Глава одиннадцатая
Петя пересек полупустой зал и подошел к стойке. Перед ней на высоком стульчике сидела молодая женщина лет двадцати пяти или чуть постарше, но одетая, как юная девушка: мини-юбка, коротенькая жилетка из меха полярной лисы, под ней переливающаяся перламутром невесомая блузка с глубоким вырезом. И длиннющие каблуки-шпильки. Елагин не стал ее рассматривать, а сразу обратился к подскочившему бармену.
— Дайкири, но только с «гавана клаб голд». Если нет кубинского рома, то тогда не надо.
— У нас есть все, — непонятно чему обрадовался бармен.
Елагин обернулся, чтобы осмотреть зал, и как будто только сейчас заметил девушку, сидящую в метре от него.
— Привет, — обратился он к ней, — как жизнь?
Молодая женщина вскинула удивленные ресницы:
— Мы разве знакомы?
— Дело поправимое, — приветливо улыбнулся Елагин. — Я — Петя.
Девушка явно не желала с ним общаться, она даже обернулась к залу и увидела, как к ним направляется крепкий парень в темном костюме с бейджиком на лацкане.
Парень подошел к стойке и поинтересовался у Елагина:
— Это ваш красный «Корвет»-кабриолет перед входом? Там нельзя машины оставлять — можно останавливаться только для высадки пассажиров. У нас паркинг за углом здания.
Петр достал из кармана автомобильные ключи и протянул парню.
— Не в службу, а в дружбу: переставь сам.
Тот схватил ключи и очень быстро удалился. Петр отодвинул рукав пиджака и взглянул на часы, потом положил руку на стойку, чтобы было видно, что это золотые «Франк Мюллер» модели «Конкистадор».
Потом обернулся к девушке, которая внимательно его рассматривала.
— Простите, но мне поначалу показалось, что мы знакомы.
— Так и мне теперь кажется, что мы встречались прежде, — улыбнулась девушка. — Вы прошлым летом на Кипре не отдыхали?
— Мимо. Я все прошлое лето в Майами просидел. Скрывался от бывшей жены… Ее отец под американскими санкциями, теперь он и дочку свою в Штаты не отпускает, кабы чего не вышло.
— Под санкциями? — удивилась девушка. — А почему?
Петр молча показал глазами на потолок.
— Понятно, — с серьезным видом кивнула девушка и продолжила: — Меня Илона зовут.
Бармен поставил перед Елагиным треугольный стаканчик с коктейлем.
— Так, может, тогда по коктейльчику за знакомство? — предложил Петр новой знакомой. — Вы что предпочитаете?
— Можно тоже дайкири.
— Сию секундочку, — произнес бармен, который тоже прислушивался к их разговору.
— У меня здесь деловая встреча через пять минут, — объяснил девушке Елагин, — но она не затянется, я надеюсь.
— Какие дела можно в клубе обсуждать? — удивилась Илона.
— Какие угодно. В офисе скучно и грустно. А здесь приятная атмосфера, приличное общество… Музыка, опять же. Все располагает к откровенности и взаимной честности.
— Это правда, — согласилась девушка, придвигая к себе поставленный на стойку коктейль.
Петр положил на стойку пятитысячную и сказал:
— Сдачи не надо. Только не надо уши греть: погуляй где-нибудь подальше от нас.
— Слушаюсь, — ответил бармен и отошел.
— А какой у вас… то есть у тебя бизнес? — спросила Илона.
— Ответственный. Работаю только с серьезными клиентами. Сейчас подойдет одна очень солидная дама. Увидишь ее и сразу все поймешь.
Вернулся парень из службы безопасности клуба. Протянул ключи и восхищенно выдохнул:
— Класс! Никогда не думал, что придется когда-нибудь посидеть за рулем такой тачки.
— Какие твои годы, — ответил Елагин и протянул парню пятитысячную.
— Спасибо за помощь.
Тот принял и обернулся по сторонам, пожелал обоим приятного отдыха и направился к выходу. Илона посмотела ему вслед, а потом шепнула:
— Кажется, твоя солидная дама явилась.
— Опиши, — так же шепотом попросил он.
— Молодая, очень симпатичная. Сумочка «Луи Вьюиттон», туфельки «Карло Пазолини», кажется. А костюмчик из последней коллекции Такедо Катано.
— Как ты точно описала. Это она.
Он обернулся, и в этот момент Бережная подошла к ним. Она чмокнула Петра в щечку, потом пальцами легко смахнула с его щеки невидимый след губной помады.
— Я ненадолго, — обратилась она к Елагину, — просто хочу узнать. Поможешь спрятать в хорошем западном банке приличную сумму денег?
— Больше десятки?
— Смеешься. Гораздо больше — в два раза больше, чем в прошлый раз.
— Тогда это уже неприлично огромная сумма. Но проблем не будет. На все про все — неделя. Тремя траншами перебросим. Процент за перевод тот же.
— Отлично! Я так и передам клиенту. Подписывать контракт буду я. Доверенность у меня уже есть.
Вера бросила взгляд на зал, потом снова посмотрела на Елагина, хотела что-то сказать ему, но тут же стремительно развернулась всем телом к девушке.
— Ирина? Надо же! А я и не узнала сразу. Прости.
— А мы разве… — растерялась Илона, — то есть я не помню…
— Я — Вера. Нас тобой знакомил Стас, он был на вашей с Валентином свадьбе свидетелем жениха. Да и потом встречались.
— А-а, — как будто вспомнив, протянула девушка, — но тогда на свадьбе я совсем не в себе была. Так, значит, вы… то есть ты — девушка Стаса.
— Никогда ею не была. Просто Стас был моим клиентом. Я его от серьезной статьи отмазала, но он, подлец, не рассчитался со мной. Дал аванс, сводил на вашу свадьбу, после чего прятался от меня, а потом исчез вовсе.
— Так его потом еще раз взяли за распространение. Он, гад, успел и Валю подсадить.
— Как, кстати, твой муж? Чем занимается?
— Так мы развелись четыре года назад. Я не только от фамилии его отказалась, но еще и имя сменила. А Валентин вообще в осадок весь вышел. Его папаша как узнал про художества любимого сыночка, так перестал нам денег на жизнь давать. Я сразу на развод подала. Разве мои родители обязаны этого придурка содержать?
— Не обязаны, — согласилась Бережная.
Илона посмотрела на Петра, а потом спросила, словно ничего от него не слышала:
— А ты чем занимаешься, Верочка? Выглядишь круто!
— Занимаюсь юридическим сопровождением сделок. Клиенты мои — люди серьезные и свои капиталы светить не хотят. Сейчас ведь любой перевод средств, не только у нас, но и во всем мире, под микроскопом. Вот и приходится придумывать разные законные схемы. Беру за услуги недорого, Не больше десяти процентов. Обычно от трех до семи — в зависимости от сумм. Для друзей существенная скидка. Иногда развожу людей.
— В каком смысле? — не поняла ее собеседница.
— Ничего криминального, — объяснила Вера, — помогаю хорошим людям избежать больших потерь при разводах.
— Понимаю… — многозначительно произнесла Илона, и вдруг до нее дошло: — Послушай, а это правда, что после развода все имущество супруги делят пополам? Даже если один работал, а второй, то есть вторая, пальцем о палец не ударяла.
— Правда, но только не всё, а лишь совместно нажитое имущество, и только в том случае, если иное не предусмотрено брачным договором.
— А договора-то не было.
— Ты что, подруга, — рассмеялась Вера, — в очередной развод собралась? Давай, а я помогу. И денег даже не попрошу. Просто развлекусь немного, развеюсь.
— Да это не мне надо. Я-то как раз замуж собираюсь, но мой избранник Филипп как раз развелся меньше года назад. Он по наивности своей с какой-то лохушкой связался. Ребенок у них. Ребенка по суду ему оставили. А ребенок этот мне и даром не нужен. И Филиппу он не нужен. Просто отец моего Фили — Федор Степанович — уперся: ему игрушка нужна. Хочет, чтобы его дедушкой называли и вроде того, чтобы любили бескорыстно. Он с ребенком на Кипре сейчас. Мы с Филей туда летом ездили отдохнуть. А какой тут отдых! Мы под утро из клуба приезжаем и даже часика поспать не удается. Только глаза закроешь, а под окнами визги. Это ребенок по двору за кошками гоняется. Он вопит, кошки визжат. Весь отпуск нам испортил.
— Так ты хочешь от ребенка избавиться?
— Не только. Я вот о чем думаю: если мамаша этого ребенка захочет отсудить половину нашего, то есть пока еще Филиного имущества, у нее это может получиться?
— Однозначно, в течение пяти лет после развода она имеет все права.
— Вот оно что! А я-то думаю, что это она бегает все, умоляет — верните мне Федечку! Мамашу свою подсылала, и та под окнами простаивала. А на самом деле просто разбогатеть хочется. Как все это низко!
— Много имущества делить придется? — присоединился к беседе Елагин.
— Более чем. Ведь Федор Степанович, мой будущий свекр, все на на Филиппа записывал. Дом на Кипре, большая квартира на Крестовском, счета за границей на сына оформлял. На себя не мог, потому что он чиновником всю жизнь. А теперь какой-то нищебродке все отдавать.
— Не все, а половину только, — напомнил Петя.
— Все равно жалко, — заныла Илона, — откуда только такие люди беспринципные берутся!
— Не переживай, подруга, — улыбнулась Бережная, — у меня подобных случаев знаешь сколько было. А твой вариант самый простенький. Я решу все вопросы, можешь не беспокоиться. Ни копеечки она не получит.
— Правда?
— Вера Николаевна никогда не врет, — опять встрял Елагин, — и потому ей доверяют очень большие люди.
— Тебе чужой ребенок нужен? — обратилась Бережная к Илоне.
Та поморщилась:
— Нет конечно.
— А твоему Филиппу?
— Тоже нет. Он этого ребенка терпеть не может. Он вообще считает, что ребенок не от него. Он и не похож на Филиппа.
— Отлично. Тогда я решу вопрос быстро. Встречусь с этой… как ее.
— С Аней.
— Встречусь с Аней, войду в доверие. Объясню, что есть только один способ вернуть сына: она отказывается от своей доли в совместно нажитом имуществе и получает ребенка обратно.
— Твой Филипп сможет даже алименты не платить, — подсказал Петр, — если откажется от отцовства. Ребенок-то не от него.
— А так можно? — удивилась Илона.
— Нужно, — твердо произнесла Бережная.
После чего посмотрела на свои часики.
— Мне спешить надо: дел невпроворот. Ирочка… то есть Илона, если хочешь продолжить разговор, давай со мной поедем, а потом я скажу водителю, чтобы он тебя на Крестовский доставил. У меня «Роллс-Ройс», кстати. Там в салоне есть телевизор и бар.
— Ну, круто! — оценила девушка, на пару секунд задумалась, но посмотрела на Петра и отказалась.
— Я на «Корвете» ее доставлю, — пообещал Елагин.
— Мы пообщаемся здесь немного, — кивнула Илона.
Вера Николаевна чмокнула в щеку Петра, потом Илону. При этом она шепнула ей на ухо:
— Оставь Пете свой телефон. Он со мной свяжется, когда вы с Филей решите ко мне выбраться.
Она еще раз посмотрела на часики и поспешила к выходу.
Илона смотрела ей вслед, а потом вздохнула восторженно:
— Такая молодая, а уже всего достигла. Как ей удалось?
— Потому что Вера Николаевна головой работает, а не другим местом.
Бармен хихикнул.
Илона сурово посмотрела на него:
— Вам же сказали, чтобы не подслушивали. Второй раз мы повторять не будем!
— Ой! — хлопнул ладонью по своему лбу Елагин. — Я же хотел ей выписку отдать с ее счета в нашем банке.
Он понесся через зал, а Илона, удостоверившись, что бармен находится на достаточном удалении, достала из сумочки мобильный телефончик.
— Алле, — шепнула она в трубку, — Филя, я в клубе. Не надо приезжать. Просто я тут старую знакомую встретила. Она очень раскрутилась. У нее солидная фирма. Она так одета — ты даже представить не можешь. На самом верху общается… Так вот… Не перебивай меня!.. Откуда я ее знаю? Да это еще при бывшем муже было, потому и не рассказывала. Она уже и тогда вопросы решала. Так сейчас сказала, как не делиться с твоей Анечкой… фу… имуществом. С чего ты взял, что она судиться будет. Лохушка-то она — лохушка, конечно, но найдется умный человек, который подскажет. Против закона не попрешь… А что твой папа сделает, если все по закону… Ты не приезжай, я все выясню, договорюсь о встрече… Она сказала, что все решит и денег с меня не возьмет по старой дружбе…
Елагин выскочил на улицу, пробежал вдоль здания и завернул за угол, где его поджидала Бережная.
— Весь разговор записал? — спросила она.
Елагин кивнул.
— И я свою часть тоже записала. Но ты продолжай: она выложит все, что знает, не случайно же она выбрала тебя, а не поездку на «Роллс-Ройсе» со старой знакомой.
— Вера Николаевна, вы были такой убедительной, когда…
Он не договорил, потому что с парковки вырулил белый «Роллс-Ройс», подкатил к ним и остановился. Из лимузина вышел водитель в синем блейзере с клубной эмблемой на груди. Он открыл пассажирскую дверь.
— А это откуда? — удивился Петр.
— Каршеринговая машина, — объяснила Бережная, — напрокат взяла в Хельсинки, чтобы не отследили, — надо же было соответствовать. А вдруг она выбрала бы поездку со мной, а не тебя. Да, и поторопи Илону, придумай что-нибудь. А лучше скажи, что я уезжаю куда-нибудь. На пару месяцев. Скажи, что на Капри еду, прятаться от дождливой осени. И если не трудно, как-то ненароком назови свою фамилию. Наверняка станут проверять. Твоя страничка в соцсетях, которую мы подготовили, когда работали по убийству Иноземцева, надеюсь, сохранилась?
— А куда ж она денется. Интернет помнит все.
— Они наверняка сразу на нее выйдут. И обалдеют. Рефлексирующий молодой мультимиллионер-интеллектуал в обнимку с голливудскими звездами…
Петр вернулся к стойке. Возле Илоны крутились двое худосочных парней — совсем молоденькие, очень смахивающие на первокурсников. Они неумело пытались познакомиться с девушкой.
— Привет, пацаны, — сказал им Елагин, — а чего это вы школу прогуливаете?
И, не дожидаясь ответа, обратился к бармену:
— Любезный, ты паспорта у мальчиков проверил?
Он сел на высокий стульчик рядом с Илоной и посмотрел в сторону двери, возле которой стоял тот самый охранник, перегонявший его «Корвет». Тот понял все сразу и быстро направился к ним.
— Они мне студенческие билеты предъявили.
— Так они — победители олимпиад по биологии. Не видишь разве? Тычинка и пестик. Их в двенадцать лет в университет без экзаменов приняли. Вот они за твоей стойкой решили отметить это радостное событие.
— Ты вообще знаешь, с кем связался… — возмутился один из студентов.
Паренек не договорил, потому что подошел секьюрити, взял его под локоть и так же ухватил другого.
— На выход, быстро!
Ребята не стали спорить, шли, почти бежали, не успевая за широким шагом охранника.
— Как я устала от всех этих бесконечных приставаний, — вздохнула Илона и посмотрела на Петю проникновенно, — а ты надежный.
— А я удивляюсь, как тебя жених одну отпускает.
— Он не отпускает. Мы договорились здесь сегодня встретиться, но у него внезапно появились неотложные дела на работе, так что он не сможет подъехать.
— Жаль, — опечалился Петр, а потом посмотрел на невесомую блузку новой знакомой, — но что-то мне подсказывает, что он очень быстро справится со своими неотложными делами, и мы его еще увидим.
— Вряд ли, — покачала головой Илона и перевела разговор на более приятную тему.
— А Вера где живет?
— У нее пентхауз на Васильевском, двадцать четвертый этаж с видом на залив, а в Москве на Софийской набережной с видом на Кремль… Да-а, — вдруг вспомнил Елагин, — она очень скоро на Капри улетает. Хочет переждать слякотную осень… А там-то вообще вечная весна.
— Это город в Италии?
— Типа того. Это остров в Средиземном море. Богачи всего мира на нем свои виллы имеют.
Петр достал телефон, стал нажимать на кнопки, а потом показал собеседнице экран, на котором светилась солнечная фотография.
— Это мы пару лет назад на Капри, куда она пригласила.
На снимке был сам Петр, а под руку его держала Бережная.
— Какая красота! — восхитилась Илона. — А вы на корабле стоите?
— Это яхта Веры Николаевны. Мы как раз к порту подходим. За нами гора, где когда-то стоял дворец императора Тиберия. А рядом вилла Веры. Но виллу отсюда не видно. Полистай: там есть еще куча фоток.
— Ой! — удивилась девушка. — Это разве…
Петр заглянул через ее плечо:
— Ну да — это Иноземцев, — за полгода до того, как его убили. Он к Вере в гости зашел: они же соседи на Капри.
Новая знакомая вернула телефон Петру.
— Не хочу больше смотреть. Почему так: одним всё, а другим ничего?
— В каком смысле? — прикинулся непонимающим Елагин.
— Ладно, задам вопрос по-другому. Ответь, но только честно. Вы с Верой любовники?
— Ха-ха-ха, — рассмеялся Елагин, — нет, и никогда не были. Мы с ней разные люди. Во-первых, для нее дело на первом месте, а для меня существуют вещи более приятные, чем бизнес. А во-вторых, я не в ее вкусе.
— Ты? — не поверила Илона. — Да ты в любом вкусе. Наверное, пользуешься этим.
— Я тоже очень разборчив, поэтому сейчас у меня никого нет. Потому иногда и заглядываю в клубы: мало ли, встречу какую-нибудь особенную. Но до сегодняшнего дня не везло.
— А у тебя свой банк, насколько я поняла. Я, правда, не прислушивалась к вашему разговору…
— Не свой, конечно, но семейный. Владелец — мой родной папа, я тоже, разумеется, в доле, мама акциями владеет. А контрольный пакет принадлежит подставному лицу. Банк-то заграничный. Небольшой, по западным меркам, но надежный. В России у нас представительство. Как называется банк, говорить не буду: и так многое, что нельзя говорить, выболтал.
— Я никому, — пообещала Илона, — я вообще абсолютно не болтливая. Меня даже если пытать будут…
— До этого, надеюсь, не дойдет, — предположил Елагин и посмотрел на часы. — Ого, как мы заболтались. Скоро семь! У меня по распорядку дня — ужин. Не желаешь составить мне компанию?
— С удовольствием. Хотя я стараюсь есть совсем мало.
— Ну, ладно. Закажем немножечко шампанского, устриц, икры, лобстеров, осетринки, можно фуа-гра. Хотя нет, фуа-гра в другой раз поедим. Сегодня рыбный день. Возьмем лучше шашлык из королевских креветок.
Петр помахал рукой, подзывая бармена.
— Командир, организуй нам столик на двоих в каком-нибудь тихом уголочке.
Лобстеров в ресторане клуба не нашлось. А потому Елагин согласился на салат из щупалец краба, хотя его долго отговаривала Илона, которая, как потом выяснилось, перепутала их с крабовыми палочками и уминала этот салат за милую душу — тем более что Петр сказал, что от крабов не толстеют, а как раз наоборот. Еще были бутерброды, которые подошедшего к их столику шеф-повара научил делать сам Елагин. На тонкий большой ломоть черного хлеба кладется кусок осетрины горячего копчения, который густо смазывается сверху черной икрой.
— Очень изысканно, — согласился шеф-повар, — мы подумаем, чтобы включить это блюдо в наше меню. Не подскажете, как оно называется?
— «Пути́на по-черному», — не моргнув глазом, выпалил Елагин.
Шампанское «Дом Периньон» им подали в ведерке со льдом.
Они выпили по два бокала. Илона закусывала «путиной», когда к их столику подошел молодой человек, чья фигура свидетельствовала о том, что он посещает тренажерный зал не только для того, чтобы поглазеть на стройные фигурки фанаток фитнеса.
— Позвольте присесть к вам, — попросил он, — меня зовут Филипп. Я — жених Илоны.
— Конечно! — обрадовался Петр. — Илона столько рассказывала о вас. А я — Петя Елагин — приятель и деловой партнер Веры Николаевы — Илониной подруги.
Официанты притащили стул, а Елагин заказал еще «черной путины» и салат из щупалец краба.
— Может, виски возьмем? — предложил Петр. — У них здесь «Ханки Баннистер» имеется. Правда, всего двадцать четыре года выдержки, но тоже ничего.
— Я за рулем, — вздохнул Филипп.
— Я, кажется, тоже, — вспомнил Петя, — но ведь всегда можно вызвать своего водителя. Или попросить местного секьюрити помочь отвезти.
— У Петра «Корвет»-кабриолет, — просветила жениха Илона.
— Напрокат брали? — съехидничал Филипп.
— Почему? — не понял Елагин. — Мой личный.
Он достал из кармана документы и показал молодому человеку.
— Вот технический паспорт, в котором указан владелец, а вот мое водительское удостоверение. Имя, фамилия и, заметьте, отчество и там и там одинаковые.
— Да это я пошутил, — опять улыбнулся Филипп и тут же стал серьезным, — на самом деле сегодня я бросил все дела, потому что Илона сообщила, что вы можете решить кое-какие проблемы.
— Не я, — покачал головой Петр, — а Вера Николаевна. Она в нашей стране главный решальщик. Сейчас я позвоню.
Он достал телефон. И, услышав в трубке голос Бережной, бодро произнес:
— Вера Николаевна, дорогая. Тут как раз Филипп подъехал. Просит встречу организовать. Может, и вы подскочите. Все-все, передаю трубку.
Елагин отдал свой телефон жениху Илоны, и тот осторожно прижал ее к своему уху.
— Я слушаю, — сказал он.
— С удовольствием сейчас бы подъехала, но сегодня меня пригласили на футбол. Правда, я в нем вообще не разбираюсь. «Зенит» с каким-то «Краснодаром» играет. Но момент надо использовать — меня пригласили в губернаторскую ложу. Так что пообщаюсь с губернатором — у меня к нему много вопросов накопилось. Но вы ведь на Крестовском живете? Это совсем рядом со стадионом. Так что после футбола сможем встретиться. Вы в десять вечера не ложитесь еще?
— Нет.
— Ну и отлично. Называйте адрес: я подъеду. Спуститесь с Илоной, посидим в машине и поговорим. Моя машина просторная, как кабинет.
— Что вы! Зачем в машине? Можно и у нас.
Он закончил разговор. Некоторое время сидел молча, сжимая в руке чужой телефон. А когда Елагин забрал аппарат, спросил:
— А какая у Веры Николаевны машина?
— Белый «Роллс-Ройс», — ответил Петр.
Елагин посмотрел на часы.
— Как время-то пролетело.
Он обернулся к официанту, который стоял у него за спиной.
— Посчитай нам!
— Ты нас покидаешь? — удивилась Илона.
Официант что-то чиркал в своем блокноте. Петр протянул руку:
— Дай сюда!
— Я еще не все… — попытался возразить паренек, но блокнотик отдал.
Петр достал из кармана пачку пятитысячных и положил их на стол с таким изяществом, что деньги легли веером, как карточная колода, разложенная умелой рукой.
— Достаточно?
— Здесь больше, — растерялся официант.
Елагин вырвал из блокнотика листок с расчетами и записал номер телефона. Протянул Филиппу.
— Мой телефон для самых близких. Так что звоните, если вдруг скучно станет.
Он поднялся, протянул руку Филиппу, похлопал по плечу официанта.
— Не скучай тут.
А потом поклонился Илоне.
— До встречи!
Филипп смотрел ему вслед, а потом обернулся к невесте.
— Похож на афериста.
— Ты что! — возмутилась та. — Что ему у нас ловить? Да и потом, когда ты увидишь Веру, поймешь, какая она крутая. Я на нее на своей свадьбе почти внимания не обратила. Она еще со Стасиком пришла, которого все боялись. Она Стаса от тюрьмы спасла, но он с ней не рассчитался, а потому, как мне кажется, его и посадили сразу на восемь лет.
— Я не хочу ничего слышать про твое прежнее общество. Мажоры и наркоманы.
Илона наклонилась к своему жених и шепнула:
— А ты сам кокс разве не употребляешь?
— Тихо! — приказал Филипп и, посмотрев по сторонам и увидев, что никого рядом нет, ответил: — Не употребляю. Попробовал только разок для эксперимента.
— Ага, — усмехнулась Илона.
— Ну, два раза, — признался молодой человек, — но, во-первых, он на меня не действует, разве что бодрит немного, а во-вторых…
Он не договорил и посмотрел на стол.
— Поехали домой?
— Так смотри, сколько еще икры осталось. Крабы, устрицы… — ответила невеста.
Она снова прижалась к жениху и шепнула:
— Ты знаешь, что устрицы — это мощный афродизиак?
— Мне-то зачем? — усмехнулся Филипп.
Илона поцеловала его и шепнула:
— Может, поэкспериментируем сегодня? Хотя нам же сегодня еще с Верой встречаться: вдруг ты на нее возбудишься?
— Мне никто, кроме тебя, не нужен. — Он посмотрел на стол и с полным равнодушием поинтересовался как бы между прочим: — А что, она и в самом деле так хороша?
— Она, конечно, супер! Но я все равно лучше.
Глава двенадцатая
Первеев с невестой встретили Бережную на крыльце дома. Илона обняла и поцеловала гостью, как старую знакомую. А потом представила жениха, по лицу которого сразу можно было понять, что он действительно рад знакомству. Хотя выглядел Филипп немного растерянным, очевидно, думал увидеть деловую даму, а оказалось, что общаться придется с молодой и привлекательной особой, которая едва ли не ровесница его невесты.
— Какой счет? — поинтересовался Филипп.
— Ничья, — ответила Вера, — неинтересно даже. По голу забили и успокоились. Вот этим спорт неприятно отличается от судебного заседания, где всегда напряженно и ничьей быть не может.
Подошли к лифтам, и Первеев спросил:
— О чем беседовали с губернатором?
— Практически ни о чем, — ответила Бережная уже в кабинете лифта. — Парой-тройкой фраз перекинулись. Но он действительно был занят. В ложе присутствовал еще и областной губернатор. Вопросы они обсуждали очень серьезные. Дело в том, что завтра объявят о том, что утвержден проект второго транспортного кольца вокруг города. Теперь будет утверждаться бюджет, согласовываться источники финансирования и уполномоченные банки. Под проект закладываются миллиарды, и оба губернатора обговаривали список участников строительства. Песок, щебень и так далее. Объемы огромные.
— Щебень! — вскликнул Филипп. — Так это моя тема. У меня, то есть у моего отца, в Карелии несколько карьеров, которые практически простаивают. Так, продаем по мелочовке. А там и ветка узкоколейки подходит, с вывозом не будет проблем, и доставка железнодорожным транспортом во много раз…
Лифт остановился, двери раздвинулись, и Филипп продолжил уже на площадке.
— Дешевле во много раз… Там возможность вписаться есть?
— Есть, конечно. Но я, сразу предупреждаю, хлопотать не буду. Лоббирование не моя тема. Только в особых случаях. Однако из сегодняшнего разговора двух губернаторов я поняла, что есть некий депутат Государственной думы, который в этой теме очень заинтересован. Понятно, что и он подставное лицо, но компании проверять на надежность будет именно он.
Филипп открыл дверь, отделанную шпоном под кору векового дуба, и пропустил гостью в квартиру.
— С депутатом тем я лично не знакома, хотя и пересекались с ним на тусовках. Он — местный, но приемы сам почти не проводит. Приезжает домой отдохнуть. Но есть помощник или, точнее, помощница, адрес которой я узнаю только завтра и вам сообщу. Для помощников — это основной хлеб. Помощница за вознаграждение сведет вас с депутатом и словечко замолвит, уж будьте уверены. Я поначалу только с помощниками общалась, а потому всю их натуру изучила хорошо. А с депутатом вы сами договоритесь или отец ваш. Кстати, как там Федор Степанович? Я с ним немного знакома. Когда мне министр орден вручал, на том же вечере от мэрии мне подарок преподнесли — часы напольные. Предмет тяжелый, так вот ваш батюшка как раз и выносил их на сцену. Силен он был.
— Так он и сейчас на тренажерах по часу в день потеет.
Филипп произнес это и удивился:
— Как удивительно все складывается… Мир так тесен.
А Илону удивило другое.
— Тебя наградили орденом? За что?
— За хорошо сделанную работу. Я же в следственном комитете горбатилась. Майором юстиции была. Но потом ушла, потому что на меня вышли верхние люди и посоветовали так же плодотворно пахать на частной ниве.
Прошли в гостиную, расселись по креслам.
— Да-а, — продолжал удивляться хозяин, — никто бы не подумал, что вы, такая утонченная, и вдруг — следователь, майор юстиции.
— Все в прошлом, — улыбнулась Вера, — хотя связи, не скрою, остались: как с той, так и с другой стороны.
— А мы про Петю в интернете смотрели, — доложила Илона.
— Правда? — удивилась Бережная, делая вид, что не замечает знаков, которые Филипп подает невесте. — И что там пишут про него?
— Мы на его страничку зашли. Я прямо обалдела. Он, оказывается, такой знаменитый, общается с голливудскими звездами, у него даже роман был с этой, которая из «Сумерек»…
— Давайте о деле, — не выдержал хозяин дома.
— Петр действительно интересный человек, — словно не слыша его, продолжила Бережная. — Прикидывается веселым простачком, а в деле у него такая хватка! Миллионы как блинчики штампует. А вообще — он спортсмен известный.
— Он дзюдоист, — продолжала щебетать невеста Филиппа, — там фотографии были, как он на татами выступает.
— Он же был чемпионом мира среди юниоров, потом среди студентов, победил бы и на Универсиаде. Но перед самой поездкой в Индию, где должны были пройти соревнования, прыгнул с тарзанки в пропасть. Трос не выдержал, и он со стопятидесятиметровой высоты рухнул на дно ущелья. Упал в горную речку, но все равно чудо, что жив остался. Этот случай научил его быть осторожным, и теперь он ни в какие авантюры не ввязывается.
— А он женат? — не могла остановиться Илона.
Но теперь уже Вера потеряла всякий интерес к этой теме.
— Я пробила эту Сухомольскую… — начала рассказывать она.
— Сухомлинову, — поправил Филипп.
Вера кивнула и продолжила:
— Ваша бывшая жена Анна Владимировна действительно подала иск по поводу раздела совместно нажитого имущества, краткий перечень которого она изложила в приложении.
— Какая тварь! — не выдержала Илона. — Она сама хоть копейку заработала?
— Спокойнее, — остановила ее Бережная, — наше дело правое. Но сообщаю, что Анна Владимировна наняла очень опытного адвоката со связями, услуги которого стоят недешево.
— Откуда она денег взяла, чтобы с ним рассчитаться? — удивился Филипп.
— Очевидно, адвокат Перумов решил, что дело выигрышное, и взялся за него. Ведь все судебные издержки, в том числе и гонорар адвоката, оплачивает проигравшая сторона. Лучше, конечно, не доводить до суда.
— Так что же, по-вашему, надо заплатить?
— Но я же сказала Илоне, что можно не платить ей ни копейки. Я встречусь с ее адвокатом как ваш представитель и сделаю предложение, которое он передаст своей клиентке. Для него лично это будет неприемлемо, потому что не будет выигранных денежных сумм и соответственно высокого гонорара. А как уж гражданка Сухомо… Сухомлинова с ним рассчитается — это их дела. Главное, что вы не проиграете в любом случае.
— Илона говорила мне, что надо в таком случае отказаться от ребенка.
— А вы не хотите?
— Да мне все равно. Для меня главное, чтобы эти две сумасшедшие, Анька и ее мать, отстали от меня. Я хочу жить спокойно с Илоной, чтобы никто ни ко мне, ни к ней не приставал на улице с воплями и слезами.
— Так в чем же дело?
— Отец будет против.
— То есть дедушка, насколько я понимаю, но он мог бы иметь все права лишь в случае вашей, Филипп Федорович, смерти, да и то только тогда, когда и мать ребенка умрет.
— Я что-то не понимаю вас. — удивилась Илона и перешла на шепот: — Вы нам рекомендуете эту Аню убить?
— Какие ты делаешь странные выводы, — вскинула брови Бережная, — я рекомендую решить вопрос, не советуясь с дедом. Потому что, если дойдет до суда, вы потеряете так много, что Федор Степанович не сможет компенсировать потери очень и очень долго. Если вообще сможет. А теперь представьте, что она не только отсудит половину вашего немаленького состояния, но и добьется выполнения вами решения суда о том, что вы обязаны предоставить ей возможность встречаться со своим сыном в установленные дни и часы. Но вы не сможете предоставить ей такой возможности, потому сами не встречаетесь со своим ребенком и не участвуете в его воспитании.
— Но он же у дедушки, — попыталась возразить Илона.
Бережная кивнула.
— Именно у дедушки, — подтвердила она, — о котором в решении суда не говорится ни слова. То есть либо вы специально прячете от матери своего ребенка за пределами страны, что противоречит решению суда, либо же налицо похищение ребенка его дедом. Каким образом фотография Феди вклеена в заграничный паспорт гражданина Первеева-старшего, а не в паспорт его отца? Кстати, вы давали на это согласие?
— Вы допрашиваете меня, как следователь.
— Уверяю вас, настоящий следователь будет разговаривать с вами еще более жестко, и если он решит возбудить дело о похищении несовершеннолетнего, то сразу примет решение о вашем задержании и помещении под стражу. До суда выпуск под залог при таком обвинении невозможен, как и домашний арест. Это вам надо?
Филипп молчал. Молчала и Илона, потом она выдохнула:
— Короче, влипли мы с тобой, Филя, теперь…
— Никуда вы не влипли, — не дала ей договорить Вера, — потому что есть я — твоя подруга, которая всегда готова помочь. Насколько я знаю адвоката Перумова, он не любит проигрывать и не проигрывает никогда, потому что опыт у него большой. У него колоссальный опыт, и он не берется за те дела, в которых есть хоть небольшая вероятность проигрыша. Но он не работает бесплатно. Если будет досудебная договоренность между бывшими супругами, он все равно захочет получить с клиента — пусть не ту сумму, на которую рассчитывал, но все равно значительную, которой, насколько я понимаю, у Ани Сухомлиновой нет.
Филипп покачал головой:
— Откуда у нее такие деньги? Она даже, когда со мной жила, своего счета в банке не завела.
— Правда? — удивилась Илона. — Вот дебилка! А как она собирается с адвокатом рассчитаться? Неужели она думает, что ее тело стоит таких денег?
— Ты можешь помолчать! — не выдержал ее жених. — Тебя это дело вообще не должно касаться.
— Как это не должно? Она на наши денежки покушается. Может, ее и в самом деле того…
— Илоночка, а присесть лет на двенадцать ты не хочешь? — негромко спросила Вера.
— Никто же не узнает, а потом пусть докажут. И потом, ведь все решает судья.
Бережная кивнула.
— Ты не о судье ли Гасановой вспомнила?
Илона окаменела и посмотрела на Филиппа, который растерялся.
— Я, когда подъезжала к вашему дому, увидела на парковке ее «Х6». Насколько я понимаю, она живет в этом же доме и по-соседски помогла с решением в вашу пользу. Хочу предупредить, что она принимает решения в пользу любых людей, которые готовы ей платить. Но, к сожалению, не только мы с вами об этом знаем. Так что советую держаться от нее подальше, а то, когда она тонуть будет, утянет за собой многих. Насколько я понимаю, это Федор Степанович вас с ней познакомил?
— Ну да, — согласился Филипп, — мы уже здесь жили. Я решил спуститься по лестнице. Еще был на площадке между нашим этажом и ее, что…
Он замолчал, и тут же продолжила Илона возбужденно и радостно:
— Филя смотрит, что из квартиры, которая под нами, выходит Федор Степанович, а какая-то тетка провожает его, а потом начинает обнимать и целовать.
— Не было этого! — крикнул Первеев-младший.
— Как не было! — возмутилась Илона. — Ты же сам рассказывал.
— Не ссорьтесь, — попыталась успокоить влюбленную парочку Бережная, — это не секрет для многих, что Аида Гасанова — давняя любовница Первеева. Она, когда в наш город приехала из Ставрополя, вышла на Федора Степановича, ну и закрутилось у них. Он составил ей протекцию, и теперь она достигла определенных высот. Сейчас Аида Оруджевна уже в возрасте, да и Федор Степанович — не юноша. Но тогда ей было тридцать с небольшим хвостиком, она была привлекательна и, по утверждению очень многих, очень темпераментна в постели.
Бережная с такой уверенностью говорила все это, хотя и сама растерялась от того, что только что узнала. Как все просто получается! Поэтому все сходило с рук судье Гасановой — ее прикрывал Федор Степанович Первеев.
— Теперь главное, чтобы она, когда с ней будут беседовать, не прикрывалась вашим отцом, — вздохнула Вера, — начнут копать, и многое всплывет — может, даже такое, что и я не смогу помочь.
— Да Аида — стерва еще та! — сорвалась Илона. — Она швабра старая, еще и к Филе моему клеилась! Сразу после развода подошла к нему, сказала, что это дело надо отметить, и пригласила к себе. Слава богу — я в тот вечер к нему приехала, а не осталась у родителей. В дверях его застукала, он — такой наряженный, выбритый, надушенный, с бутылкой шампанского из квартиры выходит. Спрашиваю: «Ты куда такой красивый?» Отвечает: «Тебя встречаю». А я ведь даже не предупредила, что приеду тогда. Остался он со мной, а через пять минут Аида сама в дверь звонит, заявилась в платье с декольте до пупа, а что там, кроме силикона, ничего нет…
— Все не так было, — поморщился Филипп.
— А как? — засмеялась Илона. — Все именно так. Я потом, когда он пиджак снял, сунула руку в его карман, а там пачка презервативов. Охота ему было связываться со старухой — любовницей своего отца. Прямо как про этого… как его, который со сфинксом… Забыла имя.
— Эдип, — подсказала Бережная.
Филипп сидел красный от злости.
— Ты такая дура, — наконец выдавил он, посмотрев на невесту.
— Конечно, — согласилась та, — потому что люблю тебя, несмотря ни на что.
— Ладно, ребята, — произнесла Вера, поднимаясь, — вы тут не ссорьтесь, а мне спешить надо.
Филипп тут же вскочил:
— Я провожу вас.
Илона тоже стала собираться, но жених сказал:
— Я сейчас вернусь.
Когда они вошли в лифт, Бережная предложила:
— Давай на «ты» перейдем, а то мы с Иришей… Прости, я все по-старому ее хочу назвать. Мы с Илоной — подруги, а ты со мной, как с незнакомой теткой.
— Я с радостью, — согласился Филипп, и лицо его порозовело. — Ты не тетка, ты просто замечательная!
Они вышли из кабины.
— И все-таки вернемся к нашим баранам, — перейдя на деловой тон, сказала Вера, — договорись со своим адвокатом о встрече с Перумовым.
— А разве не ты…
— Нет, нет, нет, — покачала головой Вера, — я не хочу светиться. Кроме того, я человек занятой. У меня все дни расписаны. Я и сегодня-то вырвалась потому только, что рядом была. Договорись со своим адвокатом. У тебя же есть адвокат? Кто тебя на разводном процессе представлял?
— Вообще я сам, потому что с Гасановой заранее договоренность была. А так для вида мы позвали какую-то девочку из адвокатской конторы Фарбера. Но она почти ничего не говорила — постояла в качестве мебели, а мы потом Фарберу две тысячи долларов ни за что дали. Он еще сказал, что для нас из уважения к отцу сделал существенную скидку.
— Честно говоря, — призналась Бережная, — я только фамилию его слышала, а как он дела ведет, не знаю.
— Как все, — пожал плечами Первеев-младший, — как ваш этот самый, то есть как адвокат Аньки: тоже берется лишь за выигрышные дела.
— Ну и прекрасно. В твоем случае ему и делать ничего не придется. Ты сделаешь Анне Владимировне встречное предложение, от которого она не сможет отказаться. Ты возвращаешь ребенка, а она отзывает иск. Только сначала закрепите эту договоренность документом. Но это адвокаты без вас сделают. Привезешь с Кипра ребенка и отдашь бывшей жене… И на этом всё.
— А отцу что я скажу?
— Придумай что-нибудь. Будто жить без мальчика не можешь. Что опека приходила проверять, как ребенок себя чувствует. Раз пришла, потом второй, а на третий решит, что ребенка у тебя нет. Тем более что ни детской комнатки, ни детских вещей, ни игрушек…
— Я понял.
Они стояли возле подъезда, а белый «Роллс-Ройс» с включенными фарами неподалеку… Вера махнула рукой, и автомобиль покатил к ним.
— Погоди! — вспомнил Филипп. — Я все про карьеры, про щебенку думаю. Насколько велик шанс выиграть тендер?
— Почти стопроцентный. Ты свяжешься с помощницей того депутата, обаяешь ее — у тебя это хорошо получится, и вперед.
Машина остановилась, вышел водитель, распахнул дверь перед Бережной.
— Не хочется с тобой расставаться, — вздохнула она, — но мне кажется, что скоро мы будем видеться чаще. Так что до встречи!
Филипп осторожно прикрыл дверь, посмотрел вслед отъезжающему «Роллс-Ройсу». Автомобиль почти бесшумно выехал на проспект, так же без рева двигателя стремительно набрал скорость и исчез.
Он вернулся домой, начал снимать обувь. Из комнаты выскочила Илона.
— Проводил? — спросила она.
Первеев кивнул.
— О чем говорили? — продолжала допытываться невеста.
— Да ни о чем. Просто посадил ее в лимузин.
— Шикарная дама! — с восторгом произнесла Илона.
Филипп кивнул, соглашаясь, потом поднял глаза и посмотрел на невесту, словно сравнивая ее с той, которая еще недавно была здесь.
— Сколько Вере лет, интересно?
— Как и мне, вероятно, — ответила Илона и сама не поверила, — нет, больше, конечно. За тридцать точно. Может, даже тридцать три.
— Не похоже, чтобы столько же. Выглядит она даже моложе тебя.
— Дурак! — крикнула невеста. — Вот и женись на ней.
Она побежала в гостиную, показывая, что очень обижена.
Филипп ничего не ответил. Просто направился в другую комнату, где у него стоял на столе компьютер. Опустился на рабочее место и задумался. Вдруг он почувствовал тревогу, а отец всегда предупреждал: если есть какие-то сомнения, то отказывайся от сделки сразу, даже если будут потери. Лучше потерять немного, чем все. Он достал телефон и набрал номер отца.
— Не спишь еще? — спросил он.
— Только что Федьку уложили, — ответил тот. — У нас тут время еще детское. А какие у тебя новости?
— Пока никаких, но скоро будут. У меня вопрос: ты когда-нибудь вручал в подарок напольные часы?
— Что я, идиот? Хотя было один раз, но это был подарок от мэрии бабе одной… Не бабе, а девчонке-следователю, которая в одиночку без оперов маньяка-убийцу взяла. Ей орден от начальства, а мэр распорядился часы подарить.
— Имя не помнишь той девчонки?
— Да откуда? Хотя… Береговая или Бережная. Ее Верой звали, кажется. Точно, Вера. Тридцати ей не было. Симпатичная такая, твоя ровесница, скорее всего. А почему ты спрашиваешь?
— Так вдруг. Кто-то вспомнил про эти часы.
Они поговорили еще немного, а когда разговор закончился, Филипп почувствовал, что волнение прошло. Можно доверять этим людям, хотя при чем тут Петр? Филипп вдруг вспомнил Веру, и она предстала перед его глазами: высокая и тонкая. Нет, не высокая и тонкая — она и в самом деле утонченная, с невиданным им в других женщинах лоском. Хотя не это привлекало и манило — кроме красоты, в этой женщине чувствовались уверенность и сила, которые не свойственны простым и обычным, красивым и изнеженным, вообще всем представительницам женского пола. Но в том-то и дело, что она не как все, она исключительная, она одна такая. И, судя по всему, это поняли люди, которые определяют политику, экономику, которые жизни других людей держат на коротком поводке. Эти люди, эти небожители поняли, что женская красота в сочетании с силой и уверенностью решают многое — женская красота и ум легко добиваются того, что многим сильным и уверенным мужчинам не по плечу. И Вера такая одна. Кажется, она внимательно присматривалась к нему. Он почувствовал это, он видел странный блеск в ее темно-серых глазах, глубоких до умопомрачения. В них светились искорки смеха, словно призывая его к какой-то игре…
Филипп почувствовал, как начинают дергаться руки — трястись мелкой-мелкой дрожью, как от неизбежности чего-то очень важного и значительного. Такое случилось с ним лишь однажды, когда сокурсница привела его к себе — неопытного и наивного, но желающего обладать ею, а может быть, не ею, но любой женщиной, и как можно скорее, чтобы стать наконец равным всем тем — уверенным и сильным, кто может позволить себе рассуждать о женщинах пренебрежительно и свысока. Но тогда подвернулась… Не подвернулась, а просто заманила его к себе после вечеринки в общаге именно она, которая была старше его на пять лет — опытная, но некрасивая, раскованная и наглая. Тогда у него тоже точно так тряслись руки. Когда он увидел, что сокурсница, зайдя в малюсенькую съемную квартирку, тут же начала раздеваться, он, стараясь не смотреть на нее, не мог трясущимися руками расшнуровать ботинки, путался в шнурках, которые затянулись в узлы… А когда поднял голову, увидел ее, улыбающуюся, уже без белья. Сокурсница обняла его и поцеловала. Она расстегивала его брюки, пыталась их снять, но ботинки не давали. Она тащила Филю к продавленному дивану, а он путался в брюках, в ботинках, шнурках, его била мелкая дрожь от предчувствия того, что неминуемо случится… Потом были другие женщины. Были и те, кого он любил… Теперь вот Илона, но такого не случалось больше никогда. Никогда — до сегодняшнего вечера, как будто он, мечтавший когда-то стать мужчиной, станет им только сейчас — очень-очень скоро, но в этот раз его сделает мужчиной лучшая на свете — единственная, которую можно любить, уважать и которой можно довериться.
— Филя, — позвала его появившаяся в дверях Илона, — ты про меня совсем забыл.
И он сжал зубы, чтобы не ответить ей грубо. Все! Еще немного — и все изменится. Что он нашел в ней, в девушке, которая в первый же вечер знакомства сообщила ему, что у нее третий размер груди и папа в комитете финансов мэрии? Грудь, как оказалось, не самое главное достоинство женщины, а папа — просто исполнитель, который ничего не решает. Но сейчас появилась другая — очень красивая женщина, которая если и приходит на футбол, то лишь для того, чтобы пообщаться с губернатором. И первой узнает о том, чего ждут многие — предстоит строительство второй кольцевой, значит, начнется война за передел рынков, будут рушиться состояния и за считаные месяцы возникать новые, появятся другие люди — молодые и более решительные, знающие, для чего нужны деньги. А ведь и сама Вера, вероятно, очень богата. Значит, ее нельзя купить за деньги. Ее можно взять только любовью, и он даст ей эту любовь.
Вера возвращалась домой, когда позвонил Петр.
— Вы закончили с ними? А то я хотел переговорить с Илоной.
— И в самом деле? — купилась на его шутку Бережная.
— Упаси меня бог! Сегодняшний вечер нанес сокрушительный удар по моему бюджету. Наверное, три оклада просадил.
— Завтра компенсирую, а ты отдыхай пока, набирайся сил. Дело только начинается.
Глава тринадцатая
Главный вопрос, который всегда возникает в начале расследования каждого преступления, особенно убийства: кому это выгодно? Кому мешал Тарасевич, что он знал такое, что обрекло его на смерть? Да и Галину Фоменко наверняка убил не уличный грабитель. Бывшую консьержку подвел язык, и ее убрали как ненужного свидетеля. Вполне может быть, что ее устранил уже другой человек, не тот, кто убил Александра Витальевича: разные способы убийства, иное оружие. Хотя вполне возможно, что убийца — один и тот же, просто он специально пытается сделать так, чтобы два преступления не были связаны между собой. Но что-то подсказывало Бережной, что действовали два человека, хорошо знающие друг друга и планирующие свои действия.
Хорошо бы знать, за что убили Тарасевича? Что такого мог знать директор товарищества собственников? Почему был похищен его компьютер? Если его смерть связана с хозяйственной деятельностью ТСЖ, то среди подозреваемых может оказаться и Михеев — худосочный мужчина, пытающийся скрыть свой возраст крашеными волосами и одеждой, популярной у тинейджеров: узкие брючки, рубашки-худи, бейсбольные курточки. Именно в таком наряде он запечатлен на основной фотографии своей странички в соцсетях. Возраст не указал, как и свое образование, но зато представил себя одной строкой: «Поклонник муз». Друзей в соцсетях у него немного, но среди них адвокат Фарбер, убитый Тарасевич, помощница депутата Баранова и еще несколько человек, которых Вера не знала, да и сам Михеев с ними почти не общался — он вообще редко заходил на свою страничку. В числе своих увлечений указал гольф, конное поло, балет и современную моду. Похоже, что с головой у него не все в порядке: завышенная самооценка, самовлюбленность и одиночество. Ваня Евдокимов сказал бы: «Тронутый, конечно, но такие на убийства не ходят!»
Толя Напряг? Самый удобный подозреваемый. Он мог, но, как опытный человек, наверняка в первую очередь должен был обеспечить свое алиби, поскольку убийство было тщательно спланировано. Наверняка есть свидетели, которые покажут, что в момент убийства он был на другом конце города. Или находился в машине в поле зрения уличной камеры. Хотя последнее — не алиби, машину можно оставить где угодно. Например, возле магазина, посещаемого сотнями людей, а потом выйти через другую дверь уже переодетым…
А почему она вцепилась в жильцов дома? Вера вдруг поняла, что мыслит так же, как следователь Егоров, который никак не может напасть на след. Киллера ведь могли нанять, сделать заказ вслепую или через посредника. А если не взять киллера, то и заказчик не будет найден. И даже если взять убийцу, то он может ничего не знать! Признается, что получил заказ, выполнил, с ним рассчитались, и, как говорится, гуляй, Вася! С похожим делом недавно блестяще разобрался бывший опер Ерохин, разумеется с помощью агентства «ВЕРА».
Но если убийц и в самом деле было двое?
Ведь должна быть какая-то подсказка. Вере даже казалось, что она знает, где ее искать. Она взяла переданную ей Сухомлиновой тетрадку, в которую Галина Фоменко заносила свои наблюдения, и начала искать. И почти сразу наткнулась:
…Жилец Пряжкин, кв. 51, разговаривая с кем-то по телефону, сказал, что в случае чего он сообщит Канцлеру, и тот поставит всех раком.
Перелистнула несколько страниц.
Жилец Фарбер, кв. 47, находясь в офисной части 1-го этажа, выходя из кабинета, установить который не удалось, кому-то сказал, что не надо его пугать канцелярией… потому что он и сам для него сделал немало… А потому еще неизвестно, кому оторвут…
Слышно было плохо. За достоверность некоторых слов ручаться не могу.
«Может быть, не канцелярией запугивали адвоката, а Канцлером? — подумала Вера. — Но кто? Работницы бухгалтерии, девушка из канцелярии, ведет делопроизводство… Тарасевич? Или Михеев. Хотя Михеев с Фарбером — оба ценители балетного искусства: вряд ли такие личности угрожают друг другу знакомством с преступным авторитетом, о котором даже полиции ничего не известно. Значит, Фарбер выходил из кабинета Тарасевича, с которым у него произошел конфликт.
И все-таки кто такой этот Канцлер? Вера не знала о нем ничего и не слышала прежде. Можно, конечно, позвонить Евдокимову, но дергать его по всякому поводу в служебное время как-то неловко.
Позвонила Елизавета Петровна и сразу стала извиняться, что беспокоит по пустякам, но посоветоваться ей не с кем, потому что дело такое, что… Очень личное дело.
Голос ее и в самом деле казался взволнованным.
— Что у вас случилось? Моя помощь нужна?
— Нет, помочь мне никто не может. Я просто хочу встретиться с одним человеком. Но боюсь, захочет ли он меня видеть.
И она стала рассказывать, как к ней приходил один очень старый знакомый, который принес на оценку монету, о которой мечтают все нумизматы. Потом сказал, что ничего продавать не собирается, и ушел.
— Вы хотите узнать адрес и найти его?
— Нет. Адрес я его знаю. Просто хочу предупредить, что эта монетка была похищена с места убийства, которое произошло тридцать лет назад. И если он попытается предложить ее кому-то другому, то может нарваться на очень большие неприятности. Но мой знакомый — не убийца и не бандит.
— Что вы знаете о том убийстве?
— Преступники проникли в квартиру коллекционера, долго пытали его, в результате старичок умер. Преступников так и не нашли.
— Фамилию коллекционера помните?
Сухомлинова покачала головой:
— Знаю только, что его звали дядя Сема.
— Но если вам известно имя того человека, который показывал вам монету, и вы знаете его адрес, то почему не сходите к нему? Он связан с криминалом?
Елизавета Петровна молчала.
— Что вам мешает? — удивилась Бережная. — Хотите, я отвезу вас к нему прямо сейчас. Вы его боитесь? Поедем к нему с охраной.
— Не могу я к нему. Я его всю жизнь люблю, — прошептала Сухомлинова и повторила: — Всю жизнь люблю, а он исчез и даже не пытался увидеть меня.
Вера молчала, не зная, что посоветовать.
— Потому что он — отец Анечки, — вдруг донеслось из трубки.
Глава четырнадцатая
С начальником городского управления следственного комитета ее соединять не хотели. Даже когда она попыталась объяснить, что не может дозвониться по его мобильному, секретарь посоветовала записаться на прием.
— Моя фамилия — Бережная, — напомнила Вера.
— Сейчас я посмотрю, когда есть свободные часы приема, — отреагировала женщина.
— Просто передайте, что звонила Вера Бережная.
— Передам. Что вы нервничаете?
Судя по всему, она тут же перевела звонок, потому что включился Евдокимов.
— Верочка, прости, у меня вчера мобильный номер поменялся. На старый номер звонки поступают, а я потом просматриваю список.
— У тебя не только номер, но и секретарша сменилась. Как Рита могла такое допустить?
— Обсудим при встрече. Вообще эта, что сейчас, на подмене, но хочет остаться навечно. Потому и старается. У тебя что-то важное?
— Хотела кое-что узнать, у тебя ведь память на зависть всем. Не помнишь, в году девяностом или около того было убийство старика-коллекционера?
— Откуда? Меня тогда еще не было в следкоме. И вообще, сколько их тогда — ювелиров, коллекционеров, валютчиков, фарцовщиков… Могу посоветовать человека, у которого память в сто раз лучше моей. Давно в музее милиции была? Так вот загляни туда еще как-нибудь и поговори с Андреем Андреевичем. Он помнит все. А если забудет какую-нибудь запятую, то в архив заглянет и сверится. У тебя все?
— Последний вопрос. Слышал когда-нибудь про Канцлера? У меня по оперативной информации проскочил как-то.
— Слышал, разумеется. Был такой мифический персонаж. Никто его не видел, но бандиты ссылались на него. Канцлер приказал, Канцлер на счетчик поставил. Но ни осведомители, ни внедренные в группировки сотрудники ничего про него сказать не могли. Но жесток он был — не то слово. Модным тогда рэкетом вроде не занимался, а вот квартирных краж, разбойных нападений за его бандой числится очень много. Людей порой даже сигнализация в квартире не спасала. В живых они никого не оставляли. А почему ты… Понял, ты считаешь, что смерть того старика на его совести? Если даже так, сейчас никого это не интересует. Канцлера нет, а если и прячется где-то, то вряд ли вылезет на свет. Но все равно сходи к Андрею Андреевичу. Можешь от меня привет передать. Я у него стажировался когда-то, но он уже тогда в солидном возрасте был. Если у тебя все…
— Еще одно. Спросите адвоката Фарбера про Канцлера… Егоров вряд ли это сделает…
— Хорошо, спрошу сам. У тебя все?
— Прости, но у меня теперь самое главное, — не дала закончить разговор Вера. — У нас есть в городе судья Гасанова, я подготовила краткую справку по ней и приложила документы. У нее, как выяснилось, нет высшего образования. Адвокат Перумов попросил своего грузинского приятеля проверить выпуск. Очень оперативно прислали ответ: не было такой студентки, а следовательно — выпускницы. Кроме того, я проверила второе ее образование, и там тоже…
— Погоди, погоди! — закричал Евдокимов. — Не всё сразу. Если она не судья, то выходит — все принятые ею решения теперь теряют всякую силу, как неправомерные. Это же сейчас такое начнется! А потом, когда ее брали в городскую коллегию, неужели никто не удосужился поверить подлинность диплома?
— Ее рекомендовал Первеев, если помнишь такого чиновника из городской администрации. Думаю, что из уважения к нему Аиду проверять не стали. На этом все теперь. Документы по Гасановой отправляю тебе с курьером.
— Ну ты даешь! — не мог прийти в себя Иван Васильевич. — Громкое дело получается. Звон на всю страну пойдет. Судья! Ну, ладно бы адвокат попался на подлоге.
— Нужен адвокат? — словно принимая заказ, переспросила Вера. — Одного вроде взяли. Хорошо, обязуюсь передать тебе еще одного.
— Достаточно! — крикнул Иван Васильевич. — У меня головняков и без того выше крыши.
На этом разговор и закончился.
Про следователя Егорова Вера не спросила ничего, судя по всему, он в очередной раз опростоволосился. Было бы какое-нибудь движение по делу об убийстве в Тучковом переулке, Евдокимов бы сообщил. Он наверняка помнит, на кого жаловался майор юстиции Егоров.
Глава пятнадцатая
Бережная ходила вдоль стендов и рассматривала экспозицию. Она очень давно не бывала здесь, но ничего, казалось, не изменилось. Впервые ее сюда привел Бережной, который еще не стал ее мужем, и даже намека не было на то, что они когда-нибудь сблизятся. Его тогда заинтересовала фотография, на которой толпа жителей Петрограда рассматривает выставленную в витрине Елисеевского магазина отрезанную голову бандита Леньки Пантелеева, которую чекисты представили как доказательство того, что самого страшного бандита и убийцы больше нет. Знал бы тогда Женька Бережной, какая участь ждет его самого.
— Вера Николаевна, — прозвучал позади мужской голос.
Она обернулась и увидела подошедшего к ней пожилого мужчину. Возраст его явно давно перевалил за семьдесят, но он был подтянут и бодр.
— Андрей Андреевич?
— Так точно, — ответил мужчина, — меня Ваня Евдокимов предупредил, что вы придете и что у вас есть интерес к старым делам. Вы для нас почетный гость, мы даже хотели вам посвятить стенд, но бывшее руководство комитета отказало нам во всякой информации. Сказали даже, что настойчиво не рекомендуют этого делать. Якобы вы предали профессию и стали частником.
— Горохов вам такое сказал?
Андрей Андреевич кивнул и спросил:
— Так какие вопросы ко мне?
— Первый. В восемьдесят девятом при ограблении квартиры был убит, вернее, замучен старичок-коллекционер.
— Семен Ильич Сербин, — мгновенно отреагировал ветеран уголовного розыска. — Был такой случай. Преступление не раскрыто до сих пор. К стыду своему, признаюсь, что дело было поручено мне, но с самого начала мне дали не ту ниточку: я тянул-тянул за кончик, а запутался еще больше. По подозрению в совершении этого преступления был задержан очень приятный молодой человек. Полгода его продержали, несмотря на отсутствие каких-либо улик. Но потом отпустили.
— Что-нибудь из похищенного удалось найти?
— Кое-что, но лишь незначительную часть, то, что барыге — скупщику краденого не удалось сбыть. Но дать показания этот скупщик не мог, его самого убили во время ограбления. В этом случае был свидетель, который видел во дворе пацанов лет двадцати — бритых наголо, по тогдашней моде. Примета не бог весть какая, но мы все же вычислили одного. Взяли его и почти раскололи.
— Как взяли, если не секрет?
— Просто. Он по дурости своей от подельников заныкал что-то по мелочи: старинные золотые часы «Мозер» с цепочкой. И пошел сдавать их в ломбард. А там были уже предупреждены, нажали сигнальную кнопку, приехали вохровцы и повязали. Передали нам. На допросе парень заявил, что «котлы» купил с рук у какого-то алкаша. Было ясно, что он врет. Предъявили ему, какой срок светит за убийство, а потом предложили сдать Канцлера. Был тогда такой персонаж, мы за ним охотились долго, но ни примет, ни мест обитания — ничего о нем не знали. Я присутствовал на допросе и сказал, что в худшем случае его осудят за кражу, потому что крови на нем нет, но только если сдаст Канцлера. Паренек клюнул на приманку и пообещал подумать. Отдельной камеры ему предоставить не могли, потому что тогда все «Кресты» были переполнены. Просто посадили в камеру своего человека: колоритного такого, в наколках. Чтобы тот обработал его и посоветовал пойти на сотрудничество. А для подстраховки и убедительности еще одного — незнакомого с первым. Утром наш подозреваемый был обнаружен мертвым — сокамерники сказали, что тот упал со шконки. А наш подсадной клялся, что всю ночь крепко спал и ничего не видел и не слышал. Тоже самое показали и другие сокамерники.
— На этом следствие остановилось?
— А что делать? И без того работы было выше крыши. А Канцлер в скором времени исчез: мы подозревали, что его сами же бандиты и ликвидировали за беспредел. Они приговорили его заочно на своем сходе как отморозка, потому что он не просто богатых граждан грабил, а тех, кто был под крышей крупных группировок и платил дань. Хотя подтверждение этой версии мы так и не поучили.
— Мне кажется, что он жив, только, как в компьютерной игре, перешел на другой уровень.
— То есть вы предполагаете, что он подался в чиновники или в депутаты?
— Предполагаю, потому что государство — самая надежная крыша. Если четверть века о нем ни слуху ни духу, то он за это время мог создать себе такую репутацию, что его уже школьникам в пример ставят.
— Это ваше предположение или известен какой-то факт?
— Предположение. Ведь ему сейчас лет пятьдесят или около того?
— Чуть меньше, я думаю. Потому что информации о нем не было вовсе. Считалось, что это совсем молодой парень, никому не известный, который набрал отморозков и начал лютовать. Известно точно, что он не только не был судим, но даже в поле зрения правоохранительных органов не попадал. А такие в преступной среде карьеру себе не сделают. Нужны две-три ходки по серьезным статьям и достойное, по воровским понятиям, поведение на зоне. Физическая сила само собой. Но его банда или, как модно тогда было говорить, бригада Канцлера была малочисленной, что и помогало избежать лишней болтовни. Помимо того, кто упал со шконки в камере, а он наверняка был причастен, было еще пять-шесть человек. Возможно, мы даже брали кого-то и не знали, что он под Канцлером.
— Фамилии Пряжкин, Михеев, Фарбер, Сопаткин, Ананян, Худайбергенов вам ничего не говорят?
— Ничего, кроме первой. Толя Напряг, если не ошибаюсь. Про других не слышал ничего. Слышал бы — запомнил, уж больно примечательные фамилии — даже погоняло не надо приклеивать. Впрочем, про Фарбера слышал, если это тот самый адвокат. Тогда совсем молоденьким был.
— Какая у вас память! — восхитилась Вера. — Как так возможно вообще?
— Тренировка, существуют специальные упражнения. Хотя порой подводит и она. Я знал все проходные дворы в центре, все сквозные подъезды. А недавно решил прогуляться по памятным местам — так везде шлагбаумы, будки, ворота, кодовые замки. Куда теперь уличному преступнику деваться, везде тупик. Вот потому-то все меньше и меньше становится уличной шпаны. Вся преступность уходит в киберпространство. Вот у меня со счета вдруг списали сто двадцать тысяч рублей. Прихожу в отделение банка, пишу заявление. Проходит месяц, вызывают меня, и какой-то хмырь из службы безопасности показывает мне размытую, распечатанную на плохом принтере фотографию, на которой некто в капюшоне, наброшенном на голову, стоит у банкомата.
— Мы провели расследование, — сообщает мне этот хмырь, — это вы сами со своей карты сняли сто двадцать тысяч, накрылись капюшоном, чтобы вас не могли опознать. Так что, дедушка, не надо нам впаривать, а то сейчас мы тебя привлечем за мошенничество.
Я, если честно, еле сдержался, чтобы по сусалам ему не засветить, и говорю вежливо:
— Родной ты мой честный человек, я в тот день был в Белоруссии, могу предъявить проездные документы: когда приехал в санаторий, когда убыл. Если ты мне дело шьешь, то тогда уж до конца иди. Если готов пойти на принцип, тогда стой до конца, который лично для тебя весьма плачевный будет… Я проведу экспертизу, которая покажет сразу рост и вес этого человечка на твоей черно-белой липе, его приблизительный возраст…
Вера поняла, что она влипла. Андрей Андреевич будет теперь делиться с ней всем произошедшим за все последние годы, и не только с ним самим.
— …Короче, вывели меня из банка тогда. Я, правда признаюсь, не сдержался и пообещал этим уродам, что их банк вылетит в трубу. И перевел еще для тупых, что «труба» на фене — это прямая кишка. Спасибо Ване Евдокимову — я ему позвонил, конечно. Через пару дней тот же самый хмырь привез мне деньги на дом с извинениями. Но я сказал ему: положи туда, где взял. Положи на счет плюс проценты по депозиту. А ты говоришь — уличная преступность.
— Я ничего не говорю, — улыбнулась Вера, — я слушаю вас внимательно. У меня даже мысль родилась. А не хотите по совместительству пойти к нам в консультанты? Вы своим опытом поделитесь, а мы своими наработками и новыми технологиями. Жалко, конечно, что феня ушла в прошлое! Такой был колоритный язык. А сейчас просто сердце оттаивает, когда кто-то рядом чирикает по-свойски.
Глава шестнадцатая
Она собиралась звонить Первееву-младшему, но позже — лучше, конечно, вечером, чтобы он мучился целый лень, чтобы переживал — получится у нее или нет. Но он позвонил сам.
— Верочка, как там наши дела?
— Ты по поводу второй объездной дороги? Навела справки про эту даму. Хотя она твоя ровесница, если даже не моложе. Говорят, даже симпатичная, но хваткая. Помочь может, как мне сказали. Единственно, что немного угнетает, по слухам, она тает, когда видит перед собой молодых и уверенных в себе бизнесменов. Понять ее можно: она не замужем, готова завести серьезные отношения, но как-то не складывается. Я думаю, этим можно воспользоваться. Я не очень цинична?
— Да что ты? Бизнес есть бизнес, хороши любые средства, тем более если они никому не во вред.
— Это ты хорошо сказал, — рассмеялась Бережная и подумала: «Что это я совсем как полная дура?»
— А как с ней можно связаться? — спросил Филипп.
— Ну, это тебе решать. Шучу. Записывай номер общественной приемной, еще ее мобильный номер, а заодно уж и домашний адрес.
— Имя! — прокричал в трубку Первеев-младший. — Самое главное-то мы забыли.
— Разве? — удивилась Бережная. — Тогда записывай и запоминай, зовут ее Тамара Баранова. Можешь ей позвонить прямо сейчас. Скажи, что ты молодой и успешный владелец предприятий по промышленной добыче щебня и гранитной крошки. Объемы добычи огромные, и девать продукцию некуда. Хотел бы помочь родному городу в строительстве второй кольцевой дороги. Она поймет, особенно если ты намекнешь, что молодой, одинокий, не хватает времени на отдых.
— Вера, — укоризненно произнес Первеев-младший, — это уже переходит все границы.
— Тебе решать. Ну, ладно, до встречи. Я на пару деньков в Хельсинки смотаюсь. Оттуда на пароме в Стокгольм. Но там тоже недолго. В конце недельки вернусь. Мы сможем увидеться?
— Я уже скучаю, — обрадовался Филипп, — конечно, увидимся. Жду с нетерпением.
Баранова сушила волосы феном. Планов на вечер не было никаких, и она размышляла. Потом сквозь жужжанье фена пробилась мелодия мобильного телефона. Пришлось отключать фен.
— Слушаю, — сказала Тамара, — хочу знать, кто меня беспокоит.
— Предприниматель Первеев, — представился незнакомый мужской голос, — но если быть совсем откровенным, то — Первеев Филипп.
Голос помощницы депутата Госдумы не понравился ему: слишком резкий и недовольный. Но он продолжал:
— Простите, что беспокою, дело в том, что я спешил в вашу приемную, но не успел. Завален делами. Поездки, перелеты. Только что вернулся из северных стран… Хельсинки, Стокгольм. Хотел еще в Лондон заскочить, но времени не хватило — к вам спешил.
— Я-то вам зачем? — продолжала возмущаться Баранова, но уже не таким суровым голосом.
— Как зачем, хочу встретиться. Чтобы обсудить наше дальнейшее взаимодействие по интересующему и вас, и меня вопросу.
— Какому вопросу? — удивилась помощница депутата.
— Вопросу о взаимовыгодном сотрудничестве. Вы же в курсе, конечно, что только что утвержден бюджет строительства второй кольцевой. У меня же этого щебня столько, что девать его некуда. И цены самые низкие в регионе. Где-то за Уралом, может, и дешевле найти можно. Но, как говорится, за морем телушка полушка, да рубль перевоз.
— Что-то я вас не понимаю. Вы какими-то загадками да прибаутками общаетесь.
— Да я просто не люблю все эти телефонные переговоры. Мне проще глаза в глаза. Тридцать лет на свете живу, в бизнесе уже с десяток лет, а на то, чтобы отдохнуть по-человечески, времени не хватает. Чтобы стимулировать самого себя на отдых, приобрел домик на Кипре, но так и не слетал туда толком.
— Я что-то не поняла, — растерялась Тамара, — вы меня на Кипр приглашаете?
— Нет… То есть да — приглашаю. Но не сегодня. Этим вечером хочу пригласить в клуб — в любой, на ваш выбор.
— Ха-ха-ха, — рассмеялась помощница депутата, — какой вы наивный! Вы считаете, что любой может вот так запросто мне позвонить и предложить посидеть в кабаке. У меня таких предложений, знаете, сколько?
— Я не посидеть предлагаю, а обсудить в приятной обстановке наше сотрудничество, выгодное и вам, и господину Онищенко, да и мне, грешному.
Последнее слово Филипп произнес не случайно. Он долго думал, куда бы его вставить. А тут так удачно сложилось. Наверняка получилось так, как надо, потому что помощница депутата вздохнула.
— Ну я не знаю… Мне придется отменять другие встречи, отклонять многочисленные предложения. И потом, как я вас узнаю? Опишите себя.
— Брюнет, но не жгучий. Рост сто восемьдесят шесть.
Филипп прибавил четыре сантиметра, но не придет же она на встречу с рулеткой…
— Глаза серые. На мне сегодня серый костюм от Бриони, обувь Валентино, голубой шелковый галстук, мужской парфюм — ланкомовский «Энкре нуар».
— Вы так все вкусно описываете, — промяукала в трубку Тамара, — а вдруг вы все врете? Ведь все мужчины — лжецы и подлецы. Вдруг вы женаты?
— Никогда, — твердо заявил Первеев, — при встрече покажу вам свой… — Первеев прикрыл рукой трубку и прокашлялся, чтобы придать своему голосу более проникновенное звучание, и продолжил: — Паспорт. Там кроме штампа о разводе ничего нет.
— Ну это меняет дело, — согласилась помощница депутата, — тогда я, пожалуй, подумаю: принимать ваше предложение или нет. Если не трудно, наберите мой номер минут через десять-пятнадцать. Я должна отменить другие деловые встречи.
Она быстро досушила волосы, потом бросилась к шкафу и стала вынимать из него нижнее белье.
Звонил Филипп из автомобиля, не собираясь никуда уходить, потому что из дома перезванивать помощнице депутата было рискованно: Илона могла услышать и закатить скандал, как тогда, когда к ним ввалилась соседка Гасанова. Кто же знал, что Илона приедет: она собиралась ночевать у родителей. Аида старовата, конечно, но темперамента у нее столько — молодая позавидует. Но теперь все — никакой Аиды, Илоны тоже — теперь будет только Верочка. Хотя она сама ему непрозрачно намекнула на возможную близость с Барановой. Неужели она сторонница свободной любви? С одной стороны, это неприятно, конечно, но, если разобраться, плюсов больше, чем минусов. Никакой ревности, опять же новизна отношений. Полная открытость и эксперименты, на которых настаивает Илона, но с ней не хочется экспериментировать, потому что и она и он уже прошли через все это в свое время. Но скоро все изменится, совсем скоро. Хотя сейчас — главный вопрос, чтобы все срослось с этой объездной дорогой и чтобы помощница депутата оказалась не очень страшной.
Кто-то постучал в стекло. Причем так неожиданно, что Первеев вздрогнул. Посмотрел в окно и увидел Илону.
Открыл дверь и спросил:
— А ты чего здесь делаешь?
— А ты чего в машине сидишь?
— Я жду важного звонка. Сегодня прилетел на короткий срок депутат Онищенко, который решает все вопросы по тендерам с дорогой. Я попросил о встрече, и мне сказали, что она может состояться, но только сегодня.
— Вместе поедем?
— Зачем? Мы же не в клубе будем встречаться. Мы в его офисе, то есть в приемной. Там одни мужики будут.
— А мне что делать? — расстроилась невеста.
— Меня будешь ждать. Надеюсь, что быстро управлюсь — часа за два, хотя неизвестно, как пойдет.
— Так ты утром вернешься?
— Нет конечно, хотя… Могу и не ездить, конечно, но это такой контракт: во-первых, долгосрочный, во-вторых, многомиллиардная прибыль…
Он вышел из машины и обнял девушку.
— Ну, хорошо, — согласилась она с печалью в голосе и вдруг сунула руки в его карманы. — Сейчас я проверю, что в них!
И засмеялась.
Он поцеловал ее и вздохнул:
— Что-то не звонят.
— А ты сам не можешь напомнить? — предложила Илона.
— Могу, но ты иди, а то ветер задувает, и ты простудиться можешь.
Филипп нежно поцеловал невесту, посмотрел, как она идет к парадной, на ходу оборачиваясь и посылая ему воздушный поцелуй.
Он помахал ей рукой, убедился, что Илона скрылась за входной дверью, и набрал номер Барановой.
— Тамара? — спросил он. — Это Филипп. Ну как там?
— Хорошо, — ответила та, — я отменила все встречи. Будем встречаться и решать вопрос о вашем деле. Только ты… Простите, вы должны пройти фейсконтроль. Вы должны подъехать к моему дому, а я должна посмотреть в ваши, как вы выразились, серые глаза, чтобы удостовериться, насколько они честные. А то сами понимаете: в бизнесе и в политике без этого нельзя. Честность и самоотдача — мое кредо.
— А мой девиз: бери от жизни все! — подхватил Первеев. — Называйте адрес!
Он ехал, прижимая трубку к уху, продолжая разговор. Когда уже въехал в Тучков переулок, услышал:
— Там «Мерседес» какой-то.
— Так это я и есть, — ответил Филипп.
Он остановился рядом с ней и с удовлетворением отметил, что Тамара превзошла все его ожидания. Вполне симпатичная, с длинными ногами и впечатляющей грудью.
Судя по блеску ее глаз, он тоже произвел впечатление.
— Честно говоря, не ожидал, — признался он, — ехал к вам скрепя сердце, думал, что придется общаться с какой-то серой мышью, а вы…
— Ты, — поправила его помощница депутата.
— Даже сердце застучало. Любая супермодель рядом с тобой — серая мышь. Как вообще ты оказалась помощником Онищенко?
— Так это очень давно было. Года два назад. Я на его фирме работала менеджер-офисом, то есть офис-менеджером. Он и тогда без меня никак… А сейчас мы едем в клуб, который принадлежит моему другу. Он мой сосед по дому, и с его женой я тоже дружу.
Илона вбежала в квартиру и, не задерживаясь в прихожей, не зажигая свет, помчалась к окну. Выглянула осторожно, едва отодвинув плотную штору, выглянула во двор. Белого «Мерседеса» не было. Она взяла телефончик, прокашлялась, выдохнула, набрала номер, а когда в трубке услышала мужской голос, самым нежным голоском, на который была способна, прошептала:
— Привет, Петя. Как ты поживаешь?
— Да все так же: встречи, переговоры — дела, одним словом.
— Ты в клубе переговариваешься, как обычно?
— Сегодня в офисе просидел весь день.
— Так, может, потусим в клубе вдвоем?
— У тебя же муж…
— Не муж он мне. Просто типа как жених. Только я за него замуж не собиралась вовсе, а теперь тем более. Во-первых, он жадный. Во-вторых, он мне изменяет. Или это во-первых? Изменяет со всеми подряд, даже с этой старухой Гасановой. Я это точно знаю. Представляешь, как это подло — его папашка с ней спит, и он туда же. И это он специально, чтобы Федору Степановичу отомстить. Он вообще своего отца ненавидит: Филя считает, что его отец должен ему больше средств давать и переписать на него свои… как их — активы. Федор Степанович, конечно, уже в маразме. Взял чужого внука и носится с ним. Мы поначалу с Филей так хохотали, ну, ладно, думали — пусть, а теперь дело далеко зашло. Сейчас договоримся с этой лохушкой, отдадим ей ребенка… Алле, ты слушаешь меня?
— Конечно.
— А чего молчишь?
— Просто интересно очень: у тебя жизнь как в сериале.
— Вот и я о том же. О чем я? А… Федор Степанович, конечно, рогами своими упрется, ребенка не отдаст. Его сразу за похищение арестуют, посадят, и всё, что у него есть, Филиппу отойдет. Филя по этому поводу очень радуется… Только мне плевать уже на него. Я поняла, что мы совсем разные люди. Он сейчас вроде как на деловую встречу поехал, а какая встреча, если уже девять вечера. От него парфюмом за версту несет. Что я, не понимаю, для чего он так надушился. Да мне все равно теперь — зато я свободна теперь. Мы можем в клубе посидеть? А потом к тебе рванем.
— А если твой жених вернется, а тебя нет?
— Не вернется. Я могу потом сказать, что у родителей ночевала. Такое уже было. Ну что, едем?
— Погоди, — услышала она голос Петра, — я перезвоню.
Елагин закончил разговор и посмотрел на стоящую рядом Бережную.
— Так что? Ехать?
— Этого достаточно, надеюсь, — ответила Вера. — Запись отправим Первееву-старшему. А тот, если верить людям, знающим его хорошо, не только вспыльчив, но и невероятно мстителен. Ему наплевать, кого давить, лучшего друга или единственного сына. Только одной записи мало. Сейчас в клубе за ним понаблюдают и, если Филипп что-то ляпнет об отце, то это попадет на запись.
— Не жалко парня? — поинтересовался Егорыч.
— А то, что Филя со своим отцом раздавили маму ребенка, бабушку, прошлись по ним катком, не выполнив решение и без того несправедливого суда, это как? — отозвался Елагин.
— Возмездие, — согласился Окунев и посмотрел на Петра.
— Вот потому-то надо ехать, — произнес тот.
Тот тут же набрал номер Илоны.
— Хорошо, я согласен. Давай встретимся там же, где познакомились.
