55

Карлу Толстому, сыну Людовика Немецкого, нравилось спать в окружении голых женщин. Он любил раскинуться на постели так, чтобы дать полюбовницам возможность забавляться с его тучным телом, хихикая и сладко ублажая своего господина. Карл ненавидел военные кампании с их многодневными переходами по неудобным дорогам, с дождями, стужей и палящим солнцем. Карл предпочитал уютные таверны с подогретой спальней, а в ней – веселые радости плоти, однако на сей раз его отец пребывал в ярости и не желал слушать никаких отговорок.

Брат Карла Толстого Карломан являлся законным наследником императорской короны по завещанию двоюродного брата, покойного императора. Карломан и третий брат Людовик были похожи: оба заносчивые, оба лихие вояки, достойные наследники своего отца. А Карл был позором династии и объектом придворных насмешек из-за своих пороков и экстравагантных шелковых нарядов. Отцовское презрение граничило с жестокостью, но сейчас ему требовались все законные сыновья, чтобы привести войска в Альпы и задержать там короля Франции Карла Лысого.

После нескольких недель, проведенных в походе, они наконец оказались в Павии, у подножия Альп. Павия являлась самым большим городом на севере Итальянского королевства, и половина жителей здесь занимала сторону Карломана, поэтому, увидев войско, которое было послано его отцом, горожане встретили его со всеми почестями. Карла ублажали пирами на тридцать блюд и самыми лучшими красавицами из предместий, не разбирая, замужем они или нет. Жители Павии делали все, лишь бы избежать войны у ворот города.

Карл Толстый знал, что его дядюшка, король французский, пройдя через Лангр, усилил свое войско тысячами солдат. У Толстого людей было гораздо меньше, но единственной его задачей было преградить дядюшке путь на то время, пока к нему через перевал Бреннер не подойдет Карломан. Карл Лысый будет заперт в Альпах, и тогда остается только ждать, когда снегопады вынудят его отступить во Францию. По мнению полководца, этот план был настолько прост в исполнении, что он передоверил его своим генералам, а на свою долю оставил пиры и альковные забавы.

Разведчики определили, что его войска столкнутся с французами на следующий день. В лагере вострили мечи и готовили стрелы. А Карл Толстый, прихлебывая вино, на всякий случай обсудил со своей личной стражей план тайного бегства – если дела сложатся не лучшим образом. Полководец вышел из своего шатра освежиться и снова увидел ее. Она стояла среди деревьев, за линией последних лагерных шатров. И знаками подзывала его к себе.

Этим необычным часовым Карл обзавелся сразу после въезда в Павию. Женщина в черном то и дело мелькала среди его людей или появлялась в одиночку, на кромке леса. Лицо ее было прикрыто платком, но все равно Карл с первого взгляда понял, что эта женщина прекраснее всех, кем он когда-либо обладал, и сладкие фантазии не давали ему покоя. Королевский сын не привык, чтобы женщина отказывалась разделить с ним ложе или вот так ускользала, поэтому ее поиски превратились для него в навязчивую идею. Он даже начал видеть ее в снах, прелестница шептала ему неразборчивые слова, но прежде, чем он успевал к ней прикоснуться, женщина исчезала, а толстяк просыпался весь в поту.

Карл расспрашивал о ней, но горожане помалкивали. Никто не знал, кто она такая, а свидетели ее появлений боялись говорить. Дело попахивало колдовством, и слуги просили Карла помолиться и навсегда позабыть о женщине в черном. А еще это походило на неприятельскую ловушку. Сервы шептались, что королева Ришильда, супруга короля Карла, вступает в сношения с опасными языческими демонами. Все это были слухи, о таком рассказывают в тавернах ближе к полуночи, и никто в здравом рассудке не стал бы доверять хмельным побасенкам.

Это лицо, эти светлые локоны, выбивавшиеся из-под платка, влекли его с загадочной, зловещей силой. «Скорее всего, это какая-нибудь молодая вдовушка, которая никак не может решиться», – рассуждал Карл.

Узрев ее на краю леса, принц затрепетал. На рассвете они отправляются навстречу неприятелю, а потом он возвращается в Ахен. Ни о чем больше не раздумывая, Карл бросился за женщиной. Идти по неровной земле ему было неудобно, к тому же Карл, как и каждый вечер, был сильно навеселе.

В лесу по земле стелился легкий туман, лунный свет ложился пятнами – деревья уже почти облетели. Неуловимая красавица оставалась в поле зрения Карла, но по-прежнему была далеко. Она водила сластолюбца до тех пор, пока он не остановился сам, окончательно заплутав и тяжело отдуваясь.

– Это здесь, – призывно прошептала она.

– Ты где? – просипел он, обливаясь потом. – Покажись!

Карл наконец увидел женщину в центре поляны, фигуру ее омывал лунный свет. Образ ее переменился. Чувственная улыбка исчезла с полускрытого лица, в лесу стояла мертвая тишина.

– Кто ты?

Женщина скинула платок. От ее ледяной красоты Карлу стало жутко.

– Я охотница. Я та, кто молится забытым богам.

Она без тени улыбки показала ему острый серебряный наконечник. Карл был мужчина, раза в три массивнее лесной охотницы, но суеверный страх сковал его по рукам и ногам.

– Помоги, Иисусе!

Услышав святое имя, демоническое создание не бросилось наутек, как обычно рассказывали церковники, – женщина в три прыжка оказалась рядом с ним и ткнула в шею серебряным наконечником, из которого сочилась темная жидкость. По венам Карла пробежал огонь, голова закружилась.

– Теперь ты проклят, принц Карл. Жизнь твоя оборвется через два дня. Если хочешь получить противоядие, завтра ты отведешь войска и позволишь твоему дяде войти в город.

– Я не могу, ведь мой отец!..

– Тогда ты умрешь, корчась в самой ужасной из агоний.

Карл почувствовал, что его тело неотвратимо немеет, а огонь в крови добрался уже до ног. Ему почудилось, что лес искажает свои очертания, это было начало лихорадочного бреда, и принц завопил от ужаса.

– Сюда! – раздался далекий окрик. – Это был его голос!

– Уведи свое войско – и получишь противоядие, – прошептала Ротель. – Запомни: два дня.

Когда подбежала охрана, сын Людовика Немецкого трясся, простершись на поляне. Он безостановочно тер шею и завывал, как умалишенный. Срочно был вызван доктор, который всегда находился в эскорте принца. Целитель понюхал маленькое нагноившееся отверстие на шее.

– Белладонна и сурьма, – констатировал он. – На господина было совершено нападение.

– Колдовство! – закричал капитан гвардейцев. – Срочно уходим из этого леса!

На следующий день Карла Толстого донимали судороги и лихорадка, он поскуливал от боли. Полководец пребывал в ужасе и отказывался сообщить, что с ним приключилось. Он собрал генералов вокруг постели в своем шатре и отдал приказ сворачивать лагерь.

– Если мы это сделаем, Карл Французский беспрепятственно дойдет до Павии. Ваш отец впадет в бешенство и всем нам отрубит головы.

– Не отрубит, – прошептал дрожащий Карл. Он беспокойно озирался, боясь узреть демона с прекрасным лицом. – Императорская диадема предназначена не моему брату. Этому препятствуют великие силы, и лучше их не дразнить!

– К вам бы нужно позвать священника.

– Я не собираюсь драться! Повинуйтесь, а с отцом я поговорю сам.

Когда Карл Немецкий получил известие о деяниях своих сыновей, он не поверил собственным ушам. Карл отступил, когда оставалось только сделать шаг и захлопнуть ловушку, а с Карломаном, чье войско было больше, сумела договориться дипломатическая миссия, которую возглавлял Бозон Вьеннский. Сводный брат одержал победу, не пролив ни капли крови, и с почестями вошел в Павию. Лишившись своих защитников, знать и чиновники города переметнулись в лагерь триумфаторов и объявили, что поддерживают короля Франции в его притязаниях на титул короля Италии и императора. Карл Лысый с помощью епископов из Веллетри, Ареццо и Потро заглушил последние протесты северных аристократов и в середине ноября, не встречая никакого сопротивления, выступил маршем на Рим, где папа Иоанн Восьмой готовился встретить его на ступенях базилики Святого Петра, как того требовал обычай, сложившийся во времена Карла Великого.

Коронация была назначена в соборе Святого Петра в Рождество, ровно через семьдесят пять лет после торжественного акта воцарения Карла Великого, с точным повторением давнего ритуала. В присутствии всей курии, епископов Италии, знати и римской черни папа Иоанн Восьмой помажет коленопреклоненного короля священным елеем и возложит на его голову императорскую диадему. После того как Карл Лысый поклянется «чтить и уважать Святую Римскую церковь, главу всех церквей, и не посягать на власть ее и права ее», сам папа преклонит колени перед императором, признавая его земной imperium.

Священный союз будет заключен под пение гимнов и ликование толпы снаружи. А затем Карла с одобрения итальянского двора объявят императором, и тогда наступит время жарких ассамблей с участием епископов, аббатов и вельмож, и там произойдет дележ территорий, ранее принадлежавших королевству франков.

Всего этого было не избежать, и сводный брат будущего императора, Людовик Немецкий, кипя от ярости, начал готовить вторжение во Францию. Пускай Карл Лысый коронуется в Риме – сам он встретит Рождество в Аттиньи, будет пить его вино и заберет все, что покажется ему ценным, – такова будет его месть, ведь наследники Людовика окончательно упустили возможность украсить себя диадемой императора Священной Римской империи. Эту возможность отобрал его соперник, и дело явно не обошлось без вмешательства прекрасной королевы Ришильды, чьи чары представлялись все более зловещими.

Ротель через серва Карла Толстого доставила принцу противоядие и на несколько дней затаилась в особой маленькой хижине в лесу под Павией. Когда вместе с французскими войсками в лагерь въехала Ришильда, королеву проводили к жилищу бестиария.

Сестре Изембарда было двадцать девять лет, и она стала одной из Семи Вдов – между собой женщины пользовались именованием Алируннии. Ротель провела с ними пять лет, обучаясь древним премудростям, превратившим ее в могущественную темную ведунью. Алируннии называли себя наследницами первых готских колдуний, которых, по легенде, третий король готов Филимер изгнал из своего войска, посчитав их опасными для самих солдат. Укрывшись в лесах, Алируннии присоединились к необычным мужчинам, которых называли фавнами. Первые порождения этого союза выросли близ лагун Меотиды. Готы обнаружили их и заставили покинуть обжитые места, рассеяться по земле.

Ротель не знала, сколько правды содержала эта старинная легенда, но старухи уверяли, что распознали ее кровь и что она – истинная Алирунния по материнской линии. Верования и знания этих женщин во многом совпадали с тем, что рассказывала своей дочери Эга, но старых колдуний обволакивала темнота их языческих обрядов – сама же Ротель погрузилась в подобную черноту, когда лишилась Малика и Сансы. Она присоединилась к колдуньям, но собственного разума не утратила.

Алируннии вели Ротель по извилистой тропе, которая начиналась в ночи всех времен. Женщина узнала ритуалы готов древностью не в одно столетие, научилась читать будущее по полету птиц и внутренностям животных. Ротель взывала к мертвецам и насылала самые губительные проклятия по заказу Ришильды, своей покровительницы.

Королева защищала Ротель от церковных анафем, от не утративших силу эдиктов Карла Великого и даже от Кьерзийского капитулярия, который ее супруг Карл Лысый издал в 873 году: в нем графам повелевалось наказывать и казнить колдунов и отравителей, «дабы исчезло с нашей земли всякое понятие о столь тяжких преступлениях». Ришильда прятала Алирунний, когда королевского двора достигали злые наветы и готовился очередной приказ об их изгнании. День возмездия за Сансу, безусловно, наступит, но сейчас Ротель наслаждалась властью, которую давали древние ритуалы, и покидать старух пока не собиралась.

По этой тропе Оникс ее не водил – быть может, ему не хватило времени. С ним Ротель превратилась в бестиария, а теперь она стала Алирунния, или striga – колдунья. Она поражала намеченные жертвы не только ядом своего живого оружия; она умела применять и соки растений, а еще пользоваться страхом, который вызывало ее появление, – ведь мир был полон суеверий.

В ту ночь Ротель перерезала глотку барашку и полила его кровью белую кожу Ришильды. Королева нуждалась в помощи забытых богов, чтобы справиться с дорогой к императорскому трону. Когда кровавое возлияние завершилось, в глазах колдуньи появился недобрый блеск.

– Ты пять раз спасала меня на ассамблеях, и я многому научилась у Семи Вдов. Но я не забыла. Я оставила Дрого де Борра жить в страдании, и я позволила Бернату из Готии подняться высоко, чтобы страшнее было его падение. Скоро я буду мстить за свою дочь.

Ришильде стало страшно. Ротель не была ее рабыней, которую можно привести к покорности, она только выполняла ее поручения, за это королева защищала старых колдуний и Ротель имела возможность углублять свои сумрачные познания, но ее темная душа оставалась свободной. Ротель была единственным человеком, которого Ришильда по-настоящему боялась. И в то же время нуждалась в ней, чтобы расчищать дорогу своему властолюбию.

– Прошу тебя, Ротель… Я действительно пообещала тебе душу Берната, и ты ее получишь. Но пока что он нам нужен. Карл собирается назначить моего брата вице-королем Италии. Бозон женится на Эрменгарде, дочери покойного императора Людовика Второго, и итальянская аристократия сплотится вокруг него. – Ришильда старалась заразить колдунью своим энтузиазмом. – Мы давно уже вынашиваем этот план.

Ротель с полнейшим безразличием слушала, как королева открывает ей величайшие секреты.

– Вы, Бозониды, бросаете вызов всему миропорядку.

– В истории уже был подобный случай – им мы и вдохновляемся. Господь выбирает из своего стада самых достойных и поднимает их из грязи, чтобы в свой срок вознести на самую вершину.

Ришильда любила упоминать Господа, когда рассуждала о династиях и коронах, даже если тело ее было смазано кровью барашка.

– Отец Карла Великого, Пипин Короткий, был майордомом последних меровингских королей. Последним был Хильдерик Третий, такой же невезучий вырожденец, как и предыдущие. Истинной властью обладал королевский майордом, его же поддерживала и знать. И тогда папа Захарий задумался: кого же следует считать королем – обладателя королевской крови или реального правителя? Понтифик сознавал, что это вопрос великой сложности и великой важности, но он нуждался в сильных союзниках для защиты от язычников-лангобардов, угрожавших вторгнуться в Папскую область. Захарий был человек практичный, он решил, что королем должен быть тот, кто обладает реальной властью. И тогда он сверг Меровингов, а корону получил Пипин. А чтобы священный союз империи и Церкви получил символическое подкрепление, Захарий короновал Пипина так же, как венчали на царство древних иудейских царей, именовал его Rex Dei Gratia и помазал священным елеем. – Ришильда размахивала руками, упиваясь этой историей. – А теперь Господу Богу угодно, чтобы нечто подобное произошло и с Бозонидами!

– Какая вы просвещенная женщина, Ришильда.

Королева с гордостью взглянула на Ротель. Этот рассказ она выучила назубок еще в детстве. В ее семье его повторяли при каждом удобном случае и спорили только о том, сумеет ли дом Бозонидов сравняться с Каролингами.

– А ты, колдунья, – инструмент, с помощью которого я переменю ход истории. Ты получишь и Берната, и всех, кого ни пожелаешь, я только прошу у тебя небольшой отсрочки.

– Я хочу, чтобы ты защитила от них моего брата Изембарда, – произнесла Ротель, и на короткий миг лицо ее перестало быть бесстрастным. Эта женщина избегала своего брата пять долгих лет. Она была недостойна света.

– Он тоже играет свою роль в этом деле, – задумчиво ответила королева. – Ты и он – краеугольные камни нашей истории, хотя мой братец Бозон этого и не признает.