Глава 19
Новый расклад

В понедельник днем в областную прокуратуру, обком КПСС, редакции газет «Советская Сибирь» и «Комсомолец Сибири» пришли письма одинакового содержания: «Взрыв в кафе «Встреча» – это только начало. Список у нас длинный. Белая стрела».

Судя по почтовому штемпелю, все письма были сброшены в почтовый ящик у главпочтамта второго января. Адреса на конвертах были написаны шариковой ручкой печатными буквами, текст писем напечатан на машинке. Следов пальцев рук ни на конвертах, ни на письмах не было.

В этот же день разразился скандал, едва не затмивший историю с «Белой стрелой». Начало ему было положено еще в новогоднюю ночь, когда с дочери прокурора Центрального района неизвестные грабители сорвали норковую шапку.

Тринадцатилетняя Надя Окопова была самоуверенной девочкой. Все ее сверстницы носили дорогие шапки с вшитыми резинками или веревочками. Перед тем, как выйти на улицу, резинку пропускали под мышками, закидывали за шею и прикрывали волосами. В случае рывка шапка оставалась у потерпевшей, а грабитель убегал ни с чем. Разумеется, против человека с ножом никакие веревочки бы не помогли, но вооруженные нападения в нашем городе были большой редкостью. Обычно грабитель подбегал к жертве сзади, хватал головной убор и уносился прочь. За сутки в любом районе города сдергивали две-три шапки, в праздники число уличных ограблений увеличивалось в несколько раз.

Лишившись дорогой шапки, Надя Окопова не догадалась позвонить в милицию из телефона-автомата, а пошла домой. Пока родители сквозь слезы и рыдания узнали у дочери, что с ней случилось, пока на место происшествия прибыл наряд, грабителей и след простыл.

История с ограблением прокурорской дочери была заурядной. Грабители не знали, с кого они сняли шапку, телесных повреждений девочка не получила. Прокурор Окопов потребовал от милиции Центрального района найти грабителей, менты отрапортовали: «Ищем!», на этом вся интрига и закончилась.

Второго января все школьники в стране оказались предоставленными сами себе: начались зимние каникулы. Надя Окопова пошла к подружке, у которой собралась большая компания сверстников. Рассказывая о приключениях в новогоднюю ночь, она передала слова отца: «Завтра накручу хвосты этим безмозглым ментам, живо шапку найдут». На беду, одним из слушателей оказался сын Сергея Матвеева. Придя домой, он поведал папаше, что прокурор Центрального района считает его безмозглым хвостатым животным. Если бы Окопов оскорбил Матвеева один на один или в присутствии коллег, тот бы безропотно снес унижения, но быть оплеванным в глазах сына Сергей не пожелал.

На розыск дерзких грабителей были брошены лучшие сыщики городского УВД. Через неделю после совершения преступления виновные были задержаны, шапка изъята. В понедельник мать и дочь Окоповы приехали в наше УВД опознать и забрать похищенное имущество. С надменным лицом супруга прокурора взяла со стола следователя шапку и тут же швырнула ее назад. От головного убора исходил стойкий запах мочи. Дочь прокурора заплакала, а мать строго спросила:

– Что это?

Следователь и оперативный работник недоуменно переглянулись:

– Это ваша шапка.

– Я вижу, что это наша шапка. Почему от нее так воняет?

– А мы-то откуда знаем? – хором ответили милиционеры. – Ваша шапка, к нам-то какие вопросы?

– Я этого так не оставлю, – заявила супруга прокурора и помчалась жаловаться мужу.

Окопов, узнав о порче имущества, позвонил начальнику городского УВД, потребовал провести служебную проверку и выявить виновных.

– Владимир Николаевич, – жестко ответил зарвавшемуся прокурору Большаков, – вы отдаете себе отчет, в чем обвиняете моих сотрудников? Я никакого служебного расследования проводить не буду. У меня в уголовном розыске тридцать процентов личного состава – члены партии, остальные – комсомольцы. Это я им должен вопросы задавать, отчего от вашей дочери мочой пахнет? (На последовавшем разбирательстве в горкоме партии и областном УВД Большаков пояснил, что в разговоре с прокурором он оговорился и оскорбить Надю Окопову не хотел.)

– От моей дочери пахнет? – задохнулся от гнева отец потерпевшей. – Я вижу, вы совсем обнаглели. Забыли про «бронированные мундиры»? Я вам про них напомню.

В ночь с понедельника на вторник в кабинет Окопова на втором этаже прокуратуры влетела бутылка с запиской: «Окоп, пора тебе поплатиться за наших братьев. Белая стрела».

Прокурор Центрального района отнесся к выходке с запиской очень серьезно. Он велел застеклить разбитую раму, передал все дела заместителю и отправился с семьей в краткосрочный отпуск к родственникам в Куйбышевскую область.

Меня история с шапкой не коснулась никоим образом: розыском грабителей занимались оперативники Клементьева, а в понедельник, когда скандал только набирал силу, я закупал спиртное для проверяющих. Вернувшись в УВД с двумя ящиками водки, я нашел на своем столе послание от Айдара: «Звонил какой-то Сергей Игнатьевич, просил связаться с ним».

Усмехнувшись, я исправил отчество с «Игнатьевич» на «Игнатович». Обладатель этого редкого отчества считал оскорблением, когда к нему обращались «Игнатьевич».

Поразмыслив, когда и как мне перезвонить Сергею Игнатовичу, я решил, что лучше всего это сделать в присутствии Малышева.

В кабинете начальника городского уголовного розыска летали громы и молнии, эпопея с оскверненным головным убором набирала обороты.

– Ты знаешь, как на меня сейчас орал Большаков? – спрашивал у Клементьева Николай Алексеевич. – Мать его, он все нецензурные выражения собрал, когда мне про шапку высказывал.

– Почему сразу же мы? – вяло парировал Клементьев. – Грабители могли для прикола помочиться.

– Грабителям и в бредовом сне бы на ум не пришло шапку портить. Они для чего свободой рисковали? Чтобы нассать в нее и друг перед другом покуражиться? А если бы это была дочь какого-нибудь слесаря? В чем кураж тогда, не объяснишь?

Заметив меня, Малышев спросил:

– Купил водку? Денег хватило?

– Все сделал! – отрапортовал я. – Позвольте воспользоваться вашим телефоном, Николай Алексеевич.

Малышев, нахмурившись, показал мне на аппарат. Даю гарантию: и он, и Клементьев одновременно подумали: «Здесь что-то не так, у него же свой телефон есть».

Я набрал номер. После пары гудков мне ответил мужской хриплый прокуренный голос:

– Да!

– Это Андрей Лаптев. Мне Сергея Игнатовича, – попросил я.

Краем глаза я наслаждался, наблюдая за реакцией коллег. У Клементьева после упоминания отчества «Игнатович» на лбу появилась решительная складка, словно он не увидел своей фамилии в ведомости на получку, а Малышев просто замер посреди кабинета – ни дать, ни взять грибник, натолкнувшийся на узкой тропинке на змею.

– Кафе «Летучая мышь», сегодня в девять вечера, – назначил мне встречу тот же голос.

– Не пойдет! – не задумываясь, выпалил я. – Кафе «Встреча», сегодня в шесть часов.

– Он занят будет, – прохрипел собеседник.

Я не стал дослушивать его и положил трубку.

– Я не ослышался, – осторожно спросил Малышев, – ты Почемучке стрелку забил?

– Это он мне встретиться предлагает, – возразил я.

– Во дела! – выдохнул Клементьев. – Со мной он даже разговаривать не стал.

– Это не он был, – сказал я, кивая на аппарат. – Почемучка сам по телефону не отвечает.

– Зачем он тебе встретиться предлагает? – спросил сбитый с толку Малышев.

– Хочет спросить, чем лучше огород засаживать: хреном или редькой.

– Ты язычок-то попридержи, – поставил меня на место начальник. – В другом месте свое остроумие показывать будешь.

– Я никуда не поеду, – «обидевшись», заявил я.

– Ты по делам с ним нигде не пересекался? – спросил Клементьев.

– Давайте-ка, ребята, подстрахуемся со всех сторон, – предложил Малышев. – Андрей Николаевич, пиши рапорт на мое имя: «Прошу разрешить встречу с преступным авторитетом по кличке Почемучка. Встреча запланирована…»

– Я никуда не пойду, – твердо повторил я.

– Прекрати! – Малышев в сердцах ударил кулаком по столу так, что телефонная трубка подпрыгнула на аппарате и жалобно звякнула. – Один на меня все утро орет, как колхозный бригадир на пьяного скотника, другой характер свой показать решил! Если Почемучка тебя на встречу вызывает, то ни с кем другим он разговаривать не будет. В кои веки у нас появилась возможность напрямую с преемником Лучика поговорить, а ты тут мне фигу решил показать? Пиши рапорт и готовься к встрече. Я думаю, что надо будет весь район перекрыть, тебя подстраховать.

– Почемучка вычислит наших людей и от встречи уклонится, – спокойно возразил я. – Если мне идти на разговор, то только одному. Николай Алексеевич, рапорт я писать не буду.

– Ты опять начал? – повысил голос Малышев.

– Николай Алексеевич! – в моем голосе тоже стали прорезаться стальные нотки. – К рапорту надо составлять план оперативных мероприятий, список задействованного личного состава, перечень вооружения и спецсредств. Зачем огород городить? Схожу один, как частное лицо. Могу я после окончания рабочего дня в кафе с девушкой посидеть?

– Действуй! – разрешил начальник розыска.

Я приехал во «Встречу» за полчаса до рандеву. Увидев меня, Ковалик от удивления чайкой выгнул брови.

– Какими судьбами? – обрадованно спросил он.

– В шесть часов Почемучка приедет. Мы сядем в левой кабинке, там, где был взрыв.

– Деловая встреча? – насторожился Евгений Викторович.

– Частная беседа. Встретиться у вас предложил я. Вы ничего против не имеете?

– Да нет, чего там, встречайтесь, – как-то неуверенно ответил он. – Заказ делать будете?

– Конечно! – с энтузиазмом поддержал я. – В кои веки сам Почемучка мне ужин оплатит. Наглеть не буду, сегодня не Новый год, но от шашлычка с гарниром из жареной картошки не откажусь. Оливки, коньячок, сыр, зелень.

– Почемучка коньяк не пьет, – мимоходом заметил Ковалик. – Шашлыка сегодня в меню нет, так что ограничимся эскалопом. Салат подавать?

Минут за пять до назначенного времени в кафе зашел невысокого роста остроглазый мужичок. По стечению обстоятельств он был моим однофамильцем и носил кличку Лапоть.

– Едем в другое место, – безапелляционно заявил он.

– Поезжай, – разрешил я. – У меня, как видишь, другие планы.

– Сергей Игнатович просил передать, что здесь разговор не получится.

– Оплати поляну, – ответил я, вставая с места.

Лапоть небрежно бросил на стол смятую пятидесятирублевую купюру. Мелочиться в окружении Почемучки было не принято.

По пути на выход я проверил пистолет за поясом джинсов. Ни Малышев, ни Клементьев не знали, что я на всякий случай взял на встречу подарок Журбиной.

В январе у нас рано темнеет. В шесть вечера – уже ночь: в городе зажигаются огни, автомобили включают фары, на магазинах появляется неоновая реклама. В школьном возрасте я обожал гулять по ночному городу, рассматривать освещенные витрины и представлять, что я попал за границу. Поездка с Лаптем неизвестно куда восторга у меня не вызывала, хотя ночной город в новогоднем убранстве был прекрасен: все сверкало, переливалось красками, на главной площади стояла мигающая гирляндами елка.

По дороге на окраину города нам попался пост ГАИ. Увидев, чья машина несется с превышением всех допустимых скоростей, гаишники понурили головы, сделали вид, что нас не заметили.

В кабинете директора центрального кладбища меня поджидали Почемучка и Муха. Сергей Игнатович, одетый в потертый кожаный жилет, сидел за столом, а Муха прохаживался из угла в угол. По его нервному поведению я понял, что до моего прибытия они повздорили, и Почемучка поставил соратника на место.

Менты и воры за руку не здороваются. Войдя в кабинет, я кивнул головой и, не спрашивая разрешения, сел напротив Почемучки.

– Что скажешь? – он протянул мне ксерокопию меморандума, поступившего утром в газеты.

– Муха, – обернулся я к смотрителю, – это ты тень на плетень наводишь? Какого хрена ты меня к «Белой стреле» подвязываешь?

– Я тебя за язык не тянул, – огрызнулся Муха. – Ты сам в прошлый раз меня этой «Белой стрелой» стращал.

– Ты бы кокаин пореже нюхал, а то мозги скоро от дури склеятся, – посоветовал я. – Ты при мне расскажи Сергею Игнатовичу, какой базар был, кто начал и кто кого стращал. Я от своих слов не отрекаюсь, а вот ты повтори, что мне пообещал.

– Я не понял, – заметался по кабинету Муха, – ты что сюда, очную ставку делать приехал?

– Меня, вообще-то, привезли, – тактично возразил я.

– Да тебя не привезти, а ногами вперед вынести надо! – замахал руками смотритель. – Серега, я за базар отвечаю. Он – «темнила». Что думаешь, зря у них в урне на крыльце пульт от бомбы нашли?

– Сергей Игнатович, – спокойным тоном обратился я к Почемучке, – это он при тебе понты кидает. Вдвоем мы базарили спокойно, без этой гнусной пантомимы.

– Чего-чего? Что ты сказал? – Муха, набычившись, шагнул ко мне, но Почемучка осадил его:

– Остынь! Мы собрались о деле поговорить, а не отношения выяснять.

– В гробу я видал ваши базары! – Муха сплюнул в угол и вышел вон.

– С дисциплиной у вас что-то не очень, – резонно заметил я.

– Какая дисциплина, о чем ты? – хищно оскалился Почемучка. Все передние зубы у него были под коронками из белого металла, с годами потускневшего от курева и чифира.

– Поговорим как есть? – предложил я. – Мне рассказать сказочку о «Белой стреле» или сразу возьмем за аксиому, что «Белая стрела» – это туфта?

– Рассказывай, я не спешу, – Почемучка достал папиросу, размял табак двумя пальцами, продул гильзу, смял ее гармошкой, закурил.

В двух словах я объяснил ему, что думаю по поводу тайной организации мстителей. О своем прошлом конфликте с Мухой я промолчал.

– Как я помню, за Тихоном крови нет, и убивать его в отместку за чью-то душу – нелогично, – закончил я свою короткую речь.

– Вы будете искать организаторов взрыва или спустите это дело на тормозах? – глядя мне в глаза, спросил он.

– Сергей Игнатович, если вы не будете ставить нам палки в колеса, то мы найдем виновных, – заверил я.

– Вам смысла нет рубаху на груди рвать, – философски возразил он. – Из всех погибших только Яковлев – человек вашего мира, а остальные… Тихон – вор, Шафиков – кооператор, зажравшийся буржуй, Демушкин – отморозок, беспредельщик. Вам жалеть-то некого, все мертвяки в тему.

– Мы – за порядок в городе. Сергей Игнатович, оставьте в живых швейцара из «Встречи». Рано или поздно он расскажет, как там на самом деле было. Я лично не верю ни в каких ментов в кафе. Лажа это все: пульт в урне, менты в форме, записки в газеты. Сейчас у швейцара ключ к событиям во «Встрече». Были бы старые времена, он бы уже давно нам всю правду-матку выложил: по душам бы одну ночь поговорили, и он бы запел, как соловей на рассвете.

– Про швейцара забудь. Он – покойник.

– Сергей Игнатович, вы же можете «запретку» на тюрьму кинуть, и его никто не тронет.

– О чем ты? Сам подумай, какую чушь несешь! – возмутился Почемучка. – Как я «запретку» в СИЗО кину? Напишу маляву: «Арестанты, забудьте про законы воровской чести, будем жить по законам ментовским». Так, что ли?

– Царствие ему небесное! – Я обернулся к распятию и, как умел, осенил себя крестным знамением. – Он сам себя под раздачу подставил.

– Как тебе такой вариант, – продолжил спокойным тоном Почемучка. – Грохнуть решили Демушкина, а попали в Тихона? Мог же Демушкин где-то «Белой стреле» дорогу перейти?

– Сергей Игнатович, я не прошу вас о помощи, но кое-что рассказать вы мне можете. Зачем Тихон поехал во «Встречу»? Его пригласили арбитром быть?

– Там долгая история, – неохотно протянул он.

– Про контракт с Японией я в курсе.

Почемучка покачал головой, что означало: «Наш пострел везде поспел!»

– Демушкин, как я понимаю, решил ущемить Шафикова и отобрать у него часть производства. Кооператор обратился за помощью к вам. Открыто за Шафикова вы заступиться не могли, и тогда Тихон поехал выступить в споре третьей стороной. Так было или по-другому?

– Немного не так, – обдумывая каждое слово, ответил Почемучка.

– Зайдем с другой стороны. Яковлев там оказался случайно или он в одну дуду с Демушкиным дул? Зачем вообще на этой встрече был человек, который ни к воровскому миру, ни к производству ложек отношения не имеет?

– Японский контракт – это целиком и полностью идея Яковлева, – огорошил меня Почемучка. – Это с его подачи и через его знакомых Шафиков ездил в Токио: молодежные организации, обмен опытом становления кооперативного движения… Яковлева по каким-то причинам за бугор не выпустили, и все дела в Японии проворачивал один Шафиков.

Почемучка достал еще папиросу, повторил ритуал продувки гильзы, прикурил от спички.

– Все думают, что Шафиков приехал к нам в город богачом, этаким денежным мешком с лесоповала. Деньжата у него действительно были, но не такие, чтобы три цеха на ровном месте арендовать. Это мы его деньгами ссудили на первых порах.

– Как-то не по понятиям – деньги в рост давать, – осторожно заметил я.

– Перестройка! – ответил мне металлической улыбкой Почемучка. – Деньги не пахнут! На какие шиши ты будешь зону греть, никого не волнует. У грузинских воров давно все капиталы в цеховиков вложены, никто же не попрекает их, что они живут не по понятиям.

– У Яковлева была доля в кооперативе Шафикова?

– Он – голодранец, вовремя ухватившийся за молодежную тему… Ты все ходишь вокруг да около и не знаешь, как спросить: каков был расклад во «Встрече»? Я спросил у Лучика, как нам поступить. Он так решил: если вы даете нам расклад по «Белой стреле», то мы темнить не будем. Если нет – то разговора не получилось.

– «Белой стрелы» в городе нет, а если она есть, то я лично о ней ничего не знаю. На чем мне отсюда можно уехать?

Я поднялся с места, одернул куртку, поправил шарф.

– Не спеши, – угрожающим тоном велел Почемучка. – Мы отвезем тебя, за транспорт не беспокойся. Так ты утверждаешь, что у нас в городе нет никакой «Белой стрелы»?

– Одно убийство, совершенное одним человеком, – это десять лет лишения свободы. Убийство, совершенное группой лиц – пятнашка. Два групповых убийства – вышак. За «Встречу» организатору взрыва – сто процентов лоб зеленкой намажут. Представь, что ты – главарь «Белой стрелы». Как ты объяснишь своим подельникам, что хочешь их всех под расстрел подвести? Четыре трупа по отдельности – это четыре приговора по десять лет. Один взрыв в многолюдном месте – всем вышак. Ради чего подельники главаря «Белой стрелы» должны жизнью рисковать? Ради абстрактной справедливости?

Почемучка вдавил окурок в пепельницу, натужно откашлялся, сплюнул в корзину для бумаг.

– Совсем здоровье сдает, – пояснил он. – Ты хорошо все объясняешь, но ты ведь только за себя говоришь, а не за всех ментов. Отморозков везде хватает: и у нас, и у вас.

– Дайте нам шанс разобраться с кафе, и мы тогда узнаем, есть у нас «Белая стрела» или нет. Если взрыв – дело рук моих коллег, я никого покрывать не стану.

– Хорошо, посмотрим, что из этого выйдет. Слушай расклад. С японского контракта нам причиталась одна треть, еще треть должна была пойти в дело, и треть была долей Шафикова. Яковлеву за посреднические услуги мы пообещали хорошую иномарку. Демушкин потребовал треть контракта не вкладывать в закупки японских товаров, а отдать ему. Тихон сказал, что если Демушкин добром не уймется, то мы объявим ему войну.

Я сидел и не знал, что сказать. Новые обстоятельства переворачивали все с ног на голову. Я был уверен, что Тихон в кафе был нейтральным арбитром, а он, оказывается, приехал войну объявить. Если бы не взрыв во «Встрече», то сейчас в городе разразилась бы первая мафиозная война за передел рынка собственности. Кто-то, пожертвовав пятью жизнями, установил временное хрупкое перемирие.

– У вас все были за войну? – спросил я.

– Демушкин не оставил нам другого выхода. Дело принципа: или мы отстоим свои позиции, или он подвинет нас неизвестно куда.

– За Демушкиным никого, кроме членов его «Сибирского объединения ветеранов Афганистана», нет. Он что, решил в одиночку вас свалить? Бодался теленок с дубом! Тут что-то не так. Здесь должен быть третий игрок, который в последний момент передумал и всех грохнул.

– Ищи, кто был третьим или пятым, или двадцать пятым. Я пошел тебе навстречу, теперь ты дай слово, что если у нас в городе появится «Белая стрела», то лично мне об этом расскажешь.

– Договорились. Я покрывать бандитов не намерен.

Почемучка прошел к двери, выглянул в коридор.

– Отвези человека! – приказал он кому-то.

Я собрался, спустился на первый этаж. Из своего закутка вышла Стелла. Взгляд ее прекрасных глаз был добрым и печальным, словно она заранее скорбела по чьей-то напрасно погубленной душе.

Через полчаса Лапоть привез меня во «Встречу». Левая кабинка была занята, директорский стол все еще свободен.

– Евгений Викторович! – подошел я к Ковалику. – Мой друг с обувной фамилией оплатил заказ, так где же мой эскалоп, где мои оливки? Где мой коньяк? Я не Почемучка, мне законы воровской скромности пить коньяк не запрещают.

– Сейчас все будет! – прищелкнул пальцами Ковалик.

Маша Ивлева, сидящая за столиком в углу зала, скользнула по мне безразличным взглядом и продолжила с увлечением слушать разодетого в импортные шмотки субъекта, судя по всему, начинающего и пока еще успешного кооператора.