Глава 25

Когда Нина проснулась, уже вовсю светило утреннее солнце. Она встала, чувствуя себя до странности хорошо, если учесть, сколько она пила и танцевала накануне. После долгого отмокания в ванне, с дорогущей пеной и ароматизаторами, лежавшими в корзине, как в отеле класса «люкс», – до сих пор Нина не решалась ими пользоваться, но теперь ей было все равно, раз уж ее намеревались выгнать, – она наконец ощутила себя исцеленной.

Если, конечно, не думать о Ленноксе.

Нина нервно моргнула, начиная расчесывать волосы. Это было ужасно. Воистину чудовищная идея. Он ранимый человек. Хотя и в резиновых сапогах. Он просто слегка ослабил свою защиту на один вечер, выпив лишнего.

Почти наверняка этим утром он был смущен так же, как и Нина. А может, и сильнее. Лучшее и единственное, что можно было сделать, – это не обращать на него внимания, потому что если ему придется однажды – возможно, очень скоро – прийти сюда и сообщить, что Нина должна выехать, так как Кейт получает всю ферму… Ну что ж, Нина с этим справится.

Нина посмотрела на свой компьютер, проверила, не пришло ли от библиотеки Оркни новое дружеское сообщение, – оно пришло. Ее приглашали приехать и осмотреться, а еще там говорилось, что северное сияние – невероятное событие в такое время года. Нина улыбнулась. Возможно, ей и в самом деле нужно исчезнуть на несколько дней.

Но вообще оставить здесь все было бы слишком тяжело. Нина вспомнила буйство прошедшей ночи и засмеялась. Просто не смогла удержаться. Это ведь были шотландцы! Бесконечно добродушные и гостеприимные, в особенности здесь. Но это еще не означало, что она стала для них своей.

И все равно Нина не знала, что теперь делать. Ей не хотелось хандрить, прогуливаясь по ферме. Она совершенно не хотела видеть Леннокса. Нет! Даже если ей не по себе, она должна выйти, заняться зарабатыванием денег, навести порядок в фургоне, убедиться, что все в отличном состоянии… и попытаться представить себя в образе катящегося камня, человека, которому нравится переезжать, нравится путешествовать, идти дальше…

Хотя было воскресенье и все магазины в деревне были закрыты, Нина все равно решила не сидеть дома. Надо выйти поскорее. И чем дальше она сейчас окажется от Леннокса и его глупой фермы, тем лучше. Мысль о том, что он может внезапно появиться и начать извиняться, вызывала у Нины смущение и неловкость. Она снова вспомнила, как он смотрел на нее, когда увидел в белом платье…

Нет, решительно сказала себе Нина. Это все воображение. Снова – воображение. Как обычно, о чем не раз говорила ей Суриндер. Это ничего не значит. Или, в лучшем случае, одинокий озлобленный мужчина мог подумать, не в долгу ли перед ним Нина… а это уж и вовсе не то, что ей нужно.

А потом ее мысли снова предательски вернулись к ощущению его сильной, мозолистой большой ладони на ее руке…

Нет! Нет, нет и нет! Нужно двигаться дальше. Здесь не ее настоящий дом, они и не заметят ничего… Это просто остановка в пути, только и всего, способ бросить неудавшуюся карьеру и перейти к чему-то интересному. Здесь будет продолжаться прежняя жизнь, а Нина переберется куда-то еще, и никто не станет по ней скучать.

Но поскольку погода держалась прежней – что было почти неслыханным в этой части света, – оказалось, что маленькая деревня переполнена людьми, они во множестве бродили по старинным мощеным улицам. Паб распахнул двери, Эдвин и Хьюго, сидевшие за деревянным столиком снаружи, весело приветствовали Нину, перед каждым стояла обычная пинта пива «80 шиллингов».

Нина остановилась возле них, чтобы поболтать, как делала обычно, и представила им свои недавние находки: триллер «Холодная война: субмарины» для Эдвина – он такие обожал, хотя они были похожи одна на другую как две капли воды, – и современную романтическую комедию для Уилли, который случайно наткнулся на одну и теперь восторгался всем жанром, совершенно не обращая внимания на то, что его поддразнивали, смеясь над тем, сколько книг в розовых обложках он читает.

А когда Нина окинула взглядом деревушку, залитую солнцем, она невольно кое-что заметила.

Все вокруг читали! Люди, сидевшие в своих палисадниках. Старая леди в кресле-коляске рядом с военным мемориалом. Маленькая девочка, с рассеянным видом качавшаяся на качелях, она болтала ногами в воздухе, поглощенная «Что Кейти делала» Сьюзан Кулидж.

В булочной кто-то смеялся над комиксами, бариста за стойкой кофейни пытался одновременно и читать, и готовить кому-то капучино.

Нина изумилась. Так не могло быть – конечно, не могло, – чтобы она превратила всех местных жителей в читателей. Но да, как только она открыла «Книжный магазинчик счастья», еще больше людей радостно высыпали на улицу, восклицая, что это просто здорово, что он открылся в воскресенье! Похоже, такое и в самом деле произошло.

– Мои дети почти перестали играть в «Майнкрафт»! – сообщила Хэтти. – Теперь они хотят читать книжки типа «Майнкрафт». Но все равно это чудо, если говорить о том, что касается меня.

– Я уж и не знаю, когда перестал читать, – признался пожилой мужчина, выбирая одно из самых прекрасных изданий о Шерлоке Холмсе, какое только видела Нина.

Ей даже не хотелось его продавать, и она назначила очень высокую цену в надежде, что ей не придется этого делать, – но вот пришлось. Что ж, с грустью подумала она, это поможет собрать деньги на переезд.

– Наверное, я просто перестал видеть вокруг книги, – продолжал мужчина. – Знаете, раньше в автобусе все читали. А потом стали крутить в руках телефоны или эти здоровенные… как их… не знаю, как они называются.

– Наверное, люди теперь читают в своих планшетах, – предположила Нина.

У нее тоже была электронная книга, и Нина ее обожала.

– Ну да, понимаю, – согласился старик, – но я-то не могу там ничего рассмотреть. Я не вижу, что они там читают, и не могу спросить, интересно ли это, или сделать себе мысленную заметку заглянуть потом в эту книгу. Кажется, что все книги внезапно, в один день исчезли.

Нина посмотрела на него.

– Да, понимаю, о чем вы говорите, – кивнула она, – и знаю, что вы чувствуете.

Оба они восхищались Шерлоком Холмсом – в кожаном переплете, с ручным тиснением и прекрасными серебристыми форзацами.

– Вам не хочется с ней расставаться? – спросил старик.

– В общем, да, – призналась Нина.

– Я буду о ней заботиться, обещаю.

– Хорошо, – улыбнулась Нина, принимая от старика чек и укладывая его в старый жестяной ящик кассы.

– Вы даже можете заходить иногда и навещать эту книгу, если хотите, – предложил старик с оттенком легкого флирта в голосе.

– О! – усмехнулась Нина. – Не знаю, долго ли еще здесь задержусь. – Она произнесла это, стараясь выглядеть беспечной и веселой, – но подозревала, что ей это не слишком удалось.

Нина стремилась как можно незаметнее наблюдать за грязным Беном, который устроился на ступеньках фургона и читал, шевеля губами; его глаза то и дело отрывались от страницы, чтобы проверить, не проходит ли кто-то поблизости, не видят ли его. И тут появилась Эйнсли и принялась его бранить.

– Не убегай из дома! Я думала, ты потерялся.

– Куда я потерялся?

– Ну да, теперь я вижу, что ты здесь, но ты не можешь уходить просто так, ничего не сказав мне.

Нина нахмурилась. А Эйнсли продолжала шипеть:

– Если они тебя увидят… если увидят, что ты болтаешься по улицам, Бенни…

– А мне плевать!

– Ты не должен!..

– А мне плевать!

Бен снова уставился в книгу, а Эйнсли огорченно вздохнула и посмотрела на Нину.

– Я и не знала, что ты сегодня работаешь.

– Да я и не… Я просто так… зашла…

Нина не представляла, как объяснить происходящее, и сменила тему:

– Тебе разве не понравился ночной праздник? Это было чудесно!

– Скучно, – пожала плечами Эйнсли.

– Но там было множество симпатичных парней! – стараясь улыбнуться, напомнила ей Нина.

Не получилось.

Эйнсли мрачно огляделась по сторонам:

– Здесь и делать-то сегодня нечего.

– Знаю, – согласилась Нина, нервно наводя порядок на одной из полок. – Так что на самом деле ты мне сегодня и не нужна.

Эйнсли снова окинула взглядом рыночную площадь; сильно подведенные глаза и плохо покрашенные волосы странно выглядели в ярком солнечном свете.

– Идем, Бен! – рявкнула она на брата.

Мальчик неохотно отложил книгу и, повесив голову, потащился за сестрой. А Нине потом пришлось стирать с книги отпечатки его грязных пальцев.

И тут Нина приняла решение. Она и так уж слишком долго его откладывала. А если она не собирается здесь задерживаться, то не важно, сочтут ли местные, что она суется в чужие дела.

Нина выждала несколько мгновений, потом тихо закрыла и заперла дверцы фургона и осторожно пошла по улице вслед за братом и сестрой.

За центральной частью деревни, с мощеными улицами, скрывались куда менее привлекательные улочки: здесь стояли серые муниципальные дома, построенные в пятидесятых годах, одни выглядели чудесно, их окружали цветы, а другие были куда более потрепанными, – но все смотрели на прекрасные зеленые поля внизу.

Нина невольно подумала, что даже если у вас нет ни гроша в кармане, более замечательного места для детства в мире не существует.

Эйнсли и Бен повернули к самому неухоженному из всех домов. Вдоль изгороди из кустарника перед ним валялся всякий мусор, старые игрушки, даже сломанное кресло-качалка. Сплошная грязь. Дверь покрывали царапины и вмятины, стекла в окнах потрескались. Этот дом явно не любили и не заботились о нем.

Нина судорожно сглотнула. Она вдруг осознала, что испугана. В самых мрачных своих фантазиях она воображала Эйнсли под гнетом некоего ужасного отчима или семью, в которой просто никому нет дела до детей. И не знала, хватит ли у нее теперь храбрости. Конечно, работая в библиотеке, она постоянно сталкивалась с разными социальными проблемами. Библиотекари нередко потихоньку сообщали в социальные службы, если одни и те же люди приходили в библиотеку каждый день и засыпали там, потому что им явно некуда было пойти, или вдруг кто-то из постоянных посетителей становился все более неухоженным. А еще многие люди использовали библиотеку как некое неформальное бюро советов, но против этого работники не возражали.

Однако здесь было нечто совсем другое. Да, Нина сунулась не в свое дело, отрицать это невозможно. Она попыталась успокоить себя мыслью, что, в конце концов, это ради ребенка – ребенка, о котором не заботятся, который грязен, в восемь лет едва умеет читать и не посещает школу. И ради Эйнсли, которая оживает только тогда, когда остается наедине с книгами, а отсутствие в ней интереса к чему-то еще может говорить о серьезных проблемах, несвойственных девочке-подростку.

Но Нина все равно чувствовала себя назойливой, человеком, собравшимся лезть в чужую жизнь, вызывая тем самым неприязнь к себе, горожанкой, что суется туда, где ее не хотят видеть. Прежде, в библиотеке, люди сами просили ее о помощи или искренне благодарили за вмешательство. Но ведь сколько раз ни пыталась Нина поговорить с Эйнсли, девушка отчетливо давала понять, что обсуждать ничего не желает.

Но здесь был еще и ребенок…

Нина вздохнула, разрываемая сомнениями. Правильно ли это? Остаться или уйти? Эйнсли ведь сама со всем справлялась. Впрочем, Нина вспомнила и неприятный разговор насчет экзаменов… Это уж точно неправильно, Эйнсли ведь была умной девочкой. Она должна бы стремиться в университет, думать о той радостной жизни, что ждет ее впереди… а не бродить, ссутулившись, по деревне без малейших планов на будущее.

Может быть, Нина сумеет мягко поговорить с родителями, попытается подсказать им, насколько умна их дочь… Да, это нужно сделать. Нужно сделать.

Нина храбро пошла к калитке. Ручка на ней была сломана, калитка едва держалась на петлях. Нина осторожно проскользнула в нее и пошла по камешкам садовой дорожки. Вокруг царила зловещая тишина, нигде не гудели машины, только в воздухе над деревьями лениво кружила одинокая пустельга. Нина мгновение-другое наблюдала за ней, за ее вызывающим благоговение безмолвным величием, и слегка позавидовала птице, свободной от разных социальных обязательств.

А потом она шагнула к двери и быстро постучала, чтобы не дать себе возможности передумать.