Глава 38

Chez «Бауэри № 1»

Пока Ханкс одевался, Балти спустился на первый этаж и дал хозяину гостиницы три шиллинга, чтобы им поменяли окровавленную постель. Балти совсем не хотелось этой ночью спать на том же белье. Ханкс нагнал его, и они направились в форт, к губернаторскому дому.

Старина Петрус спустился с крыльца, стуча деревяшкой, и сердечно приветствовал гостей. Он выразил беспокойство при виде поврежденного лица Балти. Тот сказал, что упал на улице. Лучше не рассказывать об их богатых событиями прогулках – вдруг цареубийцы все же находятся под покровительством Стёйвесанта.

Они забрались в экипаж. Стёйвесант взялся за вожжи. Ворота крепости распахнулись на широкую дорогу, которая сужалась по мере продвижения на север. Стёйвесант указывал на дома различных именитых горожан, а также на свой собственный большой сад с теплицей – в ней росли целебные травы, привезенные Стёйвесантом из голландских тропических владений, где он раньше служил. Он явно – и даже трогательно – гордился всем этим.

Экипаж все катился в сторону окраины. Городская застройка редела. В конце концов экипаж подъехал к стене: внушительному частоколу из дубовых бревен двенадцати футов высотой, с концами, заостренными, как драконовы зубы. Стёйвесант остановился, чтобы пассажиры могли подивиться этому сооружению. Стена делила остров, простираясь от Северной реки до Восточной. В ней было семь отстоящих друг от друга бастионов. Она стояла уже пятнадцать лет. Сам Стёйвесант пожертвовал на ее строительство сто пятьдесят гульденов. Строил подрядчик-англичанин, некий Бакстер. А знают ли они, чем сейчас занимается этот Бакстер? Нашел себе новое занятие – крадет коней у голландских поселенцев на Лонг-Айленде! Стёйвесант неодобрительно поцокал языком.

Балти восхвалил замечательную стену и спросил, защищает ли она от дикарей.

Стёйвесант улыбнулся:

– Но эта стена не для того, чтобы не пускать дикарей. Она для того, чтобы не пускать англичан!

– О… – Балти не знал, что на это ответить. – И как… помогает?

Стёйвесант фыркнул от смеха:

– Похоже, что нет. Ведь вот – вы! – и добавил дипломатично: – Но вы желанный гость в Новом Амстердаме.

– Вы очень добры.

– Теперь люди говорят, что надо строить другую стену, еще больше.

– Надеюсь, не из-за нас.

Стёйвесант пожал плечами:

– Если до этого дойдет, возможно, я попрошу вашего короля Карла за нее заплатить.

– Весьма забавно. Не правда ли, Ханкс?

– Как пить дать, это чрезвычайно позабавит Его Величество.

Стёйвесант щелкнул кнутом, и они выехали из городских ворот Нового Амстердама. Стражники отсалютовали им – Ханкс решил, что недостаточно резво. Голландцы, что с них взять.

Дорога следовала вдоль древней индейской пешеходной тропы, идущей по всему Манхатосу, через лес, который Стёйвесант назвал Гринвичем и объяснил, что это значит «место сосен».

Скоро он свернул с главной дороги на другую, поуже, идущую через болото. Кругом трещали птицы и порхали летучие мыши. Балти решил, что, возможно, испарения этого болота несут с собой лихорадку. Хотя в нем была некая отсырелая безмятежность. Было очень понятно, почему старый губернатор после суматошного дня в Новом Амстердаме стремится сюда. Они выехали из топи на твердую землю и наконец прибыли в «Бауэри номер один».

Этот адрес показался гостям чересчур помпезным, поскольку Бауэри номер два, три и так далее не существовало. Но имение было красивое: двухэтажный деревянно-каменный дом с небольшой часовней, очень простой, по обычаю кальвинистов. Сюрпризом оказалась оранжерея, населенная тропическими птицами. Стёйвесант полюбил этих экзотических пернатых за годы, проведенные в колониях в жарких странах.

Им представили мефрау, то есть госпожу, Стёйвесант. Ее звали Юдит. Балти решил, что она мрачновата. Два десятилетия назад, когда Юдит встретила Стёйвесанта, она уже была засохшей тридцатисемилетней старой девой. Она служила при нем сиделкой, когда он выздоравливал в Голландии после девятилетних мучений, причиняемых незаживающей ногой. Отец Юдит, как и отец Стёйвесанта, был священником – гугенотом, бежавшим из католической Франции от преследований. Балти собирался поболтать со старушкой на их общем родном языке, но губернатор потащил гостей за собой в оранжерею. Ему не терпелось похвалиться птичником. Мефрау Стёйвесант удалилась на кухню руководить приготовлением ужина, пока Балти и Ханксу демонстрировали разнообразных птиц.

Первым среди равных в этом пернатом многоцветье был Иоханн, бразильский попугай ярчайшей окраски. Мрачный и грозный генерал-губернатор Новых Нидерландов превратился в семилетнего мальчика. Он целовал попугая, терся об него лицом, ворковал с ним. Иоханн ответно выражал свою привязанность кряканьем, мурлыканьем и резкими воплями. Балти решил, что это очень трогательно.

Иоханн перепорхнул с насеста на руку Стёйвесанта и жмурился от блаженства, пока Стёйвесант гладил его по голове указательным пальцем. Старина Петрус зажал в зубах дольку яблока и предложил ее попугаю. Иоханн вцепился в яблоко клювом и вытащил его. Чистое обожание светилось во взгляде Стёйвесанта. Андерхилл ошибался, говоря, что старину Петруса никто не любит. Тут их позвали к столу.

Стол оказался роскошный: три разных сорта рыбы, искусно пошированной; омары; жареная птица; пирог из телятины с голубями в восхитительно хрустящей корочке; пирожные; пудинги; яблоки, груши, персики; разнообразие сыров – Балти насчитал семь – из различных областей Нидерландов. Старина Петрус изложил гостям целую диссертацию по каждому из сыров, описав их происхождение – словно дворянскую родословную, восходящую к Карлу Великому. Все это запивали вином из целого строя бутылок, в том числе выдающимся рейнвейном, который пережил тряску трансатлантического плавания, не превратившись в уксус. Стёйвесант к вину едва притронулся, зато гостям подливал щедро. Образцовый хозяин. Согласие и благодушие царили за столом, на который падали из окна последние лучи солнца. Старина Петрус, казалось, чувствует себя здесь как дома. Но ведь он и есть у себя дома.

Он говорил об Англии и англичанах – с теплотой и с сожалением (кажется, искренним), что две величайшие страны на свете не могут мирно ужиться.

Ханкс взглядом показал Балти: «Пора», и тот осторожно перевел разговор на цареубийц. Стёйвесант задумчиво нахмурился.

Он окажет гостям честь – будет с ними откровенен. Сам он не монархист. Это точно. В прежние времена он стоял за Кромвеля. Да, он в этом признается. Но это все в прошлом. Гости должны понимать, что после десятилетий ужасных войн – с Испанией, с Францией, после зверств, о которых даже говорить невозможно, – сама мысль о королевской власти ненавистна голландскому народу.

Здесь старина Петрус помедлил – возможно, для вящего эффекта.

Но цареупийство… Влажные губы поджались. Это поистине убийственно серьезно!

Уж не пытается ли старичок пошутить, подумал Балти.

Стёйвесант понизил голос до тембра фагота и завел какую-то нескончаемую историю. Балти стоило чудовищных трудов следовать за нитью повествования. Вычурный деревянный английский губернатора нисколько не помогал.

Насколько Балти смог понять, главным героем этой истории был какой-то библейский царь по имени Ахав. И еще один царь, с очень сложным именем. Иосафат или что-то в этом роде. Потом добавился еще один царь, с более скромным именем – Арам.

Ио-как-его и Арам не поладили с Ахавом. У них вышел большой скандал из-за… к этому времени Балти окончательно потерял нить… в общем, большая ссора, и было много крика и шума.

Ахав объявил, что не наденет царских одежд. Стёйвесант рассказывал эту часть так, словно она содержала ключ к толкованию Апокалипсиса. Балти решил, что царь имеет право надевать любые одежды, какие хочет. Иначе какой тогда смысл быть царем? Но не важно.

Тут начались колесницы, боевые кличи и «снова кинемся, друзья, в пробой». Цари стали воевать с врагом, кто бы он там ни был. Ахава ранило стрелой – она вошла ему в подмышку и вышла из груди. Плохое дело.

Тут Ахав объявил – нет, потребовал, – чтобы его отвезли домой в Самарию. Почему именно в Самарию? Не важно.

На пути у него шла кровь, и он запачкал всю колесницу. Но зато повезло собакам, которые слизали эту кровь.

Теперь колесница стала такая грязная, что ее можно было отмыть, лишь погрузив целиком в пруд. Но не какой попало, а лишь тот, в котором купались блудницы. Почему? Что, других прудов в округе не было? Не важно.

Балти очень надеялся, что им поменяли постельное белье, как он просил. После этой ужасной истории он точно не сможет спать на окровавленной постели.

Стёйвесант был полностью захвачен рассказом. Он походил на ветхозаветного пророка – глаза его сверкали священным огнем.

Вдруг он замолчал и впал в некий транс.

– И почил Ахав, – сказал он, словно высекая каждое слово в камне, – и воцарился Охозия, сын его, вместо него!

Боже, еще один царь, подумал Балти.

Стёйвесант снова впал в транс. Балти почувствовал, что ему надо помочиться. Он взглянул на Ханкса. Стёйвесант вышел из священного оцепенения и провозгласил:

– …фо тфорце из слонофой кости!

Балти подождал объяснений:

– Во творце?

– Во дворце, – объяснил Ханкс. – Третья книга Царств, глава двадцать вторая. Отменная история, ваше превосходительство. И рассказана отлично.

Он замолотил ладонями по столу:

– Браво, сэр! Браво!

Еще один резкий вопль разорвал воздух:

– Акккккк!

Иоханн аккомпанировал рассказчику громкими криками на протяжении всего рассказа: так бидль колотит посохом в пол, чтобы прихожане не засыпали во время проповеди.

Принесли еще еды. Балти, раздутый и сонный, с лопающимся мочевым пузырем, предоставил Ханксу защищать честь англичан, а сам сосредоточился лишь на том, чтобы дотерпеть. Старину Петруса вполне устраивало, что говорит только он один. Ханкс время от времени вставлял ничего не значащие комментарии.

Балти ерзал на стуле, мечтая о горшке. Кто-то говорил, что голландцы молчаливы. Да неужели? Старина Петрус ораторствовал не хуже Гомера. Красноречие, рожденное одиночеством? Вряд ли они с мефрау ведут длительные беседы.

Проходя за стулом Ханкса с очередным блюдом, девушка-служанка остановилась и круглыми глазами воззрилась на затылок гостя.

Внимательная мефрау, до сих пор не проронившая ни слова, обратилась к девушке по-голландски. Та ответила; мефрау Стёйвесант передала ее слова своему мужу.

– У вас идет кровь, – сказал старина Петрус Ханксу.

– Прощенья просим, сударь. Надеюсь, я не попортил ковер вашей светлости.

– Меня беспокоит не ковер. Не нужно ли вам доктора?

– Вовсе нет, ваша честь. Это ничего. Упал на улице. Сегодня днем, гуляя по вашему распрекрасному городу.

Стёйвесант перевел взгляд с Ханкса на Балти и обратно на Ханкса:

– Вы оба упали?

Ханкс рассмеялся:

– До сих пор мы были в Новой Англии. Там дороги из утоптанной земли. Ни одна не вымощена булыжником, как ваши распрекрасные улицы. Наши раны делают вам честь.

Стёйвесант пожал плечами:

– Да, наши улицы хороши. Но если наши английские гости падают на пулышники… может быть, нам стоит посыпать солому. Смягчить ваши падения чтобы.

– Ха! Нет, сударь, это все наша собственная неуклюжесть. Точнее, моя. Мастер Балтазар весьма ловок.

– Он хороший охотник?

– Нет, сэр, я хотел сказать… ну не важно. Но, кстати, о докторах…

Ханкс начал зондировать почву. Он сказал, что на пути сюда они прошли по землям, которые, по слухам, принадлежат некоему доктору Пеллу. Правда ли, что Пелл приобрел эту землю у дикаря по имени Вампаге?

Услышав имя Пелла, Стёйвесант скривился. Да, сказал он. Это так.

Ханкс спросил, правда ли также, что принадлежность этих земель Новым Нидерландам спорна.

Стёйвесант обратился во льва рыкающего. Отнюдь нет! Англичанин, этот Пелл, – он выплюнул имя с отвращением, – владеет землей, да, но земля эта голландская. Каждый ее акр принадлежит Голландии! Что бы там ни заявлял Пелл! Все карты, все документы это подтвердят!

Ханкс сочувственно кивал.

– Да, мы с мастером Балтазаром так и поняли. Что эта земля на самом деле часть Новых Нидерландов.

Стёйвесант кивнул. Гнев его утих.

– Я чего об этом заговорил, – продолжал Ханкс, – проходя через этьсамые земли Пелла, принадлежащие Новым Нидерландам, как ваша светлость совершенно верно указали, мы встретили неких людей. Мы им обсказали, куда и зачем едем, а именно, что мы охотимся за Уолли и Гоффом, судьями-цареубийцами. Объяснили, какие они из себя. И эти люди сказали нам, что видели таких. Несколько раз. Они прячутся от всех. На земле Пелла.

Стёйвесант привстал, сощурив глаза:

– Это точно?

– О, они были совершенно уверены, что видели именно этих мерзких цареубийц. Мы с мастером Балтазаром сами обыскали бы те леса, но они оченно уж велики для нас, да и дикари там живут. Так что мы подумали, лучше продолжить путь в Новый Амстердам, предстать пред очи вашей светлости и попросить у вас совета.

Стёйвесант задумался и замолчал.

Ханкс нанес решающий удар:

– Я просто подумал, ваш-сиясь, если эти негодяи – преступники то есть – и в самом деле там прячутся… ну, как вы сами разъяснили ясней некуда, это земли голландские. Когда полковник Николс явится к вашему превосходительству с визитом вежливости, я не удивлюсь, если он спросит, не знает ли ваша честь чего про убийц батюшки Его Величества. И сталбыть, неудобно выйдет для вашей светлости, если окажется, что они прячутся у вас, так-скать, на заднем дворе. Если можно так выразиться. Могут неправильно понять. Я только за вашу светлость беспокоюсь.

Стёйвесант погрузился в очередной транс. Он просиял. На лице у него появилось хитрое выражение.

Он улыбнулся:

– Если этих личностей видели там, мы должны сделать хорошее обыскание земель Пелла.

– То, что надо! – закивал Ханкс.

Хитрость на лице Стёйвесанта сменилась мечтательностью. Он явно представил себе, как нагрянет к Пеллу с целой армией.

– А если их там найдут, то выйдет, что это Пелл их прятал.

– Ну, – сказал Ханкс, – определенно этот вопрос кто-нибудь да задаст. О да.

– В таком случае Пеллу придется отказаться от этой земли, – продолжал Стёйвесант. – В наказание за укрывание преступников.

– Ну, – сказал Ханкс, – я не могу расписываться за Его Величество. Но я полагаю, вы, ваш-сиясь, зрите в корень. Уж конечно, Его Величество не обрадуется, что кто-то из его собственных подданных укрывал убийц его собственного дорогого батюшки.

– Да, – закивал Стёйвесант. – Да.

Дорогие часы пробили время, а Иоханн сопроводил этот звук очередным пронзительным криком.

Стёйвесант рассыпался в прощальных любезностях. Как бездумно с его стороны задерживать их так долго! Он просит извинить. Но очень уж редко ему выпадает удовольствие такой приятной беседы с английскими гостями. Он отодвинулся назад вместе со стулом и, опершись на трость, поднялся на ноги – одну из плоти и одну из дерева.

Гости должны попрощаться с Иоханном. Он очень обидится, если они этого не сделают.

«Доброй ночи, Иоханн». Попугая наградили крошкой сыра. Разве не удивительно, что он любит сыр? Да, в самом деле – удивительно. «Иоханн любит много сыра». Неужели? «Но он не любит „гауду“». А? Ну и ну. Удивительно. Бразильские попугаи не любят сыр «гауда». Кто бы мог подумать?

Послали за экипажем. Балти оставил Ханкса и Стёйвесанта беседовать на крыльце, а сам ринулся вдоль стены дома, расстегивая ширинку на ходу. Лицо его озарилось небесным блаженством, и он ахнул от наслаждения, расслабив наконец мочевой пузырь и оросив мощным потоком землю Новых Нидерландов. О таком исполинском мочеиспускании можно балладу сложить! На этом месте много лет ничего не будет расти. Десятилетия.

Подъехал экипаж. Правил им слуга Уиллем, который должен был отвезти гостей назад в город. Стёйвесант попросил их явиться назавтра к нему. Чтобы обсудить, как устроить теплую и незабываемую встречу полковнику Николсу. А Стёйвесант тем временем издаст все необходимые приказы для тщательного обыска земель Пелла, сколько бы солдат для этого ни понадобилось.

Ханкс и Балти поблагодарили губернатора за гостеприимство. Если бы только все англичане и голландцы могли собраться и провести время в такой братской, теплой атмосфере.

«Спокойной ночи! Благослови Господь!» – это Иоханн прокричал прощальное напутствие гостям.

– Ужасная птица, – сказал Балти, когда экипаж отъехал на безопасное расстояние от дома.

Ханкс прижал палец к губам и указал на кучера. Балти сказал погромче:

– Прекрасная птица! Замечательный ужин! Очень гостеприимный хозяин этот губернатор!

Экипаж ехал по тропе через болото. Лужицы стоячей воды отливали серебром в лунном свете. В холодной сырости и силуэтах мертвых деревьев было нечто зловещее. Балти вздрогнул и поднял воротник. Они с Ханксом говорили шепотом.

– Что за ерунду ты нес про Уолли и Гоффа, прячущихся у Пелла в лесу? – спросил Балти. – Похоже, Стёйвесант собрался туда послать всю свою армию.

– Будем надеяться. Чем больше солдат он отправит туда, тем меньше останется в Новом Амстердаме, когда придет Николс.

– О! Ну и ну. Ловко придумано.

– Теперь у Стёйвесанта есть предлог для захвата земель Пелла. Он будет действовать напоказ в интересах Голландии.

– А в чем был смысл этой мерзкой… и очень длинной… библейской истории?

– Что именно тебе непонятно?

– Всё!

– Ахав был неправедный царь, который совратил Израиль на путь идолопоклонства.

– А идолопоклонство-то тут при чем?

– Это аллегория.

– Пожалуйста, разъясни эту аллегорию тем, кто не учился в Гарварде. Можно вкратце.

– Идолопоклонник – это король Карл.

– Его Величество? Но он же не поклоняется золотым тельцам. Какая глупость.

– Балти, ты должен был понять, что многие подозревают: Его Величество – тайный католик.

– А при чем тут псы, лижущие кровь? Колесницы, засунутые в пруд, где моются шлюхи? Просто чудная тема для застольного разговора.

– Я вижу, история жены Ахава тебя тоже не навела ни на какие мысли. Ее звали Иезавель.

– Так называют шлюх.

– Иезавель была самой первой шлюхой. Прототипом всех шлюх, если можно так выразиться.

– Что-что?

– Это намек на любовницу Его Величества. Леди Каслмейн.

– Какая чепуха.

– Для старухи Иезавели эта история добром не кончилась. Ее выкинули из окна дворца. Тфорца. И ее скушали собаки.

Балти поморщился:

– Собаки у них в хозяйстве явно не голодали. Ужасно.

– Когда стали искать ее останки, чтобы похоронить, нашли только череп и ладони.

– Ханкс, я тебя умоляю. Твоя эрудиция потрясает, но если ты не прекратишь, я расстанусь с ужином.

– Это случилось во исполнение пророчества Илии. Четвертая книга Царств, глава девятая.

– На сем заканчивается сегодняшний урок из Писания, будь оно неладно. Аминь.

Слуга Уиллем пустил лошадь рысцой. Огни города приближались.

– Я совершенно без сил, – сказал Балти. – Слава богу, что нам не придется спать на кровавых простынях. А то мне всю ночь снилось бы, что меня лижут собаки.

– О чем ты?

– Я дал хозяину трактира денег, чтобы нам поменяли постель.

Ханкс застонал.

– Что опять не так? Ты что, хотел поспать на окровавленном белье? Ну хорошо. Я попрошу его постелить обратно грязное. Честное слово, Ханкс, иногда я тебя просто не понимаю.

– Ты дал им предлог зайти в нашу комнату.

– Я тебя умоляю! Это трактир, а не какое-нибудь святилище!

Ханкс вытащил из-под куртки небольшой пистолет.

Балти уставился на него:

– Где ты это взял?

– У Леви. Если начнется, держись поближе ко мне.

– Начнется? Нас только что с почестями принимали у здешнего губернатора.

– Главное, не теряй головы. Правда, я уже сомневаюсь, что она у тебя вообще есть.

Они въехали в городские ворота. На этот раз им никто не отдавал честь. Стражники только наградили их мрачными взглядами. В Новом Амстердаме было тихо. Даже здешняя тишина была какой-то аккуратной и голландской.

Экипаж проехал мимо крепости и повернул на Перл-стрит. Ханкс озирался, наблюдая. Возле «Рога изобилия», через улицу, стояли шестеро солдат. Они вроде бы беспорядочно двигались, но эта беспорядочность показалась Ханксу нарочитой. Солдаты смотрели, как подъехал экипаж, а потом дружно отвернулись.

– Смотри в оба, – шепнул Ханкс.

Они вошли в трактир. Трактирщик взглянул на них, отрывисто кивнул, потом бросил взгляд в питейный зал. Четверо солдат сидели у стола, ближайшего ко входу. Они посмотрели на Балти и Ханкса так же, как их собратья по оружию на улице, и дружно отвернулись. На столе у них не было никакой выпивки.

Ханкс и Балти двинулись вверх по лестнице. На лестничной площадке ниже их комнаты Ханкс знаком велел Балти остановиться. На площадке было окно, выходящее на зады трактира. Ханкс открыл его и выглянул. Двор был просторный, ярдов двадцать пять или больше до задней стены. Сараи, курятник, ящики, бочки, всякое другое барахло, расставленное по-голландски аккуратно. В шести футах под окном торчала наклонная крыша. Ханкс жестом подозвал Балти и показал:

– Это наш путь на волю. Ты реку переплыть сможешь?

– Конечно нет, – ответил Балти, словно вопрос был не только нелеп, но и свидетельствовал о дурных манерах собеседника.

– Ты помнишь сад, который он нам показывал по пути из города?

– Да, кажется.

– Если мы потеряем друг друга, ищи меня там. Но лучше не теряться.

Он вытащил из сапога кинжал и протянул Балти.

– А это еще зачем?

– Ногти чистить!

Взглянув в лицо Балти, Ханкс положил руку ему на плечо:

– Выше нос. – Он подмигнул. – Будь англичанином.

Они поднялись по лестнице в свою комнату. Ханкс вставил в замочную скважину ключ и открыл дверь.

За столом сидел вице-генерал Кунц. Перед ним на столе был разложен сделанный Ханксом чертеж крепости. Солдат, стоящий в дальнем углу, наставил на Ханкса и Балти пистоль.

– Наконец фы припыли, – сказал Кунц с усталым радушием, словно приветствуя запоздавших товарищей.

– И вам доброго вечера, сударь, – отозвался Ханкс. – Чему обязаны такой честью?

– Хорошо ли фы отушинали с хенералом?

– Да, очень хорошо. Вы пришли пожелать нам спокойной ночи?

Кунц взял со стола чертеж:

– Слушанка нахотить это стесь, ф фашей комнате.

Он поднес чертеж к свече и стал разглядывать.

– Посфольте фас пострафить. Отличная рапота. Так много информаций. Пушки, фойска, корапли.

– Можно спросить, что это такое? – сказал Ханкс.

Кунц улыбнулся:

– Уше слишком постний час для икр.

– Уж не знаю, что это, сударь, но его не было здесь, в комнате, когда мы уходили на ужин с вашим губернатором.

Кунц сложил чертеж и убрал его. Встал и огляделся:

– Как шалко, что фы толшны поменять эту комнату на прешнюю, ф форте. Эта корасто утопнее.

– Если этот предмет в самом деле нашли у нас в комнате, значит его кто-то подложил. Чтобы опорочить нас.

– Hij liegt, – сказал Кунц стражнику; тот кивнул. – Теперь мы итём.

– Как прикажете, сударь. – Ханкс отвесил небольшой учтивый поклон и отступил, пропуская Кунца к двери. – Прошу вашу честь указывать путь.

Кунц пошел первым. Солдат задержался и жестом велел Ханксу идти впереди него. Ханкс еще раз поклонился, на этот раз ниже. Выпрямляясь, он выдернул пистоль из рук у стражника. Стражник дернулся вперед. Ханкс ударил его рукояткой пистоля по голове. Стражник упал. Кунц резко повернулся и увидел, что на него смотрит дуло.

– Ik spreek nederlands, – сказал Ханкс и добавил: – Helaas voor jou. Вы напрасно сказали ему, что я лгу, а то я бы пошел с вами совершенно мирно. И мы бы все это недоразумение разъяснили с вашим генералом. Но теперь уже поздно. Сядьте.

– Фы не смошете уйти. Мои люти повсюту.

– Да, мы их видели, когда вернулись. Но поскольку мы совершенно невиновны в тех нелепых поступках, которые вы нам приписываете, мы ничего плохого не заподозрили. А теперь, пожалуйста, сядьте.

Кунц сел.

– Мастер Балтазар. Возьмите нож и разрежьте это отличное чистое белье на полосы – связать того, что лежит на полу. Хорошенько, прочно связать. Не забудьте кляп. Хорошо, что вы попросили поменять постель, а то у него во рту был бы гадкий вкус.

Балти выполнил сказанное.

– А теперь, дорогой мой вице-генерал, будьте так добры, верните мне улику, чтобы я мог на нее посмотреть.

Кунц отдал Ханксу чертеж. Ханкс разглядывал его, хмурясь, словно видел впервые.

– Да, должен сказать, неплохая работа. Отличный чертеж. Кто его сделал? Вы сами?

– Ефо нашли ф этой комнате!

– Потише, пожалуйста. Где именно в комнате его нашли?

– На полу.

– На полу? Какая беспечность. Где именно на полу?

Кунц показал.

Ханкс улыбнулся и покачал головой:

– Милый вице-генерал Кунц! Одно дело – обвинять нас в шпионаже. Но обвинять нас в том, что мы оставили обличающий нас чертеж вашей крепости на полу, словно отброшенный платочек, – это оскорбление.

Кунц ничего не ответил.

– Ну послушайте, сударь. Вы же не можете не понимать, что произошло. Эту штуку нам подкинули. Кто-то подсунул ее под дверь. Даже с замком возиться не стали. В котором часу служанка обратила ваше внимание на это чудодейственное открытие?

– В шесть. Фосмошно, посше.

– В шесть. Как удобно, не правда ли? Учитывая, что мы отбыли ужинать с генералом в пять. Тот, кто сунул эту штуку под дверь, знал, что нас нет. А единственные, кто знал это, – трактирщик и вы.

– Вы обвиняет, что я кладет это?

Ханкс задумался: не может ли быть, что Кунц сам покрывает цареубийц, без ведома Стёйвесанта? Какой у него может быть мотив? Ненависть к Карлу Первому? Или более прозаичный и более надежный мотив – деньги?

Балти, связывающий стражника, поднял голову и увидел, что Ханкс непринужденно держит пистоль за спиной. Пальцы Ханкса что-то делали с механизмом.

– Нет, – сказал Ханкс. – Я не думаю, что это вы.

Он повернулся к Кунцу спиной и показал ему свой разбитый затылок.

– И на меня, и на мастера Балтазара сегодня напали. Там, на улице. Это был не грабеж. Понимаете, я узнал того, кто меня стукнул. Мы встречали его в Нью-Хейвене. Его и его сообщника, индейца. Они защищают тех, кого мы ищем. Цареубийц то есть.

– Мы нишефо не снаем про фаших цареупийц, – обиженно сказал Кунц.

Ханкс кивнул:

– И правда, сударь, я уже начинаю верить, что не знаете. Но разве вас не интересует то, что эти люди напали на нас – в вашем городе! Разве это не наводит вас на мысль, что цареубийцы тоже здесь?

Кунц в отчаянии воздел руки к небу:

– Нас тут так мнохо! Почти тфе тысячи! Это портофый корот. Люти фсе фремя приесшают, уесшают.

– Согласен, согласен. Что ж, вице-генерал Кунц, кто мы с вами теперь? Друзья или враги?

– Трусья не настафляют трук на трука пистоль.

– И с этим согласен. Если я верну вам пистоль, вы поверите моим словам и сочтете дело закрытым? И сядете и выпьете со мной?

Кунц уставился на него:

– Та, я поферю.

– Хорошо, тогда друзья, – сказал Ханкс.

Он протянул Кунцу пистоль. Кунц взял его, взвел и наставил на Ханкса.

– Ох, вице-генерал. Вы меня разочаровали.

Ханкс полез за пазуху, словно бы за оружием.

Кунц дернул спусковой крючок. Курок ударил по огниву и полке. Искры не было.

– Вы меня опять разочаровали, сэр. – Ханкс уже не подражал никакому говору. – Такой опытный офицер – и не заметил, что я вынул кремень. Ай-яй-яй.

Он забрал бесполезное оружие у покрасневшего вице-генерала.

– Похоже, мы все-таки враги. Я бы предпочел иначе.

По лестнице затопали сапоги и остановились у двери.

Ханкс прижал палец к губам, а дуло пистоля – своего собственного, в котором кремень был на месте, – ко лбу Кунца.

Послышался голос:

– Plaatsvervanger?

– Ответьте ему, – шепнул Ханкс. – Не забывайте, Ik spreek nederlands.

– Wat? – крикнул Кунц.

– Allemaal goed?

Ханкс кивнул.

– Ja.

– Это была ошибка, – шепотом подсказал Ханкс.

– Het was een vergissing.

Тишина. Тот же голос крикнул:

– Smit! Bent u er?

– Вы послали его в форт. Принести кое-какие документы.

– Ik stuurde hem naar het fort. Voor sommige documenten.

– Велите им ждать вас внизу.

– Wacht op mij beneden.

– Пообещайте, что купите им выпивки.

Кунц странно ухмыльнулся:

– Ik koop drankjes voor ons.

Тишина. Стук сапог, спускающихся по лестнице. Ханкс держал пистоль у головы Кунца, пока шаги не затихли. Балти и Ханкс привязали Кунца к стулу. Ханкс оторвал кусок простыни и смял в ком.

– Кто их покрывает? Стёйвесант? Или вы?

– Это все чепуха, – сердито сказал Кунц.

Ханкс улыбнулся:

– Интересно, что мы найдем, если обыскать вашу комнату? А? Английские гинеи? Ну что ж, очень приятно было познакомиться.

Он засунул кляп в рот Кунцу и закрепил полосой простыни. Опрокинул Кунца вместе со стулом спиной вниз, на пол. Вернул кремень в пистоль Кунца и отдал тот из пистолей, что поменьше, Балти.

– Что теперь? – спросил Балти.

– Нет выбора – нет проблем.

– Что?

Ханкс медленно открыл дверь. Площадка за дверью была пуста. Они вышли из комнаты, оставив в ней двух связанных голландцев, и начали медленно красться вниз по лестнице. В самом низу Ханкс жестом остановил Балти и прислушался. С дальнего конца лестничной площадки слышались голоса. Ханкс спрятал пистолет под куртку и жестом велел Балти сделать то же самое. «Смейся», – шепнул он.

И сам захохотал. Громко, пронзительно. Фальстаф в свой самый счастливый и самый пьяный день не смеялся так громко. Балти последовал его примеру.

Они вышли на площадку. Перед ними стояли двое солдат с обнаженными саблями.

Ханкс обратился к ним так, словно был очень рад их видеть:

– А, вот вы где! Хорошо!

Солдаты уставились на него.

– Вы говорите по-английски?

– Я кофорить, – ответил один из них.

– Хорошо. Вице-генерал Кунц послал нас взять еще джина. – Ханкс изобразил жестами, как подносит бутылку к губам. – Джин?

Он показал вниз по лестнице.

– Пить? Джин, чтобы отнести туда наверх.

Солдаты шагнули к нему.

Он выхватил пистоль:

– Wie wil eerst sterven?

Он показал на пол:

– Лежать!

Солдаты легли лицом вниз. Балти забрал у них сабли.

– Что теперь?

– Хватит спрашивать.

– Принести еще простыню, чтобы их связать?

– Нет времени.

Ханкс встал между солдатами:

– Извините, ребята.

Он отключил обоих ударами по затылку и указал Балти на окно.

Балти перелез через подоконник и спрыгнул на наклонную крышу. Черепица оказалась склизкой. Балти не удержался, плюхнулся на спину, поехал вниз по крыше ногами вперед, беспомощно хлопая руками, и слетел в пустоту. По дороге вниз он за что-то зацепился лодыжкой. Ногу резко дернуло и крутануло, и Балти приземлился на спящую свинью.

Свинья, не привыкшая служить ночной подушкой для дефенестрированных двуногих, яростно завизжала. Балти лежал ничком в свиной жиже, оглушенный. Лодыжка пылала болью. Он пытался сделать то, к чему так часто призывал его Ханкс, а именно – собраться с мыслями.

Сверху донеслась брань, и второй Икар сверзся с небес. Ханкс был тяжелее Балти, так что его траектория оказалась короче, но и он приземлился на почивающую свиноматку. Ее вопли присоединились к уже звучащим.

Балти почувствовал, что его дергают за руку. Ханкс рычал на него, приказывая встать.

Балти встал на одну ногу. Наступив на вторую, он упал.

Он попробовал еще раз, но снова свалился в грязь. Ханкс наклонился, схватил его за запястье, взвалил себе на спину и побрел прочь.

Задняя дверь дома распахнулась. Ночь наполнилась голландскими ругательствами. Виляя под тяжелой ношей, Ханкс брел на тот конец двора. Забор казался очень далеким. Крики за спиной усиливались, и к ним присоединился собачий лай.

Ханкс упорно шагал, кренясь то в одну сторону, то в другую. Собрав все силы, он дотащился до конца двора, обнесенного стеной в рост человека. Отошел на несколько шагов и тяжело побежал к стене. Перекинул Балти на ту сторону, как мешок картошки, и через миг – собачьи зубы уже щелкали у пяток – сам перевалился туда же.

Они лежали, задыхаясь и превозмогая боль, на пустынной улице. Ханкс посмотрел в обе стороны. На южном конце улицы возвышались бастионы крепости. На другом вроде бы виднелся канал.

– Туда. – Он указал в сторону канала.

– Ничего не выйдет. Иди один.

Ханкс, шатаясь, встал на ноги и попытался поднять Балти, но уже потратил все силы на героический побег зигзагом через двор, кишащий свиньями и собаками.

Из-за стены донеслись вопли и собачий лай, уже громче.

– Беги, – сказал Балти. – Не будь идиотом.

В дальнем конце стены была дверь. Они услышали звяканье ключей. Дверь тряслась на петлях.

– Ханкс! Беги!

Дверь распахнулась. Оттуда высыпали солдаты и начали озираться. Ханкс прицелился. Солдаты нырнули обратно в дверь.

– Стрелять в них без толку, – сказал Балти. – Ради бога, беги.

– Я вернусь! С английским флотом!

Ханкс побежал к каналу и растворился в темноте. Появились солдаты с мушкетами и штыками. Балти поднял руки, и солдаты навалились на него кучей.