Мура – баронесса

Спустя некоторое время Рубинштейн посетил Муру в той слегка восстановленной части дома, где она ютилась с детьми и Мисси. Он намеревался обсудить хлопоты по поводу получения для нее вида на жительство, хотя почти сразу сказал, что это нереально. Пришел адвокат не один, а с помощником. Так он назвал светловолосого молодого человека с манерами офицера, но в штатском. Тот представился Николаем, слегка наклонил голову и с элегантным достоинством щелкнул каблуками. Впрочем, во время разговора помощник не проронил ни слова, он лишь приветливо, с оттенком смущения поглядывал на Муру. «Странный помощник, – подумала Мура, – хотя и вполне симпатичный. Но зачем Рубинштейн его приводил?» Смутное подозрение закралось в ее душу.

Уже при следующей встрече адвокат все объяснил. Он придумал для Муры прекрасный вариант. Она может стать полноценной гражданкой Эстонии. Она получит приличный международный паспорт и сможет навещать своих детей, когда захочет и насколько захочет. Для этого всего-навсего надо выйти замуж.

– Замуж? – спросила Мура. – За?..

– Да, – улыбнулся адвокат. – Вы умница, вы правильно поняли. За моего «помощника».

– Простите, а кто он такой?

– Он из известной семьи. Славный парень, аристократ, даже барон. Ну, немножко легкомыслен. А кто сейчас не грешит по этой части? Но для вас это спасательный круг.

– А зачем это нужно ему? – строго спросила Мура.

– Не буду скрывать, он игрок, бездельник и шалопай. Семья отказалась от него. Его, можно сказать, выставили на улицу без денег, без поддержки, без связей. Он даже пытался стреляться. Слава богу, обошлось. Но здесь застревать он категорически не хочет. Его давно тянет в Берлин и Париж. Но для начала ему нужны хотя бы маленькие крылья. Если у вас появятся какие-то деньги, разве вы не поделитесь с ним?

– Ну да, – сказала Мура, – если…

– Он кончил Пажеский корпус, он умеет вести себя в обществе. Есть надежда, что он исправится. Только не в этой дыре. Здесь он задохнется.

– Смешно, – сказала Мура.

– И смешно, и печально, и весело, – адвокат развел руками. – Но в целом эта история может окончиться неплохо. И для него, и для вас. Баронесса Будберг – это звучит.

– Я могу с ним поговорить? – спросила Мура.

– Что значит «могу»? Я буду настаивать на этой встрече.

Мура понравилась Николаю с первого взгляда. Понравилась не как женщина, тут он сразу же оборвал свое воображение. Она показалась ему милой подругой, спасительной наставницей. Она была старше его года на два, но этого хватило, чтобы он спокойно принял ее покровительство. Он не был обделен интуицией и понял, что для него это шанс.

Они договорились пообедать в ресторане «Глория», в очаровательном районе старого Таллина, и спокойно все обсудить. Вход в ресторан был похож на вырубленную в покрытой мхом каменной стене таинственную пещеру. Внутри было прохладно, тихо и не составляло трудов найти уютный закуток, где можно поговорить. Держался барон великолепно и Муру не утомил. С грустной, иногда чуть лукавой улыбкой он рассказал ей о своей жизни. Он получил прекрасное начальное военное образование в империи царя и мог рассчитывать на хорошее будущее. В России остзейских баронов ценили, и они нередко дорастали до начальника департамента, а то и до министра. Россию он по-прежнему любит, но с большевиками у него ничего общего быть не может. А маленькая Эстония для него просто ловушка. В Европе ему министром не стать, но все-таки это большой мир, это свобода, это люди, с которыми он может говорить по-русски или по-немецки, на равных, не скрывая собственных мыслей. Насчет глубины своих мыслей он не обольщался, но все же, все же… А если ему удастся приехать в тот же Берлин не холостым мальчишкой, но солидным, семейным человеком, да еще со средствами… Пусть поначалу они будут скромными, он знает, как их увеличить. Голова на плечах у него, слава богу, есть.

Мура не до конца этому поверила, но вместе с тем увидела, что это славный и в чем-то даже милый человек. Растерян, потерян? Господи, а по чьей судьбе не прошлись колесами все эти войны и революции? Даже если бы он оказался штабс-капитаном в какой-нибудь Сызрани, это была бы судьба. Он не стрелял бы в себя, скорее, он стрелялся бы от скуки с каким-нибудь поручиком Краузе или майором Дымовым, пил, кутил, водил свою роту на парад, но это была бы жизнь. А теперь Берлин? Мура Берлин не слишком любила, но все же не Сызрань. А вдруг у него получится? И внезапно она поняла, что действительно может помочь этому человеку. А его титул поможет ей. А эстонский паспорт сделает ее настоящей европейкой. Или европеянкой, как выражаются некоторые русские поэты. Европе́янкой нежной. Да, звучит.

Решения она умела принимать быстро и окончательно.

Не прошло и недели, как Мура получила письмо от Петра Крючкова. Пе-пе-крю писал ей, что Горького очень беспокоит ее, Муры, положение. Алексея Максимовича терзает мысль, что Муру преследуют в Эстонии за дружбу с ним, Горьким. И что он дал Крючкову распоряжение выслать ей приличную сумму денег. «Как вовремя», – прошептала Мура.

А еще через два дня банк Эстонии сообщил Муре, что на ее имя пришла тысяча долларов.

– Ого! – воскликнула Мура.

Она тут же разделила деньги на три части – Мисси, Николаю и себе. Молодой барон Будберг осознал наконец, что он не зря женится на этой женщине. Ей явно сопутствует удача. Может, и ему повезет? Он ходил по Таллинну окрыленный, насвистывал «Боже, царя храни» и хлопотал о визе и билете в Берлин.

Когда еще через месяц пришла вторая тысяча долларов, Мура почувствовала себя богачкой. Она вновь примерно треть суммы отдала Мисси, треть – своему новому мужу (который с трудом скрыл свой восторг) и тут вспомнила про ювелира. Она схватила сумочку и поспешила на ратушную площадь, в уже знакомый ей узкий проход. Дверь каморки была закрыта. Она постучалась, но никто не откликнулся.

– Вы напрасно стучите, – раздался голос. – Его нет и не будет.

Она оглянулась. В десяти шагах на низком своем табурете сидел холодный сапожник.

– Сегодня не будет. А завтра?

– Его не будет никогда.

– Откуда вы знаете? – спросила Мура и подошла к сапожнику.

– Ну, мне в моей позиции такие вещи знать полагается, – усмехнулся сапожник. – Иногда он чистил у меня свои штиблеты. Все, лавочка закрылась.

– Неужто? – сказала Мура. – И почему вдруг?

– Третьего дня его хотели ограбить. Или убить.

– Что вы говорите?

– Двое. Они вышли вон оттуда. А он шел навстречу и широко улыбался. Мне кажется, эта улыбка их смутила. Но револьверы они достали.

– И что? – невольно холодея, спросила Мура.

– Он оказался проворнее. И стрелял быстрее.

– Вот как, – сказала Мура.

– Одного он лишь задел, второго ранил тяжело. Первый подхватил товарища, и они, ковыляя, скрылись.

– А ювелир?

– Он собрался быстро. Вышел с саквояжем, запер дверь. Сказал мне «Прощай, отец» и подмигнул.

– Понятно, – сказала Мура. Порывшись в сумочке, она достала пять долларов и протянула сапожнику: – Это вам.

У сапожника округлились глаза.

– Спасибо, мадам, – свистящим шепотом сказал он.

А Мура так и не узнала, что в лице ювелира Исаева она общалась с видным советским чекистом по имени Яков Блюмкин.