Глава 4
Автово
Я был ошарашен настолько, что даже не попытался сопротивляться. Да и что я мог сделать против вооруженного до зубов, да еще и невидимого противника?
При мне не было совсем никакого оружия. Впрочем, я не прав. Кое-какое оружие у меня имелось. В кармане ждал новых жертв лазерный резак, уже отнявший жизнь у одного человека. Кажется, капрал Лоренц совершил фатальную ошибку, не обыскав меня. Мне осталось всего лишь выждать удобный момент и убить его.
Только не спешить! Наверняка он тут не один, а со скованными за спиной руками много не навоюешь, но все же шансы рядового Ломакина отнюдь не нулевые.
Скрипнув зубами, я направился туда, куда меня послали. Как будто так было и надо. Никогда прежде, даже в самом кошмарном сне, я не мог вообразить себе, что когда-нибудь попаду в плен. Попаду в плен на родной планете. В родном городе!
— Двигайся, — гавкнул капрал мне в ухо.
Судя по интонациям и тембру голоса, он был негром.
Я легко определил это, потому что несколько месяцев учился по обмену в ангольской школе. Некоторые из моих бывших одноклассников до сих пор шлют мне открытки на Новый год и 23 февраля. Негроидов я по дикции отличаю без труда. Кроме того, судя опять же по голосу, конвоир показался мне физически подготовленным и уверенным в себе солдатом. Следствием уверенности обычно становится самоуверенность, а там и до переоценки собственных возможностей недалеко. Толчок чем-то твердым в бок позволил еще точнее локализовать местоположение противника. Сейчас главное ничем не выдать моей готовности к атаке. Проклятье!
Хоть бы смутный силуэт разглядеть. Куда бить? Какое у него снаряжение? Как достать резак из кармана, чтобы конвоир не успел среагировать? Негр наверняка начеку, а резак вынуть — это тебе не лучемет из кобуры выдернуть. Там каждое движение продумано и предусмотрено еще при разработке, а тут чушка, рассчитанная на толстую перчатку, и к тому же руки скованы за спиной.
Пока я колебался и терзался сомнениями, время было потеряно. Теперь я снова даже приблизительно не знал, где противник.
Удар в спину направил меня в проход между двумя высокими грудами кирпичей. С большим трудом я начал узнавать местность. Справа, там, где сейчас торчит обугленный остов мегадеструктора, раньше сверкал витринами магазин модной одежды и косметики, дальше постоянно хлопала дверьми круглосуточная аптека, слева манил запахами грузинский ресторанчик, а вон та аккуратная круглая куча — это станция метро «Автово».
Именно к ней мы сейчас и направлялись. Конвоир шел в двух шагах сзади. Теперь я четко мог определить это, так как он отключил звуковую маскировку. А может быть, и не отключал, но из-за какого-то счастливого несовершенства его аппаратуры я начал слышать шорох кирпичного крошева у него под ногами. Убить негра стало делом одной секунды. Несколькими неосторожными телодвижениями мне удалось переместить резак таким образом, чтобы кончик рукоятки показался из кармана.
Теперь я смогу вытащить резак, активировать лезвие и рассечь цепь наручников. Возможно, придется пожертвовать мизинцами и безымянными пальцами, но это пустяки. Все эти действия займут крошечную долю секунды. Если перед этим я споткнусь и упаду, то совсем запутаю конвоира, и он не успеет правильно среагировать.
Меня смущало обилие свежих следов на тропинке, по которой мы шли. Некоторые из них появлялись прямо на глазах. Похоже, здесь бродило целое стадо невидимок, и нападение на капрала Лоренца всего лишь поможет мне красиво покончить жизнь самоубийством, но ни в коем случае не спастись. Придется ждать развития ситуации. Тропинка плавно обогнула место, где раньше красовалась старинная станция метрополитена. Предки построили надземный павильон «Автово» в классическом храмовом стиле, и теперь я имел возможность любоваться вполне античными руинами. Моя попытка определить направление и силу использованного оружия по расположению сломанных колонн и разрушенного купола ничего не дала. Колонны беспорядочно упали в разные стороны, купол вообще перевернулся и лежал рядом, словно взрывная волна шла изнутри павильона.
На ободе с внутренней стороны купола уцелела надпись: «Вечная память героям». Это про нас. Точнее про моих товарищей. Сам я еще не удостоился, но и у меня есть возможность отпечатать свою фамилию на памятной доске, которая когда-нибудь будет стоять рядом с отреставрированной станцией метро «Автово».
Несмотря на катастрофические разрушения, спуск под землю уцелел. На этой станции никогда не было восхитительно скрипящих старомодных эскалаторов. Их заменяли широкие гранитные лестницы в изогнутых полукругом галереях. Во время боя пострадали обе галереи, ведущие к платформам, однако одна из них была расчищена от обломков, в то время как вторая так и осталась непроходимой. Грустно смотреть на бесценные интерьеры, безжалостно уничтоженные варварами, реставраторам придется очень хорошо потрудиться, чтобы вернуть к жизни это сокровище подземной архитектуры. Не легко будет восстановить расколотые плиты, обломки которых сейчас нагромождены вдоль стен.
От бесценных фонарей не осталось вообще ничего, а отполированные миллионами ладоней перила скручены в спирали, подобно бивням мамонтов.
Чувствительный шлепок по уху заставил меня направиться к расчищенному проходу. Словно зачарованный странник я спустился по лестнице в подземный зал станции. В моем мозгу отпечатались слова, набранные начищенными медными буквами и прибитые к почерневшей от времени доске: «Выхода нет». Пару раз меня толкали, и один раз я врезался в чью-то твердую спину.
Чьи-то враждебные взгляды беспрестанно ощупывали меня. Мне мерещился издевательский смех и чудились снисходительные улыбки. Проклятые невидимки! Пожалуй, если я выйду живым из этой переделки, меня долго будут преследовать кошмары. Пустая платформа старого метро, заполненная ордами невидимых призраков-убийц, вспомнится мне и в следующей жизни.
Конвоир вел меня в дальний конец станции. Мы шли мимо жалких остатков всемирно известных хрустальных колонн. Шедевра древнего зодчества больше не существовало. Теперь только уродливые железобетонные столбы подпирали свод, напоминая о былом величии.
Чем-то они походили на наш весь мир, с которого безжалостный враг содрал красивую шкурку, обнажив страшное кровоточащее мясо и ржавые металлические прутья. «Автово» из сверкающей жемчужины ленинградского метро превратилось в сырое и грязное подземелье. По стенам стекала вода, под ногами скрипела щебенка. Пахло кирпичной пылью, раскаленным железом и мочой. Большие бронзовые люстры лежали на шпалах. Я пригляделся к мусору на путях, и у меня перехватило дыхание. Я разглядел там множество трупов. По большей части это были изувеченные детские тела. Скорее всего, ученики младших и средних классов. Ворвавшись на платформу, пришельцы первым делом безжалостно расстреляли прятавшихся здесь беженцев.
С трудом сдерживая тошноту, я старательно записал чудовищную картину в памяти. Поворачивая голову из стороны в сторону и не отрывая взгляда от мертвых тел, я запомнил каждую окровавленную детскую конечность, каждую пробитую головку, каждое испуганное личико. Если мне повезет и я выживу, следственные органы получат в свое распоряжение всю мою память. На будущем суде она пригодится. Мы отыщем каждую мразь, посмевшую поднять руку на ребенка. И покараем. Индивидуально и беспощадно.
В конце платформы на фоне красно-золотистого мозаичного панно с надписью «Миру — мир» светилась арка стационарного телепортационного перехода. Раньше там был изображен солдат с мечом в руке и с девочкой на плече. Я никогда не мог понять, почему у солдата меч. Когда строилась станция, мечами уже лет пятьсот никто не воевал. Мне очень не хотелось идти под арку.
Конвоир ткнул меня стволом в затылок, и я, сам того не желая, ускорил шаг. Проклятье! Пора прекращать унижение. Еще мгновение, и я брошусь на врага. Нет, сейчас досчитаю до трех и тогда уж обязательно брошусь. Никак не могу решиться. Я с досадой сплюнул в сторону. Слюна до пола не долетела. Она исчезла где-то в тридцати сантиметрах от меня. Тогда я резко шагнул вправо, а потом сразу же влево. И справа, и слева я натолкнулся на чьи-то плечи. Наш мир переполнен невидимыми убийцами, и я превращусь в труп в ту секунду, когда перестану подчиняться им.
«Погибнуть в бою никогда не поздно», — смалодушничал я и сделал шаг под арку. Спустя мгновение, я оказался в другом измерении. Там, где не бывал еще ни один представитель Человечества. Вот так, под прицелом вражеского оружия, со скованными за спиной руками я получил боевое крещение разведчика и ступил в иной мир. В том, что это именно отвергаемое физиками параллельное пространство, а не перемещение в пределах нашей родной планеты, у меня не было никаких сомнений. Каким-то образом, я почувствовал не только изменившийся состав атмосферы, но и подавляющую ауру миллиардов чужаков. Вы можете мне не поверить, но это именно так. Чужой мир можно почувствовать.
Мои наблюдения ненаучны, но их легко проверить. Достаточно покинуть привычную родную местность и уехать куда-нибудь за море. Только не на курорт или в крупный город, а в то место, где редко бывают туристы.
Вы сразу поймете, что находитесь не у себя дома. Через некоторое время неприятные ощущения обычно исчезают, но при первом контакте появляются почти всегда.
Как только по моим ушам прошуршала пленка гиперсканирования, на барабанные перепонки обрушился шквал звуков. Глаза ослепило обилием световых вспышек. Мгновение назад я слышал только шарканье собственных подошв по мраморной крошке и разглядывал обнаженный ребристый бетон старых стен, а сейчас передо мной раскинулись внутренности циклопического человеческого муравейника. Все-таки нашими врагами были люди. А я до последнего мгновения заставлял себя верить, что люди неспособны на такие преступления.
Ошибся. На много сотен метров вверх и в стороны уходили уровни, эстакады, мосты, переходы и виадуки. На Десятках этажей шевелилась многоголовая человеческая масса вперемежку с неисчислимым количеством механизмов. И вся эта кошмарная смесь стремилась пропихнуться в узкую горловину телепорта. В настоящее время на станцию «Автово» отправляли пехоту. За несколько метров до телепорта солдаты включали невидимость и исчезали. Неподалеку с железнодорожных платформ сползали тяжелые танки. Вот они «крупные наземные цели». Они есть, но мы не смогли их увидеть.
За угрюмыми грозными тушами бронированных машин виднелись аппараты, напоминающие старинные вертолеты со сложенными лопастями. Скоро вся Земля заполнится ползающими, летающими и марширующими монстрами. У сколоченных наспех армий Солнечной Системы будет великолепная возможность продемонстрировать свою преданность Человечеству и погибнуть в полном составе. Погибнуть, но не победить.
Потрясенный отрывшейся передо мной картиной, я застыл на месте, но пинок в зад снова заставил меня идти дальше. После короткой пробежки по узкой дорожке конвоир резким окриком направил меня к ведущей вниз винтовой лестнице. Грохот военной техники остался где-то наверху, а в узком коридоре, куда мы попали, было тихо и холодно, как в могиле. На длинной лавке, стоящей вдоль стены, сидели люди. Судя по пыльным волосам, грязным злым лицам и рваной окровавленной униформе — все они были моими соратниками по борьбе и товарищами по несчастью. Я бросил взгляд на своего конвоира, который, почувствовав себя в безопасности, отключил маскировку. Такого лося даже лазерным резаком нашинковать было бы проблематично.
Помимо чешуйчатых силовых полей, боевой скафандр врага оказался оснащен легким полуполевым экзоскелетом. Не чета нашим металлическим поделкам для грузчиков. Бронирование уязвимых точек выполнено очень аккуратно и, можно даже сказать, изящно, в отличие от наших угловатых «Кольчуг». Кроме того, почти все поверхности прекрасно озеркалены и коэффициент отражения, я думаю, не меньше чем с шестью девятками после запятой.
Солдат пробормотал что-то невнятное и толкнул меня к лавке.
— Не вопрос, — буркнул я, опуская задницу на железную поверхность.
Нормально сесть мне мешали скованные за спиной руки, Какой идиот придумал такие бесчеловечные сиденья? В трех метрах от меня, устало прислонившись к стене, застыла молодая женщина. На вид ей было лет тридцать, но на самом деле, если верить нашивкам, несколько больше. Трудно стать полковником в столь юном возрасте, значит, в реальности ей не меньше сорока. В сорок лет редко делают омоложение. Обычно тянут до пятидесяти-шестидесяти, а потом сбрасывают возраст не до тридцати, а сразу до четырнадцати-пятнадцати, а то и до восьми. Следовательно, если она прошла одну процедуру омоложения, ей сейчас где-то в районе девяноста. Впрочем, какое это имеет значение?
Женщина смотрела в одну точку и покусывала губы.
Мне захотелось наплевать на субординацию и приободрить ее. Я присмотрелся к ее знакам различия и с нарочитой беззаботностью сказал:
— Никогда не думал, что на Земле есть танковые войска.
— Я тоже не думала, — она взглянула на меня с такой злостью, что мне захотелось вскочить и вытянуться по стойке «смирно». — Пока не получила приказ выдвинуться на рубеж и занять оборону.
— Как это? — не понял я.
— Я работаю в оружейном музее в Новгороде, — снисходительно объяснила она. — Уже тридцать лет заведую отделом танковой техники. Тематика военная, поэтому наши вояки дали мне звание и прибавку к жалованью в полтора трудодня на смену. Кто же откажется от лишних трудодней?
— Кажется, начинаю немного соображать, — кивнул я — И как же вы занимали рубежи с музейными экспонатами?
— Последние танки, которые выпускались на Земле, были полностью автоматическими. Мы поддерживали их в работоспособном состоянии. Дети любят покататься и поболтать с настоящими боевыми машинами. Когда поступил приказ, я смогла вывести к энергетическому Центру в Сосновом Бору сто двадцать четыре разнотипных аппарата. Все они были полностью снаряжены и могли держать абсолютный купол над городом в течение трех часов на автономных источниках и неограниченно долго с подпиткой от энергоцентра. Вы знаете, что такое абсолютный купол?
— Имею некоторое представление.
— Ни одно материальное тело и никакое излучение не должны были попасть в защищаемое пространство, — назидательно поведала она.
Все-таки было в ней что-то от настоящего полковника. Чуть-чуть от полковника, чуть-чуть от преподавателя высшей математики, остальное от книжного червя, искренне презирающего любого, кто не читал Тургенева в бумажном издании.
— А на самом деле вы даже не заметили, откуда подкрался враг, — с грустью констатировал я.
— Да, — кивнула она. — Невидимки скрутили меня в моем бункере, и ни один датчик не зафиксировал вражеского присутствия. Ни одно силовое поле их не остановило. А там было несколько слоев разноформатных полей. Охрану и обслугу перебили на месте, а меня зачем-то оставили.
— Там, где я воевал, им все-таки пришлось ломать нашу защиту.
— Это хорошо, — моя собеседница улыбнулась. — Значит, есть надежда. Наверное, мои танки были слишком старыми.
В стене напротив открылась дверь. Странно, что перед этим я не заметил там даже щелки. Из двери выдвинулся огромный детина с такой мощной мускулатурой, что, казалось давление мышечной массы сейчас разорвет его изнутри. Он схватил человека, сидящего справа от меня, и утащил в моментально исчезнувший дверной проем.
— Оттуда никто не возвращается, — сообщила мне женщина. — Очевидно, там есть второй выход или кирпичная стенка и крупнокалиберный пулемет.
— Может быть, это и к лучшему, если нас поставят к стенке, — я натянуто улыбнулся. — Мне уже почему-то совсем неинтересно, чем все закончится.
Не надо паниковать. Звучит банально, но побеждает не тот, у кого тяжелее лом, а тот, у кого дух тверже.
— Против нас они хлипковаты, — уверенно сказала она. — Но в одном вы правы, когда мы победим, наш мир станет другим. Совсем другим, а я слишком давно живу, чтобы увидеть еще и это. Тот, новый мир, будет постоянно держать пистолет под подушкой и каждую минуту будет готов отразить внезапный удар. Наша планета станет совсем не такой, как привычная мечтательная и немного ленивая старушка Земля. Не уверена, что захочу жить, постоянно помня, где находится бомбоубежище.
Я посмотрел в ее молодое лицо. Даже самый искусный косметолог не способен изменить человеку выражение глаз, и если на какой-нибудь забойной вечеринке можно легко ошибиться с реальным возрастом своей новой подруги, то в ситуациях, подобных этой, вековая мудрость определяется безошибочно. Эта женщина была очень стара и умна. С высоты своих лет и опыта она, в отличие от меня, была твердо убеждена в нашей победе. Она говорила не «если победим», а «когда победим». Я, мальчишка, сомневался и не верил, а она знала точно.
Дверь открылась вновь. На этот раз наступила моя очередь. Мускулистый ублюдок поманил меня пальцем.
— Прощайте, — прошептал я женщине. — До встречи в новом мире.
— До встречи, юноша. — Она дотронулась до виска, пытаясь сбросить мне номер своего телефона, но наша сеть здесь не действовала. — Верьте в лучшее, — пожелала она мне.
— Буду верить, — пообещал я.
В небольшом помещении кубической формы за квадратным столом сидел невероятно толстый человек в угловатой военной форме. Погоны на его плечах топорщились подобно рудиментарным крыльям нелетающей Птицы. Каким-то невероятным способом этому сапиенсу удалось превратить себя в кошмарное нагромождение жира. Достигнуть такого впечатляющего результата можно, лишь специально набирая массу по примеру борцов сумо. Возможно, что среди местных варваров большой вес являлся признаком авторитета и положительно выделял толстую особь среди худосочных соплеменников. Помнится, нечто подобное наблюдалось в примитивных племенах. Толстяк плотоядно хмыкнул и гостеприимно указал мне на стоящий перед его столом квадратный табурет. Я бы не очень удивился, если бы он сейчас достал из шкафа глубокую тарелку, вилку и облизнулся, поглядывая на меня.
Несмотря на потрясающую воображение массу тела, враг выглядел вполне здоровым, крепким, у него было хорошее настроение, он непрерывно что-то жевал и улыбался, демонстрируя великолепные ровные зубы.
— Я сержант Эш, — представился толстяк и самодовольно оскалился.
— Очень приятно познакомиться, — сдержанно кивнул я и сел на предложенную табуретку.
— Рад вас видеть, рядовой. — Эш хлопнул пухлой ладонью по столешнице, и за его спиной, там, где только что была гладкая крашеная стена, прямо в воздухе появился простенький двухмерный экран.
Эш горделиво покосился на меня. Неужели он хотел меня удивить? Вероятно, для местных дикарей летающий двухмерный экран является серьезным достижением. На полупрозрачной плоскости появилась моя фотография и какой-то текст. Я присмотрелся к аккуратным прямоугольным абзацам. Родился, поступил, учился, окончил… Невероятно! Это же мое личное дело!
Доступ к нему могу иметь только я, паспортная служба и мое начальство рангом не ниже руководителя предприятия.
— Вы видите, рядовой Ломакин, что мы очень многое знаем о вас, поэтому допрос не имеет никакого смысла. — Эш снисходительно махнул рукой, и экран послушно рассыпался на тысячи серебристых пылинок. — Буду с вами полностью откровенен, солдат, — он говорил по-русски абсолютно чисто, и мне почему-то это было очень неприятно. — У вас есть шанс на хорошую карьеру, но вам придется многое изменить в себе. В новом свободном мире, который мы построим на руинах вашего тоталитарного лагеря, нам будут не нужны сторожевые собаки тиранов. Вы, конечно, еще не собака, вы — щенок, но…
— Что за бред, сержант? — перебил я его. — Какая карьера? Какой свободный мир? Какой тоталитарный лагерь? Какие сторожевые собаки? Вы с кем вообще разговариваете?
Я демонстративно огляделся по сторонам. Кроме меня, толстяка Эша и его мускулистого бугая, который скучал у двери, в комнате никого не было.
— Не горячитесь, солдат. Вам еще многое предстоит узнать. Думаю, что некоторые вещи станут для вас настоящим откровением. Сейчас вас освободят от наручников. — Он сделал знак своему шкафообразному помощнику, и после нескольких неприятных рывков я почувствовал, что мои затекшие руки повисли вдоль тела.
Эти дуралеи так и не догадались меня обыскать. Наверное, понадеялись, что всю грязную работу сделали до них.
— Я понимаю ваше состояние, — сержант Эш сочувственно склонил голову. — Вы находитесь под присягой и имеете понятие о чести. К вам не может быть никаких претензий. Никто не любит предателей. Даже сами предатели себя не любят. И я не тешу себя надеждой, что после первой же беседы вы начнете сотрудничать с новыми властями. Просто своим небольшим предисловием я должен предварить те события, которые произойдут с вами в ближайшие два часа. Сейчас ваше сознание глубоко отравлено коммунистической пропагандой и вы неспособны воспринимать, в общем-то, самую элементарную информацию, которую жители свободного Мира впитывают с молоком матери.
Эш говорил приятным, хорошо поставленным голосом, без малейших признаков какого-либо акцента, но все же я чувствовал, что русский язык для него неродной. Он его выучил. Причем выучил сам, не пользуясь системами прямой загрузки знаний. Каждое слово он произносил с удовольствием, смакуя и пробуя на вкус как немец, недавно освоивший красивое французское произношение.
— Одурманенное тиранами население неспособно оказать сопротивление деструктивной идеологии, насквозь пропитавшей ваше общество. Апатичный и озлобленный народ используется деспотами для сохранения деспотической структуры подавления личности, — Эш неторопливо излагал заранее подготовленные и многократно обкатанные формулировки. — Зомбированных человекоподобных существ вроде вас могут убедить только бомбы. Дрезден, Хиросима, Нагасаки, Рязань, Пекин, Минск, Хабаровск — эти названия вам что-нибудь говорят?
— Хиросима ассоциируется с первой атомной бомбардировкой, — вяло ответил я, мне не хотелось вести осмысленные беседы с дикарем, пусть этим занимаются этнографы.
— А Рязань, Пекин, Минск?
— Очевидно, эти города в вашем мире были уничтожены аналогичным образом.
— Точно. Массовая гибель мирного населения повлекла за собой быструю капитуляцию и соответственно минимизацию жертв. Таким образом, точечное применение тотальных убийств стало благом для освобождаемых народов.
Пожалуй, древние сказочные чудовища, именуемые фашистами, кои, как известно, варили мыло из человеческого жира и делали абажуры из человеческой кожи, побрезговали бы пить из одного писсуара с сержантом Эшем.
— Мы хотим спасти вас, — убежденно поведал Эш.
— От кого? — с абсолютно искренним любопытством спросил я.
— От вашей ужасной идеологии. Вы сами не понимаете, что вы рабы. Миллионы ваших соотечественников гибнут в лагерях смерти, на них ставятся жестокие опыты, их заставляют голыми руками добывать урановую руду. За малейшее несогласие с властями любой из вас может быть расстрелян на месте. Агенты спецслужб убивают вас прямо на улицах. Ваша промышленность неспособна производить ничего хорошего. Вы все бедны и униженны.
— Что за бред? — потрясенно пробормотал я. — Вас обманули. Все, что вы сказали сейчас, — ерунда.
— Может быть, для вас это и ерунда, даже чушь, — легко согласился сержант, слово «чушь» он произнес очень сочно, с любовью. — Ваш мозг травмирован, и вы не можете узреть истину, но следующее поколение, которое родится в вашем мире, будет считать именно так, как я сказал. Мне жаль лично вас. Если вы, подобно последнему динозавру, будете верить, что нет ничего лучше, чем мезозойская эра, то у вас нет будущего. Очнитесь, на дворе четвертичный период. Дует ветер перемен.
Я молчал, размышляя о том, как симпатично будет выглядеть этот сержант с отрезанной головой. Было в этом жестоком мерзавце что-то от несмышленыша, хладнокровно отрывающего крылья у бабочки. Только вот ребенку можно объяснить, что все живое обычно испытывает боль, когда его рвут на куски, и он не будет так делать, а этот кретин обитает внутри замкнутого виртуального мира, где есть место только для его собственной правды. Ему невозможно объяснить, что мир сильно отличается от вбитого в его нейроны ущербного эталона.
— Население вашего мира неспособно сделать правильный выбор. Мы пришли спасти вас, — ласково щебетал сержант. — Ваш разум отравлен. Лично вы, наверное, неплохой человек, потому что не причинили никакого зла своим соотечественникам. Вы не сделали и нам ничего плохого, но, судя по показаниям приборов, вы категорически отвергаете идею присоединения к победителям. Данный факт для меня совершенно непонятен. — Он скорбно скрестил свои удивительно маленькие и пухлые лапки на груди. — Крепость, которую вы продолжаете защищать, пала или падет в ближайшие часы. Нет смысла сопротивляться. Никто не оценит ваш подвиг. Вы должны признать нового сюзерена или погибнуть. Если вы выберете смерть, то это не станет следствием вашей доблести. Вы проявите себя как очень глупый человек, не желающий принять изменившиеся правила игры.
Я почему-то опять тянул с последней самоубийственной атакой. Вроде и руки свободны и рукоять резака отчетливо чувствуется запястьем, но я по-прежнему убеждал себя, что должен дождаться самого-самого подходящего момента для того, чтобы ударить наверняка.
— Вы не хотите слушать меня, но у нас имеется надежный способ быстро добиться понимания, — пообещал Эш.
Помощник сержанта неожиданно обхватил меня за плечи и швырнул на пол. Затылок пронзила ослепляющая боль от удара чем-то твердым. Перед глазами поплыли круги. Второй удар пришелся по уху и частично по зубам. Рот наполнился соленой кровью. Что-то в этом роде я и ждал с того самого момента, когда понял, что попал в плен. Дикари не могут иначе. После третьего удара я отключился. Сознание вернулось ко мне почти сразу, но не целиком, а как-то ступенчато, рывками.
Вначале я увидел амбала. Глаза б мои на него не смотрели! Потом в поле зрения проявился шприц, который он выдергивал из моего бедра. До чего же отсталая у них медицина. Шприц выглядел в точности, как в старых еще плоских фильмах: стеклянная трубка с рисками и металлический поршень. Спустя секунду я различил кровожадную ухмылку Эша и только после этого начал понимать слова.
— Больно?
— Зачем же по голове-то бить? — Я с трудом поднялся с пола и тяжело опустился на табурет.
— Больно, — с сочувствием кивнул Эш, в руках он вертел мой лазерный резак. — Это только начало. Из-за своей тупости вы еще не догадались, что сегодня у вас великий день. Вы всю жизнь были рабом, и только сейчас у вас появился шанс стать свободным человеком, полноценным членом демократического общества. Наш мир милостив и терпим к людям, имеющим мнение, отличное от привычного для нас. Общечеловеческие ценности заставляют нас быть гуманными, даже тогда, когда нам не очень хочется быть гуманными.
Когда он сказал эту фразу, у меня возникло ощущение, что передо мной сидит робот. Причем робот довольно примитивной конструкции с усеченной логикой и собранный на самых медленных процессорах.
Эш сделал величественный жест левой рукой, и на столе перед ним появилось стереоизображение старенького компьютерного монитора.
— Это детектор лжи, — пояснил он.
Я едва не расхохотался. Сдержаться стоило некоторого усилия, но лицо у меня заметно перекривилось. Эш посмотрел на меня с такой брезгливостью, будто я в его присутствии сожрал собственные испражнения.
— Это идеальная, никогда не ошибающаяся модель фирмы «Эпл». Я повторяю, — отчеканил сержант, лицо которого слегка одеревенело от осознания собственной значимости, — у вас есть шанс пойти на сотрудничество с нами и стать полноценным членом нового свободного общества. У вас есть шанс занять высокое положение и под нашим руководством повести ваших заблудших соотечественников к свободе. Вы согласны? Да или нет?
На прямой вопрос следует отвечать прямо и честно.
— Нет, спасибо, — я помотал головой. — Прикипел душой к родной тирании.
— Как хотите. — Эш пожал плечами с таким видом, будто другого ответа от меня и не ждал. — Подождем, пока подействует инъекция.
— Что вы мне вкололи?
— Эликсир. Эликсир любви. Любовь — страшное оружие, которым можно победить любое зло. Вы сейчас все сами поймете. — Эш приблизил запястье к глазам и очень долго смотрел на наручные часы, будто не совсем понимал, что означают цифры на светящемся экранчике.
«А может, убить его?» — подумал я с неожиданной нежностью и окинул дознавателя оценивающим взглядом. Мне представилось, как я слегка сдвинусь влево, выброшу перед собой правую руку. Вот мой указательный палец со сладострастным всхлипом входит в глазницу сержанта. Кровь брызжет во все стороны, по щеке стекает глаз. Эш верещит от боли, а я с хохотом верчу пальцем внутри его головы, ломая тонкие косточки и пытаясь добраться до мозга.
Сержант удивленно приподнял бровь. Я облизал пересохшие губы. Эш отскочил к стенке, и тяжелая ладонь его помощника легла мне на плечо. Похоже, что хваленый эликсир подействовал как-то не так. Может быть, название «эликсир любви» не совсем точно характеризует действие этого препарата? Эш еще раз посмотрел на часы и тихо спросил:
— Вы готовы?
— Смотря к чему, — процедил я сквозь зубы.
— Вы ничего не чувствуете? — Эш озабоченно потер переносицу.
— В смысле? Что я должен почувствовать? — Я почти пожалел своего врага, уж очень несчастным он сейчас выглядел.
Жалость к врагу? Странно. С чего бы это? Может, эликсир все-таки работает?
— Вы ничего не чувствуете по отношению ко мне? — Сержант тяжело задышал, его лицо стало красным, а глаза слегка вылезли из орбит.
— Не понимаю вопроса.
— Элизабет. — Сержант с хрустом щелкнул пальцами.
Буквально через секунду за моей спиной лязгнул дверной фиксатор. Красивым женским именем Элизабет обозначалась заплывшая жиром бочкообразная особь. Мой мозг отказывался причислять ее к земным приматам. Это ходячее недоразумение больше смахивало на сухопутного моллюска с другой планеты, чем на человека. Рядом с ее чудовищной полнотой сержант казался худеньким голодающим подростком.
— Вы удивительно скоро явились, моя быстроногая мисс, — восхитился Эш.
— Я была в соседнем кабинете, — ответила она по-итальянски, — Помогала Смиту. У него были трудности.
— Полагаю, что и вы столкнулись с чем-то похожим.
Элизабет подошла к столу Эша. Я скользнул взглядом по ее надутым щекам, по редким нездоровым волосам, туго стянутым в пучок на затылке, по многоэтажному складчатому подбородку, лоснящемуся от жира, проступающего сквозь большие поры. Если бы ученые умели превращать животных в людей, то приблизительно так выглядела бы очеловеченная свинья.
— Проблемы с эликсиром любви? — проницательно спросила Элизабет, буравя меня крошечными глазками.
— Угу, — мрачно кивнул Эш и добавил тоже на итальянском: — Не знаю, что делать.
— Не волнуйся, — отмахнулась толстуха. — Все достаточно просто. У них нет понятия об однополой любви. Ты его не возбуждаешь.
— Ерунда. Гомосексуальность — врожденное природное свойство каждого нормального человека.
— Сейчас увидишь. Ну-ка, комми, — на этот раз она, похоже, обращалась ко мне. — Да, да, ты, комик. Смотри на меня. Я тебе нравлюсь? Хочешь меня?
Я с трудом сдержал рвотный позыв. Похоже, враги перешли к настоящим пыткам. Животные!
— Понятно. — Элизабет махнула рукой помощнику Эша. — Алекс, еще одну дозу эликсира красавчику.
Сержант протестующе замотал головой и замахал руками, но на женщину его смешные телодвижения не произвели никакого впечатления.
— Все будет хорошо, Эш. У этих коммунистов такой зверский иммунитет, что они любую химию минут за пятнадцать разлагают на глюкозу и аминокислоты.
Я почувствовал укол в шею и дернулся всем телом.
— Ну а теперь, комик, как я тебе? — Элизабет гордо выпятила бугры, которые должны были символизировать женские груди.
Меня снова перекосило от отвращения.
— Полагаешь, сработает? — обиженно вопросил Эш по-итальянски. — Я вообще не уверен, что они способны на любовь. Настоящие роботы. В башке идеология и никаких эмоций. Собираюсь написать рапорт о том, что их бесполезно цивилизовывать. Лучше всего уничтожить поголовно всех. Они злы, тупы и кровожадны.
— Расслабься. И не таких обламывали. Кстати, как зовут твоего робота? — Женщина разглядывала меня с нарастающим интересом, будто не я, а она получила дозу «эликсира любви».
— Светозар, — сержант презрительно скривил губы.
— Серб, что ли? — она грубо и отрывисто хохотнула.
— Он русский. Пятый за сегодня. Тут их очень много.
— Русский? Настоящий? — В ее взгляде мелькнул страх, смешанный с отвращением. — Тот самый ущербный генотип? Выглядит, как человек, но на самом деле ни по интеллектуальным, ни по эмоциональным параметрам человеком не является. Забавно. Он действительно внешне ничем не отличается от нас. Откуда такое чудо? — спросила она очень тихо, будто надеялась, что от этого ее итальянский станет для меня менее понятным.
— Оттуда! Из ада. — Сержант тягостно вздохнул. — Ты что, забыла, куда мы несем свет свободы и демократии на этот раз?
— Зря мы это затеяли.
— Тебя не спросили. Они готовились к тому, чтобы первыми на нас напасть. Если бы мы не спустились в преисподнюю, то преисподняя явилась бы к нам.
— Посмотри на меня, марксист недорезанный, — сказала Элизабет по-русски и снова начала трясти своими телесами.
Я хотел отвернуться, но потом подумал, что не так уж отвратительно выглядит эта женщина. У нее очень пикантные е пухлые губы, глубокие, красиво посаженные глаза, роскошная грудь. Как я мог не заметить сразу ее аккуратные ушки удивительно правильной формы и тонкие нежные волосы. Наверное, их приятно гладить рукой.
— Он сварился. Допрашивай, — Элизабет толкнула Эша в плечо.
Сержант оживился и зашуршал какими-то бумажками. Откуда они взялись? До последнего момента на столе не было никаких бумажных документов. Похоже, я действительно «сварился».
— Скажите, рядовой, — Эш строго посмотрел на меня, — обладаете ли вы информацией, которая могла бы представлять интерес для нас как представителей свободного мира?
— Нет, — решительно ответил я.
— Все правильно. — Эш швырнул какой-то листок на стол. — Что может знать рядовой?
— Тут надо тоньше. Позволь мне, — перебила его Элизабет и обратилась ко мне: — Расскажи, Светозар, все, что может быть интересно мне. Очень тебя прошу. Пожалуйста.
Как я мог соврать этому небесному созданию? Раскрыть ей все тайны мира стало для меня в этот момент главным всепоглощающим желанием. Я должен был быть искренним, и тогда, возможно, она благосклонно посмотрит на меня.
— По неизвестной причине сразу после начала войны мне была присвоена степень «А»!
Это должно заинтересовать ее, с восторгом подумал я и не ошибся.
— Что есть степень «А»? — с любопытством спросила она.
Я задохнулся от счастья. Она смотрела на меня. Она слушала меня. Ничего прекраснее этого и вообразить было невозможно.
— Степень «А» — это степень, присваиваемая только самым важным персонам в Солнечной Системе, — таинственно поведал я. — И еще я хочу сообщить очень важную вещь. У меня частично стерта память. Думаю, что…
Договорить я не успел. Свет перед моими глазами померк, из горла вырвался хрип. Я замолк не в силах говорить дальше. Элизабет и Эш переглянулись. Я собрался с силами и продолжил:
— Очевидно, со мной произошло нечто очень важное и интересное для вас, но я не помню, что именно.
Мои челюстные мышцы свело судорогой. Я застыл, потеряв дар речи. Потом меня начало корчить от каждого удара сердца. Кровь сильно билась о барабанные перепонки, пыталась выбить глазные яблоки из глазниц и звонко колотилась о свод черепа. Мне показалось, что еще мгновение и моя голова лопнет, как расстрелянный разрывными пулями арбуз. Не в силах сохранять вертикальное положение, я сполз на пол и распластался у ног Элизабет.
— Похоже на блок, — глубокомысленно изрек Эш. — Паренек не так прост.
— Как бы не сдох, — с беспокойством сказала Элизабет, брезгливо отступая на шаг. — На твоем месте я бы отправила эту мокрицу вверх по паутине, иначе вместо награды ты рискуешь огрести груду проблем на свою большую волосатую задницу.
— Наверное, я так и сделаю, — вздохнул сержант. — Благодарю тебя за дельный совет.
— Не забудь поделиться премией. — Элизабет похлопала его по плечу. — В ней есть и моя доля.
— Не вопрос, красотка, — ухмыльнулся Эш. — Половина твоя.
Я, не отрываясь, смотрел на прекрасную фигуру Элизабет и впитывал ее божественный образ. А когда весь мир скрылся за серой пеленой, перед моим внутренним взором предстал ее воображаемый лик, которым я продолжал любоваться до тех пор, пока я не осознал себя сидящим в неудобном жестком кресле. Мои конечности были надежно зафиксированы, а голова зажата между двумя ребристыми пластинами.
Где я? Это была не та комната, в которой я изволил лишиться чувств. Там был серый матовый потолок, а здесь потолок белый и густо покрыт неяркими точечными светильниками. Я повертел глазами, но увидел только гладкую стену и края пластин, сжимавших мой череп.
Прислушался. Где-то рядом беседовали трое. Двое, судя по голосам, мужчины и одна, судя по запаху духов, женщина. Ни Эша, ни моей возлюбленной Элизабет, к которой я уже почти охладел, среди них не было. Разговор велся на ломаном австралийском, и я с трудом разобрал, о чем идет речь. Мне помогло то, что беседа шла неторопливо и с большими перерывами. Похоже, говорившие ели и пили, лишь изредка перебрасываясь фразами.
Один из невидимых собеседников с выражением вселенской скорби произнес:
— Господи, сколь примитивны твои творения. Вы знаете, Тэн, что устроили дилетанты из предварительной фильтровки?
Конкретно поставленный вопрос оказался риторическим, поскольку Тэн не знал ответ на него и промолчал.
— Они накачали его «эликсиром любви». Нужно запретить тупоголовым уродам пользоваться такими опасными средствами. Еще немного и они бы погубили уникальный экземпляр. Я прошу вас, господин Тэн, обратить ваше внимание на этот вопиющий случай и принять меры по недопущению подобных инцидентов в будущем.
Господин Тэн тяжело вздохнул, но на этот раз не счел нужным отмалчиваться.
— Не думаю, что будет разумно запрещать им использовать эликсир, господин Гло, — возразил он и, испугавшись своей смелости, уважительно добавил: — Сэр.
— Почему же? — с ласковой угрозой поинтересовался Гло.
— Я хотел бы обратить ваше внимание, что на низшем уровне дознания работают по большей части, как вы правильно заметили, дилетанты и в их распоряжении должен быть простой и надежный инструментарий. Небольшой процент жертв в данной ситуации вполне оправдывается высокой скоростью проведения допросов.
— Я принимаю ваш довод, — пропыхтел Гло, смилостивившись. — Пожалуй, вы правы, и я не буду настаивать на служебном расследовании в отношении Эша Пристли и Элизабет Сакс. Возможно, я даже прикажу освободить их из-под стражи, если они еще живы. Придется учесть, что результат их деятельности оказался не так уж и плох. В серой массе пленных им удалось найти человека, причастного к некоей тайне. Ваше исследование показало, что совсем недавно он имел контакт с самим Золиным, и эта встреча была стерта из его памяти.
— Я хотел бы услышать подробности.
«Мне бы тоже хотелось услышать подробности», — потрясенно подумал я.
— Сэр, — благодарно простонал Тэн. — Вы переоцениваете мои более чем скромные достижения.
— Ничуть. Вы очень талантливы, Тэн. Вы на многое способны.
Когда говорил господин Гло, до меня доходили плотные волны резкого табачного запаха. Кроме этого малоприятного аромата от него явственно несло мертвечиной. Позже я понял, что так воняют гниющие легкие.
— Спасибо, сэр, — из груди осчастливленного Тэна вырвался отчетливо различимый хрип восторга.
— Не думайте, что я вас похвалил. Я имел в виду, что вы чрезвычайно умный пройдоха, — резко отрезал господин Гло, и в горле его собеседника что-то громко заскрежетало.
Я ждал, когда в разговор вступит женщина, но, к моему удивлению, человек, обильно политый духами, заговорил глубоким и, несомненно, мужским баритоном.
Он с гротескной важностью вымолвил:
— Никто не мог предположить, что под личиной солдата, находившегося в самой гуще сражения, может оказаться важная птица, связанная с карточной мастью. Люди такого уровня традиционно укрываются в тылу воюющих армий. Я полагаю, что он попал в наши руки не случайно. Тем более что на кибердопросе им было упомянуто имя Петра Васнецова, который является едва ли не главным тузом в колоде разыскиваемых нами лиц. Считаю необходимым предупредить вас, господин Гло, об опасности, которую, несомненно, представляет этот странный субъект. Полагаю, нужно усилить охрану, и, кроме того, предлагаю, как можно быстрее переместить его в безопасное место, вроде атомного убежища. Сделать это нужно, соблюдая полную секретность.
Мужчина, пахший духами, говорил много, медленно и невнятно. Из его речи я понял не больше половины. После него в разговор снова вступил господин Гло.
— Мы ведем очень странную войну, — веско произнес он. — Войну, в которой возможно все, что угодно. В связи с этим я настоятельно требую от фронтовой контрразведки с предельной внимательностью относиться к каждому пленному. Будь он хоть рядовым, хоть гражданским мойщиком сортиров. Я хочу получить в свое распоряжение близких родственников их лидеров. Учитывая морально-этические нормы противостоящего нам общества, они обязательно должны быть в воюющих подразделениях. Найдите их, Томас. Вы поняли? Это мое личное поручение. Не вздумайте его игнорировать.
— Да, сэр. То есть, нет, сэр. В смысле, все будет сделано, сэр. — Мне показалось, что я услышал, как скрипнули шейные позвонки Томаса, так энергично он закивал головой.
Строптивый Тэн был настроен несколько пессимистичнее:
— Чтобы исполнить ваше требование, нужно задействовать множество низших исполнителей. На это потребуется время, господин Гло. Допускаю, что, когда мы будем готовы к охоте на родственников, война уже закончится, и у нас будут другие проблемы. В частности, мы еще намучаемся с их так называемым мирным населением.
— Так называемое мирное население привыкло жить в комфорте, и оно очень скоро поймет, чью задницу следует вылизывать, чтобы сохранить в тепле свои собственные задницы, — с энтузиазмом провозгласил Томас.
Волна цветочных запахов докатилась до моего носа и заставила поморщиться. Не люблю, когда мужчины пахнут, как женщины.
— Не все так просто, — сдержанно не согласился Гло. — Этот мир строили русские. Государством, вокруг которого произошло объединение, был Советский Союз, а не Соединенные Штаты, как у нас. Вы понимаете, о чем я?
Томас снизил пафосность и ответил достаточно спокойно и рассудительно:
— Нет, сэр. Я не предвижу особенных сложностей. У нас большой опыт усмирения строптивых. Их собратья в нашем мире частично ассимилировались, частично вымерли. Много крови и чуть-чуть сладостей излечивают от любого фанатизма. Думаю, и здесь проблем не будет.
Гло усмехнулся и плеснул в бокальчик весело булькнувшую жидкость.
— Приятно слышать оптимиста, — промурлыкал он. — Ваше здоровье, Томас. Через недельку мы с вами вернемся к этому разговору, и вы будете удивлены своей сегодняшней глупостью. Дело в том, что у них очень много людей живет за пределами Земли. Придурки из Белого Дома еще не поняли, в какую кучу медвежьего навоза они наступили. Они думали взять безоружных комми тепленькими. Не вышло. Мы можем захватить планету, но получим такой ответный удар из космоса, что все, кто останется в живых, будут учить аксиомы мегаколлективизма и радоваться каждому прожитому дню.
Эдгар Тэн сделал шумный глоток и удовлетворенно облизнулся.
— Вам тоже придется их учить, сэр, — мстительно сообщил он.
— Ошибаетесь, Тэн, — хмыкнул господин Гло. — Мне не придется их учить. Я их уже знаю и нахожу основные идеологические постулаты весьма разумными, а их избирательную систему довольно совершенной. Если они победят в этой войне, то я не пущу себе пулю в лоб, как некоторые. Я буду делать то, что умею делать очень хорошо. Карьеру. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Вы абсолютно серьезно допускаете возможность их победы, сэр? — голос Томаса прозвучал потрясенно.
— Да, Томас, вы не ослышались. Что-либо бессмысленнее нашей последней военной авантюры сложно себе представить. Кстати, можете донести на меня в ФБР и получить почетную запись в личное дело. Я не обижусь. Они прекрасно осведомлены о моем мнении. Я не раз высказывал его этой демократической свинье конгрессмену Райсу.
Снова послышалось журчание скупо разливаемой по емкостям жидкости. До меня донесся тонкий аромат неплохого коньяка.
— Простите, сэр, что задаю вопрос немного не по своему профилю, но, если они улетят в космос, как мы их оттуда достанем? — спросил Тэн.
Господин Гло задумчиво выпустил в воздух несколько густых клубов табачного дыма, от которых я чуть не задохнулся, и неторопливо ответил:
— Вы умнее, чем я думал. Скажу вам по секрету, вы умнее, чем наш президент, который полагает… — Он почмокал губами, хрюкнул и скрипнул зубами. — Впрочем, не важно, что он полагает. — Гло глубоко вздохнул, и воздух снова наполнился табачным зловонием. — Конечно же, все наши враги не улетят в космос. Кто-то умрет, кто-то останется, кто-то станет верно служить нам. Делать прогнозы очень сложно, но, по моим данным, ничего хорошего не предвидится. А то, что предвидится, вам лучше не знать. Легче жить, Эдгар, если не знаешь лишнего. Лучше доложите мне, что интересного вы откопали в мозгах этого Ломакина? В первую очередь меня интересует Золин.
— Конечно, сэр. — Тэн суетливо зазвякал посудой, в его голосе снова появились подобострастные нотки. — Дело — прежде всего. Хотите, я попрошу принести горячий кофе?
— Не откажусь. Ваша ассистентка прекрасно делает кофе и великолепно исполняет кофейную церемонию.
— У вашей ассистентки, Тэн, весьма тесная… — Томас сказал непонятное мне слово и хихикнул. — Никогда не встречал ничего подобного. Как у вас получается нанимать сотрудников с такими замечательными талантами?
— Никаких секретов. Я предпочитаю набирать обслуживающий персонал из русских, — скромно объяснил Тэн. — У меня есть доступ к закрытым базам данных, поэтому я всегда точно знаю национальность кандидата на вакансию. Русские обычно скрывают или даже не догадываются о своем ущербном генетическом наследстве, но мне всегда известна их маленькая тайна. Это очень покорные и жадные существа. За очень небольшую плату они готовы абсолютно на все. По моим наблюдениям, русские покладистый и робкий народец, поэтому я не очень верю в те ужасы, которыми нас пугает многоуважаемый господин Гло.
По комнате поплыл аромат кофе. Послышались непонятные влажные причмокивания. Через три минуты табачный смрад безжалостно уничтожил благоухание благородного напитка.
— Итак, Тэн, мы насладились отличной работой вашей ассистентки. Кофе — превосходен. Сигары тоже, — удовлетворенно пророкотал Гло. — Надеюсь, ваши слова порадуют меня не меньше губок вашей русской красавицы. Я внимаю.
Эдгар Тэн несколько секунд молчал, потом, будто очнувшись от легкого забытья, сказал:
— Да, сэр… Понимаете, сэр… Как бы поточнее выразиться… Предложенный мне для исследования мозг оказался почти стандартным. Без кибернетического штифта и электронных стимуляторов, но с тщательно скрытыми следами пересадки. Никогда не видел ничего подобного. Явно штучная работа. Внутри черепной коробки мною было обнаружено устройство, напоминающее по конструкции мобильный телефон, только очень маленький и с очень сложной системой нейроконтроля. Я не рискнул демонтировать аппарат из-за риска осложнений. В нашем мире он все равно не будет работать.
— Не томите, Тэн. Меня не интересуют железки. Расскажите скорее: что дало вам считывание информации из нервных клеток? Я повторяю, в первую очередь меня интересует Золин.
— Этот солдат действительно имел секретную беседу с Золиным, о которой он не помнит. Вот распечатка того, что удалось добыть.
После этой фразы я затаил дыхание и, кажется, остановил сердце. Я имел беседу с Золиным? Что за чушь?
Простому смертному вроде меня проще поговорить с воскресшим марсианином, чем с Верховным Правителем Системы. Часть моей памяти, возможно, заблокирована, но там не может быть спрятано ничего подобного. Я был уверен в этом на сто десять процентов.
Зашуршала бумага.
— Дерьмо! — выругался Гло. — Что вы мне суете? Здесь же ничего нет. У вас имеется что-нибудь еще, кроме этой подтирки?
— Да, господин Гло. То есть нет. Пока нет, господин Гло, но я очень постараюсь, господин Гло. — Всю ершистость Тэна как ветром сдуло.
— В вашей команде, Тэн, — по-учительски строго сказал Гло, — хорошо работает только ваша ассистентка. От вас же самого исходит одна болтовня и никакой конкретики. Если так будет продолжаться и дальше, вы рискуете поменяться местами с вашей русской сучкой. Я не думаю, что у вас такая же тесная… — господин Гло издал шипящий звук, долженствующий означать сдержанную усмешку, — но мне кажется, что на ее месте от вас будет больше пользы, чем на вашей теперешней должности.
— Я прошу вас не оскорблять меня, — вяло возмутился Тэн.
— Я не оскорбляю вас. Я, как ваш непосредственный начальник, заботливо обрисовываю вам ваши ближайшие перспективы, которые вполне могут стать реальностью, — снова зашуршала бумага. — Мне неинтересно, какого цвета рубашка у Золина. Мне безразличен фасон его обуви, который вы столь подробно описываете. Я должен знать, о чем они говорили. Я должен знать, почему Золин называл нашего пленника Петром Васнецовым, если по всем базам он проходит как Светозар Ломакин. Кроме того, у меня имеется еще много вопросов, которые я не буду задавать, потому что вы все равно не ответите на них. Вы — бездельник, Тэн.
— Мне удалось только частично снять звуковую информацию. Блокировка очень надежная, — залепетал Тэн, — но пятнадцать минут записи аудиосигнала сейчас находятся на дешифровке, и есть небольшой шанс, что удастся…
— Мне нужно больше информации, — перебил его господин Гло. — Лезьте глубже. Мне необходим второй слой. Я должен знать все, что этот человек знает про Петра Васнецова. Мне нужны гарантии, что он не подсадная утка и не дезинформатор. Понятно?
— Даже волшебник не сможет дать вам подобных гарантий, — испуганно огрызнулся Тэн. — Наши враги долго и умело прятали свои секреты. Я не могу развязать все узлы быстрее, чем они их завязали.
— Можете! Вы же узнали про их встречу. Вы даже умудрились получить несколько незначительных фраз из их беседы. — Гло едва сдерживал раздражение. — Почему вы не можете добыть все остальное?
— Большая часть самой ценной информации надежно и преднамеренно заблокирована. Любая попытка насильственного вскрытия блока приведет к разрушению мозга и немедленной смерти объекта.
— Я же говорил, что это ловушка! — возликовал Томас. — Они оставили приманку, а когда мы доберемся до начинки, он наверняка взорвется! Ба-бах!!!
— Абсурд! Мы получим информацию любым способом! Даже через ба-бах.
— Из разрушенных мозговых тканей? Вы смеетесь? — дрожащий Тэн иронизировал на грани изощренной издевки. — Вы думаете, они не учли подобный пустяк? Его мозг разрушится раньше, чем я успею слить информацию.
— Но зачем-то они его сюда послали? — Гло немного снизил напор. — Вы полагаете, что они могли случайно допустить присутствие носителя ценной информации в опасном районе?
— Лично я подобный вариант исключаю, — снова вмешался в разговор благоухающий Томас. — Коммунисты, как слоны, ничего и никогда не забывают. У них башка устроена иначе. Не как у нормальных людей. У них все по плану. Они даже пончиками торгуют по плану. Я думаю, передача Ломакина в наши руки была специально организована.
— Я тоже так думаю, — согласился Гло. — Но тогда должен быть способ вскрыть это проклятый ящик Пандоры. Иначе ловушка не имеет смысла.
— Господин Тэн, неужели вы не можете предложить нам ни одного варианта решения проблемы? — вкрадчиво и с плохо скрываемой угрозой поинтересовался Томас. — У нас ведь есть первоклассные специалисты в области физического, психического и химического воздействия. — Мне показалось, что я слышу, как стучит сердце перепуганного Эдгара Тэна. — Почему вы столь безапелляционно отбрасываете их опыт? Кроме того, вы сами являетесь профессионалом по прямому считыванию информации. Неужели эти коммунисты столь хитры, что нам нечего им противопоставить? Вы рано сдаетесь, Эдгар.
— Я вовсе не сдаюсь, — голос Тэна дрожал, — но и гарантировать успех не могу.
— Не скромничайте! Вы же не тупица, вы просто лентяй, — презрительно изрек господин Гло. — Все люди устроены одинаково. И коммунисты, и демократы, и даже республиканцы. У всех две руки, две ноги, один мозг. Иногда половина мозга. Еще никому не удалось победить примитивные рефлексы. Абсолютно все боятся остро заточенных раскаленных предметов. Все, что вы должны сделать, это не дать ему отключать боль и страх, если он это умеет делать, и через двадцать четыре часа он заговорит, как миленький. Вам известно, что мои сотрудники прозвали вас Владом? Мне ли вас учить? Сотрите ненужные воспоминания, запишите нужные, внушите ему ужас, любовь, покорность. Работа должна быть выполнена. Отговорки не принимаются. У вас есть какие-нибудь вопросы?
— Частичная амнезия приведет к нарушению логических связей и, скорей всего, закончится сумасшествием! Так нельзя! — Тэн был возмущен указаниями дилетанта, и я был с ним полностью солидарен.
Однако господин Гло не унимался. После каждой его рекомендации у меня во рту становилось сухо, а тело, в соответствии с законом сохранения материи, покрывалось холодным потом.
— Вставьте в его мозги ложную память, разберите его мозг на нейроны и соберите в другом, более благонадежном черепе, — шипел он. — Сделайте хоть что-нибудь разумное. Не ставьте меня в идиотское положение.
— Результат имплантации ложной памяти будет таким же, как и при полном уничтожении массивов модифицированной памяти. — Тэн пыхтел и ерзал на своем месте, источая запах пота и страха.
— Слушайте мой приказ, — твердо сказал господин Гло. — Вы достанете из этого комми все, что только можно достать. Если он подохнет — не страшно. Постарайтесь получить от него хоть какую-то информацию, а если не удастся, значит, такова воля богов.
У меня внутри все похолодело, но за меня снова вступился Тэн.
— Мне необходимо письменное разрешение на умерщвление ценного объекта, — еле слышно потребовал он.
— Ого! — восхитился Томас. — Вы умнеете прямо на глазах, Эдгар. Я начинаю уважать вас.
— Спасибо, — сдержанно поблагодарил его Тэн.
Гло молчал почти минуту, а когда заговорил, в его голосе громыхала сталь.
— Письменное уведомление о том, что я не против уничтожения объекта, вы получите по электронной почте. Но, если его смерть не принесет никакой пользы, на успешную карьеру можете не рассчитывать. Вы до пенсии просидите на должности тюремного палача где-нибудь в Магадане. Это всё!
