29

«Подрывников-самоубийц больше, чем поясов смертников»

До конца 2001 года Шин Бет была сосредоточена на установлении объектов ликвидации среди тех, кого называли «живыми адскими машинами». Это были люди, которые либо планировали террористические атаки, либо готовились к их осуществлению, либо были непосредственно связаны с этой деятельностью, – полевые командиры и вербовщики смертников или изготовители смертоносных устройств.

В таком подходе имелось несколько проблем. Первая – выявление настоящих целей среди казавшегося нескончаемым потока «инициатив-ников». Тогда один представитель ХАМАС похвалялся: «У нас подрывников-самоубийц больше, чем поясов смертников». Эти палестинцы не подходили под единый стандарт: среди них были и молодые, и люди средних лет; образованные и неграмотные; те, кому было нечего терять, и те, у кого были большие семьи. Поначалу в их число входили только взрослые мужчины, но позднее лидеры ХАМАС стали привлекать в ряды шахидов женщин и детей.

Даже если удавалось установить террориста, это еще не означало, что атака обязательно будет предотвращена. Наблюдатели у мониторов, переводчики, разведчики-аналитики и инженеры могли наблюдать за ходом террористической операции по мере того, как она «катилась» (профессиональный жаргон сотрудников Шин Бет) почти до взрыва. Но не были способны остановить смертников, потому что Израиль не мог действовать открыто на территориях, контролируемых Палестинской национальной администрацией.

А к тому времени, когда подрывник-смертник оказывался на территории Израиля, зачастую было уже поздно.

В этот период офицерами-наблюдателями, работающими за мониторами, было зафиксировано несколько случаев нервных срывов. Одна женщина-офицер заметила начало террористической акции, осуществленной в торговом центре в Нетании в мае 2001 года, и задействовала все средства, чтобы предотвратить ее. Однако смертник сумел проникнуть на территорию Израиля и не был обнаружен там до тех пор, пока не подорвал себя и пять гражданских лиц. «Офицер-наблюдатель сидит за своим столом в окружении мониторов и плачет, когда видит выносимые из зоны поражения искореженные тела, – рассказывал директор Шин Бет Дихтер, – но в этот момент поступает очередной сигнал тревоги, она вытирает слезы и продолжает работу».

Поскольку ориентация на поиск отдельных террористов-смертников оказалась бесперспективной, Дихтер решил поменять подход. С конца 2001 года израильтяне нацелились прежде всего на «бомбовую инфраструктуру», которая существовала вокруг атак. Человек, который взрывал себя, или устанавливал взрывное устройство, или нажимал на кнопку, был в конечном счете лишь одним из звеньев в длинной цепи. Существовали вербовщики, связники, покупатели оружия, содержатели явочных и конспиративных квартир и те, кто нелегально транспортировал деньги, – целая сеть, контролируемая командирами региональных ячеек, над которыми стояли руководители военного крыла, в свою очередь подчинявшиеся политическим лидерам организаций.

Все эти персонажи должны были стать целями. Потенциальный смертный приговор должен был висеть над головами всех активных членов военного крыла ХАМАС, известного как бригады имени Изз ад-Дина аль-Кассама, и «Палестинского исламского джихада». «Они должны были быстро понять, что ни один из них – от регионального оперативного начальника до водителя такси, перевозящего оператора, который снимает прощальное видеообращение смертника, – не может считать себя защищенным от потенциальной ликвидации», – говорил Ицхак Илан, в то время ответственный сотрудник Шин Бет, позже ставший заместителем директора службы.

Охота собственно за смертниками была бесплодной, поскольку они по определению являлись расходным и легко заменяемым материалом. А вот люди, которые готовили, организовывали и отправляли их на задание, таковыми не являлись. Да и, как правило, они были гораздо менее настроены на мученичество, чем те, кого они вербовали и использовали. Израильская разведка установила, что к организации террористических подрывов смертников были активно причастны не больше трехсот человек, а всего в этой деятельности участвовало около пятисот активных членов различных террористических организаций.

Не требовалось убивать каждого из них. «Террор – это бочка с дном, – пояснял Дихтер в своем выступлении перед комитетом кнессета по международным делам и обороне. – И необязательно добираться до самого последнего террориста, чтобы нейтрализовать террор. Достаточно добиться остановки критической массы, и вы остановите террор».

Управление исследований и развития технологий Министерства обороны разработало математическую модель для определения «человеческого ресурса» или «человеческих резервов» в ХАМАС. Результаты показали, что потеря организацией 20–25 % активных членов приведет к ее развалу. «Простой пример – это автомобиль», – говорил начальник управления Бен-Исраэль:

В машине есть критические компоненты, и вы с самого начала собираете ее так, чтобы эти компоненты имели определенный резерв. У вас есть запасное колесо, но не сто запасных колес. Вы едете, и вдруг – прокол колеса. Вы меняете его на запасное и едете дальше. И вдруг – еще один прокол! Сможете ли вы двигаться вперед? Менее вероятно. Почему же тогда не снабдить машину бо́льшим количеством запасных колес? Потому что они занимают место и утяжеляют автомобиль. Резервы имеют свой оптимальный уровень.

Предположим, мы хотим остановить машину. Мы встаем лицом к ней и начинаем стрелять. Вы делаете один выстрел, навскидку. Остановится ли машина? Это зависит от того, куда вы попали. Например, в крыло или в радиоприемник. В этих случаях автомобиль не остановится. Вы продолжаете стрелять. Остановится ли автомашина? Понятно, что на каком-то этапе она остановится, даже если большинство ее деталей останутся нетронутыми. Почему? Потому что вы попали в одну из ее критических частей. Это и является существом нашей модели.

Действительно, ликвидированных террористов заменят другие, но со временем понизится их средний возраст, поскольку в их ряды будут вступать все более молодые люди. Как рассказывал Ицхак Илан: «Однажды в камеру для допросов к нам привели полевого командира “Исламского джихада” района Дженина. По чистой случайности мы не убили его, а захватили в плен. Так вот, я испытал чувство радости, когда мне сказали, что ему всего 19 лет. Тогда я понял, что мы побеждаем, мы выбили целое поколение, которое было старше этого пацана».

Теперь, когда была разработана связная стратегия, израильтянам нужно было определиться с тем, как искать и ликвидировать все эти цели. Шин Бет доложила премьер-министру Шарону, что в связи с проработкой такого большого числа операций по ликвидации врагов потребуется задействование всех соответствующих ресурсов государства Израиль.

Палестинцы на оккупированных территориях давно привыкли к дронам, которые жужжали над ними в небе. «Дроны летали над этими территориями постоянно», – свидетельствовал тогдашний заместитель начальника Генерального штаба Моше Яалон. Беспилотные летательные аппараты собирали разведывательную информацию с помощью камер высокого разрешения. «Точно так же, как в небе присутствуют солнце и луна, в нем присутствовали и дроны с их тарахтением», – говорил Яалон.

Большинство гражданских лиц – и арабов, и израильтян – не представляли себе, как далеко продвинулась технология беспилотников за те десятилетия, что прошли с начала их использования в Израиле. Они стали значительно больше и могли оставаться в воздухе значительно дольше (до 48 часов). Несли гораздо более совершенную оптику и различные грузы – вплоть до тонны ракет точного наведения.

В ходе проводившихся в августе 2001 года военных маневров, в которых имитировалось военное столкновение с Сирией, в Армии обороны Израиля поняли, что с помощью дронов могут эффективно противостоять главной военной угрозе того времени – армаде сирийских танков, счет которых шел на тысячи. «У нас было больше бомб, чем насчитывалось целей на Ближнем Востоке», – говорил Яалон.

Как и Соединенные Штаты в ходе операции «Буря в пустыне», а также на Балканах, Израиль был способен вести войну дистанционными методами. Возможности для этого у него были даже более продвинутыми, чем у США. Израильтяне обладали не только точным оружием типа управляемых снарядов и ракет, но и летательными аппаратами, которые могли приближаться к целям на очень близкое расстояние и вести огонь с высокой степенью поражения, поскольку дроны умели настраиваться в полете на движущиеся цели.

Армия обороны Израиля и ВВС предпочитали держать информацию об этих возможностях в строгом секрете до начала тотальной войны. Однако когда военные выразили несогласие с требованием Шарона использовать дроны против людей и таким образом раскрыли факт их существования перед палестинцами, премьер-министр ударил кулаком по столу. «Он решил, что системы вооружений, “дремавшие” на складах в ожидании полномасштабной войны, которая все не начиналась, должны вместо этого использоваться против сегодняшнего врага», – говорил Иоав Галант.

ВВС Израиля создали специальное подразделение для модернизации дронов с точки зрения как вооружения, так и технологии фиксации целей. Поиск в качестве цели сирийского танка на поле боя отличается от преследования человека на осле, пытающегося скрыться от израильских ликвидаторов; а уничтожение бронемашины требует применения ракет другого типа, чем при ликвидации одного-двух человек в городском квартале. В израильских ВВС разработали боеголовку, которая во время взрыва разбрасывала вокруг себя сотни 3-миллиметровых вольфрамовых поражающих элементов, способных пробить металл и цементные блоки в радиусе 20 метров.

Получив от армии адекватное вооружение, Шин Бет предстояло теперь активизировать сбор разведывательной информации. Шарон приказал военной разведке АМАН, которая была в несколько раз больше Шин Бет, а также «Моссаду», отношения которого с общей службой безопасности складывались по меньшей мере неровно, поступить в распоряжение Шин Бет на столько времени, сколько может потребоваться.

Наибольшие изменения претерпело подразделение 8200 (SIGINT), занимавшееся радио- и электронной разведкой. До этого оно работало преимущественно по внешним врагам Израиля, главным образом Сирии. Теперь большинство его огромных и мощных антенн, средств наблюдения, возможностей по дешифровке и проникновению во вражеские компьютерные сети было сконцентрировано на работе против террористов-смертников. Одна из прослушивающих станций подразделения, Турбан, которую чуть не закрыли с началом мирного процесса, была реорганизована и полностью подчинена Шин Бет. Она стала крупнейшей базой подразделения 8200 и эффективно работала в интересах проведения операций по ликвидации террористов.

АМАН и ВВС также начали использовать флот разведывательной авиации и даже спутники-шпионы, которые Израиль разместил на орбите, в интересах Шин Бет. Парк самолетов-разведчиков, изначально созданный для того, чтобы снабжать боевые части информацией с полей сражений в режиме реального времени, взял на себя наблюдение за целями в ходе операций по устранению террористов. «Очень многие израильтяне обязаны своей жизнью сведениям, полученным системой VISINT – визуальной разведывательной информации. И точно так же многие террористы обязаны этой системе своей смертью», – сказал Ицхак Илан.

Результатом всего этого явился «синтез разведсведений», сказал Моше Яалон. И это было «нечто неизмеримо большее, чем простое объединение материалов. Сосредоточение представителей разных спецслужб за одним столом в ВСЦ явилось катализатором накопления все большего объема разведданных. «Неожиданно, – говорил Дихтер, – представитель подразделения 8200, который не работает на идише (иными словами, чья работа по прослушиванию вражеских телефонов требовала владения арабским языком), слышит офицера Шин Бет, говорящего со своим палестинским источником на арабском, и вставляет в разговор собственный вопрос. И когда наблюдатель на месте сообщает, что “плохой парень” вошел в бакалейную лавку Абу Хасана, возникает вопрос, кем является этот Абу Хасан, и что, может быть, его не следует красить краской “плохого парня” на компьютере и т. д. Таким образом, сам Военно-ситуационный центр в ходе операции становится ресурсом, в котором создается очень большой объем информации».

Технологии, обеспечивающие работу всей системы в режиме реального времени, стали особенно важными в связи с тем, что объекты атаки учились на своих ошибках и начали принимать меры безопасности с тем, чтобы избежать удара ликвидаторов. Они стали быстро передвигаться по местности, часто менять автомашины и даже прибегать к методам маскировки. «Нахождение цели на полке» было техническим термином, обозначавшим период времени от установки конкретного объекта до взятия его на прицел. Этот период становился все короче – он никогда не превышал двух часов, а иногда длился всего несколько минут. Только быстрая передача разведсведений могла обеспечить успешное уничтожение быстро передвигающихся целей.

За пределами ВСЦ система антитеррористических «целевых» убийств включала в себя сотни участников: оперативных работников, ведущих конкретные дела, системных аналитиков, солдат сухопутных войск в специальном камуфляже, осуществляющих наблюдение за местностью, операторов дронов-убийц, переводчиков, экспертов-взрывников и снайперов.

Эта очень большая и сложная машина имела тем не менее свою четкую и строгую иерархию, наверху которой находилась Шин Бет, правившая бал. Во внутреннем документе, изданном в Шин Бет, заявлялось: «Общая служба безопасности (официальное наименование Шин Бет) по закону об организации отвечает в том числе за сохранение безопасности государства… Одним из путей достижения этой цели является предотвращение и пресечение террористических атак методом превентивных ударов по соответствующим целям».

В принципе, операция по «целевому» убийству начиналась с того, что оперативные работники «в поле» собирали первичную разведывательную информацию и устанавливали объект. Как правило, этим объектом являлась видная фигура в террористической организации – «человек, который заработал свой билет на поезд ликвидации», как говаривал Дихтер, или другая цель, стоящая затраты ресурсов, необходимых для ее уничтожения. На объект собиралось досье с разведсведениями, которое представлялось заместителю директора службы, решавшему, действительно ли данный персонаж соответствует критериям цели для ликвидации. Если заместитель директора, а потом и директор соглашались на операцию, премьер-министру клали на подпись «красный» приказ в отношении намеченной цели.

После того как премьер подписывал приказ, подразделения спецслужб, отвечающие за тот или иной регион и конкретную террористическую организацию, получали указание об уделении особого внимания любой информации, способствующей осуществлению операции. Такая информация отличалась от, например, сведений о том, что планировал объект или кто являлся его сообщниками. Она касалась конкретно тех данных, которые могли помочь определить «оперативную исполнимость» атаки и должны были собираться круглосуточно.

В том момент, когда возникала возможность для приведения приговора в исполнение, опять выходили на премьер-министра, чтобы он санкционировал ликвидацию именно в данный отрезок времени. После получения второго разрешения оперативное управление Генерального штаба АОИ определяло организацию-исполнителя, способ ликвидации и необходимое для этого вооружение. После того как начальник Генерального штаба утверждал операцию, ВСЦ должен был получить позитивную идентификацию объекта как минимум от двух разных источников – это был период «кадрирования».

Затем эстафетная палочка передавалась исполнителю, обычно военно-воздушным силам.

На первый взгляд новая система организации «целевых» убийств, по существу, не несла в себе ничего нового. Разведывательный эшелон собирал разведданные, премьер-министр давал санкцию, силы на местах осуществляли удар, совсем как это было в 1970-х и 1980-х годах в Европе и Ливане. Однако имелись и важные отличия. Как выразился один опытный офицер разведки, перефразируя Маршалла Маклюгана: «Все дело – в масштабах деятельности», подразумевая под этим, что использование современных технологий создало совершенно новую реальность. Сосредоточение в единую систему всех разведывательных структур, поддерживаемое лучшими коммуникационными и компьютерными системами в мире в совокупности с новейшими достижениями в сфере вооружений, на порядок увеличило число операций по уничтожению врагов, которые система могла осуществлять одновременно. До этого, как сказал один офицер: «У “Моссада” уходили месяцы, если не годы на то, чтобы спланировать и осуществить одну операцию. Теперь мы могли проводить 4–5 атак ежедневно прямо из Военно-ситуационного центра».

Осуществленные из ВСЦ операции по ликвидации привели к гибели 24 террористов в 2000 году, 84 – в 2001 году, 101 – в 2002 году и 135 – в 2003. В отличие от спорадических операций по ликвидации, которые проводил за границей «Моссад», в данном случае для Израиля было невозможно, да и неправдоподобно, отрицать свою причастность к этим убийствам.

«Мы не могли заявлять, что эти операции были осуществлены правительством Финляндии», – говорил бригадный генерал Иосси Купервассер, руководитель службы разведанализа АМАН. Помимо прочего, имелись и физические свидетельства: палестинцы добыли несколько ракет, которые не разорвались по техническим причинам. На них стоял штамп Mikholit (на иврите – «щеточка»). Это был противопехотный вариант более мощной противотанковой ракеты Mikhol.

Критика тактики «целевых» убийств, раздававшаяся и внутри, и за пределами Израиля, привела к необходимости раскрытия деталей каждой казни, главным образом преступлений объекта, что давало Израилю достаточное основание для ответных действий. Постепенно то, что когда-то считалось очень вредным – признание ответственности за ликвидацию, стало официальной политикой Израиля.

«Продолжать не брать на себя ответственность было бы просто глупо, – говорил Дов Вейсгласс. – Минуты спустя после удара палестинцы уже собирали в машине осколки ракеты, на которой красовалось название израильской компании. Более того, мы еще рассчитывали и на эффект устрашения. Любой шум в небе где-нибудь над сектором Газа, и вы видели тысячи палестинцев, разбегающихся во всех направлениях. У них теперь не стало ни минуты покоя. Население Газы дошло до такой точки, что вся электронная техника – от мобильных телефонов до тостеров – казалась им привлекающей израильские ракеты. Это было состояние абсолютной паники».

Теперь после каждого удара Армия обороны Израиля публиковала заявление. Одновременно и служба Шин Бет, которая до начала интифады крайне неохотно шла на контакты со СМИ, начала передавать им выдержки из соответствующих «красных» приказов, в которых содержалось перечисление преступлений убитого террориста. С того времени Израиль полностью переформатировал политику в области коммуникаций: по существу, он начал пропагандистскую войну.

Разъяснение и даже популяризация того, что долгое время составляло тайну, требовало нового языка и новых эвфемизмов. «Интифада» со своими интонациями народного восстания была заменена на «войну подрывников-смертников». Смерть невинных граждан при проведении «целевых» операций стала называться nezek agavi – «случайный ущерб», который со временем превратился в аббревиатуру NAZA.

«“Убийство по политическим мотивам”, или “ликвидация”, или “уничтожение”, а тем более “убийство в уголовном смысле” – все эти слова были очень раздражающими и не подходящими для использования, – рассказывал один из ответственных чиновников офиса премьер-министра. – Поэтому мы начали искать термины, которые были бы отстраненными от реальности и эмоций, стерильными и объясняли бы, что мы делали это ради предотврашения зла». Сначала стали использовать слово PAAMON, что означает «колокол», но является одновременно аббревиатурой словосочетания «превентивная акция». Но оно не было достаточно ярким. После этого были отвергнуты еще несколько предложений, включая и кодовые слова, которые издавна использовались в спецслужбах, например, «негативное обращение». В конечном счете был выбран термин sikul memukad – «целевой превентивный акт» на иврите. Это словосочетание, которое на языке оригинала несет в себе оттенок высоких технологий и чистоты, передавало все, что силовой блок страны хотел донести до внешнего мира.

Хотя, возможно, все эти эвфемизмы были полезны с точки зрения взаимоотношений с общественностью, оставалось непонятным, является ли новая кампания Израиля по внесудебным убийствам законной, независимо от того, как эти акции называть – «политическими убийствами» или «целевыми превентивными актами».

Неудивительно, что некоторые семьи убитых палестинцев и жертвы «случайного ущерба» не признавали ее законной. Они привлекли помощь организаций по защите прав человека и опытных либеральных израильских адвокатов, чтобы потребовать от Верховного суда Израиля проведения расследований и преследования ответственных за эти акции или, по меньшей мере, запрещения использования политических убийств и вынесения решения о том, что только законная правоохранительная практика может применяться к израильско-палестинскому конфликту.

Оппозиция политике «целевых» убийств не ограничивалась только окружением их жертв. Например, руководитель военной разведки АМАН генерал-майор Аарон Зееви-Фаркаш не возражал против политических убийств в принципе, но считал, что эта кампания может стать опасно недальновидной. «Каждое решение, все соображения, вся информация по каждому отдельному объекту рассматривалась кабинетом министров только в ракурсе политических убийств, – говорил он. – Совершенно неожиданно Шин Бет, приобретшая огромную власть, стала первой, с кем советовались по любым вопросам. Я думаю, такая ситуация представляла собой проблему».

Что удивительно, с этим согласился предыдущий глава Шин Бет Ами Аялон, осуществивший перестройку разведывательной и операционной системы службы, что, собственно, и позволило начать новую программу политических убийств. Аялон утверждал, что Шин Бет ликвидирует людей без предварительной тщательной оценки политических и международных событий и что руководство общей службы безопасности не понимает, когда убийство гасит пламя конфликта, а когда только раздувает его.

Например, 31 июля 2001 года дроны Армии обороны выпустили несколько ракет по офису Джамаля Мансура, члена политического крыла ХАМАС, лидера студенческой организации в университете Ан-Наджа в Наблусе и главы Исследовательского института Палестины.

Он был убит вместе с двумя помощниками и еще шестью палестинцами, включая двух детей. Заявление представителя АОИ гласило, что хотя Мансур и считался политическим деятелем и медийной фигурой, но он также принимал участие в террористической деятельности и организовывал атаки подрывников-смертников. Ами Аялон позвонил в Шин Бет и спросил одного из высших руководителей службы, не сошли ли они с ума. «Ведь только две недели назад Мансур выступил с заявлением, что поддерживает прекращение террористических атак и считает необходимым дать шанс мирному процессу!»

Руководитель из Шин Бет ответил, что им ничего не известно о таком заявлении Мансура. «Что значит “ничего не известно?” – взорвался Аялон. – Все палестинские газеты писали об этом! Весь мир знает об этом!»

Другим политическим убийством, с которым не согласился Аялон, была ликвидация Раеда Карми, одного из лидеров «Танзима», вооруженной милиции ФАТХ. «Танзим» начал осуществлять террористические акции, и «красный» список Карми становился все длиннее из-за убитых на оккупированных территориях израильских торговцев, поселенцев и солдат. Карми пережил несколько попыток ликвидации и стал принимать повышенные меры безопасности.

В конечном счете Шин Бет удалось найти у Карми слабое место. Он ежедневно после обеда посещал свою любовницу, жену одного из подчиненных, пользуясь одним и тем же пешим маршрутом вдоль стены кладбища Наблуса, прячась за ней из страха, что над ним может висеть израильский дрон. Однажды ночью оперативники подразделения «Птицы» заменили один из камней в стене муляжом с мощным зарядом взрывчатки. На следующий день, когда Карми шел на любовное свидание, бомбу привели в действие дистанционно, и палестинец погиб на месте.

Аялон не сомневался, что Карми замешан в терроризме, но утверждал, что время для акции было выбрано неудачно: в разгар переговоров о перемирии, проводившихся по инициативе США, которым Арафат продемонстрировал поддержку. Вследствие чего операция была, по мнению Аялона, ошибочной и даже незаконной. «Правила войны существуют для того, чтобы можно было прекращать войны, для того чтобы не допускать эскалации военных действий. Запрещено осуществлять военные акции, когда очевидно, что они только отдалят возможное окончание конфликта». Аялон утверждал, что в связи с убийством Карми ФАТХ стал более активно заниматься террором и даже начал использовать подрывников-смертников.

Дихтер сказал Аялону, что он, Аялон, детально не знаком с имеющейся разведывательной информацией, свидетельствующей о том, что Карми участвовал в планировании террористических атак, и что ни Карми, ни Арафат не имеют ни малейшего намерения прекратить террор. Видя, что его не понимают в Шин Бет, Аялон позвонил министру обороны в правительстве Шарона, Биньямину «Фуаду» Бен-Элиэзеру, и громко отчитал его: «Вскоре с визитом прибудет госсекретарь США Колин Пауэлл, и Арафат ищет возможность возобновить мирные переговоры. Он отдал приказ всем своим силам прекратить террористические атаки». Аялон сослался на актуальную развединформацию, что приказ Арафата вызвал внутреннее обсуждение в ФАТХ и что в нем принял участие и Карми. «Ну и что из того, что Шин Бет хотела убить его? Зачем нужно было убивать одного из людей Арафата именно в этот момент? Просто потому, что возникла “оперативная возможность”?»

По словам Аялона, Бен-Элиэзер сказал ему: «Что ты хочешь от меня? Это все этот сумасшедший Дихтер». Аялон ответил: «Министр обороны ты, а не Дихтер. Ты принимаешь решение, а не он».

«Я называю это банальностью зла, – говорил Аялон позже, заимствуя наблюдение Ханны Арендт о том, что случается, если люди попадают в порочную ситуацию, нарушающую нормальное соблюдение существующих норм. – Вы привыкаете к убийствам. Человеческая жизнь становится для вас чем-то обыденным, с чем легко разделаться. Вы тратите пятнадцать или двадцать минут, размышляя, кого убить. Или как убить человека – еще два-три дня. Вы имеете дело с конкретными действиями, а не с их последствиями».

Хотя Израиль, может быть, и не продумал до конца моральные последствия новой стратегии, в Тель-Авиве понимали, что должны обеспечить правовое прикрытие офицерам и их подчиненным, которые позднее могли попасть под судебное преследование либо в Израиле, либо за рубежом. В начале декабря 2000 года начальник Генерального штаба Армии обороны Израиля Шауль Мофаз пригласил к себе главного военного прокурора генерал-майора Менахема Финкельштейна.

«Полагаю, вы знаете о том, что время от времени Израиль прибегает к политике “негативного обращения”, – сказал Мофаз Финкельштейну. – По действующему законодательству разрешено ли Израилю открыто убивать определенных индивидуумов, вовлеченных в террористическую деятельность? Это законно или незаконно?»

Финкельштейн был ошеломлен. «Вы понимаете, о чем спрашиваете меня, господин начальник Генерального штаба? – ответил он. – Вы полагаете, что главный военный прокурор скажет вам, когда вы можете убивать людей без суда?»

Мофаз все прекрасно понимал. Он спросил еще раз: «Законно ли убивать палестинцев, подозреваемых в терроризме?»

Финкельштейн ответил, что это деликатный и сложный вопрос, который требует сравнительного изучения прецедентов во всем мире и, может быть, разработки совершенно новой юридической концепции. В конце он произнес цитату из Цицерона – silent leges inter arma – «когда гремит оружие, законы молчат».

Тем не менее Финкельштейн создал группу из блестящих молодых военных юристов, которые должны были найти решение этой головоломке. 18 января 2001 года совершенно секретный доклад по военным юридическим вопросам был представлен премьер-министру, генеральному прокурору, начальнику Генерального штаба и его заместителю, а также директору Шин Бет. Озаглавленный «Нанесение ударов по личностям, прямо вовлеченным в атаки против израильтян», этот документ начинался с заявления: «В рамках экспертного мнения мы впервые занялись анализом законности “инициативного пресечения” (еще один эвфемизм), предпринимаемого в ходе акций Армии обороны Израиля… Армия обороны и Шин Бет проинформировали нас, что такие акции осуществляются в целях сохранения жизней израильских граждан и личного состава сил безопасности. Таким образом, в принципе, эта деятельность основывается на моральной установке, касающейся самообороны и выражающейся во фразе из Талмуда: “Если кто-то придет убить тебя, восстань и убей его первым”».

Впервые был предложен юридический инструмент для разрешения внесудебных убийств, осуществляемых силами безопасности. В документе отмечалось, что его авторы приложили максимум усилий к тому, чтобы найти баланс «между правом человека на жизнь и обязанностью служб безопасности защищать граждан своей страны».

Для Финкельштейна это был тяжелый момент. Человек религиозный и хорошо знающий Библию, он с болью осознавал, что Бог не позволил царю Давиду построить храм из-за того, что тот убил много врагов ради народа Израиля. Финкельштейн полагал, что однажды он будет наказан. «Я представлял этот доклад дрожащими руками, – говорил он позднее. – Было ясно, что он не носил теоретический характер, что власти воспользуются им».

Документ в принципе переквалифицировал отношения между Израилем и палестинцами. Речь не шла больше о конфликте как объекте деятельности правоохранительных органов. Уже ничего не говорилось об арестах полицией подозреваемых для последующего предания их суду. Интифада определялась как «конфликт, близкий к состоянию войны», к которому применялись законы военного времени. Эти законы позволяли наносить удары по врагу, где бы он ни находился, при соблюдении в принципе линии раздела между бойцами и гражданскими лицами.

В классических войнах этот водораздел проводится достаточно легко: личный состав вооруженных сил противника в ходе несения военной службы является законной целью для ударов. В том противостоянии, которое сложилось между Израилем и палестинцами, провести линию водораздела было гораздо сложнее. Кто является врагом? Как его определить? Когда (если это вообще когда-то происходит) он перестает быть врагом?

В документе определялся новый тип участника вооруженного конфликта – «нелегальный боец», который принимает участие в военных операциях, но не является солдатом в полном смысле этого слова. Этот термин обозначал любого человека, состоящего в террористических организациях, даже если его активность была незначительной. Пока он остается активным членом организации, он может считаться бойцом – даже когда спит в своей кровати – в отличие от солдата в отпуске, который снял форму.

Такое расширительное толкование понятия «боец» в ходе длительных дискуссий в международном отделе Главной военной прокуратуры породило так называемый «казус сирийского военного повара». Если Израиль находится в юридическом смысле в состоянии войны с Сирией, любой сирийский военнослужащий может быть законно убит, даже если он является поваром в далеком тыловом подразделении. При применении таких стандартов и расширительном толковании понятия «нелегальный боец» в израильско-палестинском конфликте следовало исходить из того, что любой человек, помогающий ХАМАС, тоже может быть квалифицирован как цель. Потенциально это может быть даже женщина, которая стирала одежду, надетую на себя смертником при уходе на задание, или водитель такси, сознательно доставлявший боевиков в то или иное место.

В документе, однако, отмечалось, что такой подход является экстремальным. В докладе было заявлено, что «только те лица, в отношении которых имеется точная и надежная информация об их участии в террористических атаках или подготовке смертников», могут рассматриваться как цели. Более того, политическое убийство не может использоваться в качестве наказания за прошлые акции или сдерживающего фактора для других бойцов. Оно может применяться только в тех случаях, «когда почти стопроцентно очевидно, что цель в будущем продолжит осуществление подобных акций».

В докладе подчеркивалось, что, где это возможно, предпочтение должно отдаваться аресту подозреваемых, а не их убийству, особенно в районах, контролируемых Армией обороны. В отличие от профессиональных солдат, участвующих в реальном военном конфликте, «нелегальные бойцы» не могут обладать иммунитетом от уголовного преследования или статусом военнопленного, поэтому их можно арестовывать и судить в нормальном уголовном процессе.

Когда политическое убийство все же необходимо, должен соблюдаться принцип «пропорциональности». В докладе формулировалось, что воздействие любого политического убийства на окружение должно быть максимально ограничено, чтобы «человеческие жертвы или материальный ущерб, связанные с операцией, не превосходили бы чрезмерно военные выгоды, извлекаемые из акции».

И наконец, констатировалось, что подписать «красный» приказ могут только премьер-министр или министр обороны.

Документ был встречен израильскими офицерами спецслужб со вздохом облегчения. «Это было официальным подтверждением того, что мы работаем по критериям международного права», – сказал тогда заместитель директора Шин Бет Дискин. В 2003 году государство представило несекретную версию документа в Верховный суд, который доклад утвердил.

Однако, хотя Финкельштейну и удалось «втиснуть» позицию Израиля в соответствие международным нормам, мировое общественное мнение придерживалось совершенно другого мнения.

На своем рабочем столе Шарон держал буклет, который он время от времени доставал, чтобы показать посещающим его дипломатам. Он получил его от полиции Израиля. В буклете были собраны жуткие фотографии автобуса через несколько минут после того, как террорист-смертник подорвал себя внутри него. Обезглавленные трупы и части человеческих тел разбросаны по всему полу. Пламя сожгло одежду жертв и окрасило их тела пятнами синего и зеленого цветов. «Когда кто-то из этих надоедливых дипломатов приходил к нам, чтобы еще раз поговорить о ликвидации очередного террориста, – рассказывал Дов Вейсгласс, руководитель аппарата премьера и доверенное лицо Шарона, – Арик заставлял его просмотреть буклет. Премьер перелистывал страницу за страницей, наблюдая за глазами иностранцев по мере того, как они впитывали в себя весь ужас, изображенный на фотографиях. Шарон не позволял им пропустить хотя бы одно скорченное пламенем тело или шею без головы. Когда он заканчивал, то обычно тихо спрашивал: “Теперь скажите мне: вы готовы к тому, чтобы подобное случилось и в вашей стране?”»

Для того чтобы обеспечить Шарона дополнительными материалами, которые он мог бы показывать иностранным дипломатам, ведомство Вейсгласса приобрело у Палестинского агентства новостей шокирующие фотографии казней палестинцами тех арабов, которые подозревались в сотрудничестве с Израилем. Некоторые из них действительно были агентами Шин Бет, а некоторые явились жертвами сведения узкокорыстных счетов. Ряд изображенных на фото казней был осуществлен Мухаммадом Табуа, лидером местной преступной группировки по прозвищу Гитлер, которое было ему дано за жестокость. «Он убивал их, как собак, окруженный кровожадной толпой, – говорит Вейсгласс. – Палестинцы при этом выглядели как толпа маньяков».

Разумеется, Шарон не показывал иностранцам разведывательные снимки последствий израильских атак. И в любом случае те наглядные материалы, которые он демонстрировал дипломатам, помогали мало. Мир продолжал жестко критиковать программу «целевых» убийств, равно как и агрессивную политику Шарона по расширению еврейских поселений на оккупированных территориях. Дипломаты из десятков стран доказывали, что есть прямая связь между этими программами Шарона и кровопролитием на улицах израильских городов. Даже Соединенные Штаты считали политические убийства незаконными, если вообще не подпадающими под состав военных преступлений, а расширение поселений рассматривали как ненужную провокацию.

Шарон с ходу отвергал такие оценки. «Моя проблема, – говорил он, – состоит в том, что я родился задолго до многих из вас, правда? И я помню тысячи евреев, которые были безжалостно убиты арабами еще до всякой оккупации. Между двумя этими вещами нет никакой связи».

Тем не менее Шарон понимал, что какое-то соглашение с Соединенными Штатами все же должно быть достигнуто, если он надеется хоть как-то умиротворить остальной мир. «Если и был один урок, который я выучил в тот период, – заявлял Шарон, имея в виду свое нахождение на посту министра обороны в начале 1980-х годов, – то он состоял в том, чтобы никогда не спорить с Америкой».

К счастью, у Шарона сложились неплохие отношения с президентом Джорджем Бушем-младшим, который вступил в свою должность в то же время, что и Шарон. Буш приезжал в Израиль в ноябре 1998 года, когда был переизбран губернатором Техаса. Тот визит был организован ассоциацией еврейских бизнесменов-республиканцев Техаса и имел целью укрепление отношений с Белым домом. В то время Шарон был по-прежнему политической парией, но сопровождал Буша в его поездке по Израилю на вертолете. Шарон рассказывал Бушу об угрозах безопасности Израиля и развлекал его историями о своих военных подвигах. К концу поездки Буш был убежден в том, что «Шарон является тем человеком, которому он может доверять», по словам Фреда Зейдмана, одного из организаторов турне Буша. Путешествие произвело на Буша глубокое впечатление, и он все время подчеркивал: «Техасцу трудно осознать, насколько мал Израиль… как мало народа проживает там, где на заре истории пролегали линии войны и существовали центры цивилизации».

Два с половиной года спустя, после триумфальной победы на выборах, Шарон нанес официальный визит в Вашингтон. Организовывавшие его помощники премьера говорили своим американским коллегам, насколько подозрительно относится Шарон к Соединенным Штатам и как его уязвляло отношение Америки к нему лично в предыдущие два десятилетия. Эти сведения дошли до президента Буша, и он приказал устроить Шарону теплый прием: встречи со всеми основными лицами администрации, президентское гостеприимство в гостевой резиденции «Блэр Хаус», почетный караул и салют из 21 залпа. «Шарон был на вершине счастья, – вспоминает советник премьера по внешнеполитическим вопросам Шалом Тургеман, – даже такой скептик и циник, как он, не мог не почувствовать всю теплоту приема американцев. И тогда он понял, что они действительно хотят работать с ним».

В конце концов Вейсгласс предложил Шарону следующее. «Арик, – сказал он, – вся теплота, поддержка и дружба, которую ты можешь получить у американского правительства в своей роли борца с террором, моментально улетучатся, как только ты вернешься к мегапланам по строительству еврейских поселений на оккупированных территориях. Чем больше согласия ты будешь демонстрировать в ответ на требования американцев по замораживанию строительства поселений, тем спокойнее они будут относиться к тому, что ты хочешь покончить с “плохими парнями” в Израиле».

С согласия Шарона Вейсгласс разработал секретное соглашение с госсекретарем Кондолизой Райс и ее заместителем Стивеном Хэдли, суть которого состояла в следующем: Израиль существенно сокращает программу строительства новых поселений в обмен на поддержку США в его войне с палестинцами и в политике «целевых» убийств.

«После этого в наших отношениях установилась замечательная диспропорция, – вспоминает Вейсгласс. – С одной стороны, даже самые жесткие наши действия против палестинцев никогда не встречали осуждения. Американцы хранили молчание или редко делали дежурные заявления, в которых высказывалось сожаление в связи с гибелью невинных людей. С другой стороны, любая публикация, даже в самом отстойном праворадикальном блоге, относительно планируемого строительства поселений приводила к тому, что в 3 часа ночи меня будил телефонный звонок Конди (Райс), которая набрасывалась на меня с упреками».

С того момента, как президент Буш получил от своих представителей в Израиле и на оккупированных территориях подтверждение того, что Шарон держит слово, сотрудничество двух стран в оперативных вопросах и области разведки значительно углубилось. Хотя по-прежнему со стороны европейских стран в отношении Израиля исходило много критики, Соединенные Штаты последовательно использовали свое право вето в Совете Безопасности для того, чтобы блокировать любые попытки осуждения Израиля за практику политических убийств. В конце концов арабские государства просто сдались и перестали готовить проекты соответствующих резолюций.

11 сентября 2001 года угонщики-джихадисты врезались на двух авиалайнерах в здания Всемирного торгового центра, третий самолет был направлен на Пентагон. Четвертый потерпел крушение на полях Пенсильвании после того, как пассажиры попытались скрутить угонщиков.

«В один момент претензии к нам вдруг прекратились, – говорил генерал-майор Гиора Эйланд, председатель Совета национальной безопасности Израиля. – Они просто исчезли из международной повестки дня».

Объяснения своих действий, которые Израиль десятилетиями пытался донести до остального мира, вдруг оказались ненужными. На какое-то время все всё поняли. Шарон немедленно отдал спецслужбам приказ передать американцам все досье по «Голубому троллю» – кодовое название деятельности «Аль-Каиды» в Судане – и другую сопутствующую развединформацию. Позднее он приказал Шин Бет и АОИ поделиться с иностранными партнерами своим опытом борьбы с террором в контексте реализации одной из лучших в мире программ антитеррора.

«Сюда потекли целые толпы визитеров», – рассказывал Дискин, которому было поручено заниматься наиболее важными гостями. Шарон издал инструкции, в которых в качестве составной части его отношений с Бушем рекомендовалось «показывать им (американцам) все, обеспечивать доступ ко всему, включая Военно-ситуационный центр, даже во время проведения операций по пресечению». Американцы особенно интересовались интегрированной работой всех спецслужб по программе «целевых» убийств, а также тем, как израильтянам удалось разработать механизм одновременного проведения ряда операций. Та самая система, которая еще несколько недель назад подвергалась международному осуждению, стала объектом подражания.

«Террористические атаки в Америке 11 сентября 2001 года придали ведущейся нами войне против террористов абсолютную международную законность, – сказал Дискин. – Мы смогли окончательно освободиться от пут, которые нас связывали».