Глава 30

Без Андерхилла нельзя

Наутро Балти проснулся с больной головой и едва разлепил глаза. Кровать Ханкса была пуста. Балти поплелся на кухню и застал там миссис Пелл – она раскатывала тесто.

– А где все?

– Благодарна в саду. Остальные в операционной. А как мы себя чувствуем сегодня утром, мистер Балти?

– Скажу начистоту – бывало и лучше.

Миссис Пелл вытерла руки о фартук. Подошла к буфету, вытащила оттуда шкалик, налила в рюмку чего-то ужасного на вид, густого и темного, и протянула Балти:

– Выпейте залпом.

Балти уставился на рюмку:

– Там есть порох?

– Порох?! Надо думать, что нет. Пейте-пейте. Не отра́витесь. Гиппократ и Хайрем свою дозу уже приняли.

Балти закрыл глаза, наскоро помолился и влил в себя содержимое рюмки. Оно было мерзко и напоминало деготь. Балти в жизни не пил ничего столь мерзкого и столь похожего на деготь. Его пищевод свился кольцами, как удав. Балти ахнул и взвизгнул, думая, что сейчас задохнется. Удав внезапно разжал кольца, и Балти смог дышать. И вдруг оказалось, что все хорошо. Прямо-таки замечательно.

– Не буду спрашивать, что в этом зелье. – Он вернул хозяйке рюмку.

– Нет, не спрашивайте. – Она снова занялась тестом. И продолжила, не поднимая головы от скалки: – Она мне все рассказала.

– Я на это надеялся.

– Мне не хочется мыслить дурное, мистер Балти. Злоба зачинает злобу. Но вот что я скажу как перед Богом: если земля вдруг разверзнется и поглотит Нью-Хейвен и всех тамошних святош, я не буду этому радоваться, но и плакать тоже не буду.

Миссис Пелл отложила скалку и заправила под чепец выбившийся локон.

– Она такая милая. Пусть живет у нас сколько захочет. А если Джонс или индейский крестник Дэвенпорта явится за ней, я их сама пристрелю.

– Они думают, что мы поехали в Хартфорд.

– Тогда я почти готова съездить в Хартфорд и пристрелить их там. Не думайте, что я на это не способна. – Она взмахнула скалкой, как дубинкой. И снова начала раскатывать тесто. – Идите. Мужчины в операционной.

Балти пошел к двери.

– Мистер Балти?

– Да, миссис Пелл?

– То, что вы с Хайремом сделали для нее. Это было доброе дело.

– Ну…

– Она по вас сохнет.

– А?

– Ах, мистер Балти, – засмеялась докторша. – Я уверена, вам есть что сказать, помимо «А».

– Она… замечательный человек.

Миссис Пелл покачала головой:

– И вы еще утверждаете, что в вас есть французская кровь.

– Я только хотел сказать…

– Вы ее любите или нет?

– Миссис Пелл! Право же, это чрезвычайно неловко…

– Жизнь коротка, мистер Балти. Зачем терять время? Можете остаться с ней у нас, если хотите.

– У нас с полковником Ханксом крайне важное дело в Новом Амстердаме. И я должен с ним это обсудить. Прошу меня извинить.

– Тогда возвращайтесь сюда, когда сделаете свое важное дело в Новом Амстердаме.

Балти пошел в операционную по крытому проходу, соединяющему флигель с домом. В стене коридора было окно. Балти увидел Благодарну – она стояла в саду миссис Пелл, среди цветов. Балти остановился и стал смотреть на нее. Солнечные лучи напитали ее волосы золотым сиянием. Она разглядывала и нюхала цветы. Балти пришло в голову, что он впервые – с того дня в церкви – видит ее в покое: она не бросает вызов полному залу разозленных пуритан, не прячется в страхе от насильника-индейца, убийцы ее мужа, не склоняется над больным Ханксом, не рыдает над могилами, не обмывает тела близких людей, готовя их к погребению, не бежит от стражников.

Балти смотрел. Эта картина была полна такой красоты и покоя, что могла быть изображением Рая, устроенного Божественным провидением. Вот-вот явятся лев и ягненок, чтобы возлечь бок о бок. Виноградные лозы прозябнут из земли и обовьют ноги Благодарны. Две голубки воссядут – одна на правом ее плече, другая на левом – и заворкуют. Балти вздохнул и прислонился к стене. У него кружилась голова.

Голоса, доносящиеся из-за двери – из операционной, – вернули его к реальности. Он положил руку на дверную ручку и приостановился, чтобы собраться с мыслями. И услышал отчетливый голос Ханкса:

– Нет! Без Андерхилла нельзя! Нельзя!

Балти открыл дверь:

– Я не помешал?

– О, ты жив, – сказал Ханкс.

– Едва. Что слышно?

– Мы с доктором Пеллом просто… дискутировали.

– Я слышал. Почему без Андерхилла нельзя? Мы собираемся уничтожить еще одно индейское племя?

– Ты ослышался, – сказал Ханкс. – Мы говорили о том, что Стёйвесант и Андерхилл – не друзья.

– В самом деле? Отчего же?

– Андерхилл не одобряет его способы управления Новыми Нидерландами.

– Вижу, я все-таки помешал, – обиженно сказал Балти. – Наверно, будет лучше, если я уберусь отсюда к черту и оставлю вас обсуждать критическое отношение капитана Андерхилла к голландской администрации. Упаси Господь, чтобы вы поделились секретами с посланцем самого короля. Я лишь разболтаю их в ближайшей таверне. И впрямь, пожалуй, удалюсь-ка я в таверну. Скажите, доктор, есть ли в Фэр-филде подобное заведение?

– Если вы желаете выпить, месье Балти, мой погреб к вашим услугам.

– Trop gentil. Mais ce n’est pas une question de boire, mais de compaignie. Не важно, я сам найду таверну. Доброго вам дня, джентльмены. Продолжайте совещаться.

Балти вышел, хорошенько хлопнув дверью, и оказался на главной улице города, она же королевский тракт. Он огляделся.

Фэрфилд был невелик. Балти пошел туда, где, по его расчетам, находился центр города, и впрямь, пройдя примерно квартал, оказался в центре. Королевский тракт шел прямо через общинный луг, разрезая его пополам. Здесь находились четыре важнейших элемента новоанглийского поселения: здание суда, школа, дом молитвенных собраний и позорный столб. Где же пятый, таверна?

Прохожий уведомил Балти, что питейное заведение располагается на Конкорд-стрит, у Погребального холма, но добавил, что оно еще не открылось, ибо час слишком ранний для спиртуозных возлияний. Балти плюхнулся на скамью, установленную рядом с позорным столбом. Заботливые фэрфилдцы подумали об удобстве тех, кто явится глазеть на развлечение.

Балти погрузился в обиженные мысли: с какой стати Ханкс по-прежнему держит от него секреты? Разве Балти не доказал ему, чего стоит? Это оскорбительно. Но, по крайней мере, это отвлекло его от Благодарны. Благодарна… Он вспомнил, как она стояла среди цветов, такая…

Балти одернул себя. Он должен написать письмо Эстер. Да. Сообщить ей… ну, что-нибудь. Как он по ней соскучился. Как он ее любит. И обязательно надо написать коварному братцу Сэму. Высказать ему все, что Балти о нем думает. Да, сначала он напишет Сэму.

Как же начать?

«Дражайший мой братец Сэм».

Нет.

«Пипс, вы коварный подлец».

Балти шагал, мысленно составляя филиппику. Его обгоняли всадники и повозки. Какое оживленное движение. Ну да, это же королевский тракт, соединяющий Бостон и Новый Амстердам: Англию и Голландию.

Издалека, с восточной стороны, по тракту приближались два всадника. Балти рассеянно остановил на них взгляд, продолжая сочинять эпистолу братцу Сэму. Он описывал бесчисленные унижения, на которые тот обрек его в этой ужасной земле.

Всадники приближались.

Балти сорвался со скамьи и бросился в проулок между двумя ближайшими домами. Осторожно выглянул из-за угла.

Покайся и Джонс спешились у пруда на общинном лугу и стали ждать, пока их кони напьются.

У Балти колотилось сердце. Он потянулся за пистолем, которого при нем не было.

Наконец Покайся и Джонс снова сели на коней и продолжили путь на запад по тракту, пересекающему город. Балти следовал за ними в отдалении, прыгая нелепой лягушкой из одного укрытия в другое – от дома к дому, от дерева к дереву. На западной околице укрытия кончились, и он следил взглядом за всадниками, пока они не исчезли из виду. Он помчался к дому доктора Пелла и, запыхавшись, рассказал об увиденном.

– Балти, – сказал Ханкс, – у нас есть дела поважнее.

– Но они приведут нас к цареубийцам!

– Цареубийцы – не наше дело. Наше дело – Николс.

Балти воздел руки к небу:

– Что, обеспечить какому-то полковнику теплый прием у старины Дильдо? Это важнее, чем покарать тех, кто заживо похоронил Коббов? Или ты про них уже забыл?

Ханкс сощурился.

Заговорил Пелл:

– Хайрем, бога ради, скажи ему.

– Николс не с визитом вежливости едет к Стёйвесанту. Он собирается захватить его колонию.

У Балти отвисла челюсть.

– О…

– Вот именно, «О». И постарайся держать это при себе, когда у тебя будут вырывать ногти.