28

Тотальная война

Биньямин Нетаньяху не стал дожидаться окончательных результатов выборов. 17 мая 1999 года, вскоре после, того как телевизионные экзит-полы стали указывать на чистую победу Партии труда и ее лидера Эхуда Барака, Нетаньяху объявил о своем уходе из политической жизни.

Нетаньяху был избран благодаря акциям смертников-подрывников ХАМАС, однако годы его премьерства омрачились серией политических скандалов, коалиционных кризисов, трагедий в области безопасности Израиля типа «дела Машаля» и дипломатическим тупиком в переговорном процессе с палестинцами. Электорат воспринимал Барака – одного из самых прославленных командиров в вооруженных силах Израиля, ученика и последователя Ицхака Рабина, который обещал вывести армию из Ливана и принести мир, как полный антипод Нетаньяху. В своей победной речи перед сотнями тысяч сторонников на центральной площади Тель-Авива, ныне называющейся площадью Рабина, в честь другого премьер-министра, который был убит на ней четырьмя годами ранее, Барак говорил о «заре нового дня». «Мир представляет интерес для всех, он несет огромные выгоды обоим нашим народам», – сказал Барак в кнессете спустя четыре месяца. Он объявил тогда: «Подлинный мир с Сирией и палестинцами является вершиной в реализации идей сионизма».

Барак начал проводить свою политику с присущими ему огромной энергией, решимостью и целеустремленностью. Зарекомендовавший себя мастером спецопераций, он был очень уверен в себе и в том, что сумеет спланировать дипломатическое маневрирование так же, как умел планировать «целевые» убийства в тылу врага – с максимальным вниманием к деталям, умением предусмотреть все возможные неожиданности и агрессивной наступательностью в случае необходимости. Однако оказалось, что если в сравнительно небольших масштабах эта тактика давала хорошие результаты, она не всегда срабатывала в сложных международных процессах. А Барак редко прислушивался к советам помощников.

Под эгидой США Израиль вступил в переговоры с Сирией. В качестве представителя Барака президент Клинтон встретился с президентом Хафезом аль-Асадом в Женеве 26 марта 2000 года. Клинтон сообщил Асаду, что Барак готов уйти с Голанских высот, за исключением очень небольших пограничных участков, в обмен на мир, хотя речь Клинтона была исполнена меньшего энтузиазма и привлекательности, чем можно было бы ожидать. Асад, который прибыл на эту встречу с целым букетом болезней, включая начальную стадию деменции и нервного истощения, был более чем всегда решительно настроен получить назад каждый сантиметр Голан. Встреча провалилась уже через несколько минут после того, как президенты обменялись формальными приветствиями и начали обсуждать существо спора между Израилем и Сирией.

Барак был вынужден сдержать обещание уйти из Ливана, но сделал это, не достигнув никакого соглашения ни с Ливаном, ни с Сирией. Для того чтобы не допустить использования «Хезболлой» вывода израильских войск и предотвратить гибель большого числа военнослужащих Армии обороны Израиля, операция была осуществлена за одну ночь совершенно неожиданно для «Хезболлы».

Незадолго до вывода войск военная разведка АМАН смогла установить местонахождение Имада Мугние, руководителя военного крыла «Хезболлы» и человека номер один в израильском списке на ликвидацию. Он в тот период осуществлял инспекционные поездки по линии конфронтации в Южном Ливане, чтобы определить, выполнит ли Барак обещание по выводу войск из этой страны, и подготовить своих боевиков к новой ситуации.

Появились планы ликвидации Мугние. Однако Барак, приехавший на северную границу для экстренных консультаций с верховным командованием 22 марта, приказал «только продолжать сбор разведывательной информации в отношении объекта М.» и не наносить по нему удара, фактически ликвидировав весь проект. Главной заботой Барака было осуществление вывода израильских войск без потерь, и он боялся, что ликвидация Мугние спровоцирует «Хезболлу» на артиллерийские удары по израильским поселениям или террористические атаки против израильских объектов за рубежом, что потребует ответа Израиля и сделает невозможным неожиданный тихий уход армии из Ливана.

Барак был прав хотя бы в краткосрочной перспективе. На следующий день после совещания на северной границе он отдал приказ о немедленном выводе всего контингента Армии обороны Израиля из Ливана. Операция была осуществлена без потерь.

Однако Насралла решил отпраздновать уход израильтян как свою полную победу, изобразив израильтян трусливыми, подверженными страху и бегущими от армии Мугние. Он вещал: «Израиль слабее паутины. В израильском обществе превалирует дух пораженчества… евреи хороши как финансисты, но не способны на жертвы».

Оглядываясь теперь назад, можно сказать, что прекращение израильской оккупации Ливана произошло в самый неподходящий для Барака момент. Он понимал, что не может достигнуть договоренности с сирийцами, поэтому решил ускорить решение палестинской проблемы. Однако оказалось, что многие палестинцы увидели в уходе израильтян из Ливана доказательство того, что партизанская тактика и террор могут нанести поражение даже самой мощной военной силе и разведке на Ближнем Востоке, и начали размышлять над тем, как применить эти же методы к своему делу.

В июле 2000 года Клинтон пригласил Барака и Арафата в Кэмп-Дэвид на марафонские переговоры в попытке достичь мирного соглашения. «Я понимал, что такое соглашение должно включать в себя пункт о создании Палестинского государства и компромисс по Иерусалиму, – говорил позже Барак. – И был готов к этому. Я был уверен, что мне удастся убедить израильскую общественность, что это соглашение нам выгодно и что у нас нет выбора».

Со своей стороны Арафат не хотел ехать в Кэмп-Дэвид и согласился только тогда, когда Клинтон пообещал руководителю Палестинской автономии, что его не будут обвинять во всех грехах, если переговоры не увенчаются успехом.

Именно в тот период израильские спецслужбы отметили, что протестный настрой среди палестинцев достиг максимума. Поступали сведения о том, что Палестинская национальная администрация готовилась к военной конфронтации с Израилем для того, чтобы добиться от него далеко идущих уступок.

«Мы не готовили и не намеревались начинать конфронтацию с Израилем, но “надежда по природе расточительна”», – сказал Джибрил Раджуб, приводя цитату из Фукидида. Барак говорил соратникам: «Мы находимся на гигантском корабле, который вот-вот столкнется с айсбергом, и мы сможем избежать крушения только в том случае, если добьемся успеха в Кэмп-Дэвиде».

Атмосфера на той встрече была праздничной. Барак демонстрировал такую готовность на уступки, которая заставляла американских участников переговоров «открывать рот и прыгать от радости». В эти уступки входил и компромисс, который должен был предоставить палестинцам некоторые части Восточного Иерусалима, а также международное управление Храмовой горой, на которой расположена мечеть Аль-Акса. Ни один израильский лидер никогда не был готов на такие большие уступки или на компромиссы, которые до того считались табу.

Однако Барак недостаточно сделал для заблаговременной подготовки встречи: он не попытался собрать более широкие слои арабского мира для того, чтобы надавить на Арафата и добиться от него компромиссов, например в вопросе права палестинских беженцев на возвращение. Барак также вел себя в манере, воспринимавшейся палестинцами как высокомерная, и общался с Арафатом через своих посланников, хотя их коттеджи отстояли друг от друга на сотню метров.

Арафат отказывался подписывать соглашение, потому что считал, что добьется от Израиля более выгодных условий, если будет упираться. Возможно, он полагал, что ни один арабский лидер не поддержит его компромисс с архиврагом арабского мира. Клинтон был разъярен. Он прервал саммит и нарушил обещание не обвинять Арафата в неудаче переговоров. «Если бы Клинтон принял на вооружение стратегию Картера и сталкивал бы израильтян и палестинцев лбами до тех пор, пока они не достигли бы компромисса, история пошла бы по другому пути», – говорил Итамар Рабинович, один из самых известных в Израиле дипломатов и специалистов по Ближнему Востоку.

В течение последующих двух месяцев обе стороны предпринимали попытки как-то сблизить позиции. Однако к тому времени напряженность и подозрительность в их отношениях перешли точку невозврата. «Мы жили с ощущением, будто дышали порохом», – сказал один из близких соратников Барака.

А там, где есть порох, обязательно появится свой Герострат. В данном случае таким пироманьяком стал Ариэль Шарон.

Место, которое евреи называют Храмовой горой, а мусульмане – Благородным святилищем, является сегодня, пожалуй, самой чувствительной точкой на Земле. Площадь, расположенная внутри Старого города в Иерусалиме, почитается как место, из которого Бог создал мир и где он призвал Авраама принести в жертву своего сына Исаака. В этом месте находились Первый и Второй Иерусалимские храмы, там ступала нога Иисуса, и там Он молился. Мусульмане же считают, что именно отсюда пророк Мухаммад отправился в рай вместе с ангелом-макрибуном Лжабраилом. На этом месте стоят сейчас Купол скалы и мечеть Аль-Акса.

За долгие годы здесь возникло много конфликтов. В 1982 году группа еврейских террористов замышляла подрыв Купола скалы, чтобы, как они заявляли, «устранить мерзость». Радикалы надеялись, что этот акт вызовет мировую войну, что ускорит приход Мессии. Хотя свою миссию террористы не выполнили, их стратегия не была так уж безосновательна. Храмовая гора может сыграть в мировой политике роль снежка, который вызовет сход лавины.

Ариэль Шарон все это прекрасно знал. Как лидер оппозиции администрации Барака он решил в самой скандальной манере противостоять готовности премьера отказаться от израильского суверенитета в отношении Храмовой горы. 28 сентября Шарон возглавил шествие группы политиков партии «Ликуд», которых окружали несколько сот полицейских, к святилищу. Он заявил: «Правом каждого еврея в Израиле является право посещать и молиться на Храмовой горе. Храмовая гора наша».

Палестинцы, находившиеся в то время в этом месте, кричали Шарону: «Бейрутский мясник… убийца детей и женщин». Очень скоро они вступили в стычки с полицией, охранявшей Шарона.

На следующий день перед началом утренних молитв Радио Палестины и проповеди в мечетях заклеймили действия израильских властей как «попытку Израиля осквернить святые для ислама места». Толпа из 20 000 преимущественно молодых мужчин с угрожающим видом ожидала начала утренних молитв в Аль-Аксе. Многие из них были вооружены камнями и другими предметами, которые они начали бросать в полицейских, а также в евреев, молившихся у Западной стены. В ходе этих выступлений семеро палестинцев были убиты и более сотни ранены. На следующий день вспышки насилия распространились по оккупированным палестинским территориям и населенным арабами районам Израиля. Были убиты двенадцать мужчин и подростков – граждан Израиля арабского происхождения (наряду с одним палестинцем и одним израильским евреем). Вскоре местные стычки превратились в войну.

В израильских разведывательных структурах вновь разгорелись споры о том, что происходит в голове у Арафата. Руководители военной разведки АМАН и высшие армейские чины, в особенности Моше Яалон, были уверены в том, что интифада – это хитрая и тщательно спланированная стратегия Арафата, что именно он «контролировал высоту пламени» из своего офиса. Сначала его люди должны были организовывать «спонтанные» демонстрации, затем открывать огонь из толпы по израильским войскам, потом осуществлять спланированные вооруженные акции против солдат и поселенцев и, наконец, организовывать подрывы террористов-смертников в Израиле. Арафат пытался «добиться дипломатических успехов путем пролития израильской крови», говорил тогдашний начальник Генерального штаба Армии обороны генерал-лейтенант Шауль Мофаз.

В Шин Бет, напротив, полагали, что у Арафата никогда не было такой стратегии и война началась спонтанно с выступлений студентов, раздраженных рядом проблем – причем некоторые из них вообще были внутри-палестинскими, позже «раздутыми» местными лидерами. Демонстрации встретили жесткий отпор со стороны Армии обороны, которая была «сверхподготовлена» к вспышкам насилия. Жесткая реакция военных привела к гибели и ранениям многих палестинцев, что усугубило ситуацию. Шин Бет заявляла, что Арафата засасывало течение событий.

Иосси Авраами был частным предпринимателем из местечка Петах-Тиква, 38 лет от роду, женатым, с тремя детьми. В свободное от работы время он служил волонтером в дорожной полиции. Вадим Нуржитц, на три года моложе, происходил из Иркутска, Россия, и работал водителем грузовика. Ни один из них не был профессиональным военным – как и большинство израильтян-евреев, они были резервистами, постоянно готовыми усилить Армию обороны.

Вторая интифада, как стала называться последняя по очереди война между Израилем и палестинцами, потребовала усилений. 1 октября 2000 года Авраами и Нуржиц были призваны из резерва и поставлены охранять школьные автобусы поселенцев от атак палестинцев. 11 октября им предоставили однодневный отпуск. На следующий день, возвращаясь к месту службы на машине Нуржица, они неправильно повернули и оказались в городе Рамалле на Западном берегу. В предшествующие недели в Рамалле отмечались выступления палестинцев, и какое-то их количество было убито солдатами АОИ. Напряженность здесь возрастала. Когда машина с Авраами и Нуржицем въехала в город, прохожие увидели желтые израильские номерные знаки и стали бросать в нее камни. Израильтяне пытались уехать, но были блокированы автомобилями.

Палестинский полицейский вытащил их из машины под дулом пистолета, отобрал у них оружие и отвел в полицейский участок для разбирательства. Потом полицейские оставили двоих мужчин на расправу толпе, которая уже собралась возле участка и ворвалась в него.

Резервисты были жестоко избиты, у них вырвали глаза и нанесли много ножевых ранений. Голову Нуржица раскололи, а затем просунули толстую палку ему в рот до внутренностей. Тело подожгли. Когда жена Авраами, не зная, что происходит, позвонила ему по мобильному телефону, один из убийц сказал ей: «Я убил и расчленил твоего мужа несколько минут назад». Другой убийца позировал с окровавленными руками в окне второго этажа полицейского участка под восторженные крики толпы внизу. Затем палестинцы выбросили тела Авраами и Нуржица из окна участка на землю и долго таскали их по городу.

Это событие глубоко потрясло израильскую общественность, которая справедливо осуждала Палестинскую национальную администрацию за то, что она не только не предоставила никакой защиты израильским резервистам, случайно оказавшимся на ее территории, но вместо этого еще и арестовала их без видимой причины и позволила толпе убить их в помещении полицейского участка.

Шин Бет назвала инцидент «сакральным убийством», исполнители которого должны быть преследуемы всегда, «как те террористы, что несли ответственность за бойню на Мюнхенской олимпиаде». Охота на убийц Авраама и Нуржитца продолжалась в течение нескольких лет.

Многими представителями израильского истеблишмента эта атака была воспринята как чудовищное предательство, доказательство того, что цель Палестинской национальной администрации – а в расширенном смысле и Арафата – состояла не в достижении мира, а в разжигании конфликта. С этого момента ответственность за проблемы с палестинцами будет возложена на Палестинскую национальную администрацию и самого Арафата.

В связи с трагедией в Рамалле, когда дикая толпа подвергла израильятян суду Линча, Армия обороны Израиля значительно активизировала использование силы. Против демонстрантов чаще стало использоваться оружие. АОИ наносила удары и по палестинской полиции, взрывая по ночам пустые полицейские участки. К концу 2000 года будут убиты 276 палестинцев.

Бойня в Рамалле стала политической катастрофой для Эхуда Барака. Волнения палестинцев выбили из-под уже споткнувшегося на Кэмп-Дэвиде премьера опору и ослабили его. Он постоянно и открыто возлагал вину за все случившееся на Арафата, но в глазах израильской общественности это только усиливало мнение о нем как о неудачнике. Прежде всего люди связывали это с тем, что Барак когда-то доверял Арафату. А упорство премьера в продолжении мирного процесса с Арафатом обрушило рейтинг его популярности до беспрецедентно низкого уровня. Близкие соратники описывали Барака в последние месяцы пребывания в должности премьера как человека, который потерял четкое видение ситуации и сколько-нибудь ясное ощущение направления движения. Его правящая коалиция начала распадаться, и в декабре он был вынужден объявить о выборах в феврале следующего года.

Барак был побежден именно тем человеком, чья провокация на Храмовой горе запустила вторую интифаду, – Ариэлем Шароном.

Шарон оставался политическим парией в течение почти двадцати лет – с того времени, когда он организовал трагическое вторжение в Ливан. Шарона заставили уйти с поста министра обороны в 1983 году, но его мертворожденная военная авантюра – амбициозный план перекроить всю политическую карту Ближнего Востока – влачила существование еще целых 18 лет и стоила Израилю 1216 жизней и более 5000 раненых, не говоря уже о массовых жертвах в Ливане.

Огромные толпы протестующих в Израиле называли его убийцей и военным преступником. США наложили на него неофициальный бойкот – встречаться с Шароном при его приездах в Америку разрешили только младшим должностным лицам администрации, только в гостиницах, в которых он останавливался, и только в нерабочее время. Человек, который, как говорилось, переступил красную черту, публично осуждался и презирался широкими массами в течение многих лет, хотя и был членом парламента и кабинета министров.

Однако Шарон рассматривал политику как некое колесо обозрения. «Временами тебя возносит вверх, временами ты оказываешься внизу, – любил говорить он. – Надо лишь оставаться в нем». В начале 2001 года, когда израильтяне отчаянно желали видеть во главе страны сильного лидера, он победил Барака с преимуществом в 25 %.

В кабинете сразу же проявился резкий контраст. Помощники, оставшиеся в офисе премьера после ухода Барака, говорили, что атмосфера в нем немедленно стала гораздо тише и спокойнее. Шарон был полной противоположностью Бараку: теплым по отношению к людям, внимательным к их настроениям и личным капризам и старающимся выказать уважение каждому. Он ко всем изначально относился с подозрением, но если уж приходил к выводу, что кто-то достоин доверия, давал этому человеку значительную свободу.

Он глубоко переживал каждый раз, когда израильтян или евреев убивали в ходе террористических атак. «Бывало, я приходил к нему с сообщением о той или иной террористической акции, – говорил помощник премьера по военным вопросам Иоав Галант. – И видел, как разрывалось его сердце. Он переживал личную боль от каждого такого случая. Каждого ребенка, женщину, или мужчину в Израиле, которых убивали в автобусе или торговом центре, он воспринимал как своих родственников, членов своей семьи».

Шарон обозначил казавшийся правильным путь к прекращению этого насилия. «Он излучал уверенность в том, что мы победим в этой войне, войне против террора, – продолжал Галант. – Как говорил Наполеон, не римские легионы перешли Рубикон – Юлий Цезарь перешел Рубикон. Шарон был лидером, и вел вперед в войне с террором».

Сразу же после вступления в должность премьера Шарон объявил, что никаких политических переговоров не будет до тех пор, пока продолжаются террористические атаки. Он сказал, что Израиль вернется за стол переговоров только после того, как будет восстановлен порядок. В то же время Шарон давил на Армию обороны и Шин Бет, заставляя их активизировать действия. «Думайте нестандартно, – говорил он своим командирам, – приходите ко мне с креативными идеями». Он постоянно напоминал подчиненным о тех бурных временах, когда он в 1950-х годах служил в подразделении 101, или о том, как Меир Даган под командованием Шарона успешно преследовал террористов в 1970-х.

После печального эпизода, когда Шарон был вынужден уйти с поста министра обороны в начале 1980-х годов, он начал сомневаться в возможностях Армии обороны, заявляя, что «она за многие годы растеряла былую мощь». Он не доверял военным, возможно потому, что вспоминал, как лгал политикам, будучи военным, и как обманывал своих начальников, чтобы они разрешили ему проводить операции. Теперь, став премьер-министром, он чувствовал, что верховное командование страны боится неудач, и поэтому «был уверен, что старшие офицеры обманывают его, чтобы не нести ответственности за свои действия», говорил Галант.

Напротив, в отношениях с Шин Бет Шарону было гораздо комфортнее. Он очень доверял шефу общей службы безопасности Ави Дихтеру. В войне с террором, являвшейся для Шарона высшим приоритетом, он все больше полагался на Шин Бет, поручая ей все больше операций и предоставляя все больше полномочий.

В начальный период второй интифады значительное число тех, кто участвовал в террористических атаках в предыдущее десятилетие, сидели в тюрьмах, которые контролировались Палестинской национальной администрацией.

После того как акции подрывников-смертников в 1996 году привели к краху правительства Шимона Переса и подорвали мирный процесс, Арафат понял, что должен держать за решеткой лидеров ХАМАС и «Исламского джихада» хотя бы до тех пор, пока ведутся переговоры с Израилем. Но через шесть месяцев, начиная с октября 2001 года, Арафат приказал начать выпускать заключенных.

И снова в Армии обороны Израиля сочли, что Арафат стремится спровоцировать новую волну атак на Израиль, тогда как в Шин Бет полагали, что он просто отчаянно пытается не уступить ХАМАС поддержку палестинцев. К тому времени сотни палестинцев погибли в интифаде, тогда как жертв среди израильских солдат и поселенцев было относительно немного. Но акции террористов-смертников из ХАМАС стали выравнивать этот страшный баланс. «Чем больше акций шахидов осуществлялось и достигало своих результатов, тем больше возрастала поддержка ХАМАС со стороны населения», – говорил Юваль Дискин, заместитель руководителя Шин Бет.

Гибель братьев Авадаллахов и утрата архивов явились мощными ударами по ХАМАС, однако под руководством шейха Ясина эта организация начала постепенно восстанавливаться. И по мере укрепления она стала все больше использовать акции террористов-смертников против гражданского населения Израиля.

18 мая 2001 года боевик ХАМАС, одетый в длинное синее пальто, подошел к посту охраны возле торгового центра Ха-Шарон в Нетании. Он вызвал подозрения у охранников, которые не дали ему зайти внутрь, а затем подорвал себя, убив пятерых прохожих. 1 июня другой террорист-смертник в очереди на дискотеку на пляже в Тель-Авиве убил 21 юношу и девушку, в большинстве своем новых евреев-иммигрантов из России. Владелец танцевального заведения Шломо Коэн служил ранее в спецчастях военно-морского флота. «Это было самое ужасное зрелище, которое я видел в своей жизни», – вспоминал он с отчаянием в глазах.

К началу ноября террористические акции подрывников-смертников осуществлялись на территории Израиля почти каждую неделю, иногда с разницей в несколько дней. 1 декабря трое смертников последовательно привели в действие свои адские машины, убив 11 человек в пешеходной зоне возле торгового центра Бен-Иегуда – в том самом месте, где произошел взрыв в 1997 году, повлекший за собой неудачную попытку ликвидации Халеда Машаля. На следующий день человек из Наблуса подорвал себя на автобусной остановке в Хайфе. В результате погибли 15 человек и 40 были ранены. «Мы стоим перед лицом тотального наступления», – сказал командующий полицейскими силами Северного округа, прибыв на место ЧП.

Наступление не прекращалось. Только за март 2002 года в результате атак смертников погибло 138 мужчин, женщин и детей; еще 683 было ранено. Самая ужасная атака произошла на Пасху, в лобби гостиницы Park Hotel в Нетании, где проходило благотворительное мероприятие – ритуальный ужин Седер для 250 инвалидов и людей с ограниченными возможностями. Террорист-смертник, переодетый правоверной еврейской девушкой, вошел в зал и подорвал себя, убив 30 человек (самому молодому было двадцать лет, самому старому – девяносто) и ранив 143. Джордж Якобовиц, родившийся в Венгрии и выживший в нацистских лагерях смерти, был в том зале вместе со своей женой Анной, тоже жертвой холокоста из Венгрии. Они праздновали Седер вместе с Андреем Фрайдом, сыном Анны от предыдущего брака, и его женой Эдит. Все четверо погибли.

Как говорит тогдашний директор Шин Бет Ави Дихтер: «2002-й был худшим годом с точки зрения атак против нас со времени образования государства Израиль».

Начальник Генерального штаба Мофаз говорил: «Это была национальная трагедия. Она обернулась потерями жизней наших соотечественников, ущербом для нашей национальной безопасности и экономики. Иссякли туристические потоки, люди боялись ходить в магазины и торговые центры, сидеть в ресторанах и ездить на автобусах».

Израильские спецслужбы и раньше сталкивались с террористами-смертниками, «но мы не представляли себе, что это может происходить в таких огромных масштабах, – говорил генерал-майор Ицхак Бен-Исраэль, начальник управления по развитию вооружений и технологической инфраструктуры Министерства обороны (“Маффат” на иврите). – Даже когда мы поняли, что это является для нас главной угрозой, у нас не было для этого решения ни с точки зрения военной доктрины, ни с точки зрения вооружений. Что вы можете сделать со смертником, который уже разгуливает по вашим улицам и высматривает место, в котором совершит самоподрыв?»

Терроризм в целом и конкретно акции подрывников-смертников создали странную атмосферу безысходности в Шин Бет и Армии обороны Израиля. «Без всякого сомнения, людьми овладело ощущение бессилия, – говорит бывший в то время начальником управления планирования АОИ генерал-майор Гиора Эйланд. – Все мы испытывали страшную досаду. На нас сильно давили, требуя что-то предпринять, и сверху (руководство Армии обороны и политический истеблишмент), и снизу (офицеры и солдаты, находящиеся в боевых условиях). А ваши соседи и родственники, да и просто люди на улицах, которые останавливают вас и спрашивают: “Где эти ваши командиры? У вас бюджет в пятьдесят миллиардов шекелей – что вы делаете со всеми этими деньгами? Чем вообще целыми днями занимаетесь?”»

В условиях отсутствия сколько-нибудь законченной стратегии, как отвечать на тотальное наступление террористов-смертников, Шин Бет продолжала делать то, что всегда делала: ликвидировать людей, провоцирующих и организующих террор.

В первый год интифады такие антитеррористические удары наносились спорадически, безо всякого ясного направления. Первый из них был осуществлен вскоре после начала интифады, когда Шин Бет узнала, что боевик ФАТХ по имени Хусейн Абаят принимал участие в организации многих вооруженных нападений на Западном берегу и в пригороде Иерусалима Гило.

После суда Линча над израильскими солдатами в Рамалле все территории, находившиеся под контролем Палестинской национальной администрации, были определены как вражеские, на которых необходимо действовать с максимальными предосторожностями и под прикрытием значительных армейских сил. Однако вход на такую территорию с крупными силами в попытке арестовать или ликвидировать Абаята мог дать ему время для того, чтобы скрыться в убежище. Израильтяне пришли к выводу, что единственным способом добраться до террориста была комбинированная операция с использованием переодетых спецназовцев ВВС и атаки с воздуха.

В операцию был включен спецотряд ВВС под названием «Зимородок» («Шалдаг» на иврите), который специализировался на организации лазерного целеуказания объектов, находящихся в глубоком тылу противника. Он был выбран потому, что в то время это было единственное подразделение, подготовленное для действий в тесной кооперации с военной авиацией.

9 ноября 2000 года агент Шин Бет из числа палестинцев сообщил, что видел Абаята садящимся в черный «мерседес» и покидающим деревню Бейт-Сахур возле Вифлеема вместе со своими людьми. Куратор агента тотчас же вышел на ВСЦ, а тот, в свою очередь, на ВВС и сухопутные войска. Спецназовцы из «Зимородка» «пометили» автомашину лазерными «маркерами», которые были приняты двумя группами вертолетов Apache по две боевые машины в каждой, барражировавшими в окрестностях. Машина остановилась у какого-то дома, вокруг нее собралась толпа. «Мы выждали несколько минут, пока машина не тронулась вновь и не отъехала от людей, – рассказывал заместитель командира эскадрильи вертолетов. – Затем выпустили две ракеты. Я выстрелил одну, а еще одну выстрелил командир эскадрильи, который вел другую группу. Обе ракеты попали в цель. До этого мы выполняли такие операции только в Ливане. У меня возникло странное ощущение (ведь это происходило на контролируемой Израилем территории)».

Убийство Абаята стало первой ликвидацией с воздуха на оккупированных территориях. Оно было необычно еще и потому, что, как правило, Шин Бет предпочитала более скрытные операции: такие, в которых не просматривалось прямое участие израильских вооруженных сил, запрещенное по мирным соглашениям 1994 года. Теперь сверху шли приказы об уничтожении конкретных целей как с применением израильских вооруженных сил, так и без оного.

Одной из таких целей стал Ияд Хардан, полевой командир «Исламского джихада» в районе Дженин. 5 апреля 2001 года Хардан снял трубку телефона-автомата, который обычно использовал в центре поселка Дженин (многие террористы к тому времени знали, что израильтяне прослушивают их мобильные телефоны, и вместо них стали использовать уличные автоматы), в тот момент, когда телефон зазвонил. Но вместо ожидавшегося Харданом голоса раздался громкий взрыв, который убил террориста на месте. Устройство было вмонтировано в трубку накануне вечером оперативниками отряда «Птицы». Район находился под наблюдением двух дронов, и когда оператор узнал голос Хардана, из ВСЦ был послан сигнал на подрыв. В результате такой же операции 27 июня был убит Усама аль-Джавабра, член «Бригад мучеников Аль-Аксы» из Наблуса.

Шин Бет пыталась ликвидировать генерального секретаря Народного фронта освобождения Палестины Абу Али Мустафу, используя различные скрытые методы – отравление, установку взрывного устройства в мобильный телефон, подрыв его автомашины таким образом, чтобы создалась видимость случайного взрыва взрывчатки, которую сам Мустафа и перевозил. Однако когда эти планы не удались, в Шин Бет решили оставить игры в конспирацию. 27 августа боевой вертолет Apache выпустил ракеты по окнам офиса Мустафы в Рамалле. Израиль заявил, что его решение ликвидировать Мустафу было связано «не с тем, что он являлся политическим лидером, а как раз наоборот – с тем, что он напрямую участвовал в террористических акциях».

Убийство Мустафы нисколько не снизило число атак смертников. Более того, для палестинцев красная черта оказалась перейденной. «Мне хотелось бы напомнить Израилю о начале 1970-х годов, – заявил тогда лидер Народного фронта освобождения Палестины. – Мы должны действовать таким образом, чтобы удержать израильтян от дальнейших атак на палестинских лидеров». В качестве акции отмщения через два месяца, 17 октября, в гостинице Hyatt Hotel в Иерусалиме члены НФОП убили Рехавама Зееви, министра в кабинете Шарона и в прошлом генерала Армии обороны, отличавшегося радикальными националистическими взглядами.

Зееви был видным и уважаемым членом израильского общества, близким другом Шарона со времени их совместной службы в армии. По правде говоря, ни одно из осуществленных тогда «целевых» убийств, ни одна из агрессивных войсковых операций не достигли никаких серьезных результатов, кроме того, что в ходе них погибло 454 палестинца, были ранены тысячи людей и продлен кровавый и неравный конфликт, в котором погибло еще больше израильтян.

Шарон все больше разочаровывался в бессилии военного истеблишмента. Однажды утром начальник аппарата премьера и его правая рука Дов Вейсгласс попросил руководителя аналитического управления Шин Бет Барака Бен-Цура о встрече в весьма необычном месте – у входа в центр международных операций Банка Тель-Авива.

Вейсгласс организовал пропуска в операционный зал.

Он провел Бен-Цура в середину обширного помещения, по стенам которого висели мониторы, показывающие объемы денег, приходящие и уходящие из Израиля, этот кислород экономики страны.

После долгих минут молчания Вейсгласс спросил: «Что вы слышите, Бен-Цур?»

Бен-Цур был озадачен: «Ничего. Я ничего не слышу».

«В том-то и дело. Здесь ничего нельзя услышать. Здесь не происходит никаких действий. Сюда не приходят инвесторы, потому что боятся, что с ними что-то случится. Они не приносят сюда деньги, потому что не знают, что произойдет завтра. Если вы – Шин Бет, Армия обороны Израиля и ВВС – что-то не предпримете, вдобавок ко всей этой крови, скорби, страданиям и ужасному горю наша страна столкнется еще и с экономической катастрофой».

В Шин Бет послание уловили. Если отдельные ликвидации не работают (а они не работали), общей службе безопасности нужна более широкая стратегия, каким образом ослабить ХАМАС и другие террористические организации, прибегавшие к тактике смертников. Хотя офицеры спецслужб обычно предпочитали арестовывать только открытых противников, один из руководителей Шин Бет сказал на заседании кабинета по вопросам безопасности, что когда отсутствует полный контроль над территорией страны, это не вариант. Следовательно, «у вас нет другого выхода – вы должны быть и прокурором, и адвокатом, и судьей, и палачом». Никто тогда не думал о полной победе и даже не был уверен в том, как она выглядит, но мечтал о достижении относительного спокойствия, которое могло бы обеспечить гражданам Израиля сравнительно мирную жизнь.

В конце 2001 года на серии совещаний директор Шин Бет Ави Дихтер представил Шарону и правительству новую стратегию. Поначалу министры проявили колебания. Но на совещании после террористической атаки на автобус в Хайфе, в которой погибли пятнадцать человек, Шарон шепнул Дихтеру: «Давай! Убей их всех».