Глава 49

Покайся

Покайся скрючился у огня – от жара шрамы на лбу побелели. Он коснулся лба пальцем и проследил контуры рисунка.

Тогда он был мальчиком и гордился, что белый сахем Очень-Большой-Ученый им заинтересовался, учит его английскому и читает с ним Большую Книгу, чтобы сделать хорошим христианином. Он хотел сделать ответный подарок Очень-Большому-Ученому. Но что он мог ему дать? И вот однажды на кладбище нью-хейвенских белых он увидел на камне лицо с крыльями вместо ушей, и понял, что если вырежет это на своем лице, то сделает хороший подарок.

Но когда он пришел с подарком к Очень-Большому-Ученому, тот рассердился, стал на него кричать и называл его именами из Большой Книги – именами демонов и злодеев. Очень-Большой-Ученый сказал, что это великий грех, что Бог теперь сердится на него. Изображения сердят Бога. Он послал с неба гром и молнию, чтобы уничтожить изображения. Теперь Бог может решить, что нужно уничтожить и его.

Он ответил Очень-Большому-Ученому, что не понимает. Если Бог не любит изображения, почему белые люди делают изображения на камнях своих мертвых? Они высекают ангелов, людей-птиц, которые уносят дух покойника на небо, когда тело три дня пробудет в земле.

Очень-Большой-Ученый рассердился еще сильней и стал бить его по лицу. Он бил снова и снова. Шрам открылся и закровоточил. Кровь лилась в глаза, и он ничего не видел. Очень-Большой-Ученый перестал его бить и сказал, что надо дать ему новое имя. Такое, от которого Бог будет меньше на него сердиться. Имя, которое он должен отныне носить, – Покайся.

Он вспомнил, что это имя из Большой Книги. Это слово сказал сахем древних времен, Моисей, своему народу, когда увидел, что народ хвалит корову. Моисей сказал народу, что он должен покаяться, или Моисей не приведет его в обещанное место. Бросит в пустыне на смерть от голода и жажды, на съедение пылающему дереву.

И он взял новое имя, надеясь, что Очень-Большой-Ученый будет снова им доволен. Но белые теперь смотрели на него странно и смеялись, когда он проходил. Он решил, что это хорошо – ведь эти белые никогда не смеются.

Между ним и Очень-Большим-Ученым все вроде бы стало получше.

Время шло. Однажды, когда он уже не был мальчиком, он увидел девушку с золотыми волосами. Она была добра к нему. Он хотел ее, но у нее был муж. Тогда он подружился с мужем, взял его с собой на охоту и засунул в змеиное гнездо.

Он пошел к девушке и сказал, что теперь они могут быть вместе. Она стала плакать и бросать в него камни, и он рассердился – это после всего, что он сделал, чтобы они могли быть вместе. Поэтому он взял девушку и поместил в нее свое семя, чтобы ей пришлось стать его женой. Но она убежала, пошла к белым людям и постаралась устроить для него неприятности.

Он пошел к Очень-Большому-Ученому и попросил, чтобы тот заставил девушку быть его женой. Но Очень-Большой-Ученый отказался. Эта женщина была квакершей, христианской дьяволицей, и Покайся не должен был иметь с ней ничего общего. Очень-Большой-Ученый сказал, что у Покайся будет беда от белых из-за мужа, который умер. Покайся должен уехать из Нью-Хейвена и оставаться на землях, отданных квирипи белыми людьми.

Потом явился Джонс с подарками – двумя саженями вампума с черными глазками, ворванью и кувшинами огненной воды. Он сказал Покайся, что двое ованукс пришли воровать из могил квирипи. Квирипи должны их убить. Но ованукс убежали. Их спрятал белый фермер и надсмеялся над Покайся, сделав фальшивые могилы. За это белый фермер, его жена и сын были наказаны.

Потом Джонс пришел опять и сказал, что Очень-Большой-Ученый и нью-хейвенские белые недовольны наказанием фермера и его семьи. Джонс велел Покайся идти с ним.

Они прошли через земли сиваноев и манси на Остров Холмов, где своннекены устроили поселение. Джонс сказал, что ованукс – осквернители могил спрятались там и их надо найти и добить. Тогда Очень-Большой-Ученый и нью-хейвенские белые будут довольны.

Но Покайся убил только своннекенского воина, который не захотел отдать им ованукс, и они снова убежали. Тут пришли большие корабли со множеством солдат. Джонс сказал, что они пришли воевать со своннекенами и забрать их землю. Он сказал, что это плохо, хотя и своннекены тоже плохие люди. У ованукс, живущих за морем, теперь новый король, плохой король, который поклоняется изображениям. Когда его солдаты убьют своннекенов и заберут их землю, они придут в Нью-Хейвен воевать с Очень-Большим-Ученым и всеми белыми, потому что те не хотят поклоняться изображениям. Поэтому Джонс и Покайся должны скорей ехать туда и предупредить их.

Когда они уже почти доехали до Нью-Хейвена, Джонс сказал, что они должны поехать вверх по горе и предупредить двух святых ованукс, которые живут там в пещере. Покайся спросил, почему они святые. Джонс объяснил: потому что они убили отца нового короля ованукс, который тоже был плохой, как и его сын.

Сегодня они собирались заночевать у пещеры вместе со святыми ованукс. Завтра Джонс поедет к белым людям Нью-Хейвена и предупредит их, а Покайся должен вернуться к квирипи и остаться с ними.

Покайся сказал Джонсу, что поможет ему драться с ованукс, когда они придут в Нью-Хейвен. Но Джонс сказал, что нет, Покайся должен оставаться у квирипи и больше не показываться в Нью-Хейвене. Так хочет Бог.

Покайся перестал очерчивать пальцем контуры ангела у себя на лбу и опустил руку. И тут заметил движение в лесу за костром.

Ханкс сделал большой крюк по лесу и вышел к задней части скалы, где обнаружил расселину. Огромные плиты камня сходились под разными углами, и идти, в одной руке держа пистоль, было трудно. Ханкс пробирался вглубь скалы.

Внутри было темно, хоть глаз коли, и пахло неприятно и сыро. Ноги ощутили мягкое. Он наклонился и потрогал. Одеяла. Он продолжал ощупью искать путь. Сапоги скользнули на гладком камне, и он уцепился за стену, сохраняя равновесие.

Приблизившись к выходному отверстию, он взвел серпентин пистоля и осторожно выбрался наружу.

Цареубийцы сидели спиной к нему, глядя на Джонса, и не видели его. У Джонса округлились глаза. Он потянулся за пистолем.

– С вашего позволения, мистер Макрель.

Уолли и Гофф резко обернулись. Гофф хотел было сбежать, но тесть удержал его.

– Мое дело не к вам, джентльмены, – сказал Ханкс. И обратился к Джонсу: – Где индеец?

Джонс не ответил. Ханкс подошел к нему и приставил оружие к его лбу. Другой рукой он вытащил пистоль у Джонса из-за пояса.

– Считаю до трех и сделаю пещеру в вашей голове.

– Ханкс!

Балти был в двадцати футах. Рядом стоял Покайся, приставив к голове Балти его собственный пистоль.

– Прости, старик. Я его не услышал.

Джонс ухмыльнулся и открыл рот, чтобы заговорить. Ханкс сунул ствол пистоля ему в рот:

– Прошу тишины.

– Пристрели его, – сказал Балти. – Потом пристрели Покайся. У тебя два пистоля. У Покайся только один.

Покайся ударил Балти рукояткой по перевязанному уху. Балти дернулся от боли.

Ханкс понял, что Балти ему сказал: «У Покайся только один из моих пистолей».

Он обратился к Джонсу:

– Я сейчас уберу это речевое затруднение. А вы, сэр, прикажете своему другу опустить оружие. Согласны?

Джонс кивнул – зубы лязгнули о железо.

– Опусти пистоль, – скомандовал он индейцу.

Тот не обратил внимания.

– Проклятье! Делай, что тебе говорят!

Покайся опустил пистоль.

– То-то, – сказал Ханкс. – Так гораздо душевней.

Он смотрел, как Покайся держит пистоль. Умеет ли он вообще стрелять? Может, и нет. Тот пистоль, что дал ему Бартоломью в знак мира, собственный пистоль Ханкса, был испорчен. В отличие от голландцев, готовых продать кому угодно что угодно за хорошую цену, англичане строго соблюдали законы, запрещающие снабжать индейцев огнестрельным оружием.

Может ли Покайся промахнуться с такого расстояния? Если Ханксу удастся спровоцировать его на выстрел, у Балти будет шанс достать второй пистоль.

Ханкс повернулся спиной к Покайся и подошел к Уолли и Гоффу – чтобы увеличить расстояние между собой и индейцем. Он напрягся, ожидая выстрела. Но Покайся не стал стрелять. Ханкс понял две вещи: во-первых, Покайся не умеет обращаться с оружием, а во-вторых, он достаточно умен, чтобы это понимать.

Ханкс обратился к цареубийцам:

– Генерал-лейтенант Уолли, генерал-майор Гофф. Нас не представили. Хайрем Ханкс, полковник Коннектикутского ополчения, в отставке. К вашим услугам.

– Он здесь не для того, чтобы вам служить, – вмешался Джонс. – Он пришел вас убить. Он и вон тот его приятель.

– Прошу прощения, сэр, – сказал Ханкс. – Мы пришли убить вас. И вашего краснокожего друга.

Ханкса осенило: надо вывести индейца из себя!

Он скорчил гримасу отвращения:

– Боже, но как от него разит! Я отсюда чувствую вонь. Как вы это выносите? – Он засмеялся. – Впрочем, вы и сами тот еще букет роз, а? Надо было бросить вас там, в поле, в куче рыбьих потрохов. Отличный вышел бы ужин для зверей. Они бы вас до сих пор там жрали.

Ханкс повернулся боком, чтобы уменьшить площадь мишени. Он обращался к цареубийцам, словно читая им лекцию о местных обычаях и нравах:

– Конечно, хуже квирипи не воняет никто. Нечистоплотное племя. Впрочем, это не самый большой их недостаток. Они воры. Головорезы. Трусы. Крадутся по кустам. Не воины. Вот этот, который там стоит, он целую семью похоронил заживо. Отца, мать и мальчика-сына. В самом деле, Джонс, как вам не противно иметь такого наложника.

– Как вы смеете! – взревел Джонс. – Я не содомит!

– Да ладно, Джонс, – Ханкс поцокал языком, – весь Коннектикут знает о ваших ненатуральных склонностях.

Он повернулся к побелевшим цареубийцам, словно добавляя комментарий к лекции:

– Он совершил грех с коровой. Здесь за это вешают. Он подкупил судью. Какой скандал! Я уверен, что никто из вас, джентльмены, будучи судьями, не брал взяток.

Джонса трясло от ярости. Ханкс возобновил лекцию:

– Спросите любое из здешних племен. Они все терпеть не могут квирипи. В Новой Англии живет множество благородных племен. Всеми уважаемых. Великих, воинственных племен. Могауки. Пекоты. Очень великое племя эти пекоты. Сиванои. Манси. Наррагансеты. Вампаноаги. Все прекрасные. Спросите индейца из любого племени, что он думает про квирипи, и он скажет, что это племя псов. Вонючих, грязных, трусливых псов. Которые запросто продаются белому человеку. В рабство.

Балти понял, чего добивается Ханкс. У Покайся на челюсти ходили желваки, глаза сверкали ненавистью. Балти напрягся, готовый броситься за другим пистолем, лежащим на земле.

Тишину разорвал гром копыт. Меж деревьев мерцали факелы. Кто бы это ни ехал, он несся быстро, ни от кого не прячась.

Шесть вооруженных всадников вырвались на поляну и остановили коней.

Тот, что скакал впереди, наклонился с седла, оценивая возникшую перед ним картину. Он посмотрел на Джонса, на судей, на Покайся и Балти. Взгляд его остановился на Ханксе.

– Вы?!

– Подумать только! Надежный Фик! Какая честь! – сказал Ханкс.

Он подошел сзади к двум цареубийцам и приставил пистоли к их затылкам. Он шепнул им:

– Простите меня, господа, но, как вы видите, обстоятельства заставляют. Я не причиню вам вреда. Даю слово. В обмен прошу вас вести себя так, чтобы наши гости поверили: я могу причинить вам вред.

Благодарна смотрела из-за деревьев на то, что творилось в круге света. Пистоль Ханкса лежал в руке, как что-то чужеродное. Она в жизни не держала оружия.

Ханкс сказал Фику:

– Правильно ли я понял: цель вашего визита – уведомить генералов, что прибыл английский флот?

Фик знаком велел своим людям спешиться.

– Мы превосходим вас числом, – сказал он.

– Не соглашусь, сэр. Вон тот индеец, конечно, держит мистера Сен-Мишеля в заложниках. Зато у меня – эти благородные джентльмены. Конечно, ваш заложник ценен, ведь он – порученец Его Величества. Но и мои весьма ценны. Для меня большая честь – держать под прицелом столь выдающиеся головы.

Он крикнул Балти:

– Старина, не обижайся. Ты отличный заложник. Если тебя убьют, от Новой Англии не останется ничего, кроме вязов, на которых развесят судью Фика и его молодцев. А вот если я пристрелю своих заложников, Его Величество, весьма вероятно, переименует в мою честь какой-нибудь город. Нью-Ханкс. Прекрасное название! Что скажете, Надежный? Правда, очень звучное? Нью-Ханкс!

– Застрелите обоих, – скомандовал Фик своим людям.

Стражники переглянулись. Один сказал:

– Сэр, судьи… мы можем в них попасть.

Ханкс узнал голос. Это был Бартлетт, молодой сержант, который тогда приехал на ферму Коббов арестовать Благодарну.

– Тогда этого пристрелите! – Фик указал на Балти.

Но стражники все еще колебались. Фик слез с коня, что-то бормоча.

– Сержант Бартлетт! Это вы? – крикнул Ханкс.

– Да, полковник, – бесстрастно ответил Бартлетт.

– Рад вас снова видеть, Амос.

Фик, близкий к апоплектическому удару, закричал:

– Бартлетт! Я дал вам приказ! Застрелите этого человека!

– Подумайте хорошенько, ребята, – обратился Ханкс к стражникам. – Он гонит вас прямо на виселицу. Сюда идет английская армия.

– Ты, Покайся! – заорал Фик. – Застрели этого человека!

– Нет, – донесся из темноты женский голос.

Благодарна выступила в круг света. В том же виде, в каком Балти ее впервые увидел – тогда, в молитвенном доме, – только теперь у нее торчал беременный живот.

Все застыли.

Она пошла к Покайся. Он не сводил глаз с ее живота. Она остановилась в десяти шагах.

– Покайся, – сказала она.

Индеец уставился на нее. Она прижала левую руку к животу:

– Это твое дитя, Покайся.

Буря бушевала у него на лице.

Благодарна вытащила из-за спины другую руку. В ней был пистоль Ханкса, взведенный. Она приставила его к своему животу.

– Покайся, отпусти его. Отпусти его, или я убью твое дитя.

Глаза индейца пылали.

– Она может! – крикнул Фик. – Она убила Коббов! Она сумасшедшая!

– Нет! – сказал Ханкс. – Это он их убил. Покайся, положи пистоль. Все кончено.

Но еще не все было кончено.

Лишившись сил от ужаса перед деянием, которым угрожала, но которое не имела намерения выполнить, Благодарна без чувств упала наземь.

Покайся выстрелил. Но взгляд его все это время был прикован к Благодарне, и он не заметил, что Балти убрал голову из-под выстрела. Балти рванулся ко второму пистолю.

Покайся подошел к Благодарне и бережно взял ее на руки.

Балти поднял пистоль:

– Покайся, положи ее.

Индеец стоял неподвижно, вглядываясь в лицо Благодарны. Повернулся и зашагал к расположенному рядом обрыву.

Ханкс отпихнул судей и помчался за ним. Фик выхватил у стражника мушкет и выпалил. Ханкса закрутило на месте, он зашатался. Но выпрямился и, повернувшись к противнику, встал в предписанную правилами позу дуэлянта, прицелился и выстрелил. Пуля проделала дырку во лбу Фика.

– Судьи! – закричал Джонс. – Охраняйте судей!

Стражники побежали к Уолли и Гоффу и выстроились вокруг них мушкетным кордоном.

Но охранять судей было не от кого. Ханкс, зажимая рану в боку, похромал за индейцем.

Балти бежал прямо за Покайся, который сейчас шагал целенаправленно, почти торжественно.

Балти не мог стрелять, боясь попасть в Благодарну. Поняв, что задумал индеец, Балти забежал вперед и преградил ему путь.

– Покайся! Остановись! Пожалуйста!

Покайся был уже в двадцати футах от пропасти. И все шел – глаза горели, шрам казался мертвенно-бледным в лунном свете. Он клонился вперед, разгоняясь.

Балти поднял пистоль:

– Покайся, прошу тебя!

Индеец ускорил шаг, наклонясь вперед, обратившись в боевой таран. Благодарна висела у него на руках.

Балти отбросил пистоль и уперся в землю посильней, желая остановить индейца.

В следующий миг загрохотал выстрел. Ангел сорвался со лба Покайся, обрызгав Балти мозгами. Но тело индейца все же надвинулось на Балти, врезалось в него, сбило с ног, отбросило назад.

Балти зашатался, размахивая руками, пытаясь восстановить равновесие. Тут его схватили. Другая рука протянулась за Благодарной, отдернув обоих от края пропасти.