Чемодан заберут с руками

Тихим июньским вечером баронесса Будберг шла привычным маршрутом по аллее Гринвич-парка, где она любила прогуливаться. Аллея была пуста, и она вздрогнула, услышав вдруг свое имя, сказанное по-русски. Она оглянулась и увидела на скамейке человека, которого ранее не заметила.

– Не пугайтесь, милейшая Мария Игнатьевна, – продолжил человек по-русски, – я просто хотел передать вам привет.

– Вы меня знаете? – спросила Мура.

– Разумеется, я вас знаю, – сказал человек без тени улыбки. – Вот вы меня не знаете, да это и необязательно. Все дело в том, от кого привет.

– И от кого же? – спросила она.

– От Алексея Максимовича Горького.

– Ах, вот что, – сказала Мура. – От Горького. Ну что ж, понятно.

– И привет очень теплый, – продолжал человек. – Если вас не затруднит, присядьте на минуту.

– Не затруднит. – Мура села на другой конец скамейки.

– Дело в том, что Алексей Максимович болен. И он выразил горячее желание повидаться с вами.

– Ага, – сказала Мура и нахмурилась.

– Узнав, что я еду в Лондон на торговые переговоры, он попросил меня передать это вам. Почему бы вам, милейшая Мария Игнатьевна, не съездить в Москву хотя бы на неделю? Великий писатель был бы счастлив.

– На неделю? – усмехнулась Мура. – В Советский Союз? Кто же мне даст въездную визу?

– Я успел посоветоваться в нашем посольстве. Там готовы предоставить вам визу немедленно.

– Интересно, – сказала Мура. – Прямо-таки готовы?

– К вашему будущему визиту с одобрением отнесся один человек.

– Да? И кто же это?

– Это товарищ Сталин.

– Ах, вот как! – Мура сделала попытку улыбнуться. – Это несколько меняет дело.

– Это радикально меняет дело, – сказал человек. – В Москве вас ждет теплый прием. Можете не сомневаться. Все затраты на поездку Москва берет на себя. И туда, и обратно. Вам ни о чем не нужно беспокоиться.

– Понятно, – сказала Мура. – Мне это понятно.

– В таком случае вам имеет смысл навестить наше посольство хоть завтра. Вы знаете, где оно находится?

– Знаю.

– Или послезавтра. Далее затягивать смысла нет.

– Понимаю, – сказала Мура.

– Везти писателю ничего не надо, у него все есть. Разве только маленький сувенирчик. Какой-нибудь пустяк.

– Это мне тоже понятно, – сказала Мура.

– Но есть один нюанс.

– Так, – сказала Мура. – И в чем он заключается?

– У вас хранится большой чемодан с перепиской Горького за разные годы. И с частью его личного архива.

– С чего вы это взяли?

– Нам это известно. Впрочем, и сам Горький об этом упомянул.

– Сам Горький?

– А что вы удивляетесь? Ему эти бумаги нужны. В ЦК нашей партии тоже заинтересовались. Как ни крути, а это часть нашей культуры.

– Часть культуры, – повторила Мура задумчиво. – А знаете ли вы, что Горький запретил мне кому-либо этот архив передавать?

– Он переменил свое мнение.

– Откуда мне это знать?

– Можете мне верить.

– Вам?

– Да, мне, – повторил человек вновь без малейшего намека на улыбку.

– А если я этот архив не повезу? Пока сам Алексей Максимович меня не попросит.

– Знаете ли, милейшая Мария Игнатьевна. – Человек прикрыл глаза и произнес монотонным и ставшим чуть более гнусавым голосом: – Одно компетентное лицо в Москве велело передать вам: чем крепче вы вцепитесь руками в этот чемодан, тем вероятнее, что его у вас заберут вместе с руками.

– Ну что ж, – Мура усмехнулась, – во всяком случае, откровенно.

– Откровенность – это ведь синоним честности. Мы ведем игру открыто, согласитесь.

– Эту деталь мне нет необходимости оспаривать.

– Тем лучше, – сказал человек. – Вместе с руками. А мне думается, что вам ваши руки пока еще дороги.

Баронесса Будберг лучезарно улыбнулась:

– О чем вы, голубчик? Я давно обещала отдать эти бумаги. Я сама их привезу. Передайте своему начальнику. А он, я надеюсь, найдет способ уведомить товарища Сталина.

– Мне кажется, мы друг друга поняли. И, напоминаю вам, не тяните с визитом в посольство. Алексей Максимович очень без вас скучает.

Мура на секунду прикрыла глаза. А когда открыла их, человека уже не было.

Мура в Кремле

– Здравствуйте, товарищ Закревская. Или желаете, чтобы я называл вас баронессой?

– Мне решительно все равно. Но в Кремле лучше звучит слово «товарищ».

– Пожалуй, так, – согласился хозяин Кремля и всей страны. – Скажите, вас хорошо устроили? Где поселили? Вы довольны?

– Гостиница «Москва», товарищ Сталин. Очень удобно. Лучше не бывает.

– Ну хорошо. Мы пригласили вас вот по какой причине.

– Я вас внимательно слушаю, товарищ Сталин.

– Понимаете, наш писатель, наш национальный гений тяжко болен. Протянет ли хотя бы несколько дней. Я в этом не уверен.

– Понимаю, товарищ Сталин. Горько это сознавать. Но смерть не щадит никого. Вы знаете, как я люблю Алексея Максимовича. Много лет я была бессменной его секретаршей.

– Ну да, именно секретаршей. – Сталин спрятал улыбку в усы. – Я прекрасно это знаю. Я осведомлен. Вы поняли меня?

– Разумеется, товарищ Сталин.

– Мы вас вызвали не просто так. Он хотел повидать вас. Перед смертью. Очень хотел. Да и мы, признаюсь, желали скрасить его последние дни. Ваше присутствие придаст ему силы. Уйти достойно – разве это не удел великого писателя? И всякий подумает – как хорошо, что Горький в свой последний час повидал ту женщину, которой он посвятил свой главный роман. И всякий отбросит от себя сомнения. Ви поняли меня?

«Ах ты, сука усатая, – думала Мура, – гипнотизируешь меня? Не на ту напал, сволочь кремлевская. Еще посмотрим, кто кого загипнотизирует».

– Товарищ Сталин, это святое дело! – Она спокойно смотрела на вождя своими глубокими, широко поставленными глазами.

– Святое, говорите? – На миг Сталин почувствовал себя неуютно. Что-то из юных семинарских лет болезненно вспыхнуло где-то внутри, но быстро угасло.

– Именно так. Мы все – данники святых дел. И должны быть им верны – сурово и неотступно. Вы это знаете лучше других. Вот почему я очень хорошо вас понимаю.

«На что ты намекаешь, баронесса вшивая? – думал он. – Святость? Издеваешься? Святая нашлась».

– Конечно, мне бы хотелось забрать Алексея Максимовича в Швейцарию. Там нынче, в клиниках на горных курортах, делают чудеса. Но…

– В Швейцарию? – переспросил Сталин.

– Но, видимо, это уже невозможно.

– Ви правильно думаете. Обидно, но мы упустили время. ЦК сожалеет.

«Ну да, ЦК решил, что Горький должен умереть, – подумала она, – только как зовут этого ЦК?»

– И вот я пытаюсь понять, – продолжила она. – Чем сегодня, здесь и сейчас, я могу Алексею Максимовичу помочь?

– Хотя бы не увеличивать его страдания. Продлять их тоже уже нет смысла. Зачем мучить человека?

– Я понимаю вас. Печально, но что делать.

– Это хорошо, что вы понимаете. Мы всегда знали, что вы умная женщина.

– Тут дело не в уме, товарищ Сталин. Сердце. Его не обманешь.

– Зачем обманывать сердце? – Сталин не то улыбнулся, не то скривился.

– Вы правы. Впрочем, никто и не хочет заниматься обманом.

– Вот именно. Для него увидеть вас – уже немало. Принять из ваших рук стакан воды. В каком-то смысле это судьба. Великая судьба великого человека.