47

Фродоин шел по темным барселонским улицам в простой тунике и шерстяном плаще. Он даже не надел епископское кольцо. Был канун Рождества, но он перепоручил Сервусдеи всю подготовку к праздничной вигилии и рождественской службе, которая начнется через несколько часов. Епископ отклонил и приглашение Годы на торжественный ужин в ее дворце, на котором дама знакомила графиню Эрмезенду и ее детей с готской знатью. Беллониды приехали под вечер в сопровождении Изембарда и других рыцарей, и в городе их почитали героями.

Для епископа это был особенный вечер. И он хотел разделить его с теми, кто поверил в него еще тогда, когда он приехал из Нарбонны молодым священником – неопытным и чересчур самонадеянным.

Совесть Фродоина тяготили шесть сотен мужчин, погибших в сражении с Мусой из Льейды; многие умерли не сразу, а после долгой агонии. Калеки сделались обузой для семей. В Барселоне снова появились пустые дома и заброшенные посевы. Запасы зерна и скот ушли на более чем двухмесячное содержание войска. В Барселоне и малых городках Марки потухли сотни очагов.

К счастью, усилия переговорщиков, посланных Сервусдеи и Жорди, не пропали даром, вали и сам кордовский эмир воздержались от дальнейшего вмешательства в их дела, и военные действия приостановились. В ближайшем будущем столкновения было не избежать, но Марка осталась Маркой.

Со дня сражения епископ безостановочно размышлял, стараясь разгадать мотивы Берната из Готии, но так ни к чему и не пришел. Несколько дней назад в Барселону добралось известие, что королева Ирментруда скончалась шестого октября в аббатстве Шель. Опечаленный Фродоин отслужил мессу за упокой ее души: он лишился влиятельного союзника при дворе.

Священник прошагал мимо колонн Миракля и вздохнул. В этот вечер он мечтал устроить себе передышку и выкинуть из головы все проблемы.

В морозный вечер деревянные окна гостиницы были закрыты, но сквозь ставни пробивался свет. Когда епископ вошел, в таверне воцарилось молчание и сидевшие за длинным столом в изумлении поднялись со скамей.

– Пожалуйста… – попросил Фродоин, и горло его сжалось от нежности. Он даже поднял руки, чтобы все увидели, что он пришел без кольца. – Позвольте мне в этот вечер побыть одним из вас.

– Хоть в митре, хоть без митры – вы у себя дома, – ответила Элизия, сидящая во главе стола со спящим Гомбау на руках.

И Гальдерик тотчас освободил для него место рядом с хозяйкой. Фродоин посмотрел на угощение: оленина, тушеные овощи, колбасы, фруктовые компоты и фаршированная птица. Даже в епископском дворце ему не предложили бы такое роскошное пиршество. Для Элизии этот вечер тоже был особенный: и для праздника, и для слез накопилось немало поводов, и Изембард наконец-то был рядом, женщина до сих пор не могла в это поверить и дрожала от счастья. Четырех лет разлуки как будто и не было, и Элизия снова чувствовала себя живой.

Гали, по счастью, успел исчезнуть, не попрощавшись, но Элизия понимала, что он просто испугался Изембарда. Муж ее помогал Дрого де Борру, которого рыцарь из Тенеса ненавидел больше всех на свете. Для Элизии отсутствие супруга в этот вечер явилось большим облегчением.

Рядом с хозяйкой сидели Жоан, Леда и их дети. Гальдерик вышел из битвы целым и невредимым благодаря опеке старшего, Сикфреда, которого ранили в ногу; Сикфред поправился, но хромота останется у него до конца дней. Ла-Эскерда так и стояла пустой, но земли, полученные в априсий, все равно принадлежали семье, и Жоан с Ледой решили туда вернуться уже через несколько дней, чтобы не лишиться нажитого. Фродоин пообещал расширить их надел.

Одновременно праздновали и возвращение Эммы с мужем. Служанка рассказала, что ее поймали за городскими стенами и держали в пещере, где она кормила грудью девочку нескольких месяцев от роду, смугленькую и с ярко-голубыми глазами, и так продолжалось несколько недель. Но однажды, рассказывала Эмма, в пещеру зашли пастухи, и она позвала на помощь. Солдаты, которые ее сторожили, вырвали у нее из рук малышку, во время драки девочка упала на камни и перестала плакать. Солдаты принялись избивать Эмму, но пастухи вступились, вытащили свои пращи, и Эмма сумела убежать. Пастухи проводили ее в город. Молодая женщина до сих пор не пришла в себя после похищения. А малышка, возможно, погибла. Фродоин связал концы истории в одну нить: девочка – это, по всей вероятности, Санса, дочь Ротель и Малика. За нее отслужат мессу. Изембард, узнав о случившемся, плакал по своей племяннице так горько, как будто она умерла. Когда узнает и Ротель, ярость и боль навсегда погубят ее душу.

За длинным столом нашлось место и для капитана Ориоля, и для Дуравита с его молодой женой Беатриу, и для других семей, которые когда-то вышли из Нарбонны, а теперь нашли себе работу на постоялом дворе. Фродоин поздоровался со всеми и поблагодарил каждого и наконец добрался до Изембарда.

Молодой рыцарь из Тенеса был высоко ценим во всех графствах Марки, но без земель и замка звезда его грозила скоро закатиться. Если Изембард хочет вернуть славу своему роду, он должен породниться с благородным, влиятельным семейством, которое предоставит ему богатство для поддержания рыцарского статуса.

Ни о чем таком Изембард не помышлял, украдкой поглядывая на Элизию. В суматохе они едва смогли обменяться парой слов, но он не собирался покидать Барселону, не узнав, осталась ли в ее сердце хоть искорка любви. Отсутствие Гали сильно ему помогало – Изембард не знал, как поступил бы, окажись перед ним этот плут. Молодой человек сильно переменился за последние четыре года.

За столом царило всеобщее радушие. Этих людей объединяли смерти и потери – а еще удачи и радости. Они сделали Барселону своим домом, и им было что рассказать друг другу. Вот почему Фродоину хотелось отпраздновать Рождество именно в этой компании.

Элизия заботилась, чтобы никто за столом не предавался печали, особенно Леда, в семье которой случилось столько несчастий. Истории лились рекой, и время протекало незаметно. Когда трапеза подошла к концу, хозяйка уложила Гомбау спать и вернулась в зал с улыбкой на лице.

Гости расселись вокруг камина, в котором пылало особое рождественское полено; Элизия вытащила бочонок крепкой настойки на виноградных косточках.

– Единственное, о чем я жалею, – это что никто не узнает правду об этой битве, – вздохнул Сикфред, глядя на епископа. – Сарацины расставили нам ловушку, и мы выжили только благодаря Изембарду и его коннице. Маркграф сбежал!

– Знать играет по своим правилам, – поддакнула Элизия.

– Он не сдержал своего обещания!

– Не говори так в присутствии епископа, сынок, – всполошилась Леда.

– Сикфред прав. История состоит из лжи, – согласился Фродоин.

– Но это же несправедливо! – выкрикнул Гальдерик.

– Беллониды вернулись – вот что сейчас важно, – возразил Изембард.

– Графство снова вступило в пору потрясений, – заговорил Фродоин. – С появлением наследников графа Сунифреда раздоры между готской и франкской знатью только усилились.

– После трусости, явленной Бернатом на поле боя, Беллониды могут претендовать на его титулы в Марке, – вступил в разговор Жоан.

– Этого не случится, – заверил Изембард. – Маркграф наверняка изложил при дворе свою версию, совершенно отличную от того, что было на самом деле.

Элизия, казалось, не принимала участия в общей беседе. Она сосредоточенно подливала настойку в бочонок. И вдруг она заговорила, как будто дело было яснее ясного:

– В этом вы все ошибаетесь. Подлинная история – это та, которую чаще всего пересказывают.

Епископ задумался, а потом ехидно прищурился:

– Что ты имеешь в виду, Элизия?

– Что, например, рассказывают о Карле Великом?

– Он был высок и крепок как дуб. Неукротимый в битве, отмеченный печатью Господа.

– А если это был хитрый коротышка, заискивающий перед папой ради императорской короны? А что рассказывают о легендарном мавре Мусе Великом, о том, что недавно умер?

– Это был гот, перешедший в ислам, иными словами – муваллад, – ответил Изембард, пожиравший Элизию глазами. – Он не имел равных в битве, и его называли ужасом Испании.

Хозяйка «Миракля» улыбнулась; ей тоже было нелегко отвести взгляд от рыцаря, к великой печали Ориоля.

– Запоминается вовсе не хроника, которую пишут монахи, – эти пергаменты пылятся в забытых монастырях. – Элизия принесла бочонок и щедро наполнила деревянные кубки. Она хитро улыбнулась епископу. – Реально то, о чем рассказывают хуглары и барды. Их песни разносят повсюду и повторяют долгие годы. Вот что остается в истории, хотя бы это и не было правдой.

– Что ты задумала, Элизия? Мы все знаем, что означает такой вот твой взгляд.

– Для человека знатного позор хуже, чем смерть. – Дрого разрушил ее таверну и унизил ее при других мужчинах. Бернат был милостив к ней, но надругался над ее подругой Годой. Это были незакрытые счеты. Женщина допила до дна свой кубок и закашлялась. – Я знаю, как уязвить его гордость.

– Иногда ты меня пугаешь, милая, – прошептала Леда, вытаращив глаза.

– В «Миракле» останавливаются хуглары, лицедеи и барды, которые странствуют по свету, выступают во дворцах и на площадях. Они перенимают истории друг у друга и все преувеличивают, чтобы их рассказ поражал воображение. Эти артисты всегда ищут что-то новое: битвы, турниры, альковные приключения… Но наибольшим успехом пользуются все-таки истории о позорных делах власть имущих.

Фродоин смотрел на Элизию с испугом. Осмеяние перед публикой всех сословий в конце концов окажется сильнее любой истории, которую Бернат или он сам изложат в Нарбонне и Реймсе. Предложение хозяйки «Миракля» было столь же простым, сколь и коварным.

– О прекрасная Элизия, нам бы следовало передать ключи от графства тебе! – весело воскликнул священник.

Элизия высокомерно повела головой и снова наполнила кубок. Щеки ее порозовели, она не таясь посмотрела на рыцаря из Тенеса.

– Изембард, ты ведь расскажешь мне, о чем следует знать на ярмарках от Компостелы до Рима?

Гости весело отправились в собор на рождественскую мессу, которую епископ отслужил не слишком прилежно. А на заре Изембард тихо прокрался в конюшню «Миракля» – Элизия подсказала ему это место, когда заканчивалась служба. Сердце молодого человека колотилось от близости встречи. На сеновале горело несколько светильников. Возлюбленная ждала его, улыбаясь, в распахнутой рубашке. Изембарда окатило жаром.

– Ты хотела, чтобы я рассказал свою версию случившегося?

Женщина подвинулась ближе. Гомбау спал в доме, слуги за ним приглядят. Гали не возвращался. Никто не знал, где сейчас влюбленные.

– Я сама придумаю историю. – Она одарила рыцаря манящей улыбкой. – Изембард, ты вернул мне живыми тех, кто стал моей семьей, этого мне достаточно.

Четыре года – это слишком много. Им надлежало обсудить важные вопросы, но больше ждать они не могли. Если они что-то и узнали за пролетевшие годы – так это что в Марке нет ничего надежного и долговечного.

Мужчина и женщина слились в поцелуе и торопливо избавились от одежд. Тела их блестели от пота, они улыбались, лаская друг друга на шерстяном одеяле, брошенном поверх сена. Элизия освободилась от навязчивого кошмара, в котором Гали насиловал ее на глазах у множества мужчин. Любовница Изембарда никогда прежде не знала такого бурного возбуждения, она закрыла глаза и трепетала, всем телом принимая поцелуи Изембарда. Когда он в нее проник, это было как вспышка счастья, которого она так долго ждала. Гали никогда не давал ей такого блаженства. Они любили друг друга, и им было важно лишь одно: сотрясаться в едином ритме. А за стенами конюшни все было тихо и спокойно.

Любовники в изнеможении завернулись в одеяло. Элизия водила пальцами по рельефной мускулатуре воина и целовала шрамы от забытых ран. Скоро наступит утро, и слуги примутся за хозяйственные дела. Никто не должен видеть их вместе, но им хотелось не размыкать объятий до скончания дней.

Элизия глубоко вздохнула и наконец решилась заговорить:

– Изембард, я хочу, чтобы ты женился. Хочу, чтобы ты вернул все, что у тебя отобрали, и потом, когда граф призовет тебя в Барселону, ты войдешь в мою гостиницу рука об руку с красивой молодой сеньорой, в окружении детей и слуг.

– Я люблю тебя.

Сердце ее рыдало, но на губах цвела мечтательная улыбка.

– Но ты должен так поступить.

– Ты меня для этого сюда позвала?

Они поцеловались. По его груди струились ее черные волосы.

– Ты ведь знаешь: этим миром правит не любовь. Я всегда буду тебя любить; возможно, ты меня тоже, но у меня душа из железа, а у тебя – из серебра. Ты должен занять свое место… А я буду тобой гордиться.

Изембард крепко прижал ее к себе. От мыслей о будущем у него кружилась голова. Хотя его считали великим воином, он никогда не жил как сеньор. В глубине души Изембард до сих пор ощущал себя сервом, возделывающим виноградники Санта-Афры.

– Я хочу, чтобы у меня было много таких ночей, Элизия.

– Когда капитан Ориоль вернулся из Серве, он рассказал о красавице по имени Ришильда из дома Бозонидов. – Ей едва удавалось скрывать ревность и печаль. – Капитан говорил, она тобой заинтересовалась. Если ты возьмешь ее в жены – поднимешься к самым высотам.

Изембард улыбнулся и перевалил женщину на себя, спиной на грудь. Элизия задышала глубже, руки любимого оглаживали ее обнаженное тело от шеи до пупка.

– До зари еще остается немного времени. Пусть оно будет нашим, а остальным распорядится Господь.