Тяжелая вода

– Вчера студенты спросили меня, что такое тяжелая вода, – со смехом рассказал жене Фредерик Жолио.

– И что ты им ответил? – поинтересовалась Ирен.

– Для начала я их спросил, что такое простая вода. Представь себе, они вытаращили глаза. Пришлось им объяснять, что вода – это сгоревший водород. Он потому так и называется, что, сгорая, рождает воду. В пламени любви, в смертельном танце с кислородом он создает эту сказочную жидкость, без которой и жизни не было бы.

– Красиво, – усмехнулась Ирен.

– Кажется, у Верлена в стихах есть что-то похожее.

– Ты им читал Верлена?

– Нет, конечно. С них будет. Но я напомнил им, что водород – самый легкий элемент. В атоме один протон и один электрон. Но изредка к протону может прилепиться нейтрон. Ядро вдвое тяжелеет. Когда сгорает такой водород, получается тяжелая вода.

– Блестяще, мой друг. Такую лекцию и я охотно послушала бы.

– А ты, кстати, помнишь, сколько тяжелой воды в обычной?

– Знаю, что мало.

– Сотая доля процента. Как ее извлечь?

– Бесконечным электролизом?

– Именно. А ты прикидывала, сколько нужно электроэнергии? Водичка по капельке, а выходит – дороже золота.

– Да уж.

– Теперь ты понимаешь, почему ее производят в Норвегии? У них прорва дармовой энергии. Все эти горные речушки, водопады. Поставил небольшую электростанцию на водопаде, а рядом цех электролиза. И водопад струит тебе денежку.

– Хорошо устроились.

– Для чего я тебе это рассказываю? Я завтра лечу в Норвегию.

– За?..

– Именно. Купить весь их запас тяжелой воды, почти двести килограмм.

– А деньги?

– Рауль Дотри выделил полмиллиона долларов.

– Министр вооружений? С ума сойти! Щедрый человек.

– Он веселый мужик. И соображает быстро. К тому же романтик. Я ему сказал, что если расщепить все атомы его письменного стола, то можно испепелить поверхность планеты. Он смотрел на меня ошарашенными глазами, но чек на воду выписал без лишних слов. И тут же распорядился о срочных поисках окиси урана.

– Собираешься строить реактор?

– Только с твоей помощью, дорогая. Помнишь Лео Силарда с его бредовой будто бы идеей? Парень оказался прав. Феноменально прав. Теперь вопрос – кто кого опередит. Я имею в виду – боши или мы?

– Слушай, как страшно.

– Не то слово.

Через три дня Фредерик Жолио-Кюри перевез на грузовом самолете во Францию весь запас норвежской тяжелой воды, которую запрятали в подвалах Коллеж де Франс. И сразу встал вопрос – где строить реактор? Подступал май 1940 года. «Drôle de guerre» («странная война», которую еще называли «сидячей») тянулась уже восьмой месяц. Прямого столкновения с вермахтом французы старались избегать. Ужасы Первой мировой не изгладились из их памяти. Воевать они не хотели. Они не были готовы еще раз уложить два миллиона своих парней и надеялись на линию Мажино, чудо инженерной техники. Взять такую линию невозможно. И беспечные французы расслабились. Более того, они перестали понимать, за каким лешим они объявили Гитлеру войну.

Планы о создании реактора рухнули в одночасье. Немцы и не подумали штурмовать неприступную линию французов. Они стремительным ударом прошли Голландию и Бельгию и с севера, через незащищенную границу хлынули на Париж. До Фредерика Жолио-Кюри дозвонился министр Рауль Дотри и срывающимся голосом кричал, чтобы тяжелую воду увезли куда угодно, лишь бы она не попала в руки немцев. Воду, радиоактивные материалы и документацию переправили в центральную Францию, в Мон-Доре. Но немцы наступали так быстро, что все это пришлось срочно гнать в Бордо, а оттуда пароходом в Англию. Двести килограммов сверхценной воды нашли свое прибежище не где-нибудь, а в Кембридже, в подвалах Кавендишской лаборатории.

Фредерик не поехал вслед за водой только лишь потому, что посчитал недостойным оставить в оккупированной стране своих коллег и друзей. В Париже его задержали и отвезли в гестапо. Немецкий полковник задал лишь один вопрос: где тяжелая вода?

– Я пытался переправить ее в Британию, – отвечал ученый. – Но на выходе из порта пароход взорвался на мине.

– Я вам не верю, – скрипучим голосом сказал полковник. Но ученого отпустил.

Фредерик шел домой и с тревогой думал о том, что немцы всерьез взялись за атомный проект. В его голове начала созревать идея сопротивления наглым завоевателям, которая через пару лет охватит юг Франции, а затем и всю страну. А вскоре он узнал, что немцы, захватив Норвегию, получили в свое распоряжение тот самый завод фирмы «Норск-гидро» в Рьюкане, откуда он вывез все запасы тяжелой воды. «Хорошо, что вывез», – подумал он, не догадываясь поначалу, что завод этот заработал с удвоенной скоростью.

Прошло время, и над супругами Жолио-Кюри, уже основательно связанными с Сопротивлением, нависла угроза ареста. Фредерик решил Ирен с детьми переправить в Швейцарию, а сам уйти в подполье.

Прощались они на окраине предрассветного Парижа. Надежный водитель должен был отвезти его семью к швейцарской границе и передать в руки связников. Притихшие дети уже сидели в машине.

– Погоди, – Фредерик взял жену за руки, посмотрел в глаза. – Мы расстаемся. Но, надеюсь, не навсегда. Вот, послушай:

 

Мало в дни стыда и муки

Сочетать сердца и руки,

Нужно души повенчать —

Две отваги одиноких,

Чтоб удары бурь жестоких

Вместе на себя принять…

 

– Верлен? – спросила Ирен.

– Конечно, он, – отвечал Фредерик.

«Кровь, пот и слезы»

Итак, война разрасталась. Осторожный до трусости Невилл Чемберлен подал в отставку. 10 мая 1940 года, в день нападения германских войск на Голландию и Бельгию, премьер-министром Великобритании король Георг VI назначил Уинстона Черчилля. Все понимали, что более подходящей фигуры нет.

Свежеиспеченный премьер поймал себя на странном чувстве. Словно он был рад разгорающейся войне. Его все-таки призвали. Он нужен. Никто, кроме него, не способен возглавить нацию в столь трудный час. И он докажет, что это именно так. Он. И только он! Нет, он не настолько тщеславен. Отнюдь. Просто он творец, художник. А главное его творчество – это политика и война. Слава войне! Потомок герцогов Мальборо окажется великим художником войны. И он вместе со своим народом победит. Разумеется, друзья и союзники помогут. Война будет чудовищной. Союзы могут возникнуть необычные, даже парадоксальные. А это уже не столько война, сколько политика. Головоломная политика. Придется и здесь ходить по минному полю. В чем-то это будет художественное хождение, сродни творениям Босха и Гойи. Ангелы протянут руку демонам. Ведь он сам сказал, что в случае необходимости готов заключить союз с сатаной.

Он испытывал фантастический подъем сил. Ноздри его воинственно раздувались. Лицо разрумянилось. Огрызок сигары летал из одного угла рта в другой. С виду толстый, даже слегка обрюзгший, он носился как юноша. Уже 13 мая он выступил с громовой речью в Палате общин, а затем еще дважды в июне. Эти речи транслировались по радио как обращение к нации:

«Ничто не изменит решимость Британии и Британской империи воевать дальше, в случае необходимости – в одиночку, столько лет, сколько понадобится… Вы меня спросите, каков наш курс? Отвечу: вести войну на море, суше и в воздухе, со всей мощью и силой, какую дает нам Бог. Вести войну против чудовищной тирании, превосходящей любое человеческое преступление. Вот наш курс. Вы спросите, какова наша цель? Отвечу одним словом: победа! Победа любой ценой, победа, несмотря на весь ужас, победа, каким бы долгим и трудным ни был путь. Потому что без победы не будет жизни…

К вопросу о вторжении на наш остров. За все долгие века, которыми мы гордимся, не было периода, когда нашему народу можно было дать абсолютную гарантию от вторжения. Во времена Наполеона тот же ветер, который нес бы его корабли через канал, возможно, прогнал бы защищавший нас флот. Всегда существовал шанс захватить наш остров, и именно этот шанс дурманил воображение континентальных тиранов. Мы можем увидеть новые злые умыслы, столкнуться с изобретательной агрессией жестокого врага. Мы обязаны быть готовыми к новым хитростям коварных тиранов.

Мы не сдадимся. Мы будем сражаться на морях и океанах, мы будем сражаться с растущей уверенностью и растущей силой в воздухе, мы будем защищать наш остров любой ценой. Мы будем сражаться на берегу, на взлетных площадках, в полях и на улицах, мы будем сражаться на холмах; мы никогда не сдадимся. И если, во что я ни на минуту не поверю, этот остров или большая его часть будут покорены и люди начнут умирать от голода, тогда наша Империя за морями, вооруженная и охраняемая британским флотом, будет продолжать борьбу, пока, в Божье время, Новый Мир, со всей его силой и мощью, не отправится на спасение и освобождение старого.

Но сегодня мы должны рассчитывать только на себя. Нам предстоит суровое испытание. Через катастрофы и горе мы одолеем наших врагов. Британцы! Все, что я могу обещать вам в течение ближайших месяцев и лет, это – кровь, труд, слезы и пот. Вы готовы сражаться за каждый куст на берегу, за каждый холм, за каждый проулок, за каждый дом?»

И британцы ответили: «Готовы!»