Глава вторая

Молоко, костюм цвета перванш и крыша над головой

Варя прилетела из Вены и привезла журнал про свадебные платья. Соломатина, которая к этому времени уже прочитала все, что можно было прочитать на эту тему, к удивлению своему, на первой странице увидела то, что ей понравилось безоговорочно.

– Вот что я хочу! – Она указала на костюм цвета маренго. Костюм был современного кроя, но с отсылом в шестидесятые годы. Узкая юбка до середины колена и жакет с рукавом три четверти и с круглым воротником на одной пуговице. Под жакетом угадывалась шелковая блузка.

– Да, здорово! Я тоже обратила на него внимание, – согласилась Варя.

– Да, но я хочу фату, – сказала Инна, – хотя и понимаю, что в моем возрасте…

– Господи, – закатила глаза Варя, – возраст, положение – глупости. Хочешь – значит, надо купить.

Журнал с фотографией Инна понесла в ателье. В ателье покачали головой, закатили глаза и сказали, что костюм обойдется очень дорого. Да и такую ткань еще надо поискать.

– Нет, Варя, это не вариант. Ужасно дорого и долго, а, главное, когда мне за тканью бегать? Послезавтра опять рейс. На четыре дня. А потом на шесть дней. Глядишь, и уже свадьба.

Федотов в эти приготовления особенно не вмешивался – понимал, что это территория женских страданий и радостей. Но когда вечером позвонила Варя и потребовала, чтобы Соломатина срочно приехала на Никитскую в магазин модной одежды, он сказал:

– Поезжай. И хватит мучиться. Если что-то увидишь – покупай. И не обращай внимания на цену.

Соломатина примчалась в магазин, где ее уже ждала Варя с костюмом, который был почти точной копией того, что они видели в журнале. Только цвета перванш. По мнению Соломатиной, цвет был голубоватый с нежным розовым оттенком. Но Варя любила называть цвета так, как называют их художники, модельеры и люди, близкие к этим профессиям.

– Это цвет перванш. Цветок барвинок есть – вот он точной такой, – важно пояснила Варя.

– Послушай, я на собственную свадьбу собираюсь. Мне бы что-то посветлее.

– Ерунда. Во-первых, голубое на свадьбу принято. Во-вторых, это очень нежный цвет. В-третьих, тебе пойдет. А в-четвертых, к этому костюму нужна белая, может, чуть кремовая фата и такие же перчатки. И белый букетик. Ландышей.

Соломатина посмотрела на умницу Варю, потом на костюм.

– Давайте я его примерю, – сказала она.

Через полчаса она вышла из магазина с покупкой.

– Осталась фата, – сообщила Инна.

– Я привезу тебе фату, – сказала Варя.

Через неделю они столкнулись в аэропорту буквально на бегу.

– Ты куда? – спросила Инна.

– Я – в Мехико. Я – на подмене. А ты куда?

– Я – поближе. Опять в Осло.

– Тогда удачи, – улыбнулась Варя и протянула Инне сверток, – это тебе. Фата. Из брюссельских кружев. Кружева я купила в Бельгии и сама сделала фату.

– Господи, какая красота! – Соломатина развернула тонкую бумагу.

– А главное, очень подойдет к костюму. Кружевные перчатки тоже есть, – Варя передала второй сверточек.

Соломатина обняла подругу.

– Так, это у кого свадьба?! С кого шампанское и торт? И кому подарки дарить? – раздался веселый голос. Мимо них прошел КВС.

Тот самый, в которого так безнадежно была влюблена Варя.

Не дождавшись ответа, он пошел дальше – веселый, довольный, красивый.

– Вот… Домой сейчас поедет. К семье, – сникла Варя, – скажи, он хоть там за другими не ухаживает?

Соломатина взяла ее за руку:

– Варя, бросай это дело. Все. Понимаешь, из этих отношений ты взяла, что можно. Радость, удовольствие, кураж, обиду, неправедное превосходство над той, другой. Над той, которая жена. Все, больше в них ничего не будет, кроме боли. Твоей боли.

Варя заплакала. Только сейчас Соломатина поняла, чего стоило подруге выбирать и покупать ей эти свадебные подарки. И еще она поняла, что повлиять на Варю невозможно. Варя сейчас – это она сама в период отношений с Антоном Пьяных. Да, истории не очень похожи, но в жертву обе приносили свое время.

– Я разлюблю его. Вот увидишь. Я тебе обещаю! – как-то по-детски произнесла Варя.

– Конечно, – погладила ее по плечу Соломатина, – обязательно разлюбишь.

Туфли она купила без особых проблем. Когда в ресторане, расположенном неподалеку от загса, уже был заказан банкет на небольшое количество гостей, когда были разосланы приглашения, Соломатина перевела дух. Этот отдых был ей необходим – в последнее время она уставала и раздражалась. В полетах она с трудом выдерживала бессонную ночь и почти не ела.

– Ты можешь взять несколько выходных дней? – спросил Федотов как-то утром. – Что-то ты неважно выглядишь. Побыла бы дома, выспалась бы, вечерами гулять бы ходили…

– Да пожалуй что надо… – пробормотала Инна. Но выходной не взяла, а в промежутке между рейсами пошла к врачу.

Молодая врач осмотрела Инну и бодро сказала:

– Ну, давайте заполнять карту.

– Какую карту?

– Карту беременной. Это же ваша первая беременность? Вы оставите ребенка?

– Ребенка? – растерялась Соломатина, хотя и подозревала, что последние недомогания – это не просто усталость.

– Вы же не хотите сказать, что понятия не имели о собственной беременности? – изумилась врач.

– Не хочу. Хочу… – запуталась Соломатина, – доктор, все-таки я беременна?

– Да. УЗИ, конечно, сделаем, но и так все ясно…

– Гм, я – стюардесса. У меня рейсы.

– И что? – невозмутимо сказала врач. – Уйдете, как велит закон. И пожалуйста, не утруждайте себя – я все это раз сто слышала от женщин. Но рожать же надо…

– У вас глаза очень интересные. Одни синий, другой карий, – неделикатно сказала Инна.

– Я знаю. Такой родилась. Редкий случай.

– Ох, извините, – спохватилась Соломатина, – вы меня застали врасплох.

– Но вы что, ничего не чувствовали?!

– Ничего. Только спать хотелось.

– Ну вот, это симптом…

– У меня муж, между прочим, спать хочет все время, – улыбнулась Инна.

– А для него это просто признак хронической усталости.

Домой Соломатина шла пешком и прислушивалась к собственному организму. Теперь, когда она узнала о беременности, было любопытно как бы со стороны фиксировать «странности». Например, проходя мимо магазина, Соломатина явственно ощутила на губах вкус молока. Обычного, из пакета. Она так и представила себе, как пьет его из пакета холодным. Инна остановилась, постояла и зашла в супермаркет. Там она долго ходила вдоль полок. На кассу она пришла нагруженная молоком, сырками с изюмом, творожником и бутылочкой питьевого йогурта. Пока неторопливая кассирша все это пробивала, Соломатина пританцовывала от нетерпения. В какой-то момент ей показалось, что она потеряет сознание, если не хлебнет молока или йогурта. Наконец, расплатившись, выскочила из магазина, устроилась на первой попавшейся скамейке. Молоко было холодным и вкусным, точно таким, каким она себе его представляла. Потом она съела сырок, отломила кусочек творожника и уже просто из любопытства глотнула йогурта. Стало хорошо и спокойно. Впрочем, когда откуда-то потянуло шашлыком, Соломатина встрепенулась. Она представила румяный кусочек мяса, кольцо острого лука и яркую каплю кетчупа и поняла, что все молочное и кисломолочное, только что съеденное и выпитое, огромная, просто-таки роковая ошибка.

– Господи, да где ж это шашлык жарят?! – пробормотала она про себя.

Вечером Федотова ждал обильный и разнообразный ужин. Мясо с корочкой, молочная лапша, жареная картошка с копчеными сосисками и оладьи со сгущенкой.

– Ого! Что это? И все такое разное! – удивился Федотов. В школе у него был тяжелый день – контрольную его класс написал плохо, потом была комиссия, и проверяющий сидел у него на уроке, потом директор просил позаниматься с одним из учеников, а этот ученик был полным лоботрясом, и математика ему точно не была нужна. Но зато она была нужна его родителям, которые оказали спонсорскую помощь школе. Одним словом, когда Олег ехал домой, он вдруг подумал, что решение пойти работать в такое место было опрометчивым. Очень надо любить эту профессию, чтобы реагировать правильно и чтобы выдержать дистанцию длиною в учебный год. Олег совершенно четко осознал, что выходных в этой профессии нет. Эти взрослые дети, которые приходили к нему на уроки, не исчезали из поля зрения в субботу или воскресенье. Они, их интересы, их пристрастия, их шалости были с ним все время, пока они учились в школе.

– А что вы хотите, деточка?! – развел руками Арлен Семенович, когда Олег сказал ему об этом. – Наша профессия – это мартен. Не гаснет никогда.

Сегодня Федотов впервые за все время чувствовал не только усталость, но и раздражение. Он ехал домой и предвкушал тихий уют.

– Так что за меню у нас такое? – повторил он свой вопрос, деликатно зачерпывая молочную лапшу.

– Ты не любишь такой суп? – живо спросила Инна. – Не любишь – ничего страшного. Я доем твой. А ты бери картошку с сосисками.

Не успел Федотов оглянуться – тарелка с супом уехала из-под рук, на ее месте оказалась тарелка со вторым.

– Вкусно, – он попробовал картошку.

– Да, – подхватила Инна и тут же залезла своей вилкой к нему тарелку. Молочную лапшу она уже доела.

Федотов внимательно посмотрел на нее.

– Оголодала на ваших перелетных обедах? – рассмеялся он.

– Нет, – замотала головой Соломатина, – мне теперь можно есть сколько захочу. А хочу я много.

– Никогда не замечал у тебя склонности к обжорству.

– Теперь есть. И вообще, Федотов, я теперь буду странной. Поскольку мы с тобой ждем ребенка.

– Ого! – Федотов отложил вилку. Соломатина приготовилась отражать его радостные объятья. Но их не было. Олег остался сидеть за столом.

– Это здорово. Но я даже не знаю… А вдруг… А вообще… Слушай, это точно?

Соломатина забыла про еду, она напряглась.

– Это точно. Это не заразно. Это не опасно для жизни.

– Ты меня не поняла. Я просто не представлял, что это так скоро случится.

– Я тебя умоляю, еще столько ждать, что объем всю округу.

– Инна, слушай, я растерялся… А вообще, это здорово.

– Ты это уже говорил.

Соломатина вдруг развеселилась. В этой реакции был весь Федотов – честный, непритворный. Услышав новость, он растерялся и даже не пытался притвориться счастливым отцом. Его реакция была естественной. Соломатина оценила это.

– Слушай, все будет хорошо. Мы справимся. – Она подсела к нему и погладила его по плечу.

– Я знаю, – он обнял ее в ответ, – мы справимся.

Он на минуту отстранился.

– Ты понимаешь, что я – отец? То есть у меня настоящая семья! Жена, сын…

– Да почему сын?! – притворно возмутилась Инна. Ее распирало от хохота.

– Сын, – серьезно ответил Олег, – у меня должен быть сын.

– А если будет дочь?

– Но сын-то все равно будет?!

Соломатина расхохоталась:

– Как пожелаем, так и сделаем! – вспомнила она чью-то фразу.

Родители отреагировали на известие ожидаемо – мать всплеснула руками, словно Соломатина была забеременевшая школьница. А отец торжествующе воскликнул: «Ну, я же говорил! Готовься, мать, нянчить внуков!» Инна, зная своих родителей, промолчала. Когда родители успокоились, Соломатина попросила:

– Пожалуйста, на свадьбе ничего об этом не говорите. И вообще, делайте вид, что все нормально. Понимаете, я не хочу, чтобы об этом знали на работе. Понятно, до поры до времени. У меня свои планы…

– Какие планы?! – возмутилась мать. – Какая работа?! Не вздумай даже! Ты в положении!

– Мама, – холодно сказала Инна, – не вмешивайся, пожалуйста, иначе я отменю свадьбу, ресторан и прочее. Вообще. И ребенок будет расти без отца.

Угроза возымела действие. Инна в семье имела репутацию железной леди.

На работе ничего не заметили. Предполетная суета, капризы пассажиров, чужие аэропорты – было не до наблюдений за Соломатиной.

К моменту, когда надо было отправиться в загс, Инна похудела. Несмотря на аппетит, она сбросила около четырех килограммов, что было очень заметно. Лицо осунулось, ключицы стали выпирать.

– Ничего страшного, все-таки костюм был на тебя впритык, а теперь сядет как надо, – утешила ее Варя. Она одна из всех коллег была в курсе происходящего и очень тревожилась за Инну. И хотя Инна выглядела так себе, расстраивать она ее не стала.

Федотов тоже похудел, и было непонятно отчего – из-за обстановки на работе или из-за подготовки к торжеству и рождению ребенка. Врач, сделав УЗИ, поставил небольшой срок. Но для Олега «стартовый выстрел» прозвучал, и он ринулся решать проблемы.

– Я не представляю, как мы будем жить в съемной квартире! – говорил он, когда Соломатина просила его не беспокоиться.

– Мы одни, что ли? – пожимала она плечами в ответ. Вообще, похоже, ее заботы сводились теперь к двум проблемам – поесть и поспать. Причем если заснуть она могла везде и всегда, то голод просыпался в самое неурочное время и в самом неподходящем месте. Соломатина удивлялась сама себе, но Варя, рассудительная и вдумчивая Варя, успокаивала:

– Это обычная история. Это бывает у большинства женщин.

– Ты откуда знаешь? – косилась на нее Соломатина.

– Я читала, – краснела Варя. Она боялась говорить, что сама отчаянно хотела ребенка и родила бы от своего КВС не задумываясь. Варя знала, что Соломатина убила бы ее за такие мысли, поэтому молчала.

Федотов не очень понимал Соломатину. Ему казалось, что именно сейчас надо быть особенно энергичным. Ее положение представлялось Олегу чем-то, что существует само по себе – Соломатина сама по себе, беременность сама по себе. Он никак не мог взять в толк, что его будущая жена тихонько превращается в совсем другого человека. Это происходило не потому, что Олег был невнимательным, черствым или глупым. Это происходило оттого, что Федотов не жил в семье. У него не было родителей, не было братьев и сестер. Все процессы, знакомые обычным детям, были ему неведомы. Будущая теща, правда, подливала масла в огонь. Она теперь звонила на мобильный будущему зятю и говорила:

– Ты еще не дома? А как там Инна? Как не знаешь? Что ты себе думаешь? Как ты можешь ее отпускать в рейс? Тебе следует с ней поговорить.

Иногда Федотов внимательно слушал, иногда пытался вежливо прервать разговор, иногда бросал трубку. Его слова «Простите, я занят, у меня урок» не имели никакого действия. Мать потом жаловалась отцу: «Я удивляюсь, его совершенно не интересует состояние Инны! Удивительно жесткий человек. Вот что значит расти сиротой. Никакого сочувствия!»

Соломатина пару раз узнавала о таких звонках и однажды устроила скандал:

– Мама, прекрати звонить Олегу. Он работает. Он не может разговаривать о моем здоровье (кстати, совершенно прекрасном) целыми днями. Мама, я с вами поругаюсь!

Ненадолго наступил покой. Но когда Соломатина засобиралась в Канаду с остановкой в Лондоне, Федотову пришлось туго. Родители Инны звонили ему каждый день и недоумевали, почему он не повлияет на свою жену. Они так и говорили «жену», хотя до свадьбы оставалось десять дней. Инна, собственно, так и планировала – слетать в этот рейс, а потом взять отпуск по случаю бракосочетания.

– Нам кажется, что вы оба очень легкомысленны! – заявляла мать и приводила множество примеров, когда усердие на работе сказалось на состоянии матери и ребенка.

– Когда кажется, надо креститься, – грубо сказал Олег и прекратил разговор. Он знал, что идет на открытый конфликт, да вся беда была в том, что он думал точно так же, как и родители Инны. Но он также знал, что повлиять на Соломатину невозможно. Оставалось решать бытовые проблемы, поддерживать Инну и прятать свои переживания куда подальше. Волновать жену он не считал сейчас возможным.

Инна улетела, взяв с собой в дорогу множество пакетиков, сверточков и баночек. «Я – на диете!» – пояснила она удивленным коллегам. Поскольку Соломатина держалась бодро, не ныла, по большей части пребывала в отличном расположении духа, о ее беременности по-прежнему никто не догадывался. Этот рейс обещал быть спокойным. Время каникул прошло, и большинство пассажиров летели в командировку. В Лондоне экипаж должен был провести пару суток, и Инна собиралась погулять по городу. Затем, сменив коллег, они должны были лететь дальше, в Ванкувер. Соломатина в этом городе никогда не была и предвкушала новые впечатления.

– Правильно, вот засядешь дома – никакой Ванкувер не увидишь, а потому наслаждайся, – поддержала ее Варя. Подруги все чаще летали порознь. Соломатина догадывалась, что Варя просится на подмену, чтобы попытаться избавиться от изнурительного и совершенно безнадежного чувства.

О научной работе, ради которой Соломатина пошла в стюардессы, все потихоньку забыли. Федотов, помня реакцию Инны на свой вопрос, для себя решил, что ее работа и ее планы – сугубо личное дело, поэтому больше никогда не вмешивался. Сама Инна, казалось, была абсолютно счастлива, отложив на потом все, что ранее планировала. Лондон, в котором она уже была, нравился ей мягкой погодой, оживленными туристическими улицами и уличной едой, на которую Инна особенно налегала – снедь, зажаренная в масле, не поддавалось исчислению. Дни, проведенные в Англии, пролетели быстро, перелет в Канаду прошел легко, а вот Ванкувер не порадовал. Мелкий моросящий дождь не давал высунуть на улицу носа. Соломатина томилась бездействием – ей хотелось ходить, дышать свежим воздухом и… есть. И обратный перелет прошел для нее тяжело. Мутило, действовали на нервы пассажиры и запахи кухни.

– Прилетим – пойду к руководству, – сказала она напарнице, наводя порядок на бортовой «кухне».

– Жаловаться? – спросила та.

– Нет, предупредить, что скоро летать не буду.

– С ума сошла?

– Нет, рожать собралась. Только вот замуж выйду.

– Соломатина?! – заорала напарница, забыв, что салон спит.

– Что – Соломатина? Неужели никто не догадывался?

– Да с чего? – отвечала напарница. – Ты такая же, как всегда. Ну, вот только с едой перебарщиваешь.

– И при этом худею, – усмехнулась Инна.

– Это ж хорошо. Многие так толстеют, что потом в норму войти не могут.

Об этом разговоре к концу рейса узнал весь экипаж. Соломатина не обиделась на напарницу – такие новости самому сообщать непросто. А так вроде все уже в курсе. И порция охов, ахов и удивления достается не тебе, а тому, кто новость разнес.

Пока Соломатина бегала по Лондону, Федотов одним днем наведался в Озерск и получил там справки, подтверждающие его право на домик на озере. Оказалось, что теперь цена на него вполне приличная. Татьяна – та самая, с которой расстался Олег, в этот дом даже не наведывалась. Встретившись с бывшими коллегами, Федотов поинтересовался относительно продажи домика.

– Вопросов нет, продадим в лучшем виде. Стоит он совсем не копейки, даже по московским меркам.

Федотов про себя усомнился, но вслух по этому поводу ничего не сказал.

– Я пока оценку возьму и справки разные. Но если что – поможете продать?

Коллеги пообещали. На обратном пути Федотов думал о том, что если у него будет сын, они будут туда приезжать рыбу ловить.

Пока Соломатина куксилась, глядя на дождливый Ванкувер, Федотов бегал по инстанциям. Правда, от уроков его никто не освобождал, да и сам он никогда в ущерб работе своими делами не занимался. Новость о том, что скоро станет отцом, он принял как вызов судьбы. Спроси кто-нибудь, что он чувствует, он бы затруднился с ответом. Чувства были сложными и многообразными, но что он совершенно точно знал, то что он должен сейчас делать. «У ребенка должен быть дом! Свой дом!» – сказал себе Федотов и ринулся в бой.

Странное это чувство – чувство собственности. Оно беспокойное и вместе с тем дающее уверенность и в завтрашнем дне и в собственных силах. С самого детства родители часто ругают за слово «мое», но на самом деле это слово хорошее. Ибо оно предполагает и ответственность, и доброту. Поделиться можно только своим. Чужим и общественным поделиться нельзя. Когда-то у Федотова ничего своего не было. Во всяком случае, до совершеннолетия. И первая его самостоятельная покупка была в своем роде школой настоящего взросления. Свой труд, свои деньги, своя вещь. Думая о будущем ребенке, Федотов думал о том, где этот малыш будет жить. «Я умею работать и умею зарабатывать. Даже в школе, куда пришел совсем недавно, я получаю вполне приличные деньги», – размышлял Федотов по дороге в банк.

В банке его встретили приветливо. Девушка в форменном жакетике, с платочком на шее предложила воду, кофе, чай. Федотов решительно отказался и завел речь об ипотеке. Девушка оживилась. Видимо, в банке нужны были такие клиенты.

– Я вот подготовил документы, – сказал Олег и положил на стол папку с бумагами.

– О, у вас все бумаги «свежие», – сказала сотрудница банка, просмотрев папку.

– Да, я с документами часто имел дело, знаю, на что обратить внимание, – Федотов оперся на трость и сразу приобрел вид бывалого, умудренного опытом человека.

Девушка улыбнулась:

– Почему-то мне кажется, что ваш вопрос рассмотрят быстро, без проволочек и в вашу пользу.

– Почему вы так решили?

– Я посмотрела вашу трудовую книжку. Кстати, вы действительно работаете учителем?

– Да, а что?

– Нет, ничего. Приятно видеть такого симпатичного и молодого педагога. – Девушка состроила глазки.

– Спасибо вам, – улыбнулся Олег и добавил: – на самом деле я спешу с решением этого вопроса. Мы с женой ждем ребенка.

– Это здорово, – совершенно непритворно вздохнула та.

– Вы о чем?

– О том, что вы так рассуждаете. Вот, пожалуйста, заполните заявление, – она подала бланки, – и еще, думаю, можно попробовать получить льготный кредит.

– Я знаю, но…

– Давайте попробуем оформить такую заявку. Во-первых, вы учитель. Во-вторых… – девушка замялась.

– Да, у меня инвалидность. Только я ею никогда не пользовался…

– А вот это зря. Положено, значит, положено. Чужого вы не берете, – отрезала девушка. Похоже, правильность соискателя стала ее раздражать.

– Как скажете, – мягко сказал Федотов, – мне главное – побыстрее.

– Ну, а тут уж, как положено.

Из банка Федотов вышел успокоенный. Он сделал все правильно, документы в норме, видимых причин для отказа не выявлено. «Вот именно – не выявлено!» – произнес он с удовольствием это казенное слово.

На работе к нему неожиданно подошел директор.

– Олег Игоревич, зайдите ко мне, разговор есть.

Два последних урока была большая контрольная. Федотов, не имея специального образования и не располагая педагогическим опытом, опирался на воспоминания об учебе в математическом интернате. Он помнил, как там для закрепления материала давали большие, на все пройденные темы, контрольные. И еще Олег помнил, что для него это была отличная самопроверка. Наблюдая за своим классом, он понимал, что для большинства эти два урока – пустая трата времени. В математики они не пойдут, а знаний для поступления в иные технические вузы и так хватает. И только для немногих учеников – это отличная практика. Сосредоточиться Федотов не мог, мысленно все время возвращаясь к утреннему визиту в банк и мысленно торопя время. Ему хотелось, чтобы все решилось как можно быстрее. «Ну сколько они будут решать? Неделю, две? Это еще ничего. Но не дольше!» – размышлял он, наблюдая, как на второй парте списывают ответы задач. «Пусть списывают. Это Калязиной не поможет. Она ленивая, глупая и совершенно безынициативная! Я таких не видел. И куда она после школы пойдет? Замуж разве что», – Олег продолжал наблюдать за полноватой блондинкой. Мысли о возможном замужестве Калязиной привели его к мыслям о собственной свадьбе. За всей беготней с ипотекой он и забыл, что вот-вот сам женится. «И скажите, зачем вся эта толчея, эта суматоха, эти неизбежные столкновения с будущей тещей?!» – спросил он сам себя. И тут же ответил: «Это чтобы Инна чувствовала себя хорошо. А для меня и для сына – можно было просто расписаться». В который раз он о будущем ребенке подумал как о мальчике.

– Олег Игоревич, я все сделала, – Калязина подняла руку и потрясла своим листком. Федотов видел, что она все списала у Карачинского, которому нравилась. «И что он в ней нашел!» – какой раз удивился Олег, а Калязиной ответил:

– Ну, раз ВЫ САМИ все сделали, сдавайте работу.

– Я спешу. У меня после уроков встреча, – томно сказала Калязина.

Карачинский отвлекся от задач и с тоской посмотрел на нее.

– Хорошо, давайте работу, я отпускаю вас с урока. Кстати, Ольга, не забудьте, завтра у нас самостоятельная по геометрии.

– Не забуду, – Калязина скосила глаза на Карачинского. Тот расправил плечи, словно пытался заслонить полную Калязину от жизненных невзгод. «Господи, вот ведь дети!» – вздохнул про себя Федотов.

После урока Олег заглянул к директору.

– Вот что… – начал Арлен Семенович, – я все знаю, тетки в учительской откуда-то тоже знают. Заранее не поздравляют, но мы с вами люди не суеверные. Одним словом, совет да любовь и… прочее. Когда прочее случится.

– Спасибо вам, – рассмеялся Федотов.

– Нет, спасибо не за это. Голубчик, я вам такого ученика нашел. Отличный парень!

– Спасибо, но… – Федотов хотел было отказаться, но вспомнил про визит в банк.

– Так, вот телефон матери. Они с отцом в разводе. Он, зараза такая, по-моему, парнем раньше совсем не интересовался. Она его тянула одна.

– Это ваши знакомые? – спросил Олег.

Директор как-то смутился, чего никогда не было. И Федотов пожалел, что спросил. «Это что-то личное, а я дурак!» – сказал сам себе Олег.

– Мальчик собирается на физтех. Талантливый, умный. Хороший парень. Но… мать, она… Она просто не успевает за ним следить.

– Шалопай?

– Что вы?! – оскорбился Тяплицкий. – Приличный юноша. Но занимается тем, что ему интересно. А кому интересны вступительные экзамены, скажите мне, пожалуйста?!

– Мне были интересны, – неожиданно вспомнил Федотов, – для меня это был шанс.

Директор внимательно посмотрел на него.

– Вы – это совсем иное дело, – как-то грустно сказал он.

– Может быть.

– Так вот, платить за уроки будут хорошо.

– Мать тащит сына, а я буду деньги брать?! Да еще «хорошие». Может, я лучше найду тех, кто может платить? А с этим парнем так иногда позанимаюсь. Чтобы он в тонусе был.

– Не выдумывайте. Вот в этом вопросе подключился отец. Наконец-то. Я тоже помощь предлагал, но женщины иногда такие упрямые.

– Я все понял. Хорошо, я буду с ним заниматься. И вам огромное спасибо за поддержку.

– Принимается, – рассмеялся Арлен Семенович.

Дома Федотов рассказал Инне про банк, Калязину и ученика, с которым будет теперь занимается.

– Ты такой хороший. Я тут сижу, ем, сплю, а ты бегаешь, волнуешься… – Инна обняла Федотова. – Скажи, как тебе помочь?

– Помочь? – Федотов задумался, а потом ответил: – Ты можешь помочь. Перестань летать. Вредно это, я думаю. Попросись на спокойное место. Ты очень мне этим поможешь – я перестану волноваться так, как волнуюсь сейчас.

Соломатина рассмеялась:

– Уже попросилась. И скорее всего, следующий полет будет после окончания декрета.

– Вот за это спасибо! – Федотов поцеловал ее и спросил: – Тебе пончик принести?

– Нет, – отказалась Инна. Она вдруг стала серьезной. – Ты на нее не ругайся.

– На кого? – опешил Федотов.

– На эту свою Калязину. Она не виновата, что она такая.

– Да какая?! Ленивая? Не виновата?!

– Она – некрасивая. Поэтому тебя и раздражает ее лень. Вернее, не лень, а непонимание твоей любимой математики.

– Инна, да ты что?! Она просто не занимается. Понимаешь, тупо не учит уроки!

– Она одна такая в этом классе?

– Нет, конечно, не одна! Но при чем тут остальные?!

– Если бы она была красивой девочкой, ты так не говорил бы о ней. Ты был бы снисходителен. Ты бы закрывал глаза на ее невыученные уроки.

– Инна, ты говоришь абсолютную ерунду! – Федотов даже рассердился. Во-первых, с какой стати они вообще обсуждают эту тупицу? Во-вторых, для него в классе все на одно лицо. Ему важно то, как они учатся, а не как они выглядят.

– Не злись, я ерунду не говорю. Меня до пятого класса просто гнобили. Я нормально училась, но была некрасивой.

– Ты? Некрасивой?! Я тебя повстречал, когда ты была в девятом, и ты была хороша!

– Не-ет, я была некрасивой, – вдруг сморщилась Соломатина, – и когда буду рожать – буду некрасивой. Толстой и некрасивой!

– Ты что это вдруг?! – Федотов увидел, что Инна плачет. – Что ты, что ты?! Ты самая красивая…

Но было уже поздно – Соломатина сладко рыдала, сама не зная почему. Знал ее организм, который вместо еды потребовал небольшой слезливой встряски.

День свадьбы был ясным. Гостей было немного – только близкие. Родители Инны приехали раньше положенного времени и успели познакомиться с Варей. Варя очаровала мать, а отец неожиданно стал галантным и вдруг начал оказывать ей знаки внимания. Все было в пределах допустимого, но выглядело смешно. Еще приехал доктор Владимир Анатольевич. Он был свидетелем со стороны Олега и очень волновался. Инна прекрасно выглядела в своем костюме цвета перванш, трогательные ландыши в руках и белые тонкие перчатки были в тон туфелек. Фата – небольшой лоскут кружев – волной ложилась на плечи. Соломатина выглядела прекрасно. И Олег не смог сдержать восхищения.

– Ты совершенно необыкновенная. И я тебя очень люблю, – сказал он, беря ее за руку.

– Я тоже тебя люблю, – отвечала она.

Началась обычная церемония бракосочетания, которая сопровождается множеством неловких моментов. Родители, свидетели, ведущие, казалось, наслаждались моментом, в то время как сами виновники торжества томились, смущались, путались в движениях и словах. Когда все кончилось, Соломатина выскочила на крыльцо. Она с облегчением вдохнула свежего воздуха – кто-то принес букет лилий, и от их сладкого аромата у нее кружилась голова. Впрочем, вслед за Инной появились все остальные, потом подъехали машины – и уже через полчаса молодожены и их гости сидели в ресторане.

Приглашенных было мало. Кроме родителей и свидетелей со стороны Инны пришли ее коллеги из экипажа – Мила Немоляева, еще две девушки-стюардессы и тот самый КВС, которого безнадежно любила Варя. Был еще Колесник Сергей Петрович, тот самый инструктор, который впервые привез Инну на аэродром и заставил сесть за штурвал учебного самолета. Федотов пригласил на свадьбу директора школы Тяплицкого и преподавательницу литературы Софью Андреевну. Она оказалась дамой приятной и очень поддержала Федотова в первые дни. Софья Андреевна пришла с мужем, которого звали Лев. Это обстоятельство всех веселило, но пара, видимо привыкшая к шуткам, оставалась невозмутимой. Из Озерска на свадьбу приехал Костя Самохин – один из немногих близких людей Олега.

– Поздравляю тебя. От души поздравляю, такое редко встретишь, – сказал Костя, который был в курсе истории знакомства Инны и Олега. В подарок Костя привез огромную детскую игрушку – деревянную лошадку.

– Неужели сам сделал и раскрасил? – улыбнулся Олег. Он знал об увлечении Кости.

– Сам. Правда, с некоторых ракурсов лошадь на кота смахивает. Но это даже забавно.

– Вот только представление ребенка о лошади будет неточным, – рассмеялся Олег. На деле он был тронут подарком.

Праздничное застолье началось скомканно – люди собрались незнакомые и смущались. А о том, что можно было пригласить ведущего, ни Инна, ни Олег не догадались. Видя всеобщую скованность, бразды правления в свои руки взял Арлен Семенович. Как директор школы, он имел огромный опыт ведения различных общественных мероприятий. Вот и сейчас он, постучав вилочкой о фужер, встал и произнес:

– Итак, мы все знаем, по какому поводу собрались, а потому без промедления предлагаю выпить за виновников торжества – прекрасную Инночку и решительного и мужественного Олега! Пусть их семья будет крепкой, сильной и красивой!

После этих слов все оживились, подняли бокалы и закричали: «Горько!» Мать Инны прослезилась, отец Инны назвал Федотова сынком и крепко пожал руку.

Директор продолжал умело исполнять роль тамады.

Инна наблюдала за сидевшими за столом и радовалась – теперь, когда большинство речей было произнесено, гости стали общаться друг с другом. Вот КВС что-то говорил Варе. Варя слушала и улыбалась. «Господи, опять ей голову морочит!» – подумала про себя Соломатина, жалея подругу. Вот доктор что-то объяснял учительнице литературы Софье Андреевне. А ее муж с жаром что-то доказывал отцу Инны. Костя спорил с директором школы, бывший пилот Колесник ухаживал за стюардессой Милой Немоляевой. В зале стало шумно, и послышались звуки музыки. Кто-то уже отодвигал стул, собираясь танцевать. Инна почувствовала, как стало жарко и запах духов, еды и цветов смешался в один тяжелый дух. Она повертела головой, стараясь понять, как незаметней выбраться из-за стола, и тут встретилась глазами с мужем. Федотов смотрел на нее, и в его глазах она прочитала то, что чувствовала сейчас сама. «А что мы тут с ним делаем?! Зачем мы здесь?! Да, это наши близкие, родные люди. Но для себя мы все давно решили, для нас и загс, и это застолье не более чем дань традициям. Для нас самое главное произошло тогда, когда мы вновь встретились и когда мы узнали, что будет ребенок. Так зачем мы здесь и чего мы ждем? Почему не уедем, не останемся вдвоем?» – вот что они оба думали в тот момент.

Не сговариваясь, молодожены поднялись со своих мест и тихо вышли из зала. У лестнице, ведущей во двор, они столкнулись с директором школы.

– Арлен Семенович, мы тут… – Олег начал было что-то объяснять, но директор замахал руками.

– Да-да, бегите, мы тут без вас справимся! – подмигнул он сразу двумя глазами.

Инна рассмеялась. Она прижалась головой к плечу Олега.

– Спасибо вам, я так устала!

Сидя в машине по дороге домой, Федотов обнял Инну:

– Запомни, я тебя очень люблю.