– Ничего подобного! – взрываюсь я в тишине бального зала. – Я вовсе не влюблена, – перехожу я на шепот, опасаясь, что кто-нибудь услышит нас.
Придвинув стул от одного из столиков, я усаживаюсь рядом с Дэнни.
– Как ты мог такое подумать? – строго спрашиваю я.
– Важно не то, что думаю я, а то, что думаешь ты.
– Но я не влюблена в Чарли. – Я снова смотрю в окно. Теперь к Чарли и Ребекке присоединилось несколько человек, которые вышли покурить.
Чарли это не понравится! При этой мысли я непроизвольно подскакиваю.
– Что? – сразу же спрашивает Дэнни. – О чем ты только что подумала?
– Чарли будет неуютно рядом с курильщиками. Он терпеть не может сигаретный дым, даже на свежем воздухе.
Дэнни многозначительно кивает. Мы наблюдаем, как Чарли, извинившись, отходит от группы.
– Но это вовсе не означает, что я влюблена в него. Просто я его хорошо знаю.
– Любимый цвет?
– Что?
– Какой у Чарли любимый цвет? Быстрее! Говори, прежде чем он вернется к тебе. А я абсолютно уверен, что именно это он собирается сделать. Итак, твой ответ? Это что-то вроде теста.
– Синий, – отвечаю я, не понимая, куда клонит Дэнни.
– Хорошо. Любимая еда?
– Хлеб с сыром – предпочтительно «стилтон», – отвечаю я не задумываясь.
– О, даже детали – отлично! Любимый фильм?
– «Инопланетянин». Он каждый раз плачет.
Дэнни корчит рожу:
– В самом деле?
Я киваю.
– Хорошо. Любимый фильм Саймона?
– Э-э…
Мы редко смотрим вместе что-нибудь. Когда же я перестала смотреть фильмы? Ведь я так любила ходить в кино!
– О’кей, тогда его любимая еда?
– Он очень любит китайскую… но любимая ли она у него…
Дэнни многозначительно смотрит на меня.
– Давай попробуем еще. Его любимый цвет?
– Это легко: зеленый. Нет, может быть, синий – как у Чарли. У Саймона много синих рубашек…
– Дело закрыто! – объявляет Дэнни, в то время как я продолжаю размышлять.
– Но это же ничего не доказывает! – возражаю я.
– Дело закрыто! – настаивает он. – Вот и он, наш герой! Как дела, Чарли, дружище? – Он хлопает по ладони Чарли жестом «дай пять».. – А вот и Саймон. О, все снова в сборе – не правда ли, Грейс?
Я молча киваю.
– Что это вы с Дэнни обсуждали с таким глубокомысленным видом? – спрашивает Саймон. – Я видел вас с того конца зала, и мне показалось, что вы что-то замышляете.
– На самом деле мы с Грейс обсуждали цвета, – отвечает Дэнни. – Кстати, какой у вас любимый цвет?
– Красный, – не задумываясь, отвечает Саймон. – А почему вы спрашиваете?
В ту ночь, дождавшись, когда Саймон заснет, я прокрадываюсь через площадку в свою спальню. Мне нужно снова посоветоваться с Реми.
Меня уже ждет письмо:
Дорогая Грейс!
Выходи за него замуж. Ты об этом не пожалеешь.
С любовью.
Я
В конце концов я добираюсь до коттеджа «Маяк». Припарковав «Рейндж-Ровер», я захожу в коттедж.
Дома никого нет. Открыв дверцу под лестницей, я вытаскиваю ящик на колесах, который спрятала туда раньше. Он очень тяжелый, и я с трудом вытаскиваю его из крошечного шкафчика.
– Ладно, – говорю я, ни к кому конкретно не обращаясь. – Пора.
Я запираю коттедж и, оставив машину у дома, тащу ящик по дорожке. Обычно я наслаждаюсь прогулкой по пляжу, но сегодня не получится. Этот ящик легко толкать по дорожке, но он безнадежно вязнет в мягком песке.
Смех и возгласы отдыхающих на пляже сливаются с криками чаек, парящих в воздухе, и с плеском волн, набегающих на песок. Эти звуки успокаивают меня, и я перестаю беспокоиться об опоздании на важную встречу.
Сегодняшняя встреча с Джо была забавной. Его заигрывания напомнили мне о мужчинах в моей жизни. Что же для меня значили эти мужчины и как изменили течение моей жизни?
Я так поглощена своими мыслями, что не сразу замечаю ярко-красный трехколесный велосипед, мчащийся прямо на меня. На нем едет маленькая девочка, а за ней бежит испуганная молодая женщина. Вероятно, это ее мать.
– Эми, остановись! – кричит женщина. Но у малышки на лице написана так хорошо знакомая мне решимость.
Остановившись, я перегораживаю своим ящиком узкую дорожку.
Девчушка видит это, и я замечаю панику в ее глазах. Теперь она все медленнее крутит педали.
Я хватаю руль велосипеда и останавливаю его.
Запыхавшаяся мамочка подбегает к нам.
– О, большое вам спасибо! – еле выговаривает она, тяжело дыша. – Она становится совершенно неуправляемой, когда садится на велосипед.
– Не за что, – отвечаю я, выравнивая свой ящик на дорожке. – Я знаю, каково это.
Женщина смотрит на мой ящик, потом переводит взгляд на меня и улыбается.
– Ну что же, еще раз большое спасибо! – говорит она. – Эми, нам пора к папочке. Только, пожалуйста, на этот раз держись рядом со мной.
Я наблюдаю с минуту, как они удаляются по дорожке, затем продолжаю свой путь.
Да, я знаю, каково это, когда малышка убегает от тебя. Единственная разница заключается в том, что нас не ждал папочка…
Я смотрю в окно автобуса, который тащится по узкой извилистой дороге, ведущей в Сэндибридж. Терпеть не могу эти автобусы: в них трясет, и они так медленно едут! А мне нужно как можно скорее добраться до моего прежнего дома.
Я со страхом думаю о предстоящем визите. В последний раз я была здесь на похоронах отца, и тот день навсегда врезался в мою память.
Служба проходила в той же церкви, где меня крестили. Я была в ней на венчании Чарли, а год спустя – на отпевании его отца. И в этой же церкви мы с Саймоном обвенчались десять лет назад.
Десять лет… Куда же ушло то время?
У нас с Саймоном был счастливый брак, и мы вели жизнь, о которой мечтают многие. Хорошо оплачиваемая работа, комфортабельный большой дом в престижном районе Лондона и светская жизнь, дававшая возможность общаться с людьми, которые могли содействовать нашей карьере. Мы проводили отпуска в экзотических местах и мечтали о времени, когда уйдем в отставку и поселимся в одном из таких мест.
Мы были счастливы. Но затем пришло время произвести на свет нового члена нашей семьи. Сначала это казалось занятным. Предвкушая, что скоро буду носить под сердцем ребенка, я часами торчала в «Мазеркэр», рассматривая хорошенькие распашонки с зайчиками и прелестные мягкие одеяльца. Но прошло несколько месяцев, а я так и не забеременела. И тогда я слегка встревожилась.
Когда же прошел год и ничего не произошло, мы решили обратиться за помощью. К счастью, у нас были средства, и мы смогли обратиться в частную клинику. После бесчисленных и достаточно дорогостоящих тестов один очень авторитетный консультант с Харли-стрит сделал заключение, что у меня кислая внутривагинальная среда, а у Саймона количество спермы ниже нормы. Единственным вариантом для нас оставалось ЭКО. Мы сделали его несколько раз, и каждая новая неудачная попытка все сильнее ухудшала наши и без того напряженные отношения.
– Я скоро приеду, – однажды сообщила я Чарли по телефону в конце 2006 года. Я не могла выдерживать постоянный стресс, и мы с Саймоном все время ссорились из-за пустяков.
– Чудесно! А когда? – спросил Чарли, очевидно, не заметив, что со мной что-то не так.
– Завтра. Я приеду одна.
Я ждала неизбежных вопросов, но они не последовали.
– Когда приходит твой поезд? – Вот и все, что спросил Чарли, и за это я любила его еще больше.
Я живу у Чарли в коттедже «Маяк» уже неделю, занимаясь только необременительными и приятными делами.
Гуляю с Уинстоном по пляжу, радуясь, что приехала в декабре, а не в разгар лета, когда в Сэндибридже полно отдыхающих. Провожу время с мамой и папой – и дома, и в магазине. Правда, они расспрашивают меня гораздо более настойчиво, чем Чарли. А главное – рядом со мной Чарли, которого я давно не видела и по которому ужасно скучала.
– Итак, – как-то раз говорит Чарли, когда я возвращаюсь в коттедж с прогулки с Уинстоном. – Когда же ты собираешься мне рассказать?
– Рассказать о чем?
– О том, почему ты здесь.
Несколько минут я не произношу ни слова. Я готовлю еду для Уинстона, затем наблюдаю, как он жадно поглощает ее.
– Я не могу иметь детей, – выкладываю я наконец. Это выходит резче, чем я намеревалась.
– А-а, – тянет Чарли. – Что-то подобное я и предполагал.
– Правда? Ты в самом деле так думал?
– Конечно. Знаешь, я же не законченный идиот. Вы с Саймоном женаты уже… четыре года? Ты приближаешься к критическому возрасту. Когда мы вместе идем по улице, ты все время смотришь на детей и младенцев.
– В самом деле?
Чарли молча кивает. Я подхожу и сажусь рядом с ним за кухонный стол.
– Хочешь об этом поговорить? – спрашивает он.
– Вообще-то нет, да и рассказывать особенно нечего. Мы испробовали всё. Прибегали к традиционной и нетрадиционной медицине, лечились травами и делали ЭКО.
– Ну и как?
Я пожимаю плечами:
– Из-за этого наши отношения так испортились, что я даже не уверена, что хочу и дальше жить с Саймоном. А тем более иметь от него ребенка!
– Пока что говорить рано, – говорит Чарли. – Нужно подождать.
– Нет, не рано, а поздно. В следующем месяце будет наша последняя попытка, и я боюсь. Очень боюсь.
– Чего…?
Я смотрю на Чарли.
– Что это не сработает и мы расстанемся.
– Грейси. – Чарли накрывает ладонью мою руку. – Я могу говорить только о собственном опыте, но, возможно, это тебе поможет. Когда мы с Луизой потеряли ребенка, я думал, что это конец света и никогда уже не будет как прежде. И знаешь, оказалось, что это не так. Действительно, не было как прежде – было иначе. Жизнь стала другой, но в конечном счете это к лучшему. Мы с Луизой не созданы друг для друга, и потеря ребенка заставила нас это понять.
– Хочешь сказать, что это испытание послано нам с Саймоном, чтобы проверить, достаточно ли крепок наш союз?
– Может быть.
Я размышляю над его словами:
– Но как же я узнаю, достаточно ли он крепок? Имеет ли смысл проходить через последнее ЭКО?
– Этого тебе никто не скажет, – отвечает Чарли. – Никто не может подсказать, как тебе поступить. Только ты сама можешь это понять.
Я киваю, но мои мысли обращаются к маленькой черной пишущей машинке. Реми посоветует, как поступить. Он всегда советовал.
– Мама! – зову я с порога, открывая дверь своим старым ключом. – Ты дома?
Ответа нет, и я быстро осматриваюсь вокруг. Убедившись, что дома никого нет, я поднимаюсь в свою прежнюю спальню.
Открыв дверь, я понимаю, что получить совет Реми будет не так-то просто. По-видимому, родители затеяли ремонт. В комнате пусто, только на полу стоит несколько банок бледно-желтой эмульсионной краски, на которых лежат новые кисти.
Черт возьми, куда же они подевали все вещи отсюда?
Собираясь начать поиски, я слышу, как отпирают входную дверь. Из холла доносятся голоса моих родителей. Я смотрю на часы: шесть вечера. Наверно, они вернулись из магазина.
Я выхожу на верхнюю площадку лестницы.
– Грейс! Ты чуть не устроила мне сердечный приступ! – восклицает мама, увидев меня. – Что ты там делаешь?
– Где вещи из моей комнаты? – спрашиваю я. – Все барахло, которое ты там держишь?
– Это не барахло, а мои принадлежности для вязания, шитья и…
– А как насчет пишущей машинки? – перебиваю я. – Моей маленькой черной пишущей машинки?
– О, кажется, папа вчера забрал ее в магазин, – к моему ужасу, отвечает мама. – Боб! – зовет она. – У нас еще есть та старая пишущая машинка, «Ремингтон», которую мы нашли в новой детс… Я имею в виду, в свободной комнате? – Мама бросает быстрый взгляд в мою сторону и густо краснеет.
О, господи, они ремонтируют комнату, собираясь устроить там детскую! Я закрываю глаза. Только этого мне и не хватало!
– Да! – отвечает папа. – А что?
Я бегу вниз по лестнице и, промчавшись мимо родителей, хватаю ключи со столика в холле.
– Я скоро вернусь! – кричу я недоумевающим родителям.
Всю дорогу до Лобстер-Пот-Элли я проделываю бегом. В этом нет необходимости, так как Реми никуда не денется из закрытого магазина. Добравшись до места, я вожусь с ключами, торопясь открыть дверь. Затем я зажигаю свет в магазине и начинаю лихорадочные поиски. Однако пишущей машинки нигде нет.
Может быть, папа ошибся и машинка продана?
Но, заглянув в дверь офиса, я замечаю высоко на полке маленькую черную машинку. Реми!
Я снимаю Реми с полки и уже собираюсь с ним заговорить, как вдруг вижу на каретке лист бумаги с отпечатанным текстом. Вытащив его, я читаю:
Дорогая Грейс!
Мне очень жаль, что у тебя сейчас такие тяжелые времена. Но, пожалуйста, не сомневайся: все, через что тебе приходится пройти, имеет свою причину. И по прошествии времени эта причина станет ясна.
Продолжай свои попытки. Награда за стойкость принесет тебе большую радость.
С любовью.
Я
Этот визит в мой родной город состоялся шесть лет назад. Сейчас автобус медленно тащится в Сэн-дибридж по извилистой дороге, а я смотрю на маленькую головку девочки, крепко спящей у меня на коленях, и осторожно глажу ее длинные волосы. Независимо от того, что произошло после того визита, я никогда не жалела о том, что у меня есть моя маленькая Ава. Она – моя жизнь, вернее – то, что осталось от моей жизни.