Глава пятая

Ходы и выходы

Соломатина примчалась домой первой. Для этого ей пришлось взять такси и еще самой подсказывать объездные пути – Москва уже стояла в пробках. Дома она на ходу разделась, бросив на пол куртку. Не снимая своей дурацкой шапочки с оленями, она вбежала в спальню и вытащила из стенного шкафа два больших чемодана. В них она побросала почти все вещи мужа. Что не вошло в них, она запихнула в огромную клетчатую сумку. Поднять ни то ни другое она не смогла, а потому волоком потащила вещи в прихожую. После она подошла к столу Олега и теперь уже аккуратно сгребла все его книжки и тетради. «Ладно уж, это – работа, отнесемся с пониманием!» – пробормотала она про себя, набивая книжками два пакета. Пакеты тоже были отнесены прихожую. Ей стало жарко, и она вспомнила про шапку на голове. Сдернув ее, она пригладила слипшиеся волосы и посмотрелась в зеркало. Там она увидела жалкое пугало неопределенного пола и возраста. В другое время Соломатина бы расплакалась. Но сейчас в ней клокотала ярость.

Вдруг Инна вспомнила, как училась управлять самолетом. Она уже не в первый раз именно в непростую минуту вспоминала об этом. Тогда, в небе, ей надо было развернуть машину, и она уже совершила маневр, как глянула вниз, и ей показалось, что крен велик. Соломатина запаниковала – забыла про приборы, на которые надо смотреть, про все, чему ее учил инструктор, даже забыла, в какой стороне аэродром.

Инна похолодела и вцепилась в штурвал так, что костяшки пальцев ее побелели. На какое-то время самолет оказался неуправляемым. Соломатина оторвала взгляд от земли, подняла глаза и увидела солнце. Именно эта картина – лучи, пробивающиеся сквозь редкие облака, вернули ей самообладание. «Все нормально – земля внизу, солнце наверху, я – между ними! А теперь, как учили, – выравниваем машину, ориентируемся на местности и летим в сторону аэродрома», – сказал себе Инна и, собрав волю в кулак, ориентируясь на проходящую внизу дорогу, повела машину на «базу». Этот случай показал ей, что иногда не надо долго думать – надо опираться на инструкции и опыт. Сейчас, собирая вещи мужа, она так и сделала. На такую ситуацию у нее давно уже была инструкция, из которой следовало, что терпеть обманы нельзя. За первым враньем последует второе и третье. Поэтому… Поэтому сумки с вещами мужа стояли наготове.

Муж приехал скоро. Открыв дверь, Федотов наткнулся сначала на чемоданы, потом на клетчатый баул, а потом на пакеты с тетрадями и учебниками. Соломатина на звук открываемой двери не вышла. Она сидела в спальне и прислушивалась к шагам мужа. На какое-то время в доме наступила тишина. Потом в прихожей открыли шкаф и, судя по звукам, что-то оттуда достали. Затем опять стало тихо, а вскоре входная дверь открылась и… через некоторое время захлопнулась.

Соломатина окаменела. Она поняла, что Федотов ушел. Ушел, не задав ни единого вопроса, ни сказав в свое оправдание ни одного слова. Он ушел, даже не попрощавшись и не поговорив. Он понял все с полуслова – его выгнали из дома. Инне стало нехорошо. Она вдруг представила, что Олегу некуда идти, что он собрался в Озерск, что он возвращается к той самой Татьяне. «О да, она его примет с радостью! – с сарказмом подумала Инна. – Нет, он уехал к той самой тетке, с которой объяснялся в магазине. Конечно же, в школе все на виду, там нельзя договариваться о свиданиях и вообще… Потом она сообразила, что Олег может поехать к доктору Владимиру Анатольевичу. И тут же разозлилась, словно ей было бы легче, если Федотов окажется на улице в наказание за свою неверность. Инна хотела встать и пойти проверить – а действительно ли муж уехал, взяв все сумки. Но что-то не пускало ее. Она так и сидела на краю кровати, не в силах пошевелиться. И ей было тошно от того, что она никогда не узнает, зачем ее муж встречался с Аней Кулько, зачем ей звонил, она не выяснит имени женщины, за которой он шел, не поймет, кто так зло пошутил над ней с той фотографией. Инна догадывалась, что злые ученики придумали эту каверзу, чтобы создать проблемы учителю, отомстить ему за оценки и строгость. Или для того, чтобы поучить ту же заносчивую Калязину. «Ведь Олег не будет такими делами заниматься. Я его знаю, – подумала Инна и тут же одернула себя: – А знаю ли?» И от этой мысли Соломатину затошнило – она вдруг представила, что все это время, пока они вместе, пока они планировали и строили, ее муж интересовался другими женщинами. Инна вспомнила, что во время беременности ей не нужна была близость. А потом она кормила Степку, и болела грудь, и она не высыпалась, и ходила по дому в застиранном халате, а засыпала, только приклонив голову к подушке. При этом могла даже не раздеться. Соломатина припомнила еще кучу своих ошибок, от которых предостерегают все женские журналы. «И что это я тогда удивляюсь? – спросила она сама себя. – Он же привык видеть меня стюардессой – ухоженной от макушки до каблуков. А теперь я – заполошная мама и домашняя хозяйка. Ничего удивительного, что у него были женщины». Соломатина повалилась на кровать и уставилась в потолок. Ей пришло в голову, что еще вчера на этот потолок они смотрели вместе. Как только она об этом подумала, так на нее напал смех. Соломатина смеялась долго и от души – она даже не представляла, что ей может прийти такое в голову. Отсмеявшись, поднялась с постели и прошлась по квартире. В прихожей она задержалась на пару минут, огляделась, но нет, ничего, никаких следов мужа. Он ушел и вещи забрал. Соломатина на всякий случай заглянула в телефон – частенько она выключала звук, чтобы не потревожили, не разбудили Степку. Но муж не звонил. «И ладно!» – успокоила себя Инна. На кухне она сварила себе кофе, поджарила гренки, достала из холодильника сгущенку и принялась заедать стресс.

Олег Федотов ехал в такси и даже не пытался понять причину произошедшего. Когда он, войдя в дом, увидел собранные чемоданы, он сразу все понял. И на минуту себе представил, как идет к Инне, как начинает разговор с идиотского вопроса «А что это?». Идиотского, поскольку очевидно, что это разрыв. И вопросы «А почему? Из-за чего?» – бессмысленные. Поскольку ответов на них нет. Инна скорее всего приняла решение под влиянием эмоций. Федотов прекрасно понимал, что разговор на фоне собранных чемоданов похож на фарс – оба в идиотской ситуации, но оба готовы сорваться при первой же возможности. А скандалы Федотов не любил. Он не уходил от ответов, но предпочитал решать проблемы спокойно. Еще он решил не оставлять вещи, как бы неудобно ему не было их тащить, иначе Инна подумала бы, что он рассчитывает на возвращение. А Олег был самолюбив. Он не всегда поступал правильно, но всегда по-мужски. Еще он оставил ключи от квартиры – это все принадлежит его семье – жене и сыну. И если с женой они поссорились, то при чем тут ребенок? Поэтому связка ключей лежала на видном месте. Да, в Москве у Олега не было никого, кроме семьи и доктора. И сейчас он ехал к нему, предварительно позвонив. Разговор между ними состоялся короткий:

– Я могу пожить у вас дня три, Владимир Анатольевич? – спросил с ходу Олег. Между ним и доктором давно были те отношения, которые не требуют лишних реверансов.

– Жду, – ответил доктор.

Сейчас Олег был спокоен – он заставил себя не думать о том, сможет ли он объясниться с женой. Пока надо решить самые важные вопросы – где жить, как договориться о встречах с сыном. «Позвоню завтра, обсужу с ней этот вопрос», – сказал себе Федотов.

До дома доктора такси доехало быстро. Водитель помог Федотову донести вещи. Доктор уже ждал Олега – был накрыт стол, кипел чайник.

– Давай поужинаем, ты же с работы? – сказал Владимир Анатольевич.

– Я – из дома, – усмехнулся Олег.

– Мой руки, садись за стол и рассказывай, – потребовал доктор. Владимир Анатольевич был единственным человеком, который мог им руководить. Единственным, если не считать, конечно, жены.

– Да, собственно, все очень просто, – начал Олег, помешивая чай. Несмотря на аппетитно пахнущую колбасу, холодную картошку с зеленью и свежий чай, есть он не хотел. Сейчас, когда он уже добрался до этого гостеприимного дома, когда не надо было «держать спину» перед соседями, перед незнакомым водителем, прохожими, он обмяк и сник. Случившееся показалось ему фатальным – никогда он не объяснится с женой. Характер Соломатиной он знал давно и знал хорошо. А еще в его жизни был сын Степан. За него он будет бороться, если это будет необходимо. И так страшно было от одной мысли, что за сына надо воевать с человеком, которого тоже безумно любишь – с Инной.

– Виноват? Только честно? – донеслось до него. Доктор терпеливо ждал ответа.

– Я даже не знаю, – пожал плечами Олег, – я просто не очень понимаю, что произошло.

Он сделал глоток чая и очень подробно рассказал о том, что случилось между ним и Соломатиной.

– Знаешь, такая ерунда получается, – прокряхтел Владимир Анатольевич, – твоя жена далеко не дура. И не истеричка. Уж позволь мне это знать. Я таких психованных за километр чую и диагнозы им ставлю.

– Нет, она совсем не истеричка. И она умная, – подтвердил Олег.

– Если все так, как ты рассказываешь, а я не сомневаюсь в этом, – поспешил уточнить доктор, – то получается, что либо ты чего-то не знаешь, либо…

– Либо?

– Либо надо разговаривать с ней. Знаешь, рождение ребенка, декретный отпуск, все эти хлопоты, усталость – иногда у женщин случаются неврозы. А где неврозы, там и вспыльчивость, подозрительность, неадекватные поступки. Она вспылила. Сдали нервы. А сейчас сидит, смотрит на свой телефон и молит бога, чтобы ты позвонил.

– У моей жены невроза нет. Она рассудительна, умеет анализировать, вообще, у нее диплом летчика-любителя. Неврозы и прочее – это не про нее. И еще она терпеть не может ссориться, – ответил Олег, вспомнив, как Соломатина сама пришла в спальню после их ссоры из-за Калязиной.

– Но как узнать причину такого поступка? – развел руками доктор.

– Я не знаю. Попробую позвонить ей через пару дней. Раньше смысла не имеет.

– Это почему же? – удивился Владимир Анатольевич.

– Потому что я тоже должен подумать.

– О чем?

– А стоит ли жить в семье, из которой изгоняют без объяснений. Знаете, я многое могу понять и даже принять. Но я никогда не пойму, как можно выгнать из дома. С вещами. Навсегда.

Доктор внимательно посмотрел на Федотова – только сейчас ему стал ясен масштаб случившегося. Дело было не только в ссоре, а в том, как Соломатина решила расстаться. То, что человека лишили дома, Олег оправдать не мог. В его представлении, семья и дом – это то, что спасает, а не губит.

Словно прочитав мысли доктора, Олег сказал:

– Знаете, я ведь думаю о Степке. Он должен понимать, что семья – это что-то прочное. А дом – это что-то теплое.

– Олег, ты правильные вещи говоришь, но ведь бывает, что люди разводятся. И это только на пользу детям. Знаешь, какие ужасные бывают отношения в семье?

– Даже не догадываюсь, – зло ответил Олег, и доктор понял, что ляпнул глупость.

Легли спать они рано – доктор еще до приезда Олега постелил ему на диване в маленькой комнате. Олег приготовил учебники, достал из чемодана свежую рубаху, развесил ее на стуле, быстро разделся и лег. Он притворился спящим, потому что чувствовал: доктору хочется поговорить. Когда же стало совсем тихо, Федотов достал телефон и приготовился написать Инне. Он решил, что сначала узнает, как Степан – это его действительно волновало. Потом расскажет о сегодняшнем дне, а ему было что рассказать! Он не будет заводить разговор о чемоданах, не задаст ни одного вопроса, почему так Инна поступила. Он знал свою жену – она не была дурой. Раз поступила, значит, что-то ее подтолкнуло к этому. Придет время, она сама все расскажет. Олег знал, что терпеливый, он дождется этой минуты, когда все выяснится. Главное – не поссориться так, чтобы примирение потом уже было невозможно. Олег помнил тот путь, который они прошли, и вот так, из-за горячности, оборвать все, что они долго строили вместе? Никогда! Он слишком любит свою семью.

Олег уже написал первые два слова и остановился. Он подумал о том, что, может, за этим стоит что-то другое. Может, Инна встретила кого-то. Может, этот кто-то из прошлой жизни. Или, может, она вообще недовольна жизнью, которую он считал такой славной и ради которой старался изо всех сил. Федотов отложил телефон. А может, она просто не хочет жить с ним вместе. Самое интересное, что, вспомнив о завтрашних занятиях, он не испытал ничего, кроме раздражения. Идти на работу не хотелось. «Вот это называется крах – и дом разрушен, и дело не греет», – Федотов повернулся и постарался заснуть. Но беспокойство было сильнее. «Через два дня зарплата, надо ее бросить Инне на карту. Оставить себе только на необходимые расходы. У доктора долго жить нельзя, старика только стесню – у него свой уклад, свои привычки. Значит, надо опять снимать жилье, а это дополнительные деньги. Следовательно, надо больше зарабатывать. Возьму еще учеников. В прошлый раз Ирина Сергеевна что-то такое говорила про своих знакомых. Надо будет к ним зайти», – думал Олег. Ирина Сергеевна была мамой того самого ученика, отец которого так нерегулярно давал деньги на сына. Успокоенный собственными планами Олег наконец уснул.

На следующий день Олег Федотов приехал в школу рано – по понедельникам собирали педсовет и более мелкие совещания. Директор школы Тяплицкий Арлен Семенович был мудрым человеком – он знал, как расхолаживают все коллективные мероприятия, а потому приказал все совещания проводить в один день. «Решим все вопросы. И целую неделю будем свободны!» – сказал он по этому поводу. Федотов эти шумные и иногда склочные посиделки принимал как неизбежность. Сам выступал очень коротко, по существу. На «неорганизованные» реплики не отвечал – отделывался улыбкой. Педсовет обычно проходил в три часа дня, когда в основном все уроки заканчивались. Педагоги, перекусывая на ходу, собирались в учительской.

В этот понедельник Федотов поставил три незаслуженные пятерки, каждый раз сопровождая их словами: «Авансом, авансом!» Ольгу Калязину он тоже вызвал к доске и разобрал с ней пару задач. Девушка была на редкость серьезна, не кокетничала и оказалась на редкость понятливой. Карачинский, влюбленный в нее, глядя на это преображение, недоумевал.

– Знаете, Ольга, очень неплохо. Вы способны к математике. Только не ленитесь, я вас очень прошу. Если что-то не будете понимать, спросите у Карачинского, он толково объясняет.

Карачинский приосанился, а Калязина растерялась. Она потопталась у доски и вдруг произнесла:

– Извините. Я как бы ничего не делала, но на всякий случай.

– Как бы? – улыбнулся Олег. – Ох уж этот оборот!

Урок он закончил весело, рассказав пару баек из интернатской жизни. В учительскую он вошел позже всех, директор даже покачал головой: мол, опаздываете. Федотов, улыбнувшись, извинился.

– Так, давайте начинать, вопросов много. И успеваемость, и поведение, и новые методики, и проверка на следующей неделе, – заторопил всех Арлен Семенович.

– Простите, можно мне выступить? – неожиданно подал голос Федотов.

– Э… Что-то срочное? – удивился директор.

– Очень. Я бы сказал, жизненно важное для нашей школы.

– Ого! – рассмеялся преподаватель английского. – Замахнулись…

Педагоги обрадовались неожиданной паузе.

– Я хотел вот что сказать. Насколько я понимаю, педагог – это не только учитель. Банально звучит, но это еще и воспитатель. Хотя, если честно, в теперешних школах так не считают. О чем я неожиданно узнал. Да, в нашей школе есть те, кто очень похож на тех преподавателей, что учили меня. Именно эти люди помогли мне, когда пришел в этот коллектив. Но есть такие…

– Какие? – заволновался директор.

– Подлые.

Учительская взорвалась. Федотов с удовольствием смотрел на эту реакцию.

– Олег Игоревич, я прошу вас, – Тяплицкий бы серьезен, – вы же понимаете, что должны все разъяснить.

– Охотно. Моей жене отправили фотографию, на которой я со своей ученицей Ольгой Калязиной. Это снимок был сделан в тот вечер, когда я, моя жена и Калязина случайно столкнулись в этом заведении. Да, старшеклассница поступила глупо, когда просила друга сфотографировать нас. Но это глупость, а не подлость. Да, она хвасталась этим снимком. И это тоже детская глупость. Но тот, кто отправил этот снимок моей жене, – совершил подлость.

– И кто же отправил?

– Его отправили вы, Лилия Александровна. Вы же и позвонили. Вы позвонили и сказали, что у меня, учителя, отношения со старшеклассницей.

Тяплицкий в ужасе уставился на него. Учителя перешептывались. Учительница истории Лилия Александровна в своих вечных зеленых серьгах спокойно смотрела на Федотова и улыбалась.

– Вам надо доказать, что это было именно так. Иначе я подам на вас в суд за клевету, – сказала она и откинулась на спинку кресла.

– Я докажу. Только я хочу понять, зачем вы это сделали. И другие учителя ушли из-за вас? Почему-то мне кажется, такая история не первый случай. Верно?

– И это вранье! – Историчка продолжала улыбаться, но в ее позе уже не было вальяжности. Она словно сгруппировалась, приготовилась к прыжку.

– Как вам будет угодно, – шутливо поклонился в ее сторону Федотов. – Так вот, фотография Калязиной была в чужом телефоне. Она была в телефоне Софьи Андреевны.

Учительница литературы покраснела до слез.

– Она была там, потому что…

– Да она же бегала за вами, как собачка, – рассмеялась историчка. – И вечно на переменах мимо вашего класса ходила.

– Тихо! – вдруг рявкнул директор. И тут же наступила тишина.

– Я видел эту фотографию, – продолжил он, – и я предупреждал Олега Игоревича о последствиях. Но я не думал, что вы, Лилия Александровна, так далеко зайдете!

– Вы развели тут бардак, а теперь виновата я.

– Вы совершили подлость. Вы заранее взяли у меня телефон моей жены под предлогом того, что хотите узнать о курсах стюардесс. Думаю, это был предлог.

– Да, вы просили меня дать мой телефон, – неожиданно сказала Софья Андреевна, – вам нужно было снять какой-то абзац, а потом отправить его на почту. Якобы ваш разрядился.

– Господи, это было так просто. Софья Андреевна, добрая душа, сама же и телефон вам свой дала.

– Я думаю, что педсовет мы отменим сегодня.

– Это как вы считаете нужным, – Федотов посмотрел на Тяплицкого, – но я увольняюсь. Я не хочу больше работать здесь. И не из-за вас…

– Лилия Александровна у нас больше работать не будет… – поспешил заверить его директор.

– Это еще посмотрим, – подала голос историчка.

– Вопрос решенный, до отдела образования дойду, вас здесь не будет и в школу приличную вы не устроитесь, – Арлен Семенович был страшен в гневе, – но вы, Олег…

– Я ухожу. И это тоже дело решенное. Я буду искать работу. Вам огромное спасибо, что так приняли меня. Но, наверное, мне надо заниматься чем-то другим.

Как только Федотов произнес эти слова, он почувствовал облегчение. Как будто бы не было всех этих событий – школьных неприятностей, разрыва с семьей, ухода из дома. Он почувствовал облегчение и готовность к новым шагам. «Я правильно поступил. Я бы не смог там работать. И тянул бы лямку. А теперь я вынужден буду быстро найти новую работу. У меня просто выхода нет, и поэтому я ее найду. Пора заниматься своим делом», – думал Федотов, идя по той же самой дороге, по которой шел за Софьей Андреевной. В школе они разговаривать не хотели – щекотливая тема, особенно с учетом того, что Федотов ей очень нравился. И сопоставив факты, Федотов понял, кто звонил Соломатиной и кто прислал фото. Что случится дальше – никто не мог предугадать. А случился разрыв. «Ничего, как-нибудь вырулим и разрулим!» – подумал Олег. Ему сейчас ужасно хотелось повидать Степку. Федотов представил сейчас, как он берет ребенка на руки, а тот устраивается поудобнее и не хочет слезать. На отцовских руках и играть было интереснее, и книжки слушать, и засыпалось легче. Олег вспомнил эти вечера за столом на кухне – Инна, он и Степка на его коленях, который мешает им разговаривать, что-то пытается схватить со стола. И можно было бы его положить спать, но так уютно сидеть втроем.

«Втроем», – подумал Федотов и вздохнул. Он остановился, достал телефон и отыскал номер жены. Он уже хотел позвонить ей, но снова не стал этого делать. Федотов представил, как Инна собирала его вещи – вытаскивала их из шкафа и запихивала в чемодан. Так может поступать только разгневанный человек, испытывающий едва ли не ненависть. А если она это чувствует, будет ли толк в звонках? Возможное примирение вряд ли поможет забыть то, что случилось.

В некоторых вопросах Федотов был идеалистом и максималистом. Чаще всего эти вопросы касались его семьи, отношений с Соломатиной и отношения к ребенку. И он имел право на это – собственная жизнь, собственное детство были этому причиной. Поэтому и сейчас он не позвонил жене. Он прошел еще несколько шагов, а потом вспомнил, что должен зайти к Ирине Сергеевне – маме того самого мальчика, с которым он занимался и отец которого вечно задерживал деньги за уроки. «Надо зайти к ним. Сегодня. Потом начну работу искать, не до гостей будет», – Федотов решительно повернул в другую сторону. Идти пришлось недалеко, и уже через минут пятнадцать он был у знакомого дома. И только подходя к подъезду, он спохватился, что не позвонил. «Ничего, я на пять минут – выслушаю ее и уйду», – решил он и позвонил в домофон. Ирина Сергеевна очень обрадовалась:

– Как же удачно! Поднимайтесь, Олег Игоревич!

Федотов открыл дверь, прошел к лифту, долго ждал, когда опустится кабина, потом долго поднимался на последний этаж. Он ехал и думал, что с сыном Ирины Сергеевны он занимался целый год, и парень сделал огромные успехи. Олег вспомнил, как поначалу тяжело давалось ему репетиторство – раздражали ответы невпопад, мелкие ошибки, невнимательность. Но этот мальчик оказался умным и способным – он не только подстроился под темп, который задал Олег, но еще и принял эстафету. Федотов иногда бывал обескуражен вопросами и въедливостью ученика. «Как бы то ни было, мальчик талантлив и он на своем месте», – сказал Федотов Ирине Сергеевне, когда подопечный поступил в один из лучших технических вузов.

На лестничной площадке пахло сдобой и свежими огурцами. «Оливье!» – почему-то подумал Олег. Дома Инна делала этот салат только со свежими огурцами. Позвонить в дверь он не успел – дверь распахнулась, и показалась Ирина Сергеевна. Она улыбалась, но все же была смущена.

– Я очень рада вас видеть! Вы же знаете, как я благодарна вам. И вся наша семья… Господи, я вам говорю спасибо и держу в дверях! А вы, наверное, устали. Проходите, у нас маленький семейный ужин, но мы так все рады вас видеть.

– Я не вовремя. Это неудобно. Пожалуй, я зайду в другой раз, – замешкался Федотов.

– Да вы что! – возразила Ирина Сергеевна и, схватив его за руку, увлекла в комнату.

– Вот, я тебе столько о нем рассказывала! Это наш репетитор! Это его мы должны благодарить за нашего сына, – громко сказала она.

Федотов смущенно кашлянул, пригляделся и увидел… Шпаликова Семена Александровича. Того самого, который советовал ему пойти в учителя.

– Э-э-э-э… – пробормотал Федотов изумленно.

– Да-а-а-а, – не менее изумленно отвечал Семен Александрович.

– Вы знакомы, – в свою очередь удивилась Ирина Сергеевна.

– Это удивительно, но да. Мы знакомы, – рассмеялся Федотов, – я раньше жил в городе Озерске, а Семен Александрович приезжал к нам в командировку.

– А потом Олег Игоревич переехал в Москву, и мы с ним встретились у меня в офисе, – добавил Шпаликов.

– И когда мы встретились, Семен Александрович посоветовал мне пойти в учителя. Накричал на меня, обвинил черт знает в чем и посоветовал пойти в школу, – продолжил Олег.

– И, судя по всему, господин Федотов последовал моему совету, – резюмировал Семен Александрович.

Ирина Сергеевна сначала переводила взгляд с одного на другого. А потом звонко рассмеялась:

– Это только в Москве бывают невероятные истории!

– Вы не правы, – серьезно возразил Федотов, – это простая история, в ней нет чудес. Я пришел к Семену Александровичу. Он в разговоре упомянул, что в школах не хватает учителей математики. В пример привел ближайшую школу.

– Ту самую, в которую наш Петька ходил с первого класса и откуда мы его забрали, когда поменялся третий «математик», – уточнил Шпаликов.

– А поскольку я человек в Москве новый, и время на поиски работы у меня ограничено, я и заглянул в эту школу.

– А там директор Арлен Семенович, которого мы просили найти нам репетитора по математике, – закончил Шпаликов.

– Да, все просто. И все же невероятно.

– Представляете, Федотов, мне Ирина все рассказывает про ваши занятия с Петькой, а мне и в голову не могло прийти, что речь идет о вас.

– Спасибо вам, Олег. Петя поступил институт, ужасно доволен. И занятия ваши вспоминает, – сказала Ирина Сергеевна.

Потом они ели салат «Оливье» со свежими огурцами, отбивные, пили чай с пирогом. Мясо и «Оливье» были отменными, пирог немного подгорел, на что обратил внимание Шпаликов.

– Моя бывшая жена, – сказал он, указывая на Ирину, – очень хорошо готовит, одна беда – пироги боится недопечь. Поэтому мы их едим с черной корочкой.

– А моему бывшему мужу это не мешает просить добавки, – совершенно не обиделась Ирина Сергеевна.

Федотов слушал шутливую перепалку и думал о том, что через много лет они с Соломатиной точно так же будут себя вести. «Ну не помнить же всю жизнь, из-за чего разругались!» – сказал он про себя и тут же испугался своих мыслей. Страшно было подумать о том, что они с Инной вот так вот расстанутся.

После пирога, чая и долгих разговоров о проблемах современной школы Федотов засобирался домой. Он не стал рассказывать о том, что написал заявление об уходе. Это было бы не к месту и касалось только его.

– Спасибо, все было вкусно, – поблагодарил он Ирину Сергеевну, – кстати, если надо, я всегда помогу Петру. Пусть звонит без стеснений. И, конечно, ни о каких деньгах и речи не должно быть.

Ирина Сергеевна замахала руками, а Шпаликов, который остаток вечера почти не участвовал в разговоре, тоже засобирался домой.

– Ну, может, и правильно, – улыбнулась хозяйка дома, – вдвоем веселее идти.

Они попрощались и вышли на улицу.

– Вы не очень спешите? – спросил Шпаликов Федотова.

– Нет, я могу пройтись с вами, если хотите.

– Немного, до метро, – кивнул головой Семен Александрович и спросил: – Так все же как вам работается? В школе?

– Хорошо. Поначалу трудно было. Это же дети, а я привык иметь дело со взрослыми. Приходилось на ходу перестраиваться. А старшеклассники, они сложные. Внешне – здоровый лоб. А в голове глупости и лень.

– Ну, у взрослых этого добра тоже хватает.

– Согласен. Только со взрослыми ясно, как поступать. А тут…

– А вы серьезно отнеслись к моему совету. Не пожалели?

– Пожалел. И совету последовал, потому что испугался. Со стороны этот шаг – стать учителем – выглядит как подвиг. И работа считается сродни подвижнической, и денег не так чтобы много, и нервы на износ. Но в моем случае это было малодушие. Я испугался, что ничего не найду. А тут еще всякие личные дела. Одним словом, с одной стороны, я горжусь, что не сбежал из школы, но с другой…

– Что – с другой? – Шпаликов остановился.

– С другой – это не мое. Не моя профессия. Я мог бы больше сделать на стройке. Или где-нибудь, где надо по ночам, в пургу что-нибудь прокладывать, тащить, монтировать. Я привык к такому. И у меня всегда это неплохо получалось. А в школе тепло, светло, уютно… Педсовет, разговоры о новых методиках преподавания в младших классах, экскурсии. Нет, что и говорить, в школе хорошо. Да и с ребятами совладать можно. Но…

– Но вам там плохо, – улыбнулся Шпаликов.

– Мне вообще сейчас плохо, – вырвалось у Олега, – извините, понимаете…

– Говорите-говорите, – махнул рукой Семен Александрович, – что-то мне сдается, между нами астральная связь.

Заметив удивленный взгляд Олега, он добавил:

– Шутка, знаете ли.

– Ах да, шутка, – кивнул головой Федотов, – а, не буду я вам голову морочить. В каждой семье что-то такое случается.

– Ну, как знаете, – не стал настаивать Шпаликов, – сам я привык к неприятностям. И даже начинаю волноваться, когда они не случаются. Начинаю думать, что чего-то не знаю, что-то упустил из виду.

– Можно и так. Но у меня сын. Степан. Маленький еще. Его жаль.

– Да, детей жаль. И жизнь иногда поворачивается не той стороной. Вот мы с Ириной разошлись, но сохранили нормальные отношения. Хотя поначалу сложно было. И Петр нервным был. Но я вот что сказать хочу, мы правильно развелись. Я бы Ирину измучил бы. Характер у меня отвратительный. Сам уже понял небось.

– Но вы же это понимаете. А от этого уже легче.

– Да ладно тебе… не успокаивай, – отмахнулся Шпаликов.

Олег видел, что Семен Александрович расстроен, но ему надо с кем-то поговорить.

– Как у вас дела на работе? – спросил Олег, чтобы немного его отвлечь.

– А, фигово! Ухожу я. Давно уже пенсионер… А сейчас еще и давление. Все, буду дома сидеть, на рыбалку ездить. А не то все плохо закончится.

– Ну, если уход неизбежен, тогда настройтесь на позитивную волну. В свободном времени есть масса преимуществ.

– Ты спятил? – Шпаликов даже остановился. – Какой такой позитив?! Ты понимаешь, что такое дома сидеть?! Что я буду делать – судоку разгадывать? Кроссворды решать? Червей копать, уходить рано утром с удочками, а потом в гаражи с ребятами водки выпить и домой с купленной рыбой?! Мне к людям хочется, работать хочется, того самого хочется – «в пургу и зной что-нибудь строить, прокладывать, монтировать». Твои же слова! А ты про позитив. Что ты вообще понимаешь в позитиве? Я вот однажды в Уренгое трубы тащил. Сам. Приехал, а там у них коллапс. А я с проверкой. А они ни фига не могут. Так вот я машины добыл, трубы добыл и сам их доставил. Давно, правда, это было. Но до сих пор помню это ощущение. Там знаешь, какие морозы! И вообще что ты привязался к этому позитиву!

Шпаликов остановился, перевел дух. Прохожие, которые слышали его вопли, бочком проскочили мимо них.

– Чего это вы кричите? – улыбнулся Федотов. Перед ним был просто пожилой человек, и его манера общаться больше не пугала и не обижала Олега.

– Да я за такие советы и в глаз могу заехать! – заорал Шпаликов. – Не веришь? Да запросто! Я вообще не люблю дураков, дармоедов и пустую болтовню! А ты про позитив, словно недоумок какой. Ты лучше завтра ко мне приезжай в офис. Я тебя на свое место посажу. Хватит тебе штаны свои дорогие в школе протирать.

– А что это они дорогие?! – почему-то обиделся Федотов. – Они обычные. Средние.

– Короче. Завтра в десять утра. В моем кабинете. Документы прихвати. Будешь теперь строить, прокладывать, монтировать. В пургу и в зной. И попробуй только откажись! Переводом оформлять буду. Из твоей школы. Вот смеху в кадрах будет! Ну ничего, пусть хоть уржутся!

С этими словами Шпаликов исчез в дверях метро, оставив Федотова в полном остолбенении.