Глава 20

28 мая

В Челси, умолять милорда Монтегю о посредничестве и заступничестве в деле полковника Николса и его «административной инспекции» новоанглийских колоний.

Прибыл полный дурных предчувствий по причине холодности, кою милорд выказывал мне с самого того дня, когда я распек его за сладострастие со шлюхою Бек.

Нашел его в приятном расположении духа и розовом румянце, без сомнения вызванном плотскими забавами. Шлюха «ушла на рынок». Испытал сильное искушение спросить, пошла ли она покупать или продавать, но удержался.

Сообщил милорду про Николса, умоляя сохранить в тайне способ, коим я об этом узнал.

Милорд охотно согласился со мной, что флот в настоящее время не экипирован для новой войны с голландцами. Но сказал: «Что же я могу сделать? Если такова воля короля, и его брата, и Даунинга, и леди Каслмейн, и Африканской королевской компании, и Адмиралтейства, и Морского управления, и каждого, мать его, купца в Лондоне, и всей остальной партии сторонников войны?»

Я ответил: «Если Николс вызовет войну с Голландией, наш флот окажется на дне ваших Узких Морей и всех остальных морей. Где же будет тогда Англия? И где будете вы? На дне, вместе с кораблями».

Он признал, что такой исход событий весьма нежелателен. Но, меряя шагами комнату с немалой ажитацией, сказал, что сие дело слишком велико, чтобы он мог на него как-то повлиять или исправить.

Я снова упрекнул его, что он не должен так легкомысленно отказываться от ответственности, будучи адмиралом, коему Его Величество некогда доверял более, чем любому другому.

Он парировал: «Что значит „некогда доверял“?»

Я предположил – возможно, с излишней прямотой, – что его способность влиять на великие дела может возрасти, если он будет проводить больше времени при дворе, нежели внутри миссис Бек.

Милорд был сим недоволен, назвал меня похабником и сказал, что у меня «язык мурены».

Я выразил свою неумирающую привязанность к нему (и прочая, и прочая), уверив его, что мое беспокойство проистекает лишь от любви к стране и к нему самому. Но указал – весьма подчеркнуто, – что в случае войны с Голландией его живо выкинут из нынешнего пристанища срамной неги на мостик военного корабля, в противостояние с флотом более многочисленным и лучше экипированным, чем его собственный.

Сия перспектива весьма отрезвила милорда, что вообще свойственно мыслям о смерти.

Он сказал, что обратится к Его Величеству, но должен сперва поразмыслить, как это лучше сделать.

Засим он отпустил меня, я же умолял его скрывать, каким путем он узнал о подлинной миссии Николса.

Глава 21

Лезвие бритвы

Благодарна осталась на ферме Коббов, помогая миссис Кобб ходить за Балти и Ханксом.

Балти пролежал в постели много дней из-за головокружения, вызванного потерей крови. Однажды после полудня он встал и побрел, шатаясь, по дому. Он старался держаться подальше от дверей и окон, но заметил, что Благодарна кладет цветы на две ложные могилы, выкопанные Коббом, чтобы обмануть индейцев.

– Вы очень заботливы, – сказал он, когда она вернулась в дом.

Она заметно смутилась:

– Квирипи знают, что мы кладем цветы на могилы. Если бы на этих не было цветов, они могли бы что-нибудь заподозрить.

– Вы, кажется, узнали того индейца, с такой штукой на лице.

Благодарна побелела и вышла, не говоря ни слова.

В тот же день, позже, Балти сидел за столом, поглощая очередную порцию сырой говядины. Кроме него и миссис Кобб, на кухне никого не было.

– Она весьма загадочна, а? – сказал Балти.

Миссис Кобб стояла к нему спиной. Она продолжала мыть посуду.

– Отчего же, мистер Балти?

– Она не хочет сказать, зачем явилась в молитвенный дом в костюме Евы. Я уж не говорю – объяснить, зачем она туда пришла во второй раз. Сегодня утром я спросил ее, узнала ли она того индейца, который приходил нас прикончить, и она побелела, как молоко. Ничего не разберу.

– А зачем вам что-то разбирать?

– Я просто хочу ее понять. Я понимаю, что мы в Новой Англии. Но в старой Англии люди не заходят в церковь в чем мать родила. И уж точно – если их за это уже однажды высекли до полусмерти. Это какое-то помешательство. Но, может, в том и дело. Она… у нее все в порядке?

– В каком смысле?

– В голове.

– Неудивительно, если б и не было в порядке, после всего, что ей довелось пережить.

– Я не хочу любопытствовать.

– Тогда зачем любопытствуете?

– Не знаю. Мне кажется, я за нее теперь в ответе. Если бы вы кого-нибудь спасли, разве вам не казалось бы, что вы за него в ответе?

Миссис Кобб продолжала что-то оттирать, стоя спиной к Балти.

– Она и ее муж, Гедеон, приехали с Барбадоса. Они даже не собирались селиться в Нью-Хейвене. Здесь, конечно, не место квакерам. Но у них не было денег. Такая милая пара. Никогда на доброе слово не скупились.

Они кое-как справлялись. Построили хижину недалеко отсюда. Покайся – тот, который приходил за вами, – воспылал к ней страстью. Начал околачиваться вокруг хижины. Они квакеры, поэтому ничего не предприняли. Продолжали заниматься своими делами. Но вскоре присутствие индейца начало ее пугать.

Гедеон попросил его не околачиваться вокруг хижины. Этак вежливо. Но он продолжал. Гедеон пошел к мировому судье. Мистеру Надежному Фику, которого вы видели. Гедеон попросил его поговорить с преосвященным Дэвенпортом, поскольку Покайся – его индейский крестник, или как там это называется. Не знаю, поговорил ли Фик с Дэвенпортом. Покайся продолжал рыскать вокруг хижины Моттов. Гедеон и Благодарна пытались смириться с этим и жить как жили.

Однажды Гедеон ушел на охоту и не вернулся. Его стали искать. Нашли мертвым. Искусан змеями. Ужас. На нем насчитали больше двадцати укусов.

– Боже милостивый, – сказал Балти. – Так много?

– Решили, что он наступил в змеиное гнездо. Но когда тело отдали жене для похорон, она увидела у него на запястьях и щиколотках следы. От веревок. И укусы все были на одной стороне тела. Спереди. Если наступить в змеиное гнездо, укусы будут спереди, сзади, по всему телу. Ну это ладно бы, но как объяснить следы веревок?

Она пошла к Фику. Он сказал, что эти следы могли остаться от чего угодно. От чего угодно! И вообще, по его мнению, то, что в Нью-Хейвене стало одним квакером меньше, – это не трагедия. Он велел Благодарне как можно скорее зарыть тело, или он ее оштрафует. Такую справедливость она получила от нашего мирового судьи.

Она похоронила мужа. На следующий день Покайся пришел к хижине и попросил Благодарну выйти за него замуж. И она поняла, что это он убил Гедеона. Она отказалась. Тогда… – Миссис Кобб на миг перестала скрести. – Тогда он сделал с ней еще худшее. Добился своего. Она пошла к Дэвенпорту. И что он ей сказал? Что никогда не позволит своему крестнику, все равно – белому или индейцу, – жениться на квакерше.

И тогда она явилась протестовать в молитвенный дом. По-квакерски. Вы видели ее спину. Вот что они с ней сделали.

Я ухаживала за ней, пока она не оправилась. Прошло много дней, пока она встала на ноги. Потом, в день Господень, она исчезла, не сказав нам ни слова. Чтобы снова протестовать. Прекрасно зная, что заплатит за это жизнью. В тот день вы и увидели ее впервые.

Миссис Кобб закончила мыть посуду и оставила Балти одного на кухне.

Через десять дней после визита хирурга ДеВроотье у Ханкса восстановилась лишь чувствительность в пальцах ног, и то не полностью. Благодарна и миссис Кобб старались как могли, чтобы поддержать его дух. Благодарна каждое утро ставила у его постели свежие цветы; миссис Кобб разнообразила бесконечный чаудер, чередуя приправы. Наконец Ханкс объявил, что не намерен съесть больше ни одной мидии, ни единой ложки чаудера, и погрузился в молчание, из которого его не могли вывести ни уговоры, ни похвалы.

Однажды, когда Балти пришел навестить Ханкса, тот попросил его принести бритву.

– Побриться! – воскликнул Балти. – То, что надо. Я попрошу миссис Кобб нагреть воды.

– Нет, мне нужна только бритва.

– Зачем же бриться всухую? Миссис Кобб будет только рада…

– Черт возьми! Мне нужна бритва. И больше ничего.

Балти сел на краешек кровати:

– Ты поэтому так расстроился из-за пистоля?

– Я не намерен провести остаток жизни в кровати миссис Кобб.

– Она рассердится, если ты испортишь ей еще одну подушку. Слушай, старик. Не сдавайся пока.

– Со мной все кончено, Балти.

– Я не хочу, чтобы твоя смерть была у меня на совести.

– Тогда иди в жопу.

– Вот это благодарность. Надо было бросить тебя под утесом.

– Пошел вон.

– Я уйду. Ты явно не в настроении.

Балти пошел на кухню. Благодарна спросила:

– Что тебя гложет, мистер Балти?

– Он попросил бритву. Не для того, чтобы бриться. Он сдался.

– Бедняга.

– Я не знаю, как поступить.

– Не делай этого. Жизнь может отобрать только Господь, но не мы.

– Да. – Балти вздохнул. – Это все мне известно.

– Еда на столе. Я пойду побуду с ним.

Балти, мрачный, сидел за столом. Бартоломью побывал на рынке в Нью-Хейвене и слышал, как там толкуют про двух англичан – грабителей могил, что сорвались с Восточного утеса и погибли.

Балти застонал:

– Вот кем меня запомнят люди. Разорителем индейских могил!

– А этот человек, что завел вас в ловушку. Он называл себя мистер Макрель, верно?

– Саймон Макрель. Сволочь.

– Мы не употребляем подобных слов за столом, – заметила миссис Кобб. – И вообще не употребляем.

– Прошу прощения.

– Как он выглядел? – спросил Бартоломью.

– Крупный. Толстый. Большие кустистые брови и цветущие от рома щеки.

– Что такое «цветущие от рома»? – заинтересовался Мика.

– Это когда кровеносные сосуды лопаются под кожей. Получаются красные следы, похожие на паутинки.

– От злоупотребления крепкими напитками, – добавила миссис Кобб.

– Это же мистер Уильям Джонс, – сказал Мика.

Бартоломью и миссис Кобб переглянулись.

– Мы этого не знаем, сын, – сказал отец.

– У него брови как кусты. И все лицо цветущее от рома.

– Довольно, парень! Ешь.

– Кто это Уильям Джонс? – спросил Балти.

– Почтенный горожанин. И я сильно сомневаюсь, что такой важный человек станет заниматься подобными делами – заманивать людей в западни по ночам.

– А почему вы пошли к нему в западню, мистер Балти? – спросил Мика. – Разве не глупо так поступать?

– Мика, не разговаривай так со старшими, – осадил его отец.

– Ты же сам назвал их глупцами.

– Сейчас получишь оплеуху.

– Ну-ну, – вмешался Балти. – Я совсем не обиделся. Да, Мика, это было глупо. Но видишь ли, полковник Ханкс знал, что это западня, и мы…

– Попали в западню?

– Ты очень похож на отца. Мы как раз приперли мистера Макреля к стенке, но тут, как бы это сказать, ситуация вышла из-под контроля, если можно так выразиться. Расскажите мне еще про этого Уильяма Джонса.

– Это не мог быть он, – сказал Бартоломью.

– Все равно.

– От праздных разговоров добра не бывает.

После ужина Балти отвел Бартоломью в сторону:

– Сегодня мой друг попросил меня принести бритву. Он хотел перерезать себе горло. Может, его покалечил и не ваш почтенный горожанин. А может, именно он. В любом случае это совсем не праздные разговоры, так ведь? Поэтому прошу – расскажите мне про Уильяма Джонса.

– Ну что, принес?

– Нет. Но я все обдумал. И я принесу тебе бритву, если ты именно этого хочешь.

– Да.

– Очень хорошо. Вижу, Благодарна пополнила твой запас виски. Дай глотнуть.

Ханкс вручил Балти бутыль.

– Она провела у меня целый час. Растирала мне ноги. Милая девушка.

– Да, милая. Кстати, Бартоломью сегодня был на рынке в городе. Слышал пересуды про двух англичан, которые упали с утеса и разбились насмерть, пытаясь ограбить индейские могилы.

– Как приятно, когда о тебе говорят.

– Да, я так и думал, что ты обрадуешься. Я еще кое-что узнал. Кто такой наш мистер Макрель. Это некий Уильям Джонс.

Ханкс поразмыслил.

– Уильям Джонс, который женился на дочери Итона?

– Он самый.

– Джон Джонс служил под началом Кромвеля. Полковник кавалерии. Отличился. Женился на сестре Кромвеля. Вдове. Джонс был одним из представителей в Верховном суде в сорок девятом году. И одним из тех самых судей. Вместе с Уолли и Гоффом.

– А!

– Его арестовали и казнили одним из первых. Все свидетели говорят, что он держался достойно. Его сын Уильям прибыл в Бостон в шестидесятом году на борту «Благоразумной Мэри». Вместе с Уолли и Гоффом.

– Так он, значит, тот самый Уильям Джонс!

– Это доказывает, что у него есть мотив.

– Неужели все население Новой Англии состоит в родстве с цареубийцами?

– Кто рассказал тебе про Джонса?

– Мика. Я описывал внешность нашего мистера Макреля. Брови и красные от выпивки щеки. И мальчик запищал: «Да это же мистер Джонс!» Его папа и мама не очень обрадовались.

– Я думаю. Мы и так уже доставили им хлопот. Джонс – заместитель здешнего губернатора.

– И впрямь почтенный горожанин.

Ханкс уставился на свои ноги:

– Черт побери эти палки – не желают ходить. Что угодно отдал бы сейчас, лишь бы нанести визит заместителю губернатора.

– Я много кому из здешних хотел бы нанести визит. Включая Дэвенпорта и его убийцу-крестника.

Балти передал Ханксу то, что рассказала ему миссис Кобб.

– Вот потому она и пришла в церковь в тот день.

– Боже милостивый, – сказал Ханкс. – Бедняжка.

– То же она сказала про тебя, когда я сказал, что ты просишь бритву. «Бедняга». Потом она пошла и битый час растирала тебе ноги, чтобы подбодрить. И ни словом не обмолвилась ни тебе, ни мне о том, что ей довелось пережить. Если ты все еще жалеешь себя, я принесу бритву.

– Нет. Погоди пока.