Глава 15
Информационный центр
В областном УВД меня поставили дежурить с Маленьким Муком. Вообще-то его звали Владимиром, но какой он Владимир, если он ростом как шестиклассник, щупленький, лысый, большеголовый? Маленький Мук, по-другому не назовешь.
Все утро я и Мук играли в шахматы, болтали о всякой ерунде. Заняться было нечем. Вызовов не было. Предпраздничная суббота — это такой день, когда пить и дебоширить начинают вечером, а в первой половине дня в городе царит спокойствие.
В полдень Маленький Мук отпустил меня пообедать. Ближайшая столовая была закрыта на спецобслуживание — там чествовали ветеранов, следующая столовая была закрыта без объяснения причин. Пришлось купить в кулинарии вареные яйца и пару беляшей.
«Лень, — рассуждал я, возвращаясь в управление, — всегда приносит одни убытки. Кто мне мешал встать пораньше, сходить на завод и взять эти вареные яйца бесплатно? Нет же, провалялся в кровати, проспал лишние полчаса, теперь вынужден покупать те же яйца за кровные рубли. Хорошо, хорошо, не за рубли, за копейки. Но все равно ведь обидно!»
Съев беляши, пока не остыли, я вернулся в управление.
В кабинете у Маленького Мука в продавленном старом кресле сидела молодая женщина в форме армейского образца. С первого взгляда я понял, что она и Мук — любовники. Бывшие. Инициатором расставания был Маленький Мук, а женщина все еще надеялась на продолжение отношений.
Для куража я подошел к ней, привстал на колено и галантно поцеловал кончики пальцев.
— Это что еще за паяц? — неприязненно спросила незнакомка.
— Это Андрей из Заводского РОВД. Прошу любить и жаловать!
— Пацан какой-то, кто таких в милицию берет?
Не обращая внимания на ее грубость, я уселся к окну, открыл журнал «Советская милиция» и стал читать, всем своим видом показывая, что мне наплевать на их разборки и я никуда уходить не собираюсь. Женщина, посматривая на меня, показала Муку, чтобы он выгнал меня из кабинета. Но Владимир не хотел оставаться с ней вдвоем. Жестами он возразил ей, что, мол, ничего не сможет сделать. Дежурство! Куда ему меня девать? А если на происшествие вызовут? Гостья тяжело вздохнула. Откинулась в кресле, закинула ногу на ногу.
Ноги у нашей гостьи были длинные, ровные, мускулистые. Ноги спортсменки, скорее всего, баскетболистки или волейболистки.
На вид я бы дал ей лет тридцать с небольшим. Кареглазая, с короткой модной стрижкой. На правой руке тонкое обручальное кольцо. Раньше, во времена моих родителей, обручальные кольца покупали широкие, массивные, теперь пошла мода на тоненькие колечки.
«Эта девица выше меня ростом. — Продолжая изображать, что читаю журнал, я искоса рассматривал женщину. — Где она может работать? В УВД форму сотрудников внутренней службы носят тыловики и сотрудники информационного центра. Если она из ИЦ, то должна сидеть на рабочем месте. Скорее всего, тыловичка».
— Ира, — обратился к ней Маленький Мук, — тебя в ИЦ не хватятся?
— В четыре напарница уйдет, тогда хватятся, — раздраженно ответила гостья.
Я оторвался от журнала. Как видно, у этой Иры были серьезные причины остаться и довести разговор с Маленьким Муком до конца. Это же надо: он ей откровенно предлагает убираться вон, а она сидит как ни в чем не бывало!
Ира, Ира! Эта женщина — из ИЦ! Это знак судьбы. Это новый поворот в мутной пьесе, начавшейся в этом же здании неделю назад. Одно под одно! Вначале ветеран, потом ИЦ, и никак не наоборот. Если бы я вчера пошел на концерт, мне бы на эту Иру было наплевать, а так придется доводить начатое дело до конца.
— Ирина, — я обратился к ней со слабой надеждой, что она уйдет от разговора, сославшись на служебную тайну, или просто не станет отвечать, — скажи, у вас ведь хранятся прекращенные уголовные дела?
— Конечно. — Она прекратила сверлить взглядом Маленького Мука и соизволила повернуться ко мне. — Все дела за все года.
— А за 1971 год реально архивное дело найти?
— Зачем тебе 1971 год? — удивился Маленький Мук.
— У меня на одной квартирной краже дверь с характерным взломом, — соврал я. — Вора в 1971 году убили. Я хотел бы посмотреть на его связи. Может быть, кто-то из его бывших дружков в моем районе промышляет.
— Вряд ли ты что-то в уголовном деле найдешь, — поморщился Владимир.
— Ты номер дела или фамилию убитого знаешь? — Ирина решила действовать назло бывшему любовнику. Если бы Маленький Мук поддержал мою просьбу, она бы наверняка отказала.
— Все знаю. Может быть, сходим, посмотрим?
— Давай четырех часов дождемся. Сам понимаешь, посторонним в ИЦ входить нельзя.
В знак благодарности за будущую помощь я взял чайник и пошел за водой. Не успел я закрыть за собой дверь, как Ирина взорвалась от гнева:
— Ты что, скотина, из себя тут строишь? Хочешь, я твоей жене позвоню да кое-что расскажу?
Я глянул на часы. Ребята, даю вам на выяснение отношений пятнадцать минут! Если накипело на душе, то времени вполне хватит.
Возвратившись, я постоял у двери, прислушался. Тишина. Пар вышел, стороны успокоились. Без стука я толкнул дверь. Вошел.
— Не передумал дело смотреть? — сказала Ира, поднимаясь с кресла.
Ростом она была на полголовы выше меня, а во мне добрых 178 см, и я считаюсь мужчиной высокого роста. Интересно, как ее муж выглядит? Может быть, он тоже баскетболист?
Маленький Мук, провожая гостью, встал, подошел к нам. Ирина наклонилась над ним, как болотная цапля над зазевавшейся лягушкой, чмокнула в лысину.
— Если Андрюшу будут искать — позвони по внутреннему телефону, — «ласково» сказала она.
— Да кто его будет искать, сегодня все вроде бы спокойно. — Маленький Мук был рад, что она уходит, и даже не скрывал этого.
Я шел по коридорам областного управления за Ириной и никак не мог понять, что такая видная во всех отношениях женщина, могла найти в таком коротышке, как Маленький Мук? Он ведь ей до плеча не достает! Или у лысого все в корень ушло? Говорят же, что лысые — страстные любовники… Сами лысые, поди, такие слухи и распускают.
Вход в ИЦ был в конце заканчивающегося тупиком коридора. Рядом со входом в стене окошечко, закрытое изнутри металлической дверцей. В это окошечко подаются требования о судимости, и через него же посетители общаются с работниками ИЦ. Входить в информационный центр посторонним строго запрещено. Но сегодня суббота, все начальство уже разъехалось по домам, а если кто и остался в управлении, то сидит у себя в кабинете, телевизор смотрит.
— Встань у окошка и сделай вид, что ищешь требование в карманах, — вполголоса сказала мне Ирина. — Как только напарница выйдет в фойе, постучись, и я тебе открою.
Я сделал все по инструкции. Как только напарница Ирины вышла из коридора, я, никем не замеченный, проскользнул в ИЦ.
— Иди за мной и ничего не трогай, — проинструктировала Ирина.
Мы прошли мимо высоких, от пола до потолка, стеллажей в загон между двумя шкафами. Здесь было место отдыха ночной дежурной по ИЦ.
— Сиди здесь и никуда не высовывайся, — приказала Ирина. — Если услышишь голоса — не пугайся. Сюда никто не зайдет.
Она ушла искать журнал прекращенных уголовных дел за 1971 год, а я стал прикидывать, куда спрячусь, если в ИЦ нагрянет проверка.
«Спрятаться можно в одежном шкафу. — Я открыл дверцу шкафа, заглянул внутрь. — Блин, как в анекдоте получится: приехал муж из командировки, открывает шкаф, а там… Фигня! По шкафам проверяющий лазать не будет. Главное — сидеть в нем тихо, как мышь за веником. А если меня тут найдут — то все, кранты, одним выговором не отделаюсь! На кой черт я опять лезу куда не просят?»
Спортсменка Ирина вернулась с толстой амбарной книгой, обтрепанной по краям.
— Ищи, если фамилию знаешь, — сказала она и ушла на место дежурного оператора.
Я пролистал весь журнал, но ничего не нашел. Фамилии Журбин в нем не было.
«Скорее всего, дело сдали в архив не как факт самоубийства Журбина, а как дело по убийству «грабителя», которого пристрелил Журбин. Фамилию грабителя я не знаю. Значит, надо искать дело по косвенным признакам».
Единственной зацепкой, по которой я мог найти дело, была бы статья уголовно-процессуального кодекса о прекращении уголовного дела в связи со смертью лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого. За март и апрель 1971 года по таким основаниям дел об убийстве не прекращалось. За май было одно. За июнь — два. За июль — еще одно. Какое же из них мое?
— Ира! — позвал я. — У меня ничего не получается. Нужной фамилии нет.
— Ты же говорил, что знаешь, какое дело искать? — Она вернулась, переобутая в домашние тапочки вместо форменных туфель. Вечер! Можно расслабиться.
— Там такое дело, Ира… — Я вкратце описал известные мне сведения, произошедшие в квартире Журбиных много лет назад.
— Ничего себе! — удивилась она. — А Вовке зачем лапшу на уши вешал?
— Думал, что найду дело по фамилии самоубийцы, а у вас в 1971 году не учет был, а бардак!
— Сам ты бардак. — Она взяла у меня журнал, посмотрела на сделанные мной закладки.
— Давай все четыре дела поднимем, — предложил я без особой надежды.
— Пошли, — сказала она, — но учти, я наверх не полезу.
Архивные уголовные дела хранились на стеллажах в подвале. Для того чтобы достать первое нужное нам дело, пришлось подставлять стремянку.
— Лезь! — приказала она. — А я стремянку подержу.
Я забрался на самую верхнюю ступеньку, но до нужного дела дотянуться не смог.
— Лестница короткая, — сказал я. — Другой нет?
— Господи, что за мужики пошли — одни маломерки! Слазь! Сама достану.
Она поднялась ступеньки на три, посмотрела на меня с высоты птичьего полета.
— Отвернись и не смотри!
Я фыркнул, как кот, которому подсунули прокисшую сметану, и повернулся к соседнему стеллажу. Но нога, обтянутая капроном, гладкая и сильная нога была у моего уха. Нога притягивала меня. От близости этой ноги в голове стали роиться дурацкие мысли.
«Сейчас я повернусь и прикоснусь к ее ноге губами. Она разомлеет, скажет: «Андрюша, какой же ты шалунишка!» А я зубами за голень — цап! Вот визгу-то будет! Хотя нет. Она визжать не станет. Она убьет меня уголовным делом по голове».
Спускаясь, Ирина оперлась на мое плечо. Никакой нужды такой дылде опираться на меня не было. Это проба пера. Пробуй, Ира, пробуй! Я от твоей ноги вредных флюидов уже нахватался, так что ко всему готов.
Я открыл уголовное дело. Промах!
— Это не то дело, — сказал я. — Давай искать следующее!
Нужное мне уголовное дело было третьим по счету.
Мы вернулись в комнату отдыха. Ирина ушла в операторский зал, а я сел изучать трофей. Перевернув пару первых листов, я понял, что в деле нет первоначальных следственных действий.
— Ира! — позвал я.
— Что ты орешь на все управление! Дело не то подняли?
— Ира, в этом деле вырваны все первые листы. Здесь нет осмотра места происшествия, а в описи он есть. Здесь нет экспертизы трупа Журбина, нет экспертизы трупа собаки, а ее в морге вскрывали, как человека.
— Ну и что, что нет. Что такого-то?
— Как что такого? — поразился я. — У вас это что, в порядке вещей: прийти и вырвать листы из уголовного дела?
— Могу тебе со всей ответственностью заявить, что у нас никто ничего из дела не вырывал просто потому, что в помещении ИЦ дела не изучают. Это ты, пользуясь моей душевной добротой, сюда проник, а все остальные получают дела в окошечке и с собой уносят. И потом, этому делу двенадцать лет. За это время кто угодно мог его запросить для изучения и вырвать все, что надо.
— А никак нельзя установить, кто его запрашивал из архива?
— Уголовные дела выдаются по рапортам, а рапорта, сам понимаешь, долго не хранятся. Да ты только представь, какой срок прошел с тех пор, как дело поступило в архив! У нас за двенадцать лет два начальника УВД сменилось, а ты какие-то рапорта хочешь найти.
— Ладно, буду читать то, что осталось.
— Если не секрет, а ты долго собрался здесь сидеть?
— Пока не выгонишь.
Она, вытянув губы трубочкой, откровенно рассмотрела меня и вышла в зал.
Я изучал уголовное дело по факту убийства гражданина Любимова и самоубийства полковника милиции Журбина вдоль и поперек. Я выписал из него анкетные данные всех основных действующих лиц, живых и мертвых. Я вырвал из дела допросы Журбиной, Николаенко и постановление о прекращении дела.
Пока я возился с делом, Ира работала: отвечала на звонки, двум посетителям заполнила требования. Оба посетителя били себя в грудь: «Девушка, нам завтра человека на санкцию представлять, пожалуйста, пробейте его по судимости!» За хлопоты в неурочное время Ирина заработала две шоколадки «Аленка».
— Андрей, — зашла она ко мне, — у вас что, обнищание народных масс наступило? Раньше шоколадки большие приносили, а теперь посмотри, на один зубок укусить не хватит!
— Какие смогли шоколадки достать, такие и принесли. Не коньяк же нести за требование.
Время пролетело незаметно. За окном наступила ночь. Позвонил Маленький Мук и потребовал меня к себе. Я с сожалением вернул дело и пошел наверх. На прощание я поцеловал Ире руку.
— Я думаю, что мы еще увидимся, — сказал я многозначительно.
— Думай, думай, — усмехнулась она.
Маленький Мук за то, что я избавил его от разборок, решил свозить меня на дежурной машине на ужин. Мы поели в круглосуточно работающей столовой завода «Химпром», вернулись назад.
— Слушай, Володя, — сказал я, — сегодня все тихо. Я пойду, у Ирки чай попью. Если что, то ты позвони.
— Если «чаепитие» затянется, — Маленький Мук потянулся, с хрустом расправив члены, — то я дверь закрывать не буду. Придешь, меня не буди.
Как тень, я промелькнул мимо дежурной части и постучал в окошечко.
— На время посмотри! — Ирина открыла дверцу. Сквозь проем я увидел фрагмент живота в форменной рубашке. — Давай требование!
— Это я. — Как мог, я просунул лицо в окошечко. — Ира, открой дверь, я удостоверение у тебя забыл.
Окошечко захлопнулось, дверь открылась.
— Тебя никто не видел? — зачем-то шепотом спросила она.
— В дежурке один помощник сидит, книгу читает. Входные двери закрыли, никого посторонних в управлении нет. Ира, я знаешь зачем вернулся? Я забыл спросить, у тебя муж какого роста?
Она понимающе улыбнулась.
— Примерно как ты.
— А как вы с ним целуетесь? — Я посмотрел на нее снизу вверх.
— Давай покажу. — Она обняла меня и чувственно поцеловала. Я повлек ее в комнату отдыха.
В самый разгар наших любовных утех в окошечко постучали.
— Девушка, миленькая, я вас очень прошу, заполните требование! — По голосу я узнал Андреева.
«Видать, в райотделе запарка, если ночью за требованием приехали. Убийство или разбой, не меньше. Мужики работают, а я в областном управлении баклуши бью!»
— Вот так и живем, — сказала Ирина, накидывая на себя форменную рубашку. — «Первым делом, первым делом — самолеты, ну а мальчики уж как-нибудь потом!»
— Давайте требование, — благожелательным тоном, открыв окошко, сказала она.
Представляю, как Андреев удивился. Вместо обычной грубости «Чего ночью приперся, до утра подождать не мог?» — вежливое обращение: «Давайте требование!»
И еще. Я представляю, как бы у него перехватило дыхание, если бы мог смотреть сквозь стены: Ирина разгуливала по залу без юбки, в одной милицейской рубашке. Посетителю-то в окошечко все равно ее в полный рост не видать. Чего зря одеваться?
— Ну ты как, не остыл? — сказала она, вернувшись.
— Дай гляну, что наши за ночное требование приносят?
— Потом посмотришь. — Она скинула рубашку и легла ко мне на топчан.
У Ирины было упругое сильное тело. После рыхлой и вялой Инги мне показалось, что я сцепился в объятиях с полной энергии, гибкой агрессивной пантерой.
— Сейчас я тебе покажу, чего больше всего на свете боится этот недомерок Мук. — Она ловко оседлала меня и поскакала, как воительница-амазонка на диком мустанге.
«Господи, как же коротышка Мук выжил под тобой!» — промелькнула первая мысль. И следом за ней вторая: «Теперь мне понятно, почему у этого топчана ножки усилены металлическим уголком. Любая кровать после такой скачки развалится».
Под утро мы успокоились и решили попить чай. Пока Ирина ходила набирать воду в чайник, я проверил казенную мебель.
«Выдержала! Не зря сварщик старался, укрепляя каркас. Еще на много-много дежурств этого топчана хватит».
— Ира, — спросил я, когда хозяйка ИЦ вернулась, — ты каким спортом занималась?
— Волейболом. С моим ростом в балерины не берут.
— А муж у тебя не спортсмен?
— За спортсмена я бы замуж не пошла. Спортсмены — все развратники по природе своей.
— Самокритично, однако, — подивился я.
— Ничего подобного! Голая констатация факта. У спортсменов другое ощущение собственного тела. Физические нагрузки порождают так называемую «мышечную радость», тело само по себе становится источником физического наслаждения. Приплюсуй сюда традиционную раскованность в отношениях между разнополыми спортсменами. Как только нагрузка спала, организм набрался сил, так появляется неуемное желание наполнить тело новыми ощущениями. Партнер всегда под боком, искать никого не надо, объяснять никому ничего не нужно. Моим первым мужчиной был мой тренер. Он по моим глазам понял, что я уже созрела для любви… А было мне в ту пору пятнадцать лет. Но ростом я была выше всех пацанов в классе.
— Тогда просвети меня, что ты могла найти в Маленьком Муке?
— То же самое, что и в тебе, — любовь без обязательств.
— Ира, на что я враг условностей, но ты рассуждаешь еще круче. А твой муж — он ни о чем не догадывается?
— А зачем ему о чем-то догадываться, если его все устраивает? Семьи рушатся не от секса на стороне, а от человеческих отношений. Я провела с тобой ночь и забыла о тебе. А если бы ты был моим любовником, то между нами были бы совсем другие отношения. Любовники — это любовь, это чувства, это забота друг о друге. Я считаю, что измена мужу — это когда у тебя появляются чувства к другому мужчине. Неважно, спишь ты с ним или нет. Если в душе любишь другого мужика, то, значит, своему мужу ты уже изменяешь.
— Что-то непохоже, чтобы ты с Маленьким Муком сегодня о погоде зашла поговорить.
— Маленький Мук — просто скотина. Мы уже год специально подгадываем дежурства, чтобы смены совпадали. Год его все устраивало, а сейчас он решил избавиться от меня без объяснения причин. Мне-то что, я нового мужика найду без проблем. Мне его поведение непонятно, вот и все. Если бы он сказал, что я ему надоела, то никаких претензий, разошлись в разные стороны — и делу конец. Мы не любовники, чтобы отношения выяснять. Меня сама постановка вопроса за живое задела. Я звоню ему: «Придешь?» — а он: «Я сегодня занят». Чем он, животное, может быть занят в субботу? Вот я и поднялась посмотреть, а там, слово за слово, разругались на ровном месте.
— Позвонит твоему мужу, отомстит.
— Мой муж ему не поверит. Я хорошая жена, Андрей, и мой муж прекрасно знает, как я нетерпимо отношусь к любовным шашням на стороне.
— Так он тебя совсем не ревнует?
— Господи, как ты не можешь понять: ревность — это чувство! Для ревности нужна любовь на стороне, а я никого, кроме своего мужа, не люблю. К кому он меня должен ревновать, к самому себе, что ли?
Я вспомнил объяснение, которое зачитывал Елькин: «Между нами ничего такого не было. Мы просто целовались». Интересная логика у современных женщин. Взять бы, спросить у Иры, а как бы она отнеслась к предложению поучаствовать в «свадьбе» с двумя женихами? Велика ли разница, с одним или с двумя посторонними мужиками заниматься любовью, если ты любишь только собственного мужа?
— Ты не думаешь переходить в областное управление? — спросила она меня напоследок. — Если надумаешь, дай знать. Мне с тобой понравилось.
Оставшееся время до сдачи дежурства я проспал на стульях. Рядом на раскладушке храпел Маленький Мук, за окном мелодично выводила трели ночная птица. Город, успокоившись после пьяных вечерних безумств, отдыхал.
