49

Ассамблея была приостановлена на три дня из-за смерти графа Отгера Жиронского, верного вассала короля Карла; впрочем, большинство франкских домов с равнодушием отнеслось к смерти старого гота и судьбе его маленького графства на самой границе. Во время вигилии король пригласил Эрмезенду сесть рядом с ним и архиепископом Гинкмаром Реймсским. Они, как давние знакомые, посудачили о старых временах и обсудили, какие девицы на выданье лучше подойдут для их сыновей. Графиня желала вернуть детям все, что на что они имели право как внуки Белло из Каркассона. Об Изембарде дама тоже не забыла: она рассказала государю, как храбро бился молодой Тенес, обороняя границу от вали Мусы. Изембард заслуживал хорошей супруги, из влиятельного рода. Карл выслушал ее рассказ и пообещал подумать.

Изембард в лагере предпочитал проводить время в компании Ориоля. Молодой Тенес был уже знаком со многими дворянами, и все предлагали ему выступить на турнире в день закрытия, но рыцарь до сих пор колебался. Участники ассамблеи возвращались в замок на последнее собрание, и в это время незнакомая служанка прошептала Изембарду на ухо: Ришильда желает видеть, как он одержит победу в ее честь, а к вечеру будет ждать его в своем шатре. Это предложение застало рыцаря врасплох. Хотя все знали, что девушка проявляла к нему интерес в Серве и до сих пор не избрала для себя мужа, молва прочила кандидатом в супруги очаровательной Ришильде могущественного Берната из Готии.

Изембард задумался над приглашением красавицы. Элизия уж точно погнала бы его в этот шатер, скрывая собственную боль. Любой мужчина на его месте поддался бы чарам, но Изембард был уверен, что с маркграфом ему не тягаться. Прелестница просто хочет еще раз увидеть его на турнире, решил Изембард.

Он встретился с епископом, который шел на ассамблею. Фродоин был погружен в раздумья. В последние дни он почти не покидал своей палатки, вместе с Сервусдеи изучая связки старинных хроник и собрания готских и франкских законов. Глаза священника сверкали решимостью.

– Вы будете говорить, епископ?

– Надеюсь, у меня будет возможность выступить прямо сегодня.

– Я слышал, сегодня будут обсуждаться церковные вопросы, – напомнил Изембард.

– Сегодня будут земельные вопросы.

– Такие дела вам больше всего по душе.

Фродоин рассмеялся:

– Молись за меня, Изембард из Тенеса, и молись за Марку.

Когда камерарий ударил в колокол, все разговоры стихли, собравшиеся заняли места на скамьях. После молитвы за душу Отгера Жиронского принялись обсуждать способы защиты от норманнов. Никто не хотел участвовать в кровавой бойне, тратя своих людей и ресурсы, поэтому король Карл уступил и в обмен на войска пожертвовал алчным аристократам государственные земли из недавно отвоеванной части Лотарингии.

Бернат из Готии нервничал, дожидаясь окончания этих споров, – как маркграф, он сидел на привилегированном месте. Когда ему отдадут опустевшие троны Марки, он сможет положить к ногам Ришильды королевство, о котором она просила. Все развивалось по намеченному плану и было согласовано с советниками короля и его камерарием Теодорихом. Оставалось только зачитать документ и скрепить его королевской печатью. Бернату вспоминалась издевательская улыбка юной сестры Бозона во время представления хугларов; он мечтал превратить эту улыбочку в униженную мольбу, когда Ришильда окажется в его власти. Эта картина привела сладострастника в возбуждение, но сейчас предаваться грезам не следовало.

– Что же касается графств Уржель, Серданья, а теперь, к прискорбию, и Жироны, то, принимая во внимание нестабильность обстановки, вся эта зона нуждается в твердой руке, верной государю…

Карл дослушал выспреннюю речь викария, говорившего от имени маркграфа Готии, и взглядом спросил мнения советников. Когда последние изъявили свое согласие, со скамьи для епископов и аббатов поднялся Фродоин:

– Я прошу дозволения обратиться к ассамблее и к нашему государю, да хранит его Господь на долгие годы.

Участники ассамблеи заерзали на скамьях в предвкушении интересного поворота: незапланированные вмешательства епископа Барселонского уже начали входить в традицию. Королю неожиданностей не хотелось, но Гинкмар почувствовал волнение Фродоина и предоставил ему слово. Прелат вышел к самому трону и заговорил:

– С тех пор как наш святой Гильем Тулузский и благородный Бера отвоевали у сарацин вестготскую провинцию Септимания, произошло много событий, в большинстве своем трагических, но, перечитывая хроники, мы обратили внимание на два важнейших обстоятельства: первое состоит в том, что эта обширная территория никогда не находилась под властью одного правителя. Наш мудрый император Карл Великий понимал, что жизнь человеческая хрупка. Одну голову срубить легко, а несколько – сложно. – Фродоин замолчал, и эхо его голоса отзвучало под сводами зала.

– В Ампурьясе и Пальярсе правят собственные графы, – возразил Гинкмар.

– Совершенно верно, но я задаюсь вопросом, как долго продержатся эти графы при такой злополучной чреде несчастий, которая уже кажется проклятием.

От этих слов собравшимся стало тревожно. В зале находился и сам граф Пальярса, Бернардо Второй из Тулузы по прозвищу Теленок. Фродоин продолжал:

– Другое обстоятельство – это биографии тех людей, кто правил Испанской маркой. Я не стану сейчас перечислять династии и излагать долгую историю войн. Мой помощник Сервусдеи составил полную хронику, он передаст ее на хранение в Реймс. Из нее явствует, что благородные готы всегда хранили верность монархии; и наоборот: именно франки поднимали мятежи и против вашего отца, мой государь, и против вас. Я уверен, вы этого не забыли.

В зале послышались проклятия. Дрого, сидевший в самом конце, ругал себя за то, что не отсек Фродоину голову топором, когда была возможность. А еще он поносил Ротель, которая до сих пор не появилась в его палатке. Она не выполнила приказ, не покончила с епископом. Бернат из Готии пытался привлечь внимание Гинкмара, чтобы тот заставил Фродоина замолчать, но архиепископ Реймсский не желал упустить ни слова.

– Я сам франк, – говорил Фродоин. – Но при этом я управляю епархией, в которой проживают готы и другие народы. И эти люди любят свою землю и защищают ее, не забывая, кто дал им такую возможность: король Франции!

– Вы заблуждаетесь, Фродоин, – перебил Гинкмар, желая подвергнуть дерзкого священника испытанию. – Первого графа Барселонского, Бера, который был гот, пятьдесят лет назад изгнали из графства за измену.

Фродоин улыбнулся. Сервусдеи его хорошо подготовил.

– Совершенно верно, архиепископ. Тогда уже минуло двадцать лет после отвоевания Марки и короткие периоды спокойствия перемежались многочисленными войнами. Барселона была измождена, и граф Бера стремился поддержать мир в противовес другим дворянам, охочим до новых земель. Втайне от них он заключил перемирие, и графа объявили другом мавров. В восемьсот двадцатом году в королевском дворце Ахена был устроен суд чести, на котором решалось, кто прав. Старый Бера потерпел поражение от выставленного обвинителями молодого рыцаря Санилы и отправился в изгнание. На самом деле последовавший за этим кровавый мятеж был делом рук Айсона, который мстил за несправедливо наказанного Бера, но Айсон не был графом Барселонским.

Участники ассамблеи понемногу успокаивались; Фродоин продолжал свою речь.

– А теперь вспомните о франках: о Бернате из Септимании и его сыне Гильеме, открывшем ворота Барселоны сарацинам, вспомните о графе Гунфриде. Все они восставали против вас! – Епископ бесстрашно взглянул на короля. – Они плюнули на iura regalia! И вот что я предлагаю: назначить графами сыновей последнего готского графа, который погиб, храня верность франкской короне. Я заявляю перед Богом, я клянусь моим священным саном, что Гифре и Миро, сыновья Сунифреда Уржельского и Эрмезенды, готовы править во время мира и войны. Они знают эту землю и поклянутся вам в безусловной верности, как их отец и их дед, Белло из Каркассона, клялись вашим предкам, король Карл.

Зал ассамблеи огласился криками. Всем собравшимся пришла на память сатирическая пьеса хугларов. Беллониды победили вали из Льейды, защитили Испанскую марку, а значит, и все королевство. Сбитый с толку монарх обсуждал ситуацию с ближайшими советниками. Всем было понятно, что теперь речь идет о непростом выборе. Фродоин наконец перевел дыхание и сцепил руки в замок, чтобы не было заметно, как дрожат пальцы. Эрмезенда плакала от избытка чувств, рядом сидели ее побледневшие дети. Фродоин взглядом призвал их к сдержанности. Будущее Беллонидов висело на волоске. Бернат бросил на епископа взгляд, полный ненависти, и помотал головой. Он никогда не простит этого вмешательства.

Король приказал вызвать к себе графа Каркассонского, Олибу Второго, к которому питал особую приязнь. «Olibam dilectum nostrum comitem» – так он отзывался об этом человеке. Олиба приходился двоюродным братом Гифре и Миро, равно как и Суньеру Второму, графу Ампурьяса. Все они были внуками Белло из Каркассона. Властительным родственникам уж точно придется по душе идея возродить пропавшую ветвь Беллонидов – на это и рассчитывал Фродоин.

Прошел почти час, и вот король снова воссел на трон и строгим окриком призвал к тишине. Карл не хотел, чтобы его вассалы сосредоточивали в одних руках слишком много власти – это грозило поставить под удар его корону. С другой стороны, он не мог обойти своими милостями маркграфа Готии, которого сам же и возвел на этот трон.

– Выслушав все точки зрения и уповая на покровительство Святого Духа, мы назначаем Берната из Готии графом Жиронским. – Когда стихли ликующие выкрики, Карл продолжил: – Мы назначаем Гифре графом Уржеля и Серданьи, а Миро – графом территории Конфлент.

Такое решение вызвало бурную реакцию. Беллониды, потомки Сунифреда, возвращались на карту агонизирующей Священной Римской империи с горсткой бедных невозделанных земель, однако начало было положено. Под свист и выкрики с мест к Фродоину подошел Гинкмар из Реймса.

– Вы снова переменили ход истории, епископ.

Фродоин не понимал, похвала это или упрек, но душа его полнилась ликованием.

Бурная ассамблея завершилась; Бернат вышел из зала в молчании. Дрого и прочие вассалы, следовавшие за ним, не осмеливались раскрыть рот. На площади маркграф остановился и злобно оскалился.

– Фродоин проявил себя хитрецом, однако он всего-навсего отобрал у меня два голодных графства, а я получил Жирону. Эти Беллониды – они никто. – Бернат обернулся к своему доверенному писцу. – Отправь письмо отцу Ришильды, я хочу сегодня же к ночи заключить брачный договор. Я выполнил все, о чем просил меня альянс; настало время Бозонидам возместить мои хлопоты.

Один из людей графа видел, как Ришильда беседует с Изембардом, но вслух об этом не сказал. Еще одно унижение – и все закончится кровавой бойней.

– А как же епископ? – подал голос Дрого де Борр, до сих пор проклинавший Ротель. – И Оникс, и его ученица всегда добивались поставленной цели. Что-то между ними произошло там, в лесу.

– Как бы то ни было, скоро мы опрокинем Фродоина, – самодовольно возвестил Бернат.

В тот же вечер Фродоин принял приглашение Гинкмара из Реймса, и вот они спокойно едут по живописным окрестностям Аттиньи. Епископ Барселонский с глазу на глаз открыл Гинкмару подробности битвы при Осоне, свои подозрения о гибели Саломо Уржельского и свою уверенность, что и королева Ирментруда, и граф Отгер Жиронский погибли от рук наемного убийцы, который подчинялся приказам Дрого де Борра. Фродоин добавил, что доказательств у него нет. Архиепископ выслушал его внимательно и вид при этом имел не удивленный, а встревоженный.

– Вы никогда не бывали в Марке, Гинкмар. По ней можно ехать сутками и не встретить ни души. В Уржеле люди живут в горах, держась за своих коз, а плодородные равнины вот уже пятьдесят лет лежат непаханые. Границу нужно заново заселять, это необходимое условие для закрепления власти христиан и для будущего расширения тоже. Бернату нет дела до положения его бедных подданных.

– И ты решил все по-своему, – ехидно заключил Гинкмар.

– Церковь нуждается в мире, чтобы крепнуть, прирастать новыми землями и распространять свое влияние.

– Признаюсь тебе, Фродоин, я чуть было не предложил тебя в качестве графа Уржельского. В королевстве многие епископы и аббаты управляют графствами.

– Я бы предпочел быть пастырем душ.

– Ты бы предпочел вершить чужие судьбы, оставаясь в тени.

– Не скрою, мой господин, дела мирские меня заботят. Барселонская епархия процветает, когда процветает графство. Вот бы вам посмотреть на епископский зал – он такой же великолепный, как в Реймсе, да и переустройство собора скоро будет завершено. Десятки приходских священников знают латынь. Я добился, чтобы многие церкви и монастыри, имевшие отдельных хозяев, перешли под наш контроль, а служащие там священники получили духовное образование в нашей школе. Сервусдеи сурово надзирает за тем, чтобы в долинах прекратили причащать орехами и молоком. Вот она – Церковь, которая нам нужна, а когда я покончу с мосарабским обрядом, я буду знать, что сделал более того, на что рассчитывал.

Священники долго ехали молча, пока не достигли вершины холма. Сверху открывался вид на бескрайние луга, и Фродоин глубоко вздохнул. Ему не хватало зеленых пейзажей его детства.

– Ты отправился в Барселону по наущению врагов твоего отца из числа прелатов.

– И вы нисколько этому не помешали.

– Это было озарение, Фродоин. Они желали услать подальше возможного соперника, но в тот день, когда я увидел тебя в архиепископском зале, увидел решимость в твоем взгляде, я почувствовал, что Господь предназначил тебя другой судьбе, более возвышенной и великой. И я не ошибся. Теперь ты готов.

– Готов к чему? – вырвалось у Фродоина, и он тут же подумал о повышении в церковной иерархии.

– У меня для тебя кое-что есть, епископ. – Гинкмар протянул ему запечатанный свиток.

Гордость Фродоина была польщена, однако за прошедшие годы он успел почувствовать Барселону своим собственным детищем. Он вспомнил Году. Если он покинет город, то потеряет и ее любовь – ведь душа Барселоны никогда не уйдет из города.

– Прочти.

Епископ сломал печать. Он искал глазами строки о новом назначении, но румянец быстро сошел с его щек.

– Это письмо об отлучении, – сдавленно прошептал Фродоин.

– Именно так, за грех прелюбодейства в сане епископа. Во время вигилии граф Отгер имел любопытную беседу с виконтом Асториусом. Асториус видел, как ты выходил из дворца этой женщины, Годы Барселонской. Я тебя предупреждал: откажись от нее! – Гинкмар хмуро смотрел куда-то за горизонт. – Здесь не хватает только моей подписи, и можно будет отсылать папе.

Боль мешала епископу найти слова для оправдания. Он переступил порог того дома после самого страшного испытания, и поцелуи Годы вернули его к жизни. Фродоин ничего не сказал. Он не желал больше терзаться от стыда, не желал видеть пустой взгляд своей возлюбленной. На сей раз он примет свою судьбу и свой грех.

Гинкмар ждал молча и сурово, не упрекая и ничего не требуя – так продолжалось до тех пор, пока из рощи не появилась графиня Эрмезенда в сопровождении гвардейцев епископа.

– Что это значит? – удивился молодой священник.

– Я уже тебе говорил: теперь ты готов, – торжественно произнес Гинкмар. – Готов узнать величайшую и опаснейшую тайну нашего королевства. И я предлагаю тебе уйти в сторону. Ты принадлежишь к дому Раиран, и бедность тебе не грозит, но если ты решишь нас выслушать и я разорву это письмо, ты до самой смерти будешь связан с нами обетом верности, ведь просьба о твоем помиловании исходит от графини Эрмезенды.

– Признаю, я человек слабый и грешный, но у меня есть обязательства перед Церковью.

– Сейчас тебе будет несложно дать клятву, но когда ты окажешься одиноким среди волков, твое обещание может привести тебя к постыдному концу, а меня, быть может, не окажется рядом, чтобы тебя поддержать.

Фродоин вскинул голову. Он отдал все ради своего дела и теперь не намерен отступаться.

– Вот вам моя клятва перед Господом. Говорите, архиепископ, – твердо произнес он.

Эрмезенда взглянула на Гинкмара и склонила голову:

– Мы подозреваем, что существует заговор, во главе которого стоят Бозониды, а с ними заодно и другие: маркграф Бернат из Готии и маркграф Бернат Плантапилоса.

Фродоин вздрогнул и зажмурился: вот он, ответ на все его раздумья! Ему вспомнились слова Дрого де Борра на поле битвы при Осуне. Он видел только части гораздо более сложной интриги! И неприятности еще только начинаются.

– Они собираются привлечь и влиятельного аббата Гуго де Вельфа, маркграфа Нейстрии.

Фродоин сразу понял, как далеко зашло дело.

– Вместе эти люди владеют значительной частью империи. Неужели они намерены свергнуть Карла?

– Нет. Мои доверенные информаторы сообщают, что заговорщики претендуют на нечто большее, – ответил архиепископ. – Они собираются переменить карту мира, превратить Священную Римскую империю в мозаику из независимых владений, в каждом из которых будет править свой помазанный король.

– Каролинги такого не допустят.

– То, что сейчас готовится, – не просто мятеж недовольных. Это продуманный, взвешенный план. Бозон войдет в число приближенных короля и завоюет его доверие, а тем самым он получит еще больше власти. Другие заговорщики стремятся расширить свои владения; Бернату из Готии это уже удалось, но пройдет еще много лет, прежде чем злодеи достигнут своей цели. А когда это случится, Франция, а затем и другие части империи вновь превратятся в паутину из разрозненных противоборствующих королевств.

– Вернутся в хаос, который был до Карла Великого, и даже еще раньше, до Меровингов, – тихо прибавила Эрмезенда. – Нескончаемые войны между правящими домами, голод, эпидемии и тьма. Но чего не видят эти заговорщики, ослепленные жаждой власти, – так это что ныне христианскому миру не устоять перед натиском норманнов, сарацин и славян. Это будет конец.

О временах, наступивших после падения Римской империи, рассказывали страшные истории; в течение столетий не было сильного властителя, способного положить конец притязаниям королей и вождей.

– Теперь я постигаю суть происходящего: маркграф Бернат собирается захватить власть во всей Готии – от Роны до Испанской марки со всеми ее графствами, – взволнованно заговорил Фродоин. – Но почему вы доверили эту тайну мне? Как может простой приграничный епископ бороться с могучим альянсом?

– Нам пригодится твоя хитрость, Фродоин. Я предчувствую, что Бозониды и их союзники будут пользоваться успехом и даже самые верные утратят веру. И тогда я напомню о твоем сегодняшнем обещании, чтобы ты боролся до последнего. Эрмезенда в тебя верит, и я тоже. Будем надеяться, что к нам присоединятся другие правители и епископы.

– Вы поделились своими подозрениями с королем?

– Карл чувствует себя недосягаемым. Он до сих пор убежден, что клятвы верности короне чего-то стоят, хотя сам же первый их и нарушает.

Фродоин вернул Гинкмару письмо об отлучении.

– Сожгите его, архиепископ. Пока я остаюсь епископом Барселонским, моя резиденция будет верна короне и ценностям Священной Римской империи. Мы справимся с их заговором.

Гинкмар порвал документ на глазах у епископа.

– Бог предназначил тебе какую-то роль в этих делах, Фродоин. Надеюсь, ты сумеешь распознать Его волю. Может статься, в один прекрасный день твоя далекая Барселона решит исход борьбы.

Старый прелат, утомленный разговором, развернул коня и поехал прочь. Фродоин с Эрмезендой невесело переглянулись. Женщина прошептала:

– Не забывайте: это я добилась для вас прощения перед суровым Гинкмаром из Реймса. Что бы ни происходило, охраняйте права моих детей. Когда графства Марки обретут независимость, пусть ими правит наш род. А вы останетесь во главе епархии, сможете превратить ее в архиепископство и отделиться от Нарбонны.

Графиня уехала, еще больше озадачив Фродоина: она полагала распад империи делом неизбежным и уже размышляла о судьбе грядущего королевства Беллонидов. Заговор дома Бозонидов и их альянс – это только зримая верхушка, отражающая чувства большинства властителей. Положение еще хуже, чем описывал Гинкмар из Реймса, но Фродоин дал клятву и будет ей верен. Для этого он родился на свет.

На закате из лагеря тайком выехал всадник в надвинутом капюшоне, он проскакал от Аттиньи до развалин монастыря неподалеку. Когда он спешился, ночь уже красила древние стены в черный цвет. Это было мрачное место, пристанище тишины и одиночества, и никому уже не было до него дела.

Здесь можно было обойтись без капюшона. Ришильда оглядывала руины, глаза ее сверкали. Вот оно, место назначенной встречи. И время пришло.

Девушка осторожно пробралась меж замшелых могил к разрушенной церкви. Два воткнутых в землю факела указывали, что это правильное место. Храм давно перестал быть храмом, потрескавшийся алтарь был окружен сальными свечами. Ришильде казалось, что за ней со всех сторон следят незримые тени.

Шагая по высокой траве к алтарю, она скинула с себя плащ и тунику. Обнаженная красавица возлегла на камень. Ришильда посмотрела вверх и встретилась с недобрым взглядом: измученный Христос рассматривал ее гибкое стройное тело, самое желанное во всем королевстве.

Из темноты вынырнули человеческие тени, они в молчании обступили алтарь. Красавица искоса взглянула на них, по телу ее пробежала дрожь. Как и предчувствовала Ришильда, они были безобразны, эти семь старух в черных лохмотьях, с покрывалами на лицах. Сцена была отвратительная и страшная, но девушка желала заручиться всей возможной поддержкой. Ей не солгали: древний ритуал существует. Ужасных колдуний почти не осталось, но один священник очень подозрительного вида рассказал Ришильде о Семи Вдовах из Галлии и заверил, что они обладают настоящей силой. Ришильда призвала колдуний, в обмен пообещав им защиту от церковных судов, которые яростно преследовали такие языческие культы. Никто в ее семье об этом не знал, но девушка желала обладать максимальной силой перед самым важным событием в ее жизни – даже подвергая опасности свою честолюбивую душу.

– Чего вы хотите, Ришильда?

– Всего.

– У вас есть редкостная красота и благородная кровь.

– Но мне не хватает власти!

– Древние боги нашего народа не знают жалости, они не стали бы умирать на кресте ради смертного человека. Если ты чего-то просишь, ты должна предложить что-то еще более ценное.

Ришильде хотелось прикрикнуть на старух, чтобы они немедленно совершили свой ритуал, но дочь Бозонидов сдержала себя и произнесла формулу, которой научил ее таинственный священник:

– Я буду принадлежать им на веки вечные. Сегодня ночью я должна осуществить важное дело и нуждаюсь в их силе.

– Для этого вы нас и призвали.

Старухи подошли к алтарю. Одна из них тащила на веревке черного козла, без единого светлого пятна. Напуганный козел упирался как мог.

Ришильда выпила горький настой, от которого ее едва не стошнило, и снова распростерлась на камне. Семь Вдов затянули зловещий напев и перерезали животному горло. Ведьмы собрали кровь в человеческий череп и замешали с вязкой жирной массой. Они принялись покрывать темной кашицей обнаженное тело, бесстыдно лапая самые чувствительные места. Ришильду приводили в ужас их заскорузлые пальцы с черными ногтями, но дурманный напиток делал свое дело и реальность уступила место сладостной истоме. Ришильда видела уже не кошмарных старух, а прекрасных эфебов и дев, принявших ее в свою чувственную игру, и трепетала под прикосновениями опытных пальцев, отдаваясь этим чародеям телом и душой. Когда девушка застонала от подступающего наслаждения, колдуньи вылили на ее кожу остатки жертвенной крови.

– Пусть жизнь Рогатого бога войдет в эту женщину, пусть обретет она его силы!

Ришильда в исступлении завопила, и старухи подхватили ее крик. Бесстыдный вопль вырвался за пределы оскверненных руин и разлетелся в ночи, на несколько миль вокруг. Поселяне крестились от страха. Чистый свет Христа осенил еще не все темные уголки.

Когда обряд был завершен, Ришильда еще долго не могла подняться. Рассудок ее был замутнен, но девушку переполнял восторг, она чувствовала, что обрела великие силы.

– Пришло время платить, моя госпожа, – свистящим шепотом напомнила одна из старух.

Ришильда избегала смотреть на колдунью, она боялась подпасть под ее сумрачное влияние.

– Я обещала вам защиту от ваших гонителей. Что еще, старуха?

– Тут вокруг лагеря бродит юная девушка со светлыми волосами и темной душой. Она пришла издалека, но от нее веет необоримой силой. Она такая же, как мы…

Дочь Бозонидов подумала о наемном убийце Дрого де Борра. Эта женщина хорошо послужила их семье.

– Ее зовут Ротель из Тенеса. Она бестиарий.

– Вселенная сотрясается от ее боли. Она думает о мести, и этой ночью она умрет.

Ришильда изумилась, но не отважилась ни о чем спрашивать. Так будет лучше.

– Вы должны предотвратить ее смерть, госпожа. Мы хотим поделиться с ней нашим древним знанием, хотим сделать одной из нас. Она сохранит нашу память в противостоянии с Богом, который позволяет распять себя на дереве, и с его алчными церковниками.

– Никто не знает, где она.

– Пусть ваши люди стерегут в лагере. Она придет туда, и что-то должно произойти. Схватите ее, дождавшись подходящего момента, а потом вы снова встретитесь с нами. Возможно, если вы ее защитите, она принесет пользу и вам. Сегодня вы расплатились за первую ступень, но ваша алчность пожелает большего… и еще большего, пока без остатка не поглотит всю душу, такую же черную и прогнившую, как наши.

Оскорбленная Ришильда смерила женщину презрительным взглядом. Ее не интересовали пророчества ведьмы. Она уже получила желаемое. Дама молча оделась, времени оставалось мало.

– Это случится еще через много лет, старуха. Ты этого не увидишь…

Ришильда замолчала. Она была одна. Она не слышала, как ушли старухи, и от этого ей стало страшно. Нужно быть крайне осмотрительной в этих зловещих договорах, которые она заключала за спиной у своих родственников, но ведь она рискует собой ради вящей славы дома Бозонидов.