Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Газеты «Правда» и «Известия» сообщили, что у товарища Сталина дыхание Чейн-Стокса. Народ задумался и приутих. В лагерях люди были пообразованней. Они подняли глаза к небу и благодарно прошептали: слава богу, издыхает.
Скорпион махнул резным хвостом и перепрыгнул на люстру.
Не успел он удивиться его резвости, как услыхал песенку о наивном человеке. Он такой наивный, тра-та-та-та. Он такой наив… да, да, да. Мотив был знакомый. «Сулико»? Ну, конечно. Скорпион пел голосом тонким и приятным, однако немного фальшивил.
Снова он потребовал секретаря. И сказал вошедшему:
– Учтите, товарищ Поскребышев, что человек свободный ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни.
– Я учту это, товарищ Сталин, в своей работе.
– Хорошо сказал. Прошу также не забывать, что закон планомерного развития народного хозяйства дает возможность нашим планирующим органам правильно планировать общественное производство.
– Мы стараемся этого не забывать, товарищ Сталин.
– Как вы думаете, товарищ Поскребышев, можно было бы окончательно решить вопрос о судьбе товарного производства в Англии после взятия там власти пролетариатом и национализации всех средств производства?
– Мне кажется, товарищ Сталин, ничто не мешает нам именно так смотреть на эту проблему.
– Мы хорошо знаем, что товарное производство приводит к капитализму лишь в том случае, если существует частная собственность на средства производства, если рабочая сила выступает на рынок как товар, который может купить капиталист и эксплуатировать наемных рабочих в процессе производства.
– Они сейчас так и поступают, – вмешалась в разговор свиная морда. – Именно здесь, в нашем горячо любимом отечестве. Эксплуатируют наемных рабочих. А те не возражают. Хоть в Череповце, хоть в Тюмени. Да и в Норильске тож. Можете проверить.
Жук из-под ковра злобно свистнул.
– Не могут они так поступать в нашем отечестве. – Он откинулся в кресле, посмотрел вдаль. – При социалистической собственности наемного труда не существует и рабочая сила не является товаром.
– Является, является, – крикнул скорпион с люстры. – Сейчас все продается и покупается.
Он недовольно поднял голову и сказал:
– А знаешь ли ты, что землей, которая передана колхозам в вечное пользование, колхозы распоряжаются фактически как собственностью, несмотря на то, что они не могут ее продать, купить, сдать в аренду или заложить?
– А вот и могут. Уже почти все могут, – задорно крикнул скорпион.
– Контрреволюция? Не думал я, что до этого дойдет. Мне казалось, что меня будут помнить вечно.
– Это правда, – весело сказал скорпион. – Помнить будут.
Жук из-под ковра злобно свистнул.
Иногда спрашивают: существует ли и действует ли у нас, при нашем социалистическом строе, закон стоимости? Да, существует и действует. Понимал ли это товарищ Вознесенский? Думаю, понимал. Это не помешало партии указать товарищу Вознесенскому на его ошибки. Кузнецов организовал оборону блокадного города? Ну и что? Разве это может служить индульгенцией предателю?
Расстрел Вознесенского, Кузнецова и иных ленинградских товарищей не принес Сталину прежнего острого чувства освобождения. Даже удовольствия не принес. Это насторожило вождя. Конечно, оставалась надежда на благополучное завершение мингрельского дела. Там под расстрельную статью пойдут сотни людей. Лучше сказать, сотни негодяев и двурушников. И первым из них – Лаврентий. Придется им пожертвовать. Человек отработал свое.
В связи с законом стоимости на наших предприятиях имеют актуальное значение такие вопросы, как вопрос о хозяйственном расчете и рентабельности, вопрос о себестоимости, вопрос о ценах. Хорошо ли это? Не плохо. Это воспитывает наших хозяйственников в духе рационального ведения производства и дисциплинирует их. Хуже обстоит с врачами. Им не овладеть идеей рентабельности.
Вот, глядите, еще один Вовси по мою душу нашелся. И Виноградов туда же, температуру меряет, язык смотрит. А горло все равно болит. Тоже мне, профессор! О чем это говорит? О том, что кремлевские врачи – серьезная возможность кое-кого поменять в Президиуме ЦК. Было бы глупо это перспективное дело бросить на полдороге. Нет, надо довести до конца. На Красной площади повесить негодяев-отравителей! Как царь Петр это делал с изменниками-стрельцами. Мудрый был царь. Решительный. Толстой Алексей правильно в своей книжке это показал. Дрожишь, Вячеслав? Трепещешь, Анастас? Хмуришься, Лазарь? Я посмотрю, что вы скажете на допросе первой степени.
Не плохо, так как учит наших хозяйственников считать производственные величины, считать их точно, а не заниматься болтовней об ориентировочных данных, взятых с потолка. С потолка?
Он взглянул на потолок.
По лепному карнизу медленно пробиралась ящерица блеклого зеленого цвета с серо-белыми пятнами. Он знал, что ее называют хамелеоном. На зеленом она зеленая, на желтом – желтая. Приспособленка! Ничтожный зверь, но каков, однако, язык! Мгновенный выстрел этого языка – и мелкая мошка поражена. Отложив перо, он откинулся в кресле, пошевелил пальцами. Да, это правильно – мгновенный выстрел, и жертва уничтожена. Язык! Пора более основательно заняться проблемами языкознания.
– А ты как думал? – просипел хамелеон. Трубчатая мышца вокруг его подъязычной косточки напряглась, и язык, подобно гибкому розовому пламени, выстрелил далеко вперед.
– Не беспокойся. Мы знаем, у кого учиться и чему учиться. Товарищи Молотов, Каганович и Шкирятов скоро это поймут. Мгновенный выстрел, а вслед за тем наш справедливый суд.
Жук из-под ковра злобно свистнул.
– Саша, ты еще здесь? Ступай пока.
Секретарь Поскребышев, молча наблюдавший за работающим вождем, незаметно исчез.
Не плохо, так как учит наших хозяйственников искать, находить и использовать скрытые резервы, таящиеся в недрах производства, а не топтать их ногами.
Топтать ногами! Хорошее выражение.
Понимали ли это товарищи Ежов и Фриновский? Думаю, означенные товарищи этого не понимали. За что и понесли заслуженное наказание. Фильма об их расстреле не снимали. Он не отдал специального распоряжения. И правильно сделал. Мелкие люди.
А потом стало не до съемок в тюрьмах. Немецко-фашистские дивизии наступали. И он уже никогда не увидит, как умерла Мария Спиридонова. Красивая была баба. Наглая. За словом в карман не лезла. Но это все позади. Мы одержали всемирно-историческую победу ограниченного масштаба. Понимают ли этот ограниченный характер наших побед товарищи Морис Торез и Пальмиро Тольятти? А если понимают, то что думают по этому поводу? Надо послать Симонова. Пусть спросит.
Понимает ли восточный человек Мао? Он хитрый. Должен понимать.
Готов ли шведский пролетариат к всемирно-исторической победе? Нет, не готов.
Неужели один товарищ Готвальд готов?
Нехорошо вышло с Камо. В Тбилиси в 1922 году было всего два автомобиля. Ну, может быть, три. И этот героический болтун умудрился попасть под колеса. Где он их нашел? Никогда не одобрял его пристрастия к велосипеду. Велосипед против автомобиля? Легкомысленный человек. Отсюда и финал. Нет, его смерть не принесла желанного удовольствия. Не то было время. Троцкий в затылок дышал. Томский с Пятаковым путались под ногами. Рыков. Радек. Рудзутак. Косиор. Раковский. Тридцать лет прошло. Как одно мгновение. Годы борьбы и труда. Сколько врагов уложил! Мало.
Беда не в том, что закон стоимости воздействует у нас на производство. Беда в том, что наши хозяйственники и плановики плохо знакомы с действием закона стоимости, не изучают его и не умеют учитывать в своих расчетах. Этим и объясняется неразбериха, которая все еще царит у нас в вопросе о политике цен. Вот один из примеров. Хозяйственники внесли предложение, которое не могло не изумить членов ЦК, так как по этому предложению цена на тонну хлопка предлагалась такая же, как на тонну зерна, а цена на тонну зерна предлагалась такая же, как на тонну печеного хлеба.
Свиная морда в левом темном углу радостно заржала.
На замечания ЦК о том, что цена на тонну хлеба должна быть выше цены на тонну зерна ввиду добавочных расходов на помол и выпечку, авторы предложения не могли сказать ничего вразумительного. Ввиду этого ЦК пришлось взять это дело в свои руки, снизить цены на зерно и поднять цены на хлопок.
– Да, – заметил скорпион меланхолично. – В мудрости вам не откажешь. Практический вы человек-с!
– Погоди, ты меня сбил. О чем я хотел писать дальше?
– О распаде единого мирового рынка и неизбежности войн между капиталистическими странами, – услужливо шепнула свиная морда.
– Правильно. – Он взялся за перо.
Возьмем Англию… Хороши эти английские дипломаты. Хороша эта наша монахиня. Некий Исайя Берлин, представитель британской дипломатии, провел у нее целую ночь. Никуда не деться от этих евреев. Выслать этого Берлина к чертовой матери. А монахине задать приличную трепку. Сказать Жданову?
Свиная морда печально кивнула – сказать.
Внезапно он тронул вспотевший лоб. Ведь Жданов давно умер!
Свиная морда печально кивнула – умер.
Отравлен? Убит? Неправильно лечили от инфаркта?
Свиная морда вновь печально кивнула.
Когда это было? Что со мною? Мысли путаются.
– У товарища Сталина мысли не могут путаться, – нежно сказал скорпион.
– Это верно, – он взял себя в руки.
– Держи карман! – неожиданно весело свистнул жук из-под ковра.
Да нет там никакой ртути. Это ясно.
Никто не может отрицать колоссального развития производительных сил в нашем советском обществе. Но если бы мы не изменили старые производственные отношения новыми, то эти силы прозябали бы у нас так же, как они прозябают теперь в капиталистических странах. А некоторые наши хозяйственники продолжают заимствовать свои формулы из богдановского арсенала – «Всеобщей организационной науки». Эх, Александр Александрович, зачем ты тогда сочувственно посмотрел на этого шарлатана Бехтерева, выдававшего себя за психолога? Зачем шептался с ним? И по сей день переливал бы кровь в своем никому не нужном институте. Переливать кровь – достойное ли дело для большевика? Не переливать надо, а лить. Впрочем, ты никогда не был настоящим большевиком. Ильич это хорошо понимал. Пытаться свести сложное многообразие дел к «рациональной организации производительных сил», как это делают иные наши горе-экономисты, – значит подменять марксизм богдановщиной.
Рудзутак… Да… Что-то здесь дергает. Это тебя, Ян Эрнестович, Ленин, впадая в маразм, хотел сделать Генеральным секретарем? Вместо товарища Сталина, который груб и нелоялен. Или Крупская врала? Все равно, не справился бы ты. Нет! По заслугам и получил. Ничего ты не понимал в смычке города и деревни.
Кстати, о гибели городов. Большой ли город Хиросима? Так, не очень. Большой ли город Нью-Йорк? Анастас говорит, очень большой.
– Можешь не сомневаться, – прошипел жук.
– Мы не сомневаемся. Но как туда доставить эту штуку?
– Самолетом, – сказал жук.
– А если собьют по дороге? Упадет в воду. Вскипит часть океана, и больше ничего.
– А что такое кипение? – поинтересовался скорпион с лампы.
– Кипение? Глупость спрашиваешь! Как доставить… да… Один молодой конструктор делал у нас ракеты. Начинал чуть ли не с Цандером. Хорошие ракеты делал. Посадили его. Где-то на Колыме лес валит.
– Так найди его! – Скорпион оживился. – Срочно.
– Уже нашел. Думаешь, ты один умный? Нашел и к Туполеву послал. Пусть подучится немного, окрепнет. Ракеты нам нужны. Как же хочется кинуть в заокеанских империалистов железным ядрышком! Мне кажется, до этого не так уж далеко. Аналогичное положение имеем мы с проблемой уничтожения противоположности между умственным и физическим трудом. Это известная проблема, поставленная еще классиками.
Вообще говоря, проблема уничтожения – это проблема проблем.
Сказать Рюмину, чтобы не церемонился с арестованными врачами. Если дадут эти эскулапы нужные показания, куда эти кремлевские небожители денутся? Гнев народа их настигнет.
И все же, кто был лучший поэт эпохи?
Однажды я высказал свое мнение. Кажется, в письме к т. Ежову. Это было давно. Но прозвучало! На всю страну прозвучало. На весь мир. Сейчас я смотрю на эту проблему несколько иначе. Взошли иные имена. Скажу, кто. Дайте время. Поэзия – дело тонкое. А я кое-что в этом понимаю.
Народу нужен стих таинственно-родной, чтоб от него он вечно просыпался… Разве не так?
Я упаду тяжестью всей жатвы,
Сжатостью всей рвущейся вдаль клятвы —
И налетит пламенных лет стая,
Разве не так?
Не я и не другой, а мне народ родной – народ-Гомер хвалу утроит… На всех готовых жить и умереть бегут, играя, хмурые морщинки.
Правильно сказал – готовых жить и умереть. Главное – будьте готовы умереть. Всегда готовы!
Я у него учусь к себе не знать пощады… Художник, береги и охраняй бойца.
И это правильно.
Уходят вдаль людских голов бугры:
Я уменьшаюсь там, меня уж не заметят.
Это он зря сказал. Мы его заметили. О, еще как заметили.
Но никто не может мне сказать, куда подевался поэт. Безобразие.
В правой части кабинета осела белесая мгла. Оттуда в неисчислимом количестве выглядывали полосатые осы с песьими мордами. Они гадко разевали пасти, но лая не было слышно. С потолка полезли бледно-зеленые черви с влажными губами-присосками. Пол зашевелился, вздыбился бугристой коркой и, когда она лопнула, затанцевал беспокойной кучей пауков и навозных мух.
Жар внутри стал невыносимым и вдруг оборвался. На мгновение стало холодно. Его качнуло, и он чуть не упал с кресла.
И тогда терпение его иссякло. Он захотел показать этим тварям, что являет собой насекомое немалого уровня – не чета всем этим тварям на подвижных ступенях Ламарка. Он вздохнул, курительная трубка упала на ковер, дым смешался с ртутными парами, китель раздулся и лопнул, единственная звездочка отлетела с печальным звоном, гладкое желтое брюхо и панцирная грудь обнажились, мохнатые члены мерно задвигались, а висячие губы под страшными челюстями засмеялись. Ужас сковал обитателей кабинета, но длилось это недолго, потому что хамелеон мгновенно изменил цвет, скорпион ловко уполз в ближайшую щель, свиная морда испарилась, словно не бывало, а он лопнул с тихим треском и потек бело-коричневой жижей.
Когда дежурный офицер, смущенный тишиной, поздним утром, уже почти днем, робко заглянул в кабинет, он увидел лежащего на полу человека в замятом кителе, а вокруг подсыхающую по всей поверхности комнаты ряску желтоватой слизи, на поверхности которой трепыхалось несколько зазевавшихся мошек.
«Как сейчас помню: я вынул трубку изо рта и сказал с расстановкой: какой наивный человек!»
Сияй, Луна, душа вселенной…
«Эта жижа, эта желто-коричневая слизь, – он по-доброму ухмыльнулся в усы, – будет заливать наше пространное отечество еще лет семьдесят. Пятьдесят плюс двадцать… Да еще лет сорок у нас в запасе. Почему так долго? Проявится неодолимая инерция воспитанных мною душ, как это имеет место в отношении сил природы и ее законов. Как это имеет место в правильном применении закона стоимости. Как это имеет место в приведенном выше примере о разливе больших рек».
Войти с помощью соц. сетей: