Если в XIV в. цехи сломили в ожесточенном бою господство знатных родов и уничтожили привилегии городской аристократии, опиравшиеся на недвижимую собственность, то в XV в. и сельское население восстало против своих господ, крупных землевладельцев.
Среди многочисленных причин, которые воспламенили накоплявшиеся годами горючие вещества и привели к тому всепожирающему пожару, который кровавыми буквами занесен на страницы немецкой истории под названием «крестьянские войны», – среди этих причин должно быть уделено не последнее место приниженному общественному положению, нужде и обнищанию крестьянского населения.
Находясь в унизительном положении крепостного или же придавленный невероятной по размерам барщиной, обремененной все труднее и труднее осиливаемыми натуральными и денежными повинностями всех сортов, испытывающий самые грубые насилия во время многочисленных вздорных стычек между одичавшими господами, глубоко презираемый немецкий крестьянин был для всех слоев общества своего рода вьючным скотом.
Лишенные всякого человеческого достоинства и всяких человеческих прав, «бедные люди» влачили жалкое существование в нищете, нужде и горе. Ни один луч радостной жизни, чистого веселья, человеческой культуры не попадал в их нищенские избы. На улучшение их положения при растущем бессилии государственной власти, при жестоком задоре и жестоком себялюбии крупных земельных собственников, лишенных какого бы то ни было рыцарского духа, нечего было и надеяться.
«Пришлось бы удивляться, пришлось бы думать, что немецкий крестьянин стоит на той же степени морального развития, как польский мужик, – если бы такое положение вещей не возбудило в нем стремление к его изменению. И действительно, плоха была бы надежда на будущее германского народа, если бы тот класс, который, при появлении немцев в истории, был единственным, о который сломились силы римских легионов, – если бы он окончательно подчинился своему порабощению и общему презрению».
Однако уже в течение многих лет угрюмый дух недовольства и ненависти против рыцарей и священников, против привилегированных и богатых пронизывал неимущие слои народонаселения. Даже в имперских городах между мелкими мещанами, притесняемыми обедневшими ремесленниками и приказчиками – с одной стороны, и гордыми своим происхождением и богатством патрициями – с другой, существовала глубокая пропасть. Труженики, недовольные общественным строем, были естественными сторонниками угнетенного сельского населения. Мысль о завоевании человеческих прав путем тайных заговоров – эта опасная мысль уже зародилась в голове многих и встретила в не совсем отупевших, еще способных чувствовать сердцах тем более живой отклик, чем крепче и неподвижнее стояли силы, противившиеся справедливому порыву крестьян к свободе.
Отдельные попытки этого рода проходят через все Средневековье. Хотя они и подавлялись самым жестоким образом, однако все же поддерживали и укрепляли дух возмущения. К старому недовольству постоянным варварским гнетом присоединилось еще чувство неудовлетворенной мести и дикого отчаяния. Брожение в глубине душ росло, а взрывы необузданных страстей все учащались.
Уже в 1423 и 1449 гг. мы слышим о неоднократном сопротивлении швабского крестьянства своим беспутным господам. В 1462 г. возникло опасное возмущение зальцбургских крестьян, вызванное неслыханным налоговым гнетом. Архиепископу удалось подавить это страшное аграрное движение лишь при помощи Баварии. В 1478 г. поднялись крестьяне Карпатии и устроили как будто против турок, а на самом деле против императора и аристократии вооруженный заговор, к которому они предлагали присоединиться дворянству, духовенству и городам. Заговор этот был раскрыт и подавлен, но его революционные идеи неудержимо росли и развивались.
Последнее десятилетие XV в. ознаменовалось восстанием крестьян и городских мещан во Фрисландии и Голландии, так называемая война хлеба и сыра (название восстанию дали изображение хлеба и сыра на знамени), а также подданных епископа Кемптского, сурового человека, который своим беспощадным произволом превосходил всех предшественников.
Наряду с экономическим недовольством стало давать себя знать глубокое озлобление крестьян против распустившегося и разбогатевшего духовенства, вызванное исходившими из Чехии учениями таборитов и поддерживаемое бесстрашными военными братствами, которые – будучи плодом стратегического гения демонического Жижки – пустили корни почти во всех войнах второй половины XV в. Именно они делали простой народ восприимчивым к тем религиозным направлениям, которые приобретали социально-политический характер в своем отрицании мирской собственности и в подчеркивании всеобщего равенства перед Богом. И лишь немного времени спустя с поразительной откровенностью выступил в свет теократический социализм.
Это замечательное явление обнаружилось в связи с необъяснимой горячкой паломничества, которая в 1475 г., около годовщины великого отпущения грехов, охватила средневековое человечество и погнала несчетные массы народа в Рим и в Вильснак к святой чудотворной крови. Все ждали со страстным нетерпением появления пророка и реформатора, который стал бы на сторону притесненных и угнетенных.
Его, казалось, нашли в лице Ганса Бема. Настоящий сын народа, ограниченная, но полная мистических идей голова, он весной 1476 г., побуждаемый видениями Девы Марии, сжег в Никласгаузене, в приветливом Таубергрунде свои музыкальные инструменты и начал, охваченный горячкой, проповедовать.
Его пылкие речи вращались вокруг покаяния и поклонения Святой Марии, требовали оппозиции против выродившейся церкви, рисовали фантастическую грезу о наступающем золотом веке. При этом молодой мечтатель, за которым, может быть, стоял какой-нибудь странствующий бегард, вальденс или «Божий друг», оставлял далеко за собой программу императора Сигизмунда, которая тогда впервые появилась в печати. «Император, – говорил он, – злодей, папа – негодяй, а отлучение от церкви не имеет никакой силы; имения духовенства и помещиков следует конфисковать и поделить между членами общины, священники же должны быть убиты. Недалек тот день, когда князья и крупные землевладельцы должны будут трудиться ради дневного заработка».
«Братское равенство, освобождение от всех тягот и от всякого давления казались простому человеку настоящим Евангелием, а его провозвестник – Божиим человеком, который жалеет народ». Поэтому новыми и заманчивыми мотивами зазвучали песни паломников, стекавшихся из Баварии, Саксонии, Тюрингена, Швабии, Эльзаса, Рейнского округа и Веттерау и приветствовавших друг друга обращением «брат» и «сестра»:
Мы хотим жаловаться Господу Богу,
Кирие елейсои (Господи помилуй),
Чтобы не пришлось нам убивать священников,
Кирие елейсон!
Паломничество длилось в течение четверти года и возбудило невероятную сенсацию, слова его перешли за пределы Германии. Тогда безумному фанатику показалось, что почва для социальной революции подготовлена. Он приказал своим приверженцам явиться к нему 13 июля 1476 г., однако без жен и детей.
Ввиду угрожающей опасности епископ Вюрцбургский приказал арестовать воинственного проповедника и отвезти его в Вюрцбург, где он – согласно варварским законам того времени – за еретичество, колдовство и возмущение был предан смертной казни через сожжение. Напрасно около 40 тысяч пилигримов устремилось вслед за увезенным святым. Несчастные мечтатели были без труда рассеяны всадниками епископа, а вслед за тем самым ужасным образом подвергнуты телесным наказаниям и смертной казни.
Не успевшая принять определенную форму греза о коммунистическом Царстве Божием на земле, казалось, была уничтожена с одного удара. Однако она продолжала жить в сердцах бесчисленного множества людей и вскоре снова вынырнула на свет в том широко распространившемся движении, которое избрало своим символом крестьянский лапоть.