Глава третья

Зебра

Инна, по мере того как округлялся ее живот, все больше гуляла по городу. Сидеть дома она не любила, а вот путешествовать по городским закоулкам обожала. Настроение у нее было самое элегическое и расслабленное. Когда Федотову сочувствовали коллеги-учительницы, он даже не понимал, о чем они говорят.

– Как же, Олег Игоревич, – восклицали дамы, – а эти капризы, привередливость в еде, вечные слезы?!

Федотов только смеялся. Единственное, что его смущало в нынешней жизни, это то, что Инна отказалась брать его фамилию.

– Можно я Соломатиной останусь? – попросила она.

– Да? Ну, ладно, – растерялся Федотов и тут же прибавил: – Но сын будет носить мою фамилию.

– Конечно! – великодушно разрешила Инна. Она больше не спорила с мужем. Раз решил, что будет сын, значит, будет сын. Определять пол ребенка она отказалась.

В мире, согласии и в бешеной суете Олега, который выбил-таки ипотеку и теперь готовился к переезду, прошли последние месяцы. А накануне рождения ребенка Федотов получил от директора еще одного ученика.

– Хороший мальчик, только требуется чуть подтянуть по математике, – отрекомендовал его Арлен Семенович.

– Спасибо, я боюсь, что буду не успевать. Уроки в школе требуют моей подготовки.

– Вы все успеете, а от учеников никогда не отказывайтесь, – наставлял директор. – Это ваш хлеб и ваша репутация.

Олег знал, что он все успеет. Он не мог не успеть – вот-вот родится сын, и они переедут в собственную квартиру. Эти мысли придавали ему силы, хотя недостаток сна давал себя знать. К пяти вечера Федотов валился с ног.

Родила Инна в двенадцать часов дня, но ее близкие узнали об этом гораздо позже.

Она не стала звонить ни мужу, потому что у него были уроки, ни маме, а позвонила подруге Варе.

Олега известие застало на перемене.

– Как родила? Когда? Уже? Выезжаю! – прокричал он в телефон, не обращая внимания на учеников. Те все поняли – на лицах девочек появилось многозначительное выражение, а мальчики предложили вызвать такси, пока Олег будет одеваться. Учителя бросились собирать деньги на подарок новорожденному.

Уже из такси Олег позвонил теще и сообщил, что она бабушка:

– Ваша дочь очень самостоятельная особа! Даже родила так, чтобы никто не вмешивался в процесс!

– Ах, ну слава богу, – воскликнула мать Инны. – А родился-то кто?

– Как кто? – искренне изумился Федотов. – Мальчик. Сын.

Он вообще не предполагал иного результата. Варя, когда ей позвонили, охнула и помчалась в больницу. К Инне, понятно, не пустили, но открытку передали, а потом она еще и по телефону с подругой поговорила.

Соломатина лежала в палате и, дрейфуя в полусне, перебирала в уме мужские имена: «Ваня, Петя – Петр, Максим…»

Выписали Соломатину очень быстро – чувствовала она себя прекрасно, ребенок родился крепким и спокойным.

– Мы можем вас оставить еще на пару дней, – сказали ей в больнице.

– Зачем? – не поняла она.

– Затем, чтобы вы впрок выспались. Понимаете, это в роддоме самые спокойные дни. Потом начнется кошмар, – рассмеялась врач, – вы останетесь наедине с этим маленьким человечком, который не сможет вам объяснить, отчего он плачет. И эти хлопоты – прогулки, кормление, а еще муж, обеды, ужины, стирка.

– Вы меня не напугаете, – сказала Соломатина и выписалась из роддома.

До переезда в новую квартиру оставалось месяца три.

– Вот и хорошо, – спокойно сказала Инна, – самое тяжелое и неопрятное время, мы здесь проведем, а вот как повзрослеем, так и в новую квартиру. – Она чмокнула в нос спящего Степана. То, что этот крепыш будет Степаном, решил Федотов. Инна не возражала – мальчику очень подходило имя.

Федотов счастью своему не верил – он старался не мешать молодой маме, не лезть под руку, но как только выдавалась спокойная минута, он уже был у детской кроватки.

– Что ты стараешься разглядеть на его лице? – рассмеялась однажды Инна.

– Смотри – он мой сын и твой, да?

– Да, – кивнула Инна.

– В нем черты наши родных, да?

– Да.

– Он будет похож на своих бабушек и дедушек. Так вот, то, что не будет похоже на моего тестя и тещу, будет иметь отношение к моим родителям. Которых я никогда не видел.

Соломатина все поняла. Так сложно и несколько косноязычно ее муж хотел сказать, что в своем сыне может найти черты своих родителей.

– Олег, конечно, он будет похож на своих бабушек и дедушек, – она его крепко поцеловала.

Потом, много лет спустя, вспоминая тот период их жизни, Инна признает, что тогда они были счастливы. Им было легко и радостно, несмотря на бессонные ночи и бытовую разруху – часть вещей они уже собрали в коробки для переезда. Они не заморачивались отсутствием денег. А их не хватало – ребенок требовал многого, за ипотеку уже выплачивали взносы.

Они были безукоризненно, безусловно счастливы в то время, представляя собой что-то монолитное, единое целое.

Если возвращаться к аналогии с книжными полками, этот период можно сравнить с «производственным романом» – время созидательное, сложное и прекрасное.

Соломатина потом вспоминала, что интересней всего было наблюдать за Олегом. Тот сразу стал сумасшедшим отцом – его планы по воспитанию простирались далеко вперед, несмотря на то, что ребенок еще почти ничего не умел и питался исключительно грудным молоком.

Федотов постоянно приносил книжки или развивающие игрушки.

– Дорогой, Степан еще не умеет говорить, – улыбалась Инна.

– Пусть будет! – неизменно отвечал муж.

Переезжали они тоже спокойно. Не было женских истерик – «Ах, забыли! Не сложили! Где кастрюльки? За ребенком следи, ребенка продует!». Половину вещей, которые были у них в доме, Инна или выбросила, или раздала знакомым. Федотов в этот процесс не вмешивался – был уверен, что жена знает, что делает.

– Давай не будем хвататься за все подряд. Мы позже купим то, что нужно, что нравится, что достанется Степану.

Федотов задумался.

– Ты хочешь сказать, что мы должны покупать красивые антикварные вещи?

– Ну почему обязательно антикварные? Они могут быть современными, но сделанными качественно. И быть красивыми.

Голова Олега была занята совсем другим – работой, репетиторством, ипотекой, отношениями с коллегами. Но слова жены он запомнил и принял как руководство к действию. «У меня долго не было своих вещей. Кроме одежды. А те, которые появлялись, были куплены почти случайно. Или по острой необходимости», – вспоминал он.

Если речь шла не об одежде, он редко задумывался о ценности предметов. Да и к одежде относился как к униформе, которая должна быть качественной. Но вот это сочетание «сын – вещи – наследство» врезалось в память. И он совершенно серьезно стал думать о том, что можно оставить сыну. Желание и стремление не только обезопасить собственного ребенка, но и сделать его обеспеченным, превратилось в конкретную формулу – «качественные и красивые вещи». Поздними вечерами Федотов теперь сидел на сайтах, посвященных предметам роскоши и старины.

– Дорогой, ты совсем не спишь! – бормотала Соломатина. Она засыпала, как только голова касалась подушки.

Новая квартира было небольшой, но ведь и их было только трое. Федотов сам сделал большой шкаф-купе – Инна даже не подозревала в нем таких способностей.

– У нас в интернате был прекрасный учитель труда. А я готовился ко всему.

Мебели у них было мало. Опять же в соответствии с принятой установкой абы что не покупали. Сначала копили деньги и только потом ехали и выбирали что-то по своему вкусу. Так же дело обстояло с посудой и другими вещами. Родители Соломатиной, которые часто бывали у них, говорили:

– Пока ребенок растет, не стоит покупать дорогое. Он же вам еще стены разрисует. И мебель поцарапает. И сломает все, что можно сломать.

Инна давно уже не прислушивалась к мнению родителей, а Федотов, хотя и анализировал их слова, был упрям.

– Ты права, что попало в дом тащить нельзя, – как-то сказал он Соломатиной и отложил небольшую сумму на покупку большого антикварного шкафа.

Инна обрадовалась и огорчилась одновременно. Обрадовалась, потому что муж прислушался к ее мнению. Огорчилась, потому что к этому времени их жизнь стала напоминать гонку.

Итак, у них был сын. Была своя квартира. У Федотова была работа со стабильной зарплатой, хороший доход от частных занятий. Инна быстро пришла в норму – вернулась в свой вес, а лицо ее посвежело, и выглядеть она стала моложе своих лет.

Жизнь семьи сконцентрировалась вокруг Степана, и каждодневные новости о его достижениях, любовь к нему щедро подпитывали родителей. Но вместе с тем между ними появилось то раздражающее противостояние, причины которого были неочевидны, а потому устранить их с легкостью было невозможно.

В тот день Соломатина проснулась рано. Сын еще спал, муж уже был в душе – через полчаса ему надо было уходить на уроки. Инна вышла на кухню, включила кофеварку.

– Привет, что ты так рано встала? – Олег вышел из ванной комнаты и направился к шкафу. Инна не ответила, только посмотрела вслед мужу. Высокий, сильный, ладный. Даже больная нога не портила его облик. «Или я привыкла», – подумала про себя Инна.

– Давай, я тебе бутерброды сделаю, – предложила она.

– Нет, спасибо. Я только кофе. Поем в буфете. Или булку по дороге куплю, – ответил Олег, застегивая пуговицы на рубашке.

– А почему в рубашке? – удивилась Инна. Она привыкла, что под пиджак Олег надевает темные плотные футболки. Он когда-то объяснил, что рубашка сковывает движения, и что надо следить, чтобы она не выбивалась из брюк, а когда одной рукой пишешь на доске, а другой держишь трость, поправить что-либо сложно.

– Сегодня может быть комиссия в школе.

– Господи, опять?! Почему вас все время проверяют?

– Инна, во всех школах бывают комиссии, – терпеливо ответил Олег. Но по его голосу Инна поняла: муж раздражен.

– Так ты точно не будешь есть? – спросила она только для того, чтобы как-то сгладить ситуацию. И в тот же момент разозлилась – с чего это он с утра на взводе? Его никто не трогал, ночью к ребенку вставала она. И вечером он лег рано, а она еще читала Степке сказку и давала водички попить.

– Что-то случилось? – спросила Инна с вызовом.

– Ничего не случилось. Просто сегодня очень сложный день, – глухо ответил Федотов.

– Ну, извини. Мог бы просто предупредить. Я же не знала. Я, кстати, вообще не знаю, что у тебя, как у тебя…

– Инна, – Федотов резко повернулся к ней, – у меня – работа. Много работы. Сегодня пять уроков, комиссия, и после двое учеников. Ты же все отлично знаешь, секретов никаких нет!

– А почему ты кричишь? – возмущенным шепотом спросила Соломатина. – Во-первых, спит Степка…

– Во-вторых, Инна, прошу тебя, дай мне личного времени и пространства!

– Это ты о чем?!

– Инна, утро – это единственное время, когда я бываю один. Понимаешь, для меня очень важен этот час. В тишине. В молчании. Прости, я должен был это сказать раньше. Но я все время говорю – на уроках, в учительской, на занятиях, вечером дома. Я все время на людях, не один…

– Прости, дорогой, но ты в этом не одинок. Понимаешь ли, ирония судьбы…

– Не язви, не будь злой. Тебе это не идет, – оборвал ее муж. – Ты знаешь, о чем я говорю. Да, я устаю. Но час в тишине – это для меня полноценный отдых. Пойми, мне утром нужен покой.

– Хорошо, я иду досыпать. Хотя мне тоже нужен покой. Или наоборот, мне нужен кто-то, кто со мной поговорит. Спросит, как у меня дела, что я чувствую, о чем я думаю.

– Инна, давай оставим этот разговор на вечер? Я опоздаю на работу.

Федотов быстро собрался и выскочил за дверь. Соломатина прошла в спальню, рухнула в постель и расплакалась.

День прошел сумрачно. Федотов, который обычно звонил по два раза из школы, не позвонил ни разу. Только к вечеру, будучи уже у второго ученика, он набрал номер жены.

– У вас все нормально? – спросил Олег.

– У нас все замечательно, – отрезала Инна. Она, ждавшая его звонков в течение дня, к вечеру накрутила себя так, что готова была кусаться. Досталось даже Степке, которого легонько шлепнули за недоеденное пюре.

Федотов приехал поздно – лицо было виноватое.

– Инна, прости, я должен был позвонить. Но закрутился. Как Степка?

– Степан – хорошо. – Инна сохраняла суровое выражение лица. Когда она сердилась, она сына называла Степаном. На минуту ей стало неловко – в их ссоре с мужем Степка не виноват.

– Слушай, прости, прошу тебя, – Федотов подошел к ней.

Инна отступила на шаг и сухо произнесла:

– Ужин на столе, мы со Степаном книжки читаем.

Олег ужинал в одиночестве, в доме было тихо, только что-то бормотал Степан.

– Инна, уже десятый час. Степку купать будем? – сказал Федотов через некоторое время.

– Я сама.

Соломатина с независимым видом прошла мимо мужа.

– Господи, да кто ты такая! – не выдержал Олег. – Как еще нужно извиняться?! Что еще нужно сказать, объяснить?! Я просто устал. У меня за день столько всего произошло!

– Дорогой! Если бы ты знал, сколько всего происходит у меня за день! Я же не жалуюсь! И не срываюсь…

– Ну, допустим, срываешься! – проговорил Олег, улыбаясь и беря за руку Инну. Та руку не отняла, а глядя на улыбку мужа, скорчила смешную рожицу.

– Ну все? Помирились? – Федотов обнял жену.

– Помирились, – выдохнула та и прибавила: – Тащи в ванную нашу сонную тетерю. – И впрямь, пока родители ссорились, их сын заснул прямо на ковре, рядом с игрушками.

На следующее утро Инна, как назло, проснулась в одно время с мужем. Но из постели не вылезла – притворилась спящей. И только когда хлопнула входная дверь, она вскочила и подбежала к окну. В утренних синих сумерках она увидела Олега, который прихрамывая шел по свежему снегу. Инне стало жалко его. «Я ужасно неблагодарная. Он столько работает. И это такие нервы – ученики, классное руководство. И капризные родители подопечных!» Олег как-то обмолвился, что отец одного из учеников, с которым он занимался дополнительно, все время вмешивался в учебный процесс. Инна стояла у окна до тех пор, пока муж не скрылся за поворотом. Потом она тихо, чтобы не разбудить Степана, достала из шкафа свои платья и принялась их примерять.

У зеркала она крутилась долго. Уже проснулся Степан и, будучи спокойным ребенком, неумытый и некормленый устроился на ковре рядом со своими игрушечными машинками.

А Инна все вертелась и вертелась, меняя наряды, потом она спохватилась, сгребла в охапку сына и поцеловала его:

– Зайчик, наш папа такой хороший. Он славный, он любит нас ужасно. И вообще наш папа – самый лучший! Я люблю папу! И тебя люблю!

Сын не понял этого приступа нежности и потребовал завтрак.

Целый день Соломатина пребывала в отличном настроении. Утреннее, такое типично женское занятие, привело ее в отличное настроение. Во-первых, она в отличной форме. Все платья, жакеты и брюки сидят на ней идеально. Во-вторых, у нее опять отросли волосы, их можно поднять наверх, и это ей очень идет. В-третьих, она сделает сюрприз Федотову – она купит билеты в театр, а до этого они пойдут в ресторан. Или наоборот? Сначала в театр, а потом в ресторан? «Ладно, там видно будет! – мысленно махнула рукой Соломатина, – Главное, есть план. А Степка? Степка на этот вечер переедет к бабушке».

Покормив сына, Инна взялась за дело – сначала она просмотрела всю афишу, нашла хорошую оперу и заказала билеты. Соломатина помнила разговор, который состоялся у них с Федотовым давным-давно. Тогда Олег выразил недоумение – как, мол, можно слушать музыку (речь шла не о рок- или поп-музыке, а о классической) в присутствии еще тысячи зрителей. Инна тогда только рассмеялась – это было замечание человека, который не понимает, что такое опера или концерт. «Отлично! «Травиату» надо слушать, сидя с комфортом!» – порадовалась Инна, оплатив два билета на лучшие места. Затем она позвонила матери.

– Мама, ты как там? Не занята? Я тебе Степку привезу. Да, сейчас. А мы вечером должны на одно мероприятие сходить. Да, отказаться нельзя. Это важно для Олега. И он должен быть с женой.

Инна почти врала, но на мать подействовала эта фраза. Впрочем, Инна понимала, что мама с удовольствием повозится с внуком, а ворчать будет только для вида. В следующие два часа Инна уговаривала Степку не капризничать, одеться и поехать к бабушке. Степан сопротивлялся. Наконец они вышли из дома и сели в такси. Пейзаж за окном отвлек Степана, и он перестал капризничать. Инна держала его на руках, вдыхала родной детский запах и терзалась угрызениями совести.

– Сыночек, ты у бабушки будешь только один вечер. А завтра утром я тебя заберу. Бабушка тебя ужасно любит, и я люблю, и папа любит, – бормотала она, а таксист неодобрительно поглядывал на нее в зеркало заднего вида.

– Так, ребенок похудел, – констатировала бабушка, когда Инна раздела Степана. Степан смотрел на всех исподлобья, и было видно, что готовится заплакать. Но в это время в прихожей показался дед. Дед громко произнес:

– Так, внук, пойдем рыбок кормить. Им пора обедать.

И, взяв Степана за руку, увел его.

Инна переглянулась с матерью.

– Так, теперь быстро уходи, пока он не опомнился.

Инна, чуть не плача, кинулась вниз по лестнице. Она знала, что Степка, обнаружив ее отсутствие, будет рыдать. И от этого ей было не по себе. «Так, хватит себя изводить. Нам тоже надо куда-то ходить! Иначе долго семья не продержится!» – успокаивала себя Инна. Уже дома она пришла в себя и позвонила мужу:

– Олежка, у меня сюрприз. Вечером у нас с тобой одно мероприятие. Постарайся прийти пораньше.

– А, да? Со Степкой все хорошо? – спросил Федотов, и Инна поняла, что мужу не до разговоров.

– Все просто замечательно! Я люблю тебя! – рассмеялась она. «Все сюрпризы будут вечером!» – думала она, принимая ванну с медовым ароматом. Потом надела новый белый махровый халат – его подарили еще на свадьбу, и она его ни разу не носила. Разложила на постели великолепное ажурное белье и вечернее платье. Сделала массаж лица, нанесла маску и, задернув шторы в спальне, почти полтора часа отдыхала.

Федотов позвонил и сказал, что едет домой.

– Я тебя жду, – ответила Инна и кинулась одеваться.

Когда Олег открыл дверь и вошел в дом, его встретила очаровательная молодая женщина в вечернем платье.

– Вот, – немного смущаясь, сказала Инна, – это платье я купила сто лет назад. И сейчас оно мне впору.

– Да, и ты в нем великолепна! – отвечал Федотов. – Только куда ты собралась?

– Мы. Мы собрались. Мы с тобой сегодня едем слушать оперу. Билеты уже заказаны.

– А, – как-то непонятно отреагировал Олег.

– Да, я специально выбрала одну из самых красивых опер. Тебе понравится. И места хорошие.

– Ну что ж, отлично. Пойду переоденусь, – Федотов скрылся в спальне. – А перекусить дашь?

– Именно, что перекусить, – откликнулась Инна, – после спектакля мы обедаем в ресторане.

Федотов выглянул из комнаты:

– В каком ресторане?

– Вот выбрала, не знаю, в интернете пишут, что хороший ресторан.

– Что это у нас вдруг такая программа? – нахмурился Олег.

– Не переживай, я решила, что вечер отдыха нам не помешает.

– Бедный Степка у бабушки?

– Почему «бедный»?! – голос Инны дрогнул. Она подумала, что близкие люди, например мать и муж, должны понимать, как она относится к сыну, как любит его, жалеет. А понимая, должны были бы отказаться от таких замечаний. А они, словно сговорившись, будто бы обвиняют ее в чем-то.

– Так почему он – бедный?! Нет, ты объясни? Мама тоже все свое твердит: «Бедный наш Степочка!» Словно Степочка все время проводит не с родной и любящей мамой, а со злой и жестокой мачехой.

– Я ничего не хотел сказать. Просто мне всегда его жаль. Он маленький и беззащитный. И только мы у него и есть. И когда он остается без нас, я всегда его жалею, и волнуюсь, и мучаюсь, что пришлось его оставить.

Инна помолчала, а потом спросила:

– Знаешь, почему ты это так остро чувствуешь?

– Потому что я детдомовский, – усмехнулся Олег.

– Нет, потому что целый день с ребенком я. А ты видишь его только утром и вечером. Понимаешь, я подозреваю, что во всех нормальных семьях так и происходит – мать в кои-то веки хочет развлечься, почувствовать себя свободной от домашних и материнских хлопот, а у любящего отца возникает чувство вины. Отцы же, как правило, видят детей умытых, чистых, накормленных и в хорошем настроении. А матерям достается совсем другое – капризы, уговоры, воспитательные моменты, уборка и стирка. Вот и получается, что папа у детей – это праздник. Мама – суровые будни. Отсюда у мамы и раздражение, и злое выражение лица, и визгливые интонации.

Федотов внимательно посмотрел на жену. Сейчас она была красива необыкновенно. Он давно ее такой не видел. Он вообще такой ее не видел. В ее облике было сейчас все – и прирожденная правильность черт, и стать недавно родившей женщины, и свежесть выспавшегося человека, и шик вечерней тусовщицы. Олег пригляделся к платью – нет, он его не видел. Инна ни разу не надевала его – поводов не было. Они не ходили в театры или в дорогие рестораны. Они не проводили время праздно. Так уж получилось, что они жили скромно и спокойно. И в этом платье жена вдруг приобрела несколько другой ореол. Федотов вдруг испугался, что жизнь с ним – это некоторое испытание и Инна может его не выдержать. Соломатина выглядела женщиной из другой жизни и вообще из другого мира. То ли потому, что частенько позволяла себе дома старенький халатик или висящие на попе застиранные джинсы, то ли действительно рождение ребенка так сказалось на ее облике, но Олег Федотов впервые задумался о том, что же произошло в его семье. Сейчас, стоя в прихожей напротив шикарной женщины, в которую так внезапно превратилась Инна, он вдруг подумал: «А я всего лишь учитель математики. Не управленец, не руковожу сотней строителей, не утверждаю градообразующие проекты, не двигаю вперед математическую науку. Просто объясняю полсотне оболтусов, как извлечь квадратный корень. Всего-навсего».

– Дорогой, мы опоздаем в театр, – вздохнула Инна, оторвав мужа от размышлений, – бутерброды я тебе сделала, они в пакете, перекусишь в такси.

– Да, пожалуй, ты права, нам нужен праздник, – улыбнулся Олег.

Опера Инне понравилась. Впрочем, ее сейчас мог бы порадовать любой заезжий театр. Она подзабыла этот театральный запах, это предвкушение чуда, которое возникает при виде любого театрального занавеса. Артисты пели хорошо, и, поглядывая на мужа, Инна поняла, что не ошиблась, – популярная классика очень подходит для знакомства с оперой.

В антракте они выпили в буфете шампанского.

– Опера с шампанским – прекрасное сочетание, – пошутил Олег. А Инна серьезно спросила:

– Тебе действительно понравилась музыка?

– Да, она красивая, но как жанр опера мне не очень понятна. Я люблю иногда классическую музыку и люблю драматический театр. Но опера… Много условностей.

Соломатина огорчилась, ей было бы приятней, если бы Федотов соврал, заверив, что он в полном восторге. Но ее муж был правдивым человеком. Соломатина вздохнула и решила все-таки не огорчаться – их праздничный вечер еще не закончился, впереди был ужин в дорогом ресторане.

Пока Соломатина наслаждалась музыкой и вниманием окружающих (а оно, это внимание, было, она чувствовала его), Федотов смотрел на сцену и, стараясь не заснуть от усталости, размышлял о том, какая же это сложная штука – семейная жизнь. Раньше ему казалось, что соединись они с Инной в одно целое под названием семья, все остальное уже происходит по умолчанию. Любовь, привязанность, верность, внимание – это все не требует подтверждения. Они вместе – и этим все сказано. Но однако вот уже второй день подряд он убеждается, что так просто это не работает. Все требует внимания и подтверждения. Федотов решил, что отныне будет внимательнее к Инне. В глубине души он был раздосадован таким поворотом – по его мнению, в доме и так все было замечательно, но, как мужчина умный, в дальнейшем он решил играть на опережение.

В семье Федотовых это был первый кризис. И, сидя в театре, Олег попытался принять решение, которое обезопасило бы их семью. Он только не догадывался, что есть явления намного сложнее, чем просто обида или усталость.

– А я никогда не знал, что тебе нравится опера, – вдруг посреди действия прошептал Олег, наклоняясь к жене.

– А мы с тобой это никогда не обсуждали, – тихо ответила она, – мы о многом не успели поговорить.

– Почему не успели? Мы сейчас можем это сделать… – отвечал Федотов.

– Простите, но сейчас не надо, вы мешаете всем слушать, – вмешался кто-то из соседей по ложе.

Они извинились, переглянусь и чуть не прыснули со смеху. Все оставшееся действие Олег и Инна старались не смотреть друг на друга – их распирал смех.

Ресторан был красивым и дорогим. Федотова и Соломатину встретили как почетных гостей, проводили к столику, подали меню и карту вин.

Федотов несколько растерялся, а Инна спросила мужа:

– Ты позволишь мне сделать заказ на свое усмотрение?

– Дорогая, я буду только рад доверить тебе такое сложное дело.

Прозвучавшая в голосе ирония совсем не обидела ее. Она только рассмеялась и бойко продиктовала названия блюд. Так же быстро она управилась и с винной картой.

– Ты уверена, что все это можно будет есть? – тихо спросил Олег.

– Я у них меню на сайте посмотрела, потом погуглила. Надеюсь, информация правдивая.

Федотов рассмеялся. И вообще сейчас у него было прекрасное настроение – опера, наконец, закончилась. В ресторане было уютно, а жена его выглядела замечательно – Федотов и сам это видел, и отметил реакцию окружающих.

– Спасибо тебе, – произнес он и взял руку жены, – спасибо, ты все замечательно устроила.

– А я рада, что тебе сейчас хорошо. Ты же так устаешь, и эта каждодневная рутина – и у тебя, и у меня. Мы оба очень любим Степку, но на ма-а-ленькие каникулы тоже имеем право.

Федотов понял, что чувство вины не покидало Инну ни на минуту. Понял и пожалел ее.

– Инна, ты замечательная мать. Я говорю это совершенно серьезно. Именно с тобой Степка узнает мир. Именно с тобой он растет. Это не пафос, это правда. И от нее никуда не деться. Я же все время на работе и внимания вам уделяю мало.

– Но ты же из-за нас все время на работе, – улыбнулась Инна.

– Из-за нас всех.

То, что им принесли на ужин, было умопомрачительно на вкус. Федотов сначала недоверчиво посмотрел на сооружение из кусочков мяса, потом вилкой аккуратно отбросил веточку диковинной зелени и наконец попробовал блюдо.

– М-м-м-м, – промычал он, – это божественно. Это действительно божественно.

– Еще бы! Ты ешь мясо голубей.

Федотов поперхнулся:

– Правда?

– Да, между прочим, традиционное блюдо французской кухни.

– Вкусно, – признался Федотов, – но зря ты сказала, что это голуби. Перед глазами те самые, что в мусорных баках промышляют.

– Олег! – с укором воскликнула Инна.

– Все, больше не буду.

Вино Соломатина заказала белое, игристое – красное сама не любила.

– А вино очень простое. И совсем недорогое.

– Мне показалось, что шампанское?

– Игристое. Называется «Ламбруско Эмилия Бланко». Ламбруско – сорт винограда. Вино недорогое, но вкусное.

– Вкусное, – согласился Федотов и удивился, – в таком ресторане и недорогое вино. Кстати, как ты думаешь, какой будет счет? У меня деньги есть, но все же…

– Видишь ли, за ужин заплачу я. В конце концов, у меня тоже есть деньги. И декрет мне оплатили…

– Даже не вздумай, ты билеты в театр купила, – Федотов собирался сказать что-то еще, но Инна его прервала:

– Олег, на минуту отлучусь, потом продолжим спорить. За кофе и пирожными.

Она встала, Федотов, подхватив трость, резво подскочил, его тяжелый стул покачнулся и, если бы не подоспевший официант, грохнулся бы на пол. Этот шум на какое-то мгновение привлек внимание остальных гостей. И в туалет Соломатина направилась под пристальным взглядом других посетителей.

Оставшись один, Федотов расслабленно откинулся на мягкую спинку стула и посмотрел на часы. Время было за полночь. Олег огляделся: ресторан был полон, видимо, работал до последнего посетителя, то есть до утра. Никто из соседей расходиться не собирался. Олег с трудом сдержал зевок. Да, вечер Инна устроила замечательный, но утром он будет просто без сил. А завтра в девятых классах опрос по пройденным темам. И еще они пишут тесты. «Придется взять с собой термос с крепким кофе!» – подумал Олег. Он вспомнил, что это было традицией в Озерске, когда он пропадал на стройке и днем и ночью. «Вроде бы совсем недавно было. Каких-то пару лет назад, а кажется, что не только в другой жизни, но вообще в другом веке и не с тобой», – усмехнулся про себя Олег…

– Добрый вечер! – раздалось у него над головой.

Федотов поднял глаза и увидел девушку. Она была хороша собой – синие глаза, идеальный овал лица. Раскрасневшиеся щеки контрастировали с белизной шеи. На девушке было темное платье с глубоким вырезом.

– Добрый вечер… – растерянно произнес Федотов и в ту же минуту воскликнул: – Калязина?! Ольга Калязина?! Это вы?

– Да, – громко рассмеялась девушка, – Олег Игоревич, это я! Вот уж не думала, что мы с вами здесь встретимся.

– Я тоже не думал, – все так же растерянно сказал Олег. Он понимал, что перед ним ученица теперь уже десятого класса. Та самая Калязина, которую он считал ленивой тупицей и в которую по-прежнему был влюблен лучший ученик этого класса Андрей Карачинский.

– А вы здесь один? – Калязина улыбнулась, и Федотов с ужасом подумал, что улыбка у нее очаровательна и он уже попал под ее обаяние. Еще он удивился тому, что выглядит эта неповоротливая и вечно сонная школьница чрезвычайно соблазнительно.

– Послушайте, Калязина, я здесь с семьей. А вот вы что тут делаете? К тому же у нас, вернее, у вас в классе завтра тесты.

– Олег Игоревич, скажу честно, про тесты я совершенно забыла. А здесь я с друзьями. Они, кстати, такие же совершеннолетние, как и я. И к тому же ваша власть ограничивается стенами школы. – Ольга Калязина широко улыбнулась, показав идеально ровные зубы.

Федотов покраснел, он чувствовал, что смешон сейчас. А эта девушка хороша, беспечна и совершенно права. Она – взрослый человек, и ее жизнь – это ее жизнь. И куда он лезет со своей математикой и своим занудством?

– Калязина, я был рад видеть вас, а сейчас, простите, я бы хотел остаться один, – эту фразу Олег произнес в лучших традициях кинематографа. Калязина расхохоталась, и Олег заподозрил, что она выпила лишнего.

– Знаете, в чем ошибка отечественной педагогики? – став серьезной, спросила Калязина. – В том, что педагог даже не может себе представить, что ученик может быть нормальным взрослым человеком. То есть не просто человеком. Но еще и нормальным, думающим человеком.

– Вы все так хорошо знаете про педагогику… Хотите стать учительницей?

– После школы я надеюсь выйти замуж, – спокойно ответила Калязина.

Они не заметили, как подошла Соломатина.

– А ты тут не скучаешь, – от растерянности Инна произнесла банальность, да еще с какой-то пошлой интонацией. Калязину она приняла за постоянную обитательницу ресторана.

– Не скучаю. К сожалению, – сухо ответил Федотов. Ему стало неудобно вдвойне – перед Инной за присутствие это навязчивой ученицы, перед Калязиной – за невыдержанность Инны.

– Простите, я не хотела вам помешать, – сказала Ольга Калязина. – Я здесь с друзьями. Увидела Олега Игоревича и решила подойти поздороваться. А он напомнил мне, что завтра мы пишем тесты по алгебре. Собственно, и все. Извините, пожалуйста…

– Так вы его ученица? – удивилась Соломатина.

– Да. Калязина Ольга, десятый класс.

– Я бы вам дала больше. И поверьте, в вашем возрасте это безусловный комплимент, – улыбнулась Инна.

– Вы мне тоже очень понравились. Мы с девчонками все гадали, какая вы – жена нашего математика. А вы красивая и стильная.

– Спасибо, – Инна порозовела от удовольствия – комплимент прозвучал искренне.

Калязина улыбнулась и отошла от их столика.

– Олег, ты что?! Ты даже не пригласил ее сесть! И не поднялся, когда разговаривал с ней!

– Инна! – Федотов посмотрел на жену и убедился, что та говорит совершенно серьезно. – Она – ученица. Школьница. Это она должна вставать, когда я с ней разговариваю. И она не должна быть здесь в это время. Мне плевать, что она завтра не напишет этот злополучный тест, но мне не наплевать, что она позволяет себе так разговаривать со мной и с моей женой.

– Ты чего так раскипятился? Вы же не в школе, – Инна спокойно отпила из своего бокала. – Ты не учитель здесь. А она взрослая женщина.

– Инна!

– Да, да! Могу поспорить, что определенный опыт у нее есть. А если бы ты видел, с кем она, то согласился бы со мной.

– А с кем она? – зачем-то шепотом спросил Федотов.

Инна назвала певца, который только начал мелькать на телеэкране, но уже прославился любовными историями. Певец косил под классического исполнителя, но ему явно не хватало вокального образования.

– Слушай, она же совсем ребенок, – растерянно произнес Федотов.

– Олег, знаешь, в чем твоя проблема? В том, что ты школу считаешь чем-то вроде резервации. Вроде и люди там, но… и не совсем. И права у них есть, но… и не все.

– Интересно, эта самая Калязина сказала мне сейчас примерно то же самое. Но видишь ли, у этих детей не тот возраст, чтобы обладать всеми правами.

– Олег, ты преподаешь в старших классах. А там уже взрослые люди. Я бы сказала, половозрелые.

– Почему ты наш разговор сводишь именно к этому?

– Потому что эта девушка сидит в ресторане с недоумком-певцом, но предпочла бы сидеть с тобой.

– Что?

– Олег, ты ей нравишься. Знай это, чтобы потом не кусать локти и не говорить, что ничего не понимал.

Федотов отставил свой бокал и серьезно посмотрел на жену.

– Сегодня замечательный вечер. Спасибо огромное. Но, думаю, нам пора домой. Хотя прежде чем мы уйдем, я хочу еще сказать, что, да, для меня школа – резервация. И там все ограничены в правах. Как ученики, так и учителя. И для меня не существует девушки по имени Оля Калязина. У меня есть ученица Ольга Калязина. И этим все сказано.

По дороге домой они разговаривали о сыне. О том, каким он вырастет, в какую школу пойдет.

– Знаешь, я не хочу, чтобы он учился в таком учебном заведении, как наше, – наконец сказал Федотов, – хотя и наш директор – это директор высшего уровня. Арлен Семенович – педагог и политик от Бога.

– Тогда почему ты против этой школы?

– Я долго не понимал, в чем дело. И в Москве я недавно, и район этот не знаю. А потом понял – у нас нет простых учеников. У нас учатся дети из благополучных и обеспеченных семей. И кстати, я ведь тоже в эту школу попал не случайно.

– Это как? Ты никогда мне ничего не рассказывал.

– А некий Шпаликов, мой знакомый по делам в Озерске, посоветовал. Понимаешь, помочь с работой отказался. Говорит, ищи настоящую работу. Вон, говорит, в школе неподалеку математики меняются со скоростью звука. И я от него вышел злой. Этот Шпаликов грубоват и резок был. Злюсь на него, а сам понимаю, что в чем-то он прав. А тут проходил мимо школы да и зашел. Не наврал Шпаликов – математики им были нужны.

– Интересно, откуда он знал, что именно в этой школе нет учителей? – задумчиво спросила Инна.

Федотов уставился на жену. Он сам ни разу об этом не задумался.

Инга и Олег приехали в пустой дом. Включив свет, Инна сказала:

– Без Степки плохо, завтра же с утра его заберу.

Олег погладил жену по плечу. Он безмерно устал, и приласкать ее у него не было сил.

– Прости, я совсем без сил, – пробормотал он и тут же провалился в сон. Инна прикрыла его одеялом. Она не могла заснуть – в этот вечер случилось что-то, что вновь заставило ее нервничать.

«Наверное, такая жизнь и должна быть – полоса хорошего, полоса плохого. Минута радости, минута печали!» – попыталась успокоить она себя.