Глава 31

2 августа

Горестные дни.

Вернулся домой, отужинав с братом телячьими отбивными в «Черном орле» на Брайд-лейн, и нашел ожидающих меня двух мужчин грубого обличья.

Один из них назвался мистером Моллюском, заявил, что пришел по делу, касательному казначейства Его Величества, и потребовал, чтобы я показал ему свою кубышку с деньгами.

Я ответил запальчиво, что это ч-вски неподобающе, наглость высшего сорта и я никоим образом не намерен открывать ему, где держу свои деньги.

Он сказал, что в таком случае они обыщут дом.

Я потребовал ответить, по чьему приказу они намерены обыскивать дом делопроизводителя Морского управления. В ответ он протянул мне документ, гласящий, что податели сего имеют право обыскивать «места, кои являются предметом интереса для Его Величества».

Я заявил, что это не годится. Более того, что я весьма разгневан таким неучтивым нарушением моего покоя в моем собственном доме.

Засим он приказал своему собрату-разбойнику: «Поместите мистера Пайпса под арест, чтобы я мог заняться делом». Услышав сие, второй негодяй извлек наручники и сделал вид, что хочет заковать меня.

Провидя, что дальнейшие протесты будут приносить все меньшую выгоду, я сдался со словами: «Если вы только скажете мне, что ищете, я скажу вам, есть ли у меня это».

Но нет, это их не удовлетворило. Они необходимо желали видеть мою кубышку.

В величайшей ажитации, подозревая, что это некие хитроумные мошенники явились меня ограбить, я показал им кубышку, ожидая во всякий миг удара дубинкой по голове или ножом по горлу.

Моллюск запустил руку в кубышку и зачерпнул верхний слой монет. Затем поднес одну к свету, разглядывая, и спросил, как это в моем владении оказались голландские деньги.

Не желая объяснять происхождение той монеты, что держал в руке негодяй, а также ее тридцати девяти сестер, – а именно, что это дар некоего поставщика леса для флота Его Величества, – я сплел объяснение, сказав, что люблю хранить у себя деньги различных стран как диковинки. И тому подобное.

Моллюск, однако, сим не удовлетворился. Поглаживая подбородок подобно школьному учителю, намеренному взяться за розгу, он сказал, что я необходимо должен идти с ним и «объяснить сие дело более полно в менее благоприятных условиях».

На что я возопил: «Объяснить что? Кому? И в каких именно менее благоприятных условиях, прошу мне сказать». И он ответствовал: «Ответ на первый вопрос – откуда у вас во владении вражеские монеты. На второй – лорду Даунингу. И на третий – в Тауэре, коий притом весьма удобно расположен, будучи не более чем в одном фурлонге отсюда».

При этом мне стало чрезвычайно дурно и меня с большою силою вывернуло прямо на Моллюска и его кандалоносца, отчего их злобная неучтивость нисколько не улучшилась.

Глава 32

Пояс

Доктор Пелл распорядился насчет шлюпа, который должен был отвезти Балти, Ханкса и Благодарну в Устричный залив на встречу с капитаном Андерхиллом.

Пелл сообщил, что Андерхилл недавно женился на квакерше. Она позаботится об устройстве Благодарны на жительство во Флиссингене – Флашинге, как называют его англичане. Стёйвесант пытался запретить тамошним квакерам собираться для молитвы. Они послали петицию – известную ныне как Флашингская ремонстрация – начальству Стёйвесанта в Голландской Вест-Индской компании. Из Амстердама пришел приказ, отменяющий распоряжение Стёйвесанта, что весьма разозлило последнего.

Пелла чрезвычайно забавляли слухи, что сам Андерхилл перешел в квакерскую веру.

– Герой форта Мистик и Паунд-Риджа – квакер! – хохотал доктор. – Новая Англия творит с людьми странные вещи, это факт.

Он предупредил путников, что Андерхилл может и отказать Николсу в помощи с захватом Новых Нидерландов. Старому вояке уже шестьдесят семь лет. «Цинциннат с Лонг-Айленда» отложил мушкет и взялся за плуг (возделывая табак). Возраст, земледелие и квакерство смягчили отставного солдата.

С другой стороны, сказал Пелл, Андерхилл ненавидит голландцев и особенно «старину Петруса» – Стёйвесанта. Андерхилл хорошо его знает, поскольку много лет жил в Новых Нидерландах. Андерхилл был шерифом Флашинга. Но в 1653 году он поссорился со Стёйвесантом из-за самодурских замашек последнего и заклеймил его именем тирана. За это Стёйвесант ненадолго посадил Андерхилла в тюрьму. Через год, когда кончилась англо-голландская война, Андерхилл переехал на окраину Новых Нидерландов, чтобы быть подальше от своего врага.

Как большинство деятелей Новой Англии, Андерхилл родился в старой Англии, в Уорикшире. Его дед Томас был казначеем Роберта Дадли, первого графа Лестера, фаворита королевы Елизаветы. Дадли попал в Тауэр из-за участия в заговоре, имевшем целью посадить на трон леди Джейн Грей. В конце концов его выпустили, в отличие от его менее удачливого брата Гилдфорда, мужа леди Джейн. Через полвека семья Андерхилл впуталась в другой заговор, на сей раз графа Эссекса, с целью сместить Елизавету с трона. Андерхиллы бежали в Голландию.

Будущему капитану Андерхиллу тогда было четыре года. Он вырос среди голландцев, женился на голландке, родил сына-голландца, а затем уплыл в Новую Англию на «Арабелле», флагманском корабле Джона Уинтропа, основателя «города на холме», Колонии Залива в Массачусетсе. Андерхилл стал солдатом в ополчении Колонии Залива и сражался с индейцами. Он дослужился до капитана. Однажды старейшины колонии послали Андерхилла в Салем – арестовать Роджера Уильямса за еретическое утверждение, что англичане должны выкупать землю у индейцев, а не отнимать ее. Так начались разногласия Андерхилла с пуританской теократией.

Через два года Андерхилла изгнали из Колонии Залива за нонконформизм вместе с Энн Хатчинсон, с которой он дружил. Он был наемным солдатом, капером, шерифом, диссентером. На этом пути он подружился с Уинтропом-младшим, губернатором Коннектикутской колонии. Он поставлял Уинтропу разведданные о том, как Голландия инспирирует индейские беспорядки на английских территориях.

Когда Энн Хатчинсон вместе с семьей убили на землях, ныне принадлежащих доктору Пеллу, и разразилась война с индейцами, Андерхилл сыграл в ней большую роль. Однажды ему доложили, что множество индейцев из племен сиваной и ваппингер встали лагерем у Паунд-Ридж. Андерхилл двинул туда свой отряд из Стэмфорда. Была зверски холодная зимняя ночь. Отряд застал индейцев врасплох, окружил их деревню, обнесенную частоколом, и поджег. Тех, кто пытался бежать, расстреливали. Индейцы сдались огню. Мужчины, женщины и дети умирали в молчании. Ветераны Паунд-Ридж, чей счет – семьсот душ – зловеще напоминал число погибших в форте Мистик, до конца жизни видели в кошмарных снах эту ужасную тишину, нарушаемую лишь треском огня да шипением вскипающего снега.

Сейчас, когда жизнь Андерхилла клонилась к зиме, он ненавидел любую власть и не доверял ей. Голландцы, пуритане – все равно. Он осел в Устричном заливе – от Стёйвесанта его отделяла вода, от пуритан тоже. Обнесенный таким подобием крепостного рва, он наконец обрел покой.

Доктор Пелл сказал, что уговорить Андерхилла, возможно, удастся, если сыграть на его ненависти и к пуританам, и к голландцам одновременно: захват Новых Нидерландов будет означать, что голландцам натянули нос, пуритан же вгонит в трепет смелая военная операция презираемого ими молодого английского короля. Если Карл Второй смог захватить Новые Нидерланды – что же способен он сделать с собственными колониями? Доктор Пелл фыркнул. От этого у них небось спины, и без того холодные, еще сильнее похолодеют!

Балти стоял на фэрфилдской пристани, уныло созерцая шлюп. Тот больше всего напоминал пляшущий на волнах гроб. От перспективы очередного плавания – на сей раз через нечто, называемое Дьявольский Пояс, – у Балти сосало под ложечкой. Благодарна с присущей ей заботливостью попыталась его развеселить. Разве не приятно – стремительно нестись под парусом в лунную ночь?

Балти не поддавался. Нестись они точно понесутся, ибо ветер уже переходил в шквал. Он трепал фалы и штаги шлюпа, колотя ими о мачту. Ветер был северо-западный и якобы благоприятствовал плаванию на юго-запад через Пояс в Устричный залив, на расстояние «всего лишь» (как бодро выразилась Благодарна) тридцать миль. Если на то будет Божья воля, сказала она, мы прибудем, как раз когда забрезжит заря, «и сможем увидеть дивный рассвет». Но на это Балти тоже не поддался. Он знал, что выражение «если на то будет Божья воля» неизменно предваряет катастрофу. Благодарна сказала ему «ч-ш-ш» и погрузила его на борт.

Доктор и миссис Пелл пришли их проводить. Пелл вручил Ханксу письмо для Андерхилла, скрепленное личной печаткой доктора, изображающей пеликана. Доктор не видался с Андерхиллом со времен форта Мистик, то есть больше четверти века. Кто старое помянет, тому глаз вон. Сейчас на кону гораздо более важные вещи, чем древняя распря. Но не забывайте, сказал Пелл, что Андерхилл – упрямый старый пердун.

– Вам не составит труда его найти, – говорил он, пока капитан шлюпа выбирал конец. – Его имение – самое большое на Лонг-Айленде. Называется Кенилуорт. Или Киллингуорт. Киллингуорт – старый черт! Ха-ха-ха!

Когда шлюп отваливал от пристани с парусами, полными ветра, доктор прокричал:

– Надо быть умником, чтобы жениться на богатой вдове!

Миссис Пелл треснула мужа по уху. Потом они взялись за руки и принялись дружно махать вслед шлюпу, уходящему в ветреную ночь.

Капитан оказался болтлив – он с удовольствием услаждал слух пассажиров леденящими кровь рассказами об ужасных кораблекрушениях в Поясе. Другим его коньком были наводящие жуть истории о раскрашенных дикарях, которые ходят на веслах в длинных деревянных военных ладьях, называемых конуэ и выдолбленных из цельного бревна.

– Вы не хотите увидеть, как вас догоняет одна из таких лодок, вот что я вам скажу! О нет!

Балти мутило. Он положил голову на колени Благодарне и пробормотал:

– Дайте ему денег, пускай замолчит.

Ханксу нравилась болтовня старого морского волка. Он подливал масла в огонь, делясь собственными воспоминаниями о Дьявольском Поясе. Они весело трепались, обмениваясь байками о стычках с прибрежными индейцами и о людях, съеденных заживо большими рыбами с режущими воду треугольными плавниками, похожими на секиры. Балти стонал и ерзал у Благодарны на коленях. Она хихикала и прикрывала ему уши ладошками, спасая его от наиболее ужасных эпизодов.

Ветер усиливался. Шлюп качало, волны били в борта и перехлестывали через планшир. Благодарна по памяти зачитала кусок Евангелия – историю о том, как Иисус усмирил бурю на море Галилейском, пока апостолы, сбившись в кучку, тряслись от страха.

Балти обиделся, что его уподобили робким иудейским рыбакам, и простонал:

– Что ж вы не попросите Иисуса успокоить вот это чертово море?

Благодарна покачала головой:

– Я мнила тебя трусливым. Но ныне вижу, что ты храбр.

– Как так?

– Кощунствовать в таком бурном море! Робкая душа не станет искушать Господа, чтобы Он потопил ее корабль.

Балти застонал, закрыл глаза и попытался поглубже зарыться в колени Благодарны. Ему в жизни не доставалась подушка прелестней этой. Он открыл глаза и посмотрел вверх, на нее. Она посмотрела на него сверху вниз особенным образом. И склонилась поближе. Их губы встретились. На миг рев ветра у Балти в ушах прекратился, желудок успокоился. И даже шлюп словно бы завис неподвижно над грозными волнами. Тут раздался страшный грохот, шлюп сотрясся, и лавина соленой воды с ревом обрушилась на них через борт, промочив до нитки. Они плевались и кашляли. Ханкс, Благодарна и капитан вопили. Балти вдруг понял, что хохочет – сам не зная отчего.

Ханкс порылся в мешке, достал бутылку барбадосского рома и пустил по кругу.

Капитан указал на низкую косу белого песка на побережье Лонг-Айленда:

– Итонов перешеек. Хорошее место, чтобы укрыться, если дует с северо-запада. Принадлежал Итону, тому самому, что основал Нью-Хейвен вместе со священником Дэвенпортом. Итон купил его у местных дикарей, матиннекоков. – Капитан сделал очередной долгий глоток рома из бутыли. – Итон продал его своему зятю, Джонсу, заместителю губернатора Нью-Хейвена. А этот самый Джонс, он его продал капитану Сили. Теперича капитан Сили думает, что эта земля его.

Капитан засмеялся.

– А матиннекоки одну и ту же землю продают разным людям! Суды без работы не останутся!

Они бросили якорь в Устричном заливе с первыми лучами зари. Так же согласно с предсказанием Благодарны за спиной у них разгорался дивный рассвет.