– Ну что, – спросил Хирохито, – долго ли продержится Москва?
– Ваше величество, не сегодня завтра падет. – Губы начальника генерального штаба Сугиямы дрогнули в слегка презрительной улыбке.
Военный министр Тодзио наклонил в согласии голову:
– Война закончится быстрой победой Германии. Советам будет чрезвычайно трудно ее продолжать.
– Каковы в этой связи наши намерения?
– Наступает весьма благоприятный момент, ваше величество, – сказал Сугияма.
– Нам представился редчайший случай, который бывает раз в тысячу лет, – добавил Тодзио. – Мы не вправе промедлить.
– Вы хотите сказать, что готовы действовать в северном направлении?
– План «Кантокуэн» разработан в деталях, ваше величество, – Сугияма почтительно наклонился.
– Да, я помню. Генштаб ничего в нем не изменил?
– Нет, ваше величество. Как вы знаете, подготовлена миллионная группировка. Сходящиеся удары Квантунской армии и союзников из Маньчжоу-Го и Мэнцзяна, и мы выходим к Байкалу. Командующие Квантунской армией, генералы Умэдзу, Есимото и Танаку, рвутся в бой. Если германские войска успешно форсируют Волгу, то мы можем встретиться с ними на Урале.
– Если… А вдруг германо-советская война затянется?
– Нет-нет-нет. Мы не вправе упускать «золотую возможность». Еще не поздно совместно с Германией обрушиться на Советы и сокрушить их. Германо-советская война – это ниспосланный нам свыше шанс решить северную проблему. Нужно смело отбросить теорию «спелой хурмы». Мы обязаны сами создать благоприятный момент.
– Понимаю, – задумчиво сказал император. – И все же спелую хурму срывать приятней. От неспелой может случиться оскомина.
Это означало, что военная активность Японской империи будет направлена, как и прежде, в направлении «Южных ресурсов». Военный министр и начальник штаба склонились в низком поклоне, а затем молча вышли.
Тихий ветер в саду.
Вот и кончилось лето.
А хурма не созрела.
«Восемь миллионов вооруженных и четко организованных немцев. Страшная военная машина, которую мы и остальной цивилизованный мир столь глупо, столь беспечно, столь бесчувственно позволяли нацистским гангстерам создавать из года в год… Она не может оставаться в бездействии, иначе заржавеет и развалится. Она должна поглощать человеческие жизни и растаптывать домашние очаги. Я вижу эту машину – с ее щеголеватыми прусскими офицерами, которые звенят шпорами и щелкают каблуками, с ее ловкими специалистами, набравшими свежий опыт устрашения и связывания по рукам и ногам десятка стран и народов. Я вижу тупые, вымуштрованные, покорные, жестокие массы гуннской солдатни, тянущейся, подобно стае ползучей саранчи. Я вижу полет германских бомбардировщиков и истребителей, с их ранами, еще не зажившими от ударов британского бича: они наслаждаются жертвами, которые кажутся им более доступными и менее опасными.
Францию они разбили за месяц. Почти без потерь. Польшу – за две недели. И тоже без потерь. Монстр стал только сильнее. Чем способны ответить англичане? Собрать сухопутную армию миллиона в два. И то с трудом. И бросить на континент? Через Английский канал? На убой? Не хочется даже вспоминать, как полумиллионная английская армия бежала из Дюнкерка.
Американцы? Те могут и три миллиона собрать. Пусть даже четыре. Слабо обученных. Давно не воевавших. Мало знакомых с принципами современной войны. Но главное – толком не понимающих, за что и за кого они должны отдавать жизни в этой старухе-Европе. Она сошла с ума, но при чем здесь они? Да и как такую массу перебросить через океан? Где взять столько кораблей и лодок? За какие сроки? Безнадежно.
Кто еще? Восток? Русские? Не скрою, отчаянная надежда на более или менее упорный восточный фронт у нас была. Союз Сталина с Гитлером тут ни при чем. С самого начала он казался все-таки фальшивым и непрочным. Но при первом же столкновении регулярная русская армия числом в пять миллионов была окружена и разгромлена за те же две недели. Теперь Сталин судорожно собирает для защиты своей столицы кого только можно, включая вузовских профессоров. Винтовку им в руки – и в ополчение. А чего вы ждали? Этот вурдалак перед войной уничтожил все свое офицерство. Видите ли, он боялся военного заговора. Идиот и трус. Если не сатанинское отродье. Говорят, дивизиями у него сегодня командуют безусые лейтенанты. Когда они еще научатся воевать? И сколько миллионов еще уложат? Сейчас он угробит остатки русской профессуры. И что дальше? Чего нам ждать здесь, на островах? Германцы в маршевом темпе приближаются к Волге и кавказской нефти. Если захватят, станут непобедимы. А этот кремлевский сиделец все прохлопал и орет в панике – открывайте в Европе второй фронт! Таскать за него каштаны из огня? Но мы не можем укладывать, как он, своих людей миллионами. Да если б и решились на это безумие, то все равно для подготовки нужен год, а то и два. Это если надрываться.
Я вижу десять тысяч русских деревень, где средства к существованию с таким трудом выжимались из земли, где еще существуют первобытные человеческие радости, где девушки смеются, а дети играют. Ныне на это наползла черная туча смерти. Но надо признать, русские не сдались, они продолжают сражаться. Несмотря на адовы потери – с великолепной самоотверженностью. И мы обязаны им помочь. Прошлое с его преступлениями, ошибками и трагедиями отступает в сторону. Помогать надо немедленно. Как? Чем? Дипломатией? Переговорами? Риторикой? Нет, извините! Сразу – оружием и едой. У нас кое-что есть. Да и в Америке этого, слава богу, немало. Конвейер там заработал в полную силу. Караваны судов, доверху набитых порохом, грузовиками, танками, самолетами, свиной тушенкой и сгущенным молоком следует направить в Мурманск и Архангельск. Этот путь нам знаком еще по прошлой войне. А людей Сталин найдет и сам. Этому чудовищу все равно, сколько наспех собранных дивизий бросить в топку. Спросить с него за гибель миллионов все равно некому. А сам он к людям равнодушен. Десятью миллионами больше, меньше – какая разница? Для него личная власть и идея, пусть и бредовая, дороже и важнее.
Итак, помочь мы обязаны. Не только в интересах русских людей и русских равнин, но прежде всего в интересах британцев. Разделается Гитлер с русскими, примется за нас. Сомнений в этом быть не может. Вторжение Гитлера в Россию является не более чем прелюдией вторжения на Британские острова. Но мы будем биться с ним на суше, мы будем биться с ним на море, мы будем биться с ним в воздухе до тех пор, пока, с Божьей помощью, мы не избавим землю от его тени и не освободим народы земли от его ярма. Мы будем сражаться за каждый город, за каждый проулок, за каждый дом.
Но какова цена?
И вот теперь мне, старику, придется лететь в почти окруженную Москву. Согласовывать стратегию, вести трудный разговор о втором фронте. Ведь этого азиата сюда не вытянешь. Говорят, он боится летать. А поездом до Лондона ныне не доедешь.
Увы, Россия – страна полуазиатская. Но Сталин – чистый азиат. Хан. Жестокий, собранный, хитрый. Трижды хитрый, но не слишком умный, что бы о нем ни говорили восторженные дураки вроде Шоу и Уэллса. И что имеем? В любом случае пока это не Европа. Ни в смысле развития общества, ни в смысле человечности. В прошлом была попытка приблизиться. При вспыльчивом самодержце Петре? При ловкой немке Екатерине? При решившемся на реформы императоре Александре II? Да даже и при последнем несчастном царе, да провалилась с треском. Как и прежде, вылезла дикая азиатская рожа, да пострашнее самых отчаянных наших индусов. Куда ближе по повадкам к самураям или гангстерам из китайских кварталов. И усатый кавказец – лучший ее образец. Ее наставник и вождь. Хитрый, но подслеповатый Чингисхан. Нападение нацистов он прозевал.
И все же герр Гитлер будет еще похуже. Беда не в его усиках, а в том, что он за кратчайшие сроки соблазнил и растлил самую мощную европейскую нацию. Безумный, кровавый нацист – в самом центре Европы! В замечательных ее краях – Рейн, Дунай… Ты мог себе это представить? А кто мог? Все оказались слепы. Впрочем, и вокруг святого Рима ныне елозят бесы. Вот до чего дошло.
Но Гитлер. Если этот господин вторгнется в ад, я с готовностью пойду на союз с сатаной… Я это говорил и буду неоднократно повторять.
Итак, необходимо лететь в Москву. Поговорить с тамошним сатрапом. Но – спокойно, доверительно, почти дружески. А куда деваться?
У нового покорителя Европы более шести тысяч танков своих плюс французские, плюс чешские… И многие тысячи самолетов. И тьма подводных лодок. И вся промышленность Франции, Австрии, Чехии, Бельгии, Голландии… И людские резервы из окружающих стран – румыны, венгры, итальянцы, словаки, хорваты, даже испанцы… В Британии солдат пока еще и миллиона не наберется. А танков хорошо, если сотню найдем. Когда мы все это развернем? Придется Сталина огорчить: открытие второго фронта в Европе придется отложить».
– Сэр, – неслышно вошел камердинер, – горячая ванна готова.
Пробило час пополудни, и премьер с удовольствием залез в воду.
– Мы справимся, – пробурчал он. – В итоге.
Полет был нелегким. В Москву Черчилль прибыл кружным путем, пролетев дугой через Касабланку и Тегеран.
Самолет тяжело сел на бетонную дорожку Центрального аэродрома, а затем даже выкатился на траву. В брюхе самолета открылся люк, и оттуда по спущенной лесенке грузно сполз на землю британский премьер-министр. Он выбрался из-под самолета, придерживая шляпу, и настороженно огляделся. Он впервые оказался в стране большевиков, которых не уставал клеймить четверть века.
Он медленно шел мимо застывших солдат почетного караула и чуть ли не каждому испытующе смотрел в глаза. Ему хотелось увидеть сталь в лицах воинов, их непреклонную готовность биться насмерть с грозным врагом. И, кажется, он эту готовность увидел.
С аэродрома премьера доставили в Кунцево, в отведенную ему резиденцию. Черчилля поразили роскошь и удобство его жилища, каких он не мог ожидать в осажденной Москве. Для него уже готова была горячая ванна, в которую он с радостью погрузился после долгой болтанки в воздухе. «Нормальный путь, – подумал он, – от ванны до ванны. Словно и не пронесся через полмира».
Он летел в голодный, осажденный город, а потому захватил с собой бутерброды. Но сразу после ванны ему предложили в столовой ланч, смахивающий на пиршество. Расторопные официанты уставили стол множеством закусок: красная и черная икра, ветчина со слезой, жюльен, изыски кавказской, русской и французской кухни, вина, коньяки, оранжад, лимонад. Всего этого англичанин не рассчитывал встретить в городе, невдалеке от которого идут тяжелые, смертельные бои. А он-то думал, что в Кремле живут впроголодь.
Переговоры прошли легче, нежели ожидал британский премьер. Он ждал тяжкой словесной битвы и шквала претензий и обид.
Они сидели в кабинете Сталина за длинным столом, покрытым зеленым сукном.
– Положение на фронтах тяжелое, – сказал хозяин кабинета. – Немцы прорываются к Сталинграду и Кавказу. На юге Красная армия не смогла их остановить.
– Боюсь, это будет для вас неприятным известием, – сказал гость. – Но я вынужден откровенно сказать, что, если бы открытие фронта в Европе в нынешнем году могло оказать помощь нашему русскому союзнику, мы бы не остановились перед большими потерями. Однако торопливо подготовленное предприятие рискованно, оно лишь ухудшит ситуацию, оказавшись в итоге большой ошибкой.
Присутствовавший на встрече советник Рузвельта Аверелл Гарриман подтвердил, что американский президент того же мнения.
Услышав это, Сталин помрачнел.
– У меня другой взгляд на войну, – медленно и негромко сказал он. – Кто не хочет рисковать, сражений не выигрывает. Англичанам и американцам не следует бояться немцев. Это вовсе не сверхчеловеки. Почему вы их так боитесь? Посмотрите, мы ведь их бьем. И все более учимся это делать. Но для этого необходимы войска обстрелянные. Пока солдаты не проверены огнем, нельзя сказать, чего они стоят. Вот почему второй фронт нужен не только нам, но и вам. Не надо бояться немцев. Будьте смелее.
Последние слова задели Черчилля. Он вовсю задымил сигарой.
– Когда в сороковом году, – воскликнул он, – Англия стояла против Гитлера в одиночку, когда нависла угрозой вторжения нацистов, нам никто не помогал. Но и никто не мог упрекнуть нас в несмелости.
– Да, вы объявили Германии войну, – согласился Сталин. – Но фактически бездействовали.
– Как это? – изумился Черчилль. – А битва за Англию в воздухе? Она была нелегкой. Германские асы – это не подарок. И все же войну в воздухе мы выиграли. При этом сильно потрепав германскую авиацию. Вам этого мало? Но к войне на суше мы толком не готовились. В Англии мало сухопутных войск. Сейчас быстрыми темпами мы готовим дивизии и целые армии. Но этого нельзя сделать ни за месяц, ни за год. – Он оглянулся на Гарримана.
– В Америке абсолютно то же самое, – сказал немного скучным, даже печальным голосом представитель Рузвельта. – Еще вчера мы, по сути, не были готовы. Но уже сегодня пытаемся действовать решительно. И на Тихом океане, где предстоят тяжелые бои с японцами, а в будущем году, надеюсь, и в Европе.
– При этом в скором времени, – добавил Черчилль, – мы вместе с американцами высадим серьезные группы войск в Северной Африке. Мы не только не пустим немцев к Каиру, мы намерены их там уничтожить. Это ведь тоже часть второго фронта.
– Это хорошая новость, – заметил Сталин. Он сразу прикинул, что немцы вынуждены будут оттянуть часть дивизий, ибо Гитлер отдать ливийские и египетские пустыни не может. Это для него путь к Багдаду, Тегерану и нефти. И еще это для него вопрос престижа. Ну и пусть там, в песках, покувыркается.
– Сейчас нам всем трудно, – сказал Черчилль. – Придется немало потрудиться. Но войну мы выиграем. В этом сомнений нет. – Он пыхнул сигарным дымом и улыбнулся, слегка загадочно.
Это не ускользнуло от Сталина. «Чего-то он недоговаривает, – подумал кремлевский вождь. – А вот чего?»
А Черчилль не стал говорить Сталину, что американцы совместно с англичанами приступили к разработке оружия такой силы, что оно решит исход войны в их пользу в любом случае.
Следующие два дня прошли в банкетах. Сталин заметно повеселел и обхаживал английского гостя. Сначала прилюдно и шумно, в Екатерининском зале Кремля, а затем приватно – на собственной квартире. Черчилль должен был улетать в семь утра, а они только в полночь сели за стол. Напитков было столько, что англичанин понял: так быстро Сталин его не отпустит. Впрочем, Черчилль мог выпить сколько угодно. Они пьянствовали до пяти утра. Затем английский премьер час поспал, кое-как втиснулся в самолет и снова заснул. Самолет поднялся в воздух и взял курс на Тегеран. Психологическая схватка со Сталиным состоялась. И Черчилль имел все основания сказать себе: он ее не проиграл.