LA BELLE DAME SANS MERCI

(Прекрасная Дама, не знающая пощады: «без пощады» /фр./)

Oh what can ail thee, knight-at-arms (о, что может мучить = что мучит тебя, рыцарь; to ail – болеть, беспокоить, тревожить; причинять боль: what ails you? – что вас беспокоит?; knight – рыцарь; arms – оружие; вооружение; герб, геральдический знак),

Alone and palely loitering (одинокого и бледно бродящего = одинокого и бродящего, словно бледная тень; pale – бледный; to loiter – медлить, мешкать, копаться; отставать; плестись; /= loiter about/around – слоняться без дела; околачиваться/)?

The sedge has withered from the lake (осока засохла на озере: «с озера»; to wither ['wɪðə] – вянуть, сохнуть),

And no birds sing (и птицы не поют).

Oh what can ail thee, knight-at-arms (о, что мучит тебя, рыцарь),

So haggard and so woebegone (такого осунувшегося и горестного; haggard ['hægəd] – осунувшийся; изможденный; woebegone ['wəʋbɪɡɔn] – мрачный, горестный, печальный; woe [wəʋ] – горе, напасть, несчастье)?

The squirrel’s granary is full (амбар белки полон = беличьи закрома полны; granary ['ɡræn(ə)rɪ] – амбар для хранения зерна),

And the harvest’s done (и урожай убран: «сбор урожая сделан»; harvest ['hɑ:vɪst] – страда; жатва; уборка хлеба; сбор /урожая и т. п./).

I see a lily on thy brow (я вижу лилию на твоем челе = твое чело бело/бледно, как лилия; lily ['lɪlɪ] – лилия; brow [braʋ] – бровь; /поэт./ лоб, чело),

With anguish moist and fever dew (с влажной тоской/мукой и росой лихорадки; anguish ['æŋɡwɪʃ] – боль, мука, страдание, мучение; тоска; fever ['fi: və] – жар, лихорадка; dew [dju:] – роса; капля пота, слеза),

And on thy cheeks a fading rose (и на твоих щеках вянущая роза)

Fast withereth too (быстро засыхает тоже = к тому же/а также).

I met a lady in the meads (я встретил даму в лугах; mead [mi: d] – /поэт./ луг),

Full beautiful – a faery’s child (невероятно: «полностью» прекрасную – дитятю/дочь феи; faery ['feərɪ] – фея, волшебница),

Her hair was long, her foot was light (ее волосы были длинны, ее нога легка),

And her eyes were wild (а ее очи были дики/пугливы; wild [waɪld] – дикий; пугливый /о животных и птицах/; необузданный, исступленный).

I made a garland for her head (я сплел венок для ее главы; garland ['ɡɑ:lənd] – гирлянда, венок),

And bracelets too, and fragrant zone (а также браслеты и благоухающий пояс; bracelet ['breɪslɪt]; fragrant ['freɪɡrənt] – ароматный, благоухающий);

She looked at me as she did love (она посмотрела на меня так, словно полюбила/прониклась любовью /ко мне/),

And made sweet moan (и издала сладостный стон).

I set her on my pacing steed (я посадил ее на моего шагающего/идущего иноходью коня; to pace – шагать; расхаживать, прохаживаться; идти иноходью /о лошади/; steed [sti: d] – /поэт./ конь),

And nothing else saw all day long (и ничего более не видел на протяжении всего дня),

For sidelong would she bend, and sing (потому что она склонялась в сторону и пела; sidelong – косой, направленный в сторону; боком)

A faery’s song (песню волшебницы).

She found me roots of relish sweet (она нашла мне коренья сладостного вкуса; root – корень; корнеплод; relish ['relɪʃ] – /приятный/ вкус, привкус, запах),

And honey wild, and manna dew (и дикий мед, и манну-росу),

And sure in language strange she said (и она сказала на действительно странном языке) —

‘I love thee true (я преданно люблю тебя; true – правдивый, достоверный; верный, преданный: true friend – преданный друг)’.

She took me to her elfin grot (она привела меня в свой волшебный грот: «грот эльфов»; elfin ['elfɪn] – эльфийский, относящийся к эльфам; волшебный, чудесный, магический),

And there she wept and sighed full sore (и там она плакала и вздыхала весьма горестно; to weep – плакать; sore [sɔ:] – больной; болезненный; страдающий, испытывающий душевную боль: sore in mind and heart – страдающий духовно и душевно; /поэт./ глубоко, сильно /страдать душевно/),

And there I shut her wild wild eyes (и там я закрыл ее предикие/пугливые-пугливые глаза)

With kisses four (четырьмя поцелуями).

And there she lullèd me asleep (и там она убаюкала меня; to lull [lʌl] – убаюкивать; asleep [ə'sli: p] – спящий; to lull asleep – убаюкивать)

And there I dreamed (и там я видел сон) – Ah! woe betide (ах! горе мне; woe betide smb. – горе тому, кто…; to betide [bɪ'taɪd] – /книжн./ постигать; случаться)! —

The latest dream I ever dreamt (последний сон, который я когда-либо видел; dream [dri: m] – сновидение; dreamt [dremt] – видел сон)

On the cold hillside (на холодном склоне холма; hill – холм; side – сторона, бок).

I saw pale kings and princes too (я видел бледных королей и принцев),

Pale warriors, death-pale were they all (бледных воинов, смертельно бледны были они все; death [deθ] – смерть);

They cried (они восклицали/кричали) – ‘La Belle Dame sans Merci (Прекрасная Дама, не знающая пощады)

Hath thee in thrall (держит тебя в рабстве; thrall [θrɔ:l] – невольник, раб; рабство: to hold in thrall – удерживать в рабстве)!’

I saw their starved lips in the gloam (я видел их истощенные/иссохшие от голода губы в сумерках; to starve [stɑ:v] – голодать, умирать от голода; gloam = gloaming ['ɡləʋmɪŋ] – сумерки),

With horrid warning gapèd wide (с ужасным предостережением разверзшиеся широко; to warn – предостерегать; to gape – зиять; разверзаться),

And I awoke and found me here (и я пробудился и обнаружил себя здесь = увидел, что нахожусь здесь; to awake),

On the cold hill’s side (на холодном склоне холма).

And this is why I sojourn here (и вот почему я пребываю здесь; to sojourn ['sɒʤɜ:n] – временно жить, проживать)

Alone and palely loitering (одинокий и бродящий, словно бледная тень),

Though the sedge is withered from the lake (хотя осока засохла на озере),

And no birds sing (и птицы не поют).

 

Oh what can ail thee, knight-at-arms,

Alone and palely loitering?

The sedge has withered from the lake,

And no birds sing.

 

 

Oh what can ail thee, knight-at-arms,

So haggard and so woebegone?

The squirrel’s granary is full,

And the harvest’s done.

 

 

I see a lily on thy brow,

With anguish moist and fever dew,

And on thy cheeks a fading rose

Fast withereth too.

 

 

I met a lady in the meads,

Full beautiful – a faery’s child,

Her hair was long, her foot was light,

And her eyes were wild.

 

 

I made a garland for her head,

And bracelets too, and fragrant zone;

She looked at me as she did love,

And made sweet moan.

 

 

I set her on my pacing steed,

And nothing else saw all day long,

For sidelong would she bend, and sing

A faery’s song.

 

 

She found me roots of relish sweet,

And honey wild, and manna dew,

And sure in language strange she said —

‘I love thee true’.

 

 

She took me to her elfin grot,

And there she wept and sighed full sore,

And there I shut her wild wild eyes

With kisses four.

 

 

And there she lullèd me asleep

And there I dreamed – Ah! woe betide! —

The latest dream I ever dreamt

On the cold hillside.

 

 

I saw pale kings and princes too,

Pale warriors, death-pale were they all;

They cried – ‘La Belle Dame sans Merci

Hath thee in thrall!’

 

 

I saw their starved lips in the gloam,

With horrid warning gapèd wide,

And I awoke and found me here,

On the cold hill’s side.

 

 

And this is why I sojourn here

Alone and palely loitering,

Though the sedge is withered from the lake,

And no birds sing.

 

John Keats