Глава 11. Неожиданное известие
Телефонный звонок поднял меня с постели в шесть утра. Еще не очнувшись ото сна, я взял трубку.
– Андрей Николаевич, – раздался встревоженный голос моего лучшего и самого законспирированного агента Итальянца, – надо увидеться. Срочно. Без шифровок. Андрей, у меня всего час времени. Назначай любое место, я приду.
Я назвал адрес Натальи. В ожидании агента я нервно закурил, поставил на плиту чайник.
«С самого первого дня нашего сотрудничества Итальянец никогда не звал меня по имени, только по имени-отчеству. Что могло случиться, неужели его разоблачили? Тогда придется принимать экстренные меры и эвакуировать агента в соседнюю область».
Итальянец пришел минут через двадцать.
– Что случилось? – с порога спросил я.
– Лучик помер.
– Да ты что?! Когда?
– В пятницу утром.
– Мать его! А почему про это никто не знает?
– А хоронить его на что, на какие рубли? Общак-то тю-тю! Был, да сплыл.
– Рассказывай все подробно, что вы решили делать?
– Поутру Лучик преставился и тут же примчался Почемучка. Он с ходу говорит: о смерти Лучика никому ни слова! Пока деньги на похороны не найдем, о его смерти объявлять не будем. В обед привезли бальзамировщика. Решили так: для всех – Лучик лежит в коме, а для нас, для пятерых, наступает бессменный караул. Ты знаешь, как покойников бальзамируют?
– Никогда не задумывался над этим вопросом. Наверное, снаружи обмазывают тело бальзамом, а в вены вместо крови закачивают формалин.
– Хрен-то там, друг мой! Покойника потрошат, как рыбу перед засолкой, и только потом тело формалином пропитывают.
Итальянец согнулся от спазмов в животе, зажав рот, бросился в туалет. Несколько минут из-за дверей санузла раздавались характерные звуки, потом агент вышел, попил воды из-под крана, отер рот.
– Фу, мать его! – выдохнул он. – Как вспомню, так вздрогну. Зрелище – не приведи господь! Я на своем веку много повидал, но такое… Короче, бальзамировщик напихал внутрь Лучика тряпок, зашил его и оставил в комнате на полу. Мы с Лаптем всю ночь с пятницы на субботу внутренности Лучика по мусорным контейнерам разносили. Тебе на заметку: найдут где-нибудь человеческое сердце – это наше.
– Закопали бы где-нибудь запчасти от Лучика, а то в мусорку – как-то не по-христиански.
– О чем ты говоришь! – раздраженно бросил Итальянец. – Все скрытно надо было сделать да побыстрее… Слушай дальше. Хата, где помер Лучик, трехкомнатная. Он лежит в зале, в спальне разместился бальзамировщик, а мы в маленькой комнате на полу разлеглись. У тела оставили в карауле одного мужика. На хрен его оставили, сам не пойму, но Почемучка сказал: «Пускай бдит!» Ночью этот мужик как завопит: «Он шевелится!» Вот тут-то я крепко пожалел, что никогда в жизни не принимал Святого причастия. Прикинь: ночь, в квартире тишина, темнота – хоть глаз коли, и тут раздается нечеловеческий вопль. Мы все бросились в комнату. Меня трясет, я думаю: сейчас Лучик восстанет из мертвых, превратится в зомби и всех нас насмерть загрызет. Видел фильм «Живые мертвецы»? Зомби никакое оружие не берет. Пока ему голову с плеч не снесут, он всех кусать будет.
– Весело у вас было, – задумчиво сказал я.
– Еще как! У нас один парень штаны обмочил, а Лапоть, он за мной в зал бросился, в спину мне говорит: «Никто из нас до утра не доживет, всех Лучик прикончит». Прикинь ситуацию: обороняться от нечисти нечем – все ножи на кухне, а чтобы туда попасть, надо через зал пройти, а в зале – Лучик! Если он в зомби превратился, то – все, всем нам хана! В окно прыгать – тоже не вариант. Третий этаж, все кости переломать можно. Мне потом Лапоть, корешок мой, говорит: «Я решил: как только Лучик в тебя вцепится, я успею лыжи смазать и на улицу выскочить». Я ему, паскуде, за это в глаз двинул, с фингалом теперь ходит.
– Вы фильм про зомби вместе смотрели? Чувствуется, прониклись содержанием.
– Короче, прикинь, включили свет, а там – страх господень! Раньше Лучик лежал на спине, руки вдоль туловища, а теперь одна рука в потолок указывает, согнулась под прямым углом. Из спальни вышел бальзамировщик и говорит караульному: «Ты чего орешь? У покойника внутренний баланс нарушился, мышцы на руке сократились, вот она и поднялась». Потом, прикинь, ногой руку в пол вжал, она как хрустнет! Сломал, значит, конечность. Мы у караульного спрашиваем: «Ты зачем, сволочь, свет в зале выключил?» Он говорит, что так ему спокойнее было с покойником сидеть. Дебил, по-другому не скажешь. Мы всей толпой чуть инфаркт не схватили, а ему без света комфортнее дежурить было… Потом Лапоть позвонил Мухе, он нам десять бутылок водки подогнал. Тут же, ночью, мы по пузырю хлопнули, и ни одного хмель не взял. Сидим на кухне, ни жрать, ни спать неохота. Одна мысль: скорее бы утро! Баланс мышц, конечно, дело нужное, но чем черт не шутит, в первый раз у Лучика не получилось, а ночь-то, она о-го-го какая длинная! Ты не смотрел этот фильм? Обязательно посмотри. Твой приятель Ковалик его у себя в видеосалоне крутит.
– Давай дальше: наступило утро, за окном запели петухи, ночные страхи отступили.
– А чего дальше? Приехал Почемучка, всех обматерил, как мог, велел дальше с покойником сидеть да за бальзамировщиком приглядывать. Тот домой стал проситься, но мы решили: будет с нами сидеть, пока мы о смерти Лучика не объявим. По ходу замечу: если бы не бальзамировщик, мы бы все из хаты ломанулись, кто куда. Андрей Николаевич, ты сам прикинь: ночь, темень, с пола покойник поднимается… Я тебе клянусь, у меня мысль была: останусь в живых, приду в церковь, встану на колени и попрошу у священника на меня ковш святой воды вылить.
– Теперь, как я вижу, идея с церковью отпала?
– Не в церкви дело! Хоронить Лучика не на что, вот где засада!
– Сколько человек знает о его смерти?
– Считай сам: из авторитетов – Почемучка, Муха, Ключар и Новосибирец. Бальзамировщик. Его семья не знает, кого он бальзамировать выехал. Потом из нас: я, Лапоть и еще три парня, которых в квартире оставили. Из фраеров только двое в курсе дела, но им сразу же сказали: как только шепот пойдет, обоим языки отрежут.
– Что бальзамировщик говорит? Сколько тело может пролежать непогребенным?
– Две недели, потом – хана, сушите весла! Через две недели будем сдаваться – в долг хоронить придется. Андрей Николаевич, Христом Богом прошу: помоги общак найти! Не дай смуте начаться. Сам посуди, если ворам в Москве и Грузии станет известно, что Лучика похоронили в долг, то ни Почемучку, ни кого другого из наших авторитетов не коронуют. На место вора в законе к нам придет чужак. Кого нам из Москвы назначат? Да кого бы ни было, новый вор в законе первым делом начнет свои порядки наводить, а это на хрен никому не надо. Почемучка, конечно, не ангел, но он хоть свой, умеет братву в руках держать. Грубо говоря, порядок в области только на нем и держится.
– Почемучка пойдет на сотрудничество с милицией?
– О чем ты говоришь! Да если сам Сатана из ада восстанет и скажет: «Продайте мне ваши души за общак!» – то никто и размышлять не станет. Ситуация безвыходная. Тут или-или, тут все на кон поставлено.
– Как ты думаешь, если Почемучка решит пойти на контакт, кого он выберет?
– Тебя. Ты, Андрей Николаевич, у Почемучки в авторитете. Это Муха на тебя зуб точит, но он нынче не в фаворе, сидит, как паук, на кладбище, порошок нюхает да по девке своей слезы льет.
– Ты это серьезно? Он о Стелле со слезами на глазах вспоминает?
– Отчего бы нет? Ты сам нюхни смесь кокаина, промедола и еще одной дряни – тоже плакать от любой ерунды начнешь. Таракана на полу раздавишь и заплачешь от жалости.
– Стукач из нашего управления с вами на связь не выходил?
– Не знаю, он мог напрямую с Почемучкой переговорить. Ты вычислил, кто против вас работает?
– Сергей Матвеев. Помнишь такого? По Заводскому райотделу должен помнить. Лучший опер у нас был, правая рука покойного Вьюгина Сергея Сергеевича.
– Ты уверен, что это он? Матвеев авторитетным ментом был, неужели скурвился?
– Сам лично запись телефонных переговоров прослушивал. Это он зимой Почемучку об обысках предупредил. Да черт с ним, пока он мне дорогу не перешел, а там видно будет.
– Андрей Николаевич, мне пора, время выходит. Я всего на час у братвы отпросился, сказал, что к надежному человеку за травой сгоняю.
– Ты уже травой затариться успел?
– У меня с собой с той недели кулечек был, на две самокрутки точно хватит. Мне эта дурь ни к чему, а ребята пускай раскумарятся, стресс снимут.
– По дороге не попадешься? – с улыбкой спросил я.
– Ты пошутил, Андрей Николаевич? Семь утра, все менты еще спят, второй сон видят. Только мы с тобой бдим, приключения на свой хребет ищем… Поможешь с общаком?
– Есть у меня одна наметка, где деньги искать. Выйдет на меня Почемучка, поговорим. Нам-то, сам понимаешь, смена власти в городе на фиг не нужна. Мы – за порядок. Не дай бог, новая смута начнется, все кровью перемажемся, никто в стороне не останется.
Проводив агента, я вернулся к Арине и лег спать рядом с ней.
Наталья приехала вечером, хотя обещала появиться не позже полудня. Я рассказал ей о нарушении теплообмена у дочери, но она слушала меня вполуха, равнодушно и безучастно, словно речь шла о постороннем ребенке, а не о нашей Арине. Как видно, поездка у Натальи не удалась, слишком уж она была погружена в свои мысли.
– Наташа, я пошел. Рецепт на лекарство на столе.
Ни словом не поблагодарив меня, Наталья пошла на кухню, загремела кастрюлями.
– Что это? – воскликнула она, увидев остатки куриного супа. – Кто посмел хозяйничать на моей кухне? Ты что, сюда женщину приводил? Отвечай, откуда здесь суп взялся?
– Я сварил, – огрызнулся я.
– Не ври! – Уперев руки в боки, Наталья вышла в коридор. – Если бы ты сварил куриный суп, то отравил бы им ребенка. У тебя руки из задницы растут, ты готовить ничего не умеешь.
– Сказал тебе: я сварил, значит – я! Чего тебе непонятно? Я нашел курицу в холодильнике, позвонил на работу. Дежурная идээнщица меня по телефону инструктировала, в каком порядке продукты закладывать и сколько варить. Пока ты по стране советской скакала, я о ребенке заботился. Ты меня перед отъездом холодильником попрекала, а у самой-то – шаром покати! В столовую я Арину сводить не смог, так что пришлось нам питаться супом да манной кашей.
– Откуда ты молоко взял для манной каши? – подозрительно прищурилась хозяйка.
– Позвонил оперу, он принес. Мы целую бутылку молока тебе оставили. Попей на досуге.
– Издеваешься? Или забыл, что я молоко не пью? Ладно, пригодится…
– Я пошел!
– Погоди. Ты талоны на спиртное уже получил?
– Получил, и что с того? – неприязненно спросил я.
– Один талончик мне отдай. Найди время, занеси.
– Наташа, а почему бы тебе этот талон мне не оставить? Я с ребенком в такой трудный час сидел, мне стресс снять надо. Ты приехала вся отрешенная, а я в прошлую ночь глаз не сомкнул. Ты представляешь, что я чувствовал, когда у Арины температура за сорок один градус зашкаливала? Она металась, как в бреду, а ты: отдай талончик!
– Арина – такая же моя дочь, как и твоя. Ты не с чужой девочкой сидел. Андрей, давай не будем спорить. Мы как с тобой договаривались? Талоны на Арину делим поровну. Она прописана у тебя, талончики ты получаешь, Арине водка ни к чему, а мне пригодится.
– Давно ли ты такой любительницей спиртного стала? – съязвил я. – Тебе уже двух бутылок на месяц не хватает? Хорошо, принесу я тебе талончик. Только смотри, чтобы у этого хряка пузо от моей водки не лопнуло.
– Ты это про кого сейчас сказал? – нахмурилась Наталья.
– Полез я пижаму ребенку искать, а нашел мужской костюм необъятного размера. Не выходи за него замуж, Наташа. Ты его не прокормишь. Этот мужик куриный суп, что я сварил, за один присест через бортик из кастрюли выпил бы и только косточки куриные сплюнул. Худого себе найди, тогда курицы на два раза будет хватать.
– Андрей, – устало сказала она, – зачем ты хамишь? Мы же договаривались, что не будем вмешиваться в личную жизнь друг друга.
– Это я-то хамлю? Наташа, ты приехала потерянная, как Аленушка без братца Иванушки, и даже не поинтересовалась, что мне врач о теплообмене рассказывала. Это же не насморк, Наташа, не ангина. Поблагодари Бога, что у Арины теплообмен нарушился сейчас, когда ей почти три года, а не когда ей было месяца три. Представь, что у младенца температура вверх прет, и остановить ее ничем нельзя. Вот бы ты попрыгала тогда вокруг телефона.
Услышав упоминание о себе, аппарат зазвонил. Наталья подняла трубку.
– Это тебя. – Она оставила телефон мне и пошла на кухню.
– Алло? – осторожно спросил я.
– Андрей, это Айдар. Звонил какой-то мужик. Короче, это они. Телефон продиктовать?
– Конечно.
Не откладывая в долгий ящик, я перезвонил по указанному номеру.
– Да! – с вызовом ответили на том конце провода.
– Что ты дакаешь! – обрушился я на незнакомого собеседника. – Других слов больше не знаешь? Культурно надо представляться по телефону, вежливо.
– Ты кто? – прорычала трубка.
– Спокойно! Это Лаптев. Позови к телефону Сергея Игнатовича.
В далеком помещении послышались мужские голоса.
– Почемучка, в натуре, что за отморозок звонит? Лаптев какой-то. Ты ему скажи, я за такой базар жало ему поприжму.
– Заткнись, ради всего святого! – приказал Сергей Игнатович. – Этот Лаптев тебе самому жало сломает и в глаз воткнет… Алло!
– Добрый вечер! Это я.
– Слышу, что ты. Разговор есть. Через час, во «Встрече», устроит? Приезжай без хвостов, переговорим с глазу на глаз.
– Сергей Игнатович, если я приеду в кафе, а меня, как в прошлый раз, повезут на кладбище, то разговор не состоится. И еще! Возьмите с собой сына Буратино, у меня к нему есть несколько вопросов.
– Кого взять? – удивился глава областного преступного мира. – Ты о ком сейчас говоришь?
– Буратино в сказке «Золотой ключик» что искал? Ходил он по Израилю, ходил, а там у всех еврейские фамилии. Даже Карабаса-Барабаса по-ихнему зовут Бен-Гурион аль Карабас. Теперь понятно?
– Ты про Ключара, что ли, толкуешь? С ним, конечно, приеду. Я, кстати, с чистого телефона звоню. Щелчков же на линии нет?
– Если нас прослушивают, то никаких посторонних звуков на линии раздаваться не будет. Сергей Игнатович, я в общий зал не пойду.
– До встречи! – Собеседник положил трубку.
«Если Почемучку прослушивают, – подумал я, – то телефон Натальи автоматически поставят в разработку. Вот весело-то будет! Пускай контрразведчики ее треп послушают. Наталья, если сядет за телефон, может час беспрерывно трещать. Когда вместе жили, я как-то засек время: сорок минут беспрерывного общения с коллегой, с которой рассталась на работе полчаса назад. А если бы с момента расставания прошла пара часов? Тут и до утра можно трубку не класть».
– Наташа! – позвал я. – У меня появилось двадцать минут свободного времени. На улице холодно, посижу у тебя. Ты как съездила? Толк был?
