Когда швы расходятся
А. К. Уайз

Произведения А. К. Уайз появляются, среди прочего, в журналах Clarkesworld, Apex, Shimmer, а также в ежегодных сборниках лучших произведений в жанрах ужаса и темной фантастики. Ее дебютный сборник рассказов The Ultra Fabulous Glitter Squadron Saves the World Again («Сверхлегендарное блистательное воинство вновь спасает мир») вышел в свет в 2015 году. Помимо занятий художественной литературой она является соредактором Unlikely Story («Невероятная история») и постоянным автором ежемесячника Women to Read: Where to Start на сайте SF Signal. Посетите онлайн ее сайт www.acwise.net.

Забравшись на вершину холма, Ник сбросил газ, когда внизу под ним простерлось ущелье. Помятая ржавая бадья, на какой он колесил после развода, покачалась на мгновение на верхушке, потом сила земного притяжения захватила ее и потянула вниз, к пупу земли, каким была Лощина Короля. Дом родной.

Неожиданно, пока машина накатом шла вниз, небо, мелко дрожа, стряхнуло с себя окраску и сделалось уныло-белесым. Глаз с раскрытым веком самым ужасным образом взирал на него. Ник едва педаль тормоза в пол не вжал, отчего машину потащило бы на деревья. Переднее правое колесо вылезло за край дороги, и он резко крутанул руль влево, едва объехав какую-то груду тряпья, в какой на секунду распознал (поклясться в том мог!) лежащее на обочине дороги тело.

Слова эти вломились в пустоту, где должен бы быть желудок. Ладони покрылись потом, но Ник как-то сумел лишь тронуть педаль тормоза, а не с силой вдавить ее. Желудок, болтаясь, вернулся на место. Ник глянул в зеркало заднего вида. На обочине дороги ничего не было. Никакого тела, никакой груды тряпья – ничего.

Дорога выровнялась, вынесла его в собственно городок. Провода телефонной связи подштопали небо, только в их перекрещении оно было серым – бледное, линялого оттенка надвигавшейся грозы.

Пульс у Ника утих, зато грызла память, взбаламученная волной страха. Открылась позабытая рана, словно бы так никогда и не заживала.

Мальчиком он видел, как небо становилось таким же уныло-белым. Видел из неверного положения, лежа на спине: силясь подняться, силясь вздохнуть, – под грузом всей той открытости, что давила на него, едва сдерживаемая голыми качающимися ветками. Запах листвы, густой, на грани гнили, забивал рот и нос. И земля урчала – по-старушечьи, голодно и вяло.

Ник подался вперед, вглядываясь через ветровое стекло. Небо оставалось серым, скапливались тучи, затягивая тот глаз, что (по его ощущению) следил за ним. Он остановился перед забегаловкой, крепко обхватив ладонями баранку, чтобы унять дрожь в пальцах, прежде чем выключить двигатель и открыть дверцу. Первые тяжелые капли ударили в землю, и Ник поспешил в здание.

Вэл поджидала за одним из столиков у длинного окна забегаловки, выходящего на улицу. Она поднялась обнять его, не сумев скрыть своей (старшая сестра как-никак) обеспокоенности. Когда она сняла зеркальные очки (уверяла, что они – непременный атрибут помощника шерифа маленького городка), Ник увидел, что беспокойство скопилось в уголках ее глаз. Однако когда они сели, она придвинула к нему через стол ключи от их родительского дома, не спрашивая, надолго ли он намерен оставаться в нем, пока «на ноги не встанет», или бормоча это жуткое: «Ну как, держишься?» Ник был бесконечно признателен.

Ник откинулся на обшарпанную искусственную кожу, поглядывая вокруг. Непомерно большие часы, памятные ему еще с юности, нависали над музыкальным автоматом, который никто, сколько он помнил, никогда не заводил. Даже выписанные мелом на черной доске блюда дня были теми же самыми. Ник вполовину готов был увидеть самого себя подростком, а рядом Вэл, когда они, колотя каблуками по полировке высоких табуретов с красными сиденьями, попивали густой шоколадно-молочный коктейль.

– Здесь так ничего и не меняется, верно? – сказал Ник.

– Ничуть. – Вэл, улыбаясь, протянула ему ламинированное меню.

Улыбка увяла, и Ник понял, до чего болезненно, должно быть, воспринят его вопрос. Слишком поздно попытался он ответить на ее улыбку, потом бросил, понурив плечи. Тяжесть ущелья вдруг обрушилась на него, еще обыденней, чем та паника, что охватила по дороге в город. Исход отсюда был иллюзией: переезд на восток, женитьба на Мелани и все такое. Так или иначе, а кончилось для него все в точности там же, где и началось.

Это угнетало чертовски, и это была западня, его этим не удивишь. В глубине души он ощущал, как жизнь его движется по порочному кругу, по спирали, ведущей его обратно к началу. Истина, какую он до сих пор не осознавал всецело. Поэтому и отбивался от уговоров Мелани подыскать себе настоящую работу, купить дом, детей завести и все такое.

– Думаешь, Мейбл по-прежнему держит тайком запас бренди под стойкой? – Ник наклонил голову вбок.

Вэл выгнула бровь, но не успела вникнуть в смысл сказанного: подошла официантка с кофе.

– Заходи поужинать, как устроишься. – Вэл помешивала кофе. – Майк и Джоуи никак не дождутся посмотреть на «дядю Никки» с тех пор, как сказала им, что ты погостить приедешь.

Ник отставил свой кофе в сторону. Ощущение уходящего из-под ног мира, возникшее у него, когда сила тяготения потащила его с холма вниз, вернулось, только на этот раз другое. Он раскрыл было рот, подыскивая в ответ что-то не столь жалостливое, как собственные его ощущения, но отвлекла ложечка, брякнувшая в его чашке.

– Землетрясение? – Уже выговаривая слово, он на вкус почувствовал: не то. На прелые листья похоже. На землю, на встряску почвы.

– Уум? – Вэл оторвалась от чашки.

– Ты не почувствовала?

Стекло в окне затряслось, свет заскользил по его поверхности. Уголком глаза Ник уловил движение. Фигура какая-то на той стороне улицы. Маленькая и бледная.

– Ник?

Он и не сознавал, что стоит, пока голос Вэл не долетел до него. На той стороне улицы видны были одни только припаркованные машины, витрины магазинов да люди, пекущиеся о своем дне.

– С тобой все в порядке? – Смутное беспокойство во взгляде Вэл обрело большую четкость, тревожные морщины в уголках рта придали всему лицу хмурое выражение.

Ник опустился за столик.

– В полном.

Под столом Ник сжал одну руку в кулак. Почва вздрагивает, небо белеет. В лесу, где лачуга. Они побежали. Земля дыбилась под их ногами, и он шлепнулся лицом в грязь. Потом перевернулся, оцарапанный, стал вверх карабкаться, а небо смыкалось, и земля поднималась, и все ущелье стало пастью, старающейся сжевать и проглотить его.

– В чем дело? – Вэл нагнулась вперед, через стол, но замерла, так и не коснувшись его руки.

Швы.

Ему хотелось затолкать обратно слова, мысли, но те были настойчивы: бились о зубы, рот раскрывали.

– Ты помнишь, как мы в лес пошли, когда еще детьми были? Летом? – У Ника пересохло во рту. Он даже и не понимал почти, что пытается сказать. – Мы с тобой, Деб с Линди и…

Язык у него споткнулся на имени самого младшего их двоюродного братца. Э… как-то. Эрик. Оно застряло у него в горле, кислое и саднящее – сгусток, какой хотелось, но не получалось выплюнуть. Он еще раз попробовал, зайдя с другого бока.

– Пятеро нас.

– Четверо, – рассеянно поправила Вэл. – Я помню. Уверен, что с тобой все в порядке?

Четверо. Ник уставился на сестру. Он сам, Вэл, Деб, Линди. И… Имя опять ускользнуло от него, ощетинилось, когда он попытался выдать его: гортань осталась скользкой и покрасневшей. И Ник, открыв рот, опять закрыл его.

Краем глаза опять заметил мелькнувшую фигуру. Ник так резко повернул голову, что боль пронзила шею, все еще затекшую после долгой езды. Машины. Витрины магазинов. Люди. Ничего больше там не было.

Ничего. У него с Вэл всего двое двоюродных. Нет, трое. Если только…

Ужас пробрался Нику в желудок. И, как ни нелепо, тот еще и урчит, хотя сама мысль взять в рот что-то съестное вызывает тошноту. Двое двоюродных, не трое. Он старался убедить себя в этом, до боли тиская ладонью одной руки кулак другой и уже не обращая внимания на то, как они дрожат. Это должно быть правдой. Хотя бы судя по тому, как Вэл смотрела на него.

И это не могло быть правдой. Потому как землю встряхнуло, и раскрылась темная голодная пасть. Потому как, когда Ник оглянулся, Эрика больше там не было.

Нет!

Уверенности не было, произнес ли он это слово вслух, да это его, уже вскочившего со стула и двинувшегося к выходу, и не трогало. Сестра окликнула его. Ник не смотрел на нее. Пол накренился, пытаясь опять вернуть его к центру. Кружит и кружит, и по кругу внутрь, и по кругу вниз, и…

– Извини, – бросил он через плечо. – Устал. Долгая дорога. Как-нибудь в другой раз.

Ответа Вэл он не ждал. Надо было залезть обратно в машину. Прежде чем земля вздыбится. Прежде чем небо глазом воззрится. Прежде чем поток памяти унесет его. Прежде чем ущелье поглотит его целиком.

– Это погребальные курганы индейцев, – сказала Линди. – Мы их по истории проходили.

Двоюродная Ника пыжила грудь, выставляя напоказ авторитет, жалованный ей как старшей из пятерых двоюродных, словно почетный орден. Линди была пока единственной из них, кто перешла в среднюю ступень системы К-12 школы, в которую ходили они все.

– Я слышал, что как раз там людоеды, какие в лесу живут, и зарывают свои кости. – Деб вышла вперед, усмехаясь.

– В ущелье нет никаких людоедов, – пихнула ее локтем в бок Вэл.

Ник, не обращая внимания на девчоночью перебранку, разглядывал курган. Тот был достаточно высоким, чтобы за ним ничего нельзя было разглядеть, но Ник был уверен, что с другой стороны раскинулось поле. За их спинами деревья держали строй, служивший границей леса. Так далеко они еще не забирались за время своих летних похождений. Если не считать каменоломни, конечно.

Эту мысль Ник отогнал прочь. Он не желал думать про каменоломню, а потому все внимание сосредоточил на кургане. Было в нем что-то знакомое, неуловимое, как чесотка, до какой никак не дотянуться.

Они в классе про курганы индейцев не проходили, как у Линди, зато по геологии они учили про реки и ледники, изрезывающие землю. А тут что-то другое. Умышленное. Типа кто-то их сотворил. Меняя облик земли, хотя Ник не мог вообразить, зачем. Склонив голову набок, он так прищурил глаза, что наполовину закрыл их.

В голову закралась какая-то жужжащая уверенность: за тем курганом другие горные цепи шрамами корежат землю. Концентрические кольца. Проход. Пересекающий землю взад-вперед. Наглухо стянутый стежками.

У Ника перехватило дыхание. Ничего не переменилось. Он с места не двинулся. А все равно трава полегла. Ветер волнами прокатился по открытому полю, где земля вздымалась волна за волной. Будто ступени. Будто дорожка к каменоломне. На поле не было деревьев, чтобы утаиться от неба. Глаза, что ловит его. Но если он поставит ногу вон туда и будет шагать…

– Ник! – голос Вэл вернул его обратно.

Ник увидел, что стоит с поднятой ногой. Он опустил ее, щеки его пылали.

– Ты идешь? – В голосе Деб слышалась какая-то язвительность.

– Идешь куда? – У Ника живот подвело: понял, что упустил какую-то ключевую деталь самого последнего каверзного плана Деб. Если они собирались куда-то и то была идея Деб, то обязательно оказались бы в беде.

– Говорила ж тебе, что он не слушает. – Линди пхнула Вэл локтем в бок.

– Смотреть на людоедов. – Деб закатила глаза. – Они живут в той старой лачуге в лесу, как я говорила.

Не ожидая остальных, Деб отвернулась и пошагала прочь. Синдром среднего ребенка (так это называли родители Ника, когда считали, что они с Вэл не слышат). Он делал Деб атаманом шайки: слишком громогласна, слишком дерзка, сперва прыгает, а куда, смотрит потом. Вот как на днях, в каменоломне, когда она едва не столкнула Эрика во тьму и…

– Вот она, – прошептала Деб.

Ник едва не врезался в нее. Когда он сам-то зашагал? Ник глянул через плечо. Насколько хватало взгляда, позади тянулись деревья, вспучившуюся курганом землю не было видно вовсе.

– Там. – Деб слегка ткнула его в плечо, и он посмотрел, куда она указывала. Два строеньица, оба только что не труха, стояли меж деревьев: лачуга с сарайчиком за ней. Только печная труба, выходившая из жестяной крыши лачуги, отличила ее как место, где могли бы жить люди.

– Это вправду людоеды? – Эрик прижался к боку Линди, пальцы его лезли в рот, глаза широко распахнуты. Мальцу только-только исполнилось пять лет, и, хотя по возрасту он должен бы уже давным-давно отвыкнуть, все ж привычка брала свое: он еще совал пальцы в рот, когда ему нужно было чем-то утешиться.

– Ник пойдет посмотреть. – Деб подтолкнула его в поясницу.

– Я?! – Ник дернулся вперед, голос у него сорвался.

– Ну да. – Деб усмехнулась. – Что, слабо? Смелей давай. Подойди к окну и загляни.

Ник глянул на сестру, но Вэл нарочно не смотрела на него, вид делала, что разглядывает сорванный кусочек кожи у ногтя большого пальца. Он оглянулся на Эрика, и ему пришло в голову, что за весь день он ни разу не услышал нытья своего малыша-кузена – ни его просьбы поесть, ни жалобы, что он без своих комиксов скучает.

Он стал другим с тех пор, как они из каменоломни выбрались. С тех пор… Ник уставился на Эрика. Что-то извивалось у того в зрачках. Рисунок какой-то. Тропа. Спираль, ведущая внутрь и вниз.

Ник потянулся, готовый ухватить ниточку и вытянуть тропу из глаза своего двоюродного братца. Эрик отдернулся, нижняя губка у него надулась, полились слезы. Поняв, что он творит, Ник отступил. Еще раз глянул. Глаза у Эрика были его обычными серо-голубыми глазами, разве что широко раскрытыми в недоумении. Ник хотел успокоить Эрика, мол, все в порядке, но слова застряли у него в горле. Так ничего и не сказав, он развернулся и пошел к лачуге. Разок глянуть – и можно будет уходить. Они отправятся домой, и он даже даст Эрику поиграть со своими куколками из героев комиксов, неважно, что у кузена вечно пальцы липкие.

Сухие листья, шурша, похрустывали под ногами. Ник вздернул подбородок. Он чувствовал: Деб следит за ним, ждет, когда он струсит. Оглянуться он не смел.

Походка его сделалась ровной. Лес как будто расширялся и охватывал его. Он шагал по полю по ту сторону кургана под небом, что накатывалось, будто прибой. Он был глубоко под землей, идя по тропе, что спиралью уходила все ниже и ниже. Было что-то особенное в том, как он вышагивал: барабанная дробь его шагов словно убаюкивала, успокаивала землю. Стежками наглухо сшивала ее.

Ник остановился, едва не уткнувшись в лачугу. Он едва не глянул через плечо посмотреть, много ли он прошел, но тут же вспомнил: Деб за ним следит. Глубоко вздохнул, внимательнее всмотрелся в лачугу. Окна в ней были грязны, слякотные дожди годами молотили по ним, а дочиста их не мыли никогда. Всего разок глянуть – и им можно уходить. Приставив согнутые ладошки к глазам, он прижался лицом к окну.

Тени внутри лачуги, спутанные в клубок, расступились. В середине на полу сидела маленькая девочка, смотревшая в сторону от него. Пустая катушка из-под ниток катилась мимо ее колена. Ник почти слышал, как тарахтела она по голым доскам пола. Оглушающе. Куда громче, чем должна бы. А сквозь эту какофонию…

Что происходит.

Слова карабкались в него, крохотные шептульки, они требовали впустить их.

Женщину он не видел, пока та не ринулась на пол, подхватила девочку на руки и неестественно быстро не метнулась к окну. Шлепнула ладонью по стеклу, развела губы, выставляя окровавленные зубы. Ник сглотнул крик и отпрянул, свалившись назад.

Он больно ударился о землю, и небо закачалось над ним, заходили ходуном какие-то странные скрещенные ветки. Стежки натужно расходились, раскрылся белый глаз, воззрился на него. Из сарая позади лачуги донесся жуткий звук. Звук, в каком мешались ржавчина и камень. Скрежещущий и влажный. Голодный и нечеловеческий. Ник вскочил и понесся к сестре и двоюродным.

– Бегите! – кричал он.

Ник подошвами колошматил по листьям, ноги его выбивали дробь по коже земли. Земля барабанила в ответ: сердце билось как сумасшедшее. Рев из сарая становился громче, теперь его сопровождал лязг цепей. Ник оглянулся, хотя понимал: не надо.

Женщина стояла на полпути от лачуги к сараю, паучьи свои руки она обвила вокруг девочки, крепко прижимая ее к себе. Ник вопреки самому себе замедлил шаг. Все разумное в нем вопило: убегай, убегай, быстрее. Что-то было не так с кожей женщины. Швы. Неровные линии черных ниток покрывали ее руки до плеч. Ее щеки. Ладони. Каждую часть тела, которую можно было увидеть. Плотная штопка. Перевязка. Затяжка раны. Сшивка чего-то широко разошедшегося и ужасного.

Рубцы дернулись. Кожа женщины натянулась, нитки врезались, когда еще один крик вырвался из сарая, сотрясая землю. Выражение боли исказило ее лицо, и женщина закрыла глаза. Ник встал. Он не хотел останавливаться. Словно околдованный, повернулся и уже ногу поднял, чтоб шагнуть назад – к женщине и маленькой девочке.

Позади Вэл выкрикивала его имя. Только небо, земля и ущелье – все они кричали громче. Ему кричали. Кричали в один голос с чем бы то ни было в сарае.

Ник был готов вплести свой голос в этот гам, но земля вспучилась, бросив его лицом прямо в грязь. Он перекатился, пытаясь глотнуть воздуха. Желудок его ворчал. Нику хотелось наполнить его чем-нибудь. Или что-то хотело наполнить его самого. Он раскрыл рот, чтобы… чтобы что?

С жутким стоном одно из деревьев опрокинулось. Корни выворотило из земли, и Ник вскинул руки, закрывая лицо. Земля содрогнулась от удара. Ник открыл глаза. Новая паника вселилась в него, заставив вскочить на ноги. Бежавший Эрик тоже остановился.

– Эрик! – Ник никак не мог поспеть.

Широко раскрытые глаза Эрика полнились слезами, но он стоял не двигаясь. Позади него воздух сгущался, все больше темнел. Пальцы Эрика поползли в рот, влезли туда, чтоб он мог их сосать, но в остальном малыш был недвижим.

– Эрик! – опять крикнул Ник, но лес – зловеще молчащий теперь – проглотил его крик.

Еще раньше Эрика разглядел голубой глаз на дне каменоломни. Эрик с Ником, припадая к земле, в темноте пробрались по неровному тоннелю, пробитому в камне. Что-то дыхнуло в них из-под земли. На вкус пробовало. И теперь оно их знало.

Ник стремительно взвился.

Слишком поздно. Пальцы его схватили пустой воздух. Земля раскрыла пасть, и Эрик упал в нее. Ник ударил по земле, перевернулся на живот, зыбко балансируя на краю дыры. Вглубь она уходила глубже, чем должна бы. Влага, горячий воздух пронеслись мимо него. Эрика нигде не было видно.

– Эрик!

Дыра скрутила выкрик Ника и вышвырнула его обратно. Грязь заскользила, пытаясь утянуть Ника за собой. Он стремглав дал деру. Ему не было видно Эрика, он не слышал его. Ни даже хныканья.

Дрожа, Ник отползал подальше от дыры. Он позовет взрослых, пожарных, кого-нибудь, всех. Он не убегал. Не оставлял Эрика одного. Он вернется за ним. Вернется. Слов этих (повторяемых, пока он пробирался через лес, задыхаясь, размазывая слезы по лицу) почти хватало, чтоб отрешиться от преследовавшего его мокрого чавканья за спиной.

Ник сидел за кухонным столом родителей. Прошло три месяца, как его мать умерла от рака, примерно в то же время, когда и завершился развод, все полетело в совершенные тартарары. Пять лет прошло, как от той же болезни скончался его отец, но для Ника он так и оставался их домом и никак иначе… не хватало лишь смеха матери, запаха знаменитого отцовского «острого на все пять» чили. Завтра он начнет разбираться, решать, что оставить, а что выбросить, прежде чем они с Вэл выставят дом на продажу. Затем он и был тут, в конце концов. Не бежал от развода, или тупика в работе и пустого жилья, или от того факта, что жизнь его свелась к ничему.

Из стопки перед собой Ник вытащил фотоальбом. Приехав обратно домой на похороны матери, он ощутил острое чувство утраты, зато понимал, что это была за утрата. Теперь же он чувствовал себя неловко. Чего-то не хватало, а вот чего, на это он указать не смог бы. Эрик. Имя уже прочно держалось в памяти, нытьем отдавалось. Но даже это как-то боком выходило. Вэл не помнила их самого младшего из двоюродных. Почему? У него духу не хватало связываться с Деб или Линди, сестрами Эрика. А ну как и они тоже не помнят его?

Он раскрыл альбом. Даже когда мир перешел на цифру, его мать настаивала на печатании всех фото, упрятывая моменты их жизней за прозрачным пластиком. Пиво из холодильника, что он припас вместе с самым необходимым: молоком, мясной нарезкой, приправами, – исходило испариной у него под рукой. Мелькали фрагменты его жизни. Барбекю на заднем дворике; празднование седьмого дня рождения; окончание школы Вэл; годовщина свадьбы их родителей; Вэл, Деб и Линди ведут в палисаднике нешуточное сражение шарами, наполненными водой. На каждой карточке, в каждом альбоме присутствовало семейство, но Эрика не было.

И неважно, как далеко Ник залезал в прошлое или как близко оказывался к концу альбомов. Эрика будто бы стерло начисто. Вырезало из мира сего, заменило на голодные пасти и содрогающуюся землю. И Ник остался единственным, кто помнил. Ведь он-то видел тьму и ею, значит, был видим? Ведь тьма дыхнула на него и его запомнила. Ведь он по-прежнему оставался там, он не ушел. Он был с Эриком, все еще карабкался в пасть невесть чего, что пробовало их на вкус, неважно, сколько с тех пор времени прошло.

Ник пытался отделаться от этих мыслей, но они не уходили. Каменоломня. Лачуга в лесу. Женщина со швами на коже и ее малышка. Эрик. Все это как-то складывалось. А может быть, и нет, и Ник был тем, кто как раз не встраивался.

Может быть, у него были всего две двоюродных сестры, одна, кто выросла и стала врачом, другая – адвокатом. Может быть, у него были только они да сестра, кто теперь у шерифа в заместителях.

Может быть, Ник и вовсе выдумал Эрика из желания, чтоб кто-нибудь обратил на него внимание. Кто-то, кому он нужен. Профессии Вэл, Деб и Линди все крутились вокруг того, чтобы помогать людям. А у него что? Развод. Говенная, помятая машина. Паршивая работа на складе. Голова, забитая воспоминаниями, каких нет больше ни у кого: Эрик и деревья, что росли как-то сикось-накось. Женщина, покрытая рубцами, и земля, покрытая шрамами.

– Твою мать! – Ник закрыл альбом, вжал утолщения ладоней в глаза, стараясь унять боль в затылке.

С пивом в руке вышел на заднее крыльцо. Отцовский старый мощный полицейский фонарь стоял на перилах, словно отец должен с минуты на минуту вернуться. Ник направил его луч на стоявшие стеной по границе дворика деревья.

В свете стволы их казались плоскими: строгие серые линии, нанесенные на ночь. Дыхание перехватило: среди деревьев стоял человек, маленький и бледный. Ребенок, ростом Эрику под стать. Ник махом отвел фонарь в сторону, отчего тени сделали прыжок. Ничего. Ничего, кроме промежутка между деревьями, немного большего, чем остальные. Начало тропинки, по какой они с Вэл и своими двоюродными пускались в летние походы. Ожидает.

«Тут слишком высоко». Эрик стоял на верхней ступени, ведшей вниз к каменоломне, кожа его начала розоветь, глаза делались большими: того и гляди заплачет.

Девчонки уже ушли вперед. Ник мельком подумал, а не оставить ли двоюродного братца тут, ведь, коли он поможет ему стащиться по ступеням вниз, так придется опять тащить его вверх, когда домой пойдут. Вздохнув, Ник поправил лямку на своем рюкзачке.

«Я тебе помогу».

Ходить сюда им было нельзя. Самое меньшее, будет взбучка от родителей, если только кто-нибудь из других обеспокоенных взрослых не поймает их раньше. Ник сказал про это до того, как они отправились, только уж если Деб вбила себе что-то в башку, то отказывалась от этого она редко.

Снизу донесся всплеск, когда кто-то из девочек бросил камешек по воде, заполнявшей дно каменоломни. У воды был зловещий голубой цвет, как у глаза, что следил за Ником, пока он ступенька за ступенькой помогал Эрику спускаться. Какая-то неясная фигура мелькала, кольцами сворачиваясь под непроницаемой поверхностью. Ник едва не оступился. Камешки посыпались у него из-под подошвы.

«Поторапливайтесь!» – Вэл прикрыла ладонью глаза, глядя на него.

Ник моргнул. Не было ничего под поверхностью воды, одна лишь бесконечная голубизна, довольно неспокойная.

К тому времени, когда они добрались до дна, у Ника руки ломило: тащить Эрика на себе было нелегко. Девчонки ушли от воды, их внимание привлекло что-то на слой повыше выбивающей слезы из глаз голубизны. Не обращая внимания на дрожавшие мышцы, Ник тащил Эрика и ковылял рядом с ними.

«Что это, по-твоему, такое?» – спросила Вэл.

«Это тоннель. Прикинь!» Деб подобрала камень и отвела назад кисть, чтоб бросить камень в темень.

«Постой!» – Ник схватил ее за руку.

Деб обернулась, рот ее недовольно скривился, но скоро расплылся в глуповатой ухмылке, уж больно сильная тревога слышалась в голосе Ника. Он отпустил ее руку, недоумевая, зачем вообще остановил Деб. Неловкость не исчезла и пока он хорошенько осматривал тоннель высотой всего по бедро, уходивший в глубь скалы. Солнце светило ярко, но Ник не мог разглядеть ничего за пределами нескольких дюймов за входом. По телу его побежали мурашки. Он пытался не обращать на это внимания, но холодом ему обдало всю спину, и Ник подавил порыв резко обернуться и глянуть, не следит ли кто за ними.

«Давайте сначала поедим, потом можем и разведать».

Ник потянулся к рюкзачку, надеясь, что Деб забудет про эту дырку, пока они прикончат приготовленные бутерброды. Ухмылка Деб перешла в усмешку. Она вновь сделала замах кистью и, намеренно поймав взгляд Ника, запулила камнем. У Ника горло перехватило, он подавился звуком и не сумел расслышать, долетело обратно эхо или нет. Деб, недовольная результатом, насупилась.

«Эй, Эрик. Ты должен это проверить», – Деб ухватила своего маленького братишку за плечи, толкая его к этой дыре.

«Не хочу!» – Эрик уперся каблуками в землю, спиной прижимаясь к сестре.

«Оставь его». – Ник потянулся к Деб, но та увернулась.

«Он один тут такой маленький, что пролезет». – Деб еще сильнее стала пихать Эрика.

Кроссовки Эрика скользили, не находя опоры. Ник, видевший, что мальчик готов зареветь во все горло, бросил взгляд на Линди, надеясь, что та вмешается. Линди же лишь плечами повела. Хоть она и была самой старшей, но вожаком у них была Деб. Так было всегда.

«Пошел!» – Деб в последний раз пхнула Эрика, тот упал на четвереньки.

Вместо того, чтоб ревом разразиться, как ожидал Ник, Эрик, упав на землю, лишь пыхнул, едва всколыхнув воздух. Деб отступила назад, готовая рвануть, если что-то и в самом деле выползло, чтобы схватить ее брата. Но ничего не выползло. Слышалось только пыхтящее дыхание Эрика. Потом еще какое-то пыхтение, будто в ответ что-то задышало на него.

На миг Ник застыл, потом бросился вперед и обхватил Эрика за талию. Земля тряслась. Дыхание накатывалось из темноты, теплое и влажное. Ник пополз назад, таща за собою Эрика. Дыхание липло к коже, оставляя на нем свою метку. Из конца тоннеля долетел какой-то грохочущий скрежет, что-то невообразимо огромное закрутилось в его сонной тьме. Голодной тьме. Жадной, нуждающейся тьме, идущей от начала времен.

Эрик пронзительно вскрикнул, когда Ник дернул его назад. Вскрик этот наконец-то вывел из столбняка Линди, и та двинулась на помощь маленькому братику.

«Смотри, что ты наделала, – резко бросила Линди Деб, сильно краснея. – Он обмочился».

Линди одной рукой ухватила Эрика за руку, а другую вскинула, будто собиралась Деб шлепнуть. Рассерженная, Линди круто развернулась, таща за собою Эрика. Через какое-то время Вэл с Деб последовали за ней, на лице Деб если и можно было что-то заметить, так только легкую досаду.

Ник смотрел, как они кругами взбирались вверх по тропе. Его охватило то же самое головокружительное ощущение, что и на вершине каменоломни. Только теперь небо взирало вниз, а омут вверх, Ник же оказывался в западне между ними, захваченный нескончаемым пристальным взглядом.

Он пошатнулся, одолевая ощущение того, что падает вперед. Бросив в последний раз взгляд на дыру, он поспешил за сестрой и двоюродными. Тоннель был слишком уж нарочитым, чтоб образоваться естественным путем. Что-то воткнуло его туда. И он был голодным.

– Что тебе известно про историю ущелья? – Ник крутил в руках полупустую бутылку пива.

– Ты о чем? – Вэл оторвалась от своего пива.

Шум от телевизора приглушенно долетал из дальней стороны комнаты, где племянники Ника сидели на диване, разделявшем ее по свободной планировке Вэл. Нику было слышно, как на кухне муж Вэл загружает в посудомойку тарелки после ужина.

– Знаешь, типа, что тут было до того, как появился город. – Ник пожал плечами, стараясь увернуться от бдительного взгляда Вэл.

– У деда были книжки по местной истории, они, наверное, до сих пор лежат на чердаке дома мамы и отца. А что?

Не успел Ник и попытаться дать хоть какое-то разумное объяснение, голос старшего из его племянников перекрыл звук телевизора:

– Ведьма в швах! Ведьма в швах!

– Мам! – голос Джоуи перекрыл выкрики брата. – Скажи ему, пусть перестанет.

Вэл, вздохнув, поднялась.

– Хватит вам обоим. Время спать.

– Но, мам…

– Никаких но. В постель. Мигом.

Мальчишки неохотно выключили телевизор, шаркая ногами, потащились по коридору к себе в комнату.

– Что за ведьма в швах? – напрягся Ник, но не смог удержаться от вопроса.

– Кошмар полиции, уже успевший стать местной легендой. – Вэл сделала долгий глоток пива, вернувшись на свое место. – Месяцев шесть назад нам сообщили о теле женщины, брошенном на обочине шоссе. Прямо по дороге в город.

Ник вздрогнул, припомнив виденную груду тряпья. Груда по форме напоминала тело. Но, конечно же, ничего там не было. Вэл продолжила:

– Тебе ж ущелье известно. Тут страшнее штрафа за превышение скорости ничего не случается. – Вэл несколько раз крутанула онемевшими плечами.

Если не считать того, что земля пасть разевает, чтоб сглотнуть целиком его двоюродного брата. Ник рта не раскрывал.

– Мы заподозрили что-то зловредное, но коронер дал заключение: паралич сердца. Наша лучшая версия та, что она пыталась выйти пешком из города и свалилась там, где ее обнаружили.

Вэл подняла руку, словно бы Ник собирался перебить ее, хотя у того губы были плотно сжаты. Под столом он сцепил руки вместе, отгоняя желание взглянуть в окно и увидеть маленькую бледную фигурку наблюдающего за ними их кузена.

– Дальше – больше, – продолжала Вэл. – У нее не оказалось никаких документов, и никто не явился востребовать тело. Поиски по картотекам стоматологов и отпечаткам пальцев закончились ничем, словно бы она совершенно невесть где жила. Даже одежда на ней, по виду, была домотканой. – Вэл глянула в сторону коридора, ушли ли к себе в спальню сыновья, и только потом продолжила: – У нас в управлении парнишка есть, в приемной работает, Бен Элмер, только-только из колледжа. Хороший парнишка и дело знает, только малость на тайнах да умыслах помешан. Так он вовсю клянется, что женщина эта непременно Аннабель Мэй, та девчушка, что пропала вместе со всей семьей еще в 1950-х, когда ей шесть лет было. Носился тут такой безумный слух про людоедов, про культовые обряды каких-то «Смотрителей голодающего» или еще какую чепуху в том же роде.

Вэл отпила еще пива, лицо ее при этом сделалось унылым или расстроенным. Ник не сводил с нее глаз. Когда Вэл упоминала людоедов или лес, в глазах ее не было даже проблеска узнавания. Словно бы весь тот день, все то лето стерлись в ее памяти вместе с Эриком. Ника пробил страх. Как могло статься, что он единственный, кто помнит?

– Женщине этой было, наверное, слегка за шестьдесят, так что по времени совпадало бы. – Вэл тронула краешек этикетки на пивной бутылке. – Все это такая старина. Вот только я порой думаю. Она… Тело ее было сплошь покрыто швами. Не медицинскими стежками. Похоже было на какой-то ненормальный вид самоистязания. На ритуальный обряд какой-то. Может, в конце концов, что-то и есть в теории Бена, только Аннабель Мэй была довольно юной, когда пропала, о ней в наших базах ничего нет. Можно только гадать. Вот теперь дети и пугают друг друга ведьмой в швах.

Ник едва не опрокинул бутылку с пивом, поймав ее на лету.

– Слышь, ты в порядке? – Вэл постучала по столу, привлекая его внимание, и Ник, испуганно вздрогнув, поднял взгляд. – Вид у тебя, будто ты призрак увидел.

Женщину со швами на коже. Ту женщину из лачуги. Тело на обочине дороги.

– Извини, – Ник тряхнул головой, вставая. – В любом разе, мне, наверное, пора двигать. Спасибо за ужин.

– В любое время рады. – Вэл нахмурилась. Она смотрела на него так, будто он в любую минуту может разлететься во все стороны.

А может, так оно и было. Швы начинали расползаться. Он чувствовал их: тянутся, ослабляются, высвобождаются. Ущелье было раной, которую не заживить, и тьма у нее под кожей лишь поджидала, когда вырваться на свободу.

Ник потянул за шнур, затопив светом весь чердак. Ему было неловко, что он ушел от Вэл так поспешно. Он мог бы попробовать рассказать ей правду, но что-то в закоулках сознания настаивало: она не поймет. Вэл не помнила Эрика. Она никогда не слышала, как воет земля, не чувствовала, чтобы небо взирало на нее своим беспощадным оком.

Узенький проход вился между грудами коробок. Где-то тут лежали книги деда, о которых говорила Вэл. Было уже за полночь. Ему бы сейчас спать. От усталости в голове где-то за глазами что-то нескончаемо тренькало. В то же время контрапунктом ему вторили натянутые струны напряжения. Как он ни устал, а спать ему, видимо, не придется вовсе.

Внимание. Сосредоточься. Он двигался между коробками. Если бы он не обращал внимания, возможно, ему бы…

Мир накренился. Отвергая пределы чердака, тропка у него под ногами по спирали уходила вовнутрь. Вниз в каменоломню, вниз к голубому оку в выемке камня. Вниз между деревьев и вознесшихся курганов земли, неуемное желание зудело ему вслед из-под земли, шаг за шагом едва сдерживали его. Он шагал по ране, стежками зашивая ее наглухо.

Небо раскрылось над ним. Вместо груд коробок земные курганы направляли его шаги. Ветер свистел над головой, словно сокрушительные волны. Прибой, лавиной уходящий глубоко под землю.

«Король идет к себе в замок. Король идет в лощину».

Ник ткнулся подбородком в коробку. Лишь ударившись об пол чердака, стоя на четвереньках с прикушенным языком, он сообразил, что разговаривал вслух. Откуда выскочили эти слова? Чепуха, явившаяся откуда-то из самого его нутра, а воспринимается как правда. Пиво, которое он прихватил на чердак, разбрызгивало пену, пока бутылка каталась по полу и не уткнулась в коробку, на которой заботливой маминой рукой было выведено: «Книги папы».

Это было до того абсурдно, что у него вырвался смешок, удивительно отскочивший от стен. Звук пресекся почти сразу же, как возник. В животе у Ника урчало. Он схватил из коробки стопку книг и, пошатываясь, сошел по узенькой чердачной лесенке. Крыша могла слететь в любой момент, не оставив ничего между ним и небом.

Ник уселся за кухонным столом со свежим пивом. Попивал, листая дедовы книги, пока внимание его не привлек раздел, написанный человеком, кто работал в бригаде, углублявшей каменоломню.

Ник, вздрогнув, проснулся, во рту стоял кислый привкус. Он не помнил, как уснул, в особенности как уснул, неловко свернувшись калачиком на диване рядом с кучей книг. В щель между шторами ему было видно, что небо еще только-только начинало светлеть. Ему снилось, как он бесконечно спускался по ступеням в каменоломню, и остатки сна все еще не отпускали его.

Он поставил вариться кофе. Когда тот был готов, Ник вышел с кружкой на заднее крыльцо. Холод сочился от досок, добираясь до его босых ног, пока он оглядывал деревья. Клубился туман, погружая лес во мглу и создавая иллюзию, будто меж стволов деревьев движется какая-то тень. Фигура с ребенка ростом проползала низко к земле, играя в прятки. Ник опомнился, уткнувшись в перила, еще бы шаг, и на траву ступил бы. Кофе выплеснулся ему на руку.

Может, получше был бы вопрос: что произошло бы, если б он расползся? Потому как именно это и происходило. Или уже произошло. Мелани, его работа, его квартира, все, что он оставил позади, – все то было временным. Он все время возвращался сюда.

«Король идет к себе в замок. Король шагает путем голодным. Король пожирает тьму, и король поглощен».

Слова звучали монотонно, но Ник узнавал собственный голос. Горло болело, чувствовался вкус крови. Ногам его не терпелось шагать, «Голодный Путь» манил его.

Ник обратился спиной к лесу и вошел в дом. Выплеснул остатки кофе в раковину, потом прошел в спальню, натянул джинсы, теплую фланелевую рубашку и толстые шерстяные носки. Рассовал по карманам вещи, какие ему, наверное, и нужны не были: фонарик, коробок спичек, батончик мюсли, бутылочку воды. Телефон оставил дома. Последнее, что он взял, это старое отцовское мачете, все еще острое. Им можно бы путь расчистить, хотя Ник предполагал, что дорога, по большей части, окажется чистой, ждет его не дождется.

Небо унылой серостью проглядывало между аккуратными, ровными стежками деревьев. Выступил легкий пот, когда Ник помахал мачете, не столько кустарник порубить, сколько нервные пары выпустить. Быстрее, чем Ник ожидал, он дошел до поваленного дерева, того поваленного дерева. Он был уверен, что оно то самое. Земля комьями висела на вывороченных корнях. Нику вдруг очень захотелось калачиком свернуться в их тени. Закопаться прямо там. Темнота будет овевать его своим теплым и влажным дыханием.

Он продолжал шагать. Ветви беспокойно раскачивались, ветер усмирял их обратными, как при отливе, порывами. Но ветер всего лишь по небу метался, затрагивая верхушки деревьев. Внизу же все было тихо. Даже насекомые не стрекотали.

Ник резко остановился. Лачуга стояла там же, между деревьями. Ноги сами провели его через лабиринт, через дебри. Король, он в свой замок идет. Король идет домой.

Краем глаза он уловил какое-то движение. Ник повернулся и увидел Эрика, бегавшего босым среди деревьев. Вот пропал за лачугой, и земля вздрогнула. Голодный, скрежещущий звук, как тот, какой он слышал много лет назад, и все деревья вроде сразу же склонились к нему, даром что стояли совершенно неподвижно.

Часть крыши лачуги обвалилась и была по-новому залатана. Не так давно, по всему судя: жесть еще не успела заржаветь. Ведьма в швах. Аннабель Мэй, или кто б она ни была. Она мертва. Вэл рассказала ему. Да и сам Ник видел ее тело или, по крайности, его вторичное отображение, мозг его уже начал распускаться, стоило ему оказаться в ущелье. Жил ли в лачуге кто-то другой? Ник подошел поближе. Достаточно близко, чтоб различить неровные тени за грязными окнами.

– Не дрейфь, – бормотал Ник. – Наберись смелости.

Вцепившись в ручку мачете, Ник выгнул свободную ладонь и прижался лицом к стеклу. Наполовину он ожидал увидеть маленькую девочку, пустую катушку из-под ниток, катящуюся мимо ее колена. Нет. Спиной к нему у грубо сколоченного деревянного стола стояла какая-то женщина. Она взяла со стола нож и сунула его в карман юбки, по виду домотканой. Рукава у женщины были закатаны, открывая неровные швы на ее коже.

Женщина повернулась. Ник присел, прижался к стене лачуги под окном. Не могла эта быть той самой женщиной. Та умерла. На коже у этой швов меньше, больше чистого места меж рубцов. Он вспоминал маленькую девочку, игравшую пустой катушкой, то, как подхватила ее мать на свои ужасные руки. Узоры из рубцов, спирально уходящие вниз, в голодную тьму. «Смотрители Голодающего». Так ведь называла их Вэл?

Ник закусил кулак, сдерживая то ли крик, то ли смех, то ли рыдание. Женщина в лачуге, должно быть, та маленькая девочка, выросшая и занявшая место своей матери. Может быть, точно так же, как и та женщина когда-то заняла место собственной матери много лет назад. Культ всего одной семьи, отгоняющий тьму.

За лачугой что-то взревело в сарае. Ник вскочил, собираясь бежать обратно через лес к родительскому дому. Однако ноги понесли его в другую сторону. Или лес повернулся вокруг него. Запутавшись, он едва не врезался в сарай. Как-то вышло, что лачуга теперь оказалась за ним, а он попался между двумя этими строениями. Ник с усилием выравнивал дыхание, нарочно повернувшись спиной к сараю и делая дрожащий шаг вперед. Лачуга выросла перед ним. Ужас из дурных снов: все вокруг знакомое, а он не может отыскать дорогу домой. Потерянный в лесу, пойманный в рельеф. В горле застряло сдавленное рыдание. Он прислонился к сараю. А через мгновение глаза его уже шарили по щели между досками.

Когда зрение привыкло, распутав темень настолько, что стал виден человек, свисающий с множества цепей, закинутых на крюк, вделанный в потолок. Старый, хотя о возрасте его Ник в точности судить не мог. Что-то в нем казалось невыразимо древним. Или будто бы тело его было иллюзией и хранило внутри нечто куда более древнее. Руки человека были болезненно вытянуты над головой, шрамы покрывали изможденное тело между ржавеющим металлом. Человек забился, запрокидывая голову и воя.

Земля ответила, стон дрожью отозвался у Ника в ногах. Швы расходились. Ник чувствовал, как лопались нитки, земля раскрывалась с чавкающим звуком.

Человек на цепях замер. Ник крепче прижался к сараю. Человек мотал головой, один его глаз вращался в черепе, словно низкая, заболевшая луна, свет которой пригвождал Ника к месту. Мир сузился. Ветер перекатывался через него гладкой волной. Спиральная тропа вела его к голубому оку на дне каменоломни, песчинке во взоре чего-то огромного и непостижимого.

В глубине сарая со скрипом открылась дверь. Свет потоком хлынул внутрь сарая, когда туда вошла женщина со швами. Мачете выскочило у Ника из ладони, глухо стукнувшись об усыпанную листвой землю. Его опасение, что стук привлечет внимание, было напрасным: весь шум высосало из мира, кроме того, что имелся внутри самого сарая.

Шаркали шаги женщины, шедшей к человеку в цепях и достававшей нож из кармана юбки. Ник с ужасом смотрел, как приставила она нож к телу висевшего на цепях (к редкому пятну кожи между петлями ржавых цепей) и срезала его одной длинной полоской. Человек откинул голову, открыл рот, показывая кривые зубы, которые, казалось, кто-то нарочно искрошил. Крик его был совершенно нечеловеческим. В крике этом Нику слышалось то, что таила тьма: голод и желание прижаться к коже мира.

На минуту он и увидел это. Не человека, закованного в цепи в сарае, а всеохватную взбаламученную тьму, заключенную в человеческую плоть. Она билась, распирая землю и кости. Всеобъемлющая и невозможная, проникающая повсюду под землей, вокруг земли. Глухая темень меж звездами. Переплетение корней. Океан. Утроба, какую держат взаперти хиленькие ниточки. Человек, что отправился в лес пожирать тьму. Король в своем замке.

Человек в цепях вновь стал всего лишь человеком, когда женщина в швах, склонив голову набок, опустила полоску плоти себе в рот. Ника замутило, он ощутил, как срезанное скользит по его собственному горлу. Жуя и заглатывая, женщина достала иголку и катушку ниток из того же кармана, что и нож.

Ник чувствовал блистающий кончик иглы, кожа его морщилась вокруг волочащейся нити, когда женщина тащила ее сквозь свою руку. Человек на цепях повис неподвижно. Рев ненасытного голода утих. Басовитое ворчание доносилось из-под земли. Не насытившееся, а сдерживаемое, стянутое швом внутри женщины.

Ник, шатаясь, пошел назад, в последний раз пытаясь удрать. Споткнулся, упал, ударившись о землю всем телом, из которого словно бы выбило весь воздух. Дверь сарая открылась. Хрипя, Ник перевернулся на спину, уставившись в белое небо между деревьями: око, затянутое швом, закрылось. Но было слишком поздно: оно уже увидело его.

Женщина вошла в поле его зрения. Потянулась к нему. Ник попробовал откатиться, но она не хватала его. Она протягивала свою руку – и терпеливо ждала. Ошеломленный, Ник дал ей поднять его на ноги, чувствуя, как царапают его ладонь швы на ее ладони. Кровь капельками засохла на ее коже возле свежего стежка. Кровью же был выпачкан рот женщины, но внимание Ника привлекли как раз ее глаза. Печаль. Усталость такая, какой он прежде не видывал. Она склонилась к нему и произнесла голосом до того хриплым, как будто она отвыкла говорить:

– Король умирает.

Женщина сжала руку Ника, прося понять ее. И он понял, стремительный поток наконец-то накрыл его. Он знал – с тех самых пор, когда тьма дыхнула на него. Голод до того громадный, что требовалось мир создать, чтоб было чем поживиться. Этот голод требовал от горняков и рабочих каменоломни убивать и убивать, а тела запихивать в землю. Сглотнул Эрика из мира сего. Голод, знавший Ника до самых потрохов.

Голод до того громадный, что лишь очередная пожива хоть как-то сдерживала его. Голод звал старика в сарае в лес пройти протоптанным много лет назад путем. Король в своем замке. Отец, пожирающий тьму, и вначале мать, а потом ее ребенок подъедали за ним и стягивали стежками съеденное внутри свой кожи. Разводы на земле и разводы на теле сшивали голодный путь.

– Он умирает, – повторила женщина.

Глаза ее полнились слезами, готовыми пролиться не от жалости к старику, а от жалости к себе самой, занявшей место своей матери. А может быть, еще и к Нику. Потому как кто-то должен был сдерживать тьму.

– Тебе надо поесть, – произнесла женщина.

Ник покачал головой, пытаясь высвободить руку. Ему представилось, как окровавленная плоть проскакивала ей в рот. Женщина ухватила его руку покрепче, голос ее сделался настойчивым:

– Съешь тьму.

Глаза у Ника округлились. В помещавшемся в сарае он увидел то, что им и было: голод, облаченный в человеческую кожу. А теперь эта женщина просит его стать тем же самым?

– Я не могу. – Ник опять попытался вырваться.

– Пожалуйста. – От этого слова потрясенный Ник просто замер.

Как давно доводилось ей говорить с другим человеческим существом? Она вовсе не знала иной жизни, зато Ник знал, от чего придется отказаться, какую жертву просит она его принести, выбрать. Разве только то, что она просила. Пожалуйста – не требование, мольба. Женщина вдруг резко отпустила его руку, и Ник отшатнулся назад, задохнувшись. Тьма выбрала его, но и ему тоже нужно выбрать ее. Завершить рисунок.

Он глянул через плечо. Бледный Эрик стоял меж деревьев. Ник закрыл глаза и увидел самого себя на дне каменоломни, пойманного в голубое око чего-то бесконечного и непостижимого. Увидел самого себя и Эрика, детей, сбившихся в кучу в пасти земли и чувствующих ее дыхание. Ужас, пережитый тогда, тысячекратно разросся, готовый целый свет пожрать. Вот то-то и произойдет, если тьму не сдержать.

Ник открыл глаза. Женщина со швами на коже продолжала смотреть на него. Все пустоты в своей жизни: Мелани, говенная его работа – теперь он мог бы, наконец, заполнить чем-то стоящим. Он мог бы искупить то, что не сумел уберечь Эрика все эти годы тому назад. Искупить это ради Вэл, ради своих племянников и их детей, кому предстоит идти по жизни через много лет.

Голод сидел у него в желудке, терзая его. Женщина в швах вновь взяла его за руку, теплая ладонь прижалась к его собственной. Желудок урчал. Он уже взялся за дело. Ник сосредоточился на пространстве, позволяя тому раздвинуться, чтобы места хватило удержать тьму внутри.

– Да, – произнес он.

Горло свело, и больше никаким словам проскочить не удалось. Ник шагнул в сторону сарая, женщина в швах пошла рядом, а бледный призрак Эрика – за ними следом.