Глава 22

Integendeel

У Пипса болели ноги. Он уже больше часа стоял, взгромоздившись на колесо телеги, – ждал, когда начнут вешать некоего Тернера, разбойника с большой дороги, за кражу драгоценностей на сумму четыре тысячи пятьсот фунтов. За пользование колесом Пипс уплатил владельцу телеги шиллинг.

Казнь привлекла массу народа. Толпы стекались на улицу Святой Марии от Топора. Позднее говорили, что четырнадцать тысяч человек пришли посмотреть, как закачается в петле красавец-разбойник. Пипс надеялся, что именно Тернер ограбил его тогда на дороге в Челси.

После казни Пипс наведался к молодой хорошенькой торговке лентами и перчатками. С ней он так забавлялся, что забыл о боли в ногах.

Затем он направился в таверну «Солнце», где у него была назначена встреча с мистером Уорреном, лесоторговцем из Уоппинга и Ротерхита. Уоррен преподнес Пипсу пару отличных перчаток. Уж не купил ли он их у той же хорошенькой торговки, подумал Пипс.

Уоррен сказал, что перчатки – подарок для жены Пипса. Они были бережно завернуты в бумагу и очень тяжелы, ибо внутри них находилось сорок золотых монет. Торговец ценил благосклонность чиновника Морского управления, ведающего закупкой леса.

Засим Пипс направился домой, на Ситинг-лейн.

Дома он с нетерпением ждал, пока Элизабет пойдет распоряжаться насчет ужина, – хотел полюбоваться золотом без посторонних глаз. Он вывалил монеты на стол, мурлыча, – такое наслаждение доставлял ему вид золота, мерцающего в пламени свечей. Пипс осознал, как повезло ему в жизни, и вознес хвалы Всевышнему за великие милости. Он ощутил прилив счастья – в такие моменты ему обычно хотелось отведать вина и сыграть на лютне.

Но эту идиллию прервал стук в дверь. Вошел слуга с посланием. Пипс узнал печать Даунинга. Лорд вызывал его в Уайтхолл по делу «некоторой срочности». Вину и лютне придется подождать.

Выходя, Пипс уловил запах жарящихся мозговых косточек. Его любимое блюдо. Он надеялся, что лорд его долго не задержит.

Он вернулся к размышлениям о своем счастье. Сколь он удачлив! Несмотря на утомление с прелестной перчаточницей, похоть вновь шевельнулась в чреслах. Он вспомнил о девках, с которыми недавно провел время на Ладгейт-Хилл. Это не слишком большой крюк по пути домой из Уайтхолла.

Но нет, строго сказал он себе. Одной интрижки в день вполне довольно. Из Уайтхолла он направится прямо домой. Водным путем, чтобы избежать искушений. На Темзе его не станут подстерегать прекрасные сирены! Затем они с женой будут пить вино и высасывать мозговые косточки, и он сыграет ей на лютне. «Не взирай на лебедей» у него в последнее время недурно выходит. Лютня часто побуждала Элизабет отправиться в постель – но не для сна. Радость жизни переполняла Пипса до краев.

– Милорд!

– А! Вы здесь. Надеюсь, я вас не слишком обеспокоил.

– Служить моему господину для меня всегда в удовольствие.

Даунинг позвонил в серебряный колокольчик, стоящий на письменном столе. Вошел писец лорда, Фелл. Пипс кивнул ему. Они были знакомы. Фелл уселся, обмакнул перо в чернила и взглянул на лорда с ожидающим, терпеливым лицом человека, привыкшего писать под диктовку. Странно, подумал Пипс. Даунинг очень редко записывал их беседы.

– Быть может, вы просветите меня относительно некоего дела.

Писец заполнил паузу скрипом пера.

– Да?

– Когда вы в последний раз видели графа Сэндвича?

У Пипса поджались ягодицы.

– Сэндвича?

– Вашего родственника. И покровителя.

– Дальнего родственника. Ну… постараюсь припомнить. Милорд Сэндвич в последнее время редко бывает при дворе.

– Да, – сказал Даунинг, не поднимая глаз от лежащих на столе бумаг. – Он весьма занят в Челси. Что такое его там держит? Не могу понять. Возможно, он предпочитает спокойствие сельской жизни давке и толчее двора.

Пипс извивался.

– Да, в самом деле, он питает некоторую склонность… к сельской жизни.

– Вы и сами там часто бываете?

– Меня в Челси ничто не влечет. Дорога ужасная. Бандиты и головорезы на каждом шагу.

– Значит, вы не навещали графа Сэндвича в Челси?

Перо Фелла скрежетало, будто выводя огненные письмена на стене на валтасаровом пиру: «Мене, текел, фарес». «Ты взвешен на весах и найден легким».

Пипс напряг мозги. Надо уступить Даунингу что-нибудь.

– Вообще говоря, навещал.

Даунинг откинулся назад на стуле и склонил голову набок, подперев висок пальцем.

– По весьма прискорбному делу, – добавил Пипс. – Но я счел, что это мой долг.

– Да?

– Я пришел к нерадостному заключению, что поведение милорда в Челси вредит ему при дворе. И в глазах Его Величества.

– Да. Семейные узы могут быть тяжким бременем.

– Я весьма привязан к милорду Сэндвичу.

– Как и долженствует. Посмотрите, сколь высоко вы поднялись благодаря его покровительству.

– Да, мне весьма посчастливилось.

– Посему неудивительно, что вы претерпели тяготы пути в Челси, дабы умолять своего покровителя оставить сельскую жизнь и вернуться ко двору. Вы весьма отважны, Пипс.

– Милорд преувеличивает мою отвагу. Я лишь выполнял свой долг.

– Non nobis solum nati sumus. А?

– «Не для себя одних мы родимся на свет». – Пипс откашлялся. – Как прекрасно формулирует бессмертный Цицерон.

– Так когда же вы навестили лорда Сэндвича в Челси?

– Ну… дайте припомнить. Возможно…

– Не во вторник ли?

– Вторник? Я должен свериться со своим календарем…

– Поскольку его нет под рукой, скажем, arguendo, что это был вторник. – Даунинг ускорил речь, перейдя на рысь. – В каковом случае вашу миссию в Челси следует признать успешной. Вас можно поздравить.

– Поздравить?

– Да. Как видно, вы обладаете великой силой убеждения. Надо будет иметь вас в виду для какого-нибудь посольства. Корона явно использует не все ваши таланты.

– Милорд, вы слишком добры. Но я пока не ведаю, чем заслужил подобные… лавры.

– Тогда я объясню. Всего через два дня после вашей челсийской… назовем это ремонстрацией… ваш родич-отшельник испросил аудиенции у Его Величества.

– А? О.

– И не для того лишь, чтобы явить свой лик. Отнюдь нет! Воистину, кое-какие подробности его беседы с королем наводят на мысль, что лорд Сэндвич все последние месяцы усиленно занимался военными делами государства. А не забавами с миссис Бек.

– Я… – у Пипса пересохло в горле, – счастлив слышать, что милорд Сэндвич по-прежнему… находится в курсе… важных дел.

– Его Величество весьма впечатлился. Не только тем, что граф так хорошо осведомлен. Но и тем, что сведения столь высокой конфиденциальности каким-то образом… – Даунинг изобразил пальцами на поверхности стола шагающие ноги, – добрались до Челси.

Пипс судорожно сглотнул:

– А милорд Сэндвич не сообщил Его Величеству, каким образом получил эти сведения? В чем бы они ни состояли.

Он сжался, ожидая услышать от Даунинга самые страшные на свете слова: «Препроводить его в Тауэр!»

Но тот сказал:

– Нет. Его Величество решил, что спрашивать об этом невежливо.

Пипс подавил вздох облегчения:

– Его Величество весьма милостив.

– Да, – сказал Даунинг. – Тому, кто передал сведения Сэндвичу, повезло. Но не важно. Секретность – это кокон, который в назначенное время неминуемо бывает сброшен. Дело вскорости само обнаружится. Выйдет на свет. Нет ничего лучше солнечного света, а, Пипс?

– Воистину, милорд. – Пипс обильно вспотел.

– Вы бледны, Сэм. Мне кажется, вам солнечный свет не повредил бы.

Даунинг вновь погрузился в бумаги. Пипс поднялся и пошел к двери.

– Пипс!

– Да, милорд?

– Я уже поблагодарил вас за доставку депеш полковнику Николсу в Портсмут?

– Я…

– Кажется, нет. Благодарю вас.

– Мне это ничего не стоило, милорд.

– Integendeel.

– Простите, милорд?

– Доброй ночи, Сэм.

Пипс отправился прямо домой, забыв о веселых девках с Ладгейт-Хилл. Его не влекли больше ни вино, ни мозговые косточки, ни лютня и «Не взирай на лебедей», ни постельные забавы с женой.

Он ворочался в кровати до трех часов ночи, затем сдался и, пренебрегши сном и завтраком, оделся и отправился на Ситинг-лейн, в Морское управление. Искомое он нашел в библиотеке, в англо-голландском словаре-разговорнике.

Integendeel означало «наоборот». Но что же имел в виду лорд?