Часть вторая

Глава первая

Елизавета Петровна проснулась и впервые за много месяцев решила немного полежать. Прежде она вскакивала стремительно, словно слышала не сигнал будильника, а звонок в дверь, за которой стоит очередная неприятность. Все теперь изменилось. Не прошло и недели с того утра, когда она без всяких надежд топталась на крыльце агентства «ВЕРА». Потом был разговор, который ее не обнадежил, а когда, вернувшись домой, она вспомнила, как прошла встреча, то и вовсе расстроилась. Аня была права, когда говорила, что никому они не нужны. Конечно, Верочка была приветлива и выслушала ее с большим вниманием. Но потом рассталась с ней, не предупредив даже о том, сколько будет стоить ее помощь, и не предложив подписать договор с ее агентством.

Сказала только:

— Я что-нибудь придумаю.

Сухомлинова даже не стала рассказывать о своем визите Ане, чтобы не расстраивать дочь лишний раз.

Однако вечером следующего дня Вера позвонила и предупредила, что надо встретиться еще раз, потому что у нее уже есть план действий. А чтобы Елизавета Петровна не моталась к ней через полгорода, она готова заехать сама. Причем вместе с адвокатом, который им поможет.

Услышав слово «адвокат», Сухомлинова немного напряглась, потому что после встречи с Фарбером не ожидала от адвокатов ничего хорошего.

— Дорогой адвокат? — спросила она.

— Очень известный, — ответила Бережная, — но вам не придется ему платить, потому что я просто попросила его об этой услуге, и он согласился. А если вдруг и попросит какие-то деньги, то я рассчитаюсь с ним сама. Вы же дружили с моей мамой, как я могу. Если мы подъедем через часок или через полтора?

— Хорошо, — согласилась Сухомлинова, все же подозревая какой-то подвох.

Она успела сбегать в магазин, купить торт и фрукты. Накрыла на стол и стала ждать. Ровно через полтора часа после звонка Бережной в дверь позвонили. Вера вошла в квартиру в сопровождении величественного мужчины, который, переступив через порог, сразу представился:

— Перумов — член Городской коллегии адвокатов.

Он помог своей спутнице снять легкое пальто и, вешая его на крючок, произнес:

— Мы с Верой Николаевной — старые приятели. К тому же я очень обязан ей, она помогла разобраться в одном весьма непростом деле. Мой клиент был ложно обвинен, но все обстоятельства были против него, и тем не менее уважаемый человек остался на свободе, а настоящие злодеи понесли суровое, но заслуженное наказание.Так что я просто обязан ей помочь… То есть вам, Елизавета Петровна, и вашей дочери.

Они прошли в комнату, и адвокат, увидев торт и вазу с фруктами, попросил на время освободить ему часть стола. Потом он достал из портфеля папку и сказал, что, для того чтобы вести дело, надо заключить договор с его конторой. Сухомлинова растерялась и посмотрела на Бережную, но Перумов тут же положил на стол еще один листок.

— Эта моя расписка в том, что деньги за адвокатские услуги мною уже получены в полном объеме.

Елизавета Петровна взяла листок и начала изучать текст. С удивлением увидела сумму — семьдесят восемь тысяч рублей.

— Но что-то я должна заплатить?

— Я уже получил от вас все, то есть от вашей дочери, которая вроде как уже обратилась в мою контору. Вы же видите расписку, данную ей.

Сухомлинова растерялась, потому что знала, что Аня никуда не ходила и не могла заплатить такие деньги.

— А на взятки? — спросила она.

Адвокат с удивлением посмотрел на нее, и тогда Елизавета Петровна объяснила:

— Я уже пыталась нанять адвоката. Но он сказал, что только на взятки нужно тридцать тысяч долларов и еще пять тысяч за его услуги. Еще надо внести в кассу. Свое предложение дать взятку он назвал консультацией и оценил ее в пять тысяч рублей.

— Не помните фамилию этого адвоката?

— Фарбер.

Перумов кивнул молча. И показал глазами на лист.

Сухомлинова начала знакомиться с текстом договора и не обнаружила никакого подвоха. Посмотрела, оглянулась на Веру, и та кивнула.

— Хорошо, — согласилась Елизавета Петровна, — дочь должна подъехать с минуты на минуту. Она подпишет.

— А теперь введите меня в курс дела. Вера Николаевна мне рассказала, но все хочу услышать от вас лично.

Сухомлинова начала рассказывать. Адвокат слушал и не перебивал.

Вернулась домой Аня и заглянула в гостиную.

— Привет, — помахала ей рукой Бережная, — помнишь меня?

— Теперь узнала, а если бы встретила на улице, то вряд ли. Ты очень изменилась.

— Ты тоже, а прежде я думала, что буду гордиться тем, что знакома с новой звездой балета, которую, как и легенду, зовут Анной Владимировной Павловой.

— Я, когда паспорт получала, взяла фамилию матери.

Ане дали текст договора, и она, едва прочитав его, подписала, не задавая никаких вопросов. Сказала только:

— Надеюсь, это поможет.

Адвокат тут же сообщил, что подготовил обращение в Верховный суд по поводу неправомерности вынесенного решения на бракоразводном процессе.

— Мне кажется, что и противная сторона прекрасно понимает это, а потому вы, Анна Владимировна, не можете закрепиться на какой-то должности. Очевидно, Федор Степанович внимательно следит за этим, чтобы в случае чего заявить, что у вас нет постоянной работы, а кто-нибудь из ваших несостоявшихся работодателей, может, даже не один, даст характеристику на вас: неуравновешенная, склочная, с порученным делом не справлялась, прогуливала.

— Им-то это зачем? — не поверила Аня.

— Им незачем, — согласился Перумов, — но если Первеев попросит, органы опеки обвинят вас в том, что вы не имеете постоянного заработка и, соответственно, средств для содержания ребенка. И суд согласится с их определением. У Федора Степановича огромные связи как во властных структурах, так и в коммерческих организациях. Он ведь, даже когда в мэрии трудился, был учредителем нескольких фирм. Закон допускает это, если официально он там не числится ни на какой должности и зарплату не получает. Поэтому из уважения к нему судья и принял решение отдать ребенка на воспитание отцу. Как фамилия судьи?

— Гасанова, — сказала Елизавета Петровна.

— Да вы что? — удивился Перумов, — Надо же, на кого вы нарвались — интересная личность эта Аида Оруджевна.

И снова перешел к делу, сказал, что подготовил иск о разделе имущества, совместно нажитого в браке с гражданином Первеевым Филиппом Федоровичем, и обращение в Верховный суд о неправомерности вынесенного судом первой инстанции решения, ущемляющего права матери.

— Еще надо бы зафиксировать то, что вас не допускают к ребенку, хотя встречи определены решением все того же суда. Желательно, чтобы вы сделали это в присутствие судебных приставов, которые контролируют исполнение решений. Хотя они вряд ли согласятся, скажут, что завалены более серьезной работой.

— Я смогу обеспечить их присутствие, — произнесла Вера Николаевна, — только ребенок сейчас находится за границей, куда он выехал с дедушкой и бабушкой.

— Тоже неплохой факт, — обрадовался адвокат. — Получается, что отец не занимается воспитанием ребенка. Я направлю соответствующий запрос в органы опеки.

Сухомлинова слушала адвоката, наблюдала за Верочкой, которую она помнила еще девочкой, удивлялась тому, как та из робкой школьницы превратилась в уверенную в себе молодую женщину. Вспомнила адвоката Фарбера и как пыталась угрожать ему, но ничего не добилась. Тетрадочка с записями Галины ей ничего хорошего не принесла.

— Верочка, — обратилась она к Бережной, — у меня к тебе есть вопрос, не относящийся к делу. Мы можем выйти на кухню минут на пять?

Когда они оказались за кухонным столом, Сухомлинова подвинула к себе стоящую на подоконнике сумку.

— Дело в том, что я, как уже говорила, работаю консьержкой. И вот недавно — буквально на днях — убили моего начальника, застрелили недалеко от дома, когда он выезжал на автомобиле… И никто не знает за что.

— Кто ведет следствие?

— Майор Егоров.

Вера кивнула.

— Неплохой следователь. Он на год раньше меня пришел в следственный комитет. Так что опыта ему не занимать. А у вас, как я догадываюсь, есть свои мысли по поводу этого убийства.

— Нет, — потрясла головой Сухомлинова, — мыслей нет. Но у меня есть некая тетрадочка, которую завела уволенная консьержка Галина. В тетрадочку она заносила все, что узнавала о жильцах. Потом она передала тетрадку Тарасевичу, и тот спрятал ее. Потом его убили. Вот я и думаю, что вдруг это как-то связано с записями Галины?

— Вы заглядывали в тетрадку?

— Да, — призналась Елизавета Петровна.

Она достала из сумки тетрадь и протянула Бережной.

— Мне она не нужна, но ты посмотри, может, что-то поможет следователю разобраться.

Вера открыла тетрадку и прочитала негромко первое, что попало ей на глаза.

— К помощнице депутата Барановой, квартира тринадцать, приезжал мужчина со значком депутата Госдумы на лацкане. Предъявил депутатское удостоверение, выданное на фамилию Онищенко. Среднего роста, редкие волосы зачесаны так, чтобы прикрывать лысину. Через два часа он спустился уже без галстука, с красным лицом и с растрепанными волосами…

Бережная усмехнулась:

— Наблюдательная женщина.

— Убитый Тарасевич говорил мне, что Галина служила в полиции и занималась наружным наблюдением. Уже после убийства она была в его квартире, судя по всему, она искала именно эту тетрадку, но я не сказала, что тетрадь у меня.

— Она выглядела расстроенной?

— Я бы не сказала. Мне показалось, что она вообще непробиваемая. Ее уволили за то, что она пыталась шантажировать артиста Вертова, живущего в доме: будто бы он в отсутствие жены приводит дам.

Бережная перелистнула страницу, потом еще одну. Потом закрыла тетрадь.

— Я посмотрю и решу, нужна ли вся эта информация следователю. Может получиться, что просто уведет расследование в сторону, а у Егорова уже наверняка есть какие-то факты и собственные выводы.

— Я следователю уже говорила про наклонности жильца Ананяна и адвоката Фарбера, которые устраивают оргии с несовершеннолетними, а при посторонних даже не здороваются, как будто не знакомы вовсе.

— А почему вы сами не отдали эту тетрадь Егорову? — спросила Вера.

Сухомлинова пожала плечами и все-таки призналась:

— Не доверяю я ему почему то. Он все время давит…

Вера перелистнула еще несколько страниц.

— Хорошо, — сказала она, — я посмотрю, насколько полезными могут оказаться эти записи, и постараюсь помочь Егорову. Сама вряд ли буду заниматься этим делом. Да и кто мне позволит вмешиваться в ход расследования…

На кухню заглянул Перумов:

— Мы уже заканчиваем. Сейчас Анна Владимировна по моей просьбе составляет опись имущества, подлежащего разделу. Там хороший список намечается. И на кругленькую сумму.

— Нам не нужны их деньги, — поспешила заверить адвоката Елизавета Петровна, — нам надо, что мой внук жил с нами.

— Я понял. Но для противной стороны деньги, насколько я понимаю, важнее. Так что у нас на руках будут козыри, с которыми можно торговаться.

Кроме того, Анечка сохранила все справки о своих доходах. Как оказалось, до рождения ребенка и после — почти до самого развода — она получала неплохую зарплату. Но судья Гасанова отказалась приобщать эти документы к делу.

Глава вторая

Они вышли во двор, и Перумов произнес:

— Я давным-давно не хожу в дома своих клиентов. То есть приезжаю, конечно, но именно в дома. Огромные, роскошные, с резной дубовой мебелью и мраморными полами. Вот только в квартиры не захожу, как будто стесняюсь перед их обитателями того, что не бедствую. А ведь сам когда-то проживал в точно такой, где мы только что были. И ведь был счастлив тогда: свое жилье, работа, нужная людям… Когда приобрел первый автомобиль, то вообще был на седьмом небе от счастья. «Шестерка» кирпичного цвета, который почему-то назывался цвет «коррида»… Накопил, родители помогли, да еще в долг взял. А сейчас у меня «Мерседес» с водителем — и я спокоен, никаких волнений, никакого счастья, как будто все так, как и должно быть.

Он оглянулся и поежился.

— По вечерам уже прохладно. Вот закончится золотая осень, начнутся дожди…

— Вы про судью Гасанову слышали что-нибудь? — спросила Бережная.

— Не только слышал, но и лично знаком. Особых симпатий у меня к ней нет. Могу добавить, что судейская коллегия несколько раз разбирала жалобы по поводу вынесения Аидой Оруджевной заведомо неправомерных решений, которые впоследствии были отменены судами высших инстанций. С Гасановой еще связан анекдот, который знают все судейские города. Однажды у председателя одного из районных судов из машины похитили чемоданчик, в котором не было ничего ценного — разве что судейская мантия. И — о чудо! Злоумышленник был задержан. Состоялся суд, на котором председательствовала как раз Гасанова. На заседании она произнесла пламенную речь, которая наверняка войдет в анналы. Обращаясь к подсудимому, она сказала буквально следующее: «Вас надо судить по другой статье, потому что вы покусились на самое святое. Мантия для судьи — это как погоны для военного, при виде которых другие военнослужащие отдают ему честь. К судье принято обращаться только лишь «Ваша честь». Но вы эту мантию похитили, следовательно, вы обесчестили судью, и вас надо судить по сто тридцать первой статье УК за изнасилование».

— Я слышала эту историю, — сказала Бережная, — но думала, что это выдумка.

— Тем не менее это правда. Но есть вещи, куда более неприятные, может быть. В тысяча девятьсот девяносто первом году Гасанова закончила юридический факультет Тбилисского университета. На момент окончания ей был неполный двадцать один год. Все может быть, вероятно, очень способная была девочка. И вот недавно я встречался в Москве со своим коллегой-адвокатом. Он — грузин и тоже закончил тот юрфак и по стечению обстоятельств все в том же роковом для СССР году. Я его спросил, общается ли он со своей сокурсницей Гасановой, и тот не мог вспомнить не только эту фамилию, но вообще девушку с примечательным именем Аида. Сразу скажу, что заочной формы обучения на юрфаке того университета не было.

— А почему не инициировали проверку?

— Пытался поднять этот вопрос, но дальше разговоров дело не пошло. Добавлю, что у нее есть и второе высшее — в конце девяностых Гасанова закончила как раз заочное отделение экономического факультета сельхозинститута. Кажется, в Ставрополе. В тех краях она проживала тогда и, по слухам, сожительствовала с местным преступным авторитетом Абызовым, участвовала в рейдерских захватах участков земли, которые отжимались у местных фермеров. Там было несколько убийств, а потом застрелили и самого Абызова. После чего Аида Оруджевна срочно перебралась в наш город. По документам она русская, но уверяет, что фамилия и, соответственно, отчество ей достались от отца, которого она совсем не помнит.

— Более чем полная информация, — оценила Бережная.

— За что купил, за то и продаю, но вы перепроверьте на всякий случай. Потому что есть еще и сплетни, но о них говорить не хочется.

— А что так?

— Слышал, но не утверждаю лично, что Гасанова присутствует на сайте знакомств под ником «Фея». Вроде того, что ищет, а может быть, искала мужчину для встреч без обязательств. Представлялась как обеспеченная бизнесвумен. В собственности у нее на нынешний день автомобиль «БМВ» «Х6», загородный дом в Лисьем Носу и огромная городская квартира на Константиновском проспекте — это на Крестовском острове.

— Знать бы раньше. Но сейчас ведь иск почти наверняка попадет в руки другого судьи, — высказала уверенность Бережная.

— Кто знает — всякое может случиться. Но теперь мы можем попросить о замене судьи уже на том основании, что однажды она вынесла решение, которое теперь будет оспариваться в Верховном суде. Завтра я отнесу заявление Анны Владимировны в суд, а потом отправлю копию заказным письмом с уведомлением ее бывшему мужу. Вложу в конверт письмо и от себя на бланке моей конторы, в котором настоятельно попрошу, чтобы со мной связались он или его адвокат на предмет урегулирования спора в досудебном порядке. Если он не дурак, то дело решим быстро.

Они подошли к белому «Мерседесу», из которого вышел крепкий водитель и открыл дверь перед адвокатом. Бережная протянула руку Перумову.

— Спасибо.

— Да вы что? — удивился адвокат. — Я перед вами в неоплатном долгу. Спасли мою честь, а уж как Ракитину помогли!

Он сел в машину, и «Мерседес» плавно тронулся с места. Вера достала мобильный. Дождалась ответа на вызов и сказала:

— Петя, ты, вероятно, по обыкновению еще в офисе. Пошел бы развеялся куда-нибудь… Да хоть бы и в клуб… Ладно, теперь о деле. Насколько я понимаю, Окунев рядом с тобой. Задание для вас обоих. Разузнать все о судье Аиде Гасановой. В первую очередь проверить законность ее диплома, полученного в тысяча девятьсот девяносто первом году в Тбилисском университете, — это крайне важно… Потом также прошу прогуглить информацию о Федоре Степановиче Первееве. Да, да, бывшем начальнике юридической службы мэрии. И разузнать все о его сыне Филиппе. Как-то так. К утру, надеюсь, у меня будет информация.

Глава третья

Она не надеялась, что у нее на столе будет самая полная информация. Утром, когда вошла в офис, ее встретил Окунев.

— Ну и задали же вы нам задачку, барыня. С Первеевыми разобрались быстро. Там ничего особо криминального. Старший на пенсии, половину года проживает на Кипре, где у него вид на жительство, земельный участок в пол-акра с бассейном и домом. Счета в разных банках, в том числе и зарубежных.

В общей сложности на них около пяти миллионов евро, что почти соответствует его доходам, указанным в налоговых декларациях за последние двенадцать лет. Основной доход получен от дивидендов из прибылей принадлежащих ему предприятий. Земельный участок и дом не вписываются в доходы, но оформлены они на его сына. Сын — Филипп Федорович — числится директором консалдинговой компании. Кроме того, он директор компании по промышленной разработке карьеров в Карелии. Но у того предприятия доход нулевой, кроме того, на него как директора неоднократно подавались иски о невыплате зарплаты рабочим. Иски отзывались, потому что задолженность гасилась. На счетах в российских и кипрском банке — около полумиллиона долларов, если считать в американской валюте. Около двух десятков погашенных штрафов от ГИБДД — в основном за значительное превышение скорости. Около года назад младший Первеев сбил пожилого мужчину, который впоследствии подал иск о компенсации потери здоровья и оплате лечения. Рассмотрение дела длилось шесть месяцев. В результате суд обязал Филиппа Федоровича оплатить стоимость лечения, которая составляла двести сорок тысяч рублей. Была подана апелляция, в скором времени отозванная пострадавшим. Дело по соглашению сторон было закрыто.

— Случайно не судья Гасанова рассматривала дело?

— Именно она, — кивнул Окунев. — По этой судье много чего нарыли. Во-первых, в списках студентов Тбилисского юрфака ее нет. Да и сама она не была прописана в то время в Тбилиси. Она появилась в том городе лишь год спустя, когда вышла замуж за гражданина Павлиди — уроженца Ставропольского края. Но с ним она прожила недолго. Гражданин Павлиди выехал на постоянное место жительства в Грецию, а Гасанова рванула на Ставрополье. Там почти сразу поступила на заочное отделение университета и тогда же устроилась на работу помощником судьи, предоставив диплом о высшем юридическом образовании…

— Справки обо всех троих составили? — спросила Бережная.

— На столе в вашем кабинете, — ответил Окунев.

— Я посмотрю, если будут дополнительные вопросы, вызову.

Войдя в кабинет, она сняла пальто, подошла к столу и опустилась в кресло. Взяла справку по Гасановой. То, что говорил Перумов о ее связи с преступным авторитетом, подтвердилось, кроме того, Аида Оруджевна отчитывалась перед краевой судейской коллегией по некоторым своим решениям об установлении прав собственности на земельные участки, которые потом были упомянуты в деле о рейдерских захватах. Объяснения ее удовлетворили комиссию, но судья Гасанова срочно перебралась в Северную столицу. Почти сразу она появилась на сайте знакомств, где и находится по сей день. Меняются только фотографии и ники.

Ознакомившись с материалами, Бережная набрала номер адвоката Перумова, и тот сообщил, что с утра пораньше отправил письмо Первееву-младшему. Отправил не по почте, которой адвокат не совсем доверяет, а курьерской службой. Курьер уже связался с ним и доложил, что письмо вручено под роспись. Письмо получил лично Филипп Федорович.

Бережная достала тетрадку, которую накануне ей передала Сухомлинова, и начала изучать записи. И сразу обнаружила факты, на которые не обратила внимания Елизавета Петровна, но которые наверняка заинтересуют следствие.

Вера открыла справочник Управления городского следственного комитета. Набрала телефонный номер кабинета Егорова. Шли долгие гудки, но никто не снимал трубку. Тогда она позвонила на его мобильный номер. И снова никто не отзывался. Тогда она послала эсэмэску. «Отзовись, это Бережная». Не прошло и минуты, как он перезвонил.

— Что нужно от меня частному сыску? — спросил он, не поздоровавшись.

— Ты ведь занимаешься убийством в Тучковом?

— Я? — удивился Егоров. — Нет конечно. Откуда у тебя такая информация?

— У меня есть более важная информация по делу, но если она не нужна, то извини.

— Подожди! — успел крикнуть майор юстиции. — Я занимаюсь этим делом. Говори, что знаешь.

— В курсе, какая стоимость коммунальных услуг в этом доме?

— Стоимость услуг не знаю, известно только, что с недавнего времени жильцы платят от восьмидесяти до ста пятидесяти тысяч в месяц. И никто не возмущается — для них это не деньги.

— Это деньги для любого. Тем более что стоимость в один момент взлетела так высоко. До этого цена была высокой, но приемлемой. Внезапное повышение тарифов возмутило всех или почти всех. Артист Вертов даже заявил, что он платить такие деньги не может и, скорее всего, будет вынужден продать квартиру. Представители жильцов ходили жаловаться Михееву — одному из учредителей ТСЖ и управляющей компании. Депутация вернулась и доложила остальным, что платить все же придется. А ходили к Михееву: Толя Напряг, банкир Сопаткин, адвокат Фарбер и Тамара Баранова — помощница депутата Госдумы Онищенко. Каким образом Михеев — очень тихий человек — смог убедить их, мне не понять?

— Ты упомянула адвоката Фарбера. У тебя есть информация на него? А то я слышал разное.

— То, что он педофил?

— Типа того, но информация получена от человека… От женщины, которая явно не в себе. Свечку она не держала, а выводы делает. Я связывался по тому вопросу с людьми, которые занимаются подобными делами. Они сказали, чтобы привлечь известного адвоката со связями и деньгами, надо иметь стопроцентные доказательства, а у них на него ничего. Он не в разработке, на него не поступало жалоб, и никаких показаний по этому вопросу нет. Та ненормальная еще одну фамилию упоминала — одного госслужащего. Но у того вообще прекрасные характеристики. Если бы кто-то обвинил их обоих, предъявив соответствующие видеозаписи или записи телефонных переговоров… Нет, лучше четкое видео… Тогда можно будет что-то предпринять.

— Но, получив информацию о том, что в данный момент по такому-то адресу происходит конкретное преступление, твои знакомые специалисты должны среагировать немедленно.

— Да любой полицейский обязан. Если кто-то сообщит, что слышит крики, призывы о помощи, то ближайшая дежурная машина рванет туда. А в таком деле — ты сама понимаешь… У тебя все?

— Нет, но сейчас просто занята очень. В другой раз свяжемся, когда мне будет что тебе конкретно продемонстрировать.

Закончив разговор, Вера поняла, что звонок ей ничего не дал. Во-первых, Егоров никогда не поделится с ней информацией. Во-вторых, скорее всего, никакой стоящей информации у него нет.

Она по внутренней связи связалась с Окуневым.

— Чем занимаетесь?

— Да мы тут с Петей картинки смотрим. Накопали на невесту Филиппа Первеева. Теперь смотрим то, что она в свое время выкладывала на своей страничке.

— Бери дружка своего, и оба ко мне.

Когда они появились, то Вера едва смогла сдержать улыбку.

— Понимаю, — не обиделся Окунев, — все так нас воспринимают. Пат и Паташон. Один высокий, второй коротышка.

— Ты — не коротышка, — успокоил его Елагин, — у тебя рост сто семьдесят. Сталин был и того меньше, однако никто над ним не насмехался.

— За чем дело стало? — улыбнулся Окунев.

— У меня к тебе вопрос, Егорыч, — приступила к делу Бережная, — я слышала, что через компьютер можно наблюдать за пользователем, поэтому умные люди заклеивают глазок камеры скотчем. Так же можно наблюдать за человеком через смарт-телевизор.

— В принципе возможно, — согласился Окунев.

— Если мы не можем установить аппаратуру в доме и даже если это сделаем без санкции, то любая наша видеозапись не будет принята к сведению.

— Сами попадем под санкции, — согласился Елагин, — за незаконное вмешательство в частную жизнь.

— А если попробуем через смарт ТВ? Такое возможно?

— Нет, — покачал головой Егорыч, — невозможно это. Я же не знаю тип аппарата, его серийный номер.

— А если по адресу? В смысле, не по почтовому адресу, а по электронному, если вычислить почту, компьютер, если с этого компьютера выходили на…

— Я понял, — согласился Окунев, — если хоть раз абонент подключал свой компьютер к домашнему телевизору, то можно попытаться. Хотя гарантии никакой, что получится.

— У тебя-то не выйдет? — не поверила Бережная.

— Хорошо, я попытаюсь скачать специальные программы, которых в открытом доступе нет. Но если спецслужбы какой-нибудь страны используют их, то надежда остается. В любом случае мне понадобится не только электронный адрес клиента, но и почтовый, чтобы определить провайдера и узнать все соединения пользователя.

— Хорошо, давай попробуем… — Бережная протянула Окуневу листок с распечаткой адресов. — Вот номера квартир в доме по Тучкову переулку, дерзай, Егорыч.

Эта идея ей пришла в голову сразу после разговора со следователем Егоровым. Видеозапись суд может и не принять, но если дело касается половой неприкосновенности несовершеннолетних, то судья обязан это сделать.

Вообще, если можно через телевизор следить за кем-либо, то для частного детектива это золотое дно… Золотое, но все-таки дно.

Глава четвертая

Елизавета Петровна лежала в постели и наслаждалась если не спокойствием, то хотя бы тем, что спала эту ночь спокойно, без пробуждений и тревог. Тревоги, разумеется, никуда не делись, но они теперь не раздирали душу своими когтями. Но теперь появилась надежда, что скоро все изменится. А все и так уже меняется.

Даже Охотников через день после того, как сказал, что работать с ней не собирается, подошел и попросил прощения. Сказал, что просто нервы сдали. Он принес ей извинения, и она их приняла.

Теперь она не будет сидеть в стеклянной будке для консьержей — теперь она будет искусствоведом, сосредоточится на работе в аукционном доме «Гардарика». А то открывать дверь, спрашивать, кто пришел и к кому, следить по монитору, что происходит во внутреннем дворе, — утомляет. Работа пусть не тяжелая, но унизительная для человека с высшим искусствоведческим образованием. В «Гардарике» она готова работать хоть каждый день. Там все иное, хотя ее рабочее место тоже располагается за стеклянной стеной. Это не главное. Главное, хороший начальник — человек, с которым она училась когда-то и который никогда не предаст.

Вспомнив о единственной теперь работе, Елизавета Петровна посмотрела на часы: нужно спешить, надо еще успеть приготовить завтрак и поговорить с дочкой, обсудить все дальнейшие действия. Хотя что тут обсуждать? За них Бережная уже приняла решение, и Аня даже подписала договор с адвокатом.

Аня уже находилась на кухне и выглядела вполне спокойной.

— Я подумала, что сегодня мне надо самой сходить к Филиппу, поговорить с ним, сказать, что предстоит новый суд, что я уже обратилась к адвокату, а потому лучше было бы, чтобы он сам мне вернул ребенка без судов и огласки.

— Но ведь Бережная сказала, что адвокаты сами договорятся между собой.

— И когда это будет? А вдруг у меня и без них получится? Филипп ведь собирается жениться, зачем ему наш Федечка?

Зазвонил телефон. Сухомлинову вызывал Охотников. Интересно зачем, ведь до начала рабочего дня больше часа?

— Лизок, ты извини. Тут такое дело. Только что мне сообщили, что Аркадий Лазаревич вышел на работу. Я с ним связался, и он мне доказывает, что уже понедельник, десять утра, и сегодня его смена.

— Понимаю, тяжелый случай.

— Понятно, что надо в отношении его принимать непопулярное решение. Маразм крепчал, как говорится, но сегодня пусть он поработает, а ты отдохни, я компенсирую в любом случае.

Сидеть дома смысла не было — за это деньги не платят. Она позвонила на пост консьержей и поинтересовалась, кто сегодня дежурит. Ответила ей Зинаида.

— Да и мы сами теперь запутались — такая чехарда началась. Нина Николаевна говорит, что переутомилась, Татьяна Павловна сегодня не может, а я двое суток подряд горбатиться не хочу. Может, ты по старой памяти? Ты же еще числишься на работе.

Еще совсем недавно Сухомлиновой казалось, что стеклянный скворечник остался в прошлом, а теперь, когда она вошла в него, почувствовала непонятную тяжесть на душе, будто она заходит туда, откуда нет выхода.

— Что нового? — спросила она у Зинаиды.

И та сообщила, что позавчера похоронили Александра Витальевича. По ее словам, народу было немного: сын Дмитрий, Нина Николаевна, Михеев и бывший коллега Александра Витальевича по работе в милиции. Сослуживец, каким-то образом узнавший о месте и времени похорон, явился, судя по всему, с единственной целью — напиться за чужой счет. В самый последний момент подошла Галина.

— Та самая, у которой была связь с Тарасевичем, — уточнила Зинаида. — И ведь, что интересно, она отказалась идти на поминки. Рюмочку водки выпила на кладбище, а потом ушла. Но перед самым уходом шепнула Нине Николаевне, что знает, кто убил нашего бывшего начальника.

— Она имя называла?

Зинаида покачала головой:

— Нет, сказала только, что есть доказательства. Нина Николаевна потом вспомнила, что Галина приходила и просматривала записи того дня. Потом она хапнула ключ от квартиры Тарасевича, что-то, наверное, искала там.

— Это при мне было: я тогда у нее ключ забрала.

— Ну вот. Может, она и в самом деле знает?

— Нина Николаевна никому об этом не говорила?

— Она-то? Наверняка говорила. Она — хоть интеллигентная с виду, но языком потрепать любит: что с нее взять — училка бывшая!

— Татьяна Павловна учительницей работала, — уточнила Сухомлинова.

— Они обе, потому и болтливые.

— А ты никому не говорила?

— Я — вообще кремень. Мне-то чего болтать… — Зинаида вдруг замолчала, а потом призналась: — Случайно ляпнула зачем-то. Вчера Худайбергенов подошел и спросил, как похороны прошли. В кои веки он нас заметил, ну я и выложила сдуру. Там еще с ним эта помощница депутата была… И еще кто-то проходил, я даже не успела запомнить кто. Может быть, банкир. Но не уверена. Спину только и видела. Пальто темное помню. Но в пальто не один Сопаткин ходит. У Фарбера темно-синее кашемировое, но он ростом пониже. Артист Вертов, потом… Да, вспомнила! Нина Николаевна говорила, что когда Галина просматривала записи, она молчала, а потом вдруг громко произнесла: «Пальто!»

— Что это значит? — не поняла Сухомлинова. — Давай мы с тобой посмотрим.

— Так все записи следователь забрал.

Зинаида спешила домой и, когда Елизавета Петровна спросила, знает ли она номер телефона Галины, ответила, что он у нее где-то записан. Нет времени смотреть, но Сухомлинова сможет найти его в журнале передачи дежурств, где записаны все номера.

Мобильный Галины не отвечал, и тогда Елизавета Петровна решила позвонить по городскому. И там кто-то долго не отвечал, но потом отозвался тихий мужской голос:

— Что еще?

Сухомлинова стала объяснять, что звонит по делу с бывшей работы Галины, но мужчина не дал ей договорить:

— Нет ее. И не звоните больше.

И сразу пошли гудки.

Елизавета Петровна не поняла, почему нельзя звонить, потом подумала, что, вероятно, произошла семейная ссора, и снова набрала тот же номер.

— Я же сказал, — так же тихо, но уже со злостью произнес мужчина, — нет ее и не будет никогда: убили ее.

— Как? — прошептала изумленная Сухомлинова.

— Зарезали. В подворотне. Свидетелей нет, видео нет, ведь мы в простом доме живем — без наворотов разных. Забрали сумочку, а там денег было — кот наплакал. Телефон копеечный и тот… Сережки из ушей вырвали. Следователь говорит, что наркоманы. А зачем наркоманам убивать? Может, конечно, она сопротивлялась: когда в милиции служила, ее приемам самбо обучали. Короче, все — нет больше Галины.

И опять пошли гудки. Перезванивать и спрашивать еще что-то не было смысла. Известие о смерти Галины, которую Елизавета Петровна почти не знала, поразило ее. Если следователь говорит, что ее убили при ограблении, то, может, он и прав, однако откуда полицейские могут знать все. Им, например, неизвестно о тетрадке с записью наблюдений, которую с непонятной целью вела убитая. И о том, что Галина сказала бывшей коллеге, что знает, кто убил Александра Витальевича, да и вообще вряд ли они будут связывать эти два убийства.

И тогда Сухомлинова решила позвонить Бережной и все рассказать ей. Так она и сделала — рассказала со всеми подробностями, не забыла даже сообщить, что Галина опознала какое-то пальто.

Глава пятая

На этот раз Егоров ответил на вызов мгновенно. Но не дал Бережной и слова сказать.

— Прости, Верочка, но нет времени на разговоры — очень занят. Дел выше крыши.

— Так я по делу. Ты слышал об убийстве женщины, которую зарезали якобы при ограблении?

— В сводке прочитал, но почему якобы?

— Да потому что она была еще совсем недавно консьержем в доме, где управляющим был Тарасевич. Она вела наблюдение за жильцами. Не знаю зачем, но предполагаю, по призванию. Когда-то она работала в наружке.

— Может, совпадение?

— Вряд ли. У нее были близкие отношения с управляющим. И она могла знать многое из того, что знал он. Кроме того, на похоронах Тарасевича бывшая консьержка заявила, что точно знает, кто его убил.

— Информация точная?

— Абсолютно. Мало того, мне известно, что эта Галина приходила на свою прежнюю работу, чтобы посмотреть все записи видеонаблюдения, сделанные в день убийства Тарасевича. Смотрела долго, а потом произнесла одно слово: «Пальто».

— Что это означает?

— Откуда я могу знать? Я это видео не смотрела.

Майор замолчал, а потом предложил встретиться и все обсудить. И предложил это сделать немедленно, как будто не говорил несколько секунд назад, что завален делами.

— Так давай на месте, где все произошло, — согласилась Бережная.

Как выяснилось, следствие зашло в тупик. Егоров, разумеется, не признался в этом. Он рассказал Вере о том, что ему удалось установить, но его сведения были крайне скудны. Преступник очень хорошо подготовился: изучил прилегающую территорию, наверняка знал, где установлены камеры слежения и где есть мертвые зоны. Стрелял он не с тротуара, а из подъезда дома, просто приоткрыл дверь и дважды выстрелил в проезжающий мимо «Форд» Тарасевича. И хотя скорость автомобиля была небольшой, стрелком киллер оказался отменным: обе пули попали в голову. «Форд» проехал еще пару десятков метров, а потом уткнулся передним бампером в высокий поребрик, остановился, мотор заглох. Через пару минут мимо проезжала грузовая «Газель». Грузовичок остановился, потому что дорога было перегорожена. Водитель «Газели» вышел, обнаружил труп и сразу позвонил в полицию. Убийца за это время скрылся. Причем он не выходил в Тучков переулок. Подъезд, из которого стрелял киллер, оказался проходным. Убийца миновал один дворик, потом второй и вышел на другую улочку.

Проверяли все камеры округи, но ничего подозрительного. Машины не проезжали. Пешеходов практически не было. А те, которых удалось отследить, оказались студентами. По крайней мере, несколько из них свернули к главному зданию университета, а двое вошли в здание философского факультета. Из жильцов дома, где работал Тарасевич, под камеры попал лишь профессор журфака Малышко, который по соседней улочке спешил в сторону Кадетской линии.

— Возможно, киллер и не выходил никуда, — предположила Бережная, — он мог снять в одном из домов квартиру, а мог постоянно проживать в ней, но последнее — маловероятно. Если бы знали, за что Тарасевича убили, то…

— Этого не знает никто, — вздохнул Егоров, — по крайней мере, все, с кем я общался, утверждают, что Тарасевич ни с кем не конфликтовал. Я, естественно, сразу взял в разработку дважды судимого Пряжкина, но, судя по всему, он чист. Хотя он мог поручить это дело кому-то другому, опытному специалисту, имя которого нам неизвестно. А что касаемо убитой женщины, то, хотя делом занимаюсь не я, кое-что удалось выяснить. Если ее пытались ограбить, то сделали это весьма странным образом. Уличный грабитель выбирает жертву — чаще всего женщину, которая, по его представлению, не окажет сопротивления и вряд и начнет кричать сразу, когда на нее нападут. Женщина испугается и сама отдаст сумочку, телефон. Безропотно это сделает, тем более когда знает, что в сумочке нет больших денег. А здесь все было не так. Преступник следил за Галиной, и когда та вошла в арку, подбежал и ударил ножом под левую лопатку. Забрал ее сумку, вырвал из ушей сережки и скрылся. Он был уверен, что убил ее. Но женщина смогла подняться и, держась за стену, прошла полтора десятка шагов. Есть свидетели, которые видели, как она шла, качаясь, но приняли за пьяную. Вошла во двор и упала. Минуту или две она еще жила. В окно ее, лежащую, увидела соседка, которая спустилась, подошла и стала кричать, призывая кого-нибудь на помощь. Телефона при ней не было. Полицию вызвала другая соседка, она же и позвонила мужу убитой, который в это время находился на работе. Пара жила в этом доме давно. Соседи ничего плохого про них сказать не могли и свидетельствуют, что ссор между супругами не было, разве что муж какое-то время назад злоупотреблял спиртным, но сейчас вроде бы не пьет совсем.

— Окрестные помойки обыскали? — поинтересовалась Вера.

— Не сразу, а только утром следующего дня. Сумочка была обнаружена в мусорном баке. Бумажных денег в ней не было, банковских карт тоже. Но телефон в ней лежал. И не такой уж дешевый, кстати.

— То есть версия о том, что на нее напал наркоман, отпадает.

— Не то чтобы отпадает, но теперь она не приоритетная. Так же как и нападение маньяка.

Егоров изложил все, что знал, или то, что мог сказать. Посмотрел на Веру.

— Насколько я понимаю, ты не случайно заинтересовалась этим преступлением. Если так, поделись своей информацией. Предупреждать тебя, что утаивание улик от следствия, это…

— Да ничего у меня нет. Просто, как я тебе говорила, убитая накануне призналась бывшей коллеге, что знает, кто застрелил Тарасевича. Но не сказала, кто именно. Возможно, собиралась шантажировать его, а может, ждала, когда объявят награду за помощь в раскрытии преступления. Ведь за важную информацию в таком деле деньги предлагают не маленькие. Но в любом случае эти два преступления связаны между собой.

— Возможно, — согласился майор юстиции. — Я даже предполагаю, что и Тарасевича, и гражданку Фоменко убили по одной-единственной причине: оба они знали о каком-то преступлении или о преступнике, проживающем в доме. Не утверждаю, но предполагаю, что им стало известно о педофилах. А это серьезное преступление, и срок тем людям грозил не малый. По крайней мере, не условный. А это крушение всего: потеря репутации, никакого карьерного роста, бывшие друзья начнут шарахаться в сторону при случайной встрече. Как тебе такой вариант?

— Вполне, — согласилась Бережная. — Я бы эту версию рассматривала как основную. Так что побеседуй на эту тему с консьержами. Только постарайся быть убедительным, чтобы они поняли, что им грозит за утаивание фактов.

— Так мне уже одна из них говорила об этом. Но я тогда был уверен, что к убийству причастен Пряжкин.

— Так одно другому не мешает. Подозреваемые в растлении несовершеннолетних не сами же убивали Тарасевича. Ты ведь наверняка проверил каждого жильца в доме?

Егоров кивнул.

— Ну что, пойду консьержей трясти. Сегодня там по графику некая Нина Николаевна дежурит. Она чуть ли не каждый день теперь. Дамочка весьма разговорчивая, но, по существу, ничего показать не может. Или не хочет.

— Не против, если я зайду с тобой на пару минут? — попросила Вера и, заметив, что следователь, не спешит с ответом, уточнила: — Только посмотреть.

— Если только на пару минут, — согласился Егоров. — Только что там смотреть?

Глава шестая

Увидев Елизавету Петровну, следователь удивился. И тут же удивился еще больше, когда Сухомлинова поздоровалась не с ним, а с Бережной.

— Здравствуйте, Верочка.

Вера вошла в помещение консьержей и поцеловала Елизавету Петровну в обе щеки, чему та немного удивилась.

— Добрый день, тетя Лиза, — весело произнесла Бережная.

— Вы что, родственницы? — продолжал недоумевать майор.

— Почти, — ответила Сухомлинова, — я долгое время дружила с Верочкиной мамой, и мы часто виделись.

— Столько лет прошло, а вы меня сразу узнали, — подхватила Вера, давая понять, что многого Егорову знать не нужно.

И обернулась к следователю:

— Для меня самой это неожиданность.

— Ой ли? — не поверил тот.

И тут же успокоился, когда Бережная сказала, что не будет мешать его общению со свидетелем и постоит на крылечке.

Она вышла из дома и оглядела просторный внутренний двор. Вдоль дома выстроилась небольшая цепочка припаркованных у газона автомобилей. В паре десятков метров находилась широкая стеклянная дверь, ведущая в подземный паркинг. Других выходов из дома не было. Стеклянная дверь отворилась, из нее вышел мужчина в короткой куртке. Он подходил медленно, внимательно разглядывая незнакомку, стоящую возле крыльца. Прошел мимо, открыл дверь, но не зашел внутрь, потому что на крыльце появился известный артист Вертов. На нем было светлое кашемировое пальто. Артист кивнул мужчине в куртке, начал спускаться по ступеням. Посмотрел на Веру.

— Евгений, — обратилась к нему Бережная, — простите за фамильярность, но просто отчества вашего не знаю.

— Можно просто Евгений, — улыбнулся артист и из внутреннего кармана достал ручку. — Вам нужен автограф?

— Нет. Просто хочу узнать о доме. Хочу приобрести здесь квартиру.

— Квартиру? — удивился Вертов. — А кто продает?

— Не знаю, я через агентство вариант нашла. Большая студия, окна во двор и в переулок.

— Ничего себе! Уже и на продажу выставили. Какая скорость! Не успело ложе остыть.

— Простите. Не поняла.

— Да это я пытался вспомнить Гамлета, — отмахнулся от своей мысли Вертов, — у нас тут убийство произошло. Застрелили неподалеку как раз владельца студии.

— Вы ничего не путаете? Может, другая квартира продается?

— Возможно.

Артист хотел уйти, но Вера остановила его вопросом.

— Когда ваши поклонницы смогут увидеть вас в новой роли?

— А вы случаем не журналист? Это они каждый раз спрашивают.

Бережная покачала головой.

— Ну ладно, — согласился поделиться творческими планами известный артист. — Буквально на днях дал согласие на участие в сериале. Роль понятно, что главная, но неожиданная для меня. До выхода фильма не хотелось бы распространяться о сюжете, но вам признаюсь, что играть придется киллера, которому противостоит молоденькая девушка-следователь. Автор сценария уверяет, что сюжет основан на реальных событиях. То, что успел прочитать, и в самом деле захватывающе. А на главную женскую роль утверждена моя ученица — совсем юная…

Дверь дома отворилась, на крыльцо вышел Егоров и позвал:

— Вера Николаевна, можно вас на секундочку?

— Не ходите, — шепотом, наклонившись к собеседнице, посоветовал Вертов, — это следователь. Говорят, не просто ищейка, а лютый зверь! — И тут же отпрянул: — А вы его знаете?

— Немного, — улыбнулась Вера и так же шепотом объяснила, — когда-то мы зверствовали вместе.

Увидев, что артист быстро удаляется, майор юстиции сам подошел к Бережной.

— Провел с вашей знакомой разъяснительную беседу о необходимости сотрудничества со следствием. Сказал, если вдруг указанные ею прежде люди приведут в свой дом несовершеннолетних, то надо будет не полицию вызвать, а звонить мне лично — в любое время. Хоть ночью. Ночью даже лучше. Им придется объяснить, как дети оказались ночью вне дома.

— Я поняла, — кивнула Бережная, — а другие консьержи предупреждены о том же самом?

— Естественно. Ранее все дали согласие на сотрудничество, только ваша знакомая упиралась до сего дня. Но сейчас согласилась.

Он обернулся на дверь и спросил:

— Видели мужчину, который зашел только что? Это жилец дома — Валентин Худайбергенов. Так вот Елизавета Петровна сообщила, что есть основания подозревать его в распространении наркотиков. Худайбергенов владелец… Вернее, один из владельцев ночного клуба — достаточно популярного в определенной среде. Несколько раз сам сдавал распространителей, пытавшихся наладить сбыт в его заведении.

— Что про него еще известно?

— Если ты интересуешься на предмет связи с криминалом, то ничего компрометирующего. Понятно, что подобные заведения очень быстро попадают в сферу влияния определенных преступных групп, но у Худайбергенова все вроде чисто. В ранней молодости был под следствием за причинение травм средней степени тяжести. Но дело было закрыто. Преступного умысла в его действиях следствие не обнаружило. Была обычная драка подростков. Правда, после этого Валентин сменил фамилию, до того времени носил фамилию отца — Труханов, но поменял на фамилию отчима, который был директором, а потом владельцем ресторана в родном городке Валентина.

— Ты про всех жильцов столько же накопал?

— Нет конечно. Про артиста, с которым ты только что беседовала, и так все известно: главное, что он не от мира сего. Есть профессор Малышко, который преподает не только журналистское дело, но и политическую историю. Какой из него убийца? Есть еще владелец аукционного дома — весьма известный и очень богатый человек, который ни разу не был связан с каким-либо скандалом по поводу незаконного перемещения культурных ценностей. Коллеги отзываются о нем в высшей степени превосходно… Есть известный врач, у которого своя клиника, есть руководитель клиринговой компании… Какие из них убийцы!

Егоров замолчал, задумался и спросил:

— А так вообще можно говорить: «в высшей степени превосходно»?

— Главное, что я тебя поняла.

— Некоторых жильцов я не проверял ввиду их преклонного возраста и женщин тоже. Ты вообще в курсе, что компания, возводившая этот комплекс, разорилась еще до окончания строительства? До этого они построили несколько домов — правда, не таких шикарных и на окраинах города. Все было нормально, а тут полный… Полный швах, говоря по-русски. Большая часть будущих квартир была уже продана. Вроде тогда был мировой финансовый кризис. И тем не менее появляется банк господина Сопаткина и гасит долги застройщика, заключает договор уже с новой подрядной организацией, в которой финансовым директором трудится господин Михеев. Дом достраивается в кратчайшие сроки. Новая подрядная организация разоряется, успев, правда, учредить управляющую компанию, в которую, по рекомендации банкира Сопаткина, управляющим берут Михеева.

— А я думала, что управляющим был Тарасевич.

— Тарасевич являлся директором товарищества собственников. На этот пост его выдвинул именно Михеев. Отношения у них были, насколько я понял, весьма доверительные. Может быть, между ними было что-то вроде дружбы. Убийство Тарасевича вызвало буквально шок у директора управляющей компании. Одна из консьержей показала, что присутствовала, когда Михееву сообщили о смерти его подчиненного. Он побледнел и слова не мог вымолвить. Скорее всего, у них были какие-то общие дела. Мне вообще показались странными тарифы на коммунальные услуги. Понятно, что в доме есть видеонаблюдение на этажах, люстры, цветы на площадках, на стенах какие-то картинки в рамках. Конечно, это все стоит денег. Но не таких огромных. Предполагаю, что у Михеева с Тарасевичем был совместный шахер-махер. Убитый был на подхвате, потому что больших денег у него не обнаружили. На банковских счетах немного, а дома совсем крохи — в размере месячного оклада, ценностей у него не было, за исключением картин, которые, по утверждению вашей знакомой, стоят совсем не дорого. Потеря доверенного человека нанесла удар по Михееву, которому теперь надо будет искать кого-то, кому можно доверять, а с этим могут быть большие проблемы. Потому он пытается самолично заниматься делами, чего раньше не было. Тот, кто спланировал убийство директора ТСЖ, нанес удар именно по Михееву.

— Ты думаешь, этот кто-то живет в этом доме?

— Никакого сомнения. Другого круга общения у Тарасевича не было. И у меня просьба к тебе: не надо лезть в это дело. Ты была хорошим следаком, но теперь пашешь на частной ниве. По слухам, обслуживаешь больших людей. Зачем тебе эта мелочовка? Здесь ты и копейки не заработаешь, а навредить следствию можешь изрядно. И ко мне с вопросами или с просьбами не приставай. Ты дружишь с Ваней Евдокимовым. Пардон, теперь он не Ваня, а Иван Васильевич — начальник управления. Хочешь, узнавай все у него, я запретить не могу. А будешь у меня под ногами путаться, напишу докладную. Все ясно?

— Более чем, — кивнула Бережная, — я и не собиралась этим делом заниматься.

— Тогда более не задерживаю, — закончил разговор майор юстиции и протянул руку. — Прощай и попрошу без обид. У меня своя работа, а у тебя своя, за которую ты получаешь куда больше, чем я.

Вера возвращалась в свой офис и злилась. По идее, Егоров прав, но только тон, которым он высказал свои пожелания, ей не понравился. Ведь когда-то они сидели в соседних кабинетах, встречались в столовой и в курилке. А когда ей присвоили звание майора, именно он одним из первых пришел с поздравлениями в их общий с Евдокимовым кабинет. И пошутил неудачно, сказав, что скоро Ваня наверняка станет полковником, а Верочка соответственно подполковником. Евдокимов тогда назвал Егорова дураком и, скорее всего, считает так до сих пор, потому что Ваня своего мнения о людях не меняет. Тем более став генералом. А Егоров как был рядовым следователем, так им и остался. Вероятно, он очень-очень хочет раскрыть какое-нибудь резонансное дело и не только подняться по служебной лестнице, но и прославиться. Конечно, она не будет этим делом заниматься. Не хотела с самого начала, а теперь после разговора с Егоровым ей не хочется это делать еще больше. Хотя…

В будке консьержей майор юстиции задерживаться не стал. Попытался узнать у Сухомлиновой о пальто, которое упомянула убитая Галина Фоменко. Елизавета Петровна сообщила, что знает об этом от Зинаиды, а та, в свою очередь, от Нины Николаевны. Следователь тут же набрал номер бывшей учительницы и приказал ей срочно прибыть на работу для беседы.

Нина Николаевна отказалась, сославшись на то, что приболела, и просила задать ей вопросы по телефону. Егоров посмотрел на Сухомлинову и махнул рукой, давая понять, что та должна выйти.

Пришлось выходить на площадку перед лифтами и ждать, когда ее позовут обратно. Открылась входная дверь, и вскоре к лифтам подошел адвокат Фарбер. Он не поздоровался с консьержкой, отвернулся и нажал на кнопку вызова кабины.

И тут же повернулся.

— Напомните мне вашу фамилию, — попросил он.

— Сухомлинова.

— То-то я сегодня мучился, вспоминая, где же я ее слышал, — усмехнулся адвокат, разглядывая женщину сверху донизу, — сегодня ко мне приезжал коллега. Адвокат Перумов. Так он…

Подошла кабина, и двери лифта раздвинулись, но Фарбер не стал заходить.

— Просто удивительное совпадение, — радовался он. — Перумов явился по поручению своей клиентки, которая решила затеять раздел имущества со своим бывшим мужем, который является моим клиентом. Фамилия его доверительницы как раз Сухомлинова. Не ваша ли родственница?

— Если его клиентку зовут Анной Владимировной, то это моя дочь.

— Прекрасненько! — еще больше прежнего обрадовался Фарбер. — Вы пришли ко мне. Я вам обозначил условия, как тут же выяснилось, неприемлемые для вас. Вы оскорбили меня, удалились гордо. А потом обратились к Перумову, который обчистит вас и ничего не решит. К вашему сведению… Хотя вы наверняка и сами теперь это знаете, он — один из самых дорогих адвокатов города. Выходит, для меня у вас денег не было, а на оплату услуг вышеупомянутого господина они нашлись. Конечно, это ваше право выбирать себе защитника, но если хотите остаться без средств и ничего не решить, то пожалуйста. Он обдерет вас как липку…

— Вы уже говорили это, — напомнила Сухомлинова.

— Надеюсь, вы меня поняли.

Адвокат зашел в кабинку.

— И о чем вы с Перумовым договорились? — произнесла ему в спину Елизавета Петровна.

— Так у него и спрашивайте, а для меня существует адвокатская тайна. И не забывайте, что законы у нас хорошие, но решают все не законы, а люди.

Все так же не оборачиваясь, он нажал кнопку своего этажа, и двери закрылись. Кабина поползла вверх. Сухомлинова достала телефон и позвонила дочери.

— Адвокат встречался сегодня с Фарбером по нашему делу.

— Перумов мне уже доложил. Сказал, что просто предложил уладить дело в досудебном порядке и ознакомил с нашими условиями. Фарбер обещал передать условия Филиппу и организовать встречу, если его клиент будет готов что-либо обсуждать. И добавил, что, хорошо зная своего клиента, не допускает даже мысли, что тот захочет договариваться о чем-либо с вымогателями… Вот и все.

— И что теперь? Будем ждать суда?

— Вероятно, — согласилась дочь, — но я все же съезжу к Филиппу и попробую сама объяснить.

— Не знаю, — попыталась возразить Елизавета Петровна, — мне кажется, это бесполезно. Только ты в любом случае проконсультируйся с адвокатом.

На площадку заглянул Егоров.

— Я закончил, — объявил он, — и покидаю вас. Можете возвращаться на рабочее место и хорошенько подумайте о том, что мы с вами должны сделать.

Сухомлинова не поняла, что он имеет в виду, да и не хотела понимать. Голова ее была забита совсем другими мыслями.

Она проводила Егорова до дверей, и тот, расставаясь, посоветовал не общаться больше с Бережной, потому что такое общение лишь повредит следствию.

Верочка позвонила через час и спросила, как жильцы получают квитанции с начисленной суммой коммунальных платежей.

— Бухгалтер сама или Тарасевич… то есть раньше Тарасевич или бухгалтер отдавали нам, а мы вручали их жильцам или разносили по квартирам.

— Сейчас есть не отданные кому-либо платежки?

Елизавета Петровна заглянула в ящик стола.

— Есть парочка для жильцов, которые в отъезде.

— Посмотрите, в каком банке обслуживается ваша управляющая компания.

— Могу и не смотреть: «Континенталь-банк». Это банк господина Сопаткина.

Глава седьмая

— Егорыч, — обратилась Бережная к Окуневу, — срочное задание. Проверь всю информацию по «Континенталь-банку» и по председателю его правления Сопаткину.

— Смешная фамилия, — рассмеялся Окунев. — Вот как можно доверять банкиру с такой фамилией?

— Четыреста лет назад на российский трон претендовал и некий Сидорка, известный как Копорский вор. Но бояре проголосовали за Михаила Романова. В противном случае в России могла бы править царская династия Сидоркиных.

— Не знал, что был такой претендент, — удивился Егорыч.

— Он снял свою кардидатуру, потому что новгородцы не поддержали его, как обещали, потому что, еще не став царем, Сидорка уже начал продавать должности. Новгородцы точно так же не поддержали кадидатуру шведского принца Карла Филиппа. А шведы очень рассчитывали на их помощь. Летом тысяча шестьсот тринадцатого года они пригласили к себе в Выборг влиятельного архимандрита Киприана, который просто посмеялся над их устремлениями, сказав, что в древности в Новгороде был князь — прямой потомок римского кесаря. Он даже имя того князя назвал — Родорик. Секретарь Карла Филиппа в протоколе добавил к его словам, что князь этот был шведом. А через шестьдесят лет появилась диссертация некоего Эрика Рутштеена, которая называлась «О происхождении свее-готских народов», в которой утверждалось: территория Руси — это шведские земли. Эта диссертация и послужила Шлетцеру основой его норманнской теории, за которую ему сломал нос академик Ломоносов. Михаил Васильевич помимо всего прочего был и великим историком. Только все его труды захапали немцы, после того как русский гений внезапно умер в расцвете лет, полный здоровья, сил и творческих планов.

— Ничего себе, — удивился Окунев, — как много вы знаете!

И поспешил выполнять порученное ему дело.

«А мне теперь хочется знать, за что убили председателя ТСЖ, — подумала Бережная. — Егоров уверен, что тот узнал что-то криминальное о каком-то из жильцов. Но это вряд ли, потому что все живут там с первых дней после сдачи дома, и, следовательно, он мог опознать кого-то значительно раньше, если, конечно, тот не совершил преступления только что. Но Тарасевич был отставным сотрудником полиции, значит, он не мог просматривать оперативные сводки и узнать о совершенных преступлениях. Егоров делает свой вывод, исходя из информации, полученной от Сухомлиновой и Бережной. Вера сама подсказала следователю заняться разработкой педофилов, потому что других преступлений никто из жильцов дома вроде бы не совершал. Но вряд ли двое извращенцев решатся на убийство: им проще и безопаснее найти другой адрес для своих утех. Возможно, и в самом деле, как предполагает Егоров, убитый имел «шахер-махер» с Михеевым. Но если между ними встали бизнес-интересы, то о каких деньгах может идти речь? То, что нашли на счетах и в квартире Тарасевича, не те суммы…»

Она снова набрала номер следователя.

— Ну что опять? — возмутился майор полиции.

— Я просто хочу узнать, потому что мимо меня проскользнуло то, что всегда помогает в первую очередь.

— Что? — тут же настроился на разговор Егоров.

— В квартире Тарасевича был компьютер?

— Что ты вдруг вспомнила? — ехидно поинтересовался майор юстиции. — А вот я лично с этого всегда начинаю. И в этот раз тоже, как водится. Но тебе не скажу. Еще вопросы не по существу будут?

И, не дожидаясь ответа, отключился.

«Скорее всего, компьютер обнаружен не был, — догадалась Бережная, — а дома у Александра Витальевича никто не бывал, кто мог бы свидетельствовать о его наличии. За исключением Галины и Елизаветы Петровны. Галина уже ничего показать не сможет. А Сухомлинова, по ее утверждениям, была там недолго».

Она тут же набрала номер Елизаветы Петровны, и та сразу ответила, что компьютера не видела, потому что была недолго и по квартире особенно не разгуливала. Но у рабочего стола не была точно.

— Рада бы помочь тебе, Верочка, но я не о том тогда думала… У него же одна комната огромная, только кухонька отгорожена, а там небольшой столик — разве что на двоих…

Сухомлинова замолчала, а потом наконец вспомнила:

— На том столике стоял ноутбук… Тонкий такой, серебристого цвета, марку не знаю… Я его мельком видела. Он вообще был прикрыт каким-то журналом или газетой. А когда меня следователь на следующий день спросил, всё ли на месте, я сказала, что бутылок нет на столе, кровать разобрана. А про компьютер не вспомнила даже.

— Кроме следователей, экспертов, кто-то мог заходить в квартиру?

— Заходила Галина. Я думала, что она искала тетрадку, которую я потом тебе передала. А в сумку ее я не заглянула. Она могла в сумке его унести.

— Но ведь Галина была там уже после того, как квартиру посетил Егоров.

— Так и есть. Я не подумала. Значит, компьютер мог взять кто-то другой. Но я не могу даже представить кто. Дубликат ключа консьержка имеет право выдать только владельцу квартиры, в случае, если он потеряет свой. Еще пожарным, если внутри произошло возгорание, сантехникам, когда жильца нет, а в его квартире прорвет батарею.

— В день своей смерти Тарасевич с самого начала находился на работе? Я имею в виду, в своем кабинете, который рядом с кабинетом Михеева?

— Рядом с кабинетом Михеева — его приемная, канцелярия, потом бухгалтерия — две небольшие комнатки. А следующая дверь уже кабинет Тарасевича… Вы думаете, что в его квартиру кто-то забрался и похитил компьютер, а потом Александр Витальевич отправился куда-то и его убили?

— Пока не знаю. Были бы записи видеонаблюдения, может, что-то и узнали бы, но ведь их забрал Егоров.

— Егоров забрал только записи с внешних камер и с тех, что установлены в паркинге.

— А с внутренних? Для нас важна запись с камеры, которая на этаже Тарасевича. Тогда мы будем точно знать, кто заходил к нему. Это можно как-то проверить?

— У нас всё хранится на диске в течение месяца, кажется. Так что я попытаюсь…

Сухомлинова перезвонила через четверть часа.

— Записи есть, но с других этажей, кроме двух, в том числе, и с того, что нам нужен, ничего нет. Камера неисправна. Насколько я помню, уже давно. Неделя почти прошла. Еще сам Александр Витальевич подавал заявку в компанию, которая обслуживает дом, на вызов ремонтника. Но оттуда никого не прислали, ответив, что за нашим домом числится задолженность по абонентской плате. Тарасевич еще возмущался, говорил, что такого быть не может. Нина Николаевна мне об этом рассказывала.

— А что руководитель управляющей компании по этому поводу думает?

— Кто, Михеев? Да ничего он не думает. Он вообще не знает, за что хвататься. Тарасевич все решал сам, а этот просто сидит в кабинете и надеется, что проблемы рассосутся сами. Да и какой из него управдом? Он даже на технический этаж никогда не заходил. Один раз, говорят, пытался, но то ли запах ему не понравился, то ли испачкаться боится. Ему, наверное, сорок пять лет, а он субтильный, как юноша, и одеваться старается по-молодежному: ботиночки замшевые, курточки на молнии, розовые рубашки…

Она продолжала говорить, когда в кабинет без стука вошел Окунев. Потом все же понял свою промашку и извинился.

— Ладно, созвонимся еще, — сказала Вера, — у меня тут дела.

Она посмотрела на Егорыча.

— Чем порадуешь?

Тот пожал плечами, начал доклад:

— Проверили этот «Континенталь» и Сопаткина. По самому банкиру материалов немного, то есть их достаточно, но того, что может нас заинтересовать, практически нет. Обычный финансист, каких много. Свой путь начинал более двадцати лет назад заместителем коммерческого отдела «Норманн-банка». Банк этот прогорел. Сопаткин перешел в банк «Аниме», который постигла та же участь, что и «Норманн». — Егорыч посмотрел на Веру. — Интересно, кто названия всем этим банкам придумывал? Но звучит гордо: Сопаткин — член правления «Аниме-банка»! Короче, он практически чист, хотя с криминалом наверняка был связан, потому что времена были такие. Где-то ведь бандиты отмывали свои денежки. Что касается «Континенталя», то Сопаткин руководит им уже больше десяти лет и почти столько же является основным акционером. Банк небольшой, уставной капитал едва-едва дотягивает до установленной нормы. Счетов физических лиц немного. Но юридические лица, судя по всему, банку доверяют. Не особо крупные компании, но их достаточно для того, чтобы банк оставался на плаву. Еще одна деталь: несмотря на то что уставной капитал там небольшой, у «Континенталя» непрофильных активов на кругленькую сумму. В основном это сдаваемые в аренду нежилые помещения, а также значительные доли в двух крупных торгово-развлекательных комплексах.

— Какие-нибудь скандалы, связанные с банком, отыскал?

— Нет, но бывший заместитель Сопаткина — некий Мартынов — попадал в скандалы уже после увольнения с должности. Ему принадлежат несколько микрофинансовых организаций, которые дают ссуды под сумасшедшие проценты и под залог недвижимости. Несколько десятков людей таким образом потеряли единственное жилье. Но скандал случился, когда микрозайм взяла жена одного крупного городского чиновника. Она одолжила какую-то небольшую для себя сумму под залог загородного дома, который на нее оформлен мужем. Дама нигде не работала, а на суде она заявила, что просто забыла о том, что взяла кредит. Якобы приобретала ювелирные украшения, средств не хватило, и в ювелирном салоне ей предложили микрозайм. Того магазинчика уже нет, а через пару лет сумма возросла во много раз, если учесть, что в договоре обозначен процент в день. Микрофинансовая организация процесс выиграла, загородный дом у чиновника забрали, а он сам очень скоро подал в отставку. В настоящее время бывший чиновник проживает в Финляндии уже с другой женой. А тот самый дом выкупил как раз «Континенталь-банк». Поместье стоит у них на балансе, но кто там проживает, установить не удалось.

— Обычная схема ухода от налогов, — оценила услышанное Вера, — налог на недвижимость в разы меньше, чем налог на прибыль.

— Я понял, — согласился Окунев, — но меня заинтересовала личность самого Мартынова — бывшего зама Сопаткина. Такое ощущение складывается, что это типичный серый человек. Не в смысле, что его деятельность проходит в серой зоне, а по развитию. Серый он и по уровню образования, и по интересам. Я посмотрел, что его интересует — проверил запросы его поисковика и обнаружил статьи, которые его привлекали: «Конопля раскрывает чакры», «Как соблазнить женщину, не потратив ни цента», «Известная актриса оказалась мужчиной» — бред всякий. Но самое главное, что он, владея микрофинансовыми организациями, живет крайне скромно. Конечно, по сравнению с большинством населения, он не бедствует, но и не шикует. У него трехкомнатная квартира, но на окраине. В собственности автомобиль «Инфинити», но машине уже десять лет, и приобрел он ее после того, как бывший владелец «Инфинити» попал в аварию. Мартынов не женат…

— Погоди-погоди, — остановила подчиненного Бережная, — то есть создается впечатление, что Мартынов подставное лицо?

— Именно так, — согласился Окунев, — но кто стоит за ним, выяснить не удалось. Это может быть кто угодно, но, скорее всего, обыкновенные бандиты, которые потом выбивают долги. Но хозяин этого малопочтенного бизнеса не Сопаткин, потому что Мартынов за последние годы с бывшим боссом ни разу не связывался. Однако оборотные средства его конторкам нужны. Где-то он деньги достает, дает их в рост униженным и оскорбленным, получает неучтенную прибыль, но куда-то или кому-то ее сливает. По официальной бухгалтерии доходность его компаний близка к нулю.

— Это все? — спросила Вера.

Егорыч пожал плечами и ответил любимой фразой своего лучшего друга Пети Елагина:

— Как-то так.

Он был доволен собой.

— А теперь по поводу слежки через камеры, встроенные в телевизионные приемники. Что удалось сделать?

— Порадовать пока особо нечем. Хотя на адрес вышел, даже подключился к камерам наружного наблюдения во дворе и в парадном. А в квартиры пробраться пока не получается. Все сервера за рубежом, захожу на них, но данных маловато… Нужна марка телевизора, номер, год выпуска. Можно методом тыка, но это имеет значение, если в указанных квартирах есть смарт ТВ. С другой стороны, существует и моральный аспект. Подглядывать без спроса нехорошо.

— Егорыч, твой личный моральный кодекс не дает тебе возможности выполнить мое поручение? Что за категорический императив такой? Да еще в рабочее время!

— Не в том дело… Просто… — Окунев смутился. — Там просто очень сложная многоуровневая защита. Подобные программы только у спецслужб. Потребуется заслать туда вирус, который будет принят за внутреннюю программу, но потом разрушит всю их систему.

— Почему такие сложности? — удивилась Вера, которая слишком мало в этом понимала, чтобы давать советы Егорычу — величайшему хакеру всех времен и народов. — Попробуй через провайдера, через систему кабельного телевидения.

Окунев замолчал и уставился на нее.

— Вера Николаевна — вы гений, — наконец прошептал он.

И выскочил в коридор.

Не прошло и получаса, как он позвонил.

— Кажись, все, Вера Николаевна, пробился, один номер заработал. Если верить моим записям, эта квартира Худайбергенова. Вижу крашеную блондинку, которая делает сразу три вещи: разговаривает по телефону, смотрит телевизор и бреет ноги. А вот и другой адрес заработал. Третий.

— Как ты это сделал?

— Через провайдера. В этих квартирах, да практически во всех квартирах дома интернет подключен вместе с телевидением на сто цифровых каналов.

— К каким квартирам уже подключился?

— Да практически ко всем. Это же вирус, а он как птичий грипп — разлетается мгновенно. Представляете, если мы будем предоставлять подобные услуги клиентам без установки дополнительного оборудования. Мужья смогут следить за женами, находясь в командировке, а жены за любовниками, которые отдыхают у себя дома. Коллеги смогут наблюдать за секретаршей, которую слишком часто босс приглашает в свой кабинет…

— Егорыч, а как же твой моральный кодекс?

— Ваша правда, Вера Николаевна, — с грустью согласился Окунев, — нехорошо так делать.

Глава восьмая

Вечер — самое муторное время за всю вахту. Сидеть уже не хотелось, а ходить из угла в угол по скворечнику надоедало сразу. Телевизор раздражал, а жильцы, снующие мимо окошка, бесили еще больше. Елизавета Петровна ждала ночи, когда можно будет отключить свет и отдохнуть. Можно будет прилечь на топчанчик и даже заснуть. Хотя сон будет неглубокий и чуткий, когда на любой скрип двери глаза сами собой открываются.

На экране шло очередное телевизионное ток-шоу. Женщина неопределенного возраста и с накачанными губами рассказывала о подлеце-муже, который развелся с ней. Но она все же смогла отсудить у него половину загородного дома, после чего в бывшем муже проснулась звериная жестокость. Он перегородил дом бетонной стеной, и теперь несчастная женщина не может пробраться на другую половину, в результате чего лишилась всех средств к существованию. Для того чтобы выбираться в свет, ей приходится теперь распродавать свои шубы. Однако они скоро закончатся.

— И что тогда? — воскликнул длинноволосый ведущий неопределенного возраста. — Машину, что ли, продавать?

— У меня был подобный случай, — подключилась к разговору одна из сидящих в зале дам, — муж тоже без предупреждения вернулся домой. А меня совершенно случайно в этот день посетил деловой партнер, у которого внезапно разболелась голова, и он прилег отдохнуть на постель. Я услышала какой-то шум, выскочила из ванной…

— А-а-а-а? — прокатился по телевизионной студии удивленно-восторженный стон.

В стеклянную перегородку постучали. Сухомлинова подняла голову и увидела адвоката Фарбера, который улыбался ей так светло, что Елизавета Петровна почувствовала какой-то подвох.

— Позвольте зайти? — спросил он и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь.

Вошел внутрь и опустился на топчанчик — так, что Сухомлиновой пришлось повернутся к нему и сидеть теперь спиной к своему окошку. Экран телевизора и мониторы камер слежения за двором и крыльцом тоже остались за спиной. Небольшая комнатка мгновенно наполнилась ароматом едкого мужского парфюма.

— Я к вам по делу, — становясь серьезным, начал адвокат, — по вашему делу, то есть по делу вашей дочери. Я внимательно изучил…

Сухомлинова хотела выключить телевизор, но Фарбер остановил:

— Пусть работает: он мне не мешает.

После чего достал из кармана мобильный телефон, нажал кнопочку и почти сразу произнес:

— Освобожусь через пять минут.

После чего снова улыбнулся Елизавете Петровне.

— Так вот. Я внимательно изучил предложенный вашим адвокатом вариант и понял, что компромисс возможен. Если вы снизите сумму ваших претензий…

— Простите, — не дала ему договорить Сухомлинова, — в нашем предложении не шла речь о сумме. Там говорилось о ребенке. Мы готовы отказаться от иска, если Федю передадут на воспитание матери и бабушке…

За ее спиной щелкнула задвижка отпираемого замка, кто-то вошел в дом. Елизавета Петровна хотела обернуться, но Фарбер схватил ее за руку.

— Так это еще лучше! — воскликнул он. — Конечно, мой клиент хотел бы и сам принимать участие в воспитании…

Сухомлинова посмотрела на висящее над топчанчиком зеркало и ответила:

— Мы только рады будем, потому что общение с отцом тоже необходимо.

— Как вы правы! — согласился с ней адвокат. — Мальчикам лучше, когда рядом с ними мужчина. У них просто потребность чувствовать мужскую руку, слышать уверенный мужской голос. Через общение с мужчиной они учатся самостоятельно принимать решения, ничего не бояться, покровительственно относиться к противоположному полу. Думаю, что в ближайшие дни я обсужу все это с клиентом, потом встречусь с Перумовым… Кстати, сколько вы ему платите?..

С площадки долетел звук открываемой кабинки лифта. Не дожидаясь ответа, Фарбер резко поднялся.

— Мне кажется, в ближайшее время ваше дело будет решено к обоюдному согласию сторон, — улыбнулся он, сверкнув ослепительно-белыми зубами.

И ту же поспешно покинул скворечник.

Елизавета Петровна почувствовала, как пылает лицо. Она поднялась и посмотрела на себя в зеркало. Так и есть — лицо было красным. Интересно, заметил ли это адвокат. Если и заметил, то не придал этому значения — он спешил.

Сухомлинова взяла телефон и набрала номер.

— Верочка, — негромко произнесла она в трубку, — вы же знаете про этих, что несовершеннолетних приводят… Так вот.

— Привели?

— Только что, — шепнула Елизавета Петровна. — Следователь попросил позвонить ему сразу же, как это случится. Не в полицию, а ему лично…

— Тогда звоните Егорову.

Время шло, но никто не приезжал. Сразу после полуночи Сухомлинова вышла на крыльцо, сама не зная зачем. Было зябко, а на душе тревожно и противно. Она волновалась за дочь, которая за весь вечер ни разу не позвонила, а когда Сухомлинова набрала ее номер, сразу сбросила вызов. Переживаний по поводу того, правильно ли она сделала, позвонив следователю, не было.

Она вернулась на пост, где работал телевизор, на экране которого шла очередная серия фильма о борьбе с коррупцией. Сухомлинова посмотрела на экран монитора, а потом вернулась к сериалу.

— Сколько ты предложил прокурору? — спросил главный коррупционер своего заместителя.

— Лимон зелеными, — ответил тот.

— Дай два, — потребовал главный коррупционер и улыбнулся, — от тебя не убудет.

Раздалось пиликанье переговорного устройства. Елизавета Петровна посмотрела на монитор: на крыльце стояла группа полицейских в бронежилетах и с автоматами. Щелкнула отпираемая задвижка. Полицейские вошли спокойно, словно и не спешили никуда. Один из них наклонился к окошку.

— На каком этаже сорок восьмая квартира? — спросил он.

— На четвертом, — ответила Сухомлинова, — но в лифте это пятая кнопка. Сорок восьмая квартира — третья дверь от лифта.

— Разберемся, — ответил полицейский, отходя.

За ним потянулись остальные. Последний нес в руке тяжелую кувалду.

Сухомлинова еще раз позвонила Вере, и та ответила, что уже подъезжает.

Не прошло и пяти минут, как Бережная уже сидела на топчанчике и с интересом досматривала сериал про коррупционеров. Потом прибыли еще двое мужчин, которые вошли и не успели даже представиться, как Вера помахала им рукой:

— Прокуратуре привет.

Один из мужчин уже достал служебное удостоверение, но, увидев Веру, не стал его раскрывать, а убрал обратно во внутренний карман.

— Сколько лет! — сказал он. — А вы что тут?

— В гости к знакомой пришла, — ответила Бережная и показала на Сухомлинову.

— Ну-ну, — не поверил сотрудник прокуратуры.

Мужчины направились к лифту.

— Пятая кнопка, — крикнула им вслед Елизавета Петровна и шепотом обратилась к Вере. — И что теперь будет?

— Посмотрим. Но суд будет — это точно.

Через полчаса спустился старший полицейский.

— На крылечке у вас можно покурить? — обратился он к Сухомлиновой и только после этого заметил Бережную.

— Привет, майор Фролов, — сказала Вера, — а почему именно твоя группа и ты лично?

— Меня Евдокимов поднял. Ему следак доложил о происшествии, сказал, что сам не решается группу направить, потому что брать надо чиновника и адвоката. А с ними мороки всегда, сама знаешь.

— Ну и как прошло?

— Без сопротивления не обошлось: адвокат укусил моего бойца за палец. Так вцепился, что пришлось оттаскивать. Только адвокат сам упал, что бы потом ни говорил.

— Майор, а как там пацаны малолетние?

— Нормально вроде. Только я уже подполковник. Пацанам сейчас психолога вызвали. Он отвезет их куда надо. Сама понимаешь — сейчас ночь, и вообще детей нельзя опрашивать без присутствия родителей. А с родителями, судя по всему, тоже надо разбираться. Оба малолетних дурачка пьяны, но не в хлам, сказали, что их угощали шампанским с ликером.

— Какой ужас, — тихо возмутилась Сухомлинова.

— Еще какой! — согласился с ней подполковник Фролов. — Только что это вы, мамаша, всех пускаете и даже не проверяете документов. Два извращенца тащат к себе на утеху…

— Успокойся, — остановила его Бережная, — если бы не Елизавета Петровна, — тебя бы здесь не было.

— Ну, тогда извините, — спокойно произнес Фролов, — и выражаю вам благодарность от лица руководства следственного комитета и от себя лично.

Он посмотрел на Веру.

— Покурим на крылечке, если Елизавета Петровна не возражает.

Они вышли из дома, спустились по ступеням. Подполковник курил и внимательно слушал Бережную, которая ему что-то рассказывала. Вскоре во двор въехал темный микроавтобус. Из него вышли двое мужчин и женщина. Очевидно, она и была тем самым психологом, о котором упоминал Фролов. Все они, включая и подполковника, отправились в сорок восьмую квартиру.

А Бережная заглянула в каморку.

— Я попрощаться, — сказала она, — надо выспаться, а то с помятым лицом утром неудобно перед подчиненными появляться.

— А вдруг эти все-таки выкрутятся? — спросила Елизавета Петровна.

— Не получится. Я Фролову флешку с записью передала. Вернее, не ему, а начальнику следственного комитета. Сама не смотрела, мой сотрудник предупредил, что на ней гнусь полная.

Она уехала. В скором времени женщина-психолог с полицейскими вывели двух пацанов. Все залезли в микроавтобус, и он укатил.

Когда мимо скворечника проводили закованных в наручники Ананяна и Фарбера, адвокат вдруг бросился к стеклянной перегородке, словно хотел ее проломить головой.

— Стукачка! — пронзительно закричал он. — Но еще посмотрим, кто кого! Это вам не тридцать седьмой год!

Его оттянули от перегородки и толкнули к выходу. Сухомлинова не успела ничего ответить. Она вообще растерялась — под левым глазом у адвоката был огромный, на полщеки, синяк.

Прилечь так и не удалось. До утра Елизавета Петровна смотрела телевизор. А когда за окном начало светать, она вышла на крыльцо. Все вокруг сверкало и искрилось. Асфальт перед домом, мокрый последние недели, теперь был покрыт инеем, а местами даже тонким льдом, в котором отражались бледные утренние фонари. Иней был и на газонной траве, и на стриженых кустах кизильника, и на всех подоконниках элитного жилого комплекса.

Михеев прибыл как никогда рано. Он вошел в вестибюль в обычной своей курточке, поеживаясь, и даже тряхнул плечиками, словно сбрасывая с себя и оставляя за порогом холод.

— Что же вы в курточке такой тоненькой, Михал Михалыч, — посочувствовала ему Сухомлинова, — надели бы пальто.

— Какое пальто? — с недоумением обернулся к ней Михеев. — Нет у меня никакого пальто. Не ношу я их. А-а, — вдруг вспомнил он, — есть. Только в нем в автомобиле неудобно ездить.

Он направился к своему кабинету, скрылся за поворотом, но тут же появился снова. Подошел к окошку и наклонился.

— Я слышал, ночью тут большой кипиш был? — спросил он негромко.

— Что? — не поняла Елизавета Петровна.

— Да, говорят целый грузовик ментов приезжал?

— Да-да, — кивнула Сухомлинова, — много было: и из прокуратуры, и в бронежилетах. Ананяна взяли в квартире, а с ним заодно и Олега Борисовича.

— Адвоката Фарбера, что ли? — на всякий случай уточнил Михеев, как будто речь шла о каком-то другом Олеге Борисовиче. — Интересно, а кто это полицию вызвал?

Он смотрел на нее внимательно, не сомневаясь, конечно, в ответе.

— Не знаю, — тихо ответила Елизавета Петровна, — но покойный Александр Витальевич намекал как-то на то, что знает про них что-то такое… Но я не поняла. Он тогда же говорил, что ему известно не только про них…

— Ну, теперь мы уже не узнаем, что и про кого ему было известно.

К восьми утра, за час до пересменки явилась Нина Николаевна. Елизавета Петровна не стала ей ничего рассказывать. Расписалась в журнале и спешно ушла. Возвращалась домой, а на душе было скверно. Потом она решила пересчитать все деньги, которые были у нее в сумочке, но это занятие радости не прибавило. До ближайшей зарплаты денег не хватит и на неделю жизни их растянуть не удастся. Но все равно она зашла в магазин, где после долгих размышлений купила хлеб и упаковку подозрительно дешевых сосисок. Из магазина она попыталась позвонить дочери, но телефон Ани был выключен.

В квартире было тихо. Сухомлинова прошла на кухню. Убирая сосиски в пустой холодильник, вздохнула. Надо спешить на работу в аукционный дом, но сил никаких… Поспи она этой ночью хотя бы пару часиков, выдержала бы весь рабочий день. Теперь же, представляя, как она будет до вечера зевать и клевать носом, ехать в «Гардарику» не очень хотелось. Но иначе им с Аней не выжить. Она опустилась за стол, думая о том, что надо позвонить Охотникову и предупредить его, что сегодня она задержится. И словно почувствовав это, Юрий Иванович позвонил сам.

— Хоть стой, хоть падай, — весело предупредил он, — но у Аркадия Лазаревича день сурка. Мне только что позвонили с вахты и доложили, что он опять вышел на работу. Я с ним связался, и Аркаша, как и накануне, сообщил, что сейчас понедельник, десять утра и сегодня его смена. А когда я поинтересовался, как прошел предыдущий рабочий день, он ответил, что вчера было воскресенье и он ходил с внучкой в зоопарк. Грустно, конечно, но я знаю его внучку Розу. Ей тридцать лет, если не больше, она уже давно живет в Израиле.

— А если это будет продолжаться вечно? — спросила Елизавета Петровна.

— Не волнуйся. Я перекодирую Аркашу. Тем более что от него реально одни убытки. Вчера были клиенты, но он ничего не взял… Вернее, они сами отказались выставлять свои предметы на аукцион. Аркадий Лазаревич, как оказалось, оценивал их, постоянно заглядывая в какой-то справочник семьдесят шестого года издания, чтобы свериться с ценами того времени. Икону восемнадцатого века в серебряном окладе он готов был принять за триста восемьдесят девять рублей.

— А как же…

— Не переживай, я сегодня посижу рядом с ним. Надеюсь, что наплыва клиентов не будет. А завтра ты выходи обязательно.

— Мне крайне неудобно, но не могли бы вы выплатить небольшой аванс.

— Нет проблем, — отозвался бывший сокурсник, — завтра получишь.

Аня лежала на своем диванчике, не разложив его и не постелив себе. Лежала тихо, накрывшись стареньким тонким пледом. Сухомлинова подошла и присела рядом.

— Спишь? — спросила она, хотя понимала, что дочь давно проснулась, если вообще спала сегодня.

Аня молчала. Елизавета Петровна наклонилась над ней, но дочь прикрыла голову пледом. Сухомлинова почувствовала недоброе, откинула плед, а потом осторожно отвела тонкую ладонь, которой Аня прикрыла лицо.

— Что с тобой?! — вскрикнула она.

Глава девятая

— Я не стал смотреть, что на твоей флешке, — сказал Евдокимов, — то есть начал было, но не выдержал. Сразу рванул с материалом к городскому прокурору… Похоже, заварила ты кашу.

— Я? — притворно удивилась Бережная. — А разве не Егоров?

— Что я, не знаю, откуда ноги растут? Фролов мне доложил, кто ему передал эту треклятую флешку. А по поводу этого… как его — с армянской фамилией, прокурора уже с раннего утра трясут. Его, как выяснилось, продвигать начали. Хотели главой района поставить. А теперь, сама понимаешь… Зато адвокат активно сотрудничает со следствием, правда, в присутствии другого адвоката. Валит все на этого, с армянской фамилией, который на самом деле не армянин, но это к делу не относится… Да, кстати, раз уж речь зашла о Егорове, поделюсь. Он передал, что убийство в Тучковом переулке практически раскрыто. У него есть подозреваемый, уверяет даже, что сможет доказать его вину.

— Не говорил, кто убийца?

— Нет. Но я на вечер его вызвал со всеми материалами. Ну, все вроде.

Евдокимов попрощался.

То, что начальник городского управления следственного комитета позвонил сам, Веру не удивило. И звонил, очевидно, не для того, чтобы сообщить о своей встрече с прокурором и о том, что Фарбер активно сотрудничает со следствием — скорее всего, лишь для того, чтобы Вера знала: у Егорова есть подозреваемый по делу об убийстве в Тучковом переулке. Если он не назвал его фамилию Ивану Васильевичу, то Вере не скажет никогда, даже если она предложит ему в качестве вознаграждения вторую звезду на погоны. И все же дело у Егорова сдвинулось лишь после того, как она передала ему слова консьержки Галины, вернее, информацию о том, что та опознала какое-то пальто.

Зазвучала мелодия звонка ее мобильного телефона. Бережная посмотрела на экран — ее вызвала Сухомлинова.

— Что-то случилось? — спросила она.

— Случилось, — долетел тихий голос Елизаветы Петровны, — Филипп избил Аню.

— Что?! — не поверила Бережная, но, судя по голосу Сухомлиновой, Елизавета Петровна сказала правду. — Как это случилось?

— Вчера она отправилась к нему на Константиновский. Ждала долго, хотела поговорить. Потом он подъехал, вышел из автомобиля. Дочка подбежала к нему, сказала, мол, давай решим все мирно, без суда. Стала говорить про иск о разделе имущества, но только заикнулась об этом, как он ее ударил. А ей много не надо, в ней пятьдесят три килограмма веса. Упала она головой и ударилась. Сейчас дома страдает. Щека раздулась, глаз заплыл, и голова кружится, наверное, сотрясение.

— В травме были?

Сухомлинова ответила не сразу.

— Дочка даже идти не может.

— Значит, так. Слушайте меня внимательно. Сейчас к вам подъедет мой сотрудник и отвезет в поликлинику. Аня непременно должна сказать врачу, что ее ударил бывший муж. Врач обязан не только зафиксировать побои, но и узнать, при каких обстоятельствах они были нанесены. Из поликлиники должны сообщить в полицию, а там обязаны возбудить дело. Но мне кажется, что он выкрутится, найдутся свидетели, которые будут утверждать, что Аня сама на него напала, Филипп ее не бил… но мы его все равно накажем.

— Побьете?

— Нет, даже пальцем не тронем. Но есть методы посильнее кулачных разборок.

Закончив разговор, Вера вызвала Елагина. Тот явился не один, как всегда, с Окуневым.

— Мы с Тамарой ходим парой, — пошутила Бережная, — я тебя одного вызывала.

— Просто у нас новая информация, — объяснил Егорыч.

— Подождет, — махнула рукой Вера, — а сейчас ты, Петя, бери машину и гони к Сухомлиновым. Отвезешь Аню в травмпункт, а далее по обстоятельствам.

— Что с ней? — спросил Егорыч.

— Бывший муж избил.

— Вот гад! — возмутился Окунев и посмотрел на Бережную такими глазами, словно хотел попросить о чем-то крайне важном для себя. — Вера Николаевна, а можно и мне с ними?

— А ты-то чем сможешь помочь Ане?

— Я? — удивился Егорыч. — Так всем. Я буду проявлять заботу, участие, отвлекать девушку от мрачных мыслей. — Он посмотрел на друга. — Короче, Петя, без меня не уезжай. Я только куртку захвачу.

Окунев сорвался с места и поспешил в свой кабинет.

— Что это с ним? — удивилась Бережная.

— Он влюблен.

— В кого? — не поверила Вера. — И когда успел?

— Влюблен в Анечку Сухомлинову. Зашел на ее страничку в соцсетях и не может выйти. Восхищается и переживает оттого, что она в случае их знакомства на него даже внимания не обратит. А сейчас, когда вы меня к ней отправили, наверняка решил, что Аня в меня влюбится сразу, и мы с ним поссоримся.

— Неужели все так серьезно?

Елагин кивнул.

— А что за новая информация у вас? — спросила Бережная. — Окунев еще вечером мне пытался что-то сообщить, но я занята была.

— Это насчет банка «Континенталь». Судя по всему, банк — банкрот и уже давно находится в таком состоянии. А держится за счет непонятных вливаний, поступающих из сомнительных источников по липовым договорам. Законные средства, поступающие на счета клиентов банка, зачисляются не сразу, а с задержкой. Деньги где-то прокручиваются. Непонятная ситуация с управляющей компанией, которая располагается в том самом комплексе в Тучковом переулке, где убили директора ТСЖ. Для того чтобы разобраться, нужен хороший аудитор, потому что в бухгалтерском деле Егорыч не силен. Иначе…

Дверь кабинета открылась, и внутрь просунулась голова Окунева.

— Я готов, — сказал Егорыч. — Поехали!

Глава десятая

Все произошло так, как говорила Бережная. Аню осмотрели, подтвердилось легкое сотрясение мозга. Услышав диагноз, Окунев не выдержал.

— Разве легкое? Девушка самостоятельно передвигаться не может. А еще вы написали — гематома! С гематомой я согласен… То есть нет — не согласен: ангелов бить нельзя. Пишите заново: тяжелое сотрясение мозга, гематома и трещина скуловой кости! Девушку избил бывший муж только за то, что она захотела увидеть ребенка, которого этот негодяй выкрал, нарушив решение суда.

— Это правда? — тихо спросила женщина-врач.

Аня кивнула и заплакала.

— Вот видите? — закричал готовый расплакаться Егорыч. — Пишите, что я сказал!

— Я знаю, что надо написать, — возмутилась его вмешательством врач. — И не мешайте мне! Я сейчас такое заключение сделаю, что негодяй условным сроком не отделается. И еще вам мой совет. Мы обязаны сообщить об этом в полицию. Но вы не теряйте время зря. Когда еще участковый к ней удосужится прийти? Поезжайте прямо сейчас в районное управление. Пусть девушка составит заявление. Побеседует со следователем один на один. Подробно расскажет ему все без вашего присутствия, а то полицейские смогут неправильно понять вашу неестественную активность.

— Да я… — попытался возразить Окунев, но услышал:

— А вы пока посидите в коридоре.

— Какой он у тебя заботливый, — сказала врач Ане, когда Окунев вышел, — его тебе сам Бог послал за все твои мучения.

Егорыч сидел в коридоре, Елагин в машине. А потом втроем они направились в районное управление полиции, где действовал уже Елагин. Хотя использовать свои связи Пете вообще-то не пришлось. Дежурный следователь сразу ему сообщил, что по их делу начальнику управления уже звонила одна уважаемая дама, отказать которой невозможно.

Когда снова вышли и сели в машину, Аня призналась Окуневу, что голова у нее уже почти не болит.

— Все равно надо вызвать врача, — посоветовал Егорыч.

— Мы же были у врача, — напомнила девушка.

— Тем не менее это необходимо, — настаивал Егорыч, — мало ли что. Здоровье — это очень важно.

Подъехав к дому, где Аня жила с мамой, Окунев вдруг куда-то помчался. А Елагин провожал девушку до дверей. А когда она поинтересовалась, куда исчез его друг, Петя ответил, что тот побежал за цветами.

Как ни странно, но Елагин оказался прав. Через полчаса Окунев вернулся с букетом роз, который он держал под мышкой, потому что в обеих руках у него были тяжеленные пакеты с продуктами. Елизавета Петровна отправилась на кухню, чтобы приготовить для всех обед. А когда к ней присоединилась Аня, Сухомлинова, оглянувшись на дверь, шепнула:

— Какой замечательный молодой человек. Я не про высокого этого красавчика, а про другого.

— Я знаю, — шепотом ответила дочь и улыбнулась.

Когда уже рассаживались за столом, неожиданно прибыла Бережная. От обеда она отказалась, сказав, что нет времени. Она заскочила к Сухомлиновой лишь с одной целью, чтобы предложить работу Ане.

— Ты в аудите понимаешь что-нибудь? — спросила она.

— Так это моя специализация.

— Мне очень нужен аудитор на постоянную работу, — призналась Вера, — нужен прямо сегодня. — Она посмотрела на часы. — То есть теперь уже завтра.

— Я готова, — обрадовалась Аня, — мне уже значительно лучше.

— Тогда в девять утра постарайся быть на работе. Пока тебе не подготовили отдельный кабинет, посидишь в комнатке Егорыча.

— А я? — растерялся Елагин.

— А для тебя, дорогой, у меня будет специальное задание — секретное и особой важности.

Назад: Глава восьмая

Дальше: Глава одиннадцатая