Книга: Иные
Назад: ГЛАВА 9 Вырваться к небу!
Дальше: ГЛАВА 11 Путь Свободы

ГЛАВА 10 Воскресшие

Скоро закат. Солнце стремительно падает за лес, на прощание освещая вершины деревьев справа от меня. Желтые вершины берез. На веранде тепло. Пахнет опавшими листьями. Я щурюсь под последними лучами солнца.
Снова осень. И я вспоминаю ту осень, пятнадцать лет назад. Кабинет Наместника, передавшего мне имплантат Рауля.
Вон он, собственной персоной. Пятнадцатилетний Высший в компании своих пасси. Их хорошо видно с веранды. Веселая компания подростков, возвращающихся из леса. Полные корзины. Грибники. Идут, болтают. Почти на равных. И не заметишь разницы. Только корзину Рауля несет слуга.
Подростки с тысячелетней памятью. Да, они уже все вспомнили. Вплоть до катастрофы. Даже самый младший, Тео. Ему тринадцать. Я возвращал их не сразу. Да, я не стер катастрофу. Это полезный опыт. Только приглушил немного, чтобы по ночам не снилось. Но один Рауль помнит все. Я не имею права изменять память Высшего, а Наместник не сделал этого.
Неделю назад я передал Раулю его Homo passionaris и слугу. Пора. Мальчик уже владеет всеми способностями Высшего, все помнит и вполне может нести ответственность за дери. По этому поводу они устроили в лесу пикник с костром и гитарой, так что я усомнился, не поторопился ли? Временами Рауль воистину вел себя как пятнадцатилетний мальчишка.
К тому же к нему отпросился Денис. Жаль. Хороший пасси. Правда, взбалмошный. Но это не мешает.
Если уж совсем достанет — можно подрегулировать имплантат. А потом Лешик. Это уж странно. Такой смирный молодой человек. Флегматик. Что там, медом намазано? Я так останусь без сервентов! Но Рауль меня спас. Или не совсем Рауль… Прочь! Неважно. Я подарил ему обоих.
Вон он, предатель, одесную Высшего, с обожанием смотрит на нового господина. Денис Гримальди. Бывший Вольф. Да что я! Дери так и должен смотреть на господина. Тем более через неделю после передачи. Леша тоже. Но этот старается держаться позади всех. От меня прячется. Дети! Что я им сделаю? Их господин — Рауль.
Я махнул им рукой. Денис потупил взгляд. Леша стушевался. Рауль улыбнулся и помахал мне в ответ. Остальные дери почтительно склонили головы.
«Рауль, поднимайся. Нам надо поговорить».
«Сейчас».
Позвал и усомнился. Не рано ли? Нам предстоял тяжелый разговор. Впрочем, если Высшему можно доверить дери — он готов и к подобному разговору.
Рауль встал рядом со мной и облокотился на перила. Смуглый стройный юноша. Тот ли это Высший, что спас меня пятнадцать лет назад? Тот же набор генов, та же память. Но этот ли человек? Другие клетки тканей, состоящие из других атомов. Ерунда! Клетка неотличима от клетки и атом от атома. Но все же… «Ты еще спроси, что есть человек?» Самоирония не помогала.
«Слушай, ты ощущаешь себя Раулем Гримальди?»
«Конечно».
Двуногое без перьев, но зато с пышной черной шевелюрой, с безграничным удивлением смотрело на меня.
«Тем, кто погиб при эвакуации Купола Вольфа?»
«Да, я все прекрасно помню. Но он уже не погиб».
Уже не погиб! Странное словосочетание. Впрочем, этот мальчик и не мог ответить иначе. Он искренне считает себя Раулем Гримальди. Но это ничего не значит.
«Рауль, скоро мне исполнится тысяча одиннадцать лет. И для Высшего есть предел. Я старею. Мне нужно менять тело».
Рауль кивнул. Ни страха, ни сожаления. Он уже прошел через это.
«От меня требуется помощь?»
«Да. Извлечение имплантата, клонирование, новая операция. И опека над моими дери, пока я буду недееспособен».
«Почему не кто–нибудь из родственников? Дети?»
Дети! Когда это было! Одни давно имеют своих дери, другие не на Земле, третьи выбрали этот дурацкий Путь Свободы. Не понимаю, что за удовольствие мотаться по Вселенной с десятком пасси! А если уж ты сидишь в башне из слоновой кости и занимаешься искусствами или наукой, почему бы заодно не опекать низших? Это требует не так много времени. Зато польза огромная.
Нет, Рауль — самый близкий мне человек.
«Я хочу, чтобы это был ты».
Рауль вздохнул.
«Я хотел избрать Путь Свободы».
Ах, вот оно что! Вот ты чем пасси приворожил. Они вечно липнут к подобным шалопаям! «Путь Свободы!» Как магическое заклинание.
Но я ни в чем не мог отказать Раулю.
«Да, конечно. Если ты так решил. Я передам дери Наместнику. Он найдет для них господина».
«Когда ты собираешься прекратить свой жизненный цикл?»
«Лет через пять. Думаешь, я рано заговорил об этом?»
«Нет, ни в коей мере. Это ответственный шаг. Надо все спланировать… Пять. Плюс минимум пятнадцать, пока клон и преемник не овладеет полностью твоей памятью и знаниями. Только тогда я смогу передать ему дери. Значит, двадцать. Для меня это неважно. Но моим пасси будет уже за тридцать».
«Не беспокойся. Наместник решит это дело».
«Думаю, обойдемся без Наместника. Клонирование можно осуществить сейчас. А имплантат пересадить позже, когда ты сочтешь нужным».
«Пересаживать имплантат взрослому?»
«С Homo naturalis и пасси это случалось неоднократно».
«Но не с Высшими».
«Ну и что? Теперь случится. Кстати, не взрослому, а пятилетнему. Или ты решил задержаться? Александр, это не страшно».
«При чем тут страх?»
«Ну… Отсутствие опыта».
Опустились сумерки. Бирюзовое небо над потемневшим лесом. И первая, еще неяркая, звезда. Как кончик иглы.
Рауль проследил за моим взглядом.
«Веспер».[3]
«Скорее Люцифер».
«Земля погибели».
Пасси собрались в гостиной и ждали только его. Словно почувствовали важность разговора.
«Рауль, ну что там?»
Денис. Как всегда самый наглый.
«Наше путешествие откладывается. На пятнадцать лет».

 

Маленький Саша усердно выводит на бумаге свои каракули. На улице холодно. Зима. Солнце превратило снега в алмазные россыпи. Только синие тени деревьев да синие следы. Молодые homo naturalis затеяли игру в снежки. Бездельники! К тому же шумные. Надо попенять Иным. Пусть получше следят за своими дери.
«На, Рауль. Я дописал».
Я отворачиваюсь от окна. Беру тетрадку из маленькой ладошки. Все–таки очаровательный ребенок. Большие синие глаза. Светлые локоны. Головка, как одуванчик. Честно говоря, похож на старика. Если отвлечься от морщин и лысины.
Медлит старик. Саше уже скоро восемь. До дряхлости себя хочет довести? Тоже мне Высший! Стыдно. Но я молчу. Он спас меня. Он смог сохранить мой имплантат, мою память.
Впрочем, понимаю. К телу привыкаешь. Мне тоже трудно было решиться. Помогла ситуация. Иначе погибли бы мы оба.
Саша вопросительно смотрит на меня. Ну вот! Хотел быть ученым и путешественником, а стал нянькой.
Не такие уж и каракули. Даже неплохой почерк.
Обучение письму — не только традиция. Это развивает координацию движений и образное мышление. Учат даже вульгарисов. Есть еще два предмета: рисование и гимнастика. Остальное — на имплантатах. Хорошо им, бездельникам! Гуляешь, рыбачишь, носишься по лесу и вспоминаешь. А чего нет в памяти — есть в ментальном пространстве. Я с сожалением думаю о том, сколько времени убил на учебу в предыдущем воплощении, до эпохи имплантатов. Школа, университет, курсы! Лет этак семнадцать. Причем с куда меньшей эффективностью.
Но у Саши не было имплантата, и его приходилось учить. Да, конечно, он узнает все это. Потом, после операции. Но мозг не должен бездельничать. Сей инструмент ржавеет от невостребованности.
Обучением занижались пасси и один из моих Иных, Луис. Из Иного, конечно, лучший учитель, чем из пасси. Иной может общаться на ментальном уровне, и его скорость обработки информации близка к скорости Высшего. И Саше легче. Но нужна практика языкового общения. К тому же нужно привыкнуть к обществу homo passionaris, с ними жить. Иначе мальчик вообще не сможет общаться с низшими. Разная скорость. Его не будут понимать даже на ментальном уровне.
Имплантат… Саше было года четыре, когда он обратил внимание на эту деталь.
«Рауль, а что это у тебя на руке? Голубое. Как искорка».
«Имплантат».
«Имплан…тат. У Тео тоже, и у Дениса. Красные. А зачем он?»
«А что Тео сказал?»
«Что имплантат показывает, что человек является членом общества и занимает в нем определенное место. О том, есть ли у него господин и кто он, и есть ли у него дери…»
Все–таки приятно общаться с ребенком Высшего. Может, и не все поймет, но запомнит слово в слово. И Тео — молодец, не делает скидок.
«…и еще на имплантате, но на другом, который в голове, записана память того, кто носил его раньше, и еще много–много всего, очень нужного».
«Тео правильно рассказал. Ты все понял?»
«Почти. А почему у меня нет имплантата? Я не являюсь членом общества? Это очень плохо, да?»
«Ты еще маленький».
«У всех мальчиков есть. Даже у самых низших. Серые. И у пасси. И у Иных».
«У Высших иначе».
Ну вот, соврал ребенку. Он недоверчиво смотрел на меня.
«Кто я?»
Ничего себе детский вопросец! И, главное, в самую точку.
«Саша Вольф, Высший», — с улыбкой ответил я.
Мальчишке, который сидел сейчас напротив меня, врать было бесполезно, да и не нужно. Он все уже понял.
«Рауль, зайди в хрустальный зал».
Старик. Неужто решился? Иначе зачем такая торжественность?
Мальчик посмотрел на меня.
«Старый господин? Он и меня зовет».
Это уже странно. Александр избегал наследника. И правильно. Негоже прошлому встречаться с будущим.
Я на всякий случай переспросил старика. Да, действительно.
Архитектура Хрустального зала напоминает древнюю готику. Только материал другой. Сверхпрочное стекло. Кажется хрупким и тонким и выдерживает удар небольшого метеорита. Из такого стекла были купола на Венере.
Колонны, своды, витражи, прозрачные стены. Солнце дробится на ребрах потолка, рассыпаясь тысячей радужных бликов. Лед и металл. Только внизу колонны цветные. От темно–синего к золоту, через бирюзу. Как роспись раннеготических храмов в эпоху Возрождения.
В зале, перед возвышением, уже собрались Иные. На возвышении — кресло. Пока пустое. Да нет, не кресло. Трон! Воистину, архитектура отражает структуру общества. Готика не от нашего болезненного гиперэстетства. Просто мы построили средневековье. Идеальное средневековье! Без тюрем. Без казней и костров. Без разбойников на дорогах и помоев на улицах. Без войн и эпидемий. С высочайшими технологиями. С послушным народом и справедливыми правителями. С преданными вассалами и заботливыми сюзеренами. Со служением господину, как в самурайской Японии. До фанатизма, до самоотречения, до смерти. Чем это обеспечено? Ну и что! Неважно! Вы посмотрите на это великолепное здание! Подходящее общество для потомка испанских грандов. «Не много ли восклицательных знаков на единицу текста? — опомнившись, спросил я себя. — Откуда такой пафос? Что же ты сбежать хочешь из этого великолепного общества?» Кровь итальянского физика взяла верх.
Наконец, появился Александр. Старик шел тяжело, опираясь на руку слуги. Сел.
Пожалуй, только в одежде мы не превзошли славное Средневековье. Все слишком скромно. Впрочем, а если раннее? Я взглянул на старика! Король Франции Людовик Святой! Собственной персоной.
«Рауль, иди сюда».
Просто; без церемоний. Даже странно.
«И мальчика прихвати».
Я взял Сашу за руку и поднялся на возвышение.
Мальчик встал рядом с «троном» и с любопытством посмотрел на Александра. Не часто видел. Маленький паж у трона старого короля. Только золотых лилий на голубом фоне не хватает!
«Рауль, я передаю тебе этих дери, чтобы ты, когда я вернусь, вернул их мне».
Он взглянул на Сашу. Тот не заметил, увлеченно изучая зал.
Хм! Двадцать Иных! Конечно, тоже обуза. Остальных Старик передавал мне по одному в течение двух лет. В час по чайной ложке. Словно цедил себе горькое лекарство.
Саше исполнилось десять. У него начала активизироваться функция биологического контроля. Очень опасный период.
Я услышал слабый сигнал. Ментальная тревога. Страх и боль. Тео! Второй этаж. Сашкина комната для занятий. Я распахнул дверь. Комната залита ярким весенним солнцем. На полу кровь. Тео скорчился на стуле. Этот паршивец рядом. Кажется, несколько растерян.
Я бросаюсь к сервенту.
«Тео, что случилось?»
Молчит, как поплавскианин. Ну, что, сканировать?
На запястье — шрам. Здоровый, неаккуратный, только что затянувшийся. Смотрю на Сашку.
«Я приказал ему разрезать себе руку. Мне было интересно, смогу ли я срастить вены. Рауль, ну ведь ничего не случилось!»
«Ничего не случилось? Ты хоть представляешь себе ценность пасси? Тебе что, homo naturalis мало».
«Для этого надо договариваться с Луисом».
Конечно! А Тео и так послушается. Куда как проще!
«А теперь с тобой, дери. Тео, радость моя, кто твой господин?»
«Я должен был послушаться. Он Высший».
«Ты должен слушаться господина. Все!»
«Простите, товаби».
«Еще раз забудешь, кто твой хозяин — я не знаю, что с тобой сделаю!»
Действительно, не знал. Для начала исправил работу этого коновала. Шрам побледнел и сомкнулся тоненькой светлой нитью. Тео подстанывал. Ничего, идиот, обойдешься без обезболивания!
Ладно! Дети Высших, да еще без имплантатов — слишком редкое явление, чтобы пасси знали, как себя вести. Будь Сашка взрослым — Тео было бы не в чем упрекнуть. Он должен слушаться Высших. Может, и зря отругал дери. Да нет, не зря! Мало ли что еще взбредет Сашке в голову?
Позвал Луиса.
«Научи мальчика пользоваться функцией биологического контроля».
Надеюсь, это будет менее расточительно. Иной не даст особенно экспериментировать со своими дери. Случаются и естественные травмы. Зачем создавать новые?
«Саша, а теперь запомни: ты подчиняешься Луису, а не Луис тебе!»
«Хорошо, Рауль», — обиженно.
Ничего! По крайней мере, Иному не придет в голову слушаться несовершеннолетнего, будь он хоть трижды Высшим.
Тео я увел. Я верну этому паршивцу пасси, когда он сможет отвечать за других.
Но моим благим намерениям не дано было осуществиться. Луис не опекал Сашу и дня. На следующий вечер старик назначил прощание.
Возле Хрустального зала отцветали вишни. Ветер срывал лепестки и гнал их на оранжевый кристалл здания. Закат. И стеклянная готика, как костер на траве.
Мы вошли внутрь. Перед «троном» полукругом Иные. Расступаются, давая нам дорогу. Александр уже здесь. Встает нам навстречу. Спускается в зал, пожимает руки. И Сашке тоже.
«Прощай, мальчик. Скоро увидимся… Иначе».
Саша серьезен. Понимает? Нет?
«И ты прощай. Впрочем, до свидания. Спасибо за все!»
Настает очередь Иных. Старик пожимает каждому руку, что–то говорит только для него. Дери склоняются в полупоклоне.
Долгая процедура. Может, и прав старик, что передавал мне дери потихоньку. И им психологически легче. Есть новый господин. Александр — так, воспоминание. Луис рассказывал, как тяжело они переживали мою смерть. Несколько дней были в шоке. И это Иные. С пасси могла случиться истерика.
Темнеет. Западная стена становится багровой. Александр — только силуэт.
Пасси. Трое его сервентов, так и не переданных мне. И слуга. Им бы не следовало здесь находиться.
Они преклоняют колено. Homo passionaris, потом — слуга.
«Вашим новым господином будет Рауль. Встаньте!»
Они подходят ко мне, опускаются на колени. Перенастраиваю имплантаты. Все! Александр свободен.
Он возвращается на возвышение.
«Прощайте. Можете идти. Спасибо всем!»
Мы остаемся в пустом зале, словно внутри гигантского рубина или капли крови. Я знаю, что мне надо остаться. Саша тоже здесь. Вопросительно смотрит на меня.
«Пойдем, Рауль. Ты мне поможешь. У тебя все готово?»
Киваю.
«Мальчик пусть подождет».
Сашка бесцеремонно забирается на «трон» Высшего, болтает ногами.
«Вы скоро вернетесь?»
«Да».
Не уточняю, что вернусь один.
С Александром проблем больше не было. Высший остался Высшим до конца.
«Задерживаться, конечно, неразумно, Рауль, — помыслил он для меня у двери операционной. — Но ведь и уйти раньше тоже».
И я сделал для него то, что он сделал для меня двадцать пять лет назад.
Информацию его имплантата я перевел на новый носитель, более миниатюрный и совершенный (все–таки несколько веков — срок для техники). И подготовил кристалл к имплантации.
Сашка все еще сидел на кресле в потемневшем готическом зале, но притих и задумался.
«Что, таинственная обстановка?» — спросил я.
Он кивнул.
«Интересно».
«Давай руку, пошли».
Он спрыгнул на пол.
«А Александр больше не вернется?»
Я не знал, что ответить.
«А куда мы идем?»
«Надо сделать операцию по имплантированию», — честно сказал я.
«Значит, я стану как все, да?»
«Как все Высшие».
У дверей операционной его пришлось слегка подтолкнуть. Здесь уже ждал Луис, которого я попросил ассистировать. Он улыбнулся.
«Привет, сорванец».
Странно, я знал, что мы поступаем совершенно разумно, с пользой для всех. И для Александра, который должен возродиться, и для маленького Саши, который несправедливо лишен сокровищ многовековой памяти, знаний и доступа к информации. Но что–то было не так. «Неужели мы растили этого мальчика только затем, чтобы вселить в его тело чужую душу?»
Я его усыпил, хотя для Высшего это совершенно не обязательно. Но он все же ребенок.
Операция прошла успешно.
На следующее утро я пошел навестить его.
Из ментального пространства я скачал всю информацию об экспериментах по пересадке дери имплантатов с чужой памятью. Меня интересовали в основном homo passionaris. Все–таки они к нам ближе. Жаль, что никто не делал этого с Иными.
По всем данным у Саши сейчас должен быть период легкого сумасшествия и раздвоения личности, так что его нельзя оставлять одного. Да, конечно, я навешал на имплантат с десяток блоков, чтобы память возвращалась не сразу, но все равно ручеек новой информации уже потек в его мозг. Пусть уж лучше будет кто–нибудь рядом. Иной или Высший.
В маленькой Сашкиной спальне было тепло и солнечно. Свежий весенний воздух вливался в приоткрытое окно. Пахло цветущей вишней и одуванчиками. Сашка сидел на кровати и изучал свой периферийный имплантат.
«Привет! Как ты себя чувствуешь?»
Он задорно посмотрел на меня.
«Отлично. Только ничего не помню».
«С какого момента?» — забеспокоился я.
«Со вчерашнего вечера».
«Ну, это нормально».
«У меня теперь будут дери?»
«Лет через пять».
«А слуга?»
«Да, это мысль. — Я связался с Луисом: — Одолжи нам какого–нибудь смышленого мальчика лет пятнадцати Саше в услужение. — Я снова обратился к мальчику: — Будет тебе слуга».
«Здорово! И я смогу с ним делать все, что угодно?»
«Все, что разумно!»
Теперь, после установки имплантата, у меня была некоторая надежда, что Сашка не заставит слугу резать себе вены в порядке эксперимента. Но все же ребенок — это человек с неинсталлированными моральными нормами. Ребенок Высших, к несчастью, тоже. Зато по опасности, которую он представляет… О боже, как мы жили без имплантатов!
«А мне его передадут как дери?»
«Через пару лет… может быть».
Сашка надулся.
«Ну, так неинтересно».
В дверях возник здоровый рыжий парень. Вихрастый и добродушный.
— Луис прислал?
— Да, товаби.
— Будешь слугой маленького господина.
— Хорошо, товаби, — он вопросительно смотрел на меня.
— Передачи не будет. Подчиняешься по–прежнему Луису и мне.
— Какой же это тогда слуга? — вслух возмутился Сашка.
— Саше тоже подчиняешься. Подать, принести, убраться в комнате и тому подобное. Прикажет какую–нибудь гадость, вроде членовредительства, — скажешь нам.
— Вы что, ко мне шпиона приставляете? — обиделся Сашка.
— Ну, почему же? Скорее еще одного учителя. Высший должен знать, где границы его власти.
— Разве у нее есть границы?
— Она ограничена разумом, Саша. Как тебя зовут? — Это вульгарису.
— Алонсо.
Я хмыкнул. К этой внешности больше пошло бы «Васька».
— Не идет. — Сашкино мнение полностью совпадало с моим. — Я буду звать тебя Аликом. Нет возражений?
— Нормально, товаби.
— Можешь пока идти, — бросил я слуге, и тот скрылся за дверью.
«Ты что–нибудь вспомнил?»
«Да, Рауль. Пока немного. Древняя история, история экспансии, алгебра, общая физика…»
Он назвал еще несколько предметов. Я проэкзаменовал. Неплохо. Только общие знания. Пока никаких личных воспоминаний. Рано!
Мы сидели у костра. Трещали поленья. Рвались ввысь искры, оставляя в воздухе витиеватые следы.
Сашка очень любил эти ночные вылазки в компании пасси. Он сильно повзрослел за два года. Не ребенок — подросток. Несколько угрюмый и замкнутый. Это меня беспокоило. Александра Вольфа я таким не помнил. Хотя кто его знает, каким он был в двенадцать лет?
«Товаби, можно нам спуститься к озеру? Полнолуние!»
Это Тео. В обнимку с гитарой. Здорово поет парень, почти как легендарный Костик Поплавский. Только Тео не придет в голову против меня бунтовать. Не только из–за имплантата. В этом и моя заслуга. И всех. Мы наконец научились обращаться с низшими. Мы достигли совершенства. Общество стало единым организмом, противоречия внутри которого невозможны. Пойти против господина? Абсурд! Так же, как для меня абсурдно быть жестоким с дери.
«Идите, конечно! — Я тоже привстал с бревнышка. — Саша, пойдешь?»
«Нет, я останусь».
«Ты хотел бы поговорить со мной?»
«Да».
Я махнул пасси.
«Идите, ребята! Мы остаемся. Ну, что случилось?» — Это Сашке.
«Случилось…»
Он замолкает. Ворошит палкой угли.
Я жду.
«Почему ты не хочешь, чтобы ко мне возвращалась память Александра Вольфа?»
«Ты уже многое вспомнил».
«Общие вещи. Научные дисциплины. На всех личных воспоминаниях стояли блоки».
«Стояли?»
«Я сорвал все твои блоки».
«Когда?»
Я даже не усомнился. Он слишком по–взрослому говорил. Слишком жестко. Не как мальчишка двенадцати лет.
«Полгода назад. Не бойся, я не сумасшедший».
«Ты действительно все помнишь? И катастрофу?»
«Проверяй!»
Я задал несколько вопросов. От рассказа о смерти Александра от первого лица в устах подростка стало не по себе. Но он не остановился. Рассказал о прекращении жизненного цикла всем пасси на гибнущей базе.
«Доволен?»
«Я, наверное, должен вернуть тебе твоих дери…»
«Я возьму только пасси и Алика».
«Почему?»
«Я выбираю Путь Свободы».
«Александр! Ты не хотел этого. Ты хотел остаться».
«Я не Александр Вольф! — он усмехнулся. — Не тот Александр Вольф. Да, мне легче от первого лица пересказывать его воспоминания, но я прекрасно понимаю, где кончается моя память и начинается чужая. Я пользуюсь имплантатом только как источником информации. Вы затянули дело, Рауль. Я не пасси, которому можно пересадить имплантат в любом возрасте, и он сочтет себя новым воплощением прежнего владельца. Я Высший. Я сильнее микрокристалла, напичканного информацией и настроенного на экспансию. Я в состоянии подчинить его себе».
«Нам не стоило этого делать?»
«Ну, что ты, стоило. Это опыт. И не только опыт старика. Мой опыт борьбы. Я выстоял».
Мы молчали. С берега озера доносилась музыка. Тео с ребятами.
Я поднялся на ноги.
«Пойдем послушаем».
Полная луна висела над озером, как жемчужина в черной раковине неба. Лунная дорожка чистыми горизонтальными мазками на спокойной воде. Ивы на берегу.
И ветви ив касаются волны,
И каждое мгновенье тишины
Стремительно, как тень бегущей лани…[4]
Ребята развалились на траве. Песня кончилась. Тео лениво перебирал струны гитары.
«Дай, пожалуйста», — помыслил я.
Он протянул мне гриф. Неужто господин будет петь?
Господин будет петь.
Да, я знаю, как опасно для низших наше искусство. Я помню о том мальчике, что любил слушать музыку Высших и прорывался на концерты, несмотря на все запреты хозяина. Это было очень давно. И ста лет не прошло после начала Изменений. Мы не все знали тогда о самих себе. Мальчика нашли мертвым где–то в укромном уголке театра. Да, я помню.
Но я знаю границу наслаждения и смерти. Я не убийца своим дери. Не беспокойтесь.
И я запел.
Это была погребальная песнь. Плач по погибшему другу. По Высшему Александру Вольфу, умершему полгода назад в голове упрямого мальчишки, который просто не хотел умирать сам.
Плач по другу, которого я убил.
Я пел. И мое сознание расширялось, заполняя мир. Пасси прикрыли глаза, забыв обо всем, замерев, утратив себя, подчинившись. Только Высший Сашка Вольф сидел угрюмо, обхватив колени.
Он один мог противостоять.
Назад: ГЛАВА 9 Вырваться к небу!
Дальше: ГЛАВА 11 Путь Свободы