Маркс считался лучшим специалистом по России. Гальдер разбирался во всем и заслуженно занимал пост начальника генштаба.
Генералы прогуливались со своим вождем.
– Итак, – сказал Гитлер, – какова численность русской армии?
– Мой фюрер, – отвечал генерал Эрих Маркс. – Россия – страна сплошной секретности со времен Ивана Грозного. Мы знаем численность и состав французской армии, норвежской, польской. В последнем случае – до последнего хорунжего, конной сотни, до последнего пулеметного расчета. Что касается России, то здесь мы вынуждены пользоваться правилом Мольтке-племянника – миллион населения дает две дивизии. Можно полагать, что Россия способна развернуть до четырехсот дивизий. Но вот в какой мере большевики способны обуть, одеть и вооружить эту массу? Это вопрос.
– Думаю, в небольшой, – усмехнулся Гитлер. – Да и откуда? После того как они вырезали почти всех своих инженеров, на одних приглашенных американцах далеко не уедешь. Цифры в их газетах – дутые. Люди с мест сообщают, что в деревнях голод. Механизация слабая. Половина тракторов стоит из-за поломок. Чинить их некому и нечем. В городах немногим лучше. Народ недоволен.
– Да, мы тоже наслышаны, – сказал генерал Гальдер.
– Долго ли он будет поддерживать кровожадных большевиков?
– Русский народ терпелив. Но все же не беспредельно. Если ударить умело и быстро, у большевиков все повалится.
– А сколько у русских танков?
– Не знает никто, – сказал Маркс. – Лучше спросите про телеги. Адмирал Канарис утверждает, что немного. При их-то слабой промышленности. Откуда? Ему трудно не верить. У него в руках разведка.
– Чем же они собираются воевать?
– Старая русская винтовка достаточно надежна. Кавалерия у них тоже неплохая.
– Этого мало, – сказал Гитлер. – К тому же устарело. Ведь предстоит война машин.
– Разумеется, мой фюрер.
– Значит, серьезных угроз с Востока нет?
– Этого мнения придерживается весь генштаб, – сказал Гальдер.
– Прекрасно. Это нам на руку. Мы не можем воевать на два фронта.
– Майн гот! – Маркс чуть было не перекрестился. – Не можем. Никак. Еще Бисмарк предупреждал. В прошлую войну мы его не послушали.
– А если придется? Что, сдадимся?
– Нет, сдаваться мы не будем. Но умнее войны на два фронта избежать.
– Такая возможность есть. – Гитлер улыбнулся. – С русскими можно договориться. Похоже, они сами этого хотят.
– Неужели.
– Они подают сигнал. И недвусмысленный.
– Этим стоит воспользоваться. Это развяжет нам руки.
– В том-то и дело. – Гитлер сцепил ладони и тряхнул ими. – Насчет вооружений Франции и Англии я в курсе. А вот скажите для примера, сколько войска в Америке?
– Где? – удивился Маркс. – За океаном? Полагаю, тысяч двести.
– Всего?
– Им и этого много. С кем воевать? С Мексикой, что ли?
– Ну да, – сказал Гитлер и нахмурился. – Ну да. С кем?
– Флот у них приличный. Правда, подлодок немного.
– А наземного войска всего двести тысяч? – переспросил Гитлер и вдруг рассмеялся до слез.
– Сейчас они пытаются нарастить численность.
– И когда будет раз в десять больше?
– Ну, года через два.
– А у нас? При полной мобилизации восемь миллионов. При этом каждый солдат – немецкий. Да, понимаю. – Гитлер вздохнул. Серьезно и гордо.
– Сегодня наши вооруженные силы – сильнейшие в мире.
– Да, – сказал Гитлер. – Я тоже в этом не сомневаюсь. Кстати, а сколько танков у американцев?
– Сколько! Штук двести. А может, триста.
– Всего.
– Опытные образцы. Шерман – неплохая машина. Но в серию ее запустить они не торопятся. Да и зачем? На Мексику нападать?
– Действительно. – Гитлер вновь усмехнулся.
– В Америке, – заметил Гальдер, – как и прежде, сильны позиции изоляционизма. В Европу лезть они не собираются.
– Понять их можно, – задумчиво сказал Гитлер. – Кстати, напомните, а сколько танков у нас?
– Пять тысяч, мой фюрер, – с гордостью сообщил Маркс. – С половиною.
– Хорошее число. Но все равно мало.
– Согласен, мой фюрер. Но это вопрос к промышленникам.
– Да, это моя проблема, – сказал Гитлер.
… в голодной стране.
Собирался ли Сталин в начале 40-х на Европу нападать?
Неумолкаемый хор историков, воспитанных во лжи и ею насквозь пропитанных, судорожно кричат до сей поры: «Нет! Нет! Ни в коем случае не собирался. А на нацистскую Германию – особенно не собирался». Но почему вдруг так? (В скобках можно заметить: Гитлер – циничный политик, откровенный бандит, душитель свобод и живых людей, создатель лагерей смерти. Как же можно подобное терпеть? Разве это постыдно – напасть на бандита, вырвать у него жало, чтобы спасти людей в той же Германии, уберечь целые народы вокруг? Человек смелый, сильный обязан был так поступить и, следовательно, должен был подготовиться, напасть и обезвредить агрессора, грозящего Европе войной. Малой превентивной войной можно было бы предотвратить бойню мирового масштаба. Человек трусливый и подлый предпочитал отсидеться в стороне. До поры до времени, разумеется. Дескать, пусть они там передерутся до взаимного изнеможения. Вот тогда мы подумаем, а не вступить ли нам?)
Повторим: что значит, не собирался? Забыл призывы начала 20-х «Даешь Варшаву! Даешь Берлин»? Как же, забыл! Так мы и поверили! И двух десятилетий не прошло. Что, большевики изменили своим взглядам? Отбросили мечты о мировой революции? Распустили Коминтерн? Нет, не распустили, хотя Интернационал несколько изменился за двадцать лет. Впрочем, и Россия была уже не та. Два десятилетия она судорожно вооружалась. Все средства голодной страны были брошены на будущую войну. Прежде всего в этом был смысл поспешной индустриализации. Сталину не приходило в голову выпускать в достаточных количествах автомобили для народа. Зато в большом количестве строились военные самолеты. Обучались миллионы парашютистов. Вместо лихой конницы времен Буденного были сформированы гигантские танковые корпуса. Дотошные историки до сих пор спорят, сколько у Сталина было танков – двадцать шесть тысяч или тридцать. В любом случае это вдвое больше, чем у остальных стран, вместе взятых. Да, было много устаревших моделей. Но было несколько тысяч новейших, каких не было у Гитлера, не было ни у кого. Для чего эти танки? Защищать мирную жизнь голодных и запуганных советских людей? Однако для защиты лучше подходят оборонительные линии. Но единственную линию на старой советской границе (существовавшей до вторжения в Польшу) Сталин приказал взорвать. Надежные бетонные бункеры, строившиеся годами, были уничтожены в несколько дней. На это дело не пожалели тысячи тонн взрывчатки. Зачем разрушали? Историки до сей поры ответа дать не могут. Но ответ прост. Сталин – самоуверенный безумец. Он считал, что его вооруженные силы сильнейшие в мире. Что на него никто не рискнет напасть. Так кому нужна какая-то допотопная оборонительная линия? К 41-му году русская равнина на западе была открыта. Ни одного блиндажа не осталось. Зато он, Сталин, со своими десятками тысяч танков может напасть на кого пожелает. «Социализм в отдельно взятой стране» – это был лозунг маскировки (пока страна была слаба).
А больше всего Сталину хотелось в Европу. И он начал сосредоточивать миллионы солдат и тысячи танков на западной границе – чтобы выбрать момент и двинуть. Страшновато, конечно. Желательно дождаться, когда немцы окончательно завязнут на западе и заметно ослабеют. Вот тогда и совершить решительный бросок. Для начала хотя бы до Рейна. А уж вторым накатом до Атлантического побережья. «Освобожденные» народы Европы, ликуя, строят социализм. Никаких отдельно взятых стран. Все вместе. Дело Ленина не погибло!