявлялось громкое требование старых общинных прав на воду, лес и пастбища.
Само собой разумеется, что к движению, которое выставляло на своем знамени столь современную программу, без зова стало примыкать безчисленное множество сторонников из рядов недовольных. Действительно, весной 1502 г. к союзу принадлежало уже 7000 посвященных мужчин и 4000 женщин. Исполненная решимости и отчаяния, толпа решила немедленно взять врасплох город Брухзаль, после чего она намеревалась пройти со знаменем революции по всей Германии, беспощадно уничтожая противников, особенно же богатых прелатов. Однако незадолго до решительного момента один из заговорщиков на исповеди доверил тайну священнику, который немедленно донес об этом епископской власти. Заговорщики не успели опомниться, как их тайные замыслы были раскрыты, а мрачный союз распался уже во второй раз. И только многочисленные уголовные процессы, которые произвели среди заговорщиков ужасающие опустошения, напоминали о недавнем прошлом.
Главарь восстания Иост Фриц, один из самых опытных демагогов того жестокого времени, ускользнул от епископских палачей и с неутомимой энергией принялся снова за дело, потерпевшее неудачу.
После долголетних странствий по Швейцарии, Эльзасу и Шварцвальду, которыми Фриц воспользовался, чтобы возобновить старые связи и завязать новые, он поселился в 1512 г. в деревне Леен в Брейсгау и тотчас по обычаю демагогов принялся агитировать среди «бедных людей»; успех его был чрезвычайно велик.
Дело в том, что этот бывший ландскнехт обладал в высокой степени всеми теми качествами, которые требуются от вожака народного движения: непоколебимой храбростью, несокрушимой энергией, отличным знанием людей, широкой совестью и тем демоническим даром притворства и искусства убеждать, которому так легко подчиняется бессознательная толпа. И каждый простой человек, слыша его пламенные речи об испорченности света, о Божьей справедливости и о крестьянском лапте, рассчитывал, «начиная с этого момента, сделаться блаженным и богатым». Чего можно ожидать от таких союзников, выяснилось уже очень скоро.
Подготовив в достаточной степени недовольных крестьян, Иост Фриц собрал их однажды вечером на Гартматт, уединенном лугу близ реки Дрейзам. Вокруг царила торжественная тишина. Над собравшимися вздымался темный свод ночного неба со своими мерцающими огоньками, слышался «таинственный шум леса, колеблемого ночным ветром», тихое журчанье реки. Опытный заговорщик знал свое дело. В этой обстановке он и стал развивать свою программу: рыболовство, охота в лесах и лугах должны быть общедоступны, церковные имущества подлежат конфискации, все долги, проценты на которые достигли суммы капитала, должны быть прощены, а ростовщические проценты должны влечь за собой наказание по божескому праву. Всякому, кто присоединится к союзу, будет обеспечена жизнь и невредимость; кто ему воспротивится, будет убит.
К предложению Фрица устроить новый «лапоть» тотчас же присоединилось множество крестьян. Колеблющихся удалось подбодрить и втянуть в заговор местному священнику, который давно уже стоял на стороне Иоста, причем доказывал им бесспорное божественное право «лаптя» на основании Библии. В союзе с ним и с третьим главой, которого звали Штоффель из Фрейбурга и который разъезжал, агитируя, на белой лошади по всему Шварцвальду и долине Рейна, Иост Фриц вербовал многочисленных приверженцев и объединял их в замкнутые окружные союзы.
Связи между отдельными округами поддерживала многочисленная корпорация странствующего люда, которая составляла, под начальством собственных предводителей, род признанного цеха: тут были профессиональные нищие, бездомные торговцы, которые ходили из одного двора в другой и пользовались народными симпатиями, как передатчики всевозможных новостей, ловкие фокусники и музыканты, игравшие по деревням, и им подобные неугомонные и бесправные бродяги, составлявшие в ту пору настоящий бич страны. Предводителям этих опасных шаек были обещаны высокие денежные суммы, если им удастся при помощи своих испытанных агентов раздуть к назначенному времени огонь в различных пунктах в Брейсгау, Эльзасе и в маркграфстве Баден.
Весь Баден до епископства Шпейерского был минирован. В Верхнем Эльзасе и Вюртемберге у союза было много горячих сторонников.
В тайных ночных сборищах, преимущественно в тавернах, Иост и Штоффель проводили смотр своих членов. Также и на храмовых праздниках и ярмарках происходили собрания отдельных округов.
В виде знака для опознания все заговорщики носили латинское «Н», вырезанное из черного сукна и нашитое на красном фоне спереди на груди. Кто собирался поступить в союз, но не был еще посвящен в его тайны, носил на правом рукаве своей одежды три крестообразных надреза.
В качестве союзного лозунга был принят, с некоторыми изменениями, вопрос «Привет тебе, парень, каков твой нрав?» и ответ: «Бедному человеку нет уже на свете житья». Наряду с этим, должно быть для не посвященных еще новичков, был в ходу пароль «Святой Георгий». Перед самым восстанием всем его участникам предполагалось сообщить новый тайный лозунг, который до тех пор составлял исключительное достояние предводителей.
Иост Фриц и его единомышленники – среди них бывалый и речистый булочник Иероним – расширили во время неоднократных сходов на Гартматте прежнюю программу, включив в нее некоторые добавления. Отныне никто не должен был признаваться господином, кроме Бога, папы и императора. Церковные суды подлежали ограничению, а императорские – полному упразднению. После того как Иост Фриц, по примеру отца Иоанна из Леена, изъявил готовность доказать истинность всех положений союза на основании Священного Писания, все собравшиеся произнесли союзную клятву и дали обет «считать тайну священной, стоять друг за друга и друг друга не покидать».
На том же собрании было решено раздобыть союзное знамя с особо значительными символами, которым приписывалось магическое действие на массы. С большим трудом Фрицу удалось достать в Гейльбронне живописца, который исполнил это опасное дело. На синем фоне знамени красовалось изображение Распятого, справа от него – Божия Матерь, слева – Иоанн Креститель. Кроме того, тут были нарисованы папа и император и под крестом – коленопреклоненный крестьянин с лаптем, вдоль всего знамени была начертана надпись: «Господи, окажи Свое божеское правосудие!»
Хорошо подготовив почву, собрание предводителей в Леене постановило поднять движение поздней осенью 1513 г. На храмовом празднике в Бингене 9 октября предводители его сошлись вместе с главарями нищих для обсуждения последних мероприятий; был назначен и день, в который по всей долине Рейна должно было развернуться знамя революции.
Но прежде чем дело дошло до этого, городской совет Фрейбурга узнал о грозящей опасности. Масса заговорщиков попала в карающие руки правосудия, была подвергнута ужасным мучениям и казнена в Рабенштейне. Посту Фрицу удалось вместе с несколькими предводителями убежать в Швейцарию, и еще в продолжение нескольких лет его часто видели в деревнях Шварцвальда – агитирующим и раздувающим брожение.